«Принести каких-нибудь Невидимых?» Я наполовину рассчитывала, что он кинется наверх, поймает и
принесет его сюда. Но у меня было не так много времени, и я это знала.
Я не хороший, Мак. И никогда им не был.
«Сейчас, что - время признаний?» Поддразнила я его глазами. «Обойдемся без драмы».
Если я чего-то хочу, то просто беру это.
Он что, пугает меня? И чем же он может сейчас мне угрожать?
Нет ничего, с чем я не смог бы жить. Есть только то, без чего я не хочу жить.
Он смотрит на мою шею, и по его взгляду я вижу, что там месиво. Растерзанное в клочья. Я удивляюсь, почему я все еще дышу, и остаюсь жива. Я думаю, что не могу говорить, потому что у меня больше нет
голосовых связок.
Он дотрагивается до моей шеи. Ну, по крайней мере – мне так кажется. Я вижу его руку под моим
подбородком. Я ничего не чувствую. Может он пытается вложить обратно мои внутренности, как
однажды я делала для него, тем ранним утром на вершине скалы, как будто я смогла бы их срастить
вместе исключительно благодаря только силе воли.
Его глаза сужаются и брови сходятся вместе. Он зажмуривает глаза, открывает их и снова хмурится. Он
перекладывает меня на руках и изучает с другого ракурса, рассматривая рану между моим лицом и
шеей. Понимание разглаживает его лоб, и его губы изгибаются в жутковатой ухмылке, которая бывает
прямо, перед тем как вам сообщают, что есть две новости: хорошие и плохие - и плохие новости это
реально плохие.
Когда ты была в Фейри, ты что-нибудь ела или пила там, Мак?
«С В’Лейном», - говорю мысленно, - «Напитки на пляже».
Тебе было от них плохо?
«Нет».
А когда-то еще, ты ничего не пила такого, когда казалось, что твои кишки выворачивает наизнанку? И
тебе хотелось бы сдохнуть? Из того, что я слышал, это длится около одного дня.
Я ненадолго задумалась. «Изнасилование», - сказала я, наконец, - «Он дал мне что-то. Тот, кого я не
могла видеть. Я чувствовала страшную боль долгое время. Думала, это было из-за Принцев имевших
меня».
Его ноздри раздуваются, и когда он пытается что-то сказать, то выходит только хрип. Он пытается
дважды, прежде чем у него что-то выходит.
Они бы оставили тебя такой навсегда. Я нарежу их на мелкие кусочки и буду скормливать их друг
другу. Медленно. В течение долгих веков, - его голос был спокоен как у социопата.
«О чем ты?»
Я все удивлялся. Ты стала пахнуть по-другому. Я знал, что они что-то сделали. Но ты пахла не так как
Рифмач. Похоже, но все равно по-другому. Я должен был подождать и посмотреть, что будет дальше.
Глядя на него, я пытаюсь мысленно оценить себя заново. Я снова начинаю чувствовать свою шею. Она
горит как в аду. Но я могу глотать.
«Не умираю?»
Они, должно быть, боялись, что убьют тебя своими... - он отвел взгляд, на скулах заиграли желваки, -
Вечный ад. Ты осталась бы При-ей навечно. - Его лицо перекосило яростью.
«Что они со мной сделали?» - Требую я ответа.
Он продолжал идти, перенося меня из комнаты в комнату, пока наконец-то не остановился в одной, очень схожей с задней частью КиСБ: ковры, лампы, диваны в честерфилдском стиле с пушистыми на
них покрывалами. Отличался только камин: огромный каменный очаг, в котором запросто мог
уместиться в полный рост человек. С подведенным газом. Чтобы не выдать себя древесным дымом.
Он взбивает подушки и осторожно укладывает меня на кровать. Отходит к камину и включает его.
У Эльфов есть эликсир, который продлевает жизнь.
«Думаю его мне и дали».
Он кивает.
«Это и с тобой случилось тоже?»
Я сказал что продлевает, а не превращает в рогатого безумного девятифутового монстра. Он
осматривает мою шею: - Ты исцеляешься. Твои раны затягиваются. Я знаю только одного человека, которому дали этот эликсир. Четыре тысячи лет назад. Но он пах иначе. Пока Рифмачу не будет нанесен
удар копьем или мечом, он будет оставаться живым, не старея. Он может быть убит только тем
способом, которым можно убить только Фейри.
Я смерила его взглядом. «Я бессмертна?» Мне снова удается пошевелить руками. Я касаюсь своей шеи.
И чувствую толстые неровные рубцы - как кожа срастается вместе. Это напоминает мне, когда я ела
Невидимых. Под моими руками я излечивалась. Я чувствовала, как что-то хрустит и сдвигается на моей
шее, становясь новым и здоровым.
Думай об этом, как о долгожителе, которого чертовский трудно убить.
«Долгожитель в четыре тысячи лет?» Уставилась я на него безучастно. «Я не хочу жить четыре тысячи
лет». Я думаю о Невидимом, ужасно искалеченном и оставленном мною на пустынной аллее.
Бессмертие ужасно. Я хочу прожить свою простую маленькую жизнь. Я даже постичь не могу эти
четыре тысяч лет. «Я не хочу жить вечно. Жизнь жестока». Восемьдесят, или сто лет - было бы
замечательно. Это все, что я, когда-либо желала.
Возможно, ты серьезно захочешь пересмотреть способ ношения копья. Фактически, я могу решить эту
проблему. И меч. - Он расстегивает ножны на моем предплечье и бросает их на пол, возле камина.
Я с облегчением наблюдаю как они, звякая, остановились у камина. Я могу умереть. Не то чтобы я
хотела этого прямо сейчас. Мне просто нравится сама возможность. Я никогда не избавлюсь от этой
вещицы. Это моя дата на могильной плите, и я - человек. Я могу однажды умереть.
Но он не может. - Это первое предложение, которое я говорю с момента нападения на меня. - Твой сын
не может умереть, не так ли? Не зависимо оттого, что с ним случиться. Никогда.
Глава 43, часть 1
Если бы я никогда не ела Невидимых, чудесное исцеление сбило бы меня с толку.
А так, как такое бывало, я сделала вид, что просто съела Невидимого. Я не могла справиться с тем
сценарием, что - элексир-продлевает-жизнь. Это вызвало желание убивать Дэррока снова и снова.
Жестоко. С садизмом. С разнообразием пыток.
Он не только превратил меня в При-йю, но и планировал для меня вечную жизнь в таком виде. Я
растрогалась, когда увидела его фотографии с Алиной, представляя иной для них исход, но теперь вся
нежность исчезла. Если бы Бэрронс не спас меня - я не могла себе даже представить весь этот ужас, ожидавший меня. И не хотела. Я была патологически невменяема какое-то время. Что если бы он запер
меня, отказываясь дать мне то, в чем я нуждалась? Держал бы меня где-нибудь в тесной темнице...
Меня передернуло.
Прекрати думать об этом, - сказал Бэрронс.
Я вздрогнула. Я не могла ничего поделать с этим. Есть вещи намного ужаснее смерти.
Но этого не произошло. Я вернул тебя обратно. В конце концов, все получилось. Тебя трудно убить. И
я этому рад.
Я истекала кровью, по словам Бэрронса не единожды. Из моего горла был выдран слишком большой
кусок плоти, что бы восстановиться достаточно быстро. В то время, пока я умирала - ну, или, по
крайней мере, была бездыханна - мое тело продолжало самовосстановление. Я приходила в себя, но
продолжала истекать кровью. В конечном счете, я достаточно излечилась, чтобы оставаться в сознании, всю остальную часть процесса исцеления. Я вся была покрыта засохшей коркой крови.
Бэрронс снова поднимает и несет меня. Мы проходим через роскошно обставленную комнату, вниз по
лестнице, все, продолжая и продолжая спускаться, и я понимаю, что в подвале под гаражом Бэрронса
больше трех уровней. У него здесь целый мир. Вообще-то я не люблю находиться под землей. Но это
место совсем другое. Здесь ощущался простор, пространство, которое кажется не таким, каким
выглядит. Подозреваю, что у него здесь все в Зеркалах с различными ходами и выходами. Для
выживания на запредельном уровне понимания. На мир можно было бы сбросить атомную бомбу, а
здесь жизнь по-прежнему продолжала бы течь своим чередом, и мы смогли бы уйти в какой-то другой
из миров. С Бэрронсом, думаю, никакая катастрофа не будет концом. Он всегда будет существовать.
Теперь и я тоже.
Мне это не нравится. Я уже была перепрограммирована и изменена столькими способами. Но с этим, свыкнуться будет гораздо труднее. Это заставляет меня чувствовать себя еще менее человеком, я уже
чувствовала себя отколовшейся. Являюсь ли я частью Темного Короля - теперь, почти бессмертная?
Интересно, не замкнутый ли это круг. Действительно ли мы перерождаемся и заново проживаем цикл за
циклом?
Это так плохо?
Ты читаешь мои мысли?
Он улыбается: - Ты думаешь глазами.
Я прикасаюсь к его лицу, и его улыбка тут же исчезает. - Сделай так еще раз.
Не будь упрямцем, - смеюсь я. Но на его лице радости нет. Она быстро исчезла.
Он смотрит на меня холодным, жестким взглядом. Сейчас я вижу, что происходит в его глазах. Для
остального мира, они могут показаться пустыми. Я когда-то думала, что они лишены всего
человеческого, но это не так.
Он чувствует. Ярость. Боль. Похоть. Так много волнующих эмоций бурлящих под его кожей. Так много
непостоянства. Человек и зверь - всегда в боевой готовности. Теперь я знаю, что для него это никогда не
было легко. Он беспрерывно сражается в этой битве. Как этому мужчине изо дня в день удается, продолжать жить, как ни в чем не бывало?
Он останавливается и ставит меня на ноги. Проходит через тени, включает газовый камин, и зажигает
свечи.
Мы в его спальне. Здесь так же, как в логове Темного Короля: богатство, роскошь, огромная кровать, драпированная черными шелком и мехом. Я смотрю на нее, но не вижу ее. Все, что я могу видеть - это
себя, обнаженную рядом с ним.
Меня пробивает дрожь.
Я трепещу оттого, что я здесь. Что он хочет меня.
Он зажигает больше свечей возле кровати. Затем берет подушки и сгребает их в кучу. Я помню их с тех
пор, когда была При-ей.
В те давние времена, в подвале, он подкладывал их под мои бедра. Я ложилась на них вниз головой, с
приподнятой в воздухе задницей. Туда и обратно - он терся об меня между моими бедрами, пока я не
становилась, готовой его принять. Затем медленно входил в меня сзади.
Он кладет последнюю подушку в кучу и смотрит на меня. Затем резко кивает головой в сторону этой
кучи.
Я видел тебя умирающей. Мне необходимо трахнуть тебя, Мак.
Слова врезались в меня словно пули, и мои колени подогнулись. Я прислонилась спиной к какой-то
мебели, наверное к шкафу. Не суть. Главное, что поддерживает. Это была не просьба. Это было
утверждение о необходимости делать это прямо сейчас и потом, как будто мне срочно требовалось
переливание крови, потому что моя была отравлена.
Ты хочешь меня? - в голосе нет ни мурлыканья или застенчивости или обольщения. Это просто
вопрос, на который нужно ответить. Голую правду. То, что будет после. То, что он предлагает.
Да.
Он стягивает через голову свою рубашку и у меня захватывает дух, смотря на это большое, сильное, мускулистое, рельефное тело. Я знаю, как выглядят его плечи, нависающие надо мной, как от страсти
напрегается его лицо, когда он кончает в меня.
Кто я?
Иерихон.
Кто ты? - он скинул ботинки, и стянул брюки. Сегодня ночью вел он.
Я прохрипела на одном дыхании: - Икогоэтоебёт?
Наконец-то, - слова мягкие. Мужчина нет.
Мне нужно в душ.
Его глаза блестят. Зубы сверкают во тьме.
Немного крови еще никогда мне не мешало, - он скользит ко мне, едва смещая воздух. Бархатная тень
во тьме. Он - ночь. Он всегда ею был. А я раньше была солнечной девочкой.
Он кружит вокруг меня, осматривая сверху донизу.
Я смотрю на него, затаив дыхание. Иерихон Бэрронс, обнаженный нарезает вокруг меня круги,
поглядывая, как будто ему не терпится, съест меня живьем - в хорошем смысле, а не так как его сын.
Когда я смотрю на него, мои эмоции зашкаливают, поражая меня, и я понимаю, что никогда не оттаю
оттого, что произошло со мной тогда на той скале, когда я думала, что он мертв. Я отбросила слишком
многое, чтобы выжить. Когда я поняла, что он жив, произошло слишком много всего, я была зла на
него, потому что он ничего мне не говорил, и я запихала этот грязный ком подальше, отказываясь
увидеть его. Последние месяцы я жила, не позволяя ничему из того, что происходило на самом деле, коснуться меня. Отказывалась принимать ту женщину, которой я стала, отрицая даже, что стала ею.
Теперь я оттаивала. Теперь я стояла и смотрела на него и понимала, почему я никогда не оборачивалась.
Я бы разрушила мир для него.
И я не могла смотреть правде в глаза. Не могла признать, что это обо мне.
Я хочу замедлить этот момент. Однажды я оказалась в постели с ним внутри меня, но я была При-йя, и
это произошло так быстро и бессознательно, что все произошло раньше, чем началось. Теперь я хочу, чтобы это происходило медленно. Я хочу прожить каждую секунду как будто в последний раз. Я
приняла это. Это невероятное чувство.
Подожди.
Его поведение мгновенно меняется, глаза заволакивает темно-красной дымкой.
Я ждал недостаточно долго? - его грудь вздымается. Его руки меняются, изгибаясь. Дыхание
становится тяжелым и учащенным.
В мерцающем свете, его кожа начинает темнеть.
Я смотрю на него. Вот так просто – из страсти в ярость. Я думаю, что он может накинуться на меня, подминая под себя срывая мою одежду в падении, и ворваться в меня еще до того, как мы коснемся
пола.
Я никогда не возьму это так, - его глаза сужаются. Темно-красные пятна на белках покрывают мелкой
сеткой лопнувших кровеносных сосудов. Внезапно его глаза становятся черными на красном, совсем
без белого. - Но не скажу, что не думал об этом.
Я делаю глубокий вдох.
Ты здесь. В моей спальне. И ты ни черта не понимаешь, что это значит для меня. Если женщина
приходит в это место - она умирает. Если ее не убиваю я – это делают мои люди.
Здесь была хоть одна женщина?
Однажды.
Она сама сюда пришла? Или ты ее привел?
Я привел ее.
И?
Я занимался с ней любовью.
Я дернулась, поворачиваясь вместе с ним и пристально глядя в его глаза. То, что он говорил о другой
женщине, подстегнуло мое желание отдаться ему, сорвать с себя одежду, броситься на него и всадить
его в себя, еще до того, как мы коснемся пола. Стереть ее из его головы. Меня он хочет трахнуть. А с
ней он занимался любовью.
Он пристально наблюдает за мной. И увиденное ему, кажется нравится.
И?
После я убил ее.
Он сказал это без эмоций, но в его глазах я вижу большее. Он ненавидит себя за то, что убил ее. Он
думал, что не было выбора. Он уступил моменту желания, иметь кого-то в своей постели в своем доме, в его мире. Он хотел почувствовать себя... нормальным, пусть и всего на одну ночь. И она поплатилась
за это своей жизнью.
Я не герой Мак. Никогда им не был. И никогда не буду. Давай все сразу проясним: я и не антигерой
также, и оставь ожидания в раскрытии моего тайного потенциала. Нет ничего, от чего меня нужно
спасать.
Как бы то ни было, я все ровно его хочу.
Это все, что он хотел знать.
Я в нетерпении выдыхаю и откидываю волосы со своего лица. - Ты собираешься заговорить меня до
смерти, или все-таки трахнешь меня, Иерихон Бэрронс?
Повтори. Последнюю часть.
Я повторила.
Они будут пытаться тебя убить.
Как хорошо, что меня трудно убить. - Но интересовало меня только одно: - А ты будешь?
Никогда. Я тот - кто всегда будет заботиться о тебе. Всегда будет трахать и приводить тебя в чувства, когда тебе это будет необходимо. Я тот - кто никогда не позволит тебе умереть.
Я стянула через голову свою рубашку и скинула обувь. - Чего еще желать женщине? - Я сорвала с себя
джинсы и запнулась ногой, пытаясь выйти из трусиков. Я споткнулась.
Он находился уже на мне прежде, чем я долетела до пола.
* * *
С того самого дня, как я увидела Иерихона Бэрронса, я хотела его. Я хотела, чтобы он делал со мной
такие вещи, от которых розовая и недалекая МакКайла Лейн, была бы потрясена и в ужасе и... ну, ладно, и в крайнем восторге от одной только мысли об этом.
Я не сознавалась в этом даже себе. Как павлин может жаждать льва?
Я представила себя как одного из причудливых, горделивых самцов, со своим бестолковым оперением.
Я ходила кругами, с напыщенным видом, украдкой бросая косые взгляды на короля джунглей и отрицая
свои чувства к нему. Я сравнила свой хвост с его смертоносными когтями и поняла, что если лев и
должен был лечь вместе с павлином, то только на гнезде из окровавленных перьев.
Но это не остудило моего желания к нему.
Наоборот - заставило меня отрастить когти.
Пока я падала под ним на пол, я думала вот она я - теперь: павлин без перьев и с когтями. Мой
прекрасный хвост отвалился от одного испытания за другим. Я смотрюсь в зеркало и не имею понятия, кто я. Да и пофиг. Может, и гриву отращу.
Облегчение переполняет меня, когда его тело врезается в мое. Бэрронс двигается, как внезапный порыв
шквального ветра. Он не только на мне, но и вбивается в меня мощными толчками прежде, чем мы
касаемся пола.
О, Боже! Да! Наконец-то! Головой резко ударяюсь о деревянный пол, но я едва это чувствую. Моя шея
выгибается, голова откинута назад, мои ноги широко раздвинуты. Лодыжки на его плечах и нет никаких
противоречий. Есть только нужда и отклик на нее от вбивающегося в меня - гладкого и твердого, как
камень зверя, напряженного и покрытого человеческой кожей.
Я смотрю на него, находящегося в полузвериной форме, с выпирающими клыками. Глаза Бэрронса. Но
взгляд не его. Это делает меня совершенно дикой. С ним я могу быть, кем захочу. Никаких запретов. Я
чувствую, как он становится еще тверже и больше во мне.
Ты можешь вытворять и такое? - Задыхаюсь я. Зверь был больше человека.
Он смеется и это определенно не человеческий звук.
Я стонаю, скулю и извиваюсь. Это невероятно. Он заполняет меня, скользя в меня настолько глубоко и
восхитительно, доставая до таких мест, где ни касался еще не один мужчина. О Бо-о-же! Я кончаю. Я
взрываюсь на части. И слышу рык.
Это я. Я смеюсь и продолжаю содрогаться в оргазме. Мне кажется, что я кричала. Я пускаю в ход свои
когти и он, содрогнувшись во мне, стремительно ускоряется. Он издает этот горловой звук, от которого
мне сносит крышу. Я обожаю этот звук.
Я прошла бы через ад и обратно с улыбкой, пока он будет находиться рядом со мной. По долгу
смотреть на него, когда пересекаются наши глаза, и мы разделяем один и тех безмолвных взглядов.
Ты не растеряла свои перья. - Его слова были со странным гортанным произношением из-за
выпирающих клыков.
Я бы фыркнула, но его язык уже находится в моем рту, раскрывая его до отказа, лишая возможности
вздохнуть, и он прав. Однажды, Вы встретите человека, который поцелует Вас так, что не сможете
вздохнуть и Вы поймете, что не нуждаетесь в воздухе. Кислород несущественен. Желание создает
жизнь. Делает ее значимой и стоящей. Желание - и есть жизнь. Потребность увидеть следующий восход
и закат солнца, чтобы коснуться того, кого Вы любите и сделать это снова.
Пробудился бы ад, ничего не желая, - согласился он. Он знал, о чем я думаю. Всегда. Мы связаны.
Атомы между нами переправляют сообщения - туда и обратно.
Сильнее! Глубже! Ну же Бэрронс! Еще! - Я ощущаю неистовую ярость. Несокрушимость. Упругость
вокруг него. Ненасытность. Одна его рука обхватила мою шею, другой он словно чашу, держит мое
лицо. Он наблюдает за каждым нюансом, каждым изменением моего лица. Как будто от этого зависело
все его существование. Он трахается с целеустремленной преданностью умирающего человека,
ищущего Бога.
Когда он заполняет меня, я удивляюсь тому, что секс может создавать свой собственный уникальный
аромат - мы действительно не "занимались" любовью. Потому что в воздухе вокруг нас образовался
независимый элемент, и если бы мы делали это для реальности, а не просто ради обалденного
удовольствия, мы могли бы изменить мир. Потому что, когда он во мне, я чувствую, что пространство
вокруг нас меняется, заряжается, и кажется, выделяет какую-то обратную связь: чем больше он
прикасается ко мне, тем сильнее я нуждаюсь в нем. Секс с Бэрронсом удовлетворяет мою потребность.
Затем возбуждает ее. Удовлетворяет и снова возбуждает. Это замкнутый круг. Мы покидаем постель, чтобы в порыве страсти вернуться в нее снова. И я...
… ненавижу тебя за это, - заканчивает он нежно за меня фразу.
Эй, это мои слова.
Мне никогда не достаточно, Мак. Черт, это сводит меня с ума. Мне следовало бы убить тебя за то, что
заставляешь меня чувствовать это.
Я прекрасно его понимаю. Он - мое слабое место. Я стала бы Шивой, съедающей мир, для него.
Он выходит из меня и я почти кричу от чувства пустоты.
Тогда он подхватывает меня на руки и разворачивает на кровати, устраивая на гору подушек спиной к
нему, широко раздвигая мои ноги, и когда он врывается в меня сзади, я реву от облегчения. Я -
наполненная, я - жива, я… -
Я закрываю свои глаза и погружаюсь в бессмысленное блаженство. Это все на что я способна. Быть.
Чувствовать. Жить.
Я снова При-йя.
И я всегда буду ею для этого мужчины.
Глава 43, часть 2.
* * *
Намного позже я смотрю на него снизу вверх. Он сверху, почти во мне. Меня переполняют чувства, я
возбуждена и неистово напряжена. Мои руки над головой. Ему нравится дразнить, на дюйм или два, пока я схожу с ума от потребности, затем резко входит до упора. Это взрывает меня каждый раз.
От части, я понимаю, что он так сильно заводит меня и делает такой страстной дикаркой, потому что
опасен. Я влюбилась в плохого парня. Я без ума от того, кто был проблемой. Альфа, который играет со
всеми не по правилам и ни от кого не терпит приказов.
На что мне еще рассчитывать? Возможно я часть древнего создателя Невидимой расы.
Он поцеловал меня. Имени В’лейна уже давно в моем рту не было. Там есть место только для него, и он
прав: ни один другой мужчина, только он и больше никто.
Возможно, нет ничего неправильного с тобой, Мак, - он сказал. - Возможно, ты именно та, кем и
должна быть, и единственная причина по которой ты чувствуешь противоречивость, потому что
продолжаешь попытки биться не за ту команду. - Он входит в меня так глубоко, двигая мускулистыми
бедрами вперед, как я готова поспорить, не способен ни один человек.
Я выгибаюсь в спине.
Ты хочешь сказать, что будто я зло?
Зло не составляющая часть живого существа. Зло это выбор.
Я не думаю, что...
Вдруг мой рот стал занят. К тому времени, когда я снова могла говорить, я уже не помнила, что хотела
сказать.
Мы заканчиваем в громадной душевой, отделанной итальянским мрамором, с распыляющими
головками на всех его стенах. В дюжину футов длиной и шесть шириной, со встроенной - как раз
удобной для нас высоты - скамьей. Мне кажется, что мы провели здесь уже несколько дней. Он
приносит еду, и я ем ее прямо в душе. Я мою его, скользя своими руками по его великолепному телу.
Когда ты умираешь, твои татуировки исчезают? - от влажности, его волосы стали темнее, блестящее, его кожа приобрела темно-бронзовый оттенок. Вода стекала по мускулам, создавая брызги от его
эрекции. Он всегда тверд.
Да.
Вот почему они были другими, - нахмурилась я, - Ты возвращаешься точно таким, как умер в первый
раз?
Ты была При-ей все время?
Я начала задыхаться и попыталась склонить голову, чтобы он не смог увидеть мое выражение глаз. Они
иногда выдают меня, независимо оттого как усердно я пытаюсь что-то скрыть, особенно когда так
сильны мои чувства.
Он схватил мою голову, и потянул за волосы двумя руками, вынуждая смотреть на него.
Я знал это... ты не была!
Его рот накрывает мой, и он вжимает меня в стену. Я не могу дышать, но это не важно. Он ликует.
Как долго? - требует он.
Что происходит, когда ты умираешь? - парирую я.
Я возвращаюсь.
Ну, это понятно. Как? Где? Ты в итоге восстаешь из пепла или что?
Я слышу грохот, и внезапно он оказывается на полу у моих ног, его мускулы дрожат, он борется, чтобы
остаться в человеческом облике. И проигрывает сражение. У него прорезаются когти. Изо рта
показываются черные клыки, оттопыривая кожу. Я могла бы сказать, что он не хотел
трансформироваться, но что-то, что я спросила, разъярило его.
Я не в силах смотреть на его борьбу. Интересно - пытался ли хоть кто-то, в таких случаях помочь
Бэрронсу. Я отвечаю ему на вопрос, говорю с ним, чтобы удержать его рядом со мной. - Я перестала ею
быть с тех пор, как ты спросил: «Какое платье я надела на выпускной?» - Я падаю рядом с ним на
колени, прижимаю его голову к своей груди и качаю ее в колыбели своих рук. Его лицо - полузверя -
получеловека. - Когда я всплыла. Это было, похоже, как будто я была там, но старалась не быть. Я
здесь, Иерихон. Останься со мной.
* * *
Позже мы спали. Или спала только я. Я не знаю, чем он занимался. Я исчерпала все свои силы, и
чувствовала себя в безопасности в первый раз за долгое время, я дремала в подземном мире Бэрронса, рядом с царем Зверей.
Я проснулась оттого, что он двигался позади меня. Мы занимались сексом так много раз,
всевозможными способами, что я едва была жива. Я кончала столько раз, что думала это невозможно, даже для меня, хотеть кончить снова, но он был внутри меня, и мое тело рассказывало совершенно
другую историю. Я нуждаюсь в нем так сильно, что страдаю. Я скольжу руками вниз и как только я
прикасаюсь к себе, я кончаю. Он проникает в меня так глубоко, сотрясающуюся в своей кульминации.
Я на своей стороне. Он врывается в мое тело, лежа вплотную ко мне. Его руки обнимают меня, губы
скользят по шее. Задевая зубами мою кожу. Когда я прекращаю дрожать, он выходит из меня, и я снова
хочу его. Я толкаю его своим задом, и он возвращается. Он входит медленно, настолько медленно, что
это пытка. Он проталкивается - я сжимаю его. Он выходит - я лежу напряженно ожидая. Ни один из нас
не произнес ни слова. Я едва дышу. Он снова входит и остается совершенно не подвижным еще
некоторое время, но не дразнит. Ему нравится быть просто твердым внутри меня.
Закончив, мы лежим в тишине. Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался.
Но это происходит, и когда мы разделяемся, мы не разговариваем еще длительное время. Я смотрю на
мерцающие тени на известной картине. Он не спал. Я могла чувствовать его спиной, знала.
Ты когда-нибудь спишь?
Нет.
Должно быть, это ужасно.
Я люблю спать. Свернувшись калачиком, дремать, видеть сны. Мне нужны сны.
Я вижу сны, - холодно говорит он.
Я не имела в виду...
Не надо жалеть меня, мисс Лейн. Я доволен тем, кто я есть.
Я разворачиваюсь в его руках и касаюсь его лица. Я позволяю себе нежность. Очерчиваю его контуры, после чего зарываюсь пальцами в его волосах. Он, кажется, сбит с толку и очарован тем, как я
прикасаюсь к нему. Я привожу в порядок свои мысли, примиряясь с преимуществами никогда не спать.
А их не мало.
И как ты видишь сны, если ты не спишь?
Я дрейфую. Людям необходимо отключаться, чтобы освободиться. Медитация делает тоже самое -
позволяет сознанию играть. Это все, в чем ты нуждаешься.
Что случилось с твоим сыном?
Разве это твой вопрос, девочка? - поддразнил он.
Он - причина, почему ты хочешь Синсар Дабх.
Я чувствую внезапную ярость в его теле.
Порывы ветра, как сирокко, и в следующий миг я в его голове, мы в пустыне, и я удивляюсь со
странным чувством двойственности, в котором я - это он и я - это я, почему он, кажется, всегда
возвращается к этому месту. Затем…
Я - Бэрронс и нахожусь на коленях в песке.
Ветер поднимается; надвигается буря.
Я был глуп, так глуп.
Наёмник. Я смеялся. Я пил. Я трахался. Ничто не имело значения. Я переступал через жизнь, как Бог.
Взрослые мужчины кричали, когда видели, что я приближаюсь.
Сегодня я переродился. Впервые открыл глаза.
Все выглядит совершенно иначе сейчас, но уже слишком поздно. Что за большая гребанная шутка
надо мной. Я никогда не должен был сюда приходить. Именно эту битву-наемников, я никогда не
должен был принимать.
Я держу своего сына и плачу.
Открытое небо, свободно уступает буре. Налетает песок, настолько густой, что превращает день в
ночь.
Один за другим, вокруг меня, падают мои люди.
Я проклинаю небеса, пока умираю. Они проклинают меня следом.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |