Валентина. Тайные желания 19 страница

— Ты моя, — добавляет он, берет ее за руки и поднимает.

Он словно в трансе. Она расстегивает и сбрасывает свои брюки. Теперь на ней только шелковое белье. Он снимает с ее плеч бретельки камисоли и гладит грудь, затвердевшие соски, когда топ соскальзывает по ее телу и падает на пол вокруг ног. Потом кладет руки на ее бедра и стаскивает с нее французские трусики. Освобождаясь от них, она чувствует, что его рука начинает гладить между ног.

— О да, ты хочешь меня, Валентина, — тихо произносит он, и она, словно загипнотизированная, смотрит в его голубые глаза.

— Повернись, — говорит он.

Валентина поворачивается лицом к окну купе. Поезд, слегка покачиваясь, мчится через просторы Италии.

— Наклонись и упрись руками в окно. — Она делает, как он велит, и чувствует, что он раздвигает ей ноги. Он гладит ее, пальцами раскрывает шире, готовит, а в следующий миг входит в нее. Он такой большой, что ей кажется, будто он доходит до ее пупка. Она крепко сжимает его пенис, пока поезд раскачивается под ними, то подталкивая их друг к другу, то отталкивая в стороны.

— Сейчас я тебя отымею так, как ты этого хочешь, Валентина.

Он нарушает золотое правило не разговаривать во время секса. Но его грязные слова заводят ее. Она всеми силами принимает его в себя, отчего по телу расходится дрожь.

Он медленно, очень медленно выходит из нее, и она едва не сходит с ума от желания, но вдруг с безумной силой он вновь вонзается в нее. Она вскрикивает, упираясь в стекло. Ей в голову приходит мысль: «Что, если они сейчас проедут какую-нибудь станцию или город?» Люди увидят их. Но ей все равно. Ей хочется, чтобы Тео довел ее до экстаза, превратил в орущую фурию. Все ее внутренние дикие инстинкты ликуют в этом маленьком купе поезда, радуясь безудержности желания. Она поднимает зад, льнет к нему в неистовом вожделении, и он вонзается в нее снова и снова, постепенно набирая скорость. Он входит так глубоко, словно проникает в саму душу. Она, сжимая зубы, извлекает из себя свою темную половину и смотрит ей прямо в лицо.

— Еще! — жадно сипит она. — Еще!

Поезд набирает скорость, они тоже, словно части одного механизма, раскачиваются, совокупляются, несутся вперед. Она ощущает восхитительную близость финала и, когда наступает оргазм, чувствует, что его член откликается на ее экстаз, извергаясь внутри нее. Руки ее соскальзывают со стекла, она теряет равновесие, и они вместе падают на пол. Он оказывается сверху, но, несмотря на немалый вес его тела, ей удобно и уютно. Она закрывает глаза, чувствуя, что тает. Теперь, когда черная половина покинула ее, она ощущает себя необыкновенно легко. Она просачивается сквозь пол купе, стекает с днища вагона и орошает рельсы квинтэссенцией своей сущности. Она поблескивает на путях, как жемчужины среди гравия.

Так они лежат несколько мгновений. Тео целует ее затылок. Она шевелится под его весом и чувствует, что он встает с нее, приподнимает и прижимает к груди, качает ее голую прямо на полу купе первого класса.

— MioDio, — шепчет она. — Поверить не могу, что мы это сделали.

Он встает и поднимает ее.

— Давай одеваться. — Он подмигивает ей. — Лучше не искушать судьбу.

Теперь он снова похож на себя, думает Валентина, и вдруг понимает, что никогда еще не видела его таким довольным после того дня, как у нее случился выкидыш.

— Тео, — говорит она, натягивая брюки на шелковые трусики, — что это за картина? — Она стучит по черному портфелю. — Ее похитили?

Он садится рядом с ней, покусывая губу.

— На этот вопрос трудно ответить.

— Как это? Ты или украл ее, или нет.

Ей даже не верится, что она всерьез задает своему любовнику такой вопрос. Возможно ли, чтобы Тео Стин, искусствовед и историк, получивший прекрасное образование, выросший в приличной нью-йоркской семье, стал похитителем картин?

— Хорошо, — медленно произносит он, удерживая ее взглядом своих магнетических глаз. — Действительно можно сказать, что я украл эту картину, но так же можно утверждать, что фактически это не украденная картина. Уже.

Она ахает. Какой ужас!

— Боже мой, Тео, кто ты?

Валентина таращится на знакомое лицо. Она ведь совсем не знает этого человека, так ведь? Но почему-то сердце подсказывает, что знает. Она не может поверить, что он преступник.

— Что мы теперь будем делать? — спрашивает она, от страха вжимая голову в плечи.

Он берет ее за руки.

— Доверься мне, дорогая.

Она качает головой.

— Ты должна мне поверить. — Он смотрит на часы. — Сейчас я не могу всего сказать, но, обещаю, все объясню тебе позже.

Он встает и приглаживает сбившуюся рубашку.

— Что теперь?

— Мне нужно сойти в Вероне. Там я поймаю машину.

— Почему?

— Будет лучше, если мы поедем раздельно. Ты оставайся в поезде с картиной, а я найду тебя в Венеции.

Она складывает на груди руки и смотрит на него исподлобья.

Поезд, подъезжая к Вероне, начинает сбавлять скорость. Валентина чувствует, что ее охватывает необъяснимая паника. Она не хочет, чтобы Тео уходил. Он должен остаться с ней. Но в то же время не желает показывать ему силу своих чувств. «Спокойно, Валентина, спокойно, — говорит она себе. — Держись в стороне, пока не поймешь, что происходит».

— А если меня поймают с этой картиной? — выпаливает она. — Ты об этом подумал, мистер Похититель?

Тео, со взъерошенными волосами, дьявольским огоньком в глазах, останавливается в двери купе и смеется. На самом деле смеется.

— Обещаю тебе, Валентина, если тебя поймают с этой картиной, ничего плохого с тобой не произойдет.

Опять он довел ее до белого каления. Почему, встречаясь с Тео, она то впадает в ярость, то изнемогает от желания? Поезд отъезжает от Веронского вокзала, она высматривает на платформе Тео, но тот как в воду канул. Она вздыхает. Что ж, хотя бы пообещал объяснить все позже. Придется немного потерпеть. Но знать-то хочется сейчас! Читать теперь она не может, слишком взбудоражена, поэтому откидывается на спинку сиденья, забрасывает ногу за ногу и только сейчас замечает на полу купе конверт. Когда он успел положить его туда?

Наклоняясь, поднимает конверт и вскрывает его.

«Отель “Даниэли”. Бар. 20:00».

Она закусывает губу, мысленно усмехаясь. Очередное тайное свидание. Что ж, там она его не отпустит и они проведут вместе всю ночь. В последний раз такое случилось всего восемь дней назад, в ее квартире, но ей кажется, это было полжизни назад. Она довольна, что захватила с собой шелковое вечернее платье своей прабабушки, которое лежит в портфеле свернутое. Сегодня ночью она хочет выглядеть неотразимо.

С резким толчком, скрипя колесами, поезд неожиданно останавливается. Они не на станции, а где-то за городом, очевидно, недалеко от Местре[23], решает Валентина. Она, зевая, сбрасывает туфли и уютно забирается с ногами на сиденье. В тот же миг дверь купе отъезжает в сторону, и, когда Валентина поднимает глаза, кровь застывает у нее в жилах. В двери стоит тот самый блондин с вечеринки у Марко. Повинуясь внутреннему порыву, объятая иррациональным страхом, она хватает портфель и спрыгивает с сиденья. Позабыв про туфли, протискивается мимо него и со всех ног мчится по коридору вагона к двери. Жмет кнопку «Открыть» и, поскольку поезд не движется, дверь открывается. Она спускается на одну металлическую ступеньку и высовывается из поезда, держась за поручень. Смотрит вперед, потом поворачивает голову и глядит назад, но не может понять, где они стоят. Однако не лучше ли сейчас сойти с поезда и позвонить Тео? Туфли остались в купе, но не беда, Тео ведь на машине, он сможет ее подобрать.

Валентина уже собирается выпрыгнуть из поезда, но в эту секунду чужая рука отрывает ее пальцы от поручня и захватывает запястье. Она поворачивается и видит своего светловолосого преследователя.

— Эй! — Она пытается заехать по нему портфелем, который зажимает в другой, однако в таком положении это практически невозможно.

Он держит ее руку в своей, и если она даже заставит его отпустить ее, то грохнется прямо на землю. Раздается свисток, поезд приходит в движение. Если прыгать, то сейчас, пока он не набрал скорость. Но блондин вцепился в нее так, что о том, чтобы отделаться от него, нечего и помышлять. Поезд с каждой секундой едет быстрее, и ей становится страшно. Теперь уже поздно прыгать. Что, если он сейчас отпустит ее? Она может умереть. Она покрепче сжимает портфель и пытается извернуться так, чтобы ввинтиться обратно, но у нее не хватает силы.

Он затаскивает ее в вагон за секунду до того, как автоматически закрывается дверь, и она врезается в его грудь, онемев от страха и злости. Он отпускает ее руку, и Валентина отскакивает от него.

— Что вы себе позволяете? — кричит она.

— Спасаю вашу жизнь, Валентина, — отвечает он с усмешкой.

Это вызывает у нее некоторые сомнения.

— Кто вы такой? — прямо спрашивает она.

Мужчина прислоняется к стене рядом с дверью туалета и скрещивает на груди руки. На нем голубая футболка под цвет глаз и темные джинсы. Валентина замечает бледные, светлее, чем на голове, волоски на его крепких руках. На итальянца он ни капли не похож, но говорит без акцента.

— Я коллега Тео, — говорит блондин. — Он не рассказывал обо мне?

— По университету? — Трудно поверить, что этот мускулистый головорез может быть как-то связан с наукой.

— Нет-нет, — говорит он. — По бизнесу… Точнее, я бы сказал, мы больше конкуренты, чем коллеги.

Мужчина улыбается. Он медленно проводит языком по зубам, как будто предвкушая поцелуй.

— Почему вы за мной следите? — выпаливает она.

Он вопросительно поднимает брови и не отвечает.

— Если вы не прекратите меня преследовать, я позвоню в полицию, — угрожает Валентина.

— Звоните, — беспечно роняет он. — Только не думаю, что ваш парень поблагодарит вас за это.

Валентина задумывается. Он тоже из полиции? Но он знаком с Тео. Говорит, что они коллеги… Или конкуренты.

— Так кто же вы? — снова спрашивает она.

— Я думаю, сейчас это не важно, — отвечает он. — Наверняка Тео вам все обо мне расскажет, когда вы с ним встретитесь. — Он довольно хмыкает. — Он не такой умный, как ему кажется. Я знал, что картина не у него. Я сразу догадался, что она все это время была у вас. — Он указывает на черный портфель, и Валентина вся сжимается, пальцы ее впиваются в кожаную ручку.

— Она там, Валентина? — спрашивает он, похоже, не сомневаясь, что картина находится в портфеле. — Будьте хорошей девочкой и отдайте ее мне, тихо и спокойно.

В это мгновение поезд, переходя на другой путь, дергается, и оба они на секунду теряют равновесие. Блондин, пошатнувшись, ударяется о дверь туалета. Дверь открывается, и он проваливается в кабинку. Валентина не долго думая разворачивается и бросается наутек. Добежав по коридору вагона до своего купе, влетает в него, хватает туфли и шляпку, выскакивает и мчится дальше, в следующий вагон. К счастью, вагон второго класса забит туристами. Быстро осмотревшись, она замечает свободное место у окна, окруженное группой молодых американцев с рюкзаками. То, что нужно! В толпе безопаснее. Она протискивается к сиденью и усаживается, прижимая к груди портфель, туфли и шляпку. Сидящая напротив девушка с удивленной улыбкой разглядывает ее.

Как ни странно, блондин не последовал за Валентиной, но она знает, что он никуда не делся, прячется в вагоне первого класса, чтобы поймать ее в Венеции. Она достает из кармана мобильник, намереваясь позвонить Тео, и с ужасом видит, что аккумулятор полностью разряжен.

От страха ее бросает в дрожь, но она понимает, что боится не за себя, а за любимого.

Тео-Тео, что же ты натворил?

Белль

Сантос просит Белль вернуться в дом синьора Бжезинского. Она не понимает, как такое может быть. Она надеялась, что у него появился какой-то план. Что он нашел для нее способ бежать из Венеции и где-нибудь встретиться с ним. Или даже что он предложит ей окончательно превратиться в Белль, хотя, когда она беременна, синьор Бжезинский наверняка этого не позволит. Но Сантос не знает, что она носит его ребенка.

Она перечитывает записку еще раз.

«Возвращайся домой, моя птичка. Я обещаю: сегодня мучения синьоры Луизы Бжезинской прекратятся».

Неужели он не мог добавить еще хотя бы пару слов? Пообещать, что вернется? Но Белль знает: Сантос не дает обещаний, которых не может сдержать, и он заверил ее: сегодня она перестанет быть синьорой Бжезинской. Что это означает? Сейчас он, пожалуй, находится уже далеко от Венеции. Вернуться не может, потому что его тут же упекут в тюрьму, а заключение для Сантоса страшнее смерти.

Белль еще этого не знает, но тому дню суждено было стать судьбоносным не только для нее, но и для всего мира. Хоть она покинула дом мужа всего восемь часов назад, мир за это время перевернулся. Ибо сегодня 29 октября 1929-го — день, который погубит множество человеческих жизней.

Сантос Дэвин предвидел это. Несмотря на то, что ведет цыганский образ жизни, он отнюдь не беден и не раз сам играл на Нью-Йоркской фондовой бирже. Впервые он почувствовал, что назревает что-то недоброе, несколько месяцев назад. От его внимания не укрылись появившиеся весной проблемы с акциями и облигациями, он внимательно прислушался к перешептыванию аналитиков рынка, которого другие не услышали или не захотели услышать. Он видел, что все идет к гигантскому краху. И это надвигающееся несчастье включил в план мести. Сантос не забыл синяки на теле своей возлюбленной и поклялся себе, что отомстит тому, кто заставил ее страдать. Он найдет способ лишить синьора Бжезинского того, что ему дороже всего. Денег.

На самом деле обвинения, выдвинутые синьором Бжезинским против Сантоса Дэвина, не были совсем безосновательными. Он действительно украл у него что-то, хотя с точки зрения буквы закона был невиновен. Дело в том, что последние три недели Сантос Дэвин выдавал себя за американского биржевого маклера, занимающегося поиском группы крупных европейских предпринимателей, готовых вложить свои капиталы в процветающие американские фондовые биржи, что сулило колоссальные прибыли. В действительности никакой группы не было. Его интересовал один синьор Бжезинский. И Сантос Дэвин (или мистер Фредерик Харви из Бруклина, Нью-Йорк, ибо под таким именем он был известен синьору Бжезинскому) убедил алчного человека вложить все свои деньги в американские акции и облигации.

И вот, в ту самую минуту, когда Белль и Пина неохотно бредут домой по узким улочкам Венеции, поникшие и несчастные, синьор Бжезинский открывает для себя весь масштаб своего падения, непосредственной причиной которого стали финансовые консультации вышеназванного Фредерика Харви.

Есть ли у синьора Бжезинского сердце? Возможно, когда-то было. Но представьте себе маленького мальчика, который, спрятавшись под лестницей и подвывая от страха, наблюдает, как немецкие солдаты закалывают штыками его мать и отца. В тот день он мог либо умереть со своей семьей, либо стать человеком с каменным сердцем и выжить для того, чтобы навсегда забыть о слабости. А теперь представьте молодого мужчину, влюбленного в женщину, Магду Зелинскую-Дудек, отвергающую его, потому что она любит другого. Он не мог не отомстить. Для этого он, ссужая большие суммы, превратил мужа Магды в своего раба. Он надеялся купить жену у погрязшего в долгах мужа, но его план неожиданно способствовал обратным результатам. Он не ожидал, что соперник вместо жены отдаст ему свою дочь. Алексей Дудек был ничем не лучше его самого, но она полюбила его. Даже после его смерти Магда продолжала любить мужа. Это привело синьора Бжезинского в такую ярость, что он решил во что бы то ни стало завладеть Магдой Дудек. Вот почему привез Магду и Луизу в Венецию, где при первой же возможности овладел желанной женщиной. Однако это не принесло удовлетворения. Магда не сопротивлялась, она просто лежала под ним с остекленевшими глазами и шептала имя мужа.

Алексей, Алексей, Алексей.

Он пытался ее разбудить, заставить захотеть его так же сильно, как он желал ее. Для него она превратилась в наркотик, не утоляющий боли. Снова и снова он приходил к ней ночью, но она не отвечала ему ни в ненависти, ни в удовольствии. В конце концов, избивая и насилуя ее дочь, он стал получать больше, потому что она хотя бы сопротивлялась, проявляла хоть какие-то чувства.

Однажды он сказал Луизе, что довел до безумия ее мать. Однако сейчас он ясно видит, что в этом не было его вины. Магду лишило рассудка собственное чувство вины. Она позволила мужу продать дочь ради того, чтобы защитить себя. Она была намного хуже Алексея Дудека. Она заслужила изгнание. Синьор Бжезинский предлагал ей весь мир, но она не снизошла до него.

Когда синьор Бжезинский отправил Магду в психиатрическую больницу на острове, у него осталось единственное желание — завести ребенка. Чтобы хоть в чьем-то сердце появилось место для него. Но даже в этом ему отказано, потому что, хотя его жена, такая же грешница, как ее мать, забеременела, ребенок не от него. Он знает, что ребенок станет каждодневным напоминанием о его неудаче, и поэтому, если у синьора Бжезинского оставалась хоть толика милосердия, в этот день она была уничтожена, так же, как его деньги на американской фондовой бирже. За какой-то час он превратился в нищего. Жалость деловых партнеров для него столь же невыносима, как издевательский смех ненавидящей его жены. Нет денег — нет власти, и сам он — ноль. Все равно что умер.

Синьор Бжезинский стоит на балконе комнаты своей жены. Ему кажется, что это подходящее место для того, чтобы разом покончить со всем. Пистолета у него нет, но тяжелый кусок венецианского кирпича и веревка найдутся. Впервые в жизни он радуется тому, что так и не научился плавать. Он привязывает кирпич к ноге многочисленными узлами и перелезает через парапет. Ему приходит в голову перекреститься — кто знает, быть может, после смерти существует милосердие.

Последнее, что видит синьор Бжезинский перед тем, как уйти под воду, — дрозд, кружащий у него над головой. Он успевает удивиться: такая маленькая птичка поет столь громко. Пение ее — фанфары, возвещающие его вступление в царство смерти. В голове мелькает: «Людвика обрадуется, когда меня не станет». И после того как легкие наполняются водой, сердце синьора Бжезинского наконец исцеляется, потому что последняя его мысль такова: «И я рад этому».

Валентина

Сердце ее начинает радостно трепетать, как только она выходит из вокзала Санта-Лючия. Валентина спряталась в группе американских туристов, которые лишь рады взять ее с собой, поскольку она предложила им помочь найти хорошую гостиницу. По ступенькам они спускаются к каналу и посадочным причалам для вапоретто. Она оглядывается по сторонам. Тео нигде не видно, но здесь она чувствует себя в большей безопасности, чем в поезде. По мере того как Венеция начинает оказывать свое колдовское воздействие, тревога, вызванная встречей с блондином, и отчаяние отступают. Пока она стоит в очереди за билетом на вапоретто, внутри нее разгорается смешанное чувство счастья и возбуждения. В Венеции с ней всегда это происходит. Каждый раз, когда она попадает сюда, ее захлестывает ошеломительное ощущение причастности и чего-то еще большего, словно она жила здесь раньше и испытала в этом городе наивысшее счастье. Все знакомо ей. Элегантные, но умирающие дворцы, молочная зелень каналов, их соленый вековой запах, узенькие улочки, мосты, похожие на драгоценные украшения, и ощущение единства с другими людьми, даже с теми, которые, как и она, здесь гости. Хотя Венецию называют музеем на воде, для Валентины этот город — что угодно, но только не музей. Он помогает ей верить: вне материального мира существует другой мир — души и страсти.

Через каких-нибудь пару часов Валентина снова увидит Тео. Кроме того, она наконец разберется, что происходит с этой похищенной картиной, сердце ее сладко сжимается от предвкушения их воссоединения в отеле «Даниэли». «Я скажу ему, что могу выполнить его просьбу, — думает она. — Скажу, что хочу быть его девушкой. Я скажу ему, что люблю его».

Валентина усаживает своих американских спутников на вапоретто 5.2 до Фондамента Нуове. Она ведет их в гостиницу, в которой они с Тео останавливались, когда приезжали сюда в прошлый раз на одно из своих эротических приключений, еще до того, как он стал жить с ней.

«Локанда Ла Корте» приютилась на одной из узеньких улочек. Несмотря на близость шумных и суетливых районов Венеции, эта небольшая гостиница с двориком и умиротворяющим плеском канала кажется оазисом спокойствия посреди гудящего города. Хотя спутники ее, студенты из Нью-Йоркского университета, шумно восторгаются видами Венеции, Валентину накрывает ощущение покоя, когда они идут по площади перед витиевато украшенным мраморным фасадом больницы и грандиозным готическим собором Санти-Джованни-э-Паоло. Ей кажется, будто она стала другой женщиной. В этой гостинице она останавливалась лишь однажды, но дорогу может найти по памяти. На узенькой Калле Брессана солнце постепенно прячется за крышами домов с тем, чтобы вновь появиться, когда они выйдут к гостинице, мосту и тихому участку канала. Она помогает американцам зарегистрироваться и прощается. Они упрашивают ее пообедать с ними, но она объясняет, что у нее встреча с одним человеком. Они расстаются на лестничной площадке, когда она отпирает дверь своего номера и проскальзывает внутрь, облегченно вздыхая. Номер обставлен просто, без претензий: двуспальная кровать, одно окно выходит на канал, а другое — на улицу. Валентина сбрасывает туфли и валится на кровать. Смотрит на часы — до встречи с Тео два часа. Интересно, где сейчас блондин? Когда садились на вапоретто, она во все глаза глядела по сторонам и наверняка заметила бы его, если бы он следил за ней. Поэтому она не может знать, что она здесь. Однако Венеция — небольшой город, и он наверняка ее разыщет, это лишь вопрос времени.

Она сидит в баре роскошного отеля «Даниэли», потягивая красное вино из бокала. Сейчас только восемь часов. Черный портфель прислонен к ножке кресла, картина Метсю внутри, и она не отводит глаз от входа. Где ее мужчина? Она вне себя от предвкушения встречи. Она не из тех, кто на людях показывает эмоции, но чувствует, что может не удержаться и бросится ему на шею, как только он войдет. Безусловно, Валентина очень гордится своей независимостью, но должна признать, что соскучилась за ним неимоверно, до боли в сердце. Те несколько мимолетных минут, которые она провела с ним за последние дни, лишь подлили масла в огонь ее страсти, заставив еще больше ждать встречи с ним.

Уже пять минут девятого, но ее возлюбленного все нет. Она наблюдает за пожилой женщиной, вошедшей в бар и озирающейся по сторонам. Женщина высокая, элегантная, хотя и достаточно хрупкая. Валентина удивленно замечает, что взгляд дамы останавливается на ней, и вот она подходит к ее столику.

— Синьорина Росселли?

Валентина хмурится.

— Да.

Старушка протягивает ей руку в перчатке.

— Меня зовут Гертруда Киндер. У вас, кажется, есть для меня кое-что. — И к немалому удивлению Валентины, старушка садится в соседнее кресло.

— Мне очень неловко, — говорит ей Валентина, — но я не знаю, кто вы и о чем говорите.

Глаза Гертруды Киндер за очками немного сужаются.

— Картина, — произносит она таким тоном, будто разговаривает с умственно отсталой. — Синьор Стин сказал мне, что она будет при вас.

— Картина… — В некоторой растерянности повторяет Валентина.

— Да. — В голосе женщины слышится раздражение богатой и влиятельной особы. — Моя картина. «Любовное письмо» Габриеля Метсю. Она не здесь? Синьор Стин заверил меня, что я смогу забрать ее сегодня.

Валентина смотрит на старушку, почти чувствуя, как картина испускает особый жар сквозь кожу портфеля, стоящего у ее ног. Черт, что это за игры, Тео? Почему ты не предупредил меня об этой женщине? Отдавать или не отдавать ей картину? И вообще, кто она такая?

— Тео… То есть синьор Стин не давал мне никаких указаний насчет вас. Он сказал мне, что встретится здесь со мной. О вас он не упоминал.

— Это я просила его не упоминать обо мне. Мне не нужно, чтобы за мной следили…

Валентина озадаченно смотрит на Гертруду Киндер. Неужели эта восьмидесятилетняя или даже старше бабуля — арт-дилер? Крайне не похоже.

— И он сам должен был явиться сюда. — Старушка осматривается. — Я не собираюсь здесь задерживаться. Я только хочу забрать свою картину и уйти.

К их столику подходит официант, но Гертруда Киндер взмахом руки отсылает его.

— Картина там? — спрашивает она, показывая на портфель Валентины. — Отдайте ее, пожалуйста, и с вашего позволения я уйду.

— Извините, — отвечает Валентина. — Я не могу этого сделать, пока не поговорю с Тео.

Она достает телефон, который успела зарядить в гостинице, и нажимает кнопку, не сводя глаз с Гертруды, голодным взглядом смотрящей на портфель. Тео, разумеется, не отвечает.

— Может быть, выпьете что-нибудь, пока будем его ждать? — предлагает Валентина.

Гертруда глядит на нее как на сумасшедшую.

— На это нет времени, — каркает она. — Вы что, ничего не знаете?

— О чем?

— О том, кто я. О том, что это за картина.

— Нет, извините. — Валентина выдерживает напряженный взгляд Гертруды.

— Это моя картина, — страстно произносит женщина. — Точнее, она принадлежала моему мужу. У нас ее забрали. Я думала, нам уже не удастся ее вернуть, но ваш синьор Стин помог мне.

— Но, если ее у вас украли, почему вы не пошли в полицию?

На лице Гертруды Киндер появляется презрительное выражение.

— Моя дорогая, я веду речь о Второй мировой войне. Я веду речь о нацистах, отнимающих у богатых евреев произведения искусства.

Наконец-то Валентина начинает что-то понимать. Волна облегчения прокатывается через нее. Она знала, что Тео все-таки хороший человек. Он помогает этой старой еврейке вернуть то, что было похищено у ее семьи во время войны. Но все это по-прежнему кажется совершенно невероятным.

— Я думала, все, что было похищено нацистами, уже вернули владельцам. Разве нельзя было узнать, кто выставляет эти картины на продажу? Неужели вы не могли это выяснить официально?

Зачем нужна вся эта головная боль с похищением картины, если это можно было сделать совершенно легально, Тео?

Гертруда Киндер начинает терять терпение.

— У меня сейчас нет времени все объяснять, дорогуша. Пожалуйста, верните картину. Мне нужно уйти, пока он не пришел.

— Кто? Тео?

— Нет. Хотела бы я, чтобы он был здесь. Так бы я хотя бы чувствовала себя в безопасности. Нет, тот другой, который хочет денег…

С каждой минутой мысли в голове Валентины запутываются все больше и больше. Старушка ладонью накрывает ее руку. Кожа холодная, как камень, но глаза ее ярко блестят.

— Прошу вас, дорогая, отдайте картину.

В облике старушки есть что-то располагающее, что-то такое, что заставляет Валентину поверить ей. В этом лице она видит историю. Страдания и утраты. Она расстегивает портфель и передает ей картину, все еще замотанную в шарф.

— А это что? — говорит Гертруда, начиная развязывать кружева. — Вернуть?

Валентина думает о своей прабабушке и о том, как бы она распорядилась шарфом в подобном случае.

— Нет, оставьте. Это для защиты картины, — поясняет она.

Гертруда Киндер прижимает картину к груди так, словно воссоединилась с давно потерянным ребенком.

— Спасибо вам, дорогая моя. Вы даже не представляете, что это для меня значит. И прошу вас, поблагодарите от меня синьора Стина. Передайте ему, что все забыто.

Пожилая женщина с трудом встает, и Валентина думает, не проводить ли ее. Она, похоже, действительно испугана и очень слаба. Но ей не хотелось бы разминуться с Тео, если он все-таки появится.

— Хотите, я провожу вас домой? — спрашивает она.

— Не нужно, спасибо. Мой помощник ждет меня снаружи в катере-такси. Он проводит меня.

Лишь после того, как Гертруда Киндер ушла, Валентина начала осознавать, что она сейчас сделала. Я отдала бесценную картину совершенно незнакомому человеку, положившись на свое чутье. И что эта женщина имела в виду, попросив передать Тео, что все забыто?

Уже почти девять, и ее разочарование начинает перерастать в злость. С нее хватит. «Жду еще десять минут и, если Тео не явится, ухожу», — обещает она себе. Эти его игры ей уже порядком надоели. Там, в Темной Комнате, она решила, что любит его, в поезде ей хотелось быть рядом с ним до конца своих дней, но теперь она начинает его ненавидеть. Он бессердечный тип, использующий ее в собственных целях, совершенно не уважающий ее чувства… И это не все, что она могла бы о нем сказать. Валентина заказывает еще бокал вина и сбрасывает туфли. Наплевать, что она в самом роскошном отеле Венеции.

На исходе десяти минут, когда она уже почти окончательно теряет надежду, в бар небрежной походкой входит тот, кого она меньше всего хочет видеть. Гарелли. Он нашел ее. Цепким взглядом он обводит зал, и глаза его торжествующе вспыхивают, когда он замечает Валентину.

— Добрый вечер, синьорина Росселли. Рад встрече, — говорит он, подходя к ней.

— Уж как я рада, — саркастически роняет она.

— Вы здесь, случайно, не синьора Тео Стина дожидаетесь?

— Это, знаете ли, вас совершенно не касается.

— В самом деле?

Гарелли, усаживаясь в кресло с гнутой спинкой, которое лишь недавно занимала Гертруда Киндер, жестом подзывает официанта.

— Мне можете ничего не заказывать, — говорит Валентина, засовывая ступни в туфли. — Я все равно собираюсь уходить.

— Какая жалость, — ничуть не смутясь, отвечает он. — А я как раз хотел вас поблагодарить за то, что вы помогли мне раскрыть тайну пропавших картин. — Он смотрит на нее смеющимися глазами, прекрасно понимая, что такую наживку она не может не проглотить.

Дата добавления: 2015-08-29