Защитника Невского «пятачка», снайпера Тзшабоя Адилова я упорно разыскивал больше двадцати лет, — и на его родине в Ферганской долине, и всевозможною перепиской. Тэшабой бесследно исчез. Из одной фронтовой газеты в июле 1944 года мне было известно, что Адилов в наступлении на Нарву был ранен. Полагаю теперь, что мой друг Тэшабой тогда же погиб.
А вот тот его боевой напарник, с которым в 1941 году Тэшабой, вдвоем отражая атаки врага, целую ночь удерживал «пятачок» и который наутро погиб от авиабомбы и остался в памяти людей безымянным героем, — через два с лишним десятка лет... прислал мне письмо. Я получил это письмо, по чистой случайности, в тот вечер, когда уезжал из Москвы в Ленинград, в Невскую Дубровку, на празднование 20-летия со дня прорыва блокады — и чтобы, как делаю это часто, из года в год, обойти в молчании мертвое, сплошь изувеченное воронками, поле «пятачка»... Письмо писал из Удмуртии, из города Глазова, бывший солдат, а ныне строитель жилых домов — плотник, стекольщик Андрей Петрович Марченко, случайно прочитавший первый том моей книги... Нет, не убит, а только тяжело контужен был он, морские пехотинцы эвакуировали его с «пятачка». После госпиталя был отправлен под Тихвин, там ранен; излечился, был направлен под Сталинград и снова тяжело ранен. И наконец был демобилизован награжденный за свои подвиги солдат. Только за высший подвиг свой — на Невском «пятачке», числясь в убитых и безымянных, не был награжден ничем...
По моей просьбе А. П. Марченко сообщил мне нужные подробности, прислал подлинные, уцелевшие документы; по моему ходатайству Марченко был вручен почетный нагрудный знак «Ветерану Невской Дубровки»... О «восставшем из мертвых» герое невских боев много пишут теперь, а мы с ним дружески переписываемся...
После выхода в свет в 1961 году первого тома книги посыпались первые сотни писем, — о чем только не писали мне в своих дружеских посланиях бывшие защитники Ленинграда!
Двадцать лет перед тем я настойчиво разыскивал друзей из 1-го отдельного особого батальона морской пехоты, с которыми тесно сблизился в осенние месяцы боев 1941 года под Белоостровом. После войны не раз ездил на места боев, ища хоть какой-нибудь след хорошо знакомого мне боевого быта морских пехотинцев в развалившихся, заросших молодой растительностью блиндажах, в заболоченных противотанковых рвах..в лабиринтах полусглаженных ходов сообщения... Обрывок нот моряцкой песни, кусок поясного ремня, ржавые мины, осколки металла!.. За двадцать лет не удалось разыскать никого из этого батальона. Но печаль не оставляла меня все эти двадцать лет. Найти бы хоть одного из них!.. Мне говорили: «Нет! От этого батальона никого в живых не осталось!» А для меня, запечатленные в дневнике, все люди его были живыми, энергичными, веселыми, бесстрашно сражающимися с врагом, замечательными товарищами... Я по-прежнему верил: найду!..
В начале 1962 года я нежданно-негаданно получил письмо от бывшего старшего политрука, комбата Алексея Игнатьевича Трепалина:
«...недавно во время дежурства в Главном Политическом Управлении я увидел в кабинете маршала Вашу книгу «Ленинград действует...».
Полковник. Живет в Москве. Женат. Растит сына и дочь... Обрадовался я необычайно. И мы сразу же сговорились: встретиться у меня в такой-то вечер. А накануне встречи — еще письмо: от Вали Потаповой, той самой, что была в батальоне медсестрою, в ту пору жены моего друга разведчика Георгия Иониди.
Живет поблизости от меня. Зубной техник, секретарь парторганизации поликлиники... Позвонил тотчас же: «Валя, хочешь увидеться?» — «Ой!» — «Ну тогда завтра, в восемь вечера!.. Встречала кого-нибудь?» — «Никого!» — «А узнала бы, если б встретилась?» — «Пожалуй, нет... Разве что комбата, уж его бы — наверняка узнала!» — «А что Георгий?» — «Погиб. В октябре сорок третьего. Я теперь снова замужем. За моряком. Фамилия теперь — Лебедева. Есть дети, учатся!..»
Я ничего не сказал Вале о завтрашней встрече с с А. И. Трепалиным.
И можно бы долго рассказывать, какой удивительной, какой душевной была эта встреча!..
...Георгий Иониди погиб трагически, в морской разведке, выполнив опаснейшее задание: на спущенной с катера резиновой лодке подойти с двумя матросами к занятому врагом острову, высадиться, взять в плен немецкого офицера и доставить его в тот квадрат моря, где будет ждать катер.. Взял в плен. Вышел на лодке с «языком». В штормующем море, в условленном квадрате, катера не оказалось. Георгий Иониди и его пленный «язык», замерзнув насмерть, были выброшены волнами на берег у Толбухина маяка. Там и были найдены... Судьба двух матросов осталась никому не известной...
После встречи с Валей и Трепалиным снова долго никого не удавалось найти... Ну, а потом... Помогли обращения по радио и телевидению. Больше всех помогла в общих поисках энергичная Любовь Прокопьевна Ольшева (в 1941 году — связистка батальона, однажды отбивавшая из пулемета атаки врагов, преодолевшая тяжелое ранение, а ныне — монтер Ленинградской междугородной телефонной станции).
Словом, к концу 1968 года нашлись еще тридцать человек — из тех первых девятисот шестидесяти снятых с кораблей балтийцев, которые утром 2 сентября 1941 года вышли с музыкой и песнями из здания Балтийского Полуэкипажа, чтобы закрыть собою участок передовой линии фронта, угрожавший прорывом врага в Ленинград. И также из тех, других, приходивших в батальон позже, как пополнение, сотен воинов...
...Тысячи ленинградцев каждый день бывают пассажирами электрички Ленинград — Зеленогорск — Рощино. Поезд проходит Песочное, Дибуны... Еще несколько минут, и возникнет станция Белоостров. Вот последнее перед нею пересечение шоссейной дороги. Мелькнул с двух сторон шлагбаум, мелькнула будка дорожного мастера... Теперь взгляните в окна: по обеим сторонам за ними в декабре глубоки снега. Направо — лесной молодняк, массив тонкостволых осин да берез. Налево лес густ, могучи сосны и ели, прогалины тоже сплошь в мелколесье. Через минуту-две разветвятся за стрелками железнодорожные пути. Слева, под кромкою сосняка, виднеются торчащие из глубокого снега руины, а за ними — небольшое мертвоглазое бетонное сооружение. Еще метров двести на пути к станции — коричневый, деревянный и — судя по изломанным бревнам — явно необитаемый дом. Но это не дом. Что это?.. А справа от поезда — уходящая в лес просекою канава, заполненная белейшим снегом. Но зачем она здесь? Ни жилья, ни колхозных угодий! Она рассекает серый, девственный лесок...
За несколько дней до нового, 1969 года здесь, утопая в снежных буграх, проваливаясь в припорошенные ямы, падая и вставая, о чем-то бурно спорили, останавливались и подолгу молчали, что-то искали мужчины в зимних пальто, женщины в шубах, дети... Дети резвились, смеялись, прокладывая валенцами тропинки, а потом, что-то услышав, тоже приумолкали. Одна из женщин ногой долго разгребала снег и наконец расчистила обнажившиеся под снегом каменные ступени. Остановилась, выпрямилась, побледнела. Отвернулась от всех, смахнула шерстяною перчаткой слезы...
Будь здесь посторонний наблюдательный прохожий, он обратил бы внимание: среди десятков взрослых здесь были люди только старше сорокалетнего возраста, а в стайке школьниц и школьников не было никого старше пятнадцати лет. Людей среднего возраста не было. Ни единого! Странно? Но еще более странным покажется вам, читатели, если я, вместе с именами, назову профессии этих людей — столь несхожие, что не поймешь, по какому же признаку объединились все, кто собрался здесь?.. Вот некоторые из них! Высокий, статный мужчина — ученый, кандидат педагогических наук Александр Куракин. Монтер междугородной станции — Любовь Олыпева. Проектировщик железнодорожных мостов, исследователь Диксона, Таймыра, Колымы, Чукотки и полуострова Мангышлак — Александр Оленский. Начальник смены Ленинградской 2-й ГЭС — Никита Азаров. Машинистка военно-медицинской академии — Клава Первова-Гультяева. Начальник отдела кадров Ленпромтранса — Федор Шамрыха. Начальник производственной базы одной из ленинградских военно-строительных организаций — Юрий Сафонов. Инструктор по профилактике Балтийского завода — Анатолий Маков, Зубной техник — Валя Потапова-Лебедева. Партработник — Владимир Сидоров. Полковник из Главного политуправления Вооруженных Сил — Алексей Трепалин... А дети — Галя, Света, Дима, Саша, Ира и другие — учащиеся восьмиклассной белоостровской школы № 428...
Так вот, чтобы не томить читателей загадками, объясню: тот деревянный дом, что виден был из окна вагона, — лишь изветшалый с военного времени маскировочный «чехол», покрывающий собою большой, круглый железобетонный дот, избитый осколками мин и снарядов. Тот маленький — из бетона — был в разгар, боев складом арт-снабжения. Та канава — былой противотанковый ров. Мелколесья не было: местность в кустарничке просматривалась насквозь. По тем каменным ступеням медсестра Валя Потапова и ее подруга Аня Дунаева в сорок первом году вносили в здание медпункта (позже сметенное огнем) сотни раненых, вытащенных ими с поля боя, и отсюда, после перевязок, отправляли в тыловые госпитали под надсадный вой мин. 8 декабря 1941 года Аня, спасая в бою раненого бойца, была убита...
А все взрослые, собравшиеся здесь лица, 27 лет назад были боевой семьей 1-го отдельного особого батальона морской пехоты, спешно сформированного из снятых с кораблей балтийцев 1 сентября 1941 года.
Люди, о которых я писал в сорок первом году и пишу сейчас, — все храбрецы, все герои. Только детей этих еще не было, — были другие, убитые вражескими снарядами в самом Белоострове и окрест него. А эти — «красные следопыты», под руководством своих учительниц истории Ирины Чудновской и Валентины Шевелевой создавшие при школе «Музей боевой славы морской пехоты». Они знают давнее поле ожесточенных боев не хуже, чем сами балтийцы — тогдашние краснофлотцы, командиры, политработники... Мало кто из бойцов батальона, выходя впервые в атаку, был знаком с приемами боя на сухопутье, умел владеть гранатой, винтовкой, минометом, — на кораблях воюют иначе! В первом же бою за захваченный врагом Белоостров на этом, пронесшемся мимо окон электрички, клочке земли батальон потерял больше половины состава. В критический момент боя политрук минометной роты Алексей Трепалин, взяв командование батальоном на себя, вывел из-под губительного огня прижатых к болотной земле всех уцелевших, организовал на закрепленном рубеже отпор. А затем, за несколько суток, совмещая обязанности комбата и комиссара, сплотил, обучил балтийцев, вновь зажег их боевым духом. И враг не прошел!.. 20 сентября Белоостров был отбит у врага, стал, вместе с Сестрорецком, незыблемым северным рубежом Ленинграда, вплоть до победного наступления наших войск в 1944 году, когда Выборг и весь Карельский перешеек были освобождены навеки.
На участке Белоостров — Александровка — Каменка батальон вел бои до весны 1942 года. Тогда некоторые морские специалисты были возвращены на флот, а все прочие переброшены в составе стрелковой дивизии на еще более ответственный участок — под Красный Бор. Перед тем один из отважнейших воинов батальона — рослый, красивый душой и телом лесгафтовец, командир разведки, старший лейтенант Георгий Иониди — в письме к своей отозванной из батальона морской пехоты в Кронштадт жене Вале Потаповой написал:
«...Ты спрашиваешь, как дела в батальоне? Тает он, как свечка. 14 мая 1942 года на моей операции убит Микола Цыбенко (он все же перешел ко мне). На этот раз две пули попали ему прямо в сердце. Как раз перед этой операцией у меня был и беседовал бригадный комиссар Вс. Вишневский. Он пишет книгу о балтийцах на защите Ленинграда, и сказал, что наш батальон войдет в историю...»
Георгий Семенович Иониди и Николай Антонович Цыбенко, совершившие подвиги, о которых еще очень мало рассказано, были известны всему фронту. Славой и гордостью батальона были также командир стрелковой роты Н. И. Азаров; изобретатель метода «кочующих» минометов, командир минометной роты Ю. П. Сафонов; краснофлотец А. Т. Куракин, вынесший с поля боя раненого капитана Голубева (сам раненый, о» тащил его по канаве более полутора километров), и некоторые другие. Все они проявляли храбрость, необычную даже для моряков.
Первая послевоенная встреча уцелевших в боях друзей состоялась 20 декабря 1968 года в Ленинградском матросском клубе — в том самом здании, где прежде помещался Балтийский Полуэкипаж и откуда батальон (сформированный там за шесть грозных часов) впервые уходил на фронт. Бывают же такие редкие и многозначительные совпадения! Мне выпало счастье участвовать в этой встрече, во время которой люди плакали и смеялись, грустили и радовались. Здесь познакомился я с вдовою Цыбенко и с матерью Ани Дунаевой. Встреча эта передавалась по телевидению, — она произвела сильное впечатление на тех ленинградцев, которые ее видели на голубом экране. На следующее утро вместе с балтийцами отправился я в Белоостров и Каменку — на места боев...
А в конце 1969 года произошло еще одно событие в жизни встречающихся теперь часто друзей: в торжественной обстановке ветеранам морской пехоты Балтийского, Черноморского и Северного флотов вручены были только что учрежденные почетные нагрудные знаки «Ветерану морской пехоты»... Получили эти знаки и все разысканные до сей поры воины 1-го отдельного особого батальона морской пехоты... Это был удивительный праздник тесной и дружной семьи моряков.
И вот что еще хочется мне сказать. Жили на свете перед войной люди, неведомые один другому, ничем до начала службы в КБФ не связанные: электромонтер Кировского завода Сафонов; секретарь Териокского горкома партии В. Сидоров; ученик медицинского училища Толя Маков; зоотехник Ф. Шамрыха; рабочий — из семьи революционеров Пятого года, — а потом начальник проектного отдела бумажной фабрики им. Володарского Н. И. Азаров и другие... Много, много других, разных по своим интересам и целям, комсомольская молодежь, кто постарше — члены партии, мирные люди! Все стали моряками КБФ. И вдруг — война! С первых дней ее они оказались вместе в боях. И, даже еще не успев познакомиться, но равно презирая страх и самую смерть, выручали один другого, прикрывали соседа оружием, а надо — и своим телом. С честью и достоинством, свято храня память о потерянных навсегда друзьях, защитили Родину, — единодушно, бесстрашно и вдохновенно!.. И после войны каждый вновь нашел свой трудовой путь, вырос в труде. Потерявший ногу Сафонов и поныне не расстается с военной службой, матрос Куракин стал кандидатом наук. Почти все они были не раз и не дважды ранены. И дружба их меж собой — навсегда, нет роднее людей друг другу, ибо удивительно свойство вместе пролитой животворной крови! Все они по-прежнему — мирные люди. Все трудящиеся. Слава им!..
А на месте гибели боевых товарищей балтийцы обязательно поставят памятник. Еще один памятник героям Великой Отечественной войны!
В первом томе я описываю подвиг старшего сержанта-танкиста Николая Ивановича Барышева, который, восстановив под огнем подбитый нами немецкий танк, совершил на нем смелый пятисуточный рейд по тылам врага, громил фашистов и сумел благополучно вернуться в расположение своего 107-го отдельного танкового батальона, которым тогда, в апреле 1942 года, командовал майор Б. А. Шалимов... В дальнейшем я потерял Барышева из виду на весь период войны, тщетно разыскивал его и долгие годы после войны. Книга помогла мне найти Б. А. Шалимова — уже полковника в отставке. Но и он с 1942 года ничего не знал о дальнейшей судьбе Барышева.
И вдруг... На официальной встрече с героями освобождения Белграда, состоявшейся в посольстве Югославии, в разговоре с генералом армии Тюленевым я услышал произнесенную им фамилию: Барышев. «Какой Барышев? — спросил я. — Не Николай ли Иванович?» — «Да, Николай Иванович!» — «Танкист?» — «Да, в прошлом танкист». — «Старший сержант?» — «Нет, полковник, служит и ныне. Вы его знаете по войне?» — «Да... Двадцать пять лет ищу!» — «Подождите минуту, — вот он стоит в этом зале, сейчас закончит разговор с атташе!»
Через пять минут мы с Барышевым, узнав, конечно, друг друга, взволнованно вспоминали прошлое. Оказалось: в дни освобождения Белграда он уже был начальником оперативного отдела штаба 4-го гвардейского механизированного корпуса, который первым был встречен ликующим населением югославской столицы... В составе корпуса была и 36-я танковая бригада полковника П. С. Жукова, в которой в момент уличных боев находился и я... Но нам двоим тогда не случилось встретиться и даже услышать друг о друге...
Перед тем, в битве на Орловско-Курской дуге, Барышев командовал танковым полком («Не знаю, как тогда жив остался!»). А еще ранее, когда под Ленинградом, в боях за Синявино, нашими войсками был подбит первый, до того еще неведомый войскам Ленинградского и Волховского фронтов немецкий «тигр», Барышев, как «специалист по трофейным танкам», был вызван из своего танкового батальона, восстановил под огнем двигатель «тигра», вывел его самоходом в Жихарево, погрузил на платформу и отправился с ним в глубокий тыл — на полигон, где испытывал броню и все качества этого «тигра», после чего была создана специальная самоходная «противотигриная» установка и наши войска получили возможность легко уничтожать эту, брошенную на нас везде, «новинку».
И так, навестив меня на квартире, в числе новонайденных моих друзей появился еще один замечательный добрый друг, о котором можно написать целую книгу. Кстати, он и сам недавно опубликовал очень хорошо написанную им вместе со своим боевым товарищем книгу: «От Видина до Белграда» — о походе мехкорпуса генерала В. И. Жданова...
В числе найденных благодаря моей книге фронтовых друзей назову прибористку 13-й батареи 189-го зенитного полка Зою Кондратьеву (ныне Грязнову), встретившуюся мне, как и командир той же батареи Платов и командир орудия Федор Байшир, в Невской Дубровке, где батарея осенью 1942 года участвовала в описанном мною сражении, в котором была разгромлена гитлеровская армия Манштейна, брошенная из Севастополя под Синявино, чтобы штурмовать Ленинград. Батарея била не только по авиации противника, но и по наземным его войскам.
«Кабельщик» — газета ленинградского завода «Сев-кабель» — опубликовала статью «Трудовая династия Кондратьевых» — о первом представителе этой революционной династии, Николае Кондратьевиче, прошедшем на заводе путь от ученика до высококвалифицированного прессовщика, — участнике гражданской войны, погибшем в 1942 году в блокированном Ленинграде. Газета рассказывает и о Зое, защитнице Ленинграда, отмеченной пятью правительственными наградами, вернувшейся после контузии на завод, ставшей старшей нормировщицей цеха. Вот только жилья завод ей все не улучшит!
И о другой защитнице Ленинграда хочется мне сказать о бывшей медсестре 120-го истребительного батальона, уберегшего в 1941 году Сестрорецк от вражеского вторжения, — об Ольге Андреевне Мурашевой, пять раз раненной в бою, но не желающей признавать свое нездоровье, не только работающей ныне сестрою-диспетчером в поликлинике Зеленогорска, но и вдохновенной общественнице, любимой всем коллективом, энергичной собирательнице материалов по истории своего батальона, объединяющей вокруг себя его ветеранов...
Книга моя недавно привела меня и на слет ветеранов 142-й стрелковой дивизии в карельский городок Лахденпохья, где я радостно встретился с героем пятинедельной обороны границы в первых боях войны — комбатом 461-го стрелкового полка И. И. Шутовым, ныне полковником в отставке, и с артиллеристом С. А. Музыченко, награжденным тогда, в августе 1941 года, орденом Ленина, и с Л. П. Карасевым, и с другими боевыми друзьями...
Большую радость доставляет мне подаренное книгой «Ленинград действует...» постоянное дружеское общение с генералом армии Иваном Ивановичем Федюнинским и его женой. Уже в 1941 году я отмечал в своем дневнике, какие надежды на полководческое искусство И. И. Федюнинского возлагало тогда все население блокированного, стойко терпящего беды и лишения Ленинграда. Уже тогда имя Федюнинского стало для нас, «блокадников», легендарным. Надежды ленинградцев оправдались — именно 2-я Ударная армия под командованием И. И. Федюнинского нанесла врагу 14 января 1944 года первый решающий удар, которым началась блистательная операция по полному освобождению Ленинграда от блокады... И именно армия И. И. Федюнинского провела последнее сражение на территории Ленинградской области, штурмуя Нарву.
Радуюсь я и встречам с танкистом С. М. Сибирцевым, полковником в отставке, — героем боев за Выборг...
Книга моя подарила мне столько надежных, искренних, верных друзей, привела к доброму знакомству со столькими замечательными личностями нашей эпохи — коммунистами чистой души, героями Отечественной войны, энтузиастами труда в наши дни, — что я счастлив, признательный собственной судьбе, позволившей мне завершить этот трехтомный, нелегко осуществленный за долгие годы труд.
И грустно только мне от мыслей о тех, кого потеряли все мы в годы войны, и еще о тех, с кем довелось дружески встречаться после победы, но кого смерть унесла от нас в послевоенные годы:.уже нет с нами чудесного летчика полковника П. А. Пилютова, нет совсем недавно ушедшего генерала М. П. Духанова — полководца, прорвавшего с ленинградской земли блокаду, талантливого художника и кристально честного старого коммуниста... Нет партизана И. Д. Дмитриева. Нет Н. П. Симоняка, В. А. Трубачева, В. П. Якутовича, выдающегося флотоводца, ученого, талантливого писателя И. С. Исакова. Нет Всеволода Вишневского, нет среди моих друзей писателей — блокадников Виссариона Саянова, Бориса Лихарева, Дмитрия Щеглова... Нет многих еще... Что ж... Неизменны законы жизни и смерти. Тысячи писем читателей-фронтовиков бережно храню я в своем архиве. Благодарная память о тех, кто мужественно защищал Ленинград в тяжелые годы войны, — не умирает и не умрет никогда! Достойные памяти народной люди — бессмертны!
...А вот Вера Лебедева накануне выхода этой книги, нашлась! Работает в Ленинграде, прислала мне телеграмму!..
Послесловие
В США, в журнале «Нейшн» за 9 марта 1963 года, помещена рецензия Карла Дрейера на книгу американского социолога Леона Гуре «Блокада Ленинграда», изданную «Стэнфорд юниверсити пресс»,
Леон Гуре — ученый, специалист «Рэнд корпорейшн» по Советскому Союзу. Вот несколько точно цитируемых мною отрывков из рецензии Дрейера на его книгу;
«...Его рассказ о блокаде Ленинграда ценен не только сам по себе, но и как напоминание обо всем том, что испытали русские во второй мировой войне, которая обогатила нас и разорила их, в которой мы потеряли 300 тысяч, а они — 30 миллионов человек. Эта книга поможет получить правильное представление о том, каким будет положение в американских (и русских) городах после того, как страна потеряет 40, 80 или 160 миллионов человек, и каковы будут наши шансы на «победу», даже если мы сумеем немного опередить СССР в ракетном вооружении...
...С точки зрения прогнозов на будущее Ленинград может служить ценным арифметическим примером. Если предположить, что людские потери США составят 80 млн. человек, из них 50 млн. — убитыми, то общая смертность будет равняться 22 процентам. До войны в Ленинграде жило более 3 миллионов человек. В первое время после объявления войны, убыль населения за счет эвакуировавшихся компенсировалась притоком беженцев. Данные о смертности в кошмарную зиму 1941–42 гг. сильно разнятся между собой, однако погибло, по всей вероятности, 1 000 000–1 250 000 человек, т. е. 33 процента населения города. Соответствующая цифра людских потерь в Хиросиме и Нагасаки составляла 23 и 30 процентов. Во всех четырех случаях процент смертности приблизительно одинаков, и не приходится сомневаться, что в случае ядерной войны он будет значительно выше...
Святые, герои и мученики встречаются не так часто.
Вот почему их так запоминают. Среди ленинградцев нашлись и святые, и герои, и мученики. Но среди них нашлось также и небольшое количество людей, сочувствовавших немцам, и много таких, которые просто хотели конца блокады, не зная, что Гитлер поклялся стереть город с лица земли.
Те, кто были ревностными коммунистами или просто русскими патриотами, имели большое психологическое преимущество перед теми, кто уцелеет после ядерной войны: у ворот их города стоял осязаемый враг и продолжал их обстреливать. Многие из тех, кого могли эвакуировать, предпочли остаться в родном городе. «Если суждено погибнуть, — писала одна женщина, — погибнем здесь». Один член партии сказал: «Будем есть кирпичи, но не сдадим города». «Дави насмерть проклятых фашистских гадов», — писала какая-то девушка своему жениху на фронт...
...Всякий, кто еще не совсем ослеплен предубеждениями, рожденными холодной войной, читая книгу Гуре, должен прийти к заключению, что блокада Ленинграда наряду с обороной Москвы и разгромом немцев под Сталинградом является одной из величайших эпопей в истории человечества...»
Далее, рассуждая о том, к чему приводит «свободное предпринимательство», и рассуждая о возможной ядерной войне, Дрейер пишет:
«... Что же произойдет тогда в стране, где свободное предпринимательство восхваляется как источник всех благ? В стране, настолько уважающей права частной собственности, что почтенный священник способен уверить свою паству в том, что было бы вполне законно застрелить соседа, который попытался бы забраться в их семейное убежище от радиоактивных осадков?.. В такой стране после ядерного нападения могут возникнуть звериные условия существования и возврат к нормальному существованию будет еще труднее или даже совсем невозможен.
Чем тяжелее ситуация, тем более развитым должно быть чувство коллективизма в обществе для того, чтобы оно могло справиться со всеми трудностями...»
Гуре пишет:
«Наличие социальных групп придавало каждому ленинградцу сознание принадлежности к более крупной единице, чем его семья, и в какой-то степени они заменяли ему семью. Они обеспечивали ему моральную поддержку, сознание безопасности и различные формы помощи, когда последняя требовалась ему...
...Если мы ввяжемся в большую войну с русскими, преимущества, которыми мы сейчас пользуемся, могут оказаться нашими недостатками, быть может непреодолимыми, — если только мы сами, не превратимся в коллективистов...
...Ни одна страна не подготовлена к таким потерям в людском составе, которые вызовет ядерная война, но из всех стран Запада меньше всего к подобным потерям и лишениям подготовлены американцы.
...Военная и промышленная интеллигенция, возможно, увидит в ней (в книге Гуре. — П. Л.) всего-навсего лишний довод в пользу превентивного удара... Однако это было бы такой военной и политической авантюрой, при мысли о которой волосы на голове становятся дыбом. Если допустить наиболее вероятный случай, что война возникнет непроизвольно в результате наращивания вооружений, то у коммунистического общества шансов на восстановление будет больше, чем у нас, и оно возродится почти в той же форме, в какой существует сейчас, даже при более тяжелых потерях, чем наши. Наше же общество, возродившись, возможно, станет неотличимым от их общества или же будет отличаться только тем, что их общество будет неокоммунистическим, наше же — неофашистским. Пока на земле сохраняется мир, противопоставление, заключающееся в поговорке «лучше быть красным, чем мертвым», является неправомерным. Но после ядерной войны, возможно, эта поговорка покажется уцелевшим как нельзя более верной».
Такими словами заканчивает свою рецензию цитируемый мною американец. Такими его словами заканчиваю мою книгу и я, потому что комментировать их излишне и потому еще, что каждому советскому человеку, каждому прогрессивному человеку на всем земном шаре ясно и из слов этого американца и из всей моей книги: священный долг каждого честного человека не жалеть своих сил для борьбы за мир!
Ленинград, 1943 — Москва, 1970
Встречающиеся в тексте и на схемах сокращенные термины, принятые в дни Отечественной войны
ГлавПУРККА (или ПУРККА) — Главное Политическое Управление Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
ВМФ — Военно-Морской флот.
КБФ — Краснознаменный Балтийский флот.
ПУЛФ — Политуправление Ленинградского фронта.
УР или укрепрайон — укрепленный оборонительный район.
РГК — Резерв Главного Командования.
А — армия (с обозначением номера).
УА — ударная армия.
ск — стрелковый корпус.
сд — стрелковая дивизия.
сбр — стрелковая бригада.
сп — стрелковый полк, сб — стрелковый батальон.
гап — гаубичный артиллерийский полк.
ап — артиллерийский полк.
ПТО — противотанковое орудие, также — противотанковая оборона.
тд — танковая дивизия.
тбр — танковая бригада.
тб — танковый батальон.
артпульбат — артиллерийско-пулеметный батальон.
ИС, КВ, Т-34 — типы советских танков.
«миг», «лаг» или «лагг», Пе-2, И-16, «як», У-2 (после войны — - ПО-2) — системы советских самолетов.
«эрэсы» («катюши», «иван долбай» и др.) — или гвардейские минометы — реактивная минометная артиллерия.
ППШ и ППД — системы советских автоматов.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |