Леди Дар-Фалько Кори вполне понимает: для высокородной деле проснуться утром и обнаружить, что пеньюар ей подает одетый в женское платье и тщательно причесанный наследник рода Эсилей, было, безусловно, большим испытанием. Чувства горничной-тейо, которую позже обнаружили раздетой и связанной в шкафу с платьями старой леди, никто не принимал во внимание. Оскорбление было нанесено не только деле, но и ее дару: проникновение через окно в чужой замок — верх бесстыдства.
Завершилась наглая выходка хуже не придумаешь: хохочущий в глаза охране Медео позволил свести себя по лестнице в главный зал для допроса, покорно установился перед хозяином замка, выслушал, устремив глаза в пол, первую часть его обличительной тирады и… сбежал через окно, раскидав конвоиров. Один из оруженосцев Дар-Фалько оказался тяжело ранен в стычке и умер на следующее утро.
Прихлебатели и подпевалы Медео, которые в большинстве своем были лет на пять, а то и на восемь, старше своего кумира, встретили его подвиг бурей восторга, а совет старейшин в очередной раз настоятельно порекомендовал королеве прибрать к рукам маленькую (вернее, уже совсем не такую маленькую, а вполне способную отвечать за свои поступки) сволочь.
На случай, если бы даже это не переполнило чашу терпения Ее Величества, к жалобе Дар-Фалько трое сановных даров из разных семей присовокупляли свою нижайшую просьбу покарать Медео за словесные оскорбления, нанесенные им самим и короне Аккалабата «У старого крысолова», куда вообще-то «недоноскам», вроде Медео, вход запрещен (но мерзавец, обольстительно улыбаясь хозяйке-итано, ухитряется туда пробираться). И так далее, и тому подобное. «Удила у этого бешеного отсутствуют напрочь», — пришлось в очередной раз признать Кори.
— Я всегда к Вашим услугам, моя королева.
Я никогда ему не прощу, что он отказался. Я никогда ему не прощу, что он не предупредил меня. Я не могу заставить себя желать, чтобы он сдох там, в Виридисе, но… я никогда его не прощу.
Хьелль Дар-Халем, маршал Аккалабата
Из-под ослепляющего солнца Виридиса — в обволакивающий мрак дворцовых покоев. Все шепчутся и ходят на цыпочках. Ее Величество при смерти.
«Не ко времени собралась помирать, карга старая. Мне бы еще хоть пару недель. Да, мы задушили основной мятеж, но сколько еще заговорщиков нужно повыковыривать из их замков… а сейчас начнутся дворцовые игры и мое присутствие понадобится в столице. При таком-то лорд-канцлере. Надеюсь, он не успел наделать глупостей», — раздраженно думает лорд Дар-Халем, плечом толкая створку двери в парадный зал. Вторая створка с силой ударяется о косяк от мощного пинка Цуна Дар-Умбры.
— Смотри-ка, Халем, мы вовремя, — хмыкает Цун, утирая вспотевший лоб. — Все, как ты любишь. Расстановка сил выражена геометрически.
Действительно. Вдоль левой длинной стены с закрытыми окнами, выходящими во внутренний двор, лорды Пассера и Фалько — ключевые фигуры нынешней аккалабатской политики — и примкнувшие к ним менее родовитые дары. Но не все. Некоторые выжидают, расположившись по центру продолговатого зала. Разбившись на группки, тихо между собой совещаются молодые дары Умбрена. И другие кланы держатся вместе, дрейфуют то ближе к стану потенциального большинства, то подальше от него. Хьелль с Цуном переглядываются. На все решение у них меньше минуты.
А не надо было входить так громко. Теперь можно сделать два шага влево. К выстроившимся рядком Пассерам и Фалько, смолкнувшим при появлении новых действующих лиц. Раскланяться с их патриархами, переброситься парой слов с остальными — «влиться в ряды». А можно шагнуть направо — к выразительно пустующей стене, выходящей в Хангафагон, откуда сквозь приоткрытые, хотя и задернутые темными полупрозрачными гардинами окна чуть заметно проникают запахи прелой листвы и уже тронутая зимним холодком октябрьская свежесть. Присесть на подоконник, прямо на штору, сминая тонкую ткань, предоставив остальным делать свой выбор.
Цун вопросительно приподнимает бровь. Хьелль решительно сигналит подбородком направо. «В Виридисе было жарко», — бормочет он, пристраиваясь на подоконнике и просовывая голову сквозь занавеси наружу, будто все остальное его не касается. Военное крыло аккалабатской политики никогда не смешивалось с дворцовым, и он не видит причин менять традицию. Цун тоже. Поэтому он, упрямо набычившись, топает вслед за Хьеллем и с вызовом — а вы чего ожидали от тех, кто привык не болтать языком по углам, а выяснять отношения прямо, на поле боя? — разваливается в оконном проеме. Оттуда, через ковровую дорожку, пролегающую по центру зала, они раскланиваются со стоящими напротив дарами. Хьеллю странно видеть суровые светлобровые лица Пассеров на другой стороне. Он привык быть с ними в одном лагере — и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Эх, Кори, что ты натворил, малыш! Убийство тебе бы давно простили, но ты превратил их самого перспективного мечника в беспомощного инвалида…
Повинуясь едва заметному жесту главы семьи, по правой стороне зала начинают собираться все дары Умбры. Они одни по численности превосходят Пассеров и Фалько вместе взятых. Подтягивается и кое-кто из менее влиятельных кланов. Все меньше фигур в черных орадах остается в центре зала. Но Хьелль смотрит только в одну сторону: туда, где, сбившись в кучку, не обращая внимания на происходящие перемещения, о чем-то негромко переговариваются, склонив друг к другу пепельноволосые головы, лорды из боковых ветвей клана Эсилей. Самые младшие к совещанию не приглашены, они толпой окружают старших, спокойно оглядывают два лагеря, образовавшиеся у противоположных стен, но не двигаются с места.
Чем меньше народу остается в середине зала, тем шире становится усмешка верховного лорда Пассера, тем плотнее сжимаются губы Хьелля.
«Во имя святой Лулуллы, — молит он про себя. — Дорогие мои, хорошие. Не ради меня. Ради мальчишек. Пожалуйста». Цун Дар-Умбра громко вздыхает. Хьелль пожимает плечами. Пассеры ликуют уже откровенно.
Группе с фиолетовыми лентами в косах наплевать, что они в центре внимания. Хоть они и побочные, и младшие — это Эсили. Невозмутимое совещание продолжается. Первым не выдерживает верховный лорд Дар-Пассер.
— Семейка Эсилей собирается вечно торчать здесь посреди зала? Придворный церемониал не для вас писан? Где вы должны находиться, когда откроются двери в покой королевы? — рявкает он.
Дары Эсиля, как по команде, поворачивают к нему головы, смотрят так же невозмутимо, как переговаривались. Кольцо спин распадается. Один из старших, одетый в темно-лиловый орад, словно очнувшись ото сна, изволит заметить наконец две шеренги, выстроившиеся по сторонам ковровой дорожки.
— Аааа, это… — недовольно, будто его оторвали от очень важного дела, тянет он. — Но ведь само собой разумеется…
И соступает с ковровой дорожки направо. Хьеллю кажется, что он на много лет забыл, как дышать, а теперь научился снова.
— Лорд Дар-Эсиль! — хрипло выдыхает он, склонив голову в полупоклоне. Так приветствуют друг друга близкие родственники.
— Лорд Дар-Халем! — ответный полупоклон. Поверх идеально ровного пробора, разделяющего на затылке дымчато-серые пряди, Хьелль успевает увидеть яростный взгляд старшего лорда Пассера. Это победа. Полная и безоговорочная — к каким так привык главнокомандующий Аккалабата. Цун Дар-Умбра вытягивает из кармана серую тряпку, обозначающую собой носовой платок, и шумно сморкается.
Кори Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата
Королева с удивлением разглядывает склонившуюся перед ней фигуру. Непривычно видеть прямые черные волосы, разметавшиеся по серебристому ораду, у подножия трона. Столько лет пол перед ней подметали волнистые снежно-белые локоны. Столько лет… Трех лорд-канцлеров пережила она, которой долженствовало умереть молодой. Трех лорд-канцлеров, первую и последнюю войну аккалабов за пределами их планеты, попытку государственного переворота, мятежи в Виридисе… Но ничто уже не имеет значения. Даже те воспоминания, о которых, наверное, следует рассказать этому мальчику, чтобы еще лучше его защитить, — ничто не имеет значения. Я сделала для него все, что могла. Если он не справится, он не Дар-Эсиль.
— Кори…
— Я слушаю Вас, моя королева.
— Корвус!
— Я слушаю Вас, моя королева.
— Эти твари за ширмами вовсе отбились от рук. Пошли туда несколько молодых даров. И позаботься о том, чтобы после… подчистили.
— Мы воюем, Ваше Величество. И дела наши из рук вон плохи. Я не могу ограбить Халема, отозвать из армии хороших ребят. И не могу оскорбить деле королевской крови, предложив им не первый сорт.
— Я не желаю слышать имя Халема.
— Ладно, я схожу сам.
— Не смей!
— Откуда такие эмоции, моя королева?
Откуда такая насмешливость в голосе? Он что, знает?
Она чувствует его, его дыхание, его кожу — через свое платье и струящуюся ткань орада. Так близко лорд Дар-Эсиль еще никогда не наклонялся к своей королеве. Так — он никогда не звал ее. И не позовет.
— Моя королева… — Кори уже надоело ждать, и он приподнимает голову. Женщина на троне сидит, откинув голову на высокую спинку, уронив на колени руки. Кажется, что она спит, но лорд-канцлер Аккалабата Кори Дар-Эсиль знает, что это не так. Прежде чем выйти в большую залу, находящуюся перед приемным покоем королевы, и произнести те слова, которые случайно или по особому наитию посмотрел вчера в справочнике придворного церемониала, он прижимается губами к холодной руке.
«Прощайте, Ваше Величество. Спите спокойно, да встретит Вас в поднебесном чертоге святая Лулулла. Я не забуду».
Кори отвязывает золоченые кисти, поддерживающие темно-зеленый полог над троном. Теперь складки тяжелой материи скрывают от чужих глаз тело усопшей властительницы. Вынув из ножен мечи, Кори с силой вгоняет их по сторонам бархатного саркофага под острым углом, чтобы закрепить сооружение, гасит свечи, задергивает единственную приоткрытую штору. Вроде бы ничего не забыл. Теперь нужно расстегнуть нижние пряжки орада, распахнуть его, чтобы сразу было видно, что на мне нет мечей, набрать в грудь побольше воздуха и толкнуть раскрывающиеся наружу резные двери…
Разговоры в парадной зале смолкают. Кори сразу успевает увидеть и запомнить расстановку сил, тем более что она ожидаема. Он не может отказать себе в удовольствии замешкаться на одну секунду, чтобы шальная надежда, что новый лорд-канцлер окажется бездарью и недотепой, мелькнула в головах Дар-Пассеров. Но только на одну секунду, прежде чем выкрикнуть в глубину замершего в ожидании зала:
— Да смотрит на нас с высоты королева Артуаза! Хвала королеве!
— Хвала королеве! — громкий хор голосов.
Десятки мечей поднимаются над головами и ударяют друг о друга. В горле у Кори образуется ком, он с усилием сглатывает. Сейчас он разобьет не просто шальную надежду, сейчас он вдребезги разнесет уверенность, крепнувшую годами. Вон как блестят глаза лордов Пассера, даже мечи, вознесенные над головой, в ожидании следующего объявления подрагивают так, что из правой от Кори половины зала еле слышно доносится тонкий металлический звон. Этот звон еще ощутимее на фоне мертвенного безмолвия в левой половине, там, где подняты мечи Дар-Умбра, Дар-Эсилей и… Кори сглатывает еще раз… чуть ближе, чем все остальные, к ковровой дорожке расположилась фигура с мощными, но сгорбленными плечами, на одном из которых тонким серебристым шнуром намечен родовой знак даров Халема — контуры двух пологих холмов, один чуть выше другого. Мечи — один короткий и широкий, второй — длинный и узкий — устремлены к высокому своду. «Как ему удается сутулиться даже в такой позе! — думает Кори. — И как он похож на Медео!» Эта мысль успокаивает. И в тот момент, когда луч вечернего солнца, на излете просочившийся сквозь щель в занавесях, падает на середину зала, лорд-канцлер Аккалабата провозглашает:
— Да будут долгими годы королевы Лоис! Хвала королеве!
Имя властительницы Аккалабата произносится только лорд-канцлером и всего два раза за время ее правления: во время восшествия на престол и сошествия в могилу.
— Лоис? Почему Лоис? Должна была быть Сесили!
Шепот скользит по залу. Тонкий металлический звон переходит в нервное дребезжание. В животе у Кори теплеет от удовольствия. Многого же стоит дарам Пассера и их сторонникам удерживать над головами мечи: прямые и изогнутые, плоские и граненые, из черной, голубой, мерцающей серыми искрами стали… Особенно не повезло тем, кто при появлении Кори стоял спиной и не успел развернуться. Им остается только коситься через плечо в ожидании ритуального жеста лорд-канцлера — «Отомрите!» Тогда верховные дары войдут в тронный зал, чтобы отдать последние почести королеве, а те, кто не вышел кровью или заслугами, смогут наконец выкатиться за дверь и выплеснуть напряжение в «Четырех чалах» или «У старого крысолова».
Но спешить нельзя. Кори хорошо помнит последние наставления своей повелительницы: не меньше трех минут нужно, чтобы эмоции уступили осознанию неизбежности произошедшего, а затем — трезвому расчету. Ни на секунду не опуская глаз, молодой лорд-канцлер Аккалабата переводит их с одного лица на другое, следя, как исчезают гнев, ошеломление, негодование и на их месте возникают холодное одобрение (Мальчишка оказался не так прост, как мы думали. Такой лорд-канцлер подходит Аккалабату. А Лоис или Сесили — кому какое до этого дело!), добродушное удивление (Ай да Кори, ведь не прошло и полугода, как вернулся! Когда успел, шельмец? Вот ведь истинный сын своего папаши!), сдержанное неудовольствие (Столько хороших парней отдали за ширмы — и все зазря. Снова Дар-Эсиль. Ручной Дар-Эсиль с непонятной королевой на троне. Ну что ж, и из этого можно извлечь пользу).
Дальше все идет как по писаному. Кори патетически всплескивает руками. Лорды «отмирают». Возгласы «Хвала королеве!» перемешиваются с лязгом оружия, входящего в ножны. От толпы отделяются верховные дары. Их Кори должен сейчас провести в малый тронный зал, где они простятся с ушедшей властительницей Аккалабата и дадут новой королеве первые наставления, о которых она вольна забыть, как только взойдет на престол. Там, на злополучном столике с резной ножкой, ждут старейших даров последние распоряжения королевы — собственноручно написанные, оформленные по всем правилам.
Кори делает шаг в сторону: ни один из входящих в зал не может миновать его, не обменявшись приветствием. По тому, каким оно будет, можно выработать себе принципы поведения на ближайшие два дня. Или полтора.
— Лорд Дар-Эсиль! — высокий благообразный старик безукоризнен в своем поклоне. Ни на сантиметр ниже, чем предписывает статус старейшего дара Империи, ни на сантиметр выше, чем позволяет уважение к лорд-канцлеру Аккалабата.
— Лорд Дар-Фалько! — так же безукоризненно отвечает Кори. Он весь уважение к старости. Он весь достоинство своей новой роли.
— Лорд Дар-Эсиль!
Нет, никогда Дар-Пассерам не быть на вершине аккалабатской политики. Их место — в военном корпусе, в генеральном штабе, где-нибудь рядом с дарами Халема и Умбры. Даже младенец, имеющий хоть каплю крови Эсилей, сообразил бы не идти сразу после опытного царедворца Дар-Фалько, которому инстинкт не позволит сыграть в приветствии фальшивую ноту. Скрытое раздражение Дар-Пассера Кори прочитывает без труда. В ответ — кланяется учтиво, ни на йоту не отступая от этикета, но с легкой усмешкой, которую, разгибаясь, тут же прячет. Достаточно, что ее успел увидеть тот, кому она предназначалась. Он знает, что я знаю.
— Лорд Дар-Эсиль!
Ты ведь гордишься мной, лорд Дар-Эсиль?
— Лорд Дар-Эсиль! — двоюродный дядюшка Кори не скрывает удовлетворения. А ведь казалось уже, что лорд-канцлерское место уплывает из рук. Грешили на Дар-Халемов, чрезмерно разбавивших голубую кровь и фамильную предусмотрительность Дар-Эсилей, хотя и поделившихся взамен своим внутреннем временем. Но мальчик оказался на высоте положения. Ну что ж, послужим ему верой и правдой. Он сейчас нуждается в поддержке, и родственники ему эту поддержку окажут.
— Лорд Дар-Умбра!
Здесь без подковырок и околичностей. Слава Лулулле! Я этого не забуду, лорд Дар-Умбра, и буду к вам благосклонен. Надеюсь, это ясно написано на моем лице. «Ясно даже для Вас», — мысленно прибавляет Кори. К умственным способностям старшего представителя клана Умбра он относится… без иллюзий.
— Лорд Дар-Кауда!
— Лорд…
— Лорд Дар-Халем!
Полное отсутствие даже намека на поклон. Лорд Дар-Халем стоит против Кори сгорбившись, засунув руки в карманы. Это первый раз, когда они встречаются лицом к лицу после возвращения.
— Лорд Дар-Халем?
— Отчего умерла принцесса Сесили?
— Хьелль, не вовремя, — шепчет сзади кто-то из владетельных даров, ждущих своей очереди.
— Я задал Вам вопрос, лорд-канцлер.
Будь ты хоть сто тридцать пять раз владетельный дар, тебе не сдвинуть с места верховного маршала Аккалабата, если он не желает.
— Лорд Дар-Халем, пройдите в зал, пожалуйста. Там, на столе — свидетельство о смерти.
Свидетельство о скоропостижной смерти принцессы Сесили уже не на столе. Его передают из рук в руки сгрудившиеся у трона дары, и оно вызывает у них больше интереса, чем труп старой королевы, угадывающийся под несколькими слоями тяжелой материи.
— Я хочу услышать это от Вас, лорд Дар-Эсиль.
Ропот, поднявшийся среди застрявших на входе в комнату даров, которым хочется увидеть все своими глазами, смолкает, стоит только лорду Дар-Халему обозначить поворот головы в их сторону.
А тогда Бико сказал, что можно ведь и вдесятером навалиться… а лорд Дар-Пассер стал хохотать как сумасшедший и сказал… в общем, я не понял точно, что он сказал, но смысл был такой, что она… что он их и десятерых уложит как нечего делать. Этого же не может быть, правда, Кори?
Это может быть, Медео. Это еще как может быть. Жаль, что тебя нет при наглядной демонстрации.
Из глубины зала лорд Дар-Умбра машет свитком:
— Хьелль, прекрати, ради прекрасной Лулуллы! Здесь все написано. Дыхательная аллергия на пыльцу поздних циконий. Классический случай.
Лорд Дар-Халем не шевелится. Угрюмая тишина начинает давить на барабанные перепонки.
«Он не Дар-Халем! Его зовут Кори Дар-Эсиль! Он сын лорд-канцлера Аккалабата!»
Да, я сын лорд-канцлера Аккалабата. А ты… ты… чистоплюй!
— Лорд Дар-Халем, давайте попробуем еще раз, — доброжелательно, как говорят с душевнобольными, предлагает Кори и картинно сгибается в поклоне.
— Лорд Дар-Халем!
Сверху раздается глухой и спокойный голос:
— Простите, лорд-канцлер. Боюсь, я не могу присутствовать при церемонии. У меня дыхательная аллергия. На Вас.
«Хорошо, что он задел меня по лицу только полой орада, а не пряжками», — думает Кори, разгибаясь.
— Верховные дары, боюсь, нам действительно придется обойтись без маршала Дар-Халема, — поясняет он, радужно улыбаясь и разводя руками. — Он долго пробыл в Виридисе, и перемена климата может губительно сказаться на его здоровье. Мы не можем позволить себе рисковать жизнью нашего главнокомандующего. Продолжим церемонию.
— Лорд Дар-..!
Верховные дары через голову Кори обмениваются одобрительными кивками.
— Я не хотел.
— Что не хотел?
— Выбирать более гуманный способ.
Лорд Дар-Халем, маршал Аккалабата
…я не могу это поручить никому; кроме дара Халема…
…тебе же можно доверять Дар-Эсилей…
Лорд Дар-Халем с отвращением смотрит на лорд-канцлера Аккалабата, занимающего место по левую руку от молодой королевы. «Это мой сын, — уговаривает он себя. — Каким бы он ни был. Это мой сын». Уговаривать получается плохо. Лучше послушать, что там излагает Элджи.
Бедняги Пассеры, сколько всего им пришлось «проглотить» за последнее время! И неожиданную королеву, которая по стервозности и алогичности, кажется, переплюнет десяток своих предшественниц, и лорд-канцлерство Кори, и вот теперь явление Элджи в ранге полномочного посла Его Королевского Величества Тона. Властелина Дилайны, информирующего свою «младшую сестру» о том, что он вновь на боевом посту, и напоминающего, кто в секторе главный.
Все остальное в затейливой речи Элджи — дипломатический протокол и виньетки. Уши вянут. А ему вроде нравится. Был парень как парень… Хотя Тон в личном послании к нему, Хьеллю, написал, что Элдж неплохо управляется с парализатором, да еще не тушуется в присутствии дилайнских лордов, в каком бы конформе они перед ним ни разгуливали. Два достоинства, достаточные, чтобы Их Величество возжелал оставить мальчика при себе.
Хьелль не возражал. Во-первых, он хорошо понимал, что его на самом деле никто и не спрашивает. Элдж совершеннолетний, а короля Дилайны не может всерьез интересовать мнение какого-то там главнокомандующего Аккалабата. Во-вторых, он абсолютно не понимал, чем бы Элджи мог заняться здесь. Он и про себя, и для себя этого не понимал.
Сидеть в замке и ждать у моря погоды? То есть очередного мятежа в Виридисе, ради которого и понадобится верховный маршал? Заняться хозяйством? Его трясло от одного слова «фарфор» или «клумба». Тупо напиваться с Дар-Умброй по кабакам, вспоминая былые подвиги? Подпирать стены на дворцовых приемах? Плести политические интриги в кулуарах, притворяясь, что на Аккалабате еще есть политика? Или бросить все к чертовой матери? (Земными ругательствами Хьелль пользовался только в минуту крайнего раздражения, поэтому чертова матерь в его исполнении была куда страшнее хвоста демона Чахи, под который он посылал всех и каждого, когда был не так зол.) Улететь к Лисс на Анакорос? Устроиться преподавателем фехтования? Хьелль не мог сдержать улыбки, вспоминая свой первый и единственный опыт в спортзале. Или чем там занимался Тон? Поливать цветочки, возделывать клум..? Не-на-ви-жу клумбы!
Совершенно убаюкивающий голос у Элджи. Такой успокаивающий. Наверное, научился у властелина Дилайны. Вот и королева зачарованно кивает, и прочие лорды солидарно трясут головой. Только Кори застыл, сосредоточенно поджав губы. Расслабься, мальчик, нет здесь второго дна. Ни третьего, ни четвертого, ни седьмого. Просто всемилостивый король Дилайны предлагает нам свою поддержку и покровительство. А потом еще проще: захочет — выполнит свои обещания, не захочет — не выполнит. Это ж король Дилайны. Не надо сильно шевелить лбом — будут морщины.
В общем, так. Я решил. Слетаю-ка для начала на Дилайну — поприветствую короля Тона. А потом приглашу к себе сюда Лисс: она хотела поклониться могиле Сида и… просто некоторое время пожить вместе. Наверное, я старею, но я этого тоже хочу. Собственно, это единственное, чего я сейчас хочу.
— Хьелль!
Официальная часть закончена. Дары неторопливо перемещаются в большой обеденный зал, где накрыты торжественные столы. Реставрация монархии на Дилайне — это стоит отметить, хотя мало кто помнит почему. Элджи нагоняет Хьелля, подхватывает за локоть.
— Элджи! — Хьелль тепло обнимает сына. Они лишь мельком успели увидеться на космодроме и перекинуться парой слов по дороге в Дар-Аккалу.
— Как ты, сын?
— Не знаю, — Элджи пожимает плечами, но глаза улыбаются. — Я в фаворе у Тона. Эээ, короля Тона, — смущенно поправляется он. — Маро, правда, на Анакоросе. Но мы официально помолвлены. Только тсссс! — прикладывает он палец к губам. — Здесь никому не говори. Это государственная тайна.
— Хорошо, — просто соглашается Хьелль. — А какие у тебя планы? Как я понял из письма, Тон не намерен отпускать тебя от себя. Король Тон, — многозначительно добавляет он.
— Я Представитель Властелина Дилайны при Звездном совете, — счастливо смеется Элджи. — Должность из одних больших букв, представляешь? Тон полагает, что у меня дипломатические способности.
Хьелль замечает, что сын снова назвал своего сюзерена по имени и не поправился. «Мир изменился, — думает Хьелль. — Но мы ни черта не меняемся вместе с ним. Катастрофа».
— Ты-то как, па..? Тьфу, — тушуется Элджи.
— Зови, как тебе удобно. И не думай, что этим ты возмущаешь прах Сида, — сам Хьелль скорее тронут, чем смущен этой оговоркой. Рука тянется к выбившейся из прически пряди, которая заползла под воротник орада Элджи, но Хьелль вовремя себя останавливает.
— Ты растрепался. Иди причешись. До ужина еще есть время, — суше, чем надо бы, замечает он.
— Поправь, — Элдж смотрит спокойно и прямо. Хьелль оглядывается на мельтешащих вокруг лордов.
— На нас смотрят.
— Плевать. Просто возьми и сделай, — в голосе полномочного представителя короля Дилайны в Звездном совете, — просительные нотки. — Пожалуйста.
Хьелль долго и внимательно разглядывает сына, потом обнимает его за плечи, отводит в арку, где висят еще не зажженные факелы.
— Это называется «дипломатические способности», — бурчит он, зажимая в зубах фиолетовую ленточку, вытащенную из полуразлетевшейся косички. — В дипломатические способности, между прочим, входит умение содержать себя в виде, соответствующем роли посла великой планеты, каковой, между прочим, является Дилайна, и не позорить своих родителей, каковым, между прочим, являюсь я… Расческа есть?
— Угу, — Элджи не глядя находит в кармане расческу и через плечо протягивает Хьеллю. Хьелль начинает расчесывать и почти физически ощущает, как от удовольствия у Элджи бегут по коже мурашки.
— Па… то есть Хьелль, — произносит Элдж через пять минут, удовлетворенно оглядывая себя в мутное зеркало. — А если я задержусь на пару неделек…
— Я буду только рад. А что скажет король Тон? И откуда этот неожиданный интерес к родным пенатам?
— Тон не возражает. И дело не в интересе к… пенатам. Как, кстати, вы разделили владения? С Медео и Кори…
Имена братьев Элдж произносит осторожно, словно боясь Хьелля спугнуть.
— Без проблем. Я живу, как прежде, в замке Эсилей. Когда бываю в Хаяросе, останавливаюсь у себя в доме. Особняк верховного главнокомандующего. Одно название. Хожу по колено в пыли — нет времени подобрать толковую прислугу. Кори не вылезает из столицы. Резиденция лорд-канцлера в его распоряжении. Хотя, по-моему, он предпочитает даже спать в своем кабинете во дворце.
Медео… мы не общаемся. Даже на уровне поклонов. Он просто избегает меня. А при встрече поворачивается спиной. Я написал ему, что замок Халемов остается за ним. Он не ответил. Надеюсь, что он хоть иногда там ночует.
— Как его отношения с Эрлом? По-прежнему?
Старый слуга, который отвечал за освещение внешней галереи королевского дворца, еще когда Хьелль был несмышленым ребенком, осуждающе поджав губы, останавливается поодаль. Нет, он совершенно не собирается подслушивать разговор двух высокородных даров, тем более даже намекать им на то, чтобы они шли своей дорогой, но факелы… пришло время зажигать факелы, господа мои! И даже демон Чахи не в силах помешать упрямому старику выполнить его обязанность.
Хьелль и Элджи с виноватым видом вываливаются из арки. Старик, бормоча что-то себе под нос, приставляет к стене шаткую лестницу и карабкается на нее. В детстве Хьелля еще интересовало, почему эту работу не поручат кому-нибудь из оруженосцев-тейо вместо бескрылого итано. Потом он привык. Ко всему он привык в этом дворце. На Аккалабате. Ко всему, кроме своих сыновей.
— Какие «отношения с Эрлом»? Просветишь меня на сей счет? — спрашивает он, шагая рядом с сыном по направлению к залу, откуда уже доносятся возбужденные голоса и звон посуды.
— Ты не знаешь? — удивляется Элдж. — Мать называется! Он же тогда, ну, после того, как… долго не разговаривал с Кори. Даже бросился на него. Получил по шее, конечно. Они всегда с Эрлом ладили, хотя тот намного старше. Медео даже как-то потише, что ли, становился рядом с ним. Слушал его. И потом не прекратил с ним общаться. Хотя Дар-Пассеры не одобряли. Они ведь заперли Эрла в городском доме. Практически не выпускают из комнаты. Будто он чумной какой.
— А он просто слепой и не может пользоваться крыльями.
— Да. Почему ты это говоришь таким тоном?
— Это Аккалабат, Элджи. Это Аккалабат. Лишиться зрения и возможности летать — это хуже, чем быть чумным. От чумы, по крайней мере, умирают.
Они уже добрались до зала, где полным ходом идет пиршество, но входить не торопятся. Хьелль приглашающе машет рукой в сторону стрельчатого окна, украшенного чем-то похожим на витраж. Цветное стекло на Аккалабате делать не умеют — это прерогатива лордов Дилайны. Но быть похожими на легендарных предков хочется, поэтому в знатных домах иногда стеклят окна вперемежку прозрачными, матовыми, зеркальными и чернеными стеклышками. Издали выглядит как пятнистый узор крыльев Дар-Фалько (если черных пластинок больше) или Дар-Кауда (если больше матовых). Конструкция получается хрупкая, поэтому не открывается. Но не в королевском дворце, в чем Элджи убеждается тут же: опытная рука Хьелля нащупывает скрытую задвижку, и створки распахиваются наружу.
— Прошу вас, лорд Дар-Эсиль! — церемонно приглашает Хьелль.
Элдж выбирается наружу первым, и у него захватывает дух. Они стоят на карнизе, опоясывающем самую высокую башню Дар-Аккала. Ширина карниза — сантиметров сорок. Если сорваться — не разобьешься, но хлопот будет полон рот: расстегивать орад в свободном падении — то еще удовольствие. Элджи поеживается — то ли от такой перспективы, то ли от пронизывающего холода. Ветра нет: подступающая зима, кажется, сковывает не только почву и реки, но и сам воздух. Еще два-три последних дождливых дня — и мир замрет до новой весны, даже сквозняк не осмелится гулять в печных трубах.
— Ты никогда здесь не был, — утверждает, а не спрашивает лорд Дар-Халем.
— Не был, — эхом отвечает ему Элджи. — Я даже не знал, что такое место существует.
— Теперь будешь знать. Это была наша с Сидом тайна. Мы нашли его, когда нам было лет десять. И он с него навернулся в первый же день.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |