— Собираешься заставить меня ждать твоей подачи и дальше? Я — Робин твоему Бэтмену или какой-то идиотский временный клерк, помогающий тебе затачивать карандашики? Разве нам нечем заняться — например, разгадывать тайны? Хочешь, чтобы еще больше твоих мест заморозилось? Будем высиживать здесь, сложа руки, и ждать, когда это произойдет?
— Робин или какой-то идиотский временный клерк не должен опаздывать.
Я выпрямляюсь на своем, до тошниловки, насиженном месте, и быро прикидываю.
— Так вот значит как? Ты наказываешь меня, потому что я опоздала?
— Умная девочка. Прекрати вертеть этой ручкой. Ты меня, блядь, отвлекаешь и я, мать твою, ошибаюсь.
Я верчу ручкой еще быстрее. Он тоже действует мне на нервы, вынуждая терять самообладание.
— Если я в следующий раз припрусь вовремя, мне не придется торчать здесь и смотреть, как ты занимаешься всей этой фигней, которой — мне даже не верится — ты здесь занимаешься?
Половина ручки — та, что не зажата в моем кулаке — вдруг превращается в пластиковую труху. Я ошарашено моргаю на него.
Я даже не заметила его движения, так быстро он сжал ручку. Только теперь вижу, как ошметки синей пластмассы осыпаются с ребра его ладони, оставляя кляксу на бумаге, над которой он только что корпел. Я выпрямляюсь сильнее. Мне еще много над чем предстоит поработать, если собираюсь когда-нибудь стать такой же быстрой, как он.
— Я делаю то, что делаю, Дэни, потому что обыденные, рутинные дела заставляют вращаться мир[31]. Тот, кто контролирует будни, контролирует все остальное реально существующее.
— Поэтому ты крадешь всю еду?
— Так вот причина, по которой тебе приспичило громить мои ящики. Нет. Я коплю оружие. Кто-то еще занимается накоплением запасов продовольствия. Это слишком приземисто, даже для меня. У меня куча народу, который нужно кормить. Кто-то другой собрался уморить их голодом.
Не сдержавшись, я кидаю на него восхищенный взгляд:
— Ты в курсе происходящего. — Ему явно известно больше, чем мне.
— Кто-то начал подчищать все продуктовые магазины некоторое время назад. А где была ты?
— Вроде как прикованная кое у кого в подземелье. Чувак, может уже пойдем и сделаем хоть что-нибудь, пожалуйста, пока я не окочурилась тут от скуки? Нам ведь еще эту головоломку решать!
Он смотрит на меня. Как я могла подумать, что его лицо совершенно бесстрастно? Да оно говорит целыми предложениями.
Я закатываю глаза:
— Да брось, че серьезно?
Он в ожидании наклоняет голову.
— Ты же не собираешься заставить меня это сказать?
Он скрещивает руки на груди.
Я почти мозоли на языке натерла, пытаясь его достать. Но сделаю все, что угодно, лишь бы не торчать в этом кабинете всю ночь. Наблюдать отсюда за Невидимыми просто не выносимо. И мне осточертело сидеть на одном месте. Мой молодой организм требует действий. Там, внутри меня, есть гудящий под напряжением проводок, и ток так и трещит под моей кожей. Если я не буду его периодически заземлять, то замкнусь. Целая ночь! Сколько всего происходит вокруг, а я тут застряла!
— В следующий. Раз. Я. Приду. Вовремя.
— Отлично. В следующий раз тебе не придется всю ночь торчать в моем кабинете.
Я подскакиваю с кресла:
— Клево, так я пошла!?
Он толкает меня обратно на место:
— Но сегодня ты облажалась. Поэтому сидишь здесь.
Спустя семь часов мне кажется, что, возможно, Лор прав. Скорее всего, я хрупкая. Семь часов скуки — и я согласна на все, готова пойти практически на что угодно, что гарантированно приведет к смене обстановки. Когда я болталась прикованная, то хотя бы могла говорить. Но от скуки некуда деться. Мой мозг галопом скачет впереди ног, и даже задумываться не хочу о том, куда я рвану. Я просто рвану.
В шесть часов утра, Риодан заканчивает свою писанину и объявляет:
— Сегодня вечером, в восемь, Дэни.
Кинув на него убийственный взгляд, я подрываюсь к двери. Она не открыта. Я сверлю ее взглядом. Вся ночь насмарку. Секунда проносится за секундой, а я все жду, когда мой тюремщик соизволит выпустить меня на свободу.
Мой список недопустимых преступлений короток. Не длиннее списка смертных грехов.
Но вверху обоих стоит: бесполезная трата времени. Веселиться, отмочить что-то ништячное, рубиться на компе в игрухи, трудиться, если испытываешь в этом потребность — но делать хоть что-то. Убивать время — равносильно аборту, словно ты никогда и не жил, тебя нет, ты просто исчез. Клетка с ошейником слишком много загубили моего времени.
Когда я уже готова орать, он что-то делает и дверь втягивается в гладкую стеклянную стену.
Но когда я слышу, как он говорит:
— Ты потратила мое время, Дэни. Я потратил — твое. — Я тут же взрываюсь.
Развернувшись к нему, я упираю руки в бока.
— Что за бред! Сравнил жопу с пальцем, это — не одно и то же!
— И никогда не будет.
— Каких-то тридцать жалких, сраных минут стоили мне девяти с половиной часов?
— Как ты относишься ко мне, так и я буду относиться к тебе. Поскольку я больше и старше, думаю, счет всегда будет идти в мою пользу.
— О-о, сейчас ты получишь свое соразмерно. Если собираешься быть настолько же мудаком, насколько ты большой и старый, чувак, то это — еще то мудачество выйдет. Где справедливость? Ты не можешь сделать какую-нибудь невозможную, несоизмеримую ни с чем херню в одну минуту, а в следующую — твердить мне свое quid pro quo[32] и устанавливать, какой тебе вздумается, размер ответной платы с моей стороны.
— Я могу делать все, что хочу.
— О, а это еще из какого сраного комикса? — возмущаюсь я. — Это моя фишка!
Он смеется, и его лицо преображается. От чего начинает казаться, что он не так уж и стар. Он выглядит довольным. Беззаботным. Совершенно другим. Я вижу морщинки от смеха вокруг его глаз, которых никогда раньше не замечала. В моей голове мелькает воспоминание о четвертом уровне, и я снова вижу его с той женщиной, он то стонет, как делал это той ночью, то смеется, и чувствую тошноту от этих воспоминаний. Понятия не имею, чего это вдруг со мной. Хрена лысого я хотела бы когда-нибудь оказаться на этом долбаном четвертом уровне! Я стояла там и таращилась на него.
Дверь сдвигается перед моим носом.
— Ты рано.
Я бросаю на него пренебрежительный взгляд. Конечно, он думает, что я специально пораньше. Как бы не так. Прошлым вечером Мак была в «Честере» в восемь. Думается мне, она приходила за мной. Поскольку не могу опоздать, чтобы ее избежать, я вынуждена припереться раньше обычного.
— Разбила часы. Думала, что я вовремя.
— У тебя нет часов.
— Видишь? Как я и сказала, у меня с этим проблемы. Я просто смотаюсь и надыбаю себе новые. Вернусь завтра. Вовремя. — Ювелирные изделия — это те вещи, на которые я соглашаюсь с боем. Единственную уступку я сделала для браслета, который дал мне Танцор, и тот пришелся мне как раз по руке. Кроме того, без него стоящего над душой, и раздающего указания, может, мне на самом деле удастся добиться некоторого прогресса в расследовании.
— Даже не думай об этом.
Я падаю в офисное кресло, и сижу, болтая ногами.
— Какая на сегодня программа. — Я говорю так же, как он. Никакой интонации на конце.
— Ах, Дэни, если бы ты только все поручения воспринимала так, как сейчас.
— То ты бы сдох от скуки.
— Не раньше тебя. В Дублине существует еще три обледеневших места.
—Три! — Я выпрямляюсь в своем кресле. — И все твои?
— Так, не имеющие ко мне никакого отношения, местные клубы.
Черт, моя теория о том, что мишень — это он пошла в задницу, и туда же летит надежда на то, что «Честер» умрет медленной смертью.
— Потери?
— В районе пятидесяти во всех трех.
— Люди или Фейри?
— Люди.
— Все люди?!
Он кивает.
Я тихонько фигею, присвистывая. Погибло еще пятьдесят человек. Человеческую расу просто продолжали выбивать удар за ударом.
— Тогда с чего это тебя колышет? Это случилось даже не на твоей территории. Ничто из твоего не повреждено или разрушено.
— У меня другие причины желать это остановить.
— И какие же? Ты двигаешься быстрее меня. Тебя ничто не обгонит. Тебе под силу стащить куда больше вещей, на замену тем, что подо льдом. Так в чем же дело? — Какие у него мотивы, если они вообще у него есть.
— Стены между нашими мирами были уничтожены на Хэллоуин. С тех пор многое переменилось. Человеческие законы физики больше не законы, они выдают желаемое за действительное. Возможно, фрагменты реальности Фейри проявляются спонтанно, просачиваясь сквозь разломы в нашу реальность. Возможно, это происходит случайно, мгновенно и без предупреждения. Я не заметил удивления ни на чьих лицах, ни в одном из принадлежащих мне мест. Оценивая общую картину в целом — не только у людей, но даже у тех, кто способен на такую же скорость передвижения, как ты или я.
Я вскакиваю, словно громом пораженная.
— Хочешь сказать, если это произойдет в том месте, где я нахожусь, то в один миг я жива, а в следующий — уже мертва. Даже не поняв, что случилось. Я бы просто ушла! — Мои руки сжимаются в кулаки. Я так взвинчена, и хочу знать прямо сейчас.
— Точно. Мгновенная смерть. Без предупреждения. Без объяснения. Не знаю, как тебя, но меня это оскорбляет, и подозреваю, что меня где-то по крупному наебали.
Не в сиянии славы, не в эпической битве! Я умру, совершенно бессмысленной смертью. Хуже того, я даже не пойму, когда это случится. Сколько еще всего не испытано, сколького еще не случилось в моей жизни, а теперь меня ждет смерть, и потом я даже не пойму, что произошло? Мне представлялось, что Смерть — как финальный уровень видеоигры. И если то, что говорит Риодан правда, и я просто покроюсь льдом, то мне никогда не дойти до победного финиша. Я не перейду с пройденного уровня на второй, третий, и так — до последнего. Я хочу пройти финальный уровень, когда придет время. Я хочу ощутить его на вкус — все, даже смерть.
Я вдруг решаю выложиться на сто десять процентов в решении этой загадки. На полсотни больше умерших людей в сочетании с возможностью абсолютно бесславной кончины — мощная мотивация знаете ли. Великие дела совершаются не ради странички с твоим именем в учебнике по истории. Я перевариваю эту мысль и озвучиваю ее:
— Ну, во-первых, люди в твоем подклубе были немного заняты такими вещами, как их собственные пытки с последующими убийствами, так что не мудрено, если они не заметили, что стоят на пороге смерти — пусть даже неким иным неожиданным и странным способом — и, во-вторых, не могу сказать наверняка, как выглядит удивление на рылах Невидимых, но у меня отличная идея: давай я сгоняю вниз и замочу парочку прямо сейчас, тогда опытным путем мы сможем собрать какие-никакие данные для анализа. — Я не утруждаюсь упомянуть, что уже охотилась и прикончила с полдюжины разношерстных сегодня с утреца по дороге от сюда, и все равно не решила, как классифицировать выражения их физиономий в тот момент. Их мимика далека от нашей.
Когда он не утруждает себя ответом на мою глубокомысленную тираду, я повторяю:
— Три новых места? — Что, если «протечка» лишь разрастается? Там могли уже образоваться десятки новых очагов обледенения. И если так, то как, черт возьми, мы собираемся это предотвратить?
— Все три покрылись льдом прошлой ночью в пределах нескольких часов. Два из них уже взорвались.
Я вскакиваю на ноги:
— Нам пулей надо в третий, пока тот еще цел!
ДВЕНАДЦАТЬ
Жизнь – это шоссе,
Я хочу гнать по нему всю ночь[33]
Я в темпе улитки ползу по Лиффи-мосту.[34]
Ничего нового в последней «выставке ледяных скульптур» нам выяснить так и не удалось. Как и со всеми остальными, вскоре после нашего появления это место взлетело на воздух. Я едва оттуда стоп-кадром унесла ноги в сопровождении шрапнели из частей тел, по моим прикидкам состоящих из пальцев и лиц тех, кого я безуспешно пыталась спасти.
Новые скованные льдом очаги не имели ничего общего, за что можно было бы зацепиться. Двое из этих мест оказались, одними из множеств по всему городу, подпольными пабами, и фитнес-центр, в котором, посреди занятия йогой в центре множества хрустальных чаш, застыли три человека. Не, ну нормально? Кто сейчас заниматься йогой, в такое-то время!
И так, на сегодняшний день мы имеем: темницу в «Честере», склад на окраине города, два в черте города небольших паба и фитнес-центр. Люди, Невидимые, Королевские Стражники — где все сразу, где нет, поэтому, независимо от того, что происходит, очевидно, это не адресовано кому-то конкретно, например Риодану, или кому из остальных жертв. В каждом осмотренном мною месте, происходит, скорее, случайное, спонтанное событие.
Я медленно тащусь, чего обычно не делаю, потому что серьезно задумалась, а когда я ухожу в себя, да еще и в стоп-кадре, то с завидной регулярностью врезаюсь во все, что не попадя. Мои синяки уже сходят, и иногда я умудряюсь продержаться целый день без изменения нормального цвета кожи. Я была слишком взвинчена, чтобы уснуть. Со мной иногда такое бывает, и с этим уже ничего не поделать, кроме как пойти прошвырнуться. Мне нужно что-нибудь делать иначе я просто свихнусь.
Танцор нашелся в его любимом укромном уголке пентхауса на южном берегу реки Лиффи. Две наружные стены представляют собой от пола до потолка выходящие на улицы из толщенного стекла окна. Нагрянув туда, я вижу его, растянувшегося на ковре в лучах утреннего солнечного света. Он лежит без футболки, глаза закрыты, очки покоятся рядом.
В один прекрасный день Танцор станет большим парнем, если когда-нибудь наберет вес. В последний раз, когда мы измеряли наш рост, он был на тридцать четыре санта выше меня, одним словом — долговязый и худощавый. Он забывает есть. У Танцора темные, слегка вьющиеся волосы, и он никогда их не подстригает, пока те не начинают ему мешать, и только тогда просит меня их подрезать. Они мягкие. Мне нравится, когда его волосы длиной до подбородка, как сейчас и откинуты с лица. Когда он нацепляет на себя свои окуляры, которые на нем практически ежеминутно в часы его бодрствования, потому что он близорукий (он ненавидит их, и до падения стен собирался сделать себе Лэйзик[35]), то принимает видон вылитого заучки ботана-очкарика. И хрен я когда-нибудь ему об этом скажу! Мне нравятся его руки. У него гигантские ступни! Его не то зеленые, не то голубые, скорее цвета морской волны глаза, переливаются как у Фейри. С шикарными, не то, что у меня, ресницами.
Когда я его нахожу, то не могу накинуться на него со словами: «Чувак, где тебя черти носили, я уже начала волноваться», потому что у нас с Танцором на этом пунктик. Он самостоятельно выжил, когда пали стены. Как и я. И я не могу спросить: «Куда ты испарился в ту ночь, когда нагрянул и схватил меня, Риодан?» Сейчас уже это не важно. Главное, что мы здесь. Каким-то образом мы нутром понимаем, что так не может продлиться вечно, что, в конце концов, в один «прекрасный» день на пороге появится кто-то другой.
Когда закрывается дверь, Танцор приподнимается на локте. Он знает, что это я, потому что, чтобы добраться до двери, мне пришлось обезвредить с десяток мин-ловушек. Больше никому не под силу пройти через его череду испытаний, не наделав при этом шума. Ну, за исключением Риодана, который, кажется, является исключением из каждого чертово правила.
Мое сердце чуть сжимается, когда я смотрю на него.У меня никогда не было братьев или сестер, но Танцора я считаю своим братом. Я не могу дождаться, чтобы снова увидеть его, поделиться своими мыслями, наблюдениями, и расспросить его в ответ. Порой, встретившись, мы можем часами чесать языками, и настолько возбуждены, что запинаемся в словах, пытаясь как можно скорее все рассказать. Я раздумываю, не поведать ли ему о замороженных местах и о проводимом мной там расследовании, но не хочу, чтобы Танцор еще больше, чем уже есть, светился на риодановском радаре. Мне уже не дает покоя, что он вообще знает о его существовании. Я хочу, чтобы Танцор был в безопасности. И я знаю его. Разнюхай он хоть намек на смачную головоломку, то непременно начнет совать свой нос во все места, где его могут убить. Не имеет значение, насколько я впечатлена его соображалкой. Риодан — хуже падения стен или погружения мира под воду. Ты не жилец, если он так захочет.
— Мега, я тут пораскинул мозгами…
— Кажется, запахло сенсацией! Мне уже стоит готовиться к экстренному выпуску Дэни Дейли?
— Возможно.
Он ухмыляется, и я растягиваю губы в ответ. У Танцора — суперпроцессор вместо мозгов. Не поверите, какие бомбы он умудряется сооружать. Время от времени мы периодически что-то врываем просто ради прикола. Ну, знаете, такие места, которые должны быть взорваны в любом случае — где могут скрыться большие скопления Теней, на тот случай, если они решат вернуться в один день, как птицы по маршруту миграции, если они все еще там.
— Ты заставила меня призадуматься о детках Папы Роуча, — говорит он.
— Да? — Я растягиваюсь на солнышке рядом с ним и опираюсь на локоть, повернувшись к Танцору лицом. Мне нравится смотреть в его глаза без очков. Это редкое удовольствие.
— Тебе известно, сколько они могут оставаться отделенными от тела Папы или человека?
— Понятия не имею. Танцор, я наконец-то отрыла «Крик-4». Давай, ночью заценим?
— Уже смотрел его прошлой ночью, — отвечает рассеянно он, проводя рукой по волосам, так смешно и вместе с тем так привлекательно взъерошивая их, и судя по его рассредоточенному взгляду, он уже погрузился в свои мысли и не замечает ничего вокруг. Он постоянно так делает.
— Ты смотрел его без меня?! — возмущаюсь я. Мы с Танцором обожаем ужастики. И повернуты на фильмах, потому что они от души заставляют нас хохотать. Они дают возможность поверить, что у этого мира еще не все кончено. Мы давненько уже искали «Крик 4», планируя его посмотреть. Танцор, обычно, не смотрел фильмы в одиночку, по крайней мере, я о таком не знаю.
— Но с удовольствием посмотрю еще раз. Мне понравилось.
— Круто. — У меня по-прежнему на душе скребут кошки, хотя причин для этого вроде, как нет. Он посмотрит со мной этот фильм ночью. Поэтому, что с того, что он уже смотрел его прошлой ночью? И что с того, если он смотрел эту киношку с кем-то еще? Не собираюсь заморачиваться на подобную хрень. То, что происходит, когда меня нет рядом, меня не касается. — Так что там насчет Папы Роуча?
— Взрыв их не берет. От поджога тоже никакого толку. Но что если сделать так, что они не смогут вернуться к телу? Любому телу — будь то человеческому или своего вида. Решит ли это проблему? Наша цель — удержать их от проникания вовнутрь как можно большего количества людей. Они бессмертны, а твое время слишком бесценно, чтобы растрачивать его на выслеживание со своим мечом их тысячный рой. И вот, я подумал: а как насчет вязкой, жидкой пластмассы в виде спрея, от которой невозможно сбежать? Распыляем на них спрей и тем самым удерживаем от того, чтобы они к кому-нибудь прицепились. Я уже работаю над формулой. И как только закончу, разольем по маленьким бутылочкам из-под удобрений, что стащили из хозяйственного магазина, затем проверим спрей в действии. Я уже соорудил парочку подходящих распылителей.
Так вот где он пропадал. А прошлой ночью, после работы, решил посмотреть киношку, чтобы расслабиться. Вот и все.
— У меня получился спрей, застывающий в пол санта толщиной. Я все еще пытаюсь преобразовать его в гель идеальной степени затвердевания. Кажется, я придумал, как добавить в состав железо, не слишком его отяжеляя. Как эти части крепятся к Папе? С помощью щупалец? Присосок? Как они проникают под человеческую кожу? Сможешь поймать парочку, чтобы я провел тесты?
— Ты просто Говнюк, и тебе это известно, — одобряю я.
— От говнючки и слышу, — парирует он и ухмыляется, и понеслась перебранка с переадресацией этого слова друг другу. По его мнению, я Говнючка, потому что мне реально под силу поймать их. Я обладаю этими способностями от рождения. Танцор же всегда думает и пытается все улучшить. Пережить падение стен, не имея суперспособностей и друзей — чертовски, знаете ли, впечатляет.
С блаженной истомой мы растягиваемся на полу, потому что солнечные денечки в Дублине — большая редкость, и трещим обо всем и вся, за исключением того, где пропадала я, когда он был там, где был. Я не заикаюсь о том, что почти четыре дня провисела в подземелье, да Танцор и не спрашивает. И это мне нравится в нем. Друзья не устраивают друг другу допросы.
Мы наблюдаем, как солнце движется по небосводу и периодически Танцор отклеивается, чтобы притаранить мне хавчика. Он рассказывает, что проинспектировал магазины, и они почти все пусты. Мне приходится раза три себя одергивать, чтобы не ляпнуть о, виденной мной замороженной хрени.
Ближе к семи вечера я становлюсь нервной и дерганой, потому что уходить совсем не охота, но пока мной играют как марионеткой, деваться особо некуда. Надо попасть в «Честер» достаточно рано, чтобы разминуться с Мак, но не настолько, чтобы дать Риодану дополнительный повод для колкостей.
Я вздыхаю.
— Тебя что-то тревожит, Мега? — забеспокоился Танцор.
— Просто пора идти и о кое-чем позаботиться.
— Мне казалось, мы собирались смотреть фильм. Я нашел целую коробку «скитлс»[36] в аэропорту. И вяленое мясо. Офигенски острая штука.
Я хлопаю себя по лбу. «Скитлс», вяленое мясо и киношка. О чем, черт возьми, я только думала, говоря: «Давай ночью заценим»? Мои ночи мне больше не принадлежат. Теперь ими распоряжается кто-то другой. Такую горькую пилюлю проглотить ППЦ как не просто. Для кого-то вроде меня это подобно вырванному зубу. И не важно, что мне самой хочется пойти попыхтеть над загадкой замороженных мест и спасти жизни невинным людям. Я просто не могу смириться с тем, что Риодан диктует когда, как и где это делать. Это отбивает всякую охоту работать над этим делом. Терпеть не могу находиться под чьим-то каблуком.
Я не могу не пойти в «Честер», потому что не знаю, что тогда Риодан сделает с Джо, если не появлюсь, и я ни в коем случае не собираюсь рисковать, это выясняя. Кто его знает, не явится ли он за мной сюда, разгромит телик и DVD-шку, а потом в нагрузку прихватит с собой в подземелье Танцора. Я никогда не знаю, что этот чувак выкинет в следующее мгновение.
Но мне кристально ясна одна вещь из того, что он делает.
Отравляет мою жизнь.
Вламываясь в офис Риодана, я с порога заявляю:
— Я на всю свою жизнь уже насиделась в клетках. — По дороге сюда я только и делала, что, жалела себя, сетуя на несправедливость своего положения.
Он поднимает взгляд от своей канцелярской ботвы.
— Бумажки! Чертовы копии, дыроколы и скоросшиватели! Только этим и занимаешься? Поэтому тебе так хочется, чтобы я постоянно вертелась вокруг. Чтобы суперэнергичная Мега оживляла твою скучную жизнь? — Я так зла, что меня начинает колбасить, порывами ветра разметая бумаги на его столе. Когда я реально выхожу из себя, то могу вызывать не сильные воздушные колебания вокруг себя, не так как Эльфы конечно, да и температуру менять не могу. Иногда я это делаю, чтобы вывести из себя некоторых уродов. Эта привычка здорово вышибала дерьмо из Ро.
Он ловит лист бумаги, прежде чем тот слетает со стола.
— Какие-то проблемы.
Как он это делает? Задает вопросы так, что они не звучат, как вопросы? Я пыталась повторить, и это вам не семки щелкать. Голосовые связки требуют повышения интонации в конце фразы. Я пытаюсь перепрограммировать себя. Не потому, что планирую начать ему подражать (по крайней мере, не при нем), а потому, что думаю, это неплохой способ себя испытать, перестроить привычки. Повысить пределы самоконтроля.
Мои волосы облаком развиваются вокруг головы, лезут в глаза. Я обеими руками раздраженно отбрасываю их назад, мне очень хочется ништячно зависнуть с Танцором и пожевать вяленого мясца.
— Да! Похоже, я просто не имею права на личную жизнь!Похоже, у меня, просто не может быть никаких планов на вещи, противоречащие твоему дурацкому правилу — каждый вечер являться на работу ровно к восьми! Никто не работает каждую ночь подряд! Почему бы мне не получить пару свободных ночей, чтобы делать все, что мне вздумается. Я так чертовски много прошу?
— У тебя намечалось свидание.
И снова этот полувопрос, но услышав слово «свидание» и сопоставив его с Танцором, я выдавливаю единственное, что приходит мне в голову:
— А?
Риодан встает, нависая надо мной. Я живу в мире людей, которые в основном выше меня, но Джо говорит, я еще подросту. Я часто измеряю свой рост. Не хватало еще навсегда остаться коротышкой метр с кепкой[37] ростом.
— Ты сказала: планы. Ты не сказала, какие именно.
— Тебя это никаким боком не касается.
— Меня касается все.
— Но не моя личная жизнь. Потому она и называется личной.
— Значит, это твой маленький дружок.
— Не говори о нем. Забудь о нем. И вообще он не маленький. Кончай его так называть. Вот увидишь, он тебя еще и перерастет.
— Сейчас не время играть в куличики и возиться с неуклюжим ребенком, который и понятия не имеет, как пользоваться собственным членом.
Он только что заставил меня подумать о члене Танцора. Мысль настолько некомфортная, что я начинаю перескакивать с ноги на ногу.
— А кто тут говорит о члене? Я просто хочу вечером посмотреть кино!
— И какое же.
— На кой хрен тебе это надо знать?
Он бросает на меня взгляд.
— Крик четыре. Доволен?
— Так себе.
— Танцор сказал, что хорошее, — бурчу я сердито. Неужели его уже все посмотрели, кроме меня?
— Чего и следовало от него ожидать.
— У тебя какие-то претензии к Танцору?
— Да. Он причина твоего сегодняшнего дерьмового настроения, и мне приходится с этим мириться. Следовательно, или мне нужно исправить твое настроение или избавиться от Танцора.
Моя рука тянется к рукоятке меча.
— Даже и думать не смей отнимать у меня что-то мое.
— Не вынуждай меня.
Он обнажает клыки. Я качаю головой и присвистываю:
— Чувак, да что ты за чудо-юдо такое?
Он долго смотрит на меня в упор, и что-то мелькает в его глазах. Что-то, что я должна понять, но просто не могу разобраться. В тесном, замкнутом пространстве офиса ощущается сильный порыв ветра — сильнее, чем, как правило, удается генерировать мне, и до меня доходит, что это исходящие от него вибрации — он тоже создает ветер. Я выхожу из себя. Могу я хоть что-нибудь сделать, что не под силу ему? Посмотрев сквозь стеклянный пол, я вижу, что все под нами движется, словно в замедленной съемке. Мы оба — в режиме стоп-кадра. Я даже не поняла, в какой момент перешла в турбо режим.
Он замедляется первым.
Мне требуется больше времени, чтобы придти в себя, учитывая, как я завелась. Когда мне удается, наконец, успокоиться, я подтягиваю к себе кресло, плюхаюсь в него и закидываю ноги на подлокотник. Вся моя поза так и вопит на всех известных человечеству языках о воинственности. Язык жестов — мой родной язык.
Риодан — как океан. Он то, что он есть. И он не изменится. Бессмысленно бороться с приливом. Или с отливом. Вода просто прибывает. И уносит тебя с собой. Он держит меня в короткой узде и не собирается никуда отпускать.
— Итак, что у нас запланировано на сегодня? Босс. — В последнее слово я вкладываю все свое презрение.
И снова этот взгляд. Для меня он — всегда загадка. Иногда мне удается читать его как открытую книгу, а иной раз все, что я вижу на его лице — пара глаз, нос и рот.
Я закатываю глаза:
— Что?
— Так, кое-что пришло в голову. И я собирался поделиться с тобой. — Затем, как ни в чем не бывало, возвращается к своим бумажкам, упорно меня игнорируя. — Можешь идти.
Я выпрямляюсь:
— Че правда что ли? Ты серьезно?
— Выметайся из моего офиса, детка. Иди и смотри свое кино.
Я мгновенно оказываюсь у двери и открываю ее.
— Не подходи к обледеневшим местам. Я слышал, это может оказаться смертельным.
Замерев на пороге, я снова прихожу в бешенство. Всего на одну сраную миллисекундочку, до того как он открыл рот и растоптал ее, я испытала счастье.
— Тебе обязательно надо было так делать. Ты можешь обойтись своими силами или нет? Думаешь, единственное, что можно сделать с жарой — это вызвать дождь. Некоторые люди считают, что жарой надо наслаждаться, пока есть возможность, чувак, потому что дождь всегда пойдет снова.
— Мудрый человек ставит свое выживание превыше наслаждения. Глупец же умирает от удовольствия.
Ко мне взывали «скитлс», мясо и Танцор. Я разрываю упаковку батончика, перескакивая с ноги на ногу.
— А что, если у твоего мудрого человека никогда не остается времени и возможностей для удовольствий? — Мною еще столько всего не пережито. Иной раз мне хочется быть только той, какой я являюсь сейчас. Четырнадцатилетней и беззаботной.
— Может, мудрый человек понимает: быть живым — это самое величайшее удовольствие.
— Появилось еще несколько обледеневших мест с прошлой ночи? — Мне стоило держать свой рот на замке. Не надо было спрашивать. Ответственность ложится на мои плечи, словно груз прожитых лет, когда он кивает.
А затем сыплет соль на рану:
— Но вдруг тебе повезет, и, пока ты будешь смотреть свой фильм с твоим маленьким дружком, ничего и не произойдет. Светлая сторона в том, что, если что и случится, ты все равно не узнаешь об этом.
Что в переводе — смерть моя будет мгновенной. Светлая сторона, моя ты задница. Риодан точно знает, на какие мои кнопки надо давить.
Закатив глаза, я закрываю дверь и плюхаюсь обратно на место. Позже буду четырнадцатилетней. Может, в следующем году. Когда мне будет пятнадцать.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |