Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер 30 страница



Вчера вечером у нас в театре происходил гвалт отчаянный: наш секретарь публиковал везде, что 14-ого -- 3-ий спект. 3-его абонемента, вместо 2-ого абонемента. Ну и оставили бы уж так. А он возьми да расклей везде листки, что, мол, 2-ой абонемент. Вышла путаница, масса скандалов. Немирович, бедный, ужас чего наслушался. Съехались 2 абонемента, другие совсем не приехали. У нас все головы изломали, как умилостивить абонентов. Не попавшим предлагают или вернуть им деньги или устроить их на следующ. "Крамера". Ужасное было положение.

Дусик, как я рада, что в Ялте солнечно и что тебе лучше! Мне на душе хорошо стало. Вишневский тебе напишет. Наши актеры кутят сегодня у Кюба, их кормит Ушков. Все меня звали, но я уже обедала в ресторане и ужинать не в состоянии. Сейчас нашла у себя твое письмо и карточку Миролюбова. Чудак, пришел, когда я занята. Мне бы хотелось его видеть.

Во вторник на генер. "Мещан" будет Святополк-Мирский3 и кн. Шаховской.

Обнимаю тебя и ласкаю и целую крепко и горячо. Ходи гулять, не торчи вечно у себя в кабинете. Не носи брюк протертых назади, не компрометируй жену свою. Подумают, что я проживаю все твои деньги, и будут жалеть тебя. Тебе этого хочется, да?

 

Твоя собака

 

 

477. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер

 

 

16 марта [1902 г. Ялта]

Милый мой, глупенький пупсик, злая моя, нехорошая жена, вчера я не получил от тебя письма. Кроме вчерашнего дня, я писал тебе ежедневно; очевидно, письма не доходят, с чем тебя и поздравляю.

Ну, дуся, сегодня идет прекрасный весенний дождь. Это первый за всю весну. Мать сегодня приобщалась. У Арсения душеспасительное лицо. Мое здоровье хорошо, кашель меньше, настроение порядочное. Пьесу не пишу и писать ее не хочется, так как очень уж много теперь драмописцев и занятие это становится скучноватым, обыденным. Ставить вам нужно прежде всего "Ревизора", Станиславский -- городничий, Качалов -- Хлестаков. Это для воскресений. А ты бы была великолепная городничиха. Затем -- "Плоды просвещения", тоже для воскресений и на запас. Только вам необходимо еще прибавить двух-трех порядочных актрис и столько же актеров, тоже порядочных. Если главные роли будут, хотя бы случайно, исполняться такими, как Мунт, и даже такими, как Литовцева, то театр ваш погибнет через 2--3 сезона.

У меня никто не бывает. Впрочем, вчера была Мария Ивановна Водовозова, которая, очевидно, -- и это очень жаль! -- помирилась со мной. Несносная, глупая бабенка, которая каждую минуту суется не в свое дело.



Как идет IV акт "Мещан"?1 Ты довольна? Напиши мне, дуся.

Отчего я не получил ни одной телеграммы? Я каждый вечер жду. Очевидно, Немирович пал или падает духом, его заедают рецензии. А ты, дурочка, не верь этим пошлым, глупым, сытым рецензиям нелепых людей. Они пишут не то, что прочувствовано ими или велит им совесть, а то, что наиболее подходит к их настроению. Там, в Петербурге, рецензиями занимаются одни только сытые евреи неврастеники, ни одного нет настоящего, чистого человека.

Вот уже четвертая неделя поста! Скоро ты приедешь. Тебе я отдаю ту комнату, где стоит пианино, и ту, что внизу, где ты жила в прошлом году. Значит, две комнаты. Дам даже три комнаты, только не уходи к Суворину за 1000 р. в месяц.

Пиши, дуська, не ленись, будь порядочной женой. Обнимаю тебя и крепко целую. Пиши, родная! Подлиннее пиши, в письмах ты умная.

 

Твой муж под башмаком Antoine.

Кланяйся Андреевской, той самой, что на кумысе познакомились.

Третьего дня, прочитав твое письмо, где ты пишешь, что не получаешь моих писем, я послал тебе письмо в Панаевский театр.

 

478. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

16-ое марта 1902 г. [Петербург]

Прикончили мы первую половину спектаклей, родной мой, золотой мой! Твое письмо хмурое, и опять тебе нездоровится. За весну, за лето ты поправишься, окрепнешь, и мы поживем. Если бы мы могли быть вместе! Я иногда сильно ненавижу театр, а иногда безумно люблю. Ведь он мне дал жизнь, дал много горя, дал много радости, дал тебя, сделал меня человеком. Ты, наверное, думаешь, что жизнь эта фальшивая, больше в воображении. Может быть. Но все-таки жизнь. А до театра я прозябала, мне чужда была жизнь, чужды были и люди и их чувства. Я не жила с людьми и себе не создала никакой жизни. И всего я добилась одна, сама, своими силами.

Я сегодня встала очень поздно, в 11 час, вчера писала очень поздно, писала тебе, Володе длинное письмо накатала. Днем репетировали 3-ий акт, потом я была у Лилиной и, представь, с кем там познакомилась?! -- с Цикадой, о которой так много слышала и от тебя и от Маши, и кроме того я, оказывается, знала ее сестру, Соболеву Марию Михайловну1. Она начала спрашивать о тебе. Я ее спросила, откуда она тебя знает. Она засмеялась: "Вы о Цикаде ничего не слыхали?" И тут же рассказала, почему ее звали цикадой. Она хорошенькая изящная женщина, замужем за актером Озаровским, служат на Александр. сцене, страшные поклонники нашего театра. Она говорит, что боялась меня и потому не знакомилась, хотя часто ходит за кулисы и встречала меня. Мы с ней разболтались и оказалось, что собираемся в один дом нанести визит, именно к актрисе Александр. театра, кот. устраивала и обучала толпу для наших спектаклей2. Муж ее профессор очень симпатичный. Актриса она неважная, но интересная женщина, интеллигентная. Она еще в прошлом году была у меня, поздравляла меня весной, а я на все отвечала молчанием и сегодня наконец раскачалась и поехала; у нее приемный день. Вот заболталась с твоей Цикадой и попали туда очень поздно, а оказывается, Кони меня долго ждал и хотел мне порассказать про академию, чтоб я тебе написала. Академики ничего ровно не знали о том, что было напечатано, и сами узнали о высочайш. повелении из газет3. Славно это? Кондаков, вероятно, напишет тебе.

Был там Вейнберг, Гриневская, Зарудный, еще какой-то моська. Цикада рассказывала, как ты ей подарил яйцо, кот. до сих пор у нее хранится. Говорит, что она нежно любит тебя и что когда говорят о тебе, то у нее что-то в груди делается. Вспоминала, как вы ели капусту и пили вино из большой бутыли, как она рассказывала анекдоты и как Свободин слушал ее. Она в прошлом году кончила консерваторию по пению, но пошла на драму. На лето сняла театр под Киевом. Интересно, какая она актриса. Один господин говорил мне, что неважная -- играет Титанию в "Сон в летнюю ночь". Говорит, что он и она интересные интеллигентные люди, стремящиеся и ищущие чего-то. Она звала меня к себе. Может быть, пойду. Муж актрисы, у которой мы сегодня были, -- проф. Котляревский, говорит, что помнит тебя, но что ты, верно, забыл его. Встретились вы на каком-то юбилейном обеде или ужине Плещеева. Помнишь?

Знаешь, когда мне Цикада рассказывала о вашей прежней жизни, мне и приятно было и как-то больно ревниво, что то, лучшее время, может быть, твоей жизни, чуждо мне и все это я знаю только понаслышке. Отчего мы не встретились молодыми, иными?..

Эх, Антон, Антон.

В мое отсутствие был у меня два раза мой дядя Ваня, моряк, живущий в Кронштадте, младший брат матери, которого я не видала лет 10. Так мне обидно было. Надо мне увидеться с ним.

23-его у Контана будет даваться нам литерат. ужин. Устраивает Вейнберг.

Сегодня вечером перемарывали "Мещан", выбрасывали самые опасные фразы, чтоб не к чему было придраться. Есть надежда, что разрешат.

Ну спи спокойно, нежный мой муж. Ты прав: надо писать Кирпичный пер., а не улица. Письма твои все получаю и целую за них.

Я Санина спрашивала, женится ли он, -- отрицает. Цикада говорит, что его приглашают на Александринку режиссером, там же, где и Дарский. Дико!

Целую, обнимаю мужа моего дорогого. Скоро увидимся.

 

Твоя собака

 

 

479. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер

 

 

17 марта [1902 г. Ялта]

Милый мой крокодил, сегодня получил от тебя два письма; одно из них написано 11 марта, а почтовый штемпель -- 13-го, очевидно, кто-нибудь таскал письмо в кармане.

У меня кашель все слабее. Видишь, дуся, какой я. Сегодня ветер и весеннее настроение, после дождя все зацвело и стало распускаться.

Если увидишь еще раз А. А. Потехина, то кланяйся ему и скажи, что я его очень уважаю. Гонорар пусть получит Маша, напиши Зоткину или ей -- как знаешь, о собака.

Значит, скоро ты сделаешься знаменитой актрисой? Саррой Бернар? Значит, тогда прогонишь меня? Или будешь брать меня с собой в качестве кассира? Дуся моя, нет ничего лучше, как сидеть на зеленом бережку и удить рыбу или гулять по полю*.

Я ем хорошо. Можешь не беспокоиться. Ты получила от меня, как пишешь, только 3 письма, а между тем я послал их тебе по крайней мере 12.

Мать очень обрадовалась почему-то, когда узнала, что ты была у Миши и что он был у тебя с О. Г.

Итак, стало быть, "Дядя Ваня" не пойдет? О, как это нехорошо!

До свиданья, пупсик мой, целую тебя горячо. Будь здорова и весела.

 

Твой строгий муж Antoine.

*Я ничего не имею против того, чтоб ты была знаменитой и получала тысяч 25--40, только сначала постарайся насчет Памфила.

 

 

480. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

17-ое марта [1902 г. Петербург]

Голубчик мой, здравствуй! Целую тебя за каждое твое письмо несчетное число раз. По дороге в театр я каждый раз прохожу мимо бюро, где продают билеты в Wagons-lits, и каждый раз думаю, как я буду себе покупать билет прямо в Севастополь. Дусик, будь милый, пришли мне расписание пароходов с Вербного воскресения. Я отсюда выеду 6-го апреля и думаю в Москве не останавливаться, только не знаю, как сделать с багажом. Ведь у меня один большой сундук, где лежит все, и не нужные мне в Ялте зимние платья. Если есть передышка в Москве часа три, то, пожалуй, успела бы переложиться, а то придется остаться на день, чтоб все привести в порядок. Так что приеду или 9-го или 10-ого. Так? Зимние вещи надо будет оставить в Москве.

Это хорошо, что для нас ищут дачу на Волге. Только, Антонка, если это будет в глуши, то, пожалуй, трудно будет доставать провизию. И надо узнать, есть ли дачи со всякой утварью, с кухонной посудой например. Нельзя же с собой тащить все это. Надо, чтоб тебе был полный комфорт и хороший разнообразный стол. Можно бы взять нашу старуху Анну Егоровну, если она согласится; она бы славно нас кормила. А тебе совсем не улыбается Швейцария? Где-нибудь в горах, в чудесном лесу, на берегу озер, в покойном отеле с хорошим пансионом. Я чувствую, что тебя тянет в русскую природу, запад тебя не манит, ты не будешь чувствовать себя дома. Но, может, со мной было бы хорошо тебе? Я тебя буду лелеять, нежить, баловать, любить. Меня только пугает, что в России в деревне не сможем устроиться с полным удобством. Будет бивуак, вроде домика в Аксенове и тебе будет неудобно. Что ты скажешь на это? Напиши все откровенно. Я поеду с тобой, куда хочешь, только бы тебе было хорошо и сытно. О Финляндии ты не думал?

Сегодня весь день репетировали "Мещан". Немного подбираются.

Есть надежда, что разрешат пьесу. Ты не говори Горькому, что мы много помарали помимо цензуры. После первых спектаклей восстановим опять. Константин наш бушевал сегодня, всем влетало. Меня только в покое оставляет. Вот уже вторая роль, в кот. он не вмешивается совсем, и я работаю самостоятельно и свободно.

Сегодня наконец я увиделась с своим дядей Ваней, с кот. не встречались лет 12 -- красивый, бравый, статный моряк-весельчак, пришел ко мне после кутежа. Мы все смеялись и знакомились друг с другом. У него уже дочь 14-ти лет в Смольном. Постараюсь съездить в Кронштадт посмотреть его жену и детишек. Виделась я с ним всего Ґ часа, перед вечерней репетицией.

Про "Дядю Ваню" ничего не знаю. Все горюют, если не пойдет. Ведь наша любимка. Напиши о здоровье Средина, кланяйся им всем. "Крестьянина" не читала1. Достану на немецком. Целую и прижимаю и ласкаю мужа моего строгого.

 

Твоя собака

 

 

481. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

18-ое марта 1902 г. [Петербург]

Успокойся, милый мой, я ведь уже писала тебе, что все письма получаю и благодарю и целую за них. Я сейчас засмеялась от удовольствия и защекотало как-то в груди от мысли, что летом и весной мы будем вместе, вспомнила твое милое лицо с лучистыми глазами и мне легче стало.

Пиши: Кирпичный переулок -- это совсем верно. Для разнообразия можешь писать: Мойка 61, No 30.

Сегодня перед репетицией был у меня опять мой дядя Ваня, опять кутил всю ночь. Он мне объяснил, что когда он попадает дня на два в Питер, то всегда отчаянно кутит, и все говорит, что лучше моряков народу нет. А он, правда, типичный моряк. Зато когда командует своим судном, когда на работе, то всегда, говорит, трезв.

Я его напоила черным кофе и отправила на вокзал в Кронштадт, а сама ушла на репетицию. Репетировали мы без конца -- с 1 ч. до 6 Ґ ч., просто языки высунули, так устали. В 4-м акте все крик, скандал, нервы, и это утомительно. Завтра днем решится наша участь. Думаю, что разрешат.

Влад. Ив. болен, слег в субботу, температура повышенная, сегодня было лучше. Нехорошо, если его не будет завтра на генеральной.

Завтра мы все обедаем у Котляревских, т.е. некоторые обедают, некоторые приезжают вечером. Увижу Кони. В среду буду на шоколаде у Чюминой. В четверг приглашена на обед к Юнкер, которые были у меня два раза, а я не была. Я только знаю Madame, т.к. она сестра m-me Гутхейль из Москвы, нашей хорошей знакомой. В пятницу, может, поеду к Цикаде. Она хотела тебе письмо написать.

Прилагаю письмо нашей "талантливой" г-жи Муратовой, кот. воспроизвела эпизод (известный тебе) с моряком1, чтоб преподнесть тебе, но сама не отважилась послать. Я ужасно хохотала. А видел ты в "Театр и Искусство", сверхрежиссера?2 Ты ведь получаешь этот журнал?

После обеда сегодня я ездила к своей гимназической приятельнице и просидела вечерок. Интересного там ничего нет. Поболтали, в 11 ч. я уехала, разделась и пишу вот мужу. Сейчас лягу спать.

Антончик, пришли Раевской какой-нибудь твой томик с надписью. Очень ей ведь хочется. Благодаря ей все-таки меня отпустили в Ялту; ведь ее же обидели сначала этой ролью, а она, не помня обиды, заменила меня. Пришли -- она будет счастлива. Она и письмецо твое хранит как реликвию.

Антон, ты дусик, ты родной мой, да? Ты меня будешь ласкать, будешь любить? Мы будем славно жить?

Скоро приедет Маша в Ялту. Тебе не будет так скучно. А скоро и я приеду. Будем думать о лете.

Целую тебя и милую, дорогой мой. Думай о своем здоровье. Ешь, как способна есть твоя жена.

Обнимаю тебя.

 

Твоя старая собака

 

 

482. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер

 

 

19 марта [1902 г. Ялта]

Милый мой, удивительный дусик, вчера я не писал тебе -- и только вчера, а ты то и дело оставляешь меня без письма. Например, сегодня. Как же после этого не бить тебя?

Я здоров, как бык. Погода порядочная. Почти все время сижу вне дома. Вчера вечером был у меня Леонид Андреев с женой, и она, т.е. его жена, показалась мне очень неинтересной; от такой я бы непременно ушел. Сегодня приходила m-me Корш, жена голубы Корша1. Что еще написать тебе? О чем? Ну, хоть о том, что мною замечено, а именно: "Новое время" стало иначе относиться к вашему театру, очевидно, сменило гнев на милость. Что за сукины сыны!

Скоро, скоро я начну поджидать тебя, моя немочка золотая. Тихомирова благодарю и благодарю.

А Вишневский мне ничего не пишет, между тем мне очень хотелось бы знать, каковы его петербургские впечатления.

Целую собаку мою, обнимаю миллион раз.

 

Твой деспот Antoine.

Л. Средину легче; было воспаление легких. Л. Н. совсем легче.

 

 

483. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер

 

 

20 марта [1902 г. Ялта]

Милый дусик, ты спрашиваешь, почему я не беру денег за переводы моих произведений. А потому что не дают. Твой друг Чумиков полгода назад написал мне, что кто-то вышлет мне за его переводы 100 марок, но этот "кто-то" не торопится. Хорошо бы ты сделала, если бы не принимала этого Чумикова. Насчет Маркса и 300 000 он тебе врет. Гр. Толстая и не думала торговаться с Марксом, все это ложь1.

Я нарочно хожу в протертых брюках, чтобы все видели и чувствовали, как ты меня разоряешь. Погоди, скоро я буду без брюк ходить!

Еще одно слово о Чумикове. Ведь я дал ему авторизацию, он переводит меня уже давно, и он же смеет еще говорить, что я отказываюсь от гонорара! Что за животное.

У нас все расцвело. Твоя комната с пианино ждет тебя. Скоро уже ты должна приехать. Мы поживем немножко в Ялте, потом поедем в Москву, потом на Волгу. В Москве мне хочется посмотреть на вашу квартиру; говорят, очень хорошая.

Кланяется тебе старуха Средина* с младшим фисом2. Знаешь? А хорошо бы мне будущей зимой пуститься путешествовать, хотя бы по Нилу. Как ты думаешь? Я бы писал тебе длинные письма из Африки. Дуся моя!!

Ну, будь счастлива. Дай Бог тебе здоровья и всего самого лучшего. Обнимаю тебя.

 

Твой свирепый муж Antoine.

*Она была только что, и сын ее был, говорил тихим, кротким голосом.

 

 

484. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

20-ое марта 1902 г. [Петербург]

Вчера не писала тебе, дорогой мой. Целый день дома не была. Днем была генеральная, потом я поехала на обед к Котляревским и просидели там до 3 ч. ночи. Я была сильно уставши и сейчас еле встала, и как-то не по себе. Генеральная прошла очень хорошо. Весь партер был занят тузами и тузихами -- откуда они все набрались только! Были Святополк-Мирский, кн. Шаховской, Витте, Воронцов-Дашков, etc.. и без конца дам. Вчера познакомилась с женой Стаховича. Какая она прелесть, Антон! Премилое, красивое лицо и такая, знаешь, порода в ней чувствуется1.

Ты знаешь, дусик, наши оба директора очень много на себя берут: они, кроме цензурных вымарок, так обрезали пьесу, что ничего от нее не осталось. Наши актеры (неучаств.) прямо в ужас пришли после вчерашней генеральной. Горький может быть в сильной претензии за этакое самоволие -- как ты думаешь? Многие в труппе возмущаются. От Нила ничего не осталось. И, кроме наших помарок, вчера велел еще помарать кн. Шаховской. Я бы на месте Горького не дала бы пьесу в таком виде. Разве он дал carte blanche Немировичу поступать с пьесой, как им угодно?

Все тузы сказали, что разрешат пьесу, если Клейгельс поручится, что не будет скандалов. Как же это можно поручиться? До сих пор ничего неизвестно. Мне надоело уже говорить о "Мещанах". Раздули всю историю и больше ничего. Бедная наша эпоха! Тут же эта история с Треповым2, и ожидание "чего-то" 25-го. Все это как раз благоприятствует нам.

К обеду у Котляревских были: Вейнберг, Кони, Зарудный (прокурор), Попов с женой (книгоизд.), Станиславский и я. Вечером наехало много народу: был проф. Батюшков, кот. с тобой переписывался, когда ты давал какой-то рассказ в его журнал, кажется, "Космополис", была Султанова (Леткова), какой-то художник en vogue3, Чюмина, переводчица Джерома4, остальные не особенно интересны. Из наших были Лужские, Раевская, Вишневский. Было ни то ни се, ни скучно, ни весело. Хозяйка была мила, изящна, -- она интересная женщина. Все без конца спрашивали о тебе, спрашивали, когда ты наконец приедешь в Питер. Вейнберг велел тебе сказать, что в обиде на тебя. Ты не прислал ему ни даже -- телеграммки на юбилей. Говорит, что вообще равнодушен к юбилеям, но что ему приятно было бы получить от тебя хоть несколько слов. Ты, так сказать, избранный его. С Кони я говорила о тебе.

Ну дусик, кончу, не пишется. Не забудь прислать мне о пароходах. Будь здоров, не хандри. Все спрашивали, отчего ты "молчишь", не пишешь ничего. Целую тебя и обнимаю золотого моего мужа. Ты лучше всех.

 

Твоя собака.

Влад. Ив. еще лежит. Ты знаешь Катаева в Ялте? Говорят, отличную пьесу написал5. Ждали вчера бар. Икскуль, но она захворала и не была.

 

 

485. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

21-ое марта 1902 г. [Петербург]

Прости, дусик мой, что пишу на такой гадости1, но сейчас увидала, что ни одного почтового листика не оказалось в моем студенческом хозяйстве, а написать хочется утром, чтоб ты аккуратно получал письма от твоей жены, которую ты только в письмах признаешь умной. Я тронута этой похвалой, но... а в жизни какова твоя жена приблизительно?

Успокойся относительно писем. Ведь я уже давно писала, что все твои письма получаю и целую тебя за оные.

Надеюсь, что в Ялте теперь весна наконец? Зеленеть начало? Когда я приеду -- будет все зелено. Неужели еще нет?

Пьесу ты должен писать, а драмописцы могут стряпать, что им угодно. Это тебя не касается. Ты стоишь отдельно. И я знаю, что ты потом напишешь преинтересную комедию -- веселую и изящную. Какова судьба "Архиерея"? Ты молчишь.

Вчера у меня была О. В. Шлезингер, болтала про курсы, про экзамены. Потом я сделала визит Юнкер. Чудесно они живут. Богачи, верно, здоровые. Из окон видна Нева, кругом все деревья -- прелесть как хорошо -- на Питер не похоже. Когда я вернулась, зашла ко мне m-me Лагорио (жена художника) с укорами, что я до сих пор не была у них. Зашел Вишневский, и мы пошли к Чюминой на шоколад. Народу было порядочно и всё больше дамы: Венгерова, Гриневская, сестра Вл. Соловьева2, Зоя Яковлева (ты ее знаешь?), Котляревская, жена Минского3, Галина (поэтесса), жена Самойлова4, Лилина, Книппер, Станисл., Вишневский, фон Штейн (поэт, кажется), Котляревский, Зарудный -- кажется, все. Ах -- Котик еще был и Рафалович, про кот. я тебе писала и кот. дал мне франц. пьесы FranГois de Curel.

Было довольно оживленно. Да, еще была m-me Манасеина, кот. ехала с нами на пароходе из Балаклавы на Тавеле, кажется? Помнишь? И сестра Вл. Соловьева была с ней и девочка. Я их припоминаю. Она жена врача.

Лилина хвалила меня ужасно за "Мещан", сказала, что я 1-м номером иду, да и все хвалят, обещала даже фунт шоколада подарить. От Чюминой она меня потащила обедать к себе. Там я навестила болящего Влад. Ив. Он похудел, и все еще полеживает. Он отравился устрицами. Котик ухаживает, облизывает губки свои и вяжет прошивки. Обедали все вместе у них, Вишневский хозяйничает у них, разливает суп, и я смеялась. Конст. Серг. поднес розы дамам. Очень было уютно, славно. Потом все разлеглись по диванам в большом салоне Алексеевых, и Влад. Ив. читал пьесу Катаева. Прочли только акт. Пришел Лужский, начали болтать о репертуаре. Установили "Столпы общества" Ибсена и "Власть тьмы"; про запас "Месяц в деревне", затем пьесу Чехова, Горького и довольно с нас. Что вы скажете, г-н пайщик?

В "Мещанах" многое восстановили. Все говорят, что Мейерхольд -- Петр очень плох. Лилина хвалит больше всех меня и Лужского. Приедет Екатерина Павловна? Напиши. Разве Горький не был у тебя за это время? Ты о нем молчишь. Что он говорит об академии? В каком странном положении теперь вы все, академики.

Кончаю, милый, золотой мой. Что тебе привезти из Петербурга? Напиши. Целую тебя крепко много раз, всю твою хорошую голову и глаза и затылочек. Не кисни, не хандри. Поцелуй мамашу, поздравь ее с принятием св. тайн и скажи ей, чтоб не сердилась, что не пишу ей. Я и своей матери только раз написала. Муж все съел.

 

Твоя собака, умная в письмах только5.

К Суворину не уходить? Хорошо.

 

 

486. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер

 

 

22 марта [1902 г. Ялта]

Милая моя жена, для нас ищут дачу с мебелью, с полной обстановкой, так что горшков тебе не придется везти с собой, не бойся. Анну Егоровну нельзя брать, Боже тебя сохрани -- это значит лишить себя свободы, надеть цепи, так сказать. Пароходы из Севастополя идут во вторник, среду, пятницу и воскресенье.

В Финляндию можно поехать, но не больше как на неделю и как можно подальше и поглуше, чтоб никто не мог приехать к нам, ни одна душа.

Сегодня был у меня Куперник, отец Татьяны, вчера был Кашкин, был Зевакин, была m-me Корш.

Средину лучше. Дашу Озаровскую, бывш. Мусину-Пушкину, быв. Глебову, нельзя считать актрисой серьезно. Это пустяки одни, а не женщина.

Погода весенняя, но нет дождя, сухо.

Чтобы не возиться с сундуком, ты напиши в Москву, чтобы выслали на Николаевский вокзал кого-нибудь встретить тебя. Ты сдашь посланному сундук, а сама поедешь дальше, на Курский вокзал, потом на юг.

Иду к зубному врачу! Будь здорова, дуся, Христос с тобой. Обнимаю тебя.

 

Твой Antoine

 

 

487. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

22-ое марта 1902 [Петербург]

Как я ликую, что ты чувствуешь себя лучше, золотой мой, дусик мой. Кашель меньше тебя мучает? Вчера получила 12-ое письмо от тебя -- успокойся, все получаю.

Знаменитой актрисой я не буду, а так себе, полезной, добросовестной, приятной. К Суворину не уйду, и вообще никуда не уйду1. Или Художеств., или никакой театр!

А сидеть на бережку и гулять по полю я тоже люблю и очень даже. Я вообще много что в жизни люблю (какая ужасная фраза вышла -- прости, академик!).

Вчера я, милый мой, слушала свящ. Петрова и потом пила у него чай, и очарована совсем, несмотря на то, что была уставши, как собака. На репетиции "Мещан" продержали до 7-ого часу, вернулась, кое-как пообедала, и Деларю уже ждала меня и повезла в Михаил. артилл. училище, где происходила беседа. Аудитория небольшая, народу, т.е. дам, невообразимое количество -- духота адская. Много старух, много уродливых, много аристократок, и молодых тоже порядочно. Мужчин очень мало. Петров очень интересный человек. Лицо очень мне понравилось. Говорил не без соли и перца, т.ч. я почти хохотала, говорит хорошо, убежденно. Попа в нем не чувствуется -- это самое главное. Умный, образованный человек, и симпатичный в высшей степени и, вероятно, игривый в хорошем смысле. Жена его крепкая, здоровая, краснощекая, медичка, у них сын 5-ти лет. Затащили меня чай пить, угощали шампанским, живут прямо, по-видимому, ни в чем себе не отказывая. В обстановке, во всем -- ничего поповского. Ужасно мне понравилось у них. Был там еще священник, ее брат, один богослов и один медик. Болтали. Жаль, что не могла долго оставаться. Меня ждали у Лагорио.

Говорили о тебе, о Горьком. Как мне у них понравилось! Как жаль, что ты не мог быть со мной у них! Пока это самое сильное впечатление, кот. я получила в Петербурге. От Петровых я поехала к Лагорио, где играли в "тетки" и было очень скучно. Была примадонна Мариинского театра Куза, один художник и еще народ, но неинтересный. Я через силу посидела и удрала. Пили за твое здоровье. Сегодня в 6 ч. после репетиции иду на блины к Вейнбергу.

Ну, целую тебя, милый мой, крепко, крепко, скоро увидимся. Пришла Павлова.

 

Твоя собака

 

 

488. А. П. Чехов -- О. Л. Книппер

 

 

23 марта [1902 г. Ялта]

Милая Собака моя, мне теперь не до писем, хожу каждый день к доктору, починяю зубы. Каждый день пломбировка и прочее. Рисунок Муратовой великолепен1. Раевской книгу пришлю, когда она вернется в Москву и когда я буду знать ее адрес.

Дуся моя, я готов ехать и в Швейцарию, только ведь там нельзя удить рыбу! А мне ужасно хочется. Надо бы под Москвой, купить дешевенькое именьишко, чтобы можно было жить лето и удить рыбу. Только под Москвой гости бы ездили.

Ну, деточка, Господь тебя благословит. Не скучай, пиши мне. Я целую тебя любвеобильно, мою славную.

 

Твой суровый муж Антон

 

 

489. О. Л. Книппер -- А. П. Чехову

 

 

24-ое марта [1902 г. Петербург]

Меня мучает, что я вчера не писала тебе, родной мой, милый! Но не сердись -- я очень была уставши. Ночь плохо спала, потому что доносятся звуки из ресторана CubБt и не дают иногда спать, а переезжать лень. Утром встала рано, надо было закупить дряни всякой для "Мещан". В 12 ч. я была уже в театре. В 1 ч. была генеральная при большом количестве публики, кот. дружно аплодировала и смотрела с интересом. Хвалят всех, кроме Мейерхольда, кот., говорят, очень плох. Муратова не нравится многим. Жену твою хвалят, Лужского, Баранова, Роксанову. Очень хороша Помялова -- кухарка.

Но все-таки в 3-м акте, после отравления, когда начинается философия Тетерева и Елены, акт падает. Помнишь, ты все говорил об этом? Я это чувствую и не знаю, что делать. Буду вести нервнее, темпераментнее и на сдержанном голосе. После 1-го спектакля пришлю телеграмму.

Сегодня, дусик, солнышко, хотя снег выпал вчера и мороз опять.

Ну, продолжаю описывать вчерашний день: после генералки я, сильно усталая, пришла, пообедала и легла, потом сходила к парикмахеру, оделась, заехал за мной Вишневский и поехали к Контану1, где уже собрался народ: Вейнберг, Михайловский, Потапенко, Вас. Немирович, Андреевский, -- и много, много незнакомых, дамы-писательницы в самых отчаянных туалетах, вроде Галиной, бывшей в красном плюше с голой шеей и руками. Была подруга Зои Яковлевой -- образец парижской кокотки, была милая и славная Чюмина с наивным носиком, и Анненкова-Бернар etc.. Посредине стола сидел председатель Вейнберг, направо -- я, Батюшков, Влад. Ив., Султанова, Михайловский, Стахович, Мичурина. Налево: Андреева наша, Андреевский, Станиславский, Чюмина, и т.д. Против меня сидели Василий Немирович, Котик, Шапир, Раевская. Речи говорили: Вейнберг, Андреевский, Зарудный, Влад. Ив., Батюшков, стихи -- Чюмина, Галина и Жданов. Говорили все просто, ненатянуто. Все вертелось около "В мечтах". Много смеялись. За мной, дусик, много народу ходило, и говорили без конца и все шампанское пили. Редактор какого-то журнала Острогорский говорил о тебе и провозгласил тост за твое здоровье2. Все подходили ко мне и чокались. После ужина все рассыпались группами, болтали, расшевелились и было так себе. Я все-таки была утомлена и на таких сборищах я чувствую все вообще и никаких деталей. Приехала домой поздно, после 4-х час. и спала до 12 ч., встала и села писать тебе. Мне уже надоедает этот шумный Питер, и я с радостью подумала о том, как буду вдыхать южный весенний воздух на станциях, подъезжая к Севастополю.


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.039 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>