Мечтай, создавай, изменяй! 8 страница

Подобно тому как китайская экономика развивается одновременно в нескольких направлениях, китайские предприниматели стремятся создавать одновременно несколько компаний. Такой подход позволяет опередить конкурентов, закрепить за собой лицензии, патенты и прочие виды интеллектуальной собственности, а также захватить территорию, пока кто-то другой этого не сделал. В Китае дешевая рабочая сила решает многое, поэтому Ли привлекает толковых молодых вундеркиндов. Ежегодно он проводит встречу с выпускниками отделения компьютерных технологий местного университета, приглашая их на работу в свою компанию. Приходят тысячи претендентов, из которых он отбирает 15 лучших. Затем, собрав их в аудитории, он дает им 15 минут на описание сайта, который они хотели бы создать при отсутствии проблем с финансированием. Студенты представляют свои идеи, обсуждают их, а затем проводится голосование. Они думают, что тест выявляет лучшие бизнес-идеи, но это не так. Сонг Ли сидит в соседней комнате, наблюдает и изучает манеру взаимодействия кандидатов друг с другом. Далеко не все студенты поступают на работу в компанию — Ли счастлив, если хотя бы некоторые это сделают — но те, кто поступает, позволяют процессу «обмена инновациями» крутиться дальше. Идеи — это всего лишь идеи. В Китае главное — процесс.

Китай считается самой закрытой, с кучей цензурных запретов, не склонной к самовыражению страной мира, но при том единственной страной помимо США, где появились несколько гигантских интернет-компаний со стоимостью активов в миллиарды долларов. Парадоксально — ведь люди считают Всемирную сеть изначально свободной и демократичной средой. Каким образом столь два противоположных подхода ухитряются мирно и взаимовыгодно сосуществовать в Китае, при том что на огромных и демократичных рынках Индии и Бразилии этого нет?

Одна из причин — население Китая получило более широкий доступ в Интернет в результате действий правительства страны, инвестирующего в создание инфраструктуры для «гармоничного общества». Взамен правительство желает, чтобы «гармоничное общество» играло по его правилам. По крайней мере, Китай заботится о нуждах своего растущего, хаотически мигрирующего и урбанизируемого населения с не меньшим тщанием, чем другие развивающиеся страны. Не все удается сразу, но в Китае вы не увидите трущоб, как в Индии, или уличного насилия, как в Бразилии. И это в том числе увеличивает возможности создания в стране по-настоящему крупного бизнеса.

Американцы любят общаться с интернет-предпринимателями, а те в тихой беседе за бокалом вина не прочь пожаловаться на гнет и давление. Удивительно, что китайцы жалуются меньше, чем представители любой другой страны мира, где мне доводилось бывать. И не из страха: многие знакомые китайские бизнесмены довольно жестко ведут дела. Они долго жили на Западе и надеются, что их страна идет к демократии. Они критически настроены по отношению к правительству и политике председателя Мао. Я знаю пятерых-шестерых человек, вышедших в 1989 году на площадь Тяньаньмень, а затем улетевших в США с мыслью о том, что больше никогда не вернутся на родину. Но многие из них говорят, что сегодня Китай стал более свободным, чем раньше. Возможно, страна движется к свободе по принципу «два шага вперед — один назад», но все-таки это шаг вперед. Виктор Ку из компании YouKu считает сотрудничество с правительством своей обязанностью CEO интернет-стартапа, работающего в столь динамично развивающейся стране. «Мы можем отличить черное от белого и серого, — говорит он, — и знаем, как вести дела с правительством, а если совершим ошибку, то достаточно одного звонка. Поэтому поддерживаем постоянный контакт». От большинства интернет-компаний требуют проводить цензуру, в основном материалов, касающихся разжигания ненависти, порнографии, соблюдения авторских прав и пропаганды нацизма. Весь вопрос в том, не переходит ли это разумные пределы. Ку говорит, что у каждого своя точка зрения по данному вопросу: «Что с того, что мы подвергаем цензуре сайты расистского содержания? Нас не будут за это критиковать. Мы хотим влиять на жизнь общества. Это эволюция, а не революция». Многие американцы считают такую точку зрения ужасной. Google особенно активно выступала против цензуры в Китае, постоянно ведя перечень запрещенных тем и сайтов и требуя снятия запретов. Многие в Кремниевой долине приветствовали принятое в 2010 году решение Google перенести офис из материкового Китая в Гонконг. Так или иначе, избежать этических проблем интернет-компаниям не удается: в 2005 году Yahoo! изрядно подмочила свою репутацию, раскрыв китайскому правительству личные данные одного из блогеров, в результате чего тот был арестован. Даже доморощенная Tencent подвергается критике за выдачу информации о пользователях по запросам правительства. Но такова цена ведения бизнеса в Китае. Многие китайцы считают, что Ку прав. У страны нет национального долга, и она продолжает вкладывать миллиарды долларов в национальную инфраструктуру. Хотя урбанизация идет невиданными темпами, порождая введение налогов на проезд по дорогам и рост стоимости жизни, Китай инвестирует миллиарды долларов в строительство городов-спутников, где жители имеют равные экономические возможности (с учетом стоимости жизни) с жителями Шанхая или Пекина, а также прокладывает скоростные железные дороги, чтобы облегчить связь между различными регионами страны.

По данным Всемирного банка, с 1970-х годовые темпы роста ВНП составляли в среднем 9,7 процента, стало быть, несколько сотен миллионов человек вырвались из оков бедности. Один только Китай снизил ее уровень на 75 процентов за последние два десятилетия. Возможно, вас не привлекает жизнь в общежитии промышленного предприятия, но, выбирая между индийскими трущобами и китайскими общежитиями, я предпочла бы последние.

События, происходящие в Китае, не имеют равных в мировой истории. Страна справляется с колоссальным экономическим ростом, фундаментальными структурными и экономическими сдвигами не хуже, чем это мог бы сделать кто угодно. Мнение большинства предпринимателей, с которыми мне доводилось беседовать (включая и переехавших в Китай из США), таково: «Демократия очень важна, но сейчас это роскошь. Сначала нужно построить эффективный капитализм». Рой Хо из Шанхая, заработавший миллиарды долларов на мобильной связи, говорит: «Именно благодаря Дэн Сяопину мы живем в современном Китае, а не в стране, подобной Северной Корее». Хо был на площади Тяньаньмень и видел страшные вещи. Даже сейчас, сидя в ресторане Pizza Hut в Шанхае, расположенном всего в нескольких кварталах от офиса своей компании с миллиардными оборотами, созданной всего за несколько лет с нуля, он говорит о своей благодарности Дэну. Вопрос только в том, что произойдет, когда эта процветающая экономика столкнется с кризисом? Этот страх, по словам представителей власти, лежит в основе необходимости контролировать народ. Однако сегодня контроль осуществляется уже не столько в форме откровенной «слежки за умами», сколько в виде постоянно проводимой политики мягкой силы. Власти уже не запрещают публиковать фотографии с площади Тяньаньмень, но ограничивают пропаганду западных ценностей, чтобы предотвратить повторение тех событий.

С учетом того что 400 миллионов человек используют Интернет как источник информации и развлечений, скорее всего, он и далее будет играть ведущую роль. Выросло новое поколение, которое готово изменить мир. «Я верю, что в любой стране рано или поздно появляется поколение, способное изменить страну, сделать ее тем, чем она хотела бы стать, — говорил один молодой специалист из Сучжоу. — Мы и есть это поколение. У меня есть друзья, которые думали, что никогда в жизни не вернутся в Китай, но сейчас они здесь, с нами».

Выпускники американских университетов Лиги плюща, переехавшие в Пекин, могли бы назвать себя потерянным американским поколением, в то время как их китайские сверстники, переехавшие в те же города в поисках аналогичных возможностей, считают себя великим китайским поколением. Однако пока остается открытым вопрос о том, к чему же оно стремится, если не считать материальных благ. Китайцы никогда не были очень религиозной нацией, а диктатура Коммунистической партии уничтожила в стране все моральные принципы, отличающееся от изложенных в маленькой красной книге председателя Мао. Лояльность по отношению к партии была главной жизненной добродетелью для всех, включая самых бедных крестьян из далекой провинции. Партия подавила религию, национальные чувства, стремление к знаниям и искусству. Когда коммунистические путы несколько ослабли, их место отчасти заняли вера в высокие технологии, потребительство и капиталистический образ мышления.

В 2010 году озабоченность общественности вызвало буквально засилье шоу вроде «Давай поженимся» на Центральном телевидении Китая. Причем все были построены по одному сценарию: на сцену приглашалось множество девушек, задававших вопросы потенциальному жениху, среди которых были и такие: «Пока не купишь собственный БМВ, даже не думай об этом», «Ты такой нахальный, что ты вообще здесь делаешь?» В ходе программы девушки выбывали из состава потенциальных невест, гася фонарики, которые держали в руках. В итоге бедный парень мог выбрать одну из тех, чьи фонарики все еще горели.

Эти шоу ознаменовали появление поколения молодых, образованных, финансово независимых женщин, претендующих на престижные рабочие места и отказывающихся выходить замуж только потому, что этого требуют традиции. В обществе таких девушек осмеивали и называли поколением оставленных, поэтому они воспринимали подобные шоу как способ подчеркнуть свою независимость. Но для старшего поколения они олицетворяли бездуховное общество, поклоняющееся золотому тельцу, пренебрегая традиционными китайскими ценностями дома и семьи. По иронии судьбы, капитализм точнее всего отражает суть коммунистического Китая наших дней. Поскольку страна быстро развивается и растет уровень жизни, именно экономический прогресс стал объединяющей идеей китайского общества.

У типичного предпринимателя в сфере интернет-бизнеса, как правило, нет времени заниматься подобными глобальными проблемами. Его собственный мир меняется слишком быстро. В законы постоянно вносятся изменения, способные за одну ночь лишить его бизнеса. Стремясь расширить бизнес-империю во все направления, Tencent или Sina способны в любой момент задавить его бизнес и лишить перспектив за счет колоссального потока пользователей, уже превышающих по численности население США.

Для иностранных инвесторов ставка на интернет-стартапы в Китае — это результат веры в страну и оптимизации инвестиционного портфеля. Кое-кого из инвесторов не раз обманывали, а порой целые компании бесследно исчезали за одну ночь. Многие теряются, столкнувшись с обычными методами ведения бизнеса в Китае, например со взяточничеством и обыкновением заключать сделки в караоке-барах, немногим отличающихся от обыкновенных борделей. В их мозге постоянно пульсирует мысль о том, а не выбрасывают ли они деньги на ветер; возможно, они и есть те самые тупые американцы, о которых в Китае ходит столько анекдотов. Но, несмотря на подобные переживания, почти никто не делает попыток вывести капитал из страны, напротив, в Китай вкладывается все больше денег. В том же квартале, когда Google переместила свой офис из материкового Китая, финансирование из американских венчурных фондов в китайскую экономику выросло на 30 процентов, и полдюжины компаний Web 2.0 из Кремниевой долины открыли здесь представительства. Блеск Китая и перспектива оказаться инвестором новой Tencent, и в не меньшей степени страх упуститьвозможность открыть новую Tencent, толкают инвесторов вперед. Как и для восторженных выпускников Лиги плюща в баре между Башней и Колокольней, Китай стал для инвесторов центром рисковой, но высокоприбыльной вселенной бизнеса.

Глава 6

Невидимая инфраструктура Индии

Индия — не очень удобная для жизни страна. Даже самые развитые города и дорогие отели здесь обычно окружены трущобами. Витающие в воздухе запахи — следствие проживания множества людей на ограниченной территории без проточной воды, электричества и канализации. По оценкам Всемирного банка, из 1,1 миллиарда жителей Индии только 33 процента имеют жилье, оборудованное канализацией, а уровень жизни примерно 300 миллионов далеко за чертой бедности. В Индии вам некуда деться от трущоб. Где бы вы ни были, вас будет преследовать их запах. Очень трудно научиться воспринимать это спокойно.

Такого уличного движения, как в Индии, я не видела ни в одной стране мира. В Китае водители игнорируют ограничения скорости и разметку на дорогах, но каким-то образом умудряются двигаться согласованно, как косяк рыбок, ловко уступая друг другу дорогу. В Индии водить машину означает играть в русскую рулетку без единого шанса на победу: протиснуться между мопедами, рикшами, легковушками, ветхими грузовиками, грязными коровами, шелудивыми собаками, обросшими грязью свиньями и попрошайками, сующими в открытое окно безделушки и требующими денег, просто невозможно. Даже если машин на улице не много, водители часто не знают, куда ехать, потому что индийские города не отличаются четкостью планировки и наличием дорожных указателей. Страшное дело! Возможно, отчасти поэтому собственные средства передвижения есть всего лишь у 5 процентов индийцев. Ко всему вышеперечисленному следует добавить текущие по улицам нечистоты, перебои с электроэнергией и прочие ежедневные проявления задавленной налогами, устаревшей городской инфраструктуры, сооружаемой без всяких генеральных планов развития. Индийские туристические бюро тратят миллионы долларов на то, чтобы преподнести свою страну как «Невероятную Индию». Но на первый взгляд здесь ничто не соответствует рекламе. Реалии индийской жизни шокируют, особенно если учесть традиции демократии и капитализма, оставленные своей колонии бриттами, а также миллиарды долларов, вкладываемых в страну в последние годы в результате аутсорсинга.

Одним из основных преимуществ Индии считается представительная правовая система. Хотя на бумаге она и хороша, в действительности потребуется не менее 300 лет на рассмотрение всех отложенных дел в индийских судах. Это превращает деловой мир Индии в настоящий Дикий Запад коррупции и устрашения. Всемирный банк включает ее в число двадцати наихудших для ведения бизнеса стран; а по показателю соблюдения условий заключенных контрактов она занимает предпоследнее место из 183 стран мира. Здесь слова «Я подам на вас в суд» не имеют никакого значения.

Китай известен потогонным ручным производством, а Индия — как центр аутсорсинга интеллектуальных рабочих мест. Считается, что здесь сосредоточена интеллигенция развивающегося мира. Почему же индийские реки несут тонны мусора прямо через центр самых роскошных и развитых городов страны? Когда китайские предприниматели утверждают, что демократия не работает в стране с миллиардным населением, американцы обычно замечают: «А как же Индия?» Типичный ответ китайца в этом случае: «Вот именно!»

Трудно связывать ту Индию, на каждом шагу оскорбляющую ваши чувства, с Индией, о которой миллионеры из Кремниевой долины говорят как о динамично развивающейся стране, а правительство США ассоциирует с новой сверхдержавой, способной уравновесить влияние Китая. Уроженцы Индии, возвращающиеся на родину из эмиграции, говорят, что просто не могут поверить в происходящие здесь изменения. Правда, обычно они живут в закрытых городках с множеством прислуги, которая ходит по магазинам, выполняет поручения и забирает детей из школы. Бакалейщики? Преподаватели йоги? Массажисты? Все они приходят на дом.

Нарен Бакши основал компанию по разработке программного обеспечения Versata в Кремниевой долине, ставшую акционерным обществом в конце 1990-х. Кроме того, он был соучредителем индийской сетевой предпринимательской ассоциации TiE с местом дислокации в Долине и отделениями по всему миру. Вернувшись в родной Джайпур, Бакши построил там потрясающий дом площадью почти 10 тысяч квадратных метров с прекрасными мраморными полами, балконами в каждой спальне и залом для вечеринок, занимающим целый этаж. IP-телефон фирмы Vonage звонит, когда кто-то набирает его номер в Кремниевой долине, как будто Нарен оттуда и не уезжал. Немецкая машина по нескольку раз моет покупные салат латук и фрукты, поскольку его жена — кстати, родом из Индии — параноидально боится «делийской диареи». «Условия жизни в доме почти такие же, как в Тремонте, — говорит Бакши. — К сожалению, мы не можем контролировать условия вне дома». И он старается расширить сферу своего контроля: уже убедил соседей по коттеджному поселку очистить территорию от мусора, обнести ее забором и поддерживать чистоту в дальнейшем. Бакши честно пытается навести порядок в стране, хотя бы поэтапно. Но индийская реальность приведет в растерянность кого угодно. Если страна так быстро меняется к лучшему, почему же возвращающиеся индийцы прячутся от повседневной жизни? А если перемен к лучшему нет, почему они возвращаются? На эти вопросы я получила несколько ответов. Во-первых, 10–20 лет назад дела обстояли неизмеримо хуже. «Конечно, антисанитария приводит к высокой заболеваемости, но теперь можно хотя бы рассчитывать на медицинскую помощь, — констатирует Маной Тивари. — Раньше люди просто умирали».

Статистика подтверждает это заявление. Индия действительно меняется, просто слишком медленно. Коэффициент качества жизни, рассчитываемый с учетом коэффициентов бедности, грамотности, ожидаемой продолжительности жизни, в среднем ежегодно вырастает на 1 процент [26]. Возможно, это все равно что наблюдать за ростом травы, особенно на фоне стремительного развития Израиля и улучшения благосостояния китайцев. Тем не менее трава растет.

Индийцы в большинстве своем националисты, и отчасти в основе утверждений об улучшении качества жизни лежит национальная гордость, стремление выгодно представить свою страну за рубежом и вера в лучшее. Индия — страна экспрессии, трепещущих цветов и вечного шума. Ветхие грузовики, разъезжающие по улицам ее городов, увешаны красочными рекламными щитами, вокруг фар нарисованы глаза тигра, ветровые стекла украшены лентами и гирляндами. Женщины носят желтые, оранжевые и сиреневые сари, их руки унизаны золотыми и серебряными браслетами. На бампере каждого грузовика крупными буквами написано «Берегись!» — это объявление обращено к водителям мопедов, автомобилей и других транспортных средств, которые могут случайно попасть под колеса. Особенно на севере страны индийская культура основана на лозунге «Мы — здесь! Мы — сверхдержава! Смотрите же на нас!»

Честно говоря, США очень желали видеть Индию в роли третьей сверхдержавы. В марте 2005 года пресс-секретарь администрации президента Джорджа Буша заявил, что «.. США намерены помочь Индии занять место одной из ведущих мировых держав XXI века». Примерно в то же время отчет ЦРУ об Индии определяет страну как «колеблющуюся». Много раз США отзывались о ней как о «естественном союзнике» [27]. В этом четко просматривается определенный подтекст — Китай. Становилось ясно, что Индия и Китай — хотя бы только из-за численности населения — приобретают все большее влияние на международной арене, и если США придется выбирать одну из них в качестве стратегического союзника, то, скорее всего, это будет демократическая страна, говорящая на английском языке и использующая его как язык межнационального общения.

Кремниевая долина редко придерживается одного с федеральным правительством мнения, но в данном случае оно совпадало полностью. Именно индийцы оказались самой успешной этнической группой Кремниевой долины. За последние десять лет они основали в США ИТ-компаний больше, чем выходцы из Британии, Китая, Тайваня и Японии вместе взятые. Более четверти всех созданных иммигрантами стартапов в данной области принадлежали индийцам [28]. Но эта сухая статистика не отражает степени влияния выходцев из Индии на Кремниевую долину в годы ее процветания.

За исключением сооснователя Sun Microsystems и одного из наиболее известных венчурных предпринимателей в мире Винода Хослы, большинство индийских предпринимателей мало известны широкой публике, поскольку они создавали стартапы эротического направления. Что же касается компаний, производящих чипы, роутеры, программное обеспечение и компьютеры, то можно сказать, что ни одна другая группа в Кремниевой долине не смогла добиться успеха на столь разных уровнях бизнеса. Индийцы составляли значительную часть «рабочих лошадок» и технической элиты и заслужили это упорным трудом. Многие приехали в Кремниевую долину с пустыми руками и сумели заработать деньги, авторитет и уважение. Поэтому выбор Индии в качестве следующего центра предпринимательства и высокоприбыльных венчурных компаний казался вполне логичным. Она обещала стать новым Израилем, но совершенно иного масштаба, с колоссальным внутренним рынком, нашпигованным стероидами и растущим с невероятной скоростью. Венчурный и приватный капитал в конце 1990-х тек в страну потоком, поскольку все ожидали бурного развития веб-экономики на субконтиненте. PricewaterhouseCoopers бросила клич по всем ключевым городам страны, обращенный к любому предпринимателю, имеющему более-менее интересную интернет-идею: порвите все ваши бизнес-планы и создайте нечто действительно грандиозное, способное привлечь внимание всего мира — и все это при помощи американских денег. Ее сотрудники так объяснили суть венчурного капитала наивному девятнадцатилетнему Вишалу Гондалу из Indiagames: «Это все равно что получить кредит в банке, который не придется возвращать». Не имея представления о негативных последствиях такого финансирования, Гондал ответил, что это прекрасно, и поинтересовался, где нужно поставить подпись.

В Мумбай Правин Гандхи решил попробовать свои силы в венчурном финансировании после того, как продал компанию Digital Equipment. Оказалось, таким путем мобилизовать значительный капитал очень просто. «Я этого не понимал, пока на каком-то деловом ужине не получил чек на миллион долларов», — сказал мне миниатюрный и своенравный господин лет семидесяти, сидя в роскошном холле отеля Trident в южном Мумбай. Он сумел найти для своего фонда инвесторов, вложивших в совокупности 35 миллионов долларов, хотя «понятия не имел, что такое венчурное предпринимательство». Гандхи инвестировал в компании Indiabulls и Indiagames, и, как ни странно, только они выжили среди тех, кому тогда удалось получить финансирование. Именно они обеспечили внутреннюю норму доходности его фонда на уровне 17 процентов — один из лучших показателей столетия, тем более для Индии. Но когда доткомы начали лопаться, Гандхи стал избегать поездок в США к своим инвесторам, индийцам по национальности. Он объясняет это так: «Раньше деньги приходили легко, а сейчас так же легко могут дать совет. Все эти нытики и плакальщики рано или поздно объявятся, и тогда я скажу им: вам просто придется подождать». Гандхи продолжает инвестировать в индийские компании, но предпочитает вкладывать небольшие суммы, чтобы не иметь дела с кучей ненадежных инвесторов, считающих, что индийский бизнес будет развиваться в темпе Кремниевой долины.

Гандхи свято верит в будущее Индии и одновременно весьма критично относится к ее настоящему. Он говорит, что спустя 10 лет ожидания относительно развития веб-экономики в Индии так и не оправдались. Индийцы слишком самодовольны, чересчур боятся провалов и предпочитают легкие деньги возможности создать действительно великий продукт или компанию. «Обитателям Кремниевой долины навязали мысль, что Индия будет следующей высокотехнологичной сверхдержавой, — говорит он. — Но это ерунда. Мы не сверхдержава, а просто страна — поставщик услуг. Иногда, если повторять себе что-то много раз, начинаешь в это верить».

Почему США ожидают от Индии экономического прорыва? Наверное, потому, что Китаю это удалось, а индийские предприниматели весьма убедительно проявили себя в США; к тому же ТНК нашли столько прекрасных возможностей аутсорсинга в Индии. Почему же все это не возымело необходимого действия? Отчасти причина кроется в индийской демократии. Она не может быстро развиваться в стране с миллиардным населением, говорящим на разных языках, не имеющим работы и доступа к современной инфраструктуре и коммуникациям. Отчасти — в национальных особенностях страны. До превращения в колонию Индия никогда не была единой. Во время борьбы за независимость ее лидеры Махатма Ганди и Джавахарлал Неру не смогли сохранить единства страны: Пакистан отделился, превратившись в независимое мусульманское государство. Ганди и Неру отказались признать индуизм государственной религией, настаивая на том, чтобы Индия оставалась светской державой.

Это не означало, что здесь нет религии, просто все религии — равны. Страна прилагала так много усилий для сохранения религиозных, языковых и территориальных различий, что единство было под вопросом большую часть ее современной истории. Несмотря на 50 лет практически непрерывных территориальных споров и сепаратистских движений, Индия сумела сделать то, что казалось невероятным ученым мужам, — сохранила целостность. Однако, вопреки стремлению стать современной супердержавой, остается раздробленной, поляризованной страной, говорящей на тысяче разных языков.

Индийский венчурный предприниматель из Кремниевой долины Нарен Гупта признает все недостатки современной Индии, но утверждает, что она способна навсегда остаться в сердце человека, хоть раз посетившего ее. «Большинство моих знакомых, ведущих бизнес в Индии, после первого приезда ненавидели эту страну, но если возвращались туда еще раз, то странным образом начинали любить ее», — говорит он. Он объясняет это тем, что во время первого приезда эмоциональный и культурный шок оказывается так силен, что человек просто не в состоянии ничего увидеть, кроме всеобщего хаоса. Сравните это с Китаем, потрясающим воображение эффективностью модернизации. Только по возвращении в Индию — приготовившись ко всем неожиданностям, — вы можете разглядеть красоту и перспективы этой страны. Именно так случилось с Гуптой, когда он принимал решение об инвестициях в экономику своей родины. То же случилось и со мной.

Индия действительноневероятна и полна контрастов. Ее реальная инфраструктура находится в ужасном состоянии, зато невидимая — многое обещает. Если вам удастся прорваться через барьер из коров, мопедов, бедности, перебоев с электроэнергией, то окажется, что за всем этим медленно формируется нечто мощное. И происходит это отнюдь не при помощи а вопреки индийской демократии. Невидимая инфраструктура базируется на четырех китах: коммуникации, образование, телекоммуникации и сфера услуг.

Рассмотрим теперь преимущества и недостатки каждого из них.

Коммуникации

Как уже говорилось, индийцы сыграли уникальную роль в компаниях Кремниевой долины, и некоторым образом ее усиление в конце 1990-х объясняется тем, что они научились эффективно использовать свою диаспору. Ассоциация предпринимателей TiE, соучредителем которой Бакши был еще в 1992 году, — самый яркий пример такого рода. Небольшая группа индийских иммигрантов, работавших в Кремниевой долине, желала помочь соотечественникам. Идея проистекала из индийских традиций наставничества и ученичества. Гуру должны были заниматься обучением и вкладывать в организацию не менее 1500 долларов в год, а ученики — становиться гуру после достижения успеха.

Сначала TiE ориентировалась на высокие технологии и Кремниевую долину (множество людей выбрались из безвестности благодаря финансированию кого-либо из членов TiE либо своевременно полученным консультациям). Весьма убедительной кажется статистика, подтверждающая рост индийских компаний одновременно с развитием TiE. В 1980–1988 годы лишь 7 процентов стартапов Долины создавались выходцами из Индии. В 1995–2005 годах этот показатель почти удвоился, достигнув 15,5 процента, хотя процент иммигрантов из Индии в общей численности населения Долины составлял лишь 6 процентов Vivek Wadhwa, «A Fix for Discrimination: Follow the Indian Trails» Techcrunch.com, February 21, 2010. [29]. Эти компании по-прежнему действовали на свой страх и риск, но TiE давала им возможность показать, на что они способны. Члены ассоциации работали весьма успешно, поэтому сегодня самый большой упрек в ее адрес — это приоритетное формирование элиты, и лишь затем развитие предпринимательства. Так или иначе, TiE дает широкие возможности коммуникации между индийскими иммигрантами, уже добившимися успеха в США, и теми, кто пока только борется за место под солнцем.

Помимо TiE множество удачливых индийцев стремятся помочь соотечественникам. По мнению некоторых, такой порыв диктуется чувством вины перед оставленными родственниками и друзьями: якобы покинувшие родину в 1980–1990-х терзаются им, особенно если учесть, что во многих регионах страны люди по-прежнему вынуждены бороться за выживание.

Как бы то ни было, индийский подход радикально отличается от конфуцианской теории «кругов», содержащих только близких друзей и партнеров, движущихся вокруг земли и иногда сталкивающихся подобно бильярдным шарам. Индийцы предпочитают большие и шумные семьи, где один за всех и все за одного; родственники могут ссориться и ругаться, но в случае необходимости обязательно придут на выручку. В отличие от Израиля или Китая массированные инвестиции в индийскую экономику пока не дали должной отдачи, но это отнюдь не привело к их сокращению. В первом квартале 2010 года американские венчурные инвестиции в Индии почти удвоились и достигли 259 миллионов долларов. Связи внутри индийской диаспоры прекрасное объясняют этот факт. В целом предприниматели Индии, как правило, получают второй шанс, что не всегда происходит в других странах.

Образование

Я пробыла в трущобах всего несколько минут, а двое улыбающихся мальчишек уже признали меня их официальной американской гостьей. «Пойдем со мной! Я проведу тебя! Я там живу», — с сияющей улыбкой заявил на хинди маленький мальчик в голубой рубашке и побежал вперед. Его молчаливый друг в желтой рубашке трусил рядом, застенчиво улыбаясь; чернильно-черные кудри, как у Элвиса Пресли, курчавились у него на затылке. Возможно, эти мальчишки и родились в трущобах, но при этом у каждого был мобильный телефон и компьютерный терминал. Мы шли по извилистым улицам все дальше и дальше в сердце делийских трущоб. Мальчишки весело бежали впереди, успевая шлепнуть по заду корову, рассказать проходившим мимо друзьям о нашей экспедиции, попрыгать на груде мусора в конце улицы. В какой-то момент они совсем отклонились от маршрута, чтобы поиграть в диких, густых зарослях на обочине. Мальчик в голубом, взявший на себя труд поддерживать общение, указал на них и сказал таинственно: «Джунгли!»

Дата добавления: 2015-08-28