- Значит, несправедливости тоже есть.
- Ну, еще бы! Несправедливостей много.
- Но вы с ними боретесь?
- Стараемся, все больше и больше. Но все-таки несправедливостей много.
- А есть у вас большие поместья, которые надо разделить на части?
- Да. Но есть люди, которые думают, что такие поместья сами по себе
разобьются на части, если облагать их высоким налогом.
- Как же это?
Подбирая хлебом соус, Роберт Джордан объяснил систему подоходных
налогов и налогов на наследство.
- Впрочем, крупные поместья стоят как ни в чем не бывало, - сказал он,
- хотя у нас есть еще и поземельный налог.
- Но ведь когда-нибудь крупные собственники и богачи восстанут против
таких налогов? По-моему, такие налоги могут вызвать переворот. Недовольные
восстанут против правительства, когда поймут, чем это грозит им, вот как у
нас сделали фашисты, - сказал Примитиво.
- Очень возможно.
- Тогда вам придется воевать, так же как нам.
- Да, нам придется воевать.
- А много в вашей стране фашистов?
- Много таких, которые еще сами не знают, что они фашисты, но придет
время, и им станет это ясно.
- А разве нельзя расправиться с ними, пока они еще не подняли мятеж?
- Нет, - сказал Роберт Джордан. - Расправиться с ними нельзя. Но можно
воспитывать людей так, чтобы они боялись фашизма и сумели распознать его,
когда он проявится, и выступить на борьбу с ним.
- А знаешь, где нет ни одного фашиста? - спросил Андрес.
- Где?
- В том городе, откуда Пабло, - сказал Андрес и усмехнулся.
- Ты знаешь, что у них там было? - спросил Роберта Джордана Примитиво.
- Да. Я слышал об этом.
- Тебе Пилар рассказывала?
- Да.
- Всего она не могла тебе рассказать, - тяжело выговорил Пабло.
- Тогда ты сам расскажи, - сказала Пр. - Если я ничего не знаю,
расскажи сам.
- Нет, - сказал Пабло. - Я никому об этом не рассказывал.
- Да, - сказала Пр. - И никогда не расскажешь. И ты дорого бы дал,
чтобы этого не было.
- Нет, - сказал Пабло. - Неправда. Если бы повсюду расправились с
фашистами, как я расправился, война бы у нас не началась. Но я бы хотел,
чтобы все это было сделано по-другому.
- Почему ты так говоришь? - спросил его Примитиво. - Разве ты теперь
иначе смотришь на политику?
- Нет. Но там было много зверства, - сказал Пабло. - В те дни я был
злой, как зверь.
- А сейчас ты пьяный, - сказала Пр.
- Да, - сказал Пабло. - С вашего разрешения, я пьяный.
- Зверем ты мне больше нравился, - сказала женщина. - Пьяница - это
гаже всего. Вор, когда он не ворует, - человек как человек. Мошенник не
станет обманывать своих. Убийца придет домой и вымоет руки. Но пьяница
смердит и блюет в собственной постели и сжигает себе все нутро спиртом.
- Ты женщина, и ты ничего не понимаешь, - спокойно сказал Пабло. - Я
пьян от вина, и у меня было бы хорошо на душе, если б не люди, которых я
убил. Мне горько о них думать. - Он мрачно покачал головой.
- Дайте ему того, что Эль Сордо принес, - сказала Пр. - Дайте ему,
пусть приободрится хоть немного. А то так загрустил, что мочи нет
смотреть.
- Если бы я мог вернуть им жизнь, я бы вернул, - сказал Пабло.
- Иди ты, так тебя и так, - сказал Агустин. - Ты где это говоришь?
- Я бы их всех-воскресил, - грустно сказал Пабло. - Всех до единого!
- Заткни глотку! - заорал на него Агустин. - Заткни глотку или убирайся
отсюда вон. Ведь ты фашистов убивал!
- Ты меня слышал, - сказал Пабло. - Я бы воскресил их всех.
- А потом пошел бы по водам, как посуху, - сказала Пр. - В жизни не
видела другого такого человека! Вчера в тебе еще было немного мужества. А
сегодня ничего не осталось, и на полу дохлого котенка не хватит. И он еще
радуется собственной мерзости.
- Надо было или всех убить, или никого не убивать. - Пабло мотнул
головой. - Всех или никого.
- Слушай, Ingles, - сказал Агустин. - Как это случилось, что ты приехал
в Испанию? Не обращай внимания на Пабло. Он пьян.
- Первый раз я приехал двенадцать лет тому назад, хотел изучить страну
и язык, - сказал Роберт Джордан. - Я преподаю испанский в университете.
- А ты ничуть не похож на профессора, - сказал Примитиво.
- У него нет бороды, - сказал Пабло. - Вы смотрите, у него нет бороды.
- Ты правда профессор?
- Преподаватель.
- Но ты учишь кого-то?
- Да.
- Но почему испанскому языку? - спросил Андрес. - Ведь ты англичанин,
тебе было бы проще учить английскому.
- Он говорит по-испански не хуже нас, - сказал Ансельмо. - Почему же
ему не учить других испанскому языку.
- Да. Но все-таки не много ли на себя берет тот иностранец, который
учит испанскому языку? - сказал Фернандо. - Я тебя ничем не хочу обидеть,
дон Роберто.
- Он не настоящий профессор, - сказал Пабло, очень довольный собой. - У
него нет бороды.
- Ведь английский язык ты знаешь лучше, - продолжал Фернандо. -
По-моему, учить по-английски тебе было бы и легче и проще.
- Ведь он не испанцев учит, - перебила его Пр.
- Надеюсь, что не испанцев, - сказал Фернандо.
- Дай договорить, упрямый мул, - сказала ему Пр. - Он учит
испанскому языку американцев. Северных американцев.
- Разве они не говорят по-испански? - спросил Фернандо. - Южные
американцы говорят.
- Упрямый мул, - сказала Пр. - Она учит испанскому языку северных
американцев, которые говорят по-английски.
- А все-таки ему легче было бы учить английскому языку, раз он сам
говорит по-английски, - сказал Фернандо.
- Разве ты не слышишь, что он говорит по-испански? - Пилар посмотрела
на Роберта Джордана и с безнадежным видом покачала головой.
- Да, говорит. Но с акцентом.
- С каким? - спросил Роберт Джордан.
- С эстремадурским, - чопорно ответил Фернандо.
- Ох, мать родимая! - сказала Пр. - Что за народ!
- Очень возможно, - сказал Роберт Джордан. - Я как раз оттуда и
приехал.
- И он это знает, - сказала Пр. - Эй, ты, старая дева. - Она
повернулась к Фернандо. - Наелся? Хватило тебе?
- Я бы ел еще, если бы знал, что еды у нас достаточно, - ответил ей
Фернандо. - А ты, пожалуйста, не думай, дон Роберто, я против тебя ничего
не имею.
- Так тебя, - коротко сказал Агустин. - И еще раз так тебя. - Для того
ли мы делали революцию, чтобы называть товарища доном Роберто?
- По-моему, теперь, после революции, мы все можем называть друг друга
"дон", - сказал Фернандо. - Так оно и должно быть при Республике.
- Так тебя, - сказал Агустин. - Так и так!
- И я стою на своем: дону Роберто было бы гораздо легче и проще учить
английскому языку.
- У дона Роберто нет бороды, - сказал Пабло. - Он не настоящий
профер.
- То есть как так нет бороды? - сказал Роберт Джордан. - А это что? -
Он погладил себя по щекам и подбородку, покрытым трехдневной светлой
щетиной.
- Какая же это борода? - сказал Пабло. - Это не борода. - Пабло почти
развеселился. - Он дутый профер.
- Так и так вас всех, - сказал Агустин. - Тут прямо какой-то
сумасшедший дом.
- А ты выпей, - сказал ему Пабло. - Мне, например, кажется, что все
так, как оно и должно быть. Вот только у дона Роберто нет бороды.
Мария провела ладонью по щеке Роберта Джордана.
- У него есть борода, - сказала она Пабло.
- Тебе лучше знать, - сказал Пабло, и Роберт Джордан взглянул на него.
Я не верю, что он так уж пьян, подумал Роберт Джордан. Нет, он не пьян.
И с ним надо быть начеку.
- Слушай, ты, Пабло, - сказал он. - Как по-твоему, снег долго будет
идти?
- А по-твоему как?
- Я тебя спрашиваю.
- Спрашивай других, - ответил ему Пабло. - Я тебе не разведка. У тебя
ведь бумажка от вашей разведки. Спрашивай женщину. Теперь она командует.
- Я спрашиваю тебя.
- Иди ты, так тебя и так, - ответил ему Пабло. - И тебя, и женщину, и
девчонку.
- Он пьян, - сказал Примитиво. - Не обращай на него внимания, Ingles.
- По-моему, он не так уж пьян, - сказал Роберт Джордан.
Мария стояла позади Роберта Джордана, и он видел, что Пабло смотрит на
нее через его плечо. Маленькие кабаньи глазки смотрели на нее с круглого,
заросшего щетиной лица, и Роберт Джордан подумал: многих убийц приходилось
мне видеть и за эту войну, и раньше, и все они разные - один на другого не
похож. Нет каких-то общих признаков или особенностей, и преступный тип -
это тоже выдумка. Но Пабло, да, Пабло, конечно, не красавец!
- Я не верю, что ты умеешь пить, - сказал он Пабло. - И не верю, что ты
пьян.
- Я пьян, - с достоинством сказал Пабло. - Пить - это пустяки. Все дело
в том, чтобы уметь напиваться. Estoy muy borracho [я сильно пьян (исп.)].
- Сомневаюсь, - ответил ему Роберт Джордан. - Трус ты - вот это верно.
В пещере вдруг стало так тихо, что он услышал, как шипят дрова в очаге,
около которого возилась Пр. Он слышал, как захрустела овчина, когда он
стал на нее всей своей тяжестью. Ему казалось, что он даже слышит, как
падает снег. Этого не могло быть, но тишину там, где падал снег, он
слышал.
Надо убить его и покончить со всем этим, думал Роберт Джордан. Не знаю,
что у него на уме, но ничего хорошего я от него не жду. Послезавтра мост,
а этот человек ненадежен, и он может сорвать мне все дело. Нечего тянуть.
Надо покончить с этим!
Пабло ухмыльнулся, поднял указательный палец и провел им себе по горлу.
Потом покачал головой, еле-еле поворачивавшейся на его короткой, толстой
шее.
- Нет, Ingles, - сказал он. - Я на эту удочку не попадусь.
Он посмотрел на Пилар и сказал ей:
- Так от меня не отделаешься.
- Sinverguenza [бессовестный (исп.)], - сказал ему Роберт Джордан, уже
окончательно решивший действовать. - Cabarde [трус (исп.)].
- Что ж, может быть, - сказал Пабло. - А все-таки я на эту удочку не
попадусь. Выпей, Ingles, и мигни женщине, что, мол, ничего у нее не вышло.
- Заткнись, - сказал Роберт Джордан. - Она тут ни при чем. Я сам хочу
тебя раззадорить.
- Не стоит трудиться, - ответил ему Пабло. - Я не поддамся.
- Ты bicho raro [подлая тварь (исп.)], - сказал ему Роберт Джордан, не
желая упускать случай, не желая дать маху во второй раз; ему казалось, что
все это когда-то уже было, что круг замкнулся, что он будто повторяет на
память то ли вычитанное из книг, то ли приснившееся во сне.
- Да, я подлый, - сказал Пабло. - Очень подлый и очень пьяный. За твое
здоровье, Ingles. - Он зачерпнул вина из миски и поднял кружку. - Salud!
Да, ты подлый, думал Роберт Джордан, и хитрый, и далеко не простой. Он
дышал так громко, что уже не слышал шипенья дров в очаге.
- За твое здоровье, - сказал Роберт Джордан и зачерпнул вина из миски.
Без тостов и предательство не предательство, подумал он. Не отставай и ты.
- Salud, - сказал он. - Salud и еще раз salud. - Ах ты, salud, подумал он.
Вот тебе, salud, получай!
- Дон Роберто, - тяжело выговорил Пабло.
- Дон Пабло, - сказал Роберт Джордан.
- Ты не профессор, - сказал Пабло, - потому что у тебя нет бороды. А
чтобы разделаться со мной, ты должен меня убить, а на это у тебя кишка
тонка.
Он смотрел на Роберта Джордана, так крепко сжав губы, что они
превратились в узкую полоску. Рыбий рот, подумал Роберт Джордан. И голова
круглая, как у тех рыб, которые заглатывают воздух, когда их вытаскивают
из воды, и раздуваются шаром.
- Salud, Пабло, - сказал Роберт Джордан, поднял кружку и отхлебнул
виски. - Я от тебя многому научился.
- Я, значит, учу профессора. - Пабло кивнул. - Мы с тобой будем
друзьями, дон Роберто.
- Мы и так друзья, - сказал Роберт Джордан.
- Нет, мы будем добрыми друзьями.
- Мы и так добрые друзья.
- Уйду-ка я отсюда, - сказал Агустин. - Ведь вот, говорят, будто
человек должен съесть за свою жизнь тонну этого добра, а у меня уже сейчас
по двадцать пять фунтов в каждом ухе застряло.
- А ты чего взъерепенился, черномазый? - сказал ему Пабло. - Не
нравится, что мы подружились с доном Роберто?
- Ты поосторожнее насчет черномазых. - Агустин подошел к Пабло и
остановился перед ним, низко держа стиснутые кулаки.
- Так тебя называют, - сказал Пабло.
- Не тебе меня так называть.
- Ну, назову белый...
- И так не позволю.
- Какой же ты - красный?
- Да. Красный. Rojo. Ношу красную звезду и стою за Республику. А зовут
меня Агустин.
- Какой патриот, - сказал Пабло. - Посмотри, Ingles, какой примерный
патриот.
Агустин ударил его по губам тыльной стороной левой руки. Пабло не
двинулся. Уголки губ у него были мокрые от вина, выражение лица не
изменилось, но Роберт Джордан заметил, что глаза Пабло сузились, точно у
кошки на ярком свету, когда от зрачка остается только вертикальная
щелочка.
- И так не выйдет, - сказал Пабло. - На это не рассчитывай, женщина. -
Он повернул голову к Пр. - Я не поддамся.
Агустин ударил Пабло еще раз. Теперь он ударил его кулаком. Роберт
Джордан держал руку под столом на револьвере. Он спустил предохранитель и
левой рукой оттолкнул Марию. Она отступила на шаг, и тогда он сильно
толкнул ее в бок, чтобы она отошла совсем. На этот раз Мария послушалась,
и он увидел уголком глаза, как она скользнула вдоль стены пещеры к очагу,
и тогда Роберт Джордан перевел взгляд на Пабло. Круглая голова Пабло была
повернута к Агустину, маленькие тусклые глазки смотрели на него в р.
Зрачки у Пабло сузились еще больше. Он облизнул губы, поднял руку, вытер
рот и, опустив глаза, увидел кровь на руке. Он провел языком по губам и
сплюнул.
- И так не выйдет, - сказал он. - Нашли дурака. Я на это не поддамся.
- Cabron, - сказал Агустин.
- Ну, еще бы, - сказал Пабло. - Ты ведь знаешь, какого этой женщине
нужно.
Агустин в третий раз ударил его, и Пабло засмеялся, показав гнилые,
желтые, искрошенные зубы в покрасневшей полоске рта.
- Брось, - сказал Пабло и, взяв кружку, зачерпнул вина из миски. -
Кишка у вас тонка, чтобы убить меня, а давать волю рукам глупо.
- Cobarde, - сказал Агустин.
- И ругаться тоже глупо, - сказал Пабло и громко забулькал вином,
прополаскивая им рот. Он сплюнул на пол. - Руганью меня теперь не
проймешь.
Агустин стоял, глядя на Пабло сверху вниз, и ругал его, выговаривая
слова медленно, раздельно, злобно и презрительно, ругал с упорной
размеренностью, точно захватывал вилами пласты навоза с телеги и шлепал их
в борозду.
- И так не выйдет, - сказал Пабло. - Брось, Агустин. И больше не
дерись. Руки отобьешь.
Агустин круто повернулся и пошел к выходу из пещеры.
- Не уходи, - сказал Пабло. - Снег идет. Устраивайся здесь поудобнее.
- Ты! Ты! - Агустин закричал на него, стараясь выразить все свое
презрение одним этим словом.
- Да, я, - сказал Пабло. - И я-то останусь жить, а вы все умрете.
Он зачерпнул вина и поднял кружку, повернувшись к Роберту Джордану.
- За здоровье профессора, - сказал он. Потом повернулся к Пр. - За
здоровье сеньоры командирши. - Потом обвел кружкой всех остальных. - За
ваше здоровье, легковеры.
Агустин подошел к нему и, ударив по кружке ребром ладони, вышиб ее у
него из рук.
- Ну и глупо, - сказал Пабло. - Зря добро пропало.
Агустин ответил грубым ругательством.
- Нет, - сказал Пабло, зачерпывая себе вина. - Разве ты не видишь, что
я пьян? Трезвый я больше молчу. Много ты от меня разговоров слышал? Но
умному человеку иной раз приходится выпить, чтобы не так скучно было с
дураками.
- Иди ты, так тебя и так, - сказала ему Пр. - Я тебя, труса,
наизусть знаю.
- Вот язык у женщины! - сказал Пабло. - Ладно, иду - надо лошадей
посмотреть.
- Иди, милуйся со своими лошадьми, кобылятник, - сказал Агустин. - Для
тебя это дело привычное.
- Нет, - сказал Пабло и покачал головой. Он взглянул на Агустина,
снимая со стены свой плащ. - Эх ты, - сказал он. - Сквернослов.
- А что ты будешь делать со своими лошадьми? - спросил Агустин.
- Пойду посмотрю их, - сказал Пабло. - Я их очень люблю. Они даже сзади
красивее, чем вот такие люди, и ума у них больше. Ну, не скучайте, -
добавил он и ухмыльнулся. - Расскажи им про мост, Ingles, объясни, кто что
должен делать во время атаки. Растолкуй, как провести отступление. Куда ты
их поведешь, Ingles, после моста? Куда ты поведешь этих патриотов? Я об
этом целый день думал, пока пил.
- Ну, и что ты надумал? - спросил Агустин.
- Что надумал? - сказал Пабло и, не открывая рта, ощупал десны языком.
- Какое тебе дело, что я надумал?
- Говори, - сказал ему Агустин.
- Я много о чем думал, - сказал Пабло. Он закутался в грязно-желтый
плащ, оставив непокрытой свою круглую голову. - Много о чем.
- О чем же? - сказал Агустин. - О чем?
- Я думал о том, что все вы легковеры, - сказал Пабло. - Идете на
поводу у иностранца, который вас погубит, и у женщины, у которой мозги под
юбкой.
- Уходи! - крикнула на него Пр. - Уходи! Чтобы твоего поганого духу
тут не было, кобылятник проклятый.
- Вот язык! - восхитился Агустин, но мысли его были заняты другим. Он
все еще не успокоился.
- Я иду, - сказал Пабло. - Но скоро вернусь. - Он приподнял попону,
закрывавшую вход в пещеру, и вышел. Потом крикнул снаружи: - А снег-то все
идет, Ingles.
Теперь в пещере стало тихо, было слышно только, как шипит снег, падая
сквозь отверстие в своде на горячие угли.
- Пилар, - сказал Фернандо. - Мяса там не осталось?
- А, отвяжись, - сказала женщина.
Но Мария взяла миску Фернандо, подошла с ней к котлу, отставленному с
огня, и ложкой зачерпнула жаркого. Потом оставила миску перед Фернандо и
погладила его по плечу, когда он нагнулся над столом. С минуту она
постояла около Фернандо, не снимая руки с его плеча. Но Фернандо даже не
взглянул на нее. Он был занят едой.
Агустин стоял около очага. Остальные сидели за столом. Пилар села
напротив Роберта Джордана.
- Ну, Ingles, - сказала она, - вот ты и увидел его во всей красе.
- Что он теперь сделает? - спросил Роберт Джордан.
- Все, что угодно, может сделать. - Женщина опустила глаза. - Все, что
угодно. Он теперь на все способен.
- Где у вас пулемет? - спросил Роберт Джордан.
- Вон там, в углу, завернут в одеяло, - сказал Примитиво. - Он тебе
нужен?
- Пока нет, - сказал Роберт Джордан. - Я только хотел знать, где он.
- Он здесь, - сказал Примитиво. - Я внес его сюда и завернул в свое
одеяло, чтобы механизм не заржавел. Диски вон в том мешке.
- На это он не пойдет, - сказала Пр. - С maquina он ничего не
сделает.
- Ты же сама говоришь, что он способен на все.
- Да, - сказала она. - Но он не умеет обращаться с maquina. Швырнуть
бомбу - это он может. Это на него больше похоже.
- Дураки мы и слюнтяи, что его не убили, - сказал цыган. До сих пор он
не принимал участия в разговоре. - Надо было, Роберто, убить его вчера
вечером.
- Убей его, - сказала Пр. Ее большое лицо потемнело и осунулось. -
Теперь я тоже за это.
- Я был против, - сказал Агустин. Он стоял возле очага, опустив свои
длинные руки, и его щеки, затененные ниже скул щетиной, в отблеске огня
казались ввалившимися. - Но теперь я тоже за это, - сказал Агустин. - Он
гнусный человек, и он нам всем хочет погибели.
- Пусть все скажут. - Голос у Пилар был усталый. - Ты, Андрес?
- Matarlo [убить его (исп.)], - кивнув головой, сказал старший из двух
братьев, тот, у которого темные волосы узким мысом росли на лбу.
- Эладио?
- Тоже, - сказал младший брат. - Он очень опасный человек. И пользы от
него мало.
- Примитиво?
- Тоже.
- Фернандо?
- А нельзя ли его арестовать? - спросил Фернандо.
- А кто будет стеречь арестованного? - сказал Примитиво. - Для этого
надо, по крайней мере, двух человек. И что с ним делать дальше?
- Продать фашистам, - сказал цыган.
- Еще чего не хватало, - сказал Агустин. - Не хватало нам такой
мерзости!
- Я только предлагаю, - сказал цыган Рафаэль. - По-моему, фашисты с
радостью за него уцепятся.
- Довольно, перестань, - сказал Агустин. - Мерзость какая!
- Уж не мерзостнее, чем сам Пабло, - оправдывался цыган.
- Одной мерзостью другую не оправдаешь, - сказал Агустин. - Ну, все
высказались. Остались только старик и Ingles.
- Они тут ни при чем, - сказала Пр. - Он их вожаком не был.
- Подождите, - сказал Фернандо. - Я еще не кончил.
- Ну, говори, - сказала Пр. - Говори, пока он не вернулся. Говори,
пока он не швырнул сюда ручную гранату и мы не взлетели на воздух вместе с
динамитом и со всем, что тут есть.
- По-моему, Пилар, ты преувеличиваешь, - сказал Фернандо. - Я не думаю,
чтобы у него были такие намерения.
- Я тоже не думаю, - сказал Агустин. - Потому что тогда и вино взлетит
на воздух, а на вино его скоро опять потянет.
- А что, если его отдать Эль Сордо, а Эль Сордо пусть продает его
фашистам, - предложил Рафаэль. - Выколем ему глаза, тогда с ним легко
будет справиться.
- Замолчи, - сказала Пр. - Когда я тебя слушаю, у меня такое в душе
подымается, - а всему виной твоя мерзость.
- Фашисты все равно гроша ломаного за него не дадут, - сказал
Примитиво. - Это уже другие пробовали, и ничего не выходило. Расстреляют
заодно и тебя, только и всего.
- А по-моему, за слепого сколько-нисколько, а дадут, - сказал Рафаэль.
- Замолчи, - сказала Пр. - И если ты хоть раз заикнешься об этом,
можешь убираться отсюда вместе с ним, с Пабло.
- А ведь сам Пабло выколол глаза раненому guardia civil, - стоял на
своем цыган. - Ты что, забыла?
- Перестань, - сказала ему Пр. Ей было неприятно, что об этом
говорят при Роберте Джордане.
- Мне не дали договорить, - перебил их Фернандо.
- Говори, - ответила ему Пр. - Говори, кончай.
- Поскольку арестовывать Пабло не имеет смысла, - начал Фернандо, - и
поскольку использовать его для каких-либо сделок...
- Кончай, - сказала Пр. - Кончай, ради господа бога!
-...было бы постыдно, - спокойно продолжал Фернандо, - я склоняюсь к
тому мнению, что Пабло надо ликвидировать, чтобы обеспечить успешное
проведение намеченной операции.
Пилар посмотрела на маленького человечка, покачала головой, закусила
губу, но промолчала.
- Таково мое мнение, - сказал Фернандо. - Полагаю, есть основания
видеть в Пабло опасность для Республики...
- Матерь божия! - сказала Пр. - Вот язык у человека! Даже здесь
умудрился бюрократизм развести!
-...ибо это явствует как из его слов, так и из его недавних действий,
- продолжал Фернандо. - И хотя он заслуживает благодарности за свои
действия в начале движения и вплоть до последних дней...
Не вытерпев, Пилар отошла к очагу. Через минуту она снова вернулась на
прежнее место.
- Фернандо, - спокойно сказала она и поставила перед ним миску. - Вот
тебе мясо, сделай милость, заткни им себе рот чинно и благородно и молчи.
Мы твое мнение уже знаем.
- Но как же... - начал Примитиво и запнулся, не кончив фразу.
- Estoy listo, - сказал Роберт Джордан. - Я готов сделать это.
Поскольку вы все решили, что так нужно, я согласен оказать вам эту услугу.
Что за дьявол, подумал он. Наслушавшись Фернандо, я и сам заговорил на
его лад. Должно быть, это заразительно. Французский - язык дипломатии.
Испанский - язык бюрократизма.
- Нет, - сказала Мария. - Нет.
- Это не твое дело, - сказала девушке Пр. - Держи язык на привязи.
- Я сделаю это сегодня, - сказал Роберт Джордан. Он увидел, что Пилар
смотрит на него, приложив палец к губам. Она указывала глазами на вход.
Попона, которой был завешен вход, отодвинулась, и в пещеру просунулась
голова Пабло. Он ухмыльнулся им всем, пролез под попоной и опять приладил
ее над входом, повернувшись к ним спиной. Потом стащил с себя плащ через
голову и стряхнул с него снег.
- Обо мне говорили? - Он обратился с этим вопросом ко всем. - Я
помешал?!
Никто не ответил ему, и, повесив свой плащ на колышек, вбитый в стену,
он подошел к столу.
- Que tal? [Как дела? (исп.)] - спросил он, взял свою кружку, которая
стояла на столе пустая, и хотел зачерпнуть из миски вина. - Тут ничего
нет, - сказал он Марии. - Пойди налей из бурдюка.
Мария взяла миску, подошла с ней к пыльному, сильно растянутому,
просмоленному до черноты бурдюку, который висел на стене шеей вниз, и
вытащила затычку из передней ноги, но не до конца, а так, чтобы вино
лилось в миску тонкой струйкой. Пабло смотрел, как она стала на колени,
смотрел, как прозрачная красная струя быстро льется в миску, закручиваясь
в ней воронкой.
- Ты потише, - сказал он ей. - Там теперь ниже лопаток.
Все молчали.
- Я сегодня выпил от пупка до лопаток, - сказал Пабло. - На целый день
хватило работы. Что это с вами? Язык проглотили?
Все по-прежнему молчали.
- Заткни покрепче, Мария, - сказал Пабло. - Как бы не пролилось.
- Теперь вина у тебя будет много, - сказал Агустин. - Хватит напиться.
- У одного язык нашелся, - сказал Пабло и кивнул Агустину. -
Поздравляю. Я думал, вы все онемели от этого.
- От чего от этого? - спросил Агустин.
- От того, что я пришел.
- Думаешь, нам так уж важно, что ты пришел?
Может быть, Агустин подхлестывает себя, думал Роберт Джордан. Может
быть, он хочет сделать это сам. Ненависти у него достаточно. Я ничего
такого к Пабло не чувствую, думал он. Да, ненависти у меня нет. Он
омерзителен, но ненависти к нему у меня нет. Хотя эта история с
выкалыванием глаз говорит о многом. Впрочем, это их дело - их война. Но в
ближайшие два дня ему здесь не место. Пока что я буду держаться в стороне,
думал он. Я уже свалял сегодня дурака из-за него и готов разделаться с
ним. Но заводить эту предварительную дурацкую игру я не стану. И никаких
состязаний в стрельбе, и никаких других глупостей здесь, около динамита,
тоже не будет, Пабло, конечно, подумал об этом. А ты подумал? - спросил он
самого себя. Нет, ни ты не подумал, ни Агустин. Значит, так вам и надо.
- Агустин, - сказал он.
- Что? - Агустин отвернулся от Пабло и хмуро взглянул на Роберта
Джордана.
- Мне надо поговорить с тобой, - сказал Роберт Джордан.
- Потом.
- Нет, сейчас, - сказал Роберт Джордан. - Por favor [пожалуйста
(исп.)].
Роберт Джордан отошел к выходу, и Пабло проводил его взглядом. Агустин,
высокий, с ввалившимися щеками, встал и тоже пошел к выходу. Он шел
неохотно, и вид у него был презрительный.
- Ты забыл, что в мешках? - тихо, так, чтобы другие не расслышали,
сказал ему Роберт Джордан.
- А, туда твою! - сказал Агустин. - Привыкнешь и не вспоминаешь.
- Я сам забыл.
- Туда твою! - сказал Агустин. - Ну и дураки мы! - Он размашистой
походкой вернулся назад и сел за стол. - Выпей вина, Пабло, друг, - сказал
он. - Ну, как лошади?
- Очень хорошо, - сказал Пабло. - И метель начала затихать.
- Думаешь, совсем затихнет?
- Да, - сказал Пабло. - Сейчас уже не так метет и пошла крупа. Ветер не
уляжется, но снег перестанет. Ветер переменился.
- Думаешь, прояснится к утру? - спросил его Роберт Джордан.
- Да, - сказал Пабло. - Погода будет холодная и ясная. Ветер еще не раз
переменится.
Полюбуйтесь на него, думал Роберт Джордан. Теперь он само дружелюбие.
Тоже переменился вместе с ветром. Он закоренелый убийца и с виду свинья
свиньей, но чувствителен, как хороший барор. Да, думал он, свинья тоже
умное животное. Пабло ненавидит нас, а может быть, только наши планы, и
оскорблениями доводит дело до того, что мы готовы его убить. Но тут он
останавливается, и все начинается сначала.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |