- Ой, я тебя понимаю. Сама пока ГОСы сдала, на мумию стала похожа. Может тебе накапать чего?
- Нет, спасибо, – качаю головой. – Мне на воздух нужно выйти.
- Ну ладно. Смотри. Если захочешь позаниматься, можешь позвонить мне осенью. Я, конечно, не Винс, но кое-что тоже умею, – подмигивает. – Еще раз поздравляю с успешной сдачей экзаменов.
- Спасибо, – рассеянно. – Пока.
- Счастливо. Удачи, Саш, – закрывает входную дверь.
На воздух. Мне нужно выйти на улицу. Дышать. Нечем. Ступеньки. Дверь подъезда. Не думать. Нет. Нельзя думать. Маршрутка. Люди. Задыхаюсь. Почему так много людей? Метро. Час пик. Турникеты. Кто-то толкает в плечо. Не обращаю внимания. Еще раз. Рассеянный взгляд. Эскалатор. Один. Во всей этой толпе. Я. Совсем. Один. Поезд метро. Остановки. Перегоны. Отсчитываю. Свет гаснет и снова включается. Безжизненный голос по динамику. Минуты. Секунды. Долго. Холод металлического поручня. Холодно. Мурашки под кожей. Морозит. Задыхаюсь. У меня клаустрофобия? Станция. Мраморные стены. Закладывает уши. Нужно дышать. Не хочется. Ступеньки. Фонари. Проплывают. Девять, десять, одиннадцать… Сколько шагов от остановки метро до моего дома? Сотня? Тысяча? Телефон в кармане. Не хочу говорить. Сбрасываю. Снова звонок. Отключаю звук. Не видеть. Не слышать. Никого. Мой дом. Подъезд. Привет, мам. Что? Да, сдал. Все хорошо. Что? Нет, не хочу. Плохо? Нет, мне не плохо. Да, полежать. Да, отдохнуть. Наконец, моя комната.
Захлопываю двери и, сняв сумку, бросаю на пол. Прислоняюсь спиной к стене. Дыши, твою мать! Сползаю по стенке, усаживаясь на пол. Уехал. Навсегда. Свадьба. Слова раздирают когтистыми лапами осознания их истинных значений. Полосуют грудь. До крови. Пытаясь добраться до сердца. Напрасно, его там нет. Оно уже в Мадриде. У того, кто, не взглянув толком на подарок, забрал его только потому, что выбросить жалко. Оставил себе как трофей. На память. Не зная, что жить без сердца тому, кто его подарил, невозможно. С силой сжимаю голову руками. Давлю на виски.
Боль по капле из каждой клеточки поднимается к горлу. Образует комок. Именно из-за него не могу сделать вдох. Ты знал. Ты с самого начала знал, чем это все закончится. Как бы я хотел обвинить во всем тебя, но в случившемся не только твоя вина. Ты не смог остановить меня. Боже! Не смог остановить себя. Зная то, о чем я даже не подозревал, ты позволил случиться тому, что случилось. Не предупредив. Не объяснив толком. Не рассказав. И я должен радоваться, что мне достался кусочек тебя? Тогда почему все не так?! Почему мне так больно? Уйти, убежать, исчезнуть, забыть – не могу. Люблю тебя. Отравно, безнадежно, болезненно люблю тебя. Все равно. Плакать. Нет, нельзя. Сжавшись в комок, незаметно для себя начинаю раскачиваться. Слышу, как проворачивается ручка в дверях. Запер.
- Саша, все в порядке? – сосредоточенный голос мамы.
Давай же, ответь ей что-нибудь.
- Да, – не похоже на мой голос. Какой-то сдавленный спазм голосовых связок.
- Саш, открой дверь, пожалуйста.
Не могу. Не хочу. Решение приходит само собой. Поднимаюсь с пола и достаю из шкафа сумку для тренировок. Собираю вещи.
- Саш? – уже встревожено.
- Я переодеваюсь.
Поспешно натягиваю джинсы. На секунду касаюсь пальцами терракотовой рубашки, которая была на мне в воскресенье. Господи, я даже не догадывался, сколько в моих вещах живет отпечатков тебя. Шмыгаю носом. Не плачу. Просто аллергия на тополиный пух, наверное. Распахиваю дверь и прохожу мимо мамы, стараясь не смотреть ей в глаза.
- Ты куда?
- На тренировку.
- У тебя же нет сегодня тренировок…
- Вадим звонил, – вру. Мне все равно. Нужно вырваться из этого состояния. И я знаю только один действенный способ. Обуваю кроссовки и выхожу из квартиры.
Когда добираюсь, состояние не улучшается. Переодеваюсь и вхожу в зал, по пути сосредоточено обматывая запястье левой руки боксерским бинтом. Раз. Второй. Третий. Чувствую, как бинт облегает кожу. Не разрешаю себе думать о чем-нибудь другом.
- Привет, Саш, – ко мне подходит Вадим. – Решил внепланово потренироваться?
- Да, – коротко киваю. Вспышка. Ты целуешь меня в шею, пока кончики пальцев скользят по коже спины. Сжимаю челюсть. Обматываю кисть, фиксируя суставы пальцев. – Не помешаю?
- Нет, конечно. Час у тебя точно есть. Нужен партнер?
Твой хриплый шепот.
«Mi fuego… Еstoy ardiendo… еn ti…» / «Мой огонь… Я сгораю… в тебе…»
Лента проходит между мизинцем и безымянным пальцем. Забыть твои слова? Со временем смогу. Память, как решето.
- Нет. Мешка достаточно.
Забыть имя? Может быть. Вновь оборачиваю бинт вокруг запястья, затем вокруг большого пальца. Вадим хлопает меня по плечу и отходит к своим ребятам. Сосредоточься! Доматываю запястье, фиксируя бинт липучкой. Вращаю кистью. Отлично. Повторяю тот же процесс с правой рукой. С такой тщательностью, будто от этого зависит моя жизнь. Надеваю перчатки и подхожу к мешку.
Но забудут ли губы твои поцелуи, а кожа - прикосновения?
Твои руки на поясе моих джинсов...
Первый удар.
Твои губы на моей коже...
Второй.
Пьяный взгляд светлых нефритовых глаз сквозь угольно-черные ресницы...
Наношу удары, выбивая мысли о тебе. Нет, не выбиваю. Избиваю их. Пока не начнут кровоточить и не уползут, зализывая свои раны, куда-нибудь в подсознание в страхе появиться когда-нибудь вновь. Бесполезно. Удается всего лишь отвлечь мозг на время. Пока не перестанет так болеть внутри. Люблю и ненавижу тебя. И как всегда поровну. Одновременно. Не борясь с собой. Слишком однородная смесь - одно невозможно без другого.
Когда ребята уходят в душ, ко мне вновь подходит Вадим. Согласно киваю, давая понять, что уже заканчиваю. Тяжело дыша, стягиваю перчатки и разматываю бинты. Уже разворачиваюсь, чтобы отправиться в душевые следом за остальными, но вдруг останавливаюсь и вновь смотрю на мешок. Подхожу ближе. Сжимаю кулаки и луплю по нему со всей дури. Быстрые удары без труда оставляют на моих костяшках стесанные кровавые следы. Пусть лучше эта боль. Но знаю, что она пройдет быстрее, чем та, что под кожей. И ранки на костяшках заживут быстрее, чем те, что внутри.
Приняв душ и переодевшись, возвращаюсь домой. Но зайдя во двор, понимаю, что не хочу сейчас идти туда. Нужно побыть одному. Как-то успокоиться. Иначе мама доведет меня до сумасшествия желанием поговорить и выслушать, а мне нечего ей рассказать. Такого, что я смог бы действительно рассказать ей.
Бросаю сумку на лавочку во дворе и усаживаюсь рядом, подтянув ноги и обняв их руками. Теплый вечер. Фиолетовые сумерки. На следующей неделе выпуск, а потом вступительные экзамены. И я вновь буду изучать испанский, но уже без тебя. Ненавижу испанский. Самый страстный и нежный язык в мире, на котором ты что-то шептал мне, пока прижимал своим телом к прохладному полу. Обнаженный. Красивый. Не мой. Вдох-судорога, вдох-всхлип, вдох-спазм.
- Сань, ты?
Поворачиваю голову и вижу приближающегося Арсения. Нет, уже не я.
- Блин, я тебе весь вечер звоню, опять звук отключил? – резко замолкает и останавливается возле меня. – Сань, все в порядке? - садится рядом на лавочку.
- Дай сигарету, – не громко.
- Саш… - ошарашено. Он очень редко меня так называет, - …ты же не куришь.
Никогда не поздно начать. Какая разница, что меня убьет: воспоминания о тебе или сигаретный дым? Какая разница, если к зависимости от тебя добавится еще одна, никотиновая? Уже не важно. Уже все абсолютно не важно. Тебе уж точно. Почему должно быть мне?
- Дай сигарету, пожалуйста, – повторяю таким же безжизненным голосом.
Арсений уже не спорит и достает из пачки две сигареты. Одну для себя, а другую протягивает мне. Забираю ее из его пальцев, но он хватает меня за руку.
- Ты подрался с кем-то? – переводит взгляд с костяшек на пальцах на мое лицо.
- Сам с собой, – перед лицом вспыхивает пламя зажигалки, и я касаюсь кончиком сигареты дрожащего в ладонях Сени огонька. Делаю затяжку. Задерживаю дыхание. Чувствую, как горло и легкие начинает разъедать едкий дым. Дерет. Царапает. То, чего мне не хватало. Несильно кашляю.
- Выдыхай, тормоз, – Арсений хлопает меня по плечу.
Сигарета дрожит в непослушных пальцах. Еще одна затяжка. Молчим.
- Что-то дома случилось? Ты признался семье? – осторожно заводит разговор Арсений.
- Нет, – равнодушно, – дома все отлично.
- Завалил экзамен? – прощупывает, как доктор пациента, чтобы обнаружить больное место.
- Сдал. Высший балл.
Опять молчим. Вероятно, уже догадывается о «больном месте», но подбирает правильные слова, чтобы спросить.
- Он уехал, – помогаю ему. Еще одна затяжка. Уже не кашляю.
Арсений поворачивается ко мне, но молчит. Либо не знает, что сказать, либо наоборот хочет задать слишком много вопросов. Не нужно много, достаточно одного.
- Навсегда… - делаем затяжку почти одновременно. – Его там невеста ждет. В июле свадьба.
- Охренеть… - емко. – Сань, - придвигается ближе, - ну, так бывает… наверное. Скоро забудешь. Подумаешь, поцеловались раз… или два.
Молчу. Мне нечего ему ответить. Я просто не могу произнести это вслух, да и к чему эти подробности. Дым разъедает глаза, и я чувствую, как их начинают застилать слезы. От дыма. Да. От дыма простительно.
- Бляяяядь… - потрясенно протягивает Арсений, - ты с ним трахался…
Не вопрос. Короткое утверждение, лишенное сантиментов. Как нельзя точно.
- Пиздец! – отбрасывает сигарету и обнимает меня. Утыкаюсь в его плечо, чувствуя, как по щекам начинают течь слезы. Мальчики не плачут. «Мальчики не плачут, они огорчаются» – как всегда говорит мама. Но мне уже все равно, даже если со стороны я выгляжу как сопливая брошенная девчонка. Потому что именно сейчас я так себя и чувствую. Непреодолимая жалость к себе предательски поглощает новой волной боли. Арсений продолжает вспоминать весь свой словарный запас на предмет самых изощренных ругательств, пока я окончательно отпускаю себя, выплескивая на своего друга оглушающей силы волну болезненного отчаяния и разочарования. Несколько минут молчит, давая мне насладиться собственной болью. А я шмыгаю носом, уткнувшись в него.
- И чего ты такой дурак, бля? – хороший вопрос. Сам бы хотел получить на него ответ. – Он тебе сказал об этом до того…как… или уже после? – отстраняется.
Отрицательно мотаю головой.
- Вообще не сказал?
- Я сегодня узнал. Случайно. От его соседки по квартире.
- Оно хоть того стоило?
А я вдруг задумываюсь, если бы я знал все с самого начала, если бы ты сказал мне об этом, остановило бы это меня? Изменило бы хоть что-то? Отказался бы я от возможности быть с тобой? Хотя бы один раз? И со всей горечью понимаю, что вряд ли. Но тогда все было бы по-честному. Тогда я бы точно знал, на что иду. А теперь…
- Сень, как у тебя так получается? – игнорируя его вопрос, задаю свой.
- Как так?
- Ну, ты ведь спишь с разными девушками и потом легко находишь замену. Ты ни разу не любил? Ни одну из них?
Арсений вздыхает.
- Наверное, я люблю всех их. Ты же любишь торты? Без разницы какой, правда? «Птичье молоко», «Трюфельный», «Наполеон», «Медовик»… Они все разные на вкус, но все равно сладкие, и ты схомячишь любой. У меня такое же отношение к девушкам.
- У меня есть любимый торт, – как-то совсем не в тему замечаю я. – «Трюфельный». И если мне нужно будет выбирать, кусок какого торта съесть, я выберу в первую очередь его.
- А если «Трюфельного» нигде не будет? Будешь сидеть и мучиться от ломки по сладкому или купишь какой-нибудь другой?
- Сень, мы сейчас о тортах говорим?
- Вряд ли, – усмехается, и я впервые слабо улыбаюсь в ответ. – Очевидно, я пока не определил какой «торт» у меня любимый. Но глядя на тебя сейчас, у меня отпадает всякое желание когда-либо это сделать. Лучше сначала перепробовать все имеющиеся в ассортименте, а там видно будет.
- Так жалко выгляжу?
- Больно выглядишь, – ерошит мои волосы. – Сань, поступишь в универ, найдешь себе еще кучу «Пражских» и думать забудешь про свой «Трюфельный».
Возможно, он прав. Только верится в это сейчас с трудом.
- Ищи положительные стороны. Ты теперь не девственник… только не рассказывай мне в каком именно смысле, ладно? Я могу прожить и без подробностей, – паскудная улыбка.
- Придурок, – толкаю его в плечо, но не могу не улыбнуться.
Еще около часа сидим во дворе. Я немного успокаиваюсь. Арсений отвлекает меня разговорами о выпуске и о том, что хочет собрать у себя толпу после него. Мама с Софией уезжают на неделю в какой-то санаторий или что-то в этом роде. Стадия «примерной матери» еще в силе. Берет с меня слово, что я приду, хотя сейчас не горю абсолютно никаким желанием кого-либо видеть. Я там знаю от силы несколько человек. Но боюсь, выбора у меня нет.
Когда темнеет окончательно, расходимся по домам.
- Саш, ты где был столько времени? – с порога обрушивает на меня мама.
- Мам, все нормально. С Сеней во дворе сидели. Можешь позвонить и спросить.
- А мне позвонить нельзя было?
- Батарейка села, – вяло отнекиваюсь. Странное состояние внутри. Ощущение боли накрывало с головой, а сейчас равномерно растеклось по всему телу. Уже не переливается через край, но отчетливо заполняет каждую незаметную щель и пустоту.
- Скажи честно, ты завалил испанский? – с отчаянием в голосе.
Нет, мам. Это он завалил меня.
- Мам, высший балл. Просто устал. Я спать пойду, ладно?
Из гостиной выходит отец и обнимает маму.
- Так, чего к ребенку пристала? Знаешь, какой это стресс, экзамены эти? Сам как вспомню, до сих пор передергивает, – поворачивается ко мне: – Иди, ложись, сынок. Завтра расскажешь.
Киваю и закрываюсь в комнате. Слышу, как родители негромко переговариваются, постепенно их голоса затихают на кухне. Мне не интересно, о чем они говорят. Это в любом случае далеко от истины. Не включаю свет - из светящихся соседских окон и от фонаря под домом его проникает достаточно в мою комнату. Ложусь на кровать, накрывая голову подушкой. Если я не вижу мир, значит, он не видит меня. Спрятаться. Укрыться. Чтобы зализать раны. Ты оставил меня в своем лабиринте и меня здесь уже не найдут. Я знаю, где выход, но дойти до него уже нет сил. Пока нет. Я не виню тебя. Я виню себя. Я сам виноват в этой боли. Ты столько раз отталкивал меня, я должен был понять, что для этого есть какая-то причина.
Не понял.
Сгораю.
Смертельно болен.
Тобой.
___________________________
перевод эпиграфа:
Мурашки по коже… Эти раны никогда не заживут.
От страха я проваливаюсь в бездну
И не могу отличить, что реально, а что – нет.
Что-то внутри меня тянет ко дну,
Поглощает меня, путает мои мысли.
Боюсь, я так и не смогу обрести самоконтроль.
Контролируя себя, я, кажется, не смогу снова отыскать себя.
Стены давят на меня.
(Я не чувствую в себе уверенности,
Потому что знаю, что давление извне слишком сильное).
Я и раньше чувствовал себя таким –
Таким беззащитным...
Глава 9
Loneliness facing up and down these hallways
Secondguessing every thought
Mystified, just spinning 'round in circles
Drowning in the silent screaming with nothing left to say
Everytime I reach for you, there's no one there to hold on to
Nothing left for me to miss, I'm letting go, letting go of this
Lost my mind, I'm getting trough, the light inside has left me too
Now I know what empty is, I've had enough, I've had enough of this.
I believe that love should be a reason
To give and get back in return
I wanna breathe in a new beginning...
Lifehouse - Had Enough
«Любовь и в самом деле, как ничто другое, способна время от времени переворачивать всю жизнь человека. Но вдогонку за любовью идет и кое-что еще, тоже заставляющее человека вступать на стезю, о которой никогда прежде и не помышлял. Это кое-что зовется отчаяние. И если любовь меняет человека быстро, то отчаяние — еще быстрей».
Пауло Коэльо
Меланхолично надуваю пузыри из жвачки, лежа на кровати. Пузырь лопается, прилипает к носу и губам ментоловой прохладой. Желтый теннисный мячик взлетает в воздух и вновь падает в ладонь. Вверх. Вниз. Поймать в ладонь и вновь подбросить. Ничего не хочется. Вчера был выпускной. Все по стандартной накатанной схеме - торжественная часть, вручение аттестатов, слезы умиления родителей и классных руководителей, праздничный концерт и празднование на катере всю ночь до рассвета. Детство кончилось внезапно. Не скажу, что буду по нему скучать. И по школе не буду. Тем более что старшие классы я учился в другой школе, а не в своей, в которой заканчивал девятый. Мама изъявила желание перевести меня в специализированную школу с углубленным изучением языков и, собственно, никаких шансов избежать этого у меня не оставалось. Особых друзей у меня там не появилось, просто приятели. Именно тогда мы начали дружить с Арсением более близко, и это общение с лихвой компенсировало мне отсутствие близких друзей в классе.
Телефон вновь жужжит на тумбочке, предпринимая робкие попытки подползти ближе. Я знаю, кто звонит. Сеня. Сегодня у него обещанный сейшн, на который он меня разве что только не угрозами затягивает. Нет никакого желания куда-то идти или кого-то видеть. Оборачиваюсь к телефону, он виновато замолкает. Вновь подбрасываю мячик. Ловлю. Проходит еще десять минут. Но мой друг не настроен так быстро сдаваться. Опять настойчивое жужжание. Делаю глубокий вдох. Проще ответить.
- Да, Сень, – подбросить. Поймать.
- Ты когда-нибудь научишься правильно пользоваться мобильным телефоном? – чуть возмущенно. – На кой хрен он тебе сдался, если ты постоянно отключаешь звук?
- У меня все отлично. Спасибо, что спросил.
Слышу какой-то металлический грохот на заднем фоне.
- Пожалуйста, – едко. – Чем занят?
- Я? – непроизвольно осматриваю себя, лежащим на кровати. – Готовлюсь к вступительным. Мои заставили.
- Прямо на следующий день после выпускного. Ага, - опять скрежет. Какой-то очень знакомый звук. - И когда это я пропустил момент, в который ты вдруг стал ботаном-задротом?
- Не пропустил. Как раз вовремя.
- Это точно.
Через несколько секунд дверь в мою комнату открывается и на пороге стоит Арсений в джинсовых бриджах и белой майке. Теперь ясно, что это был за звук. Наш лифт.
- О, бедняга, – сочувственно протягивает. – Вижу, скосил тебя гранит науки не по-детски. Давай, поднимай задницу с кровати. Ей можно найти применение и поинтересней.
- Не спорю, – я знаю, что он не это имел в виду. После того вечера во дворе мы вообще на эту тему больше не говорили. Но если я не говорю о тебе, еще не значит, что не думаю. Читаю Коэльо по ночам и вижу тебя во сне. Каждую ночь. Ты не можешь просто взять и исчезнуть из моей жизни, тебе обязательно нужна хотя бы крохотная эпизодическая роль в моих снах и мыслях. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Жаль, что тебе не известна эта фраза. Ты не в ответе. Так почему бы тебе не убраться из моей головы, точно так же, как из моей жизни? Ко всем чертям!
- Пойдем, поможешь дотащить из магазина кое-что.
- Григорьев, отвянь.
Арсений подходит ближе и усаживается на край кровати.
- Ты вообще выходил из своей комнаты за последнюю неделю?
- У меня вчера был выпускной, если ты не в курсе. Или… - задумчиво. - Точно, у тебя же он тоже был вчера. Видишь? Я не потерял связь с реальностью. Все отлично. Теперь с чистой совестью можешь идти готовиться к своей фиесте и не нужно меня развлекать.
Внутренне морщусь. Интересно, у меня так теперь всегда будет? Достаточно произнести или услышать хоть что-то, что связано с Испанией и в голове только одна аналогия. Ты. Боже, ну почему из сотен репетиторов я попал именно к тебе? А впереди еще пять лет неземного садомазохистского удовольствия от изучения испанского языка. Ненавижу Испанию. Ненавижу Мадрид. Ненавижу испанский язык. Это все напоминает о тебе. Ненавижу, потому что люблю. Тебя. И продолжаю агонизировать от воспоминаний.
- Сань… - начинает Арсений, но в комнату заглядывает отец.
- Здоров, Арсений, – входит, протягивая свою медвежью руку, и крепко пожимает Сенину ладонь.
- Дядь Толь, у меня сегодня дома небольшое продолжение отмечаний выпускного, а Саня говорит, что вы его заставляете к вступительным готовиться.
Засранец! И нашел, главное, кому говорить, отцу.
- Сашок, ты чего это от мероприятия увиливаешь? - улыбается мой родитель. – Успеешь еще. Иди и повеселись. А дамы будут? – по-заговорщицки понизив голос.
- Конечно, – с готовностью кивает Арсений. Если это тот аргумент, который должен был повлиять в пользу принятия мной приглашения, то отец явно промахнулся.
- Ты уж там познакомь с какой-нибудь по… - отец показывает пятый размер груди и подмигивает Сене. Боже, мне сейчас будет плохо.
- Пап, на себе не показывай.
- Так, а ты не умничай. Давай, а то скоро плесенью покроешься. Я когда выпускался, мы неделю потом еще гуляли…
Дальше следует экскурс в разгульную юность моего отца. К счастью, мама вовремя отвлекает его, позвав с кухни, как раз на том месте, где он с друзьями подглядывал за голышом купающимися девками в деревне. Вздыхаю с облегчением, но моим надеждам не суждено сбыться и, прокричав в ответ, что сейчас придет, он все-таки рассказывает свою эротическую историю до конца. На моем лице застыло скептическое выражение, в то время как, похоже, в Сене он нашел благодарного слушателя на данную тему. Я же просто понимаю, что теперь Арсений от меня не отстанет. Поднимаюсь с кровати и иду к шкафу.
- Ты куда? – почти в один голос.
- Собираться. Тебе ж там что-то помогать нужно, – бросаю взгляд на Сеню и отворачиваюсь, видя в отражении зеркала, как они с моим отцом перемигиваются. Нет, в этом доме точно имеется заговор против меня.
После того, как мы заполняем четвертый по счету огромный пакет бутылками с пивом под подозрительными взглядами кассирши, мне становится понятно, что мой друг либо ограбил банк, либо ему начали платить за секс. Других вариантов, где он взял столько денег, нет. Миха нас ненавязчиво подгоняет, очевидно, тоже уловив взгляды кассирши. Только вот сделать она ничего не может, Мишке уже исполнилось восемнадцать, и он даже предъявил ей паспорт. А с его ростом почти под два метра ему меньше никто и не даст. Шатен со светло-карими глазами. Бывший капитан баскетбольной команды школы и одноклассник Арсения. И, собственно, наше идеальное прикрытие.
Только дотащить это все они спокойно могли и без меня в четыре руки. Но мой друг не уймется, пока не затащит меня к себе под любыми предлогами. Зачем ему среди толпы желающих повеселиться депрессивный и болезненно–ненормальный я? Без понятия. Моего присутствия там после первого круга бутылок уже никто не заметит, а может и до этого первого круга. Развеять меня? Не уверен, что это сейчас именно то, чего я хочу. Даже знаю, как бы я провел этот вечер. Коэльо и пожирание собственного мозга кофейной ложечкой. Что может быть интересней и увлекательней?
- Сень, где ты взял столько денег? – интересуюсь, когда, наконец, мы благополучно выходим из супермаркета, нагруженные стеклотарой с пивом.
- Мы сбрасывались с ребятами.
- А почему ты мне не сказал? – теперь я еще и халявщик.
- Потому что ты торжественный гость, – западлистская улыбка, – и не прийти теперь не можешь. Я заложил и за тебя.
- Я могу откупиться? – с надеждой.
Отрицательно качает головой.
- На этот вечер ты мой… - удачно скопировав голос одного из всадников Апокалипсиса, протягивает Сеня. И выглядит сейчас так же.
Беспомощно качаю головой. Добро пожаловать в Ад.
Помятый после ночи гуляния народ начинает сползаться около восьми вечера, чтобы продолжить то, что не догулял вчера. К десяти вечера в двухкомнатной квартире Сени уже около тридцати человек, беспрерывно и хаотично двигающихся по пространству как молекулы при диффузии и вступающих во взаимодействие друг с другом по принципу притяжения и отталкивания. Громкая музыка, смех, не дружеские поцелуи со всеми подряд и море алкоголя. В два раза больше, чем мы покупали. Две бутылки пива не помогают мне влиться во всеобщее состояние нирваны и я, воспользовавшись моментом, пока меня никто не замечает (это на самом деле было не так уж и трудно), проскальзываю в другую комнату и прикрываю за собой дверь. Не включая свет, выхожу на балкон и делаю глубокий вдох.
Балкон выходит не во двор, а на улицу и, сделав очередной глоток из бутылки в руках, наблюдаю за проносящимися по дороге автомобилями и иллюминацией вывесок и фонарей. Через какое-то время балконная дверь за моей спиной предупреждающе скрипит. И кто бы это мог быть?
- Прячешься?
- Угадал, – не оборачиваясь.
- А почему один?
- В смысле?
- Ну, прячутся обычно по двое, - подкуривает сигарету.
- Извращенцы прячутся по одному, – пожимаю плечами.
Арсений обнимает меня за плечи одной рукой.
- Санек, забей уже. Мы наконец-то окончили колонию строгого режима и впереди ждет самое интересное, – мечтательно.
- Ты куда поступаешь хоть?
- Везде и сразу, куда возьмут.
- Понятно.
- Научись относиться ко всему философски, – после небольшой паузы вдруг произносит Сеня. Да, мой друг уже в нужной кондиции. – Если это было, значит, оно должно было быть для чего-то и по-другому никак.
Очень глубокомысленно. Но чувствую, как приятная алкогольная нега постепенно накрывает и меня.
- Такие себе уроки в школе жизни. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, – Продолжает делиться своими соображениями Сеня. Если бы я сейчас был трезвым, возможно, лишь посмеялся его философским изречениям, но в этот момент отчего-то хочется просто, облокотившись о поручень балкона, смотреть, как по ночной улице едут машины, оставляя после себя световые смазанные хвосты. И ни о чем не думать. А еще попытаться не чувствовать себя таким одиноким.
- Пойдем к народу поближе или хочешь еще побыть здесь? – кладет руку на мое плечо.
Делаю глоток из бутылки и поворачиваюсь к другу.
- Я еще постою здесь немного.
- Ладно, – не громко произносит Арсений и, затушив сигарету о банку из-под кофе, скрывается за балконной дверью в квартире.
Бутылка пива в руках постепенно пустеет, и маленькие пузырьки перекочевывают в меня, наполняя сознание. Плавно двигаются, поднимаются, сталкиваются, взрываются, из-за чего кажется, что разум парит где-то в невесомости.
Где ты сейчас? О чем думаешь? Счастлив? Забыл меня? Холодно. И одиноко. Отвыкаю. Ломка. Кажется, если бы все закончилось еще тогда, когда ты выдернул свою кисть из-под моей ладони, сейчас было бы проще. Нужно было просто перестать ходить к тебе на занятия. Как я и хотел. Еще тогда. Сразу. Защитить себя. От тебя. Теперь же уже поздно. Теперь я сжигаю сам себя воспоминаниями о тебе и о том, что было между нами. То, что не сказано, можно забыть. То, что не написано, можно стереть. О том, что не сделано, можно не сожалеть. А я пропал по всем этим пунктам. Ты никогда не принадлежал мне. И никогда не будешь.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |