Кошерный секс: евреи и секс 12 страница

Огромное число литераторов начали симпатизировать евреям или, во всяком случае, умерили свой антисемитизм после того, как у них появились еврейские жены или любовницы. Рахиль Левин встретилась с Гете в начале его жизненного пути; другая еврейка, Беттина фон Брентано, в конце. В промежутке между ними он был влюблен в одну из двух дочерей банкира Мейера. В противоположность большинству немецких писателей того времени он относился к евреям более или менее терпимо. Знаменитый философ Шлегель женился на дочери Моисея Мендельсона; несмотря на то, что именно ему принадлежит определение «ариец», он был чрезвычайно благосклонен к евреям. Томас Манн не был израильтянином, но был женат на еврейке по фамилии Прингсхейм. В трех из наиболее значительных его романов евреи выставлены в благоприятном свете; оказавшись в вынужденном изгнании, он выражал свой протест против расовых преследований в передачах Би-би-си. Толстой также был женат на еврейке и, хоть и воздержался от открытых выступлений против погромов, все же не проявлял ни малейшего антисемитизма: явление исключительное в среде современных ему русских литераторов. Сегодня мы знаем еще одного великого славянина, настроенного явно просемитски: это физик Андрей Сахаров, вступивший в нежный союз с полуеврейкой.

Наличие у Мопассана, в некоторых сочинениях проявлявшего себя ярым юдофобом, еврейских любовниц объясняет то обстоятельство, что иногда он высказывался как юдофил; писателя постоянно раздирали противоречивые чувства. В 1881 году он изображал в «Под солнцем», как алжирские евреи сидят «в грязных лачугах, заплывшие жиром»[717]. Дрюмон просто захлебывался от восторга[718], читая эти строки. Тем не менее многие еврейки из высшего общества становились любовницами Мопассана, в том числе Женевьева Штраус, вдова Визе (только она навещала писателя во время его отвратительного помешательства), и Мария Кан, которой он написал около 1 200 писем. Эту иудейскую коллекцию должны были пополнить проститутки того же происхождения, чтобы в результате появился портрет еврейки Рашели в «Мадемуазель Фифи» — единственной обитательницы дома терпимости, которая ответила на антифранцузские выпады прусского офицера и убила его, уподобившись библейской героине.

В 1894 году появилась «Жена Клода», принадлежащая перу Александра Дюма-сына; в этой пьесе израильтянин Даниэль провозглашал право евреев на воссоздание их древней родины. Т.Герцль, который в то время был корреспондентом венской газеты «Нойе фрайе пресс» в Париже, раскритиковал эту идею, но ему пришлось вернуться к ней год спустя, во время дела Дрейфуса. Дюма-сын знал еврейских любовниц отца — Рашель, Аду Менкен и Анну Бауэр, последняя даже подарила ему единокровного брата-еврея, Анри Бауэра. Возможно, именно это отцовское окружение, состоявшее из возлюбленных-израильтянок, сыграло некоторую роль в становлении его просемитизма и в конечном счете привело к появлению идеи создания Израильского государства.

Женевьева Штраус была, кроме того, любовницей Поля Бурже: этот ультраконсерватор кидался из одной крайности в другую — от юдофобства переходил к юдофильству и даже создал в своем романе «Этап» идеализированный портрет еврея. Стараясь разобраться в своих противоречивых чувствах, он объяснял: «Я ненавижу евреев за то, что они распяли Христа, и обожаю евреек за то, что они Его оплакали»[719]. Шарль Пеги был явным юдофилом. Встретив юную израильтянку Бланш Рафаэль, он воспылал к девушке невероятной любовью и долгое время поддерживал с ней переписку. Пеги восставал против антисемитизма в той среде и в ту эпоху, где он особенно свирепствовал[720]. Жак Маритен женился на спасшейся от погромов русской с Юга, Раисе Усмановой. Благодаря ей он проникся любовью к еврейскому народу, почитая его в качестве избранного Богом; он страстно выступал в Америке против гитлеровских расовых гонений[721]. У Ромена Роллана была связь с израильтянкой; в романе «Жан-Кристоф», как и во всем своем творчестве, писатель проявлял сочувствие к евреям и признавал их вклад в современную культуру. Жюль Ромен, женившийся на еврейке, был безоговорочным юдофилом; его жена видела причину этого в том, что «в смешанном браке преобладает еврейское влияние»[722]. Мальро также вступил в смешанный брак; наивысшее свое проявление его юдофильство обрело на плафоне Оперы, откуда он изгнал Бодри, художника, расписавшего несколько церквей, чтобы заменить его Шагалом, художником синагог. Великий негритянский певец Поль Робсон женился на еврейке и ощущал себя очень близким ее братьям; он часто пел на идиш.

Браки или связи с еврейками не всегда означали пробуждение любви к сынам Израиля. Де Бринон был женат на женщине по фамилии Франк и обратился к вишистскому правительству с просьбой избавить ее от обязанности носить желтую звезду, к неудовольствию Абетца, рекомендовавшего супругам развод[723]. Бринон добился того, что просьба его была исполнена, но его симпатии к Израилю ограничились любовью к жене.

Дрие ла Рошеля, любимчика парижских салонов, до безумия обожали еврейки; он стал мужем одной из них, Колетт Жерамек, но, вероятно, сильно разочаровался в чувствах к ней. В своем романе «Жиль» он изобразил героиню Мариам неспособной удержать мужа-христианина; он безоглядно сотрудничал с нацистами и в «Соломенных псах» выказал далеко не самое нежное отношение к Израилю. Хуари Бумедьен соединил свою жизнь с Аниссой Моссали, дочерью египтянина и швейцарской еврейки, что не помешало алжирскому президенту остаться непримиримым противником евреев.

К ПРОСЕМИТИЗМУ ПРИ ПОМОЩИ ЕВРЕЕВ

Влечение к еврейскому мужчине может, в свою очередь, порождать юдофильство среди женщин. В прежние времена мужчина, приниженный своим положением иудея, должен был компенсировать это вниманием и постоянством, которыми считали себя вправе пренебречь мужчины-арийцы. Некоторые мистики видели в обрезании помимо тех вполне земных удовольствий, которые оно обещало, напоминание о Христе. Многих ариек смущало удаление крайней плоти у Иисуса; мысль об этом начинала становиться навязчивой; в одном из своих сочинений, «Лютеции», Генрих Гейне вспоминал о швабской девушке, которая на вопрос пастора о том, каким образом Самаритянка у колодезя узнала, что Иисус был евреем, смело ответила: «По обрезанию». В образованных кругах Пруссии в начале XIX века распространилась мода на евреев, точно так же, как и во Франции времен Второй Империи. Христианки, соединившиеся с одним из сыновей Израиля, распространяли свою симпатию и на всех прочих. В Англии Джордж Элиот, подруга ученого-талмудиста Эммануила Дейча, выступила в защиту иудаизма в своем романе «Даниэль Даронда». Дизраэли, денди до мозга костей, даже на склоне лет, похоже, пристойнейшим образом обольстил королеву Викторию, одинокую и безутешную вдову. Она чрезвычайно доброжелательно относилась к его единоверцам и давала приют тем, кто бежал от царских погромов, вызывавших ее протест и возмущение.

В Соединенных Штатах две супруги знаменитых евреев, Ава Гарднер[724] и Мерилин Монро, не только выступали защитницами иудаизма, но и сами приняли эту религию. После советской революции поэт Давид Кнут поселился во Франции и стал проповедником сионизма; его жена Ариадна, христианка, дочь Скрябина и племянница Молотова, также приняла иудаизм и пламенно выступала в его защиту[725]. Бен Гурион в ранней молодости познакомился в Лондоне с юной англичанкой, мисс Дори Мей, их связь продолжалась долгие годы. До тех пор, пока Дори не умерла окруженной кошками «старой девой», она была ярой и очень активной сионисткой[726]. У каждого из двух партнеров, составляющих арийскую пару, может существовать на стороне связь с евреем, что порождает двойной филосемитизм. Именно это произошло с четой известных парижских философов, когда он завел себе подругу-сефардку, она — друга-ашкеназа.

Арийки наиболее свободных взглядов и нравов, похоже, выбирали любовников или мужей среди представителей избранного народа. Роже Пейрефитт приписывает Брижитт Бардо романы с Робером Оссеином, Сэми Фреем, Бобом Загури, Роже Вадимом: все они — дети племени Израилева. Еженедельник «Минют» изображал ее неразлучной с любовником-евреем, а в одном из парижских периодических еврейских изданий утверждалось, будто она вкладывает средства в наиболее значительную сеть израильских гостиниц; предсказывалось, что когда-нибудь «ее поклонники будут драться из-за комнат, в которых она спала»[727].

Не являются чем-то исключительным и случаи юдофилии, имеющей гомосексуальное происхождение. Во Франции существует обширная литература, где доказывается, что лиц с педерастическими наклонностями одновременно притягивают и отталкивают чувствительность и якобы женственные черты, свойственные евреям[728]. Особенно внушаемый гомосексуалист вполне мог бы перейти в иудаизм и, для того, чтобы его лучше приняли новые единоверцы, пожертвовать крайней плотью. Карлос Куччьоли, уроженец Флоренции, автор «Мемуаров царя Давида» и «Фабрицио Луппо», явный гомосексуалист, был обращен и обрезан[729].

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПОРНОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

До последнего времени евреи вроде бы ничем не отличились в области распространения порнографической литературы. Вполне вероятно, что им мешала традиционная преувеличенная стыдливость. Хотя Талмуд признает возбуждающее действие на зрителя вида совокупляющихся животных или рассматривания порнографических изображений, он же угрожает адом человеку, пустившемуся в разглагольствования похотливого толка. Эти ограничения в наше время должны были смягчиться. Уже в середине прошлого века один немецкий писатель утверждал, что в Гамбурге «евреи торгуют самыми непристойными книгами и гравюрами»; им, занимавшимся торговлей вразнос, было проще простого предлагать их покупателям наряду с фривольными альманахами или даже благочестивыми картинками[730]. Дрюмон подхватил это обвинение. По его словам, евреи возродили фаллократический культ посредством демонстрации непристойных картинок или предметов, и улица Луны с ее типографиями превратилась в еврейский рынок порнографической прессы[731].

Во Франции, как утверждает Сельтикус, «за всякой порнографией непременно стоит еврей»[732], а аббат Кубе в своем романе «Мои еврейки», вышедшем в 1909 году, писал в пастеровском духе той эпохи, что любой плевок еврея содержит бациллы порнографии. В 1934 году польский кардинал, к которому обратились с просьбой выразить протест против гитлеровских расовых гонений, ответил, что вмешается только после того, как евреи перестанут распространять коммунизм и порнографические картинки[733].

В 1921 году в Берлине журналист Гуго Беттауэр издавал еженедельник, основное содержание которого составляли неприличные рассказы; журналист был убит студентом-националистом, увидевшим в нем еврея, развращавшего молодежь[734]. Французское антисемитское издание посчитало, что он получил по заслугам. Но уже в начале 1900-х годов в Германии евреи в два раза чаще, чем не-евреи, привлекались к суду за правонарушения, связанные с распространением порнографической литературы[735]. По мнению Гитлера, еврейские литература и журналистика «распространяли мерзость по лицу человечества»[736]; на его взгляд, ответственность за девять десятых похабных сочинений следовало возложить на народ, составлявший всего лишь одну сотую долю мирового населения. Французская оккупационная пресса вторила ему. Газета «Я вас ненавижу» упрекала Ж.Кесселя в том, что он руководил изданиями «Детектив» и «Исповедь», орудиями разврата. После освобождения многие периодические издания, которыми руководили евреи, немало потрудились, чтобы привить читателю интерес и знания в области секса.

Евреев, и без того мало представленных в высокой моде, трудно обвинить в том, что они раздели современную женщину; напротив, их упрекали в том, что они активно вводили брюки в готовую женскую одежду с помощью джинсов Леви Страусса, вещи-«унисекс», способствовавшей маскулинизации молодых жительниц Запада и порождавшей легкомысленное представление о равенстве с парнями. Кроме того, джинсы, плохо совместимые с заметными гигиеническими прокладками, способствовали еще большему распространению тампонов — внутреннего орудия прогрессирующей дефлорации. В самом начале демократизации женских брюк священнослужители активно протестовали против них: кардинал Сири, епископ Генуэзский, обвинял их в том, что они изменили образ матери в представлении ребенка[737]; официальный орган Ватикана предсказывал, что, увидев слишком хорошо обрисованные формы женщин сзади, гомосексуалы-содомиты поспешат жениться[738]. В мае 1981 года в газете «Правда» за подписью советского гражданина А.Корнеева появился новый выпад против фирмы Леви Страусса: на этот раз ее обвиняли в том, что доходы от торговли джинсами идут на финансирование сионизма. Действительно, после смерти в 1902 году изобретателя джинсов Леви Страусса, израильтянина, эмигрировавшего в Калифорнию, его семья занимала ведущее положение в торговле этим товаром[739].

ЕВРЕЙСКОЕ СЕКСУАЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ ЧЕРЕЗ ПОСРЕДСТВО СЕКСОЛОГОВ

Уже в библейские времена евреи ощутили в себе склонность заниматься сексуальным просвещением. Жан-Жак Руссо в «Эмиле» назвал Библию образцом того, каким языком надо просвещать подростка, «именно потому, что обо всем там говорится простодушно». И в наши дни многие подросшие дети находят там первоначальные сведения о сексе, а то, что принято называть непристойными историями, — всего лишь недостаточно завуалированный рассказ о естественных явлениях. В Библии речь идет не о нравственных и духовных качествах любимого человека, а о его теле, запахе, голосе, возбуждающих желание. Здесь уже можно говорить о сексологии.

Подрастающего еврея уже в десятилетнем возрасте посредством чтения Талмуда посвящали в природу сексуальных отношений, и значение этого обстоятельства трудно переоценить, если, как часто случалось, мальчика рано женили. В этой книге он мог найти яркие и живописные рассказы о сексе, их увлеченно комментировали, и они помогали ему свободно рассуждать о сексуальности. Подросток пускался в бесконечные рассуждения, вычитав среди прочего у талмудического раввина Иуды рассказ о том, как Самсон в своей темнице не переставал эякулировать для того, чтобы оплодотворить бесчисленных женщин, которых приводили ему филистимляне, в надежде, что они произведут на свет детей исполинской силы[740].

В наше время эта достойная уважения традиция свободно говорить о сексе могла бы, по мнению Э.Чессера, объяснить интерес, проявляемый к сексуальному воспитанию живущими в Англии лицами еврейского происхождения[741]. Н.Хейр, другой крупный еврейский сексолог из Англии, считал, что у евреев осталось нечто от прежней свободы, с которой они говорили о сексе; они с легкостью рассказывают о своих сексуальных проблемах раввину, которому при этом не рекомендуется оставаться наедине с посетительницей, если только за ним не наблюдает находящаяся поблизости жена или секретарша[742]. Многие раввины профессионально готовятся к роли советчика в вопросах секса. Уже в Талмуде рассказывалось об одном раввине, который прятался под кроватью у женатого коллеги, чтобы получить некоторое представление о половом акте[743].

Кинси, на которого также произвела сильное впечатление та свобода, с которой американские евреи рассуждали о проблемах секса, сообщал: «Евреи говорят о вопросах пола с куда меньшей сдержанностью, чем другие мужчины, и, вероятно, именно это обстоятельство способствовало распространению легенды об их огромной сексуальной активности»[744]. Подробности, которыми изобиловали ответы евреев во время опросов Кинси, никак не соответствовали их реальной сексуальной активности.

Эта предрасположенность к обсуждению вопросов секса, видимо, и стала причиной появления огромного множества сексологов среди западных евреев. Одним из первых и наиболее влиятельных среди них стал Магнус Хиршфельд. Он опросил в Германии около 10 000 гомосексуалистов, и ценность его опросов намного выше, чем у Кинси. В 20-х годах он основал Берлинский институт сексологии, где были проведены первые операции по перемене пола и совещания по вопросам сексуального просвещения. Окруженный командой единоверцев, Хиршфельд должен был создать школу. Он предпринял попытку реабилитировать гомосексуалистов и первым ввел для них определение «третий пол». У него было весьма развитое чутье на них — может быть, даже чересчур хорошо развитое. Знаменитый немецкий сатирический журнал «Симплициссимус» поместил карикатуру, на которой были изображены два великих национальных поэта, которые на веймарском памятнике пожимают друг другу руки: Гете отдергивает свою, обращаясь к Шиллеру со словами: «Шиллер, отпустите меня, сюда идет Магнус Хиршфельд».

В своем институте, который произвел ошеломляющее впечатление на Андре Жида, Хиршфельд собрал 20 000 томов сочинений и 30 000 досье о сексуальности. Он вызвал ненависть антисемитов, на него напали на улице и бросили, посчитав мертвым[745]. Но главным, что повлияло на его судьбу, было пришествие к власти Гитлера. Одним из первых распоряжений Гитлера на посту канцлера в 1933 году стало распоряжение закрыть институт. Вскоре после этого студенты-физкультурники устроили гигантское аутодафе и сожгли книги и документы Хиршфельда, затем, поскольку не имели возможности схватить самого ученого, они пронесли его бюст в окружении горящих факелов и тоже бросили в огонь. Для того, чтобы оправдать это истребление, «Ангрифф», нацистское издание, назвало институт рассадником порока. Что же касается немецких гомосексуалистов, они решили, что их это не касается: действия нацистов были направлены против еврея, а не против них.

В 1978 году евреи-гомосексуалисты Миннеаполиса посадили в Израиле дерево в память Магнуса Хиршфельда[746]. Утрата его института была для Германии невосполнимой: именно там зародилась сексология. Америка всего лишь подхватила факел. Утрата оказалась невосполнимой и для истории нацизма: в институте хранились личные досье его вождей. По словам ближайшего сотрудника Хиршфельда Л.Ленца, «среди тех людей, которые пришли в 1933 году к власти в Германии, не было и 10% нормальных с точки зрения сексуальности»[747]. Один из пациентов повторил слова, сказанные Ремом о Гитлере: «Он был самым большим извращенцем среди нас». По мнению Ленца, именно это знание сексуальных секретов крупнейших нацистских деятелей явилось причиной поспешного и тотального уничтожения института.

Зигмунд Фрейд потряс основы представлений о сексуальности: он, с его талмудическим духом, с потребностью углублять и обсуждать проблемы, находил секс повсюду. Психоанализ стал делом рук евреев. Бернгейм из Нанси, вдохновивший Фрейда, как и Брейер, который с Анной О. наставил его на путь психоанализа, был евреем, как и все, кто помогал ему советами поначалу; исключение составлял Юнг, служивший христианским прикрытием. После первого посещения Фрейда ему показалось, что он попал в гетто[748].

Фрейд вырос в религиозной семье в Моравии. Он дал новую жизнь изучению снов; в соответствии с Талмудом[749], полным рассказов о снах пророческого значения, уже в Иерусалиме было 24 профессиональных толкователя снов. В Марракеше наблюдатель удивлялся тому, что в еврейском квартале сны были постоянным предметом обсуждения[750]. По утверждению историка медицины Глейсшеба, «Фрейду пришлось заменить свою привычную постель на более жесткую, где он спал менее глубоко, сны снились ему чаще и сновидения были более яркими». Таким образом, Фрейд открыл самый легкий путь, которым можно было проникнуть в подсознание человека[751] и выявить его сексуальную неудовлетворенность. Вероятно, Фрейд прочел также книгу «Зохар», согласно которой «всякая сердцевина, костный мозг, всякий сок и жизненная сила происходят от детородных органов».

Еврейская строгость, должно быть, порождала сексуальную неудовлетворенность, которую отыскивал ученый из Вены. В этой европейской столице евреев было очень много, особенно принадлежащих к среднему классу и к интеллектуальным кругам, поставлявшим Фрейду его пациентов. Его собственное еврейское происхождение, должно быть, отпугивало часть пациентов-христиан, которые к тому же были и менее невротизированными, чем пребывающие в постоянной тревоге дети Израиля. Многочисленные обрезанные пациенты могли осознать, какое непомерное значение придавал комплексу кастрации отец психоанализа. Зависть к пенису, другое фрейдовское открытие, можно было объяснить исключительным предпочтением, которое отдавали мальчикам в еврейских семьях; девочки должны были испытывать жгучее сожаление оттого, что принадлежали к другому полу. Эдипов комплекс (любовь к родителю противоположного пола) также легче возникал в еврейской семье, традиционно более замкнутой на самой себе. Фрейд придал более широкое толкование вытеснениям, вероятно, более распространенным у евреев, обузданных собственной моралью. Сублимация также должна была быть у них более распространенным явлением, учитывая их большую склонность к интеллектуальному труду и разнообразие возможных интересов.

Через посредство психоанализа иудаизм еще глубже проник в христианство, и психоаналитик, даже не будучи евреем, присоединяется к ним благодаря своим пациентам.[752] Он разговаривает с посетителем, лежащим на кушетке, он остается с ним наедине, как прежде оставался в уединении и полумраке исповедальни священник, место которого занял теперь психоаналитик. Очищающее от грехов наказание воплощается теперь не в молитвах, соразмерных с тяжестью греха, но в размерах гонораров, тем более способствующих исцелению, чем они выше.

В биографии самого Фрейда можно найти удачный пример еврейской сублимации. К 16 годам он успел пережить лишь одну платоническую влюбленность; к 32 годам у него набрался скудный опыт редких сексуальных контактов. В это время он познакомился с Мартой, своей будущей женой, и через несколько недель, набравшись неслыханной дерзости, коснулся под столом ее ноги. После того как они обручились, их разлучили на четыре года; мать хотела затянуть помолвку, поскольку ее собственная помолвка растянулась на девять лет. Фрейд позже будет описывать невроз помолвленных не с чужих слов. В сорок лет он отказался от каких бы то ни было сексуальных отношений[753], и его жена заподозрила, что он попросту ей «изменяет, как делают все мужчины»[754]. Сам он приводит в автобиографии случай с одной пациенткой, которая, пробудившись после сеанса гипноза, бросилась ему на шею, но благодаря тому, что в этот момент вошел кто-то из служащих, дело этим и ограничилось[755]. Правда, Фрейд после этого случая перестал заниматься гипнозом и переключился на психоанализ, возможно, в значительной степени обязанный своим рождением такому неожиданному происшествию.

Вильгельм Рейх, современник Фрейда, родился в еврейской семье, жившей в Центральной Европе. Он хотел не столько сублимировать секс, сколько дать ему полную свободу, и это привлекло к нему многочисленную нееврейскую клиентуру. Эта стержневая идея была внушена ему тем, что рассказывали о диких животных, которые будто бы становились совершенно безобидными, едва лишь им удавалось удовлетворить свой сексуальный аппетит. На него самого в детстве произвело огромное впечатление то, как неукротимая ярость быков на отцовской ферме перед случкой мгновенно утихала сразу после нее. Ему было мало четырех или пяти тысяч оргазмов, приходящихся на нормальное человеческое существование, — для полного развития личности, по его мнению, необходимо было увеличить это число в несколько раз. Он считал, будто открыл оргон, таинственный магнетический флюид, выделяющийся в организме во время соития, и заказал специальные будочки, чтобы собирать этот флюид во время совокупления, которое происходило бы внутри них[756]. Он умер безумным, а в 1968 году снова вошел в моду у леваков и хиппи, вознамерившихся дать волю своим инстинктам в духе теории, которая принесла ему такую популярность.

В ту эпоху, когда работали Фрейд и Рейх, в Вене появился целый выводок сексологов-израильтян. Один из них, Отто Вейнингер, несмотря на раннюю смерть — он покончил жизнь самоубийством в 23 года, — успел написать книгу «Пол и характер», где проявились его яростный антифеминизм и не менее яростный антисемитизм. Он, кажется, довел до самоубийства многих еврейских студенток, прочитавших его книгу и придавленных двойной тяжестью своего пола и своего происхождения[757]. Вейнингер, который вел аскетический образ жизни, в своей объемистой книге, законченной им в 22 года, пространно рассуждает о сексе, ни разу его не попробовав, наподобие учеников-талмудистов или сегодняшних молодых еврейских сексологов.

Среди наиболее известных австро-немецких сексологов еврейского происхождения И.Блок интересовался главным образом сексуальной антропологией и извращениями. Саде, Ф. и К.Абрахам, Маркузе, Лери Ленц, Т.Рейк, Стекель, Шапиро и многие другие, также евреи, были пионерами исследований в области секса. Стейнах, с его внешностью патриарха, многое сделал для того, чтобы вернуть старикам надежду на сексуальное обновление; этот поборник перевязки семявыводящих канальцев считал, что яички, устав производить не находящие исхода сперматозоиды, могли бы переключиться на усиленное производство мужских гормонов. Метод оказался действенным только для крыс, но подарил мужчинам ободряющую иллюзию. Сексуально немощные стали стекаться в австрийскую столицу. Братья Вороновы, также евреи, но из России, с той же целью сексуального омоложения использовали пересадку яичек от обезьян; операция творила чудеса лишь с баранами, но и людям тоже кое-что чудесное досталось: сказочные гонорары, полученные ее авторами.

В Италии исследованиями в области секса занимался Цезарь Ломброзо, сопровождавший их нравоучительными оговорками, которые должны были заставить общество позабыть о том, что он не христианин. Его единоверец и соотечественник Альберто Моравиа также много писал на эту тему в своих романах. Г.Маранон, чья фамилия указывает на происхождение от марранов, был родоначальником испанской сексологии.

В Англии два врача, имеющих самые большие, если не считать Хэвлока Эллиса, заслуги перед сексологией, были евреями: это Э.Чессер, начавший активную борьбу с целью освобождения англичан от викторианского гнета и составивший подробный отчет по примеру Кинси, и Норман Хейр, учредивший первый научный сексологический журнал, где значительное место отводилось письмам читателей.

Во Франции Леон Блюм очень давно осмелился высказать кое-какие суждения о сексе в своем сочинении «О браке». К величайшему негодованию благонамеренных, он проповедовал неограниченную свободу любви для молодых девушек. Моник Лербье, «холостячка» Виктора Маргерита, отдалась своему жениху под влиянием Леона Блюма. По словам одного антисемита тех времен, «книга о браке г-на Леона Блюма служила прекрасным примером атавизма, порожденного талмудической пищей, вскормившей десятки поколений»[758]. Что касается Леона Доде, то он, хотя при случае сам писал порнографические сочинения, видел в этой книге Блюма «извращенность, которая объясняется этническим происхождением автора»[759]. Предшественник Блюма А.Бебель, социалистический деятель и тоже еврей, написал в Германии апологию сексуальной эмансипации под названием «Женщина в прошлом, настоящем и будущем».

Однако сексология по-прежнему принадлежала медикам. В 30-х годах гинеколог-ашкеназ Ж.Дальзас попытался основать научный журнал, посвященный сексуальности, но дальше нескольких первых номеров дело не пошло. Лет тридцать тому назад профессор Жильбер Дрейфус под псевдонимом Дебри, а затем доктор Ле Поррье, будущий автор «Врача из Кордовы», также попробовали свои силы в написании сексологических трудов. Но бесчисленные и весьма своевременные случаи проявления призвания сексолога у врачей-евреев относятся, большей частью, к недавнему времени. В 1975 году выходящий во Франции еврейский еженедельник в одном интервью опубликовал мой ответ на заданный им вопрос: «Является ли сексология еврейской специальностью и почему?»[760]. Я ссылался главным образом на остракизм по отношению к евреям, вынуждавший их покидать официальные пути, на которых они ни в каком случае не могли с легкостью сделать карьеру. Их пытливый, беспокойный и менее конформистский, чем у прочих, ум также заставлял их обращаться к неисследованному и запретному. Доктор Пьер Симон, второй интервьюируемый, считал, что еврей интересуется разнообразными вещами и стремится к универсализму. Всего несколько лет тому назад единственные три врача женского пола, которые написали труды по сексологии и к которым обращались за консультациями по этой специальности, были еврейками. Созданные в столице сексологические общества также были основаны представителями этого народа. Несколько затесавшихся среди них христиан помогли избежать напрашивавшихся обвинений в устройстве «синагог секса».

В Соединенных Штатах Кинси и жившие позже Мастерс и Джонсон не были евреями; вряд ли могло быть иначе: они с самого начала своих исследований получали субсидии и помощь официальных организаций, которые не испытывали бы сильного желания поддерживать ученых, чье происхождение позволяло предположить, что они быстро перейдут от исследований к коммерческой деятельности. Но главное — смелость исследований Кинси и Мастерса в области секса, будь они семитами, в ту достаточно ханжескую эпоху навлекла бы на них упорное противодействие правительства и явное неодобрение общественности. Вслед за ними по проторенному пути, на котором не требовалось никаких особых дипломов, толпой устремились сексологи иудейского происхождения, быстро создавшие обширнейшую клиентуру больных, жаловавшихся на фригидность и импотенцию. Наиболее известны среди них А. и X.Стоун, Э.Берглер, Гернбах — основатель «Сексолоджи», крупнейшего научно-популярного издания в этой области, Х.Бенджамин, инициатор операций по перемене пола, «бестселлер» среди сексологов. Израильтянин Авраам Спок, чей труд по педиатрии был издан общим тиражом 28 миллионов экземпляров, не преминул вторгнуться и в область детской сексологии. Среди женщин можно назвать гинеколога X.Каплан, выдвинувшуюся на первый план в групповой сексуальной терапии; за ней последовали многочисленные коллеги того же происхождения. Другие еврейки внесли заметный вклад в дело эротической эмансипации второго пола в Соединенных Штатах: Ксавьера Холландер, Эрика Янг, как и множество романисток, их соотечественниц и сестер по вере, не утаили ни одной подробности своей интимной жизни. Все они словно хотели вознаградить себя за тысячелетия ограничений и подавленной сексуальности.

Дата добавления: 2015-08-29