Стоит ли писать воспоминания? Стоит, - чтобы не забылись все события, атмосфера прежних лет, а главное, чтобы остался след от людей, которых, может быть, никто больше никогда не вспомнит...
Д.С. Лихачев
Наступило время всех стариков, обращать свой взор в прошлое, и прежде всего, в детство. Говорят, каким воспринял в детстве мир, таким он будет казаться тебе всегда... Если ответить одним словом – я оптимист, хотя и трудного и ошибочного было много.
Вспоминается один день на Охте. Мне было восемь лет. Даже помню, в каком месте нашей Охты нашло на меня размышление о том, для чего живет человек. Это было у магазина у «львов» на углу Большеохтинского и Прохоровской, у трамвайной остановки № «30» и «23» трамвая.
Наверно мне почему-то очень грустно и горько было. Я подумала...для чего люди живут, часто ссорясь, мучаясь, болея. Не лучше ли, чтоб прекратился весь род человеческий. В ответ на это в моем детском мозгу укрепилась мысль: предположим, умрут все. Все начнется с начала и, изменяясь, мир опять придет к созданию человека. Как же мне радостно и свободно стало тогда. Раз жизнь дана, неважно кем, (тогда я о Боге не думала), она должна продолжаться. И пусть она будет наполненной, лучше радостной. Вот отсюда мой оптимистический взгляд на мир. О чем же я буду писать сейчас? Личный дневник? Это уже никому неинтересно, юношеские увлечения... Нет.
Мне хочется сохранить в воспоминаниях для моих потомков, прежде всего детей и внуков, быт и жизнь нашей эпохи, моей эпохи. Читаю воспоминания известных людей, интеллигенции, артистов, крупных политиков или дворянства XIX – начала XX века. А как же выглядели мы, жители окраин города: рабочие, ремесленники, школьники тех лет?
ХХХ
О моей родословной. Ни деда, ни бабушек с папиной и маминой стороны я не знала. Умерли рано, до 1926 года, года моего рождения. Никаких фотографий не осталось. Дошли лишь отрывочные сведения. Мой дед по маминой линии, Дмитрий Фадеевич Фадеев, родом из Костромской губернии. Часто по зимам ездил в Петербург на «отхожие промыслы,» но чем занимался – не знаю. Многие односельчане были фуражечниками – шили фуражки и меховые шапки. Мой крестный – дядя Федя Каргин – шапочник. У деда в деревне Фефелово, Сусанинского уезда Костромской губернии был хороший дом, потом его переделали в небольшую избушку для тети Мани, маминой сестры. Д.Ф. Фадеев умер в деревне, в начале 20-х годов.
Свою родную мать, мою бабушку, моя мама не помнила. Умерла от «легочной простуды», когда дочери было три года. Воспитывалась у бабушки в деревне Горшково Костромской губернии. О более ранней родословной дошли лишь эпизоды. Прабабушка мыла шерсть на барском пруду. Дело было в деревне Фефелово. И утопила в глубоком пруду свою шерсть. Боясь наказания, она была крепостная, решила утопиться. Спасли соседи. Очевидно, это было в 50-е годы XIX века. Еще один эпизод. Мамин отец рассказывал, как во время беспорядков в 1905 пошел к Казанскому собору и был отхлестан казаками.
О родителях – моя мать: Екатерина Дмитриевна Фадеева / в замужестве Быстрова / родилась в 1892 году, в Петербурге. Помню, как мама много раз вспоминала бабушку, у которой воспитывалась, жалела ее в деревне, училась всего полгода. Едва научилась писать, взяли из школы, хотя учительница говорила о хороших способностях, и очень жалела, что девочку взяли из школы. В 14 лет уехала в Петербург к отцу, в учение. Ее готовили в портнихи, юбки шить. Бабушка дала ей в дорогу 3 рубля. Это было в 1905 году. Наверное, это были не малые деньги, ведь пирожные стоили, по словам мамы, 1,5, 2 копейки. Мама часто рассказывала, как она сберегала эти 3 рубля и в один из приездов в деревню возвратила их бабушке. 1913 год. Трехсотлетие дома Романовых. На Невском, через который мама проходила, неся заказчикам юбки, видела впервые воздушный шар. Запомнилась иллюминация на Аничковом мосту, к 300-летию дома Романовых.
У мамы была сестра, Мария Дмитриевна, тетя Маня, как мы ее звали. Добрая, простая, но очень недалекого ума. Отчего стала глуповатой – не знаю. Последние годы жила в Петербурге, в домработницах. Часто по воскресеньям приезжала к нам, на Охту, и дарила мне один рубль. Умерла в 1941 году, в блокаду. Могилы нет. Наверное, на Пискаревке. У мамы были еще родные / тетя Пелагия с большой семьей. Она умерла в блокаду. Два ее сына погибли на фронте.
Я уже написала о маме в ее детстве, с ее слов. Но нет же ничего, нет о ней, моей маме в моей жизни... Я ее очень любила и люблю. В детстве без мамы я – никуда. Не надо ни детской комнаты (так в начале 30-х годов назывался детский сад), ни лагеря, никаких расставаний. Хотя в пионерском лагере лет в тринадцать я была и осталась довольна. В семье я – младшая, разница между мной и сестрой Валей и братом Павликом соответственно 8 и 11 лет. Мы почти никогда не ссорились и меня по-своему баловали и любили.
Мама деятельна, добра и отзывчива; во всем и всех старалась найти хорошие качества. Училась она всего полгода, но её внутренняя интеллигентность проявлялась в умении различать истинно красивое, естественное, доброе и воплощать это в себе.
Мама неплохо пела. Её негромкий голос был сокровенен и точен. В предшкольном детстве я много была с мамой дома. Она ________ нас, особенно девочек и, работая, пела. От неё я узнала и прониклась душевностью к таким песням как: «Амурские волны», «По диким степям Забайкалья», «Вечерний звон». Помню слова «плачет отец, плачет жена молодая, плачет вся Русь, как один человек свой рок и судьбу проклиная»... На городской манер пела она и народные песни «По Дону гуляет казак молодой». Сказки мне почти не рассказывала, наверное, не знала. Их я чаще слышала от Вали.
В аспирантские годы; в начале 50-х годов, мы были с ней в Сочи (исполнилось мое желание показать маме море). Она страдала от некоторых моих личных неудач. Прости меня за это, мама.
Мама была верным друга Андрея и Мити. Андрюша рассказывал, как возвращаясь из школы, иногда с какими-то горестями и расстройствами, бабушка открывала дверь и, не о чем не расспрашивая, говорила: «Иди-ка сюда поесть, сегодня щи вкусные и котлеты» И как-то Душа успокаивалась.
Мама очень часто «отпускала» нас с Пашей в гости или в театр, оставалась с ребятами дома или на даче. Правда с двухлетнего возраста Андрея, а позже и с двухлетнего возраста Мити у нас были няньки – помощницы из деревни Рая и Нина, или приходящие няни.
В 68 лет мама начала болеть. Сначала хронический бронхит, а потом астма... Но мы летом чаще всего были вместе. Были с нею на Украине, Анапе, два года в Черноморке под Одессой, в Прибалтике (Зарасае, Пабраде). Мои друзья её воспринимали как добрую и благожелательную хозяйку, уважали её... всегда интересовались ею, моей милой Екатериной Дмитриевной.
Умерла она во сне 3 октября 1978 года.
Мой отец, Павел Иванович Быстров, 1884 года рождения, родом из Костромской губернии, Углического уезда. Отчества моего деда никто из родных не знает. У папы было четыре брата: Яков, Степан, Александр??. Долгую дружбу сохранили мы с семьей Степана Ивановича.
Папа – хороший слесарь, потом мастер. Бывал и работал в Хельсинки -в Гельсингфорсе (как он называл). Мама – его вторая жена. Сына своего Виктора забрал от жены, и Виктор вплоть до женитьбы воспитывался в нашей семье и очень меня любил, даже брал на свидания со своими девушками, водил в цирк. Папа участвовал в двух войнах, в 1905-1906 и 1914-1916 годах. Отозван как специалист, работающий на военном предприятии. Очень коротко говорил о Маньчжурии, где воевал, о быте китайцев. На металлическом заводе отец проработал всю жизнь. Перерыв в эвакуации с 1942 по 1945 гг.
Как же обидно, что мало знаю об участии папы в войне 1905 года. Взят ли был на фронт русско-японской войны из деревни, а потом остался в Петербурге, или был взят из Петербурга? Не знаю.
Он умер в ночь с 30 на 31 июля 1946 года, от рака легких. Это первая смерть, которую я видела воочию…
Большая комната в охтенской квартире. Ночь. Папа задыхается. Мама попросила, или я сама так решила, сбегать в аптеку, оттуда позвонить и попросить на помощь врача. Через некоторое время пришел пешком врач из Георгиевской больницы. Взял ампулу морфия, попросил меня её подержать и ввел. Через некоторое время стало тихо. Часов в шесть утра тетя Валя Шаробанова, соседка, которую мама позвала, обмыли его вместе, надели всё чистое, серый костюм. Папину одежду я унесла и закопала на пустыре. Похоронены в одной могиле на Охтенском кладбище, вместе с мамой.
И, все-таки, каким был мой папа? Его характер, мироощущение, взаимоотношение с людьми, в семье?
Образование имел 3 класса церковно-приходской школы. Читать любил, но не классику, «а про историю, про войну». Он, очевидно, был весьма способный человек. До революции таких рабочих называли «рабочей аристократией». На дореволюционных карточках, он в модном пальто, в шляпе, с тросточкой, всегда при галстуке, ботинки, модные, до блеска начищенные.
О его способностях можно судить по тому, что он недостаточно образованный был назначен мастером ответственного участка 4 цеха Металлического завода, выпускающего секретную военную продукцию. Помню, как он рассказывал о сдаче какого-то объекта, приехал Ворошилов, папа должен был продемонстрировать пуск оборудования. Папа говорил: «И волосы у меня на голове зашевелились, когда шла эта проверка.» Но все было хорошо. Папу, кажется, премировали.
В партию большевиков (ВКПБ) вступил в 1927 г. по какому-то очередному призыву. О его политических взглядах говорить не могу –я была слишком мала. Но он всегда гордился тем, что он большевик. Почему то выделял из "сильных мира сего" был и Рыкова и Тухачевского. У нас диваном висела массовая фотография с Рыковым и Бухариным. Потом, в 30е годы ее сняли. Портретов Ленина и Сталина у нас не было. Выпить он любил, иногда через край. Тогда доставалось маме, ни за что, а просто по пьянке. Из-за этого недостатка он в 30-ые годы и пострадал.
Выпил излишне и потерял документы, а главное партийный билет ВКПБ. В доме было почти горе, когда он это сказал. Где мы только с Павликом этот билет не искали – и в пивнушке, и на дворе, и на «пляже». Дали ему строгий выговор, но в партии оставили.
Как всякий русский он был человек с широкой душой. Не жадный, любил «шикануть». Например, приехал раз за мной на Петроградскую (я там гостила у Шуры) на такси М-1, чтобы нас с Шурой покатать где-то в Парголове. На «серебряную» свадьбу на Охте в 1939 году собрали человек на 20. Как рано он ушел из жизни, не узнав все особенности 20 и 21 веков. Жили мы небогато, иногда до получки приходилось занимать. Но его главное устремление было – дети должны получить высшее образование. Виктор не захотел учиться после 6 класса. Валентина поступила в Плановый институт на заочное, но после женитьбы бросила учебу. Павлика хотел видеть инженером, но никогда не настаивал на выборе профессии. Когда я уезжала поступать в Ленинградский Университет (во время эвакуации он был в Саратове) он мой выбор одобрил, только хотел, чтобы я ним пожила еще годик, до окончания войны. Но все сложилось по-другому. О чем я еще напишу.
О родословной своего мужа, Паши, знаю мало.
Отец – крестьянин Псковской губернии, Бежецкого уезда, деревни Алексино. Имел четырех сыновей: Михаила, Ивана, Василия, Павла и двух дочерей – Марию и Наталию.
По разному складывалась у них жизнь. Пожалуй, тяжелее всех у Наталии и Марии Дмитриевны. У Наталии погиб муж во время ВОВ, - дочь Инна с двадцатилетнего возраста – шизофреничка, а сама Н.Д. страдала от инфекционного полиартрита. У Марии Дмитриевны муж пострадал от репрессий, был оправдан через полтора года, умер во время оккупации фашистами Псковщины. Сын Олег потерял глаз во время войны от разорвавшегося патрона, ему было 13 или 14 лет. Но самое страшное – стал алкоголиком, уже здесь, в Александровке, умер тридцати трех лет от туберкулеза. Мария Дмитриевна умерла в 1976 году от рака, оставив Павлу завещание на дачу.
После окончания гражданской войны семья была наделена землей на каждого «едока», в том числе и на еще народившегося Пашу. И пятеро здоровых мужиков подняли большой участок земли, имели двух коров, обзавелись двумя лошадьми и небольшим стадом овец.
Но…в конце тридцатых годов были признаны «кулаками». Наверное, повод был таков: стадо овец пасли чужие работники, возможно дети 15 лет. И эту семью стали раскулачивать, как вспоминал Павел, он сам со слезами на глазах повел двух лошадей в колхоз. Братья разъехались кто куда: Михаил и Иван в Ленинград, Василий женился на почтовой служащей и уехал в другую область, Наталия уехала в Ленинград, Мария Дмитриевна вышла замуж в другой район к учителю. Там оба учительствовали до войны. Паша, самый младший, уехал учиться к ним, а до этого прятались с матерью в овинах в сарае, чтобы их оттуда не забрали. Так вспоминал Паша
2009 год…всех, кого я перечислила, уже нет на земле. Паша, живя на даче, составлял генеалогическое «древо», почему-то думая, что слуга Пушкина, Никита, - его дальний родственник…
В 80ые годы Паша, Митя и я ездили к нему на родину. Дворину он определил лишь приблизительно. Все заросло тридцатилетними, или больше, деревьями. Деревни Алексино нет. В каком-то хуторе мы встретили и расспросили какую-то старую, неопрятную бабку – не помнит ли она Дмитрия Васильевича Козлова. Она нехотя сказала: «Помню, очень строго был к тем, кто был нанят пасти овец. Был богатый, хороший крестьянин». Мы, с грустью уехали от этого, уже не существующего «гнезда».
«Прошлое в старости совсем близко, особенно детство»
Д.С. Лихачев
Мои первые воспоминания о детстве связаны с Охтой и переездом с Охты на дачу, во Всеволожск. Далее в этой рукописи – вставной очерк об истории Охты, который мне был заказан и напечатан в межрайонной газете Красногвардейского района. Прежде чем продолжить свои воспоминания, думаю, что полезно прочитать и об истории Охты.
ОХТА И ОХТЕНЦЫ В ПРОШЛОМ
История существования и заселения Охты (одного из больших частей Красногвардейского района) неразрывно связана с историей России, историей Петербурга, его строительством и развитием.
Местоположение, на котором возникло Охтенское[1] поселение, да и окрестности Невы были еще в XVII веке предметом разбора и борьбы между шведами и новгородцами. Верховья Невы и юго-западные берега Ладожского озера имели для тех и других важное значение. Владение этими землями давало возможность владеть участками земли по пути «из варяг в греки», находившимся под неустанным контролем Великого Новгорода.
Невская битва 15 июля 1240 года под руководительством новгородского князя Александра Ярославовича, окончившаяся разгромом шведов, разрешила этот спор в пользу новгородцев. Александр Ярославович был ранен, проявил мужество в этой битве и был с тех пор поименован Невским. Но долго удержать эти земли русские не смогли. После неудачной Ливонской войны 1558-1583 года шведы вновь вернулись в эти края и в устье реки Большой Охты, впадающей в Неву, они возвели город Ниен или Ниенштадт (Новый город) с крепостью Ниеншанц (новое укрепление).
Только Северная война, которую вел Петр I за выход России в Балтийскому морю положила конец владычеству шведов на берегах Невы. В апреле 1703 года крепость Ниеншанц была разгромлена. Небольшая речка Охта (протяженностью 93 км) ныне забытая и малозначащая, давшая название этой местности, оглушалась громом орудий, возгласами победителей, была свидетельницей многолетней распри.
Название «Охта» по гипотезе некоторых историков происходит от ижорско-финского одноименного слова, означающего «закат, запад, конец. Река Охта является самым западным, крайним из правых притоков Невы. Другая гипотеза объясняет название «Охта» с финского «медвежья речка» / «Охало».
После разгрома Ниеншанца решено было: крепость эта не может быть сильным оборонительным укреплением «понеже оный мал, далеко от моря, и место гораздо крепко от натуры». Петр I повелел срыть остатки укреплений и старого города.
Но этим местам, в устье реки Охта предстояло выполнить другую немаловажную роль в строительстве будущей столицы России. Для дальнейшего развития кораблестроения Петр I заложил здесь Адмиралтейскую верфь. Нужны были ремесленники-плотники столяры. По приказу царя в начале 20-х годов XVIII века здесь возникло Охтенское поселение, в котором вновь построенные дома «отдать безденежно вольным плотникам», «податей с них никаких не имать». К марту 1721 года было уже построено 216 домов на берегах Невы и Охты. Сюда же переселены были вольнонаемные или выкупленные крестьяне Архангельской, Волгоградской, Олонецкой, а позже Костромской и Ярославской губерний.
Так возникла в 1721-1723 гг. Охтенская слобода. Большая и Малая охтенская слобода разделялись речками того же названия. Плотники и столяры, жившие здесь и называвшиеся «государевыми» или «вольными» были в более привилегированном положении, чем другой работный люд Петербурга. Однако «государевы» плотники только вначале получали более высокую плату за свой труд. После смерти Петра I царский указ был нарушен. Для работы на верфях выводили всех трудоспособных (вместо 150 по распоряжению царя), плата им была снижена. Переселенцы еще при Петре I были наделены огородами и выгонами для скота. Наряду с корабельными работами развивалось и сельское хозяйство.
В 1828 году охтенские поселения стали административной частью Петербурга. Строящемуся Петербургу нужны были ремесленники разного профиля, да и прокормить семью было непросто. Так появились из сословия плотников столяры, резчики по дереву, работники, делавшие мебель, домашнюю утварь.
В одном из путеводителей по Петербургу 40-х годов XIX века сообщалось: «Охта вся почти заселена крестьянами, домашний быт которых не имеет, однако же, сходства с обыкновенными крестьянами. Столярное мастерство и продажа молока, доставляя охтенским поселениям довольно хорошие выгоды, сближают их со столицей. Ежедневно на каждом перекрестке вы непременно встретите охтенку в опрятной одежде с жестяным кувшином молока или поселянина, несущего с Охты на Апраксин двор, хотя не очень прочную, зато дешевую и красиво отделанную мебель».
И неслучайно чаще всего вспоминается, когда говорим об Охте, пушкинская фраза в «Евгении Онегине»:
«С кувшином охтенка спешит
Под ней снег утренний хрустит».
Охтенское поселение еще и в XIX веке жило обособленной от Петербурга жизнью. Перебираться на другой берег Невы было непросто. Мостов через Неву в этой части города не существовало. Сообщение производилось через перевоз летом и пешей тропой зимою, находящийся позади Кикиных палат на той стороне Невы. Это архитектурное сооружение построено в 1714 году на Шпалерной по имени петровского вельможи Александра Кикина, в котором до середины XVIII века находилась императорская кунсткамера и библиотека. Кикины палаты были видны с Охтенской слободы. По свидетельству очевидцев этот перевоз сохранился еще и в начале ХХ века.
Каков же быт охтенцев? Как они выглядели в праздники и будни? Трудовой день начинался рано. Чаще всего у верстака. После увольнения охтенских поселян из Адмиралтейского ведомства появились на Охте многочисленные кустарные мастерские по изготовлению домашней утвари, мебели и пр. Рабочих предприятий в XIX веке было немного. Охтенка, поднявшись раньше других, спешит на «Горушку», где был рынок и где осуществлялись телесные наказания. Отсюда, название бывшей Горушечной улицы[2]. Охтенка покупает молочные продукты, привозимые крестьянами, да и свои, затем разносит их по заказчикам.
Первое учебное заведение на Охте – Охтенское приходское училище, открытое в 1829 г. В эти же годы было два частных, в 1861 году открылась охтенская воскресная бесплатная школа.
В праздничные дни молодежь большими компаниями отправлялась кататься на лодках по речкам Охте и Оккервиль, на берегу устраивались танцы. Любимым местом для охтенской молодежи был парк графа Безбородко около знаменитых, открытых еще при Петре I, полюстровских минеральных вод. Здесь и в XIX веке существовал курзал с музыкой, танцами, увеселением. Парк был еще и в 30-ые годы нашего века. Зимой устраивались так называемые «бои» на льду Невы. По праздникам, только окрепнет лед, тысячи зрителей следят за ходом боя. Противники: охтяне и жители городского берега. Победителями были те, кому удавалось прогнать противников с берегов Невы и подняться на противоположный берег. Впоследствии эти бои были запрещены администрацией. В масляную неделю по Большеохтинскому и Малоохтинскому проспектам – традиционные катания на вейках, тройках, одиночках. Общепринятыми и распространенными во все времена дореволюционной Охты был церковный приходской праздник Духов день, который отмечался на кладбищах.
Быт и занятия охтенцев сохранились в названиях улиц. Наиболее влиятельных и уважаемых мастеровых охтенцы выбирали старостами. Их фамилии дали названия охтенским улицам: Абросимова, Гусева, Панфилова, Миронова, Тарасова, Конторская (на ней стояла контора управления охтенскими плотниками).
Названия сохранились до сих пор. Планировка улиц шла параллельно берегу Невы на юг, вглубь Охты. На Малой Охте названия чаще всего отражали местоположение и состояние этих улиц: Глухая, Пустая, Проходная.
Благоустроена Охта была крайне плохо. Деревянные, частенько одноэтажные домишки, огороды, сараи. За сто лет существования Охта не имела ни мостовой, ни тротуаров. Только четыре улицы: Большеохтенский, Малохтенский, и Комаровский проспекты и Георгиевская улица были вымощены булыжником.
Представленный вашему вниманию материал содержит лишь некоторые штрихи и черты прошлого района, в котором вы живете или работаете. В последующих публикациях мы продолжим этот разговор.
Продолжаю, прерванное документальным очерком об Охте. В начале 1926 года мы еще жили на Горушечной улице. Позже там поселились дядя Шура с семьей.
Мама, вспоминая жизнь на Горушечной, рассказала о трагическом случае в нашей семье, как коснулись «осколки» гражданской войны на подростках 20-х годов.
Мой старший брат Виктор со своим другом Толей нашли небольшой снаряд, наверное, какой-то особый патрон, принесли в нашу квартиру, зажали в кухне в ручном папином станочке патрон и стали его распиливать, чтобы вытащить порох. Раздался громкий взрыв, дым. Виктор был легко ранен в живот, Толя в плечо. Приехала скорая помощь, оказали медицинские услуги, и врач сказал: «Вам повезло, станочек спас».
Папа в это время был в ближней командировке, на форту «Серая лошадь» и прочитал об этом происшествии в газете. Сразу приехал домой. Как это все перекликается с послевоенным временем, даже в шестидесятые годы, когда мы были свидетелями взорвавшейся мины напротив нашего дома на Вокзальной улицы. Ранен был в ногу проходящий мальчик.
Мама активно начала искать возможность переехать в другую квартиру, купив новую, тогда, как и теперь, это разрешалось государством.
Квартира была уже на Большеохтенском, куда мы переехали с Горушечной в 1926 году. Мама нашла её и купила у Зайцевых. У них утонула в Неве дочь Варя, они запили, и были вынуждены продать квартиру. Это были очень хорошие люди, но третью комнату освободить не удалось и в тридцатые годы её отдали кому-то из очереди. Жилец-инвалид согласился поменяться с Марусей, женой Виктора, которая жила на 8-ой Советской в 20- комнатной коммунальной квартире. Там, в 30-е годы в общей кухне стояло много примусов. Примус горит с шумом: создавалось впечатление ровно гудящей машины. Все двадцать комнат были с паркетными полами и паровым отоплением. Долгое время этот дом назывался «полежавским».
И вот снова моя Охта. Как будто сейчас, была там, на Охте, в квартире №3, дом 68. Ныне этот дом уничтожен. Вижу обстановку квартиры. Нашими были две комнаты: большая 22 метра и проходная 0 12 м. В большой комнате спали мы, дети: Валя, Павлик и я. В проходной – родители. Окна выходили на Неву, напротив Смольного собора. Пол паркетный, никелированная кровать родителей. В изголовье маленький буфет, поставленный поперек комнаты: там – мука, масло, сахар и пр... Небольшой стол, за которым завтракали, обедали и пр. в будни. У окна комод. Все это пропало или сожгли в войну соседи.
Ни одной строчки я еще не рассказала о семье моего другого дяди, Александра Ивановича Быстрова. Семья его состояла из восьми человек: Валентин, окончивший ГВФ и ставший крупным специалистом в области самолетостроения, старшая сестра Катя, средняя сестра Тамара и две школьницы Рая и Зина. Они жили на Горушечной улице (название шло еще с 18 века) в двухкомнатной квартире, в маленьком деревянном доме на первом этаже. Дети женского рода спали в маленькой проходной, мужчины и родители в большой. Теснота страшная. Кухня топилась каждый день, для приготовления обеда и корма для свиньи, которую тетя Лиза выкармливала много лет и это было большое подспорье. После того как ее украли и нашли уже зарезанную - новых больше не заводила. Мы зимой приезжали к ним на больших санях, катались по дороге, потом пили чай и играли в карты. Самым близким человеком в этой семье была Рая. Мы с ней много бродили по улицам, пробовали красить губы,бродя по Большеохтенскому, главное,каждое воскресенье или каждый выходной шестидневки ходили в кинотеатр «Рабочий», делясь потом впечатлениями о фильмах. В один день, в конце февраля 1942 года отправились в эвакуацию от Металлического завода. После войны в шестидесятые и семидесятые годы я ездила в командировку в Казань, где уже в эти годы жили Валентин с семьей,Тамара и Рая. Рая умерла от воспаления легких в 80-м году. Валентин тоже скончался в Казани, а два его сына закончили Военно-медицинскую академию и Володя стал врачом по специальности «космонавтика». Очень хочется со всеми ними встретится.
Родители мои, папа и мама старались каждое лето нас, детей,Павлика и меня,куда-то
увозить. Кстати, Павлика, моего брата, за отличную учебу, активность и пр. посылали в тридцатые годы бесплатно в Артек и в путешествие по Волге. Из Артека, кроме рассказов о море,хотел привести лавровый лист,но забыл в Гурзуфе.
Особенно теплыми, окрасившими мою жизнь добротой, светом,любовью к природе, дружбою на всю жизнь с Шурочкой, моей двоюродной сестрой, остались воспоминания о даче на Всеволожской, где я жила лет до шести.
Дача принадлежала моему дяде, Степану Ивановичу Быстрову. Начал строить в 1914 году, в год женитьбы моих родителей, они были на закладке, и продана была в 1933 или 1934 году.
Смутно видится станция Ириновской железной дороги, т. е. Финляндской, которая находилась в конце Панфиловской улицы. Лучше всего помню,наверное, когда мне было года три, как нас увозил на лошади, запряженной в телегу, финн Юрро, сосед или помощник дяди Степы.
Большое «круглое «озеро в двух километрах от нас, банька за домом, крутой спуск, где росли маслята, через дорогу небольшое болотце. Там мы с Шурой находили сыроежки. В выходные дни, когда приезжали все взрослые, организовывали стол на улице, ставили самовар, пили чай. До сих пор, и Слава Богу, что двоюродные сестры живы, когда собираемся вместе, поем те песни, что пели в начале тридцатых годов на даче: «Сидел рыбак веселый на берегу крутом», «И в гавани, в далеком плавании», городской романс «Не слышно шуму городского»: «Славное море, священный Байкал», и другие,
Сегодня 21 сентября 2001 года…. Утро, солнце, золотая осень. Волнами нахлынули воспоминания. Детство,деревня. После того как дядя Степа продал свою дачу, очевидно боялся «чистки», потому что простому мастеру могли предъявить иск или что-то другое. Но ведь она была построена в 1914 году.
Как я воспринимала деревню тридцатых годов? Стараюсь передать только факты. Перечево. 20 домов, крытых соломой. Один дом –единоличников, покрыт железом. От города Буя-40 км. Там жили мамины родственники, очевидно троюродные сестры. Поселились у самой бедной тетки Пелагеи. У нее две дочери моего возраста.
Все очень бедные. В школу ходили за пять километров Деревня у самого леса. Много грибов и малины. Колхозники ходили на лен, косили траву и овес. Пшеницу сеяли мало. Поросенок в редкость.В каждом доме - корова, Еда- самая простая, но сытная. Утром почти всегда каша на молоке или запеченная на молоке картошка, хлеб, иногда яичница. Сливочного масла в простые дни не было. Хорошо помню как, живя в Перечеве, мы меняли привезенные нитки, спички и прочие мелкие предметы на куриные яйца. Наверное, эти товары было не достать, Ведь город да и сельпо далеко.
В деревне Перечево соблюдались религиозные праздники. Главный для этой деревни Успеньев день, в конце августа. Было принято приглашать родственников или друзей из соседних деревень. Часто гулянки заканчивались потасовкой или серьезной дракой. Другая деревня - Фефелово,откуда мамин отец, Дмитрий Фадеевич. Фефелово –более богатая деревня, 70 домов. Ее даже называли сельцо. Кроме главной улицы были боковые со смешными названиями. Например, Куличики. Посреди деревни- часовенка, превращенная в те времена в магазин, где продавались самые необходимые продуктовые товары и скобяные изделия. Хлеб, в основном,пекли сами хозяева в русской печке на два –три дня. Престольный праздник – Ильин день, 2августа. Заранее готовили праздничное угощение: холодец, сыры, изготовленные самими, различного рода пироги. Бражка, квас и куленное…. Конечно, достаток у колхозников был разный. В деревне была начальная, четырехгодичная школа. Мы в этой деревне гостили в 1936 и 1938 годах. Жили у соседей дедова дома, Лебедевых. Хозяина звали дядя Сергей, его жену Катя. Ее было лет шестьдесят, а поезда так и не видела. У них было пятеро детей: два сына и три дочери. С младшей, Фаиной я дружила и мы переписывались еще в 90-ые годы. Судьба детей: Коля погиб на фронте,Cаша переехал в Иваново, Паня и старшая сестра- в Кострому. Младшая в 70-ые годы осталась в деревне, с инвалидом мужем, пьющим сыном и … давно уже от них нет никаких вестей. Еще в 70,80-ые годы из 70 домов – осталось 7.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |