Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Господи, за что ты меня наказал? За что, за какие грехи заставил 64 страница



еще у нее есть вредная привычка заниматься на кухне, потому что Катька -

жуткая обжора, ей постоянно надо или пить чай, или что-нибудь жевать, а

поскольку все время ходить из комнаты в кухню ей лень, она устраивается

поближе к холодильнику, раскладывает на всех столах свои книжки и конспекты

и торчит на кухне, не давая Саше возможности приготовить поесть. А тетя Люся

без конца делает ему замечания и учит жизни. И что самое мерзкое - постоянно

говорит ему гадости про мать. То есть про Наташу. И нет у него никаких сил

все это выносить.

Незадолго до Нового года, после очередного скандала, разгоревшегося из-за

лампочки на кухне, на этот раз не выключенной Катей, Андрей решительно

сказал:

- Их надо разводить по разным квартирам.

- То есть разменивать коммуналку? - испугалась Наташа. - И что будет?

- Ничего особенного. Четыре однокомнатных квартирки, для Иры, Саши, Алеши

и Люси с Катей. Для Люси с Катей можно и двушку выменять, если подальше от

центра. А если Иришка пропишется к мужу, то из вашей четырехкомнатной

коммуналки можно сделать три очень приличные хаты в хороших домах и в

хороших районах.

Наташа покачала головой. Ира ни за что не пропишется в квартиру к

Мащенко, ей намного спокойнее жить, зная, что в случае чего есть куда уйти.

Кроме того, она даже вопрос так поставить не может, чтобы муж и его родители

не сочли ее корыстной хищницей, намеревающейся в случае развода претендовать

на часть жилплощади. До тех пор, пока Ира остается прописанной здесь, никто

не даст разрешения на смену собственника квартиры, если не будет четко

указано, куда выбывают все ее жильцы. Значит, при расселении необходимо

получить квартиру и для Иришки.

- Ничего не выйдет, - сказала она, - Ирину нельзя оставлять без жилья.

- Хорошо, значит, будут четыре квартиры, но похуже. В любом случае этот

узел надо развязывать, пока они там с ножами друг на друга не начали

кидаться.

- Может быть, лучше уговорить Сашу жить с нами? - робко предложила

Наташа. - Пусть Люся с Катей сами друг с другом разбираются. Мать и дочь уж

как-нибудь договорятся.

- Тебе самой не смешно? - строго спросил Ганелин. - Ты готова оставить

сестру с дочерью вдвоем в огромной четырехкомнатной квартире? Ради чего? Чем

они заслужили такую благодать? Твои сыновья выросли, Наташенька, милая моя,

пойми это наконец. Они скоро захотят жениться, им нужно собственное жилье.



Или ты хочешь, чтобы Саша и Алеша приводили своих жен сюда и превращали эту

квартиру в коммуналку? А Люся и ее дочь будут бродить по четырем комнатам?

- Знаешь, - слабо улыбнулась Наташа, - я бы, честно говоря, не возражала,

если бы мои мальчики со своими женами жили у нас. Я привыкла жить в большой

семье, мне это было бы в радость.

- Тебе - да, не сомневаюсь. А им? Ты уверена, что мальчики к этому

стремятся? Ты уверена, что их женам это понравится?

- Ты прав, Андрюша, ты во всем прав, но...

- Что - но? Я чего-то не учел? Поправь меня.

- Я не знаю, что тебе сказать. Я только чувствую, что моя жизнь

разрушается. Моя жизнь - это большая квартира, где живут мои родные и люди,

которых я искренне люблю. Они все рядом со мной, я могу о них заботиться, и

они тоже позаботятся обо мне, если что случится. Сначала умер папа. Потом

Иринка вышла замуж. Потом умерла мама. Потом я переехала к тебе, но все

равно оставалась рядом с сыном, с сестрой, с племянницей и с Бэллой

Львовной. Потом умерла Бэллочка. Потом ты уволил Тамару и лишил меня

ощущения, что я продолжаю заботиться о тех, кто остался на четвертом этаже,

что благодаря моей опеке они накормлены и ухожены. А теперь ты хочешь, чтобы

все разрушилось окончательно, чтобы мы все оказались в разных домах, на

разных улицах, в разных концах города. Я не смогу так жить, Андрюша. Это

будет уже не моя жизнь, не та, к которой я привыкла и в которой нормально

себя чувствую.

Ганелин сел рядом с ней, обнял за плечи.

- Наташенька, я хочу кое-что тебе сказать, только сначала ты ответь на

мои вопросы, хорошо?

- Хорошо, спрашивай.

- Тебе нравится тот сериал, который ты сейчас заканчиваешь?

Наташа отстранилась и удивленно взглянула на Андрея.

- Какое это имеет отношение к размену квартиры? Ты хочешь сменить тему?

- Нет, это как раз по теме. Так нравится или нет? Только честно.

- Честно? Андрюша, это добросовестная работа на твердую "четверку". Вот и

все, что я могу сказать.

- А почему не на "пятерку"?

- Не знаю. Я делала все, что могла, но я чувствую, что чего-то не

хватает. Этот сериал такой же, как "Соседи", в точности такой же по уровню,

по актерам, по операторской работе. Он ничуть не хуже. Но ведь "Соседи" -

это был мой первый сериал, и понятно, что в чем-то я ошибалась, где-то мне

не хватало опыта. А сейчас я делаю картину точно такого же уровня и понимаю,

что это неправильно. Новый серил должен быть лучше, потому что я же должна

была чему-то научиться на "Соседях". А выходит, что я ничему не научилась,

потому что он не лучше, он такой же. Поэтому я не могу оценить его на

"пятерку".

- Очень хорошо, - удовлетворенно сказал Андрей. - Следующий вопрос: ты

помнишь, как отказывалась снимать детективный сериал?

- Еще бы, - усмехнулась Наташа. - Южаков был в полном недоумении, по

сегодняшним вкусам детектив - самое выигрышное дело. Потом, правда, проект

похоронили из-за нехватки денег, но теперь, я слышала, его отрыли из руин и

собираются все-таки делать. А что?

- Я бы хотел, чтобы ты сформулировала причины своего отказа.

- Андрюша, ну чего тут формулировать? Все же понятно, детектив - это не

мое, я его не люблю, не чувствую. Мне бы про жизнь, про любовь снимать, я

это всегда любила.

- Хорошо. Еще вопрос: сколько времени ты в разводе?

- Господи, да ты что? Что за вопросы такие странные?

- И все-таки.

- Ты сам прекрасно знаешь. Вадим ушел в августе девяносто шестого, а

зимой девяносто седьмого мы оформили развод. Объясни, пожалуйста, что

означают твои вопросы. Ты мне совершенно голову заморочил. То мы обсуждаем

расселение квартиры, то мой развод. Где поп, а где приход? Какая связь?

- Прекрасно, - констатировал Ганелин, пропуская мимо ушей ее тираду, -

стало быть, если сейчас у нас конец девяносто девятого года, то можно

считать, что ты уже три года как развелась. При этом с восемьдесят

четвертого года ты знакома со мной, с восемьдесят седьмого, это я точно

помню, ты знаешь, что я тебя люблю, поскольку я сам тебе об этом заявил, с

девяносто шестого ты свободна, с этого же времени ты ответила, наконец, на

мою любовь, и вот уже полтора года как мы с тобой живем вместе в этой

квартире. И ты по-прежнему отказываешься регистрировать наш брак. Ты можешь

мне внятно ответить, почему?

- Не могу, - призналась Наташа. - Просто я не вижу, что изменится в нашей

жизни, если мы распишемся. Мы ведь и так живем вместе, нас все воспринимают

как мужа и жену, даже мои дети. К чему формальности?

- А я бы сформулировал по-другому. Ты боишься, что в жизни что-то

изменится. Ты цепляешься за свою привычную жизнь обеими руками. На каком-то

этапе это, наверное, правильно. Но всегда рано или поздно наступает момент,

когда это начинает мешать. Ты побоялась браться за экранизацию детективов.

Ты взялась за привычное "про жизнь, про любовь" и уперлась лбом в стену,

потому что не можешь взлететь выше, чем можешь. Тебя держит твоя старая

жизнь. Ты боишься второй раз выходить замуж. Ты боишься отпускать своих

близких от своей юбки. Признайся себе, ты ведь не думаешь, что они без тебя

пропадут. Да ничего с ними не случится, они все здоровые, нормальные,

самостоятельные люди. Это ты без них пропадешь, потому что таков твой образ

жизни: собрать вокруг себя всех любимых и дорогих и опекать их, как наседка

цыплят. Наташенька, милая моя, надо уметь делать шаг вперед. Ты погрязла в

прошлом по самые уши, у тебя ведь даже идеология осталась из семидесятых

годов. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты не хочешь выходить за меня

замуж?

- Ой, Андрюшенька, да я и сама этого не понимаю. Просто не вижу...

- Это я уже слышал. И могу предложить тебе свою версию. Ты в первый раз

выходила замуж за молодого лейтенанта, которому определили место службы за

Полярным кругом. Зарплата у него в тот момент была не очень большая, жить вы

должны были вдали друг от друга. Вот это было то, что надо, это было не

стыдно. Военный. Разлука. Трудности. Вполне в духе идеологии того времени. А

я? Богатый москвич, с которым не нужно жить в разлуке. И тебе совестно. Ну

как это ты со своим комсомольско-партийным прошлым, со своей верой в светлое

будущее - и вдруг выйдешь замуж за предпринимателя? Немыслимо. Вот ты и не

мыслишь.

- Но я же все-таки нашла в себе силы уйти от военного, - слабо улыбнулась

Наташа.

- Э, ласточка моя, не хитри, - засмеялся Андрей, - ты ушла не от

военного, а от продавца в частной торговой фирме, то есть от такого же

служащего негосударственной структуры, как я, только мелкого. Ну так как,

милая, у тебя в голове не прояснилось?

- Пока не очень. То есть нутром я что-то такое начала понимать, но не

отчетливо.

- Ладно, перейдем к конкретике, - со вздохом произнес он. - Я считаю, что

если ты хочешь снимать кино на "пятерку", а не на "четверку", ты должна

найти в себе силы сделать шаг в другую жизнь. Если же ты будешь продолжать

цепляться за старое и привычное, ты не продвинешься вперед. Ты навсегда

останешься режиссером, снявшим "Соседей", но не более того. Наташенька, тебе

в феврале исполнится только сорок пять, ты еще очень молода и можешь еще

очень много сделать. Но у тебя никогда не выйдет ничего путного, если ты не

расстанешься со старой жизнью. Она всю тебя опутала веревками и не дает

двигаться вперед.

Наташа вытянула ноги на диване и уютно устроила голову на коленях Андрея.

Неужели он прав? Неужели ее привязанность к семье, к близким мешает ей жить?

Да нет же, так не бывает, семья - это одна из вечных ценностей, а вечные

ценности не могут мешать никому и ничему, это абсурд! Разве может помешать

любовь? Или честность? Или верность? Нет, нет, Андрюша чего-то недопонимает,

он видит все в искаженном свете...

- Нет, не верю, - твердо сказала. - Ты не можешь быть прав. Никогда

такого не было, чтобы любовь к близким мешала профессиональному росту.

- Ты передергиваешь, - мягко ответил Ганелин. - Я говорил вовсе не об

этом.

- А о чем же?

- О необходимости преодолеть страх перемен. Это прекрасно, что ты любишь

своих близких. Но ты посмотри, во что это превратилось! Ты держишь их возле

себя, вынуждая жить в непереносимой обстановке взаимной ненависти. Ты душишь

их своей любовью. Им плохо рядом друг с другом, но зато тебе-то как хорошо!

Они рядом, на два этажа поднялась - и вот они во всей своей красе. Ты

терпеть не можешь свою сестрицу...

- Неправда, - перебила его Наташа, приподнимая голову, - я люблю Люсю.

Конечно, она стерва та еще, но все равно она остается моей родной сестрой, и

мне ее ужасно жалко, потому что она очень несчастна и одинока. И Катюшу я

люблю. Я ругаюсь с ними, потому что они этого заслуживают, но от этого они

не перестают быть моими близкими родственниками, о которых я должна

позаботиться.

- Вот и позаботься. Дай им возможность жить спокойно. Дай своему сыну и

сестре с племянницей отдельное жилье, раздели их наконец, чтобы они не

действовали друг другу на нервы. Оторвись от них. Перестань бояться жизни

без Саши, Люси и Катерины. Как только ты преодолеешь этот страх, все

остальное постепенно встанет на место. Ты перестанешь бояться снимать другое

кино. Ты перестанешь бояться выйти за меня замуж. Ты вырвешься на свободу из

этих своих веревок, которые тебе мешают.

Андрей был очень убедителен. Наташа долго размышляла над его словами,

мысленно спорила с ним, приводила свои аргументы, и где-то недели через две

сдалась, признав его правоту. Ганелин тут же связался со знакомым риэлтором

и дал ему задание заняться расселением квартиры на четвертом этаже. Сын и

сестра с племянницей не скрывали своей радости по этому поводу, и Наташе с

грустью пришлось признать, что они вовсе не страдают от предстоящей разлуки

с ней.

Новогодняя ночь прошла в бурном обсуждении неожиданного ухода в отставку

Президента Ельцина, январь и февраль - в поисках квартир и в оформлении

необходимых документов, в марте Ганелин пригнал грузовички и развез Люсю с

Катей и Сашу по их новым квартирам. Ира заранее сказала, что никакую мебель

из своей комнаты перевозить на новое место не собирается, все это давно пора

выбросить на помойку. Она приехала, перебрала оставшиеся в квартире вещи, и

все, что сочла нужным оставить, уместилось всего в две коробки, которые она

увезла на своем красном "форде". Наташа с трудом сдерживала слезы, глядя на

пустеющую по мере выноса мебели и вещей квартиру. Здесь прошла почти вся ее

жизнь. Здесь выросла она сама и ее дети. Здесь жил Марик, которого она

любила. Здесь ходили и дышали ее мама, отец и Бэллочка, которых уже нет в

живых. Здесь вся ее душа, ее сердце, ее слезы и ее радости. Здесь была

маленькая Ксюша. Здесь был Вадим - огромный кусок ее жизни, который

невозможно, да и не нужно вычеркивать из памяти. А завтра сюда придут

рабочие, снесут внутренние перегородки и начнут делать евроремонт для нового

владельца. И это будет уже совсем другая квартира, в которой не останется

ничего от Наташиной жизни. Она даже не подозревала, что ей будет так

больно...

В апреле она заканчивала озвучание фильма и целыми днями пропадала в

тон-ателье. В один из таких дней ей на работу позвонила Ира.

- Я улетаю в Кемерово, - проговорила она срывающимся голосом.

- Что случилось? Почему в Кемерово? - не поняла Наташа.

- Они травят Бориса Ивановича. Я не могу молчать. Я не буду молчать.

И бросила трубку.

 

Ирина

 

Она сидела в салоне самолета, летящего в Кемерово, и, прикрыв глаза,

твердила про себя: "Я не буду молчать. Пусть все узнают, как все было на

самом деле. Пусть от меня все отвернутся, пусть меня больше никто никогда не

будет снимать, но я не позволю, чтобы Бориса Ивановича обвиняли в том, чего

он не делал. Подонки! Сволочи! И Руслан - первый из подонков!"

Она никогда особенно не интересовалась политикой, тем более на

региональном уровне, но если складывалась возможность посидеть перед

телевизором вдвоем с Виктором Федоровичем, Ира никогда ее не упускала, какая

бы передача ни шла в этот момент. Она готова была смотреть и "Зеркало", и

"Итоги", и ежедневные информационные программы, и даже футбол с хоккеем, в

которых не понимала ровным счетом ничего. Вчера Лизавета ускакала проведать

захворавшую приятельницу, Игорь еще не вернулся с работы, и она тихо

коротала вечер вдвоем со свекром, радуясь тому, что он есть на свете, что он

рядом, что она может его видеть и даже иногда словно случайно прикасаться к

его руке. По телевизору шла очередная информационная программа, и Ира делала

вид, что добросовестно слушает новости, то и дело слегка поворачивая голову,

чтобы увидеть профиль Виктора Федоровича. И вдруг услышала:

- В ходе избирательной кампании в Сибири разгорелся новый скандал. На

этот раз жертвой неожиданных разоблачений стал кандидат в губернаторы одной

из областей Борис Бахтин. Некоторое время назад в местной прессе

высказывалось сомнение в том, что человек, совершивший убийство, признанный

судом виновным и приговоренный к восьми годам лишения свободы, может стать

руководителем крупного региона в Кузбассе. И вот сегодня кемеровская газета

опубликовала статью журналиста Руслана Нильского, в которой он обвиняет

кандидата в губернаторы Бориса Бахтина еще в целом ряде преступлений, за

которые он не понес наказания. В частности, пишет Руслан Нильский, есть все

основания полагать, что Бахтин совершил девять убийств молодых девушек.

Преступления остались нераскрытыми, а преступнику в свое время удалось

избежать наказания...

Диктор говорила что-то еще, но Ира уже не слышала ее слов. Как же так?

Ведь Борис Иванович звонил ей несколько раз и всегда говорил, что у него все

в порядке. Правда, в первый раз он позвонил, кажется, лет десять назад, ну

да, правильно, в девяностом году, спустя шесть лет после того, что

случилось. Но все равно он ничего не говорил о том, что его осудили и

отправили в тюрьму. И Ира все эти шестнадцать лет пребывала в абсолютной

уверенности, что для него все обошлось. Никто не узнал о том, что он убил

человека, никто его не тронул. А выходит, что тронули, да еще как! Но ее

саму никуда не вызывали, и к ней никто из милиции не приходил, и это

однозначно свидетельствовало о том, что Борис Иванович свое намерение

осуществил. Представил все как пьяную драку, а об Ире ни слова не сказал. И

теперь этот придурок, этот настырный журналюга Руслан Нильский смеет

обвинять Бахтина!

Она выскочила из комнаты, не сказав Виктору Федоровичу ни слова, и

убежала к себе дозваниваться в справочную аэропорта, чтобы узнать, когда

завтра утром самый первый рейс на Кемерово и есть ли билеты. Ей хотелось

избежать разговоров с Игорем, который в последнее время стал намного более

общительным и находил удовольствие в том, чтобы поболтать с женой на ночь

глядя. И вообще объясняться по поводу своей поездки ей не хотелось. Ира

предупредила Виктора Федоровича, что принимает снотворное и ложится спать,

потому что назавтра ей предстоит тяжелый день, и нырнула в постель, не

дожидаясь прихода мужа. Утром она дождалась, пока все уйдут на работу,

оставила на видном месте записку со словами о том, что срочно уезжает на

несколько дней и непременно позвонит, покидала в небольшую дорожную сумку

самое необходимое и помчалась в аэропорт.

В самолете Ирина снова и снова вспоминала тот август восемьдесят

четвертого года. Сначала была деревня в Оренбургской области, где жила

отцова тетка со своей многочисленной семьей, в которой никто друг за другом

не следил и никогда не известно было, кто где находится. Была большая

компания, состоявшая из местных и приезжих ребят, в которой на восемь парней

приходилось три девчонки. Ира была самой младшей, всего четырнадцать,

остальным - по семнадцать-восемнадцать, но ее держали за ровню, потому что

выглядела она, рослая и крупная, с пышной грудью, куда старше своих лет, с

удовольствием пила и самогонку, и дешевое вино, курила взатяг и не

отказывала в интимных радостях. Сперва развлекались на местном уровне, потом

у кого-то из ребят возникла идея отправиться за две тысячи километров на

реку Томь, где у этого парня живут родичи и полно свободного места. Сказано

- сделано, родители никого особо не удерживали, да и были они только у

местных, приезжие ребята - перекати-поле - сами собой распоряжались. Купили

самые дешевые билеты, сели в поезд и отправились в новое место с намерением

как следует погулять, развлечься, покататься на лодках. Сначала все шло

хорошо, весело и дружно, провели пару дней у родича, потом закинули на спину

рюкзаки с палатками и двинулись вдоль реки Томь. По пути воровали картошку

на чужих участках, ловили рыбу, готовили на костре нехитрую еду, которой

закусывали спиртное. А потом начали назревать конфликты. Поводов было много,

и на них в принципе можно было и внимания не обращать, будь они постарше. Но

Ира в свои четырнадцать воспринимала все слишком серьезно, разругалась со

своей компанией в пух и прах, наговорила ребятам много обидных слов, еще

больше выслушала в свой адрес, гордо развернулась и ушла в чем была. Первые

часа два она шла быстрым шагом, кипя от негодования и мысленно продолжая

прерванную ссору. Потом сообразила, что вообще-то не знает, куда идти, не

представляет, где находится, и денег у нее нет. И решила идти вдоль дороги в

надежде на помощь какого-нибудь сердобольного автомобилиста.

И помощь не заставила себя ждать. Он был симпатичный, темноволосый,

худой, лет двадцати, так ей, во всяком случае, показалось. Назвался

Михаилом. Посадил в машину, с сочувствием выслушал ее сбивчивый рассказ и

предложил не расстраиваться, а вместо этого приятно провести время. Против

приятного времяпровождения Ирка Маликова никогда не возражала. Она и не

думала сообщать новому знакомому о том, сколько ей на самом деле лет,

наоборот, искренне радовалась, что он обращается с ней как со взрослой,

покупает выпивку и не стесняясь намекает на сексуальные утехи, обещает

какие-то невероятные изыски и острые ощущения. Она совершенно не боялась. А

чего бояться-то? В первый раз, что ли?

Михаил завез ее на опушку леса, они вместе распили бутылку водки, потом

прямо здесь же, на травке, приступили к делу. Сначала все было как обычно, и

Ира даже разочарованно заскучала, ведь Миша ей что-то такое невозможное и

невероятное обещал, и она сгорала от любопытства, а где оно, это

невероятное? А потом он достал нож. Лицо его исказилось до неузнаваемости и

сильно побледнело, на висках выступил пот, крупными каплями стекавший на ее

тело, глаза потемнели и превратились в какие-то страшные пятна на

мертвенно-белом лице. Он резал ее осторожно, аккуратно, стараясь не задеть

жизненно важные органы, чтобы она, не дай бог, не умерла раньше времени. Об

этой своей тактике он ей сам сообщил, сделав очередной надрез. Ира кричала

что было сил, но Михаилу звуковое сопровождение быстро надоело, он оторвал

кусок ткани от ее рубашки-ковбойки и засунул ей в рот вместо кляпа.

- Зря стараешься, - ласково приговаривал он, примериваясь ножом к

очередному месту, где собирался сделать надрез, - тебя никто не услышит.

Здесь никого не бывает, глушь, безлюдье. И вообще, чего ты орешь? Тебе

должно быть приятно, а ты визжишь как ненормальная.

В какой-то момент она потеряла сознание от боли, но ее мучителя это, по

всей видимости, не устроило, потому что она очнулась от того, что Михаил лил

ей на лицо холодную воду из канистры.

- Ты чего? - недовольно говорил он. - Я еще не кончил, а ты уже в осадок

выпадаешь. Рано, погоди, успеешь умереть, я тебе потом помогу. А пока

доставь мне удовольствие, я тебя резать буду, а ты будешь дергаться. Хорошо,

что я водой запасся, как знал, что пригодится.

У нее темнело в глазах, из горла вырывались низкие хриплые звуки, она

пыталась собраться с силами и сбросить его с себя, но ничего не выходило, от

острой боли она быстро слабела. И вдруг увидела совсем рядом с собой чьи-то

ноги. Чья-то рука потянулась к ножу, лезвие которого уже нацеливалось на

новый участок ее тела, рядом с ключицей. Мгновение - и нож оказался в этой

незнакомой руке, а потом в груди Михаила.

- Ах ты ж мразь, - с ненавистью произнес чей-то голос.

Над ней склонилось приятное лицо мужчины лет тридцати пяти. Он осторожно

извлек кляп из ее рта.

- Ты как, жива?

У нее не было сил говорить, она только издала в ответ нечленораздельное

бульканье. Мужчина легко, как пушинку, подхватил Иру на руки и куда-то

понес. В тот момент ей было совершенно все равно, кто ее несет и куда, она

понимала, что хуже, чем только что было, уже не будет. Ее принесли в

деревянный дом, где знакомо пахло сушеными травами и грибами, точь-в-точь

как у отцовой тетки в деревне. На протяжении двух дней Ира то впадала в

забытье, то приходила в себя и неизменно видела рядом того мужчину, который

заботливо держал ее за руку. Сквозь болезненный туман она чувствовала, как

он чем-то промывает порезы, смазывает их, перебинтовывает. Боль в ранах то

утихала, то становилась сильнее, ее лихорадило, но через два дня Ира

все-таки оклемалась.

- Меня зовут Борисом Ивановичем, - представился мужчина. - А тебя? И

откуда ты тут взялась?

- Я - Ира из Москвы, - послушно ответила она и зачем-то добавила: - Ира

Маликова.

- Ну а я, стало быть, Бахтин Борис Иванович. Давай, Ира из Москвы,

выкладывай, как эта петрушка с тобой случилась.

Заливаясь слезами стыда и раскаяния, она без утайки все рассказала. Какой

смысл врать человеку, который ради тебя на убийство пошел? А может, тот

парень не умер?

- Вы его убили? - робко спросила Ира, закончив свое повествование.

- К сожалению, да, - очень серьезно ответил Борис Иванович. - Пока ты

спала, я сходил проверил. Он умер.

- Вас теперь в милицию заберут и в тюрьму посадят?

- Не обязательно. Может, все и обойдется. Но нам с тобой надо решить одну

важную проблему. Если все сложится очень плохо, если меня найдут и обвинят в

убийстве, я должен буду как-то это объяснить. Ведь согласись, странно, если

окажется, что я ни с того ни с сего взял и убил незнакомого человека,

которого видел в первый раз в жизни. У меня будет два выхода: или сказать

правду, или солгать. Если я скажу правду, к тебе придут люди из милиции и

заставят рассказывать, как ты отправилась в поход с ребятами, как

поссорилась с ними, как этот парень, Михаил, тебя подобрал на дороге, как ты

согласилась с ним поехать, как вы вместе пили водку. И про все остальное

тоже. Ну... ты понимаешь, о чем я. Ты будешь это рассказывать много раз в

присутствии разных мужчин. Кроме того, тебя отправят на медицинскую

экспертизу и снова заставят все подробно рассказывать, и будут задавать

вопросы. А потом тебе придется все это повторять в суде, где уже будет не

один следователь или эксперт, а много людей. Судья, два народных заседателя,

секретарь, представитель прокуратуры, адвокат, родственники убитого, их

может оказаться много. Ну и я, само собой, на скамье подсудимых. И опять

снова-здорово, во всех деталях, как уложил на траву, как снял с тебя белье,

как расстегнул брюки, как спустил трусы и далее - везде. И при всем при том

каждый, заметь себе, каждый из тех, с кем ты будешь иметь дело, обязательно

начнет тебе рассказывать, какая ты дрянь, как плохо ты себя ведешь в своем

нежном возрасте, пьешь водку и соглашаешься на близость с совершенно

незнакомым человеком. И это в четырнадцать-то лет! Они из тебя всю душу

вынут. И испортят тебе всю оставшуюся жизнь, потому что вынесут все

подробности из зала суда и будут рассказывать о них на каждом углу. И

называть твое имя и фамилию. Тебе до самой смерти придется нести на себе это

клеймо. Нравится?

- Нет. А какой второй вариант?

- Если меня привлекут за это убийство, я скажу, что познакомился с

Михаилом случайно, шел мимо, он вышел из машины, начал ко мне приставать,

потому что был сильно пьян, а он ведь и в самом деле был пьян. Разгорелась

ссора. Михаил достал нож, собрался меня ударить, но я как бывший десантник

сумел его обезоружить и первым нанес удар. А тебя здесь вообще не было. Я

тебя не видел и имени твоего не знаю. Через несколько дней ты чуть-чуть

окрепнешь, и я отправлю тебя поездом в Москву. Лучше бы, конечно, самолетом,

но аэропорт далеко, и с билетами могут быть проблемы, сейчас лето, все летят

на юг через Москву. У меня, конечно, есть связи, я любой билет могу достать,

но в этом случае слишком много людей узнают о том, что я отправлял самолетом

в Москву какую-то девушку, которая выглядела очень больной. И если дело

дойдет до милиции, они и до этого докопаются. Ведь в регистрации останется

твое имя. Так что придется тебе ехать поездом, станция не очень далеко, я

тебя отвезу и посажу в вагон, а с проводницей договорюсь, чтобы

присматривала за тобой. В Москве есть кому тебя встретить?

- Есть, - кивнула Ира. - Наташка меня встретит.

- Это кто? Подружка или сестра?

- Соседка. Мы в одной квартире живем.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.066 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>