Вера Александровна Колочкова 11 страница

– Вот, пожалуйста.

– Тина, что случилось? – немного раздраженный голос Марка в трубке.

– Это я, Марк… – ответила Соня.

Она вышла с телефоном из кухни – слишком торопливо. Уселась за стол на веранде.

– Сонечка! Я рад, Сонечка… Чем ты занимаешься? Как спалось?

– Да ничем особенным не занимаюсь. Вот, пообедать спустилась… А спалось отлично. Кстати, я только к обеду встала.

– Молодец, молодец… Сон до обеда – прерогатива счастливых женщин. Я рад за тебя… Ты не скучаешь, надеюсь?

– Нет. Я не скучаю.

– Я сегодня приеду поздно, Сонечка, очень много дел накопилось. Но вечером обещаю тебе романтический ужин! С сюрпризом, между прочим! Ты, пожалуйста, будь у себя в комнате, я за тобой приду… И не подглядывай, ладно?

Она слушала его, удивлялась. Какой тон самоуверенный, игривый почти. Но ответила довольно спокойно, даже, как ей показалось, с ответной ноткой игривости:

– Ладно, не буду подглядывать… – И торопливо нажала на кнопку отбоя. Ее вдруг передернуло от неловкости. Как это все смешно звучит – «не подглядывай, не буду подглядывать»… Диалог двух супругов из сериала про богатую жизнь, ни больше ни меньше. Те же фальшивые нотки. «Я приеду поздно, не скучай…» Только «зайки» или «рыбки» не хватает. А еще лучше – крошки. «Я приеду поздно, крошка моя…»

Тут же изваянием появилась Тина, быстро накрыла на стол. Салфетка, подтарельник с тарелкой, справа ложка с ножом, слева вилка. В корзинке тонко нарезанный хлеб. Горка салата в салатнице щедро посыпана зеленью. В маленькой супнице – бульон. Соня открыла крышку супницы – от вкусного сытного запаха закружилась голова.

– Приятного аппетита. Через пять минут мясо принесу.

– М-м-м… Спасибо, ага…

Интересно, что эта Тина о ней думает? Презирает, наверное. Думает – налетела с голодного острова на барскую еду… А впрочем, какое ей дело, что она там думает? Она и сама о себе не очень хорошо думает, чтобы еще и на чужие плохие думы отвлекаться. А салат – салат очень хорош… А бульон – так вообще песня…

Соня насытилась, вытянула под столом ноги, откинулась на спинку стула, положив руки на живот и получая странное удовольствие от собственных плохих манер. «Да, вот такая я, уж простите, не комильфо. А для полноты картины «не комильфо» еще и рыгнуть слегка можно. А как вы хотели, господа? Сама я вам не навязывалась, наоборот, это вы мне тут всякие прерогативы почти силой навязываете. Прерогативы счастливых женщин – можно подумать, надо же… Сонно-ленивые и приятно-пищеварительные!»

Погода стояла великолепная. Небо облаками затянуло и скорым дождем пахло. Тревожный цветочный дух носился по ветру, дурманил голову.

Надо хоть пройтись, пока дождь не пошел, решила Соня и встала из-за стола.

Она спустилась с крыльца, скинула шлепанцы и ступила босой ногой на газон. Нет, неудобно. Колется, зараза. Недавно подстригли, наверное. Может, к озеру пройтись, а по пути додумать свои стервозные мысли? Нет, тоже не хочется… Может, скоро хозяин рая приедет. Надо ж по романтическому плану в комнате до его приезда отсиживаться… Душой трепетать и сердцем волноваться, как те порядочные, которые с прерогативами. Или как там у них еще полагается?

Эх, Ленку бы на ее место, подумала Соня. Она бы уж точно во все это хозяйство вписалась! И благодарила судьбу за такое счастье. Жалко, не повезло Ленке быть похожей на Соню Оленину! Может, Марго в чем-то и права насчет судьбы… То есть не самой судьбы, а таких вот ее подлых искушений.

Соня поднялась к себе, распахнула балконную дверь настежь, и сразу ворвался в комнату предгрозовой ветер, натянул парусом легкую занавеску. Она вдохнула всей грудью… Хорошо, хорошо! Гроза – это хорошо. Вполне боевому настрою соответствует. А вон и первые раскаты грома слышны вдали… И небо набухло хмарью, вот-вот дождем плюнет на землю.

«Нет, все-таки не романтичная я женщина… Ну что значит – плюнет? Не плюнет, а… Прольет струны серебряные, например… Надо ж настроить себя на романтику, иначе какая ж я после этого… с прерогативами?»

Опа… Хлынуло наконец! Как из ведра! Давай, давай, жги, не останавливайся, еще! А молния – прямо над домом сверкнула, ослепнуть можно! Сейчас еще и гром вдарит… Давай, еще давай! Стихия, мать твою за ногу! Все к черту, к черту! Стихия пройдет, а жизнь останется! Ничего, будем жить дальше, приспособимся здесь как-нибудь… С условиями для Николеньки…

Соня стояла, дышала хлестким ветром, пока гроза не ушла, оставив после себя мелкий дождь. Да и тот скоро стих, будто устыдился. Красные лучи солнца, выглянув в прореху меж облаков, торопливо ощупали мокрую землю и скрылись, уступив место ранним сумеркам, влажным, озоново-терпким, тягучим. Прекрасный, прекрасный фон для романтического ужина при свечах… Надо бы в платье переодеться, что ли? Накраситься, волосы феном уложить…

Ага, вот и легкий стук в дверь. Соня подошла, открыла. Марк с улыбкой оглядел ее всю, с головы до ног. Покачал головой, будто извиняясь:

– Нет, Сонечка, нет… Надень лучше вот это платье, прошу тебя.

И протянул ей легкий пакет – лаковый, гламурный. В такие пакеты продавщицы в дорогих бутиках модные тряпочки укладывают.

– По-моему, оно тебе подойдет… Это очень красивое платье, Соня.

– Хорошо, Марк. Ты иди, я сейчас спущусь…

Соня потянула за выглядывающий из пакета крючок плечика – ух ты… Ослепнуть хочется, глаза б не глядели. Переливчатое, зеленое, по-змеиному струящееся. И опять – с голой спиной! Да что ж у него за вкус…

Надела, глянула в зеркало. Хозяйка медной горы, ни больше ни меньше. Соня уперла кулак в бок, нахмурила брови, сделала зверское лицо. «Ну что, Данила-мастер, не выходит у тебя каменный цветок?» Смешно… А вообще ничего. Красиво, конечно.

Спускаясь по лестнице, она элегантно подобрала подол.

Ага, по всей большой гостиной свечи горят… И на полу – свечи. И на столе. Язычки пламени пляшут бликами, образуя трепетное дрожащее марево.

– Ты прекрасна, Сонечка…

– Спасибо.

– Тебе платье понравилось?

«Вопрос, надо полагать, риторический?» – усмехнулась про себя Соня. Хм… Интересно, а если б она сказала: «Нет, не понравилось»?

Она улыбнулась и кивнула. Подошла к изысканно накрытому столику, сделала над собой усилие, чтобы изящно опуститься в кресло. В таком платье с ходу не плюхнешься.

– Нет-нет, не сюда… Вот в это кресло сядь, пожалуйста. Плечи опусти. И голову подними – чуть выше… Вот так…

Это что, она опять играет роль Сони Олениной? Режиссер хренов. А может, и платье это – ее?

Соня чуть скосила глаза в сторону, туда, где висел портрет над камином. О-па… А портрета-то нет. Это как надо понимать, интересно?

– Не морщи лоб, Сонечка… Сосредоточенная задумчивость тебе не к лицу. Или тебя что-то обеспокоило?

– Нет. Ничего.

– Вот и правильно. Не думай ни о чем. Переключайся… Переключайся в беззаботность. Отныне у тебя не будет никаких забот. Ну, кроме приятных, разумеется… Ну же, улыбнись мне, сделай беззаботное лицо!

– Но я не могу так сразу, Марк. Мне непривычно.

– А ты начни с мелочей… Подумай о чем-нибудь вожделенно-приятном. Ну, например… Тебе понравился кабриолет, на котором мы вчера ездили?

– Ну… Если объективно – допустим. А к чему ты это?..

– Он твой, Сонечка. Я тебе его дарю.

– Ой… Спасибо, конечно, но…

– …Съезди завтра на нем в город, если хочешь. Посиди где-нибудь в кафе… А вечером я к тебе присоединюсь, по магазинам пройдемся. Только чур, я сам буду тебе все покупать! Договорились? Поверь мне – стоит только начать новую жизнь, войти в нее… И весь мир откроется с другой стороны, Сонечка. Ты заблестишь у меня, как бриллиант самой лучшей огранки! Кстати, к этому платью изумруды очень пойдут… Колье, серьги, браслет…

– Ну, и куда я смогу ходить в таком виде? Не надо этого ничего, Марк… Да и не умею я это носить… И вообще я с тобой на другую тему поговорить хотела…

Сказала и осеклась. Может, рановато сейчас с условиями-то? Да и минута неподходящая… «Может, потом?» – засомневалась Соня. Вон как глянул – с едва заметной в глазах досадой.

– Да? Ну что ж, давай поговорим… Но сначала давай выпьем, Сонечка. У меня сегодня был трудный день… Вино для тебя, а я немного коньяку выпью.

Чокнулись. Соня глотнула вина. Какой вкус у него терпкий, даже горьковатый немного. И цвет темный, как кровь.

– Да, вот еще что, Сонечка… Я тоже хочу поговорить с тобой. Наверное, вчера нужно было, но я как-то не смог разворошить этот вопрос… А сегодня, думаю, уже можно. Это я к тому, чтобы ты легче воспринимала свою, как ты полагаешь, трагедию.

– Да? Ну-ну…

Ворохнулось сердце тревожно-болезненно. О чем это он?..

– Дело в том, Сонечка, что я когда-то пережил подобное обстоятельство… Я имею в виду твоего ребенка. Моя вторая жена, мать Марги… Она родила мальчика. Он… Он даун, Соня. Да, теперь представь себе, как я тебя понимаю…

Она похолодела, сильно заломило в висках. Пропали вдруг звуки и запахи, и комната поплыла перед глазами в желтом свечном мареве. Лицо Марка тоже на секунду уплыло из поля зрения, потом появилось снова – говорит что-то, шевелит губами. Сделала над собой усилие…

– …Не могло быть другого решения. Для меня – не могло. В конце концов, у каждого должен быть выбор… И я не жалею, Соня. Представь себе. Просто надо этот узел рубить сразу и понимать, что ты можешь от жизни принять, а чего не можешь. По крайней мере, это честнее, чем дальнейшее притворство-страдание. Да, людская молва меня осудила, я знаю. У нас город маленький, все на виду… Но что такое – людская молва? Время прошло – все забылось. Главное, Марга меня поняла, она осталась жить со мной. Можно, можно жить и без душевных терзаний, Соня. Поверь мне…

– А… где он сейчас?

– Кто?

– Твой сын…

– Я слышал, он умер недавно. Причину, впрочем, не знаю… Но моя жена ни в чем не нуждалась все эти годы. И… и он тоже.

– Ты так легко об этом говоришь, Марк. Даже странно…

– Да. На слух, может, и странно. Но я и впрямь не знаю, отчего он умер. Я целый день сегодня думал об этом, Соня. О тебе, обо мне… Не сочти за кощунство, но давай уж будем считать, что мы с тобой одного поля ягоды. Так легче…

– Нет-нет! Не надо, я не хочу… Не смей так говорить, не надо!

Интуитивно она протянула руки вперед, выставила ладони, будто отгораживаясь от его слов. Схватила бокал, сделала большой глоток вина, некрасиво, со всхлипом непереносимой жажды. Еще, еще… Осушила до дна. Губы тряслись, как в лихорадке. Закрыла глаза, и показалось ей, будто выплыла она из кресла, понеслась куда-то верх, по спирали…

Нет, нельзя глаза закрывать. Господи, да что это с ней? Лицо Марка напротив, то приближается, то отдаляется. Глаза внимательные, будто в душу заглядывают. Кажется, даже устраиваются там поудобнее. Прочь, прочь… Почему, почему он на нее так смотрит?! Надо бы встать, уйти… «Одного поля ягоды…» Надо же такое придумать! Нужно сказать ему… Да что – сказать?! Нужно просто встать и уйти!

Нет, ноги не слушаются. Все тело будто паутиной сковало…

А потом вдруг отпустило разом. Наоборот, окутало равнодушием. Нет, а чего вдруг поплыла-всполошилась? Ей-то что? Действительно – это его выбор… Но к ней-то, к ней этот выбор какое имеет отношение? Это он думает, что имеет… Пусть себе думает, что она тоже… ягода. Как бы не так. Поживем – увидим. Еще посмотрим, кто кого. Выбор на выбор – получится другой выбор…

– Ты считаешь, я зря тебе рассказал, да?

– Да, Марк. Я думаю, зря. Давай не будем больше об этом. Я… не могу.

– Ты считаешь меня подлецом?

– Это был твой выбор, сам сказал… Не судите да не судимы будете. Тем более не мне бросать в тебя камни… Только про одного поля ягоды – не надо, прошу, пожалуйста. Мне неприятно.

– Хорошо. Не буду. Давай я тебе еще вина налью… Погоди, сейчас еще музыку… Хочу тебе подарок сделать под любимую мелодию.

Не дожидаясь ответа, Марк поднял над головой пульт, нажал на кнопку. Наклонился, достал из-под кресла бархатную коробочку, открыл…

Соня смотрела на его манипуляции, не понимая, что происходит. Вернее, понимала, конечно, но все это было уже не важно. Что-то снова вдруг отключилось в голове, когда услышала до боли знакомые первые аккорды…

Да, она самая, «Отель «Калифорния». Да, их с Олегом мелодия, талисман их любви… Господи, как больно. Сколько там – всего… Сколько под эту мелодию сказано нежных слов и счастливых влюбленных глупостей, сколько поцелуев под аккомпанемент, сколько объятий страстных. Все счастье семейное беззаботное пролетело под эту песню.

Соня закрыла глаза и не увидела, как Марк протягивает ей с улыбкой коробочку. Пальцы впились в подлокотники кресла, тело поневоле качнулось, еще раз и еще, подавшись навстречу волне звуков. Таких знакомых. Таких родных. И таких горьких – теперь.

«Господи, Олег… Что с нами? Где ты? И где – я? Как же мы могли?!. Музыка-талисман, унеси меня обратно, туда, в мое сгинувшее счастье. Хоть на минуту, хоть на секунду. А знаешь, Олег… Когда ты от нас уехал, я все время ставила этот диск… Мне казалось, таким образом я связь с тобой сохраняю. А еще казалось, Николенька тоже слушает… И слышит…»

Соня вдруг ясно увидела маленькое личико сына. Вполне осмысленное. Со скорбным, отчаянным выражением глаз. Вздрогнула в ужасе, открыла глаза…

Рука ткнулась в бокал с вином. Бокал полетел вниз, разбился вдребезги. Несколько капель долетели до белого ковра на полу, упали брызгами. Красные, как кровь. И голова закружилась…

– Соня, Сонечка… Что с тобой? – послышался чужой голос издалека. – Тебе плохо, Сонечка? Что ты, это всего лишь вино…

Марк склонился над ней, взял в ладони лицо. Она оттолкнула от себя его руки, ящерицей выползла из кресла, сделала шаг в сторону. Надо идти, но слабость такая… Не идут ноги, и голова опять кружится. Что это за вино такое, черт бы его побрал?!

– Марк, мне надо идти, мне страшно. Мне надо мужу позвонить… Там, в комнате, телефон…

– Соня, тихо, успокойся. Куда звонить, уже ночь… Тихо, Сонечка, тихо. Иди сюда, я тебе помогу.

Какие горячие, жадные у него руки. И губы на предплечьях, на шее – горячие, жадные. Ах, проклятое вино… Нет сил сопротивляться. И ноги совсем не держат. Что ж, зверь, хватай свою добычу, сегодня твоя победа. Ах, проклятое вино. И музыка. Что ж ты сделала со мной, музыка? И ты, и ты – предательница…

Марк отнес ее на руках к себе в спальню – Соня уже не сопротивлялась. Нежно прикасаясь к телу, снял платье. Провел горячими руками по бедрам, по груди…

И ударило по нутру волной желания. Ярого, бездумного, тоже немного звериного. Соня выгнулась дугой, притянула Марка к себе за шею. Какие жесткие у него губы… Жесткие и нежные одновременно. Она отдавалась с отчаянием, с гневом, с ненавистью. Рычала, как зверь, расцарапала ему спину в кровь. Выплескивала из себя предательство, обиду, презрение к самой себе. Потом лежала, опустошенная, полумертвая, слушала его нежный шепот:

– Ты моя, Соня… Я люблю тебя, слышишь? Ты – моя…

«Да, твоя. Сегодня, сейчас – твоя. Люби, празднуй свою победу – сегодня, сейчас. Физику в отношениях между мужчиной и женщиной еще никто не отменял. Женщина я или кто, в конце концов? Не дохлая же рыба, выброшенная судьбой на берег?..»

Проснулась она от приторного цветочного запаха. Еще глаза не открыла, а запах уже волной накрыл, такой сильной, что напряглась брюшина резким тошнотным позывом. Да еще головная боль, через которую не могло пробиться проснувшееся сознание. Нет, откуда этот цветочный запах?

С тихим стоном Соня разлепила глаза, выплыло через тошноту и боль что-то расплывчатое, сине-розовое. Так, понятно, синее – это шелк одеяла, а розовое… О господи. Розовое – это розы… Много роз. Вся постель ими усыпана. И в ногах розы, и в изголовье, и справа, и слева… «Она проснулась в охапке нежных, еще не распустившихся розовых бутонов…» Дюймовочка, мать твою. Дюмовочка со спазмом в желудке и жутким похмельным синдромом. О, как голова раскалывается, это что ж такое!

Соня со стоном оторвала ее от подушки, села, скинув ноги с постели и чуть не сбив ступней огромную фарфоровую вазу. Господи, и тут – розы… Вся комната уставлена и осыпана красными, багровыми, белыми розовыми бутонами! Жил-был художник один! Домик имел и холсты! Но он актрису любил…

Затейник. Так, а это еще что? На прикроватном столике – открытая красная коробочка. А в коробочке – кольцо… Синий крупный сапфир. Стало быть, это вчерашнее кольцо, которое она так и не успела взять в руки. Стало быть, комплект к тем самым серьгам. А следующим подарком что будет – кулон? Или ожерелье, может быть? Надо же, все по плану… А под коробочкой-то – записка!

Соня откинула волосы со лба, взяла в руки листок, и первое, что бросилось в глаза: «Сонечка, я счастлив… Ты чудо, Сонечка. Ты мое – чудо!»

Да уж, чудо-юдо в цветах. С тошнотой и головной болью. Так, тут еще какая-то приписка есть, мелким почерком…

«Соня, я взял твой паспорт. Скоро поедем в Венецию, чудо мое!»

Что?! В каком смысле – взял паспорт? Он же в ее комнате был, в кармашке сумки… Он в сумке рылся, что ли?

Соня подскочила с кровати как ужаленная, огляделась в поисках платья. А, вот оно… Лежит на кресле, как змеиная шкурка. Натянула на себя, быстро пошла к двери, наступая босыми ступнями на цветочные стебли. Колются, зараза! А туфли где? Не видно в обозримом пространстве… Ладно, черт с ними, можно и босиком.

Дверь в ее комнату была открыта. Сумка сиротливо притулилась на кресле. Соня сунула руку в кармашек… Нет паспорта. Что он себе позволяет – рыться в чужих вещах?! Кто он такой вообще? И она ему – кто? Ну, понятно, ужин, секс, розы… Ну и что? Это повод, чтобы в чужих вещах рыться? Фу, как неприятно… Между прочим, у нее там пакетик с бельишком – не очень новым…

Соня подняла плечи в недоумении, потерла ладонями глаза. Так. Так… Надо себя для начала в порядок привести, душ принять. И кофе бы… Большую чашку крепкого кофе с лимоном… Но это надо вниз, к Тине спускаться. Нет, сначала душ… Холодный желательно. Ледяной!

Холодные струи с шумом опустились на голову, по телу пробежала первая лихорадка. Ничего, ничего… Зато сразу легче стало. Ничего, рано пока психовать… Тем более сама виновата, повод дала. Хотя, простите, какой такой повод? Это ж как в студенческой шутке – если мы с тобой и переспали, это еще не повод для знакомства! И уж тем более не повод хозяйничать в моих вещах!

Соня вышла из ванной, чувствуя себя относительно жизнеспособной. Натянула джинсы, футболку, сунула ноги в шлепанцы. Здравствуй, родная одежка, вполне человеческая. А змеиную шкурку – в шкаф, в шкаф, подальше от глаз!

Теперь – кофе. Полжизни за чашку кофе!

Тина встретила ее как обычно – вежливой непроницаемой улыбкой. Только… Или ей показалось на секунду, как сверкнула искорка досады в глазах? Вроде того – что ж ты, девушка… Загостилась до бог знает чего.

– Что вам на завтрак приготовить, кроме кофе, Соня? Может, омлет с сыром?

– Нет, нет… – Соня содрогнулась при упоминании о еде. – Ничего, ради бога, не надо… Только кофе…

– Вам что, плохо, Соня?

– Да, нехорошо как-то. Наверное, я вчера отравилась.

– Чем?!

– Да не пугайтесь, Тина… Не вашей едой. Готовите вы великолепно, лучше всяких похвал. Наверное, я вином отравилась. Какой-то у него вкус странный был…

– Но… Я не знаю… Марк Анатольевич всегда заказывает самые изысканные вина… Французские, испанские… Может, у вас просто проблемы с желудком и надо врачу показаться?

– Может быть. Не берите в голову, Тина. Так кофе будет?

– Да, да, конечно! Сейчас принесу!

Соня плюхнулась на стул, вытянула длинные ноги в голубых джинсах. Сощурилась на солнце…

А день-то наклевывается – замечательный. Как всегда после дождя. Небо промытое, ни одного облачка, и запах от земли, от травы такой свежий, вкусный. И птицы звонко поют… И ветер лицо оглаживает, прикасается нежно. Солнце греет…

– Ваш кофе.

Соня вздрогнула, открыла глаза. Как неслышно подкралась.

– Тина… А вы не знаете, где Наталья живет, вторая жена Марка? – спросила она вдруг ни с того ни с сего первое, что пришло в голову.

Тина поджала губы скобочкой. Испуганно взглянула на Соню. Потом еще раз глянула, уже более осмысленно.

– Нет. Не знаю. А вам зачем?

– Да так… Надо.

– Так вы у Марка Анатольевича спросите, если надо. А меня избавьте от подобных вопросов, пожалуйста. Мое дело – завтрак-обед приготовить да чистоту в доме блюсти. А остальное меня не касается – сами ж понимаете, наверное. Да, кстати, совсем забыла. Марк Анатольевич велел вам ключи отдать!

– Какие ключи?

– От машины.

– От кабриолета, что ли?

– Ну да. От красной машины. Она там, у ворот, на стоянке стоит. Он сам ее утром из гаража выгнал. А ключи, стало быть, вам велел отдать. Вот… – Она выложила на столешницу красивый красный брелок с ключами.

– М-м-м… Спасибо. Кофе у вас получается замечательный, Тина.

– Да пожалуйста, на здоровье… Я рада, что вам нравится.

Как-то немного уныло она последнюю фразу произнесла, подумала Соня. Должного эффекта не дождалась, что ли? Думала, гостья увидит ключи от машины, подпрыгнет и завизжит от счастья? Да не дождешься, не завизжит гостья. Не даст тебе лишний повод для скрытого презрения.

Она глянула на домоправительницу со спокойным вызовом – ну, чего над душой стоишь? Поблагодарили тебя вежливо – и иди себе дальше. Та чуть подалась вперед, словно собиралась что-то еще сказать, да передумала, видно. Вздохнула, взяла поднос со стола, деловито зашагала прочь.

Ну и ладно. Ступай себе. Не захотела сказать адреса, и не надо. В здешнем околотке болтливых теток и без тебя полно. Вот Майя, например, пьяница-бизнесменка. Уж она-то наверняка все выложит…

Допив кофе, Соня сунула в карман джинсов ключи, спустилась с крыльца, не спеша пошла к воротам. Подумалось вдруг с удивлением – откуда, из какого дальнего уголка сознания вдруг вопрос выскочил – про Наталью… Вроде и близко в больной голове не было. Но раз выскочил вопрос, ответ на него должен быть найден. Значит, так надо. И вообще ничего не бывает зря. Кинуло тебе подсознание клубок под ноги – иди за ним, не раздумывай.

На кабриолете, что ли, до Майиной усадьбы проехаться? Вот они, ключи в кармане. Почему бы и нет? Правда, давно уже за руль не садилась… А раньше, бывало…

И всплыло вдруг в голове – яркой картинкой. Тот день, когда они с Олегом купили ее, подружку, старенькую «японку» «Тойоту Короллу»… Денег назанимали везде, где можно было. Олег только-только права получил, ездил из рук вон плохо, но изо всех сил старался изобразить бывалого водителя. Взялся ее учить… О, какой это был заговор для двоих, какое переплетение раздражения с любовной страстью! Выруливали ночами по дворам, вокруг помоек, и он покрикивал на нее со знанием дела, психовал, ругал последними словами… А потом вдруг набрасывался, целовал жадно. Так целовал, что невмочь было до комфортных постельных условий добежать… Да, много их бедная «японка» перевидала. Может, потому она и водить научилась довольно сносно. Когда права получала, инструктор похвалил – у вас, говорит, врожденный талант к вождению… Если бы он знал, откуда этот талант взялся! Из каких любовных страстей вырос!

Жаль, потом не пригодились полученные права. Забеременела, и Олег больше за руль не пустил. Боялся, что нервничать начнет, навредит ребенку… Так и пылятся ее права теперь где-то в бумагах. И за руль старой «японки» она больше не садилась. Сбежала «японка» из дома вместе с Олегом…

Ну, да чего уж теперь вспоминать. Было и прошло, в прошлое кануло. А красный кабриолет – вон он стоит, красавчик! Садись, езжай не хочу! Правда, без прав страшновато как-то… Но ничего, судьба не выдаст, свинья не съест. Тем более тут два шага – пятый дом налево. Проедемся!

На сей раз калитка в усадьбу была закрыта. Соня нажала на кнопку звонка, вглядываясь вглубь через прутья решетки. Тишина… Наверное, дома нет. Хотя идет кто-то по дорожке… Женщина. На Майю совсем не похожа. Щупленькая, семенит ножками, явно торопится.

– Вам кого, девушка?

Лицо простецкое, глаза любопытные, улыбка чересчур вежливая. Домработница, наверное.

– Скажите, а Майя дома?

– Нет, к сожалению… Майя Михална в отъезде нынче. Будет только дня через три. А вы чего хотели-то? Скажите, я передам…

– Да мне, собственно… Майя обещала мне в одном деле помочь. Я разыскиваю Наталью, бывшую жену Марка Оленина… У него усадьба вон там, через пять домов.

– Да знаю, знаю. Кто ж его здесь не знает. Я у Майи Михалны-то уж пятнадцать лет как служу, про всех в этом околотке подноготную знаю. Кто на ком женат, кто с кем развелся, все знаю. И про оленинских жен тоже наслышана, а как же. Нет, лично, конечно, я с ними не знакома…

– А про Наталью, его вторую жену, что-нибудь знаете? Где она живет?

– Так там и живет, где жила… На Трубниковской. Ей Оленин там квартиру купил, когда разводился. Ох, как тут все тогда возмущались! Это ж надо!..

– А где это, на Трубниковской?

– Да в старой части города, за стадионом! Там старые дома снесли, а вместо них новостройки затеяли… Хорошие такие новостройки, квартиры большие, с лоджиями… У меня там дочка с зятем квартиру купили. В одном доме, стало быть, с Натальей-то. Даже в одном подъезде. У дочки с зятем квартира на втором этаже, а у нее – на первом. Я еще удивлялась – чего она на первый-то этаж согласилась?.. Надо было выше брать! Оно понятно, конечно, что подороже… Моим-то как раз подешевле надо было, а Наталья-то могла бы и… Раз такое дело… Да, моим подешевле хотелось, и дом такой хороший, главное…

Ох какая словоохотливая, вся в хозяйку, подумала Соня. Не остановишь, не переслушаешь, несет и несет словоблудием.

– А номер? Номер дома какой? – спросила она наконец.

– А? А, номер… – моргнула женщина белесыми ресницами, неловко проглотив остаток фразы. – Так пятнадцатый, какой же еще?.. А квартира у нее… Сейчас, погодите, соображу… Восьмая, кажется. Ну да, восьмая. От лифта сразу налево. А у моих…

– Спасибо… Спасибо вам. Вы мне очень помогли. Всего доброго…

Соня сделала спасительный шаг назад, улыбаясь и кивая головой, как китайский болванчик. Но женщина вдруг сделала испуганное лицо, затрепетала сухими ладошками, как крылышками:

– Ой, погодите, погодите… Что ж это я! Если вы сейчас на Трубниковскую поедете, Наталью-то все равно дома не застанете… Дочка мне аккурат неделю назад рассказывала, что она в Каменку подалась, к родителям. Да и то, сами посудите – тяжело ей дома-то… Как сынок-то у ней помер, так она и затосковала, и с лица спала, и с фигуры… Все сидела в четырех стенах, горе свое горевала. Алешенька-то у нее был чистый ангел, хоть и это… Ну… больной, в общем. Вроде как ненормальный. Но добры-ый… Помер вот, царствие ему небесное…

– Ну и где эта Каменка? Далеко отсюда?

– Да не… Километров двадцать пять будет. Как из поселка на трассу выедете, налево повернете. На развилках – еще налево. А там указатель увидите. Я отчего эту Каменку знаю-то? У меня там у зятя свояк летом живет, дачу держит… Места для дачи – ну просто замечательные! И воздух, и лес, и речка, и парного молока можно взять…

– Спасибо, спасибо! Я все поняла. Спасибо…

– Ага, ага. Только, уж извините, я не спросила… Сами-то вы кто будете? Как Май Михалне передать? Что-то не признала я вас, зрение совсем никудышное стало…

– Да ничего не надо передавать. Я потом сама к ней зайду.

– А, ну ладно. Заходите, конечно. У нас редко гости-то бывают. Май Михална все время в отъездах, а я день-деньской одна, одна… Даже поговорить не с кем…

– До свидания!

– Ага, счастливенько вам…

Соня села в машину, отъехала немного от Майиного дома и остановилась. «Ну, и чего теперь? – подумала она. – И впрямь, что ли, в эту Каменку рвануть?» Только вопрос – зачем?.. Что она этой Наталье скажет? Как представится? Я знакомая вашего бывшего мужа? Или любовница? А может, я его пленница, спасите меня от него, он мой паспорт забрал? Собирается в Венецию повезти, а я изо всех сил сопротивляюсь? Так сопротивляюсь, что вчерашнюю ночь в его постели провела? Фу, глупости…

Но и не поехать – тоже нельзя… Нельзя, и все. Прямо как леший в спину толкает, говорит: заводи мотор, чего на полдороге встала? Просто наваждение какое-то… Не много ли с нее наваждений за эти последние дни?

Господи, да что за сомнения! Всего каких-то двадцать пять километров, да на такой машине… Это ж плевое дело по времени… Все, едем. А дальше – будь что будет».

Соня рванула с места, лихо посигналила у шлагбаума. Миновала лесок, насквозь просвеченный утренним солнцем, вырулила на трассу. Теперь, значит, налево… Хорошо, что об эту пору машин мало, рули – не хочу. Так, тихо… Мимо поста ГИБДД надо паинькой проползти, прав-то у нее нет… Даже паспорта нет. Доказывай потом, что ты не верблюдица…

Вот и развилка. От развилки – еще налево. О, вот и неприятности начались… Дорога пошла такая, что на колдобине запросто можно было из машины вылететь. «Нет, а как они тут весной-осенью ездят, интересно? – подумала Соня. – Тоже мне, дачные места…

Плюх-плюх, из ямки в ямку, прости меня, красный кабриолет, оскорбила твое достоинство. Вот и указатель нарисовался – «Каменка». Надо направо повернуть… Еще немного – под горку… Ты уж потерпи, гордая машинка, наверняка чуть-чуть осталось. Если картофельное поле пошло, значит, жилье уже рядом».

Действительно, за рощицей, с горки, открылось глазу премиленькое поселение, образчик для пасторального пейзажа. Прямые улочки, дома-пряники, утопающие в зарослях черемухи палисадники. Дома в основном крепко-бревенчатые, лишь кое-где выпучиваются из общего ряда воображалы, украсившие себе фасад белым сайдингом.

Дата добавления: 2015-08-28