В Новом Южном Уэльсе мы заехали на ферму, которая называлась, кажется, Янга. Мне запомнилось огромное озеро с черными лебедями. Очаровательная картина. Здесь же, пока Белчер и Арчи отстаивали интересы Британской империи, занимались делами, связанными с миграцией в пределах империи, важностью торговли в империи и так далее и тому подобное, я была предоставлена самой себе и с удовольствием просидела весь день в апельсиновой роще. У меня был удобный шезлонг, светило солнце, и я съела порядка двадцати трех апельсинов, причем выбирала самые лучшие. Спелые апельсины прямо с дерева – самое вкусное, что только можно себе представить. Я узнала о фруктах много нового. К примеру, раньше я была уверена, что ананасы растут на деревьях. Представьте себе мое удивление, когда выяснилось, что огромное поле, которое я приняла за капустное, на самом деле оказалось ананасным. Я даже немного расстроилась, что такие восхитительные фрукты так прозаически растут.
Меню ланча и ужина.
Одну часть пути мы проделали на поезде, другую – значительную – на машине. Путешествуя по этим бескрайним равнинам, где до самого горизонта глазу не за что зацепиться, кроме виднеющихся кое-где ветряных мельниц, я осознала, до чего это страшно и как легко тут заблудиться – “потерять ориентацию”, как говорят в Австралии. Солнце так высоко над головой, что непонятно, где север, где юг, где запад, а где восток. По каким-то заметным объектам на местности сориентироваться невозможно: их просто нет. Я и представить не могла, что существуют зеленые, поросшие травой пустыни. Мне казалось, что в пустыне непременно полно песку. Причем там, среди барханов, куда больше ориентиров, по которым можно найти дорогу, чем здесь, на австралийских пастбищах.
Агата ест апельсины в Янге.
Так пакуют ананасы для отправки на рынок.
Мы приехали в Сидней, где очень весело провели время. Я слышала, что в Рио-де-Жанейро и в Сиднее самые красивые гавани в мире, но сиднейская гавань меня разочаровала. Наверно, потому, что я слишком многого ждала. К счастью, в Рио я никогда не была, поэтому могу по-прежнему представлять себе его красоты.
С семейством Беллов мы впервые встретились как раз в Сиднее. Вообще для меня Австралия – это в первую очередь Беллы. Однажды вечером ко мне в гостинице подошла молодая женщина, может, чуть постарше меня, представилась Уной Белл и сказала, что в конце следующей недели мы приглашены к ним на ферму в Квинсленд. Поскольку Арчи и Белчеру сперва надо было объехать несколько довольно скучных городков, решили, что я вместе с Уной поеду на ферму Беллов в Кучин-Кучине и буду ждать их там.
Река Расселл, Бабуда, Квинсленд.
Помню, мы долго тряслись в поезде – несколько часов – и я смертельно устала. Потом пересели в автомобиль и в конце концов прикатили в Кучин-Кучин, это неподалеку от Буны в Квинсленде. Полусонная, я вдруг очутилась в самом водовороте жизни. Залитые светом комнаты с хорошенькими девушками, которые наперебой предлагали мне кофе, какао, что угодно, и что-то говорили все одновременно, щебетали, смеялись. Я оцепенела от изумления, и в глазах все не то что двоилось, а учетверилось. Мне показалось, что в семействе Беллов человек двадцать шесть. Наутро я насчитала четыре дочери и столько же сыновей. Все девушки были неуловимо похожи друг на друга, кроме темненькой Уны. Остальные же все как одна были высокие блондинки с довольно-таки вытянутыми лицами, очень грациозные, все прекрасные наездницы и сами похожие на резвых молодых кобылок.
Неделя выдалась отличная. Девицы Белл оказались такими энергичными, что мне за ними было не угнаться. А в их братьев я просто влюбилась: жизнерадостный Виктор, любитель пофлиртовать, Берт, серьезнее брата, умелый наездник, и Фрик, который был очень спокойным, сдержанным и любил музыку. Фрик мне понравился больше всех. Так вышло, что спустя много лет его сын Гилфорд отправился со мной и Максом в археологическую экспедицию в Сирию и Ирак. Гилфорд до сих пор мне как сын.
Берт и Виктор Беллы.
Главой семейства Беллов была мать, миссис Белл. Она овдовела много лет назад. Было в ней что-то от королевы Виктории: невысокая, седая, спокойная и очень властная, она царила в доме безраздельно, и все преклонялись перед ней, как перед королевой.
Сьюзен и Агата.
Всевозможные слуги, работники на ферме и другие помощники в основном были метисами, но встречались среди них и чистокровные аборигены. Эйлин, младшая из сестер Белл, сказала мне едва ли не в первое же утро: “Видели бы вы Сьюзен!” Я спросила, кто это. “Одна из черных”. Их всегда звали “черными”. “Одна из черных, причем настоящая, чистокровная. Она умеет подражать, как никто”. Пришла старая скрюченная аборигенка. Но держалась, как и миссис Белл, по-своему величаво. Изобразила по моей просьбе всех сестер Белл и кое-кого из братьев, а еще детей и лошадей: Сьюзен была прирожденным имитатором и сама от души наслаждалась представлением. Еще она пела странные негармоничные песни.
– А теперь покажи, как мама идет проведать куриц, – попросила Эйлин, но Сьюзен покачала головой. – Она никогда не пародирует маму, – пояснила Эйлин. – Говорит, это неуважение, и она этого делать не станет ни за что.
У Эйлин были собственные ручные кенгуру и валлаби, а еще множество собак и, разумеется, лошадей. Все Беллы уговаривали меня покататься верхом, но едва ли неумелые вылазки на охоту в Девоне давали мне право считать себя наездницей. К тому же я всегда боялась садиться на чужих лошадей: мне казалось, что я непременно им что-нибудь сломаю. В конце концов Беллы сдались, так что мы раскатывали по округе на автомобиле. Было невероятно интересно наблюдать за тем, как сгоняют скот, да и за прочими картинами из жизни фермы. Казалось, Беллам принадлежит большая часть Квинсленда, и будь у нас время, говорила Эйлин, мы непременно съездили бы на северную ферму, которая находилась на отшибе и в целом была примитивнее. Все девицы Белл болтали без умолку.
К братьям относились с таким обожанием, какого прежде мне встречать не доводилось, буквально преклонялись перед ними. Девушки ни секунды не сидели на месте – то уезжали в гости к друзьям, то на другие фермы, то в Сидней, то на скачки – и постоянно флиртовали с разными молодыми людьми, которых называли “купонами” (наверно, отголосок войны).
Наконец приехали Арчи с Белчером. Вид у них после тяжких трудов был измученный. Выходные прошли весело и беззаботно, в необычных развлечениях, среди которых была прогулка по узкоколейке, причем мне даже разрешили несколько миль управлять паровозом. С нами было несколько членов австралийского парламента от партии лейбористов, которые так хорошо позавтракали, что теперь все были под хмельком, и когда они по очереди брались управлять паровозом, разгоняли его так сильно, что подвергали всех нас смертельной опасности.
Десятимесячный сахарный тростник в Квинсленде.
Мы с грустью попрощались с друзьями – или с большей их частью, потому что некоторые решили сопровождать нас в Сидней. Мы мельком взглянули на Голубые горы, и меня снова поразила невиданная мною прежде расцветка пейзажа. Горы вдалеке действительно оказались голубыми – кобальтового оттенка, а не сизыми, какими я себе всегда представляла горы. Выглядели они словно только что законченный рисунок: такими сочными и живыми были краски.
В Австралии британской миссии пришлось нелегко. Каждый день был заполнен без остатка речами, обедами, ланчами, приемами, долгими поездками из города в город. К этому времени я уже выучила все речи Белчера наизусть. Оратором он был превосходным: выступал с такой непосредственностью и энтузиазмом, что казалось, будто он только что все это придумал. Практичный и рассудительный Арчи заметно от него отличался. Однажды, кажется, еще в Южной Африке, журналисты назвали Арчи “управляющим Английским банком”, и сколько бы он ни возражал, опровержение не было опубликовано, так что для прессы он оставался управляющим Английским банком.
Гостиница “Мензис”
Мельбурн
1 мая [понедельник]
Милая мамочка!
В субботу утром мы приплыли в Аделаиду. Первую половину путешествия меня, как обычно, мучила морская болезнь, но не так сильно, как в прошлый раз. Но все равно – дней десять мне было не до смеха. Зато остаток плавания пролетел весело и беззаботно. На борту была молодежь, и мы каждый вечер играли в разные дурацкие игры или танцевали, а последние три вечера ужинали с капитаном или его помощниками, так что спать ложились не раньше трех часов ночи. Мне все очень понравилось (Арчи, естественно, ровно в половину десятого уходил в каюту, но, к счастью, не возражал, чтобы я развлекалась без него, хотя и удивлялся моему вкусу). Наконец мы собрали джаз-банд, который отнимал уйму времени и производил жуткую какофонию. Еще играли в шары: смысл игры в том, что все лупили друг друга по голове огромными воздушными шарами.
Вместе с нами рядом с капитаном сидел мистер Стауртон, очень приятный собеседник. Он закупал в Аргентине пони для игры в поло, в том числе для Миллеров и прочих. Вид у него был болезненный, лицо серое; его отправили в Австралию на два года пожить. Еще была странная девушка, которую мы прозвали “хористкой”, некая миссис Лонгворт, муж которой оказался чемпионом Австралии по плаванию. Особа хоть и самая заурядная, но забавная, а когда на костюмированном вечере оделась “проворной хористкой”, мы с трудом удержались от смеха. Еще мы познакомились с мисс Кинг, очаровательной девушкой, которая работает медсестрой, очень любит детей, а те ее просто обожают. Надеюсь, мы с ней еще увидимся, если попадем в Квинсленд. У миссис Лонгворт очаровательный полуторагодовалый сынишка, на которого она не обращает ни малейшего внимания. Для своих лет мальчишка неплохо развит, но чудо, что вообще жив, если его мама все время разучивает танцевальные па под граммофон в компании какого-то толстяка-коммивояжера из Америки!
Пароход “Эней” и капитан Уоллес.
Капитан – милейший человек, добродушен, хоть и грубоват, и заядлый танцор. Они с женой (дети разлетелись по миру) занялись танцами, вместе ходят танцевать и охотно разучивают новые па. Мне было очень жаль расставаться с “Энеем”.
В Аделаиде нас встретили представители правительства и сообщили, что Белчер отбыл в Мельбурн, а сейчас, скорее всего, уже в Тасмании, и мы должны последовать за ним, так что в тот же день мы уехали и прибыли сюда вчера утром. Люди тут намного любезнее, чем в Южной Африке, дружелюбнее, и поезда удобнее.
Оказалось, что Белчер опять слег с больной ногой, но вел себя на удивление спокойно. Хайам уехал в Новую Зеландию. Мы же завтра отплываем в Тасманию. Пробудем там неделю, потом вернемся и дней на десять останемся тут, числа до двадцатого, а потом, быть может, отправимся на машине на отдаленные фермы. Затем поедем в Брисбен и Квинсленд, после чего вернемся в Сидней. В начале июля плывем в Новую Зеландию.
Сегодня праздник трудящихся. За нами заехали на машине, и мы наблюдали все шествия из парламента, потом обедали с председателем сената, к ланчу вернулись в гостиницу, после чего отправились в выставочный центр, где проводились различные спортивные соревнования. Видели, как празднуют лейбористы, познакомились со всеми членами партии, которые оказались очень веселыми и жизнерадостными, включая одного старичка 106 лет, сказавшего Арчи, что ему нравится его лицо. Меня представили чемпионке Австралии по бегу, я ее сфотографировала, а она потом возьми да проиграй забег!
Потом мы катались вдоль бухты. Южная Африка, конечно, куда живописнее, но здесь зато жизнь лучше, чувствуется прогресс во всем, да и люди приветливее.
Писем по-прежнему нет. Я уже и не надеюсь, что когда-нибудь снова получу весточку из дома. Но скоро должна быть почта. По крайней мере хочется в это верить.
Передавай всем огромный привет. На корабле была малышка чуть помладше Тедди, но далеко не такая красивая. Как же я по вас соскучилась!
С любовью,
ваша Агата
Гостиница “Мензис”
Мельбурн
1 мая [понедельник]
Утром мы видели парад в честь праздника всех трудящихся – красиво украшенные повозки и лошади с флагами и плюмажами и повсюду надписи “8-часовой рабочий день”. Мы наблюдали за процессией из окна парламента, а потом пили имбирный эль с председателем сената. После ланча за нами заехал на машине мистер Гринвуд из департамента промышленности таможенного управления; ему поручили показать нам город и окрестности. Он захватил с собой двух своих дочерей, и мы прокатились по Сент-Килда-роуд (которую лорд Нортклифф[38] очень хвалил) и немного вдоль бухты. По пути заехали посмотреть на спортивные соревнования в честь праздника. Там нас встретил мистер Джек Смит, секретарь. Гвоздем праздника было соревнование между миссис Бэддок, чемпионкой Австралии по бегу (кстати, я ее сфотографировала!), чемпионом Австралии по бегу и лучшей бегуньей-козой! Все ставили на козу, но она пришла третьей, а миссис Бэддок – второй. Арчи дипломатично удалился, чтобы выпить с лейбористскими знаменитостями, и какой-то ветеран 106 лет сообщил ему, что, будь у него такое лицо, как у Арчи, он был бы счастлив! Во время прогулки вдоль бухты нам рассказывали о важности для Австралии чайного куста. Выглядят эти кусты совершенно заурядно, но, видимо, австралийцы гордятся ими от всего сердца, разводят, обносят изгородью с табличками “кусты не ломать” и проч.
Мистер Гринвуд с Мэри и Глэдис Гринвуд.
Миссис Бэддок, чемпионка Австралии по бегу, на соревнованиях в честь праздника трудящихся.
По возвращении мы столкнулись со здешним торговым уполномоченным, который был в ярости из-за того, что Белчер не отвечает на его письма и вообще игнорирует. Пренеприятнейшая личность – хотя Белчер, если честно, тоже не подарок. Гринвуд попытался его успокоить, но тщетно. Когда мы рассказали Дикарю про эту встречу, он пришел в бешенство, и остаток дня мы не отваживались с ним заговорить. Вынужденная трезвость явно не смягчила его нрав!
2 мая [четверг]
Сегодня утром Дикарь превзошел самого себя: в таком дурном настроении мы его еще не видели. Сидел у себя в комнате, где было темно, как в первобытной пещере, ел хлеб с молоком и на всех рычал. Я предложила сделать ему перевязку, на что он вежливо ответил: “Неужели так трудно оставить меня в покое?” Ни словом не обмолвился, поедет ли он в Тасманию, и другим не выдавал денег на поездку. В половину третьего Гринвуд ждал нас в машине, потому что пароход отходит в три, а к Белчеру по-прежнему боялись заходить. Но без пятнадцати три он, ворча, промчался по фойе к машине.
3 мая [среда]
В Лонсестон мы прибыли сегодня в половине десятого утра. Дорога прошла спокойно. Лонсестон расположен примерно в 40 милях вверх по течению реки Тамар, которая по большей части очень похожа на Дарт[39], только шире: те же поросшие лесом береговые склоны. При виде них я почувствовала, как же сильно соскучилась по родине. Вдобавок шел дождь, что еще сильнее напоминало об Англии. В этом жизнерадостном тумане нас встретили двое мужчин и принялись расспрашивать, кто мы и что мы; разумеется, Белчеру это радости не прибавило. Мы отправились в ратушу и несколько минут ждали, пока встречавшие нас искали мэра. Очередная вспышка возмущения от Б. Наконец мэра нашли, и когда тот поинтересовался у Белчера, кто он такой и что ему нужно, я думала, нашего майора хватит удар! После этого мы отправились в Клуб коммивояжеров на стаканчик имбирного эля и “лимонного сквоша” под ворчание Белчера: “Завтра утром первым же пароходом возвращаюсь в Мельбурн!” К счастью, его попросили произнести короткую речь, и он немного успокоился, но на вокзале его ждал очередной сокрушительный удар. Салон-вагона не оказалось – только обычный, первого класса, специально зарезервированный для нас! Похоже, Белчер всерьез мнит себя королем или по меньшей мере лордом Нортклиффом: я уже говорила, что у него мания величия? Причем с Южной Африки она только усилилась. Хайаму удалось отправить его на поезде в Мельбурн, подговорив местных служащих убедить Белчера в том, что даже сам Хьюз всегда делил купе с секретарем. Майор пропустил интереснейшую поездку по бушу на западе, заявив, что на каждой ферме (в доме поселенца) ему должны предоставить личные покои, а еще он не может отправляться в дорогу в 6 утра, и в 8 часов за ним должны присылать отдельную машину. Хозяин, принимавший их (кстати, владелец крупного скотоводческого хозяйства), не выдержал и сказал по телефону Хайаму, который с немалым удовольствием передал дословно его ответ Белчеру: “Пропади ваш майор пропадом, видал я гостей и поважнее, и никто из них не возражал против того, чтобы остановиться в одной комнате”. Так что Бейтс с Хайамом отправились одни, и поездка оказалась интересной, а Белчер затаил злобу и велел Гринвуду устроить еще одну экскурсию лично для него. Тот исполнил, но торговый уполномоченный, который, как я уже упоминала, Белчера терпеть не может, вмешался и спутал все карты, так что организатор поездки прислал официальное письмо с извинениями и сообщил, что ничего не получится, поскольку ему срочно нужно уехать. Австралийцы не терпят пренебрежения: они очень гостеприимны, милы и добры, но спесивых не любят.
Хобарт, Тасмания.
Что же до нашей поездки в Хобарт[40], то, думается мне, салона у них вовсе нет, поскольку у поезда всего два стареньких вагона без коридоров и видавший виды паровоз, сделанный в 1891 году в Манчестере: в трубе дыры, и все течет! Нам дали с собой огромную корзину с провизией: холодные цыплята, ветчина, овощной салат, французский яблочный пирог, горшок густых сливок, свежий хлеб и сливочное масло. Белчер, вместо того чтобы сесть в уголке и положить ногу на подушку, как мы все предлагали и как на его месте поступил бы любой разумный человек, с видом мученика расположился посредине, опершись спиной о подлокотник, и заявил, что ему эта еда не подходит. Впрочем, никто и не расстроился: пусть себе сидит. А мы приложили все силы, чтобы не оставить от ланча ни крошки. Ну и, разумеется, когда мы вышли в Паратте, чтобы немного размяться (стоянка там двадцать минут), и заглянули в окно вагона, то увидели, как Белчер жадно ест хлеб с маслом, и остаток пути он провел в своей половине вагона в полном одиночестве!
В Хобарт мы прибыли в шесть. Нас встретил мистер Аддисон, секретарь премьер-министра, милый молодой человек, но немного мямля. Он тоже отнесся к Белчеру недостаточно подобострастно, и наш Дикарь в глубоком возмущении удалился в свою комнату. Ты и представить себе не можешь, до чего это все нелепо и смешно! Но очень утомительно. Без капризов Белчера путешествие было бы куда приятнее. Мы с Арчи пошли прогуляться по Хобарту. Очень красивый город. В это время года здесь холодно, но воздух замечательный – свежий, бодрящий. Вокруг горы и глубокие прозрачные реки. Хобарт расположен в пяти милях вверх по течению от устья Деруэнта, но тут так глубоко, что в гавань спокойно заходят большие океанские пароходы. Природа похожа на наш Озерный край и Девон. Я бы с удовольствием погостила здесь несколько недель. На следующее утро супруга мэра, миссис Сноуден, прислала мне огромный букет прекрасных хризантем. После ланча мы отправились осматривать фабрику по производству джема. Принадлежит фабрика сэру Генри Джонсу. Он нас не встретил и не устроил нам экскурсию, на что Белчер обиделся и снова надулся. Попробовал консервированные фрукты, заявил, что они гнилые, и вообще вел себя очень грубо. Мы должны были отправиться на выставку тасманийской продукции (причем, как мы узнали позже, ее устроили специально для нас), но Б. сказал, что у него разболелась нога, так что мы с Арчи поехали без него. Нас встретила жена мэра и другие официальные лица, нам показали выставку и сфотографировали нас. Мы, как могли, извинились за отсутствие Белчера, в ярких красках описали, как сильно у него болит нога, успокоили всех, а Арчи даже произнес неплохую речь – не мямлил, говорил четко, нам очень хлопали, просили выступить еще, так что получилась настоящая официальная церемония! Вернувшись в гостиницу, мы обнаружили, что Белчер злится пуще прежнего: Аддисон прислал программу нашего визита, согласно которой в субботу днем Арчи и сэр Элиот Льюис (казначей и главное официальное лицо в отсутствие премьер-министра) посетят скачки, в то время как Белчер отправится с инспекцией на цинковый завод в компании какого-то рядового чиновника. Белчер только и делал, что фыркал и повторял “вы с сэром Элиотом Льюисом”.
Пятница [5 мая]
Сегодня в 8.30 утра мы отправились на машине на электростанцию в Уоддаману. Она использует водную энергию – озера Грейт-Лейк на Центральной возвышенности, – так что плата за электроэнергию тут невелика. На фабрике “Кэдбери” платят 3 шиллинга 8 пенсов за киловатт, а в целом по стране около пенса. Наш Дикарь более-менее успокоился: вчера вечером у него брали интервью три репортера, в понедельник по возвращении должна состояться встреча с премьер-министром. Еще он решил, что Арчи необходимо сегодня вечером ехать в Лонсестон и остаться там на субботу и воскресенье, “чтобы не обидеть северян”. Мы выслушали его резоны со всей серьезностью, но нам удалось тайком взглянуть на отредактированную программу визита, и выяснилось, что теперь сэра Элиота на скачки должен сопровождать майор Белчер!
До Уоддаманы мы доехали отлично. Дорога проходила в 3000 футов над уровнем моря, было очень холодно, но виды открывались великолепные: повсюду растут серебристо-голубые камеденосные деревья. Все австралийские пейзажи, которые мне довелось видеть, выглядели строго и просто: горизонт утопает в нежной зелено-голубой дымке (иногда почти серой), а белые стволы эвкалиптов придают местности ни с чем не сравнимый облик. Там и сям виднеются группы деревьев, с которых кольцами сняли кору, они высохли и стали похожи на призраков – белые, с качающимися ветвями. Пейзаж до того первозданный, что, если бы в этих лесах жили нимфы, их бы никто никогда не поймал.
Прекрасный сельский пейзаж в Уоддамане.
Мы общались с майором Баттерсом, управляющим электростанцией, полковником Херли, директором по вопросам эмиграции, и неким Муром Робинсоном, в ведении которого библиотеки и работа с общественностью. Мистер Робинсон любезно рассказал мне об истории Тасмании и о здешних бушменах (которые вымерли в 1871 году). Они разительно отличались от континентальных бушменов: считается, что это самый древний народ на земле, от которого произошли мы все. Родина бушменов – Западная Индия, откуда они пошли на восток, через Азию попали в Австралию (тут объединились с другими племенами) и расселились далее на юг. Тасмания тогда была отделена от материка. На материке бушмены вскоре вымерли. Эти гипотезы подтверждает существование какого-то животного (кажется, сумчатой куницы), которая еще водится в Тасмании и чьи ископаемые останки были обнаружены в Австралии: здесь она вымерла около двадцати тысяч лет назад. Эти тасманийские аборигены не были ни негроидами, ни полинезийцами (как маори), у них были прямые черные волосы. Еще мистер Робинсон рассказал мне интересный факт: некоторые особенности неандертальцев, в частности строение большой берцовой кости, время от времени встречаются у новозеландских маори, причем в определенных семействах. Мы пообедали в Уоддамане и осмотрели электростанцию, которая расположена в живописном ущелье. Вода поступает из озера Грейт-Лейк и падает по трубам с высоты примерно 1100 футов по крутому склону. На днях здешняя кошка, проигнорировав табличку “Осторожно, провода под напряжением”, прыгнула на провода и получила удар током в 6600 вольт. Вспышка – и от бедняги даже мокрого места не осталось!
В половину шестого мы поехали домой, всю дорогу беседуя о неандертальцах. А завтра утром идем в музей: мистер Мур Робинсон устроит мне экскурсию. Домой мы вернулись в 10 вечера, и Арчи пришлось поспешить на вокзал, чтобы успеть на ночной поезд в Лонсестон.
Мистер Мур Робинсон и сэр Элиот Льюис.
Суббота [6 мая]
Интереснейшая экскурсия в музей. Жемчужина здешней коллекции – Nototherium Michelli, скелет доисторического сумчатого носорога, единственный в мире. Больше такого нигде нет. Американцы предлагали за него баснословные суммы, но австралийцы, хоть и небогаты, крепко держатся за свою диковину и ни за что не соглашаются с ней расстаться. Еще в музее есть несколько посмертных масок аборигенов и огромная коллекция эскизов и акварельных пейзажей Тасмании за сто лет или около того. Выполнены они на бледно-желтой и серой бумаге и слегка окрашены. Некоторые очень даже неплохи. Еще прибытие собак, которых хотели посадить на перешейке охранять полуостров, чтобы заключенные ночью не сбежали. Восемь или десять псов выпрыгивают из бочек, а губернатор, сэр Джон Франклин, смотрит на них! Далее “прокламация”, которую ему послали аборигены. В картинках, поскольку ни писать, ни читать они не умели. Все это в цвете. Наверху на картине показано, как белые люди приплыли на лодках, а черные смотрят на них из-за деревьев. В следующем ряду справа губернатор в треуголке, с ним свита, жмет руку чернокожему вождю, которого сопровождают жены и дети. Далее, слева, чернокожий пронзает белого копьем, а справа губернатор вешает чернокожего. На последней картине слева белый убивает чернокожего, а справа его вешают по всей строгости закона. Все рисунки примитивны до ужаса. В гостиной Королевского общества я видела и другие картины и эскизы. Мистер Мур Робинсон также изучает старые рукописи. Так, в одной газете он наткнулся на дивное объявление о продаже жены: “Мистер такой-то продал с аукциона свою жену Анну. Она досталась мистеру Бланку за бутылку рома и двадцать овец. Будь женщина лучше собой, несомненно, торги прошли бы поживее!” Последняя строчка мне особенно понравилась своей искренностью. Еще повеселило объявление: “Внимание! Моя жена сбежала с каким-то негодяем. Всякий, кто даст ей убежище, будет наказан по всей строгости закона”. Словом, утро прошло очень занимательно. Днем я побывала на скачках в компании сэра Элиота Льюиса и Белчера, который был в самом добром расположении духа. Мы пили чай с миссис Лион, женой президента скакового клуба, и сидели в губернаторской ложе (что еще больше ублаготворило Белчера). В общей сложности так и прошел весь день. Миссис Лион очень общительна и весела. Вечером играли в карты в женском клубе “Лицей”. Это был самый забавный бридж в моей жизни. Собралось всего шесть игроков, так что играли в две “тройки” по странным здешним правилам – например, “тот, кто набрал меньше всего очков, не платит, поскольку ему и так не повезло”. В честь моего присутствия ставки подняли с одного до трех пенсов. Все были очень милы, подарили мне букет прекрасных роз. Миссис Сноуден, жена мэра, и миссис Малок держатся более современных взглядов, чем их товарки, и с ними было очень интересно пообщаться. В конце мы играли вместе, забыв про местные правила. Словом, было очень весело. Дамы решили послать в Мельбурн за моей книгой.
Воскресенье [7 мая]
Мы с Бейтсом ездили на машине в Лонсестон. Жаль было покидать Хобарт: город очень красив, в нем так много достопримечательностей, которые я не успела осмотреть. В дороге мы продрогли до костей. Надо будет послать Панки открытку с надписью “ОБМОРОЖЕНИЕ”! А она-то сейчас жарится на солнышке! Вот вам и тропики. Лонсестон, когда въезжаешь в него с юга, точь-в-точь Ньютон-Эббот! И названия все знакомые. Чадли, Эксетер и т. п. Я даже затосковала по дому! Арчи схватил сильнейшую простуду, поскольку, каждый день разъезжая на машине, едва не замерз насмерть. И то, что в Лонсестоне в автомобиль набивается не менее девяти человек, конечно, причиняет неудобство, но, быть может, это спасло Арчи жизнь.
Понедельник [8 мая]
Гуляли по ущелью Катаракт-Гордж. Склоны совсем как в горах. Две мили в высоту, а наверху неизменная электростанция. В половину третьего мы с Бейтсом и А. на пароходе “Наирана” отплыли в Мельбурн. Белчер сегодня вечером должен приехать в Лонсестон, а завтра утром на автомобиле уедет в Берни, завернув по пути на какую-то лесопилку и в сырно-молочное хозяйство, и завтра же отплывет из Берни на пароходе.
Ущелье Катаракт-Гордж, Лонсестон, Тасмания.
Вторник, 9 мая
Вернулись в Мельбурн. Здесь дождливо и все города похожи друг на друга. Скучаю по Тасмании. Вовсю идет подготовка к “путешествию по бушу”, которого с таким нетерпением ждет Белчер. Я бы тоже с удовольствием поехала, если бы для меня нашлось местечко, но едва ли захотят гонять две машины, а в одну мы все не влезем. Недавно совершила невероятное открытие! Оказывается, в бандероли, которую Арчи и Белчер возили с собой повсюду, думая, что там сигареты, на самом деле письма! Одно от тебя и от Панки, которую я так ругала (правда, письмо всего одно, пусть и хорошее). Ужасно рада, что так получилось с ее пьесой! Но если у нее получится “попасть в кино” раньше меня, я очень расстроюсь. Думаю, во всем этом немалая заслуга агента, который знает свое дело. Я последнее время бездельничаю, вот разве что набросала скетч в духе Гран-Гиньоля да один рассказ.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |