Мастерица хихикнула:
— Тут не только в красоте дело. Посмотрите внимательно на эту даму.
Я принялась разглядывать ту карту, на которую она мне указала. Женщина в одеждах королевы была изображена как живая: длинная шея, удлиненный овал лица, темные глазаи волосы, высокие скулы, большой рот, волевой подбородок — передо мной был портрет леди Анны собственной персоной, за исключением крохотной родинки сбоку на подбородке. Художник пропустил эту деталь в очевидном желании польстить своей модели, но, я думаю, поступил он так напрасно. Я слышала, как король называл это пятнышко самой верной приметой красавицы. Его величество был очарован столь крохотным изъяном не меньше, чем всеми многочисленными достоинствами своей возлюбленной.
На Новый год, который мы все встречали в Гринвиче, я, как и полагается, поднесла леди Анне этот подарок «со значением». Мне показалось, что карты ей понравились.
Церемония вручения подарков оказалась самым ярким событием рождественских торжеств, которые проходили в этом году как-то уныло. Слишком сильное напряжение было разлито в дворцовом воздухе, чтобы король, его фаворитка и придворные могли безоглядно предаваться веселью.
Все чаще и чаще в последнее время подданные короля, не страшась монаршего гнева, поднимали свой голос в защиту Екатерины Арагонской. А герцогиня Норфолкская, жена родного дяди леди Анны, покинула двор, чтобы не видеть свою племянницу на месте королевы.
Король Генрих подарил на Новый год своей возлюбленной занавеси для алькова и личных покоев, чудесно дополнявшие друг друга. Они были изготовлены из златотканой и сребротканой парчи, со вставками из малинового атласа, на которых золотом были вышиты геральдические знаки. Леди Анна презентовала его величеству набор богато украшенных копий для охоты на пиренейского вепря. Король пришел в восторг!
Этот восторг заметно поубавился, когда его величеству принесли золотую чашу — подарок от королевы Екатерины. Еще раньше король распорядился, чтобы в это Рождество никто ничего не дарил ни королеве, ни ее придворным дамам. Сам он также не послал королеве никаких подарков. И теперь он с таким неистовством обрушился на незадачливого прислужника, пытавшегося вручить ему злосчастный кубок, что безвозвратно испортил и себе, и всем нам этот веселый праздник.
Глава 33
Наступил февраль, который весь двор проводил в Хэмптон-Корте — еще одном великолепном дворце, полученном королем от кардинала Вулси. Здесь только что были закончены работы по отделке нового крыла, которое решено было назвать Банная башня. На первом этаже в башне располагались конторы дворцовых служб, кабинеты чиновников и кладовые. На втором — библиотека из двух залов и королевская сокровищница. А на третьем находилось помещение, давшее название всей этой части дворца и примыкавшее к спальне короля и его кабинету, — то была ванная комната. О ней судачил весь двор. Говорили, что там прямо в пол вделана огромная ваннас двумякранами — из одного текла холодная вода, а из другого горячая! Я мечтала хоть одним глазком взглянуть на такую диковинку, но не имела права даже близко подходить к личным покоям короля. Нам — придворным дамам и прислуге женского пола — даже не дозволялось заходить на новую галерею, соединявшую Банную башню с опочивальней короля в старой части дворца.
Впрочем, у меня был доступ почти во все остальные помещения. Ведь никто дважды не взглянет на девушку в форменном платье, торопящуюся куда-то по дворцовым переходам, в доме, где проживает почти две тысячи человек.
Как только мне представилась возможность, я отправилась на поиски мистера Томаса Кромвеля. До меня дошли слухи, что здесь, в Хэмптон-Корте, у него есть свой кабинет.Я не видела королевского адвоката со дня нашей краткой встречи в Виндзоре. С тех пор у меня не были никаких известий о состоянии поместья Хартлейк ни от сэра Джаспера, ни от мистера Кромвеля. А ведь последний в присутствии леди Мэри Рочфорд подтвердил, что выяснит, какие действия предпринял сэр Лайонел Даггет и что за документ я подписала сразу после своего шестнадцатилетия.
Очень скоро мне должно было исполниться двадцать лет. И еще через двенадцать с небольшим месяцев я смогу вступить во все права наследства… если от этого самого наследства вообще что-нибудь осталось.
Мистер Кромвель не узнал меня. Пришлось напомнить, кто я такая.
— Ах да, — поморщился он. — Вы — наследница поместья Хартлейк и других имений в Сомерсетшире и Глостершире. Я послал человека, чтобы он разобрался в вашем деле наместе.
— И ваш человек вернулся? — я изо всех сил старалась не повышать голоса. Покровительственный тон мистера Кромвеля очень меня раздражал.
— Подождите минутку…
Я ожидала, что сейчас адвокат примется рыться в высоченных стопках документов, загромождавших его письменный стол. Некоторые из них были так высоки, что грозили обрушиться в любой момент. Вместо этого королевский законник закрыл глаза. Я заметила, как под веками у него шевелятся глазные яблоки, словно он просматривал страницуза страницей некоего гроссбуха в поисках нужных сведений. Прошла минута или две, и глаза мистера Кромвеля широко открылись.
— Вы не получали недавно писем от своей мачехи? — спросил он.
Меня как будто ударили обухом по голове, ноги мои подкосились, и я схватилась за край стола:
— От Бланш? Что с ней стряслось?
Двигаясь гораздо быстрее, чем можно было ожидать от человека столь плотного телосложения, он обошел стол, сбросил тяжеленный свод законов с одного из табуретов и усадил меня на него:
— Садитесь, мисс Лодж. И не надо слез и причитаний. Леди Лодж жива, если вы опасаетесь за ее жизнь.
— Тогда что с ней? Почему вы спросили, не получала ли я от нее писем? — Испуг мой миновал, но на смену ему пришло чувство вины. Я почти не вспоминала о Бланш все эти годы, теша себя мыслью о том, как она живет-поживает в тишине и покое своего дома в Бристоле, оставленного ей отцом.
Мистер Кромвель вновь сел за стол и принялся внимательно разглядывать меня, поигрывая пальцами сложенных перед собой рук. Затем он изрек:
— Сэр Лайонел Даггет месяц назад женился на вашей мачехе.
Я онемела от изумления. Конечно, и речи не шло о том, что Бланш и сэр Лайонел могут полюбить друг друга. Наверняка он женился на ней, чтобы завладеть ее состоянием и прибрать к рукам мое имущество, да так, чтобы я и пикнуть не смела. Отказавшись от первоначального замысла сделать меня своей женою, сэр Лайонел воспользовался другим способом. Он явно собирался сыграть на моей привязанности к мачехе. Жена всецело находится во власти мужа, значит, во имя благополучия Бланш я должна буду прекратить оспаривать его притязания на мое наследство.
— Естественно предположить, — продолжал мистер Кромвель, подтверждая мои выводы, — что коль скоро вам еще не исполнился двадцать один год, вы, оставаясь на службе при дворе, позволите вашему новому отчиму управлять вашими поместьями.
— Значит, я не могу подать на него в суд?
Мистер Кромвель сощурил глаза и внимательно посмотрел на меня:
— Вы, должны быть довольны тем, что столь уважаемый джентльмен будет и впредь заботиться о ваших интересах.
Я с трудом сдержала себя, чтобы не высказать мистеру Кромвелю все, что я думаю о нем и сэре Лайонеле. Я лишь поблагодарила королевского адвоката за его совет и выскочила вон. Чувства захлестнули меня уже в коридоре, за дверями его кабинета. Из глаз хлынули слезы, и я побежала, не разбирая дороги и чуть не сбив с ног проходящего мимо стражника. Тот со смехом отстранился и пошел своей дорогой на дворцовую кухню. Я осталась стоять там, где он оставил меня, трепеща от отчаянья, горя и гнева. Никогда еще я не чувствовала себя более беспомощной, чем сейчас. Я оказалась всего лишь пешкой в коварной игре, разменной монетой, переходящей из рук в руки.
Я не сомневалась, что сэр Лайонел подкупил Кромвеля, а тот посулил не давать делу хода. Как же еще объяснить вдруг возникшее у него благожелательное отношение к моему опекуну?
Я ничего не могла сделать, чтобы помочь Бланш. Если попытаться найти другого адвоката и попробовать с его помощью получить обратно свои земли, мне придется оставить двор и вернуться в Хартлейк. А я не могла бросить службу у леди Анны, когда наконец-то мне удалось более или менее расположить королевскую фаворитку к себе. С того самого дня, как я вручила леди Анне в подарок игральные карты, она очень подобрела ко мне. Если я уйду, то нарушу клятву служить принцессе Марии и защищать ее.
Через несколько дней я получила письмо от сэра Лайонела. Начав его читать, я сразу поняла, почему помощник священника, которого столь уважала моя мачеха, так и не ответил мне. Сэр Джаспер умер в ноябре. Дочитав послание сэра Лайонела до конца, я скомкала письмо и подавила в себе желание разразиться самыми отборными ругательствами. Каким-то образом мое письмо сэру Джасперу после его смерти попало в руки сэра Лайонела. И мой опекун, столкнувшись с тем, что я заинтересовалась судьбой своего наследства, сделал ответный ход. Ему удалось убедить или заставить мою мачеху выйти за него. А теперь он мог сделать с Бланш все, что угодно: избивать, не выпускать из дома, морить голодом — никто его не остановит. «Муж жену учит», — только и скажут люди. И он сполна воспользуется своей властью над новой женой, ежели я причиню ему хоть малейшие неприятности.
С особой тщательностью я разгладила письмо и перечитала одну фразу в нем, от которой у меня мурашки побежали по телу. Сэр Лайонел аккуратно подбирал слова, но его намек был так же прозрачен, как вода чистого пруда в спокойный летний день: «Ваша мачеха и ваши земли будут в полной безопасности под моим попечением, коль скоро вы ныне и впредь будете поддерживать меня при дворе».
Глава 34
Единственным заслуживающим внимание событием в последующие несколько месяцев стала состоявшаяся в апреле свадьба графа Саррея[103]и леди Фрэнсис де Вэр[104],дочери графа Оксфорда. Герцогиня Норфолкская, мать Саррея, была против этого брака на том основании, что леди Фрэнсис не имела состояния. Но леди Анна поддержала этот союз, и новая графиня Саррей вошла в число придворных дам королевской фаворитки.
В июле двор отправился в летнее путешествие из Хэмптон-Корта в Вудсток и Эбингдон, а затем в сторону Ноттингэма. Новый посол Франции Жиль де ла Поммерэ[105]сопровождал короля в этом путешествии как его почетный гость. Как обычно, основным времяпрепровождением его величества и придворных была охота; на оленя с арбалетом и на зайца с гончими. Но кое-что изменилось: если раньше по пути следования королевского двора собирались толпы, приветствовавшие его величество и особенно королеву Екатерину, то сейчас те, кто выходил навстречу королевскому поезду, были настроены враждебно по отношению к леди Анне. Стоило этим людям завидеть ее, как они свистели, улюлюкали, а иногда и выкрикивали оскорбления. Королю приходилось делать вид, что он их не замечает — нарушителей порядка было так много, что схватить их всехне представлялось возможным.
Помимо недопустимого поведения подданных, настроение королю портила и мучившая его в то лето зубная боль. Не знаю, по какому маршруту изначально должен был бы тем летом двигаться королевский двор, если бы появление леди Анны как будущей королевы встречалось криками ликования, но в августе мы повернули обратно. Когда мы достигли поместья Хэнгворт в Миддлсексе неподалеку от Хэмптон-Корта, нам сообщили, что король и леди Анна останутся здесь до конца лета.
К тому времени король уже подарил дом и землю, на которой он стоял, леди Анне. И теперь Поммерэ стал ее почетным гостем. Сделано это было явно для того, чтобы подготовить почву для «секретного» визита короля во Францию.
Окруженный рвом дом красного кирпича, стоявший в центре поместья Хэнгворт, был красив и очень удобен. Он был перестроен отцом короля, а его величество приказал заново его отделать, перед тем как подарить своей фаворитке. Среди прочего, ворота поместья были украшены терракотовыми барельефами, привезенными из Хэмптон-Корта. В большом зале поставили новую мебель, включая огромный стол для придворных дам леди Анны.
Поместье процветало: здесь выращивали клубнику, знаменитую во всем графстве, а к аккуратным грядкам по мостикам и переходам можно было пройти прямо из дома. Тут же располагались птичник, фруктовый сад, несколько прудов, где разводили рыбу. В отдалении раскинулся живописный парк. Я старалась как можно больше времени проводить на свежем воздухе, но чаще всего оставалась в четырех стенах, среди тяжелого аромата крепких духов, принужденного смеха придворных, в атмосфере интриг и опасностей.Были ли эти опасности реальными или воображаемыми, я сказать не могла.
Леди Анна с удовольствием пользовалась моими услугами, однако я еще не стала для нее незаменимой и не знала, как этого добиться. Мой день всегда начинался одинаково: я являлась в спальню леди Анны, дабы присутствовать и помогать при ее утреннем туалете. Однажды утром в середине августа я, как обычно, готовилась принять из рук камеристки пеньюар зеленого дамаста, подаренный Анне королем, который в этот час заменялся парадным платьем. Этот утренний наряд был не так красив, как роскошный халат из черного шелка, отороченный бархатом и подбитый черной тафтой, но гораздо лучше подходил для ежедневной носки.
В этот момент леди Анна начала жаловаться своей сестре на французского посла. Если ей что-то не нравилось, как часто случалось, она не стеснялась давать волю языку в четырех стенах собственных покоев. Вот и теперь она негодовала:
— Я уже подарила этому человеку одну из своих лучших борзых, а еще охотничий костюм, шляпу и рог. А он потчует меня рассказами о том, что Маргарита Ангулемская[106]все еще нездорова и не может сопровождать своего брата короля Франциска в Кале. Если при встрече королей не будет присутствовать от Франции дама благородных кровей и соответствующего ранга, то и мне нельзя будет там находиться.
— Принцесса Маргарита не виновата в том, что заболела, — попыталась успокоить сестру леди Мэри.
— Она здорова как бык и таким образом намекает, что недовольна намерением Генриха жениться на мне.
— Что ж, тогда король Франциск найдет другую столь же знатную особу.
— Какую? Королева Франции не в счет. Она — племянница Екатерины[107].
Леди Мэри передала мне пеньюар. Мягкая ткань легкими складками легла на мои руки, и я вдохнула терпкий запах мускуса, который леди Анна теперь предпочитала всем другим ароматам.
— Может быть, там будет герцогиня Вандомская?[108]— предположила леди Мэри.
Я должна была тотчас унести переданный мне пеньюар, однако замешкалась, ибо любопытство победило здравый смысл.
Леди Анна могла надавать прислуге затрещин, если та не была достаточно расторопной. И со мной она бы не стала церемониться. Однако же я осталась и увидела, как лицо королевской фаворитки покраснело от гнева:
— Эта шлюха? Ты что, думаешь, я хочу, чтобы люди нас сравнивали? Необходимо, чтобы этот визит во Францию проходил с соблюдением всех требований этикета!
— Может, и лучше, если никаких дам ни с одной из сторон не будет?
В ответ на эти слова леди Мэри ее сестра лишь бросила на нее сердитый взгляд.
— Подумай, Анна, — быстро добавила леди Мэри, — ты сможешь находиться рядом с Генрихом в Кале, где тебя и посетит король Франциск после того, как первая встреча монархов пройдет на французской земле[109].
— Этого недостаточно. Я заслуживаю того, чтобы меня признали как будущую королеву Англии. Нужно придумать что-то еще, чтобы завоевать расположение этого чертова лягушатника-посла.
Она протянула руку, не глядя взяла из ларца со сластями, стоявшего рядом на столике, пригоршню миндаля в сахаре и принялась его грызть. Все дамы при дворе обожали это лакомство, и я не составляла исключения, однако не могла себе позволить такое дорогое угощение.
Я призвала на помощь все свое мужество и предложила:
— Подарите послу хорошую охотничью лошадь, чтобы он мог угнаться за своей борзой.
«Даже король может не устоять перед великолепным скакуном, как я уже имела несчастье убедиться», — добавила я про себя, вспомнив Светоча Хартлейка. Стоит отметить, что в конюшне леди Анны были отличные лошади, которых она покупала в Ирландии.
Анна повернулась и обожгла меня пронзительным взглядом своих темных глаз, от которого меня бросило сначала в жар, а потом в холод. Неужели я навлекла на себя ее гнев? Однако, если королевской фаворитке удавалось сдержать свой буйный нрав, ум ее мог соперничать только с ее дальновидностью. Она поразмыслила и важно изрекла:
— Возможно, это не такая уж глупая затея… — а потом, усмехнувшись, вздернула бровь и спросила: — Есть ли у тебя еще какие-нибудь мысли, Томасина Лодж?
И тут я выпалила, даже не задумываясь о том, какие последствия могут иметь мои слова:
— Вы, миледи, можете попросить короля дать вам титул, коим будете владеть, находясь в своем праве. Титул, который сделает вас равной любой высокородной даме Франции или, если уж на то пошло, Англии.
Глава 35
Первого сентября 1532 года от Рождества Христова леди Анне Рочфорд, ранее известной как мисс Анна Болейн, на церемонии в Виндзорском замке был пожалован титул маркизы Пембрук в своем праве[110].Новоявленная маркиза не забыла, кто из ее свиты подал ей идею попросить его величество возвести ее в пэрское достоинство, чтобы она могла прибыть на встречу с королем Франции. И когда леди Анна увеличила штат своих фрейлин, в их числе оказалась и я. Так она меня вознаградила. Нам всем были сшиты платья синего и пурпурного цветов — именно эти цвета королевская фаворитка сделала своими. Она велела заново обставить и украсить свои покои при дворе. Но это ее не удовлетворило, ибо она хотела большего: уже не первый год она стремилась стать королевой Англии.
Король открыто заговорил о том, что желает сочетаться браком с новоиспеченной маркизой. А сама Анна надеялась стать королевой уже в этом месяце и не делала из этого секрета. Однако человек предполагает, а Бог располагает… Подданные короля по-прежнему противились новой женитьбе, а Папа не давал своего разрешения на признание союза Генриха и Екатерины недействительным.
Анна нервничала и срывала свое раздражение на слугах. Если раньше она умела заставить свой голос звучать нежно и певуче, то теперь чуть что срывалась на визг. Приказы не отдавались, а выкрикивались, а коли выполнялись не так быстро, как хотелось нашей госпоже, то расплата следовала немедленно. Очень скоро я научилась ловко уклоняться от летящих предметов, но дважды получала от миледи маркизы оплеухи за дерзость.
Только связь, которую я поддерживала с принцессой Марией, давала мне опору среди той круговерти перемен, которая закрутила всех нас. Я не решалась заводить друзей среди приближенных леди Анны из боязни предательства. Я даже не могла открыться Эдит — она была девушкой простой и безыскусной и по неведению могла проговориться кому угодно. Вместо этого я позволила ей думать, что завела отчаянный и совершенно неподобающий моему положению роман с Рейфом Пинкни. То был предлог, чтобы видеться с ним как можно чаше.
Как и предсказывал Рейф, миссис Уилкинсон с удовольствием принимала его помощь в доставке шелковых лент и тесьмы ко двору. Мы с ним встречались в любом месте и в любое время, где и когда нам предоставлялась возможность, и обменивались новостями, хотя иногда делиться было особо нечем. К неудовольствию королевской фаворитки, в ее делах наступил застой. Дни проходили за днями, и ничего не происходило.
Арена для рыцарских турниров в Гринвиче оказалась идеальным местом для наших с Рейфом тайных свиданий. Либо там не было вообще никого, кроме нас, либо в то время, когда рыцари выезжали на ристалище, чтобы совершенствоваться в искусстве брать препятствии или вести поединок, на трибунах толпилось столько зрителей, что наше присутствие оставалось незамеченным.
— Принцесса сейчас живет в замке Байнард, — сказал мне Рейф как-то солнечным днем в конце сентября, когда мы с ним притворялись, что наблюдаем за двумя противниками, орудовавшими друг против друга копьями с затупленными концами.
— Значит, она в Лондоне? — удивленно спросила я. До нас вести о прибытии принцессы в столицу пока не дошли.
Рейф кивнул:
— Она приехала вчера.
— Как ты думаешь, ее пригласят ко двору?
— Мария Витторио просила передать тебе, что король попросил ее высочество оказать ему честь и осмотреть его новый дворец, который он строит рядом с Йоркским дворцом.
— А вот об этом я кое-что знаю. Госпожа маркиза весьма недовольна этим новым начинанием короля, — я не смогла сдержать улыбки, вспомнив, как леди Анна рвала и метала, услышав о том, что его величество собирается сделать новый дворец лондонской резиденцией для обоих своих детей — Марии и Генри Фицроя.
Я рассказала об этом Рейфу, но тот не разделил моего веселья:
— Получается, что король Генрих считает их обоих незаконнорожденными.
— Об этом я как-то не подумала… В любом случае принцессе нельзя гневить своего родителя, а, напротив, следует приложить все усилия, чтобы задобрить его. Предупредиее высочество, что ей в разговорах с королем лучше вообще не упоминать свою мать, как бы ей ни хотелось испросить у его величества позволения навестить королеву.
— Ты права, я так и сделаю.
Глаза наши встретились. Каким-то образом во время этих наших кратких и редких свиданий мы научились понимать друг друга с полуслова. Иногда мы буквально читали мысли друг друга, так случилось и в этот раз. Неведомая сила неудержимо повлекла меня к Рейфу. «Хочу, чтоб каждое слово той сказки о нашей любви, которую я придумала для Эдит, было правдой…» — успела подумать я.
Звон мечей на ристалище заставил меня очнуться и вернул к действительности. Я быстро натянула на голову капюшон, пробормотала, что меня уже, должно быть, хватились в покоях леди Анны, и убежала.
На следующий день, когда я украшала французским чепцом пышные темные кудри моей госпожи, леди Анна сама заговорила на тему, которую мы накануне обсуждали с Рейфом — о желании принцессы провести день в обществе своего отца.
— Мне не нравится, что Генрих хочет остаться с дочерью наедине, — раздраженно начала она.
— Не волнуйся, Анна, — попыталась успокоить ее леди Мэри Рочфорд. — Король любит только тебя. Он ведь всего лишь собирается прогуляться со своей дочерью по полям,где намерен развернуть строительство. Почему бы нет? Тебе от этого не будет никакого вреда.
— Мне наплевать, кто где гуляет, но не все равно, кто что болтает! — взорвалась Анна. — Очень хотелось бы знать, о чем эти двое будут говорить друг с другом. Бьюсь об заклад, Генрих мне этого не скажет, особенно если эта несносная девчонка по обыкновению начнет ему вливать в уши свой яд.
При упоминании яда я вздрогнула и уронила булавки, которые подбирала с пола. Анна резко обернулась и посмотрела на меня с раздражением. А затем вдруг заулыбалась и промолвила сладким голосом, от которого у меня мурашки побежали по телу:
— Тэмсин, дорогуша, ты ведь много лет служила принцессе.
— Да, миледи, немало, но потом мне удалось перейти на вашу службу.
— Но вы расстались дружески?
— Да, миледи, насколько это было возможно. Я постаралась убедить принцессу Марию, что перехожу в вашу свиту по решению своего опекуна.
Анна рассмеялась, вспомнив историю о том, как я целых два года считала сэра Лайонела своим опекуном, каковым он давно не являлся. А потом спросила:
— Так, значит, Мария не знает, что могла бы, будь на то ее воля, не отпускать тебя ко мне?
— Ее высочество — девушка очень ученая, но совсем не знает жизни.
К сожалению, это было правдой, хотя я и чувствовала себя предательницей, выдавая этот секрет принцессы Анне Болейн.
— Ну что ж, — промолвила меж тем миледи маркиза. — Ты встретишься со своей прежней хозяйкой и выскажешь ей свое почтение. И еще — ты будешь сопровождать короля в Сент-Джеймский дворец, а когда вернешься, перескажешь мне каждое словечко, которым его величество и принцесса обменяются друг с другом.
Ликуя в душе, я склонилась в глубоком поклоне, чтобы мое лицо меня не выдало. Это поручение могло служить доказательством того, что я наконец-то завоевала доверие королевской фаворитки. И самое приятное — у меня появилась возможность вновь увидеть принцессу Марию.
«Дворец-Святого-Джеймса-в-Полях» — так король Генрих назвал новые здания, возводимые по его приказу рядом с Йоркским дворцом. Мы поднялись по реке вверх от Гринвича на одной из малых королевских барок, так как его величество взял с собой лишь немногих приближенных. Он не возражал против моего присутствия, но и не обращал на меня никакого внимания.
В Лондоне мы простояли в шлюзе достаточно долго, чтобы взять на борт принцессу и сопровождавших ее придворных дам, а затем на веслах обошли излучину Темзы и пристали к дворцовой пристани. Из-за своей близорукости принцесса Мария не сразу меня узнала, а когда поняла, кто я, то ее первым порывом было заговорить со мной. Однако онаподавила его и принялась озираться по сторонам, вглядываясь в окружающие нас лица. У меня защемило сердце от этих признаков крайней осторожности. Невинной и наивной девочки, которую я когда-то встретила в Торнбери, больше не было. Оставаясь чистой душой, принцесса на собственном горьком опыте поняла, что должна постоянно бытьначеку и не может никому доверять.
Я быстро сделала реверанс и позволила себе заговорить первой:
— Ваше высочество, примите мое почтение. Как приятно видеть вас в добром здравии.
— Здравствуй, Тэмсин, — Мария слегка кивнула мне, как и полагалось особе королевской крови, — надеюсь, тебе нравится твоя новая должность.
— Я довольна, ваше высочество, — только и сказала я.
Губы принцессы задрожали от легкой улыбки, показавшей мне, что она знает: я по-прежнему ее преданная служанка, а все остальное — лишь видимость и притворство. Больше нам разговаривать не стоило — слишком много людей толпилось вокруг. До меня вдруг дошло, что любой из них может быть шпионом леди Анны. Любое слово, сказанное мной,станет известно моей нынешней хозяйке.
Когда мы сошли на берег, нас уже ждали лошади. В сопровождении лишь горстки слуг, в числе которых была и я, король и принцесса выехали в поля за поместьем, примыкавшем к Йоркскому дворцу. Хотя я ехала достаточно близко, чтобы слышать, о чем говорили отец и дочь, я не собиралась ни единой живой душе пересказывать содержание их разговора. Я внимательно слушала лишь с одной целью — выбрать то, что я потом без ущерба для принцессы смогу передать маркизе, дабы сохранить ее доверие. Я не собиралась предавать свою истинную госпожу, а значит, ни в коем случае не должна была сообщать леди Анне ничего важного.
Честно говоря, отец и дочь почти не затрагивали личных тем. Король не спросил мнения принцессы о его готовящемся браке, а имя королевы Екатерины вообще не упоминалось. Вместо этого его величество пустился во всех подробностях рассказывать Марии о новом строительстве. Оказывается, он приобрел старинную Сент-Джеймскую лечебницу, в которой содержали прокаженных, назначил пенсию немногим оставшимся больным, чтобы те могли спокойно дожить свой век в другом месте, и снес старые здания. Над воротами в новый дворец он, насколько я поняла, распорядился возвести дом для привратников, украшенный восьмиугольными башенками.
— На этих башенках будут барельефы о изображением розы Тюдоров и вензелем с переплетением инициалов Г и А[111],— увлеченно говорил король дочери.
Принцесса слегка побледнела, получив очередное свидетельство скорого нового брака короля, но вежливо ответила:
— Продолжайте ваш рассказ, отец, мне очень интересно.
Его величество показал дочери, где раскинется каждый из четырех дворов, поведал, какие здания будут их окружать, точно указал местоположение королевских покоев, дворцовой церкви, теннисных кортов и арены для рыцарских турниров.
— Я распорядился осушить почти шестьдесят акров[112]болота, — продолжал он, — чтобы разбить парк. В нем будут водиться олени. А мои охотничьи угодья протянутся до самого Хэмпстед-Хита и Ислингтона.
Принцесса Мария выказала приличествующий случаю интерес к грандиозным планам отца, но меня, признаться, его рассказ утомил. Однако я смогла без изъятий и с множеством скучных деталей передать его леди Анне, когда вернулась в Гринвич.
Миледи маркиза тотчас пришла в бешенство от того, что мне не удалось выведать ничего полезного. Стоило мне замолчать, как она накинулась на меня с упреками:
— Что за нудными историями ты меня здесь пичкаешь? А еще считаешься искусной рассказчицей…
Уязвленная в самое сердце, я не преминула возразить:
— Придуманные истории всегда более занимательны, чем пересказ реальных событий. Действительность суха, а сказки — они вдохновляют, возбуждают любопытство…
Губы леди Анны изогнулись в презрительной ухмылке.
— Тогда потешь меня выдумкой. Да такой, чтобы у меня дух захватило, и не только у меня, а еще кое у кого, кого мне понадобитсявдохновитьивозбудить!
Я не поняла, что она имеет в виду, однако тут же выполнила ее приказ и завела старинную повесть о прекрасных девушках, феях и колдунах, утерянных сокровищах и чудесах.
Глава 36
Седьмого октября король Генрих и его возлюбленная отбыли из Гринвича с большой свитой. В нее входили тридцать дам и девиц, которые должны были прислуживать миледи маркизе во Франции. Я напрасно волновалась, что меня не возьмут: леди Анна забрала с собой в путешествие почти всех женщин своего двора, добавив к ним несколько придворных дам благороднейших кровей для пущей важности.
По дороге в Дувр мы провели первую ночь в Стоун-Мэноре в Кенте, вторую — в Шерленде на острове Шиппи, а третью — в Кентербери. Одиннадцатого октября мы отплыли в Кале. Король и леди Анна взошли на борт судна, называвшегося «Ласточкой», на него же погрузились и мы — фрейлины миледи маркизы. Если бы я все еще оставалась постельничей Анны, мне пришлось бы довольствоваться менее изысканным обществом и суденышком поплоше.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |