Лавка древностей1.0 — создание fb2 Vitmaier 27 страница

— Верно, — согласился мистер Свивеллер, с чрезвычайно серьезным видом принимаясь за еду. — Таких больше нет. Салли Б. — это сфинкс во всем, что касается личной жизни.

— Вы не в духе, — продолжал Квилп, пододвигая себе стул. — Что же все-таки случилось?

— Юриспруденция мне не по нутру, — ответил Дик. — Сухая материя, и к тому же требует слишком строгого уединения. Думаю, не пора ли удирать.

— Ну-ну-ну! — воскликнул карлик. — Куда это вы удерете, Дик?

— Сам еще не знаю, — ответил мистер Свивеллер. — Вероятно, по направлению к Хайгету. Может быть, колокола прозвонят мне: «Вернись, вернись, Свивеллер, лорд-мэр Лондона!» Виттингтона ведь тоже звали Дик. Жаль только, что кошки уж очень расплодились.[70]

Квилп смотрел на своего собеседника, комически подняв брови, и терпеливо ждал дальнейших объяснений, но мистер Свивеллер, по-видимому, не спешил вдаваться в них. Он не проронил больше ни слова, пока не съел всего обеда, потом отодвинул тарелку, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и устремил сокрушенный взгляд на очаг, где сами по себе дымились сигарные окурки, распространяя вокруг приятное благоухание.

— Не хотите ли отведать пирога? — спросил Дик, поворачиваясь, наконец, к карлику. — Сделайте одолжение, тем более что он вашей стряпни.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился Квилп. Вместо ответа мистер Свивеллер вынул из кармана маленький, сильно просаленный сверток, медленно развернул его и показал Квилпу кусок пирога с изюмом и с сахарной глазурью дюйма в полтора толщиной — на вид совершенно несъедобный.

— Как по-вашему, что это такое? — спросил мистер Свивеллер.

— Похоже на свадебный пирог, — ответил карлик, ухмыляясь во весь рот.

— А с чьей свадьбы? — продолжал мистер Свивеллер, с ужасающим спокойствием потирая пирогом кончик носа. — Чей это пирог?

— Неужели?..

— Да, — сказал Дик. — Тот самый. Можете не произносить это имя вслух. Такого имени больше не существует. Теперь она зовется Чеггс, Софи Чеггс. Мною страсти не играли, я не знал тоски, печали, но узнавши Чеггс Софию, я склонил смиренно выю.[71]

Приспособив экспромтом популярную песенку к печальным обстоятельствам своей жизни и таким образом отведя душу, мистер Свивеллер снова завернул кусок пирога в бумагу, сплющил его между ладонями, сунул ближе к сердцу, застегнул куртку на все пуговицы и скрестил руки на груди.

— Надеюсь, вы теперь довольны, сэр? — сказал он. — Надеюсь, Фред тоже останется доволен. Вы подстроили это вдвоем, и теперь вам остается только радоваться. Так вот какое торжество мне было уготовано! Это похоже на одну фигуру старинного танца, в которой каждой даме полагается по два кавалера — один танцует с ней, а другой поспевает сзади вприскочку. Впрочем, против судьбы не пойдешь, тем более что моя — это сущая камнедробилка.

Не подав даже виду, какую радость доставило ему поражение мистера Свивеллера, Дэниел Квилп прибегнул к наивернейшему способу утешить своего друга и, позвонив, потребовал подать искрометного вина (то есть обычного его заменителя), затем быстро наполнил им стаканы и стал провозглашать тост за тостом в посрамление Чеггса и во славу беззаботной холостяцкой жизни. Тосты эти возымели немедленное действие на мистера Свивеллера, подкрепив его размышления о бесплодности борьбы с судьбой; он воспрянул духом и рассказал карлику, что кусок свадебного пирога был доставлен на улицу Бевис-Маркс двумя оставшимися при своей фамилии мисс Уэксл и что эти девицы с торжествующим хихиканьем вручили его служанке в дверях конторы, попросив передать кому следует.

— Ха! — усмехнулся Квилп. — Скоро настанет наш черед хихикать. Да, кстати… Вы упомянули о молодом Тренте. Где он сейчас?

Мистер Свивеллер сообщил карлику, что его почтенный друг недавно занял весьма ответственную должность в одном разъездном игорном доме и в настоящее время вращается среди наиболее предприимчивых умов Великобритании.

— Жаль, жаль! — сказал Квилп. — Ведь я, собственно, затем и пришел к вам, чтобы разузнать о нем. У меня возникла одна мысль, Дик… Ваш друг, что живет напротив…

— Какой друг?

— Со второго этажа.

— Ну?

— Ваш друг со второго этажа, возможно, интересуется молодым Трентом?

— Нет, не интересуется, — ответил мистер Свивеллер, покачивая головой.

— Не интересуется? А почему? Только потому, что не видал его в глаза. Но если их свести, может быть Фред угодит ему не хуже маленькой Нелл и ее деда. Может быть, это принесет счастье вашему другу, а заодно и вам самим, а?

— Да, собственно говоря, — сказал мистер Свивеллер, — они уже успели повидаться.

— Как! — воскликнул карлик, подозрительно глядя на своего собеседника. — С чьей же помощью?

— С моей помощью, — ответил Дик несколько сконфуженным тоном. — Разве я вам не говорил об этом, когда вы заходили в контору в последний раз?

— Нет, не говорили, чего зря прикидываться, — отрезал карлик.

— Вы, кажется, правы, — сказал Дик. — Да, теперь вспоминаю, не говорил. Так вот, я их в тот самый день и свел, по просьбе Фреда.

— И что из этого получилось?

— Да знаете ли, вместо того чтобы разразиться слезами, прижать Фреда к груди и сказать ему: я твой дедушка или я твоя переодетая бабушка (к чему мы были вполне готовы), мои друг, как только узнал, кто такой Фред, пришел в страшную ярость, начал обзывать его последними словами, упрекать, будто бы он больше всех виноват в том, что старик и Нелли впали в нищету, даже не предложил нам выпить и… и, можно сказать, выставил нас за дверь.

— Странно, — в раздумье проговорил карлик.

— Мы тоже нашли это несколько странным, — невозмутимым тоном подтвердил Дик, — но что было, то было.

Совершенно сбитый с толку этим рассказом, Квилп насупился и долго молчал, то и дело поднимая глаза на мистера Свивеллера и внимательно изучая его физиономию. Но так как на ней нельзя было прочитать ничего нового, ничего такого, что помогло бы уличить мистера Свивеллера во лжи, и так как сей джентльмен, предоставленный самому себе, начал испускать тяжкие вздохи и окончательно раскисать все из-за той же миссис Чеггс, карлик вскоре поднялся и ушел, оставив обездоленного Дика наедине с его печальными размышлениями.

— Значит, они уже успели познакомиться, — говорил Квилп, шагая по улице. — Мой друг обскакал меня. Правда, это ни к чему не привело и, следовательно, особого значения не имеет, если не ставить ему в вину злостных намерений. Как я рад, что он лишился своей дамы сердца! Ха-ха-ха! Но отпускать этого болвана из конторы нельзя. Здесь он всегда у меня под рукой, а кроме того, где я найду лучшего доносчика на Брасса — доносчика, который, сам того не подозревая, спьяну выбалтывает мне все, что видит и слышит у них. Вы чрезвычайно полезная личность, Дик, и дешево обходитесь — выставишь вам кое-когда скромное угощение, тем дело и ограничивается. Я еще не решил окончательно, но, может быть, мне имеет смысл сообщить этому джентльмену о ваших расчетах на Нелли и таким образом втереться к нему в доверие. Там будет видно, а пока, с вашего разрешения, мы останемся самыми лучшими друзьями.

Раздумывая обо всем этом и скаля по привычке зубы, мистер Квилп снова переехал Темзу и уединился в своем холостяцком особняке, который показался бы людям более привередливым не совсем уютным, по той простой причине, что недавно поставленная в нем печка гнала весь дым не наружу, а внутрь помещения. Однако эта неприятность не только не отвратила карлика от его нового жилья, но даже пришлась ему по душе. Он съел роскошный обед, принесенный из кухмистерской, раскурил трубку и запыхтел ею наперегонки с печной трубой, так что через некоторое время в конторе совсем ничего не стало видно, кроме его воспаленных красных глаз да изредка головы, когда он, трясясь от судорожного кашля, немного разгонял вокруг себя густые космы дыма. В этой удушливой атмосфере, оказавшейся бы смертельной для всякого другого живого существа, мистер Квилп прекрасно провел вечер, не оставляя без внимания трубки и фляги и время от времени развлекаясь протяжным воем, что сходило у него за пение, но не имело ничего общего ни с одним из творений человека в области музыки инструментальной и вокальной. Так он забавлялся почти до полуночи, а потом, чрезвычайно довольный собой, улегся в гамак.

Первое, что коснулось слуха карлика утром, когда он только-только открыл глаза и, увидев себя так близко от потолка, вообразил спросонья, будто его превратили за ночь не то в муху, не то в жужелицу, — были звуки приглушенных рыданий и всхлипываний. Осторожно заглянув вниз и увидев миссис Квилп, он несколько минут молча смотрел на нее и вдруг крикнул, да так громко, что она подскочила на месте со страху: — Ау-у!

— О Квилп! — воскликнула несчастная женщина, глянув вверх. — Как вы меня испугали!

— А я нарочно! У-у, беспутница! — рявкнул карлик. — Что вам здесь надо? Ведь я утонул!

— Квилп, прошу вас, умоляю, вернитесь домой! — сквозь слезы проговорила она. — Больше это никогда не повторится. И в конце концов ведь мы беспокоились! Потому все так и вышло.

— Вы беспокоились? — с усмешкой повторил карлик. — Конечно, беспокоились… как бы я не остался в живых. Нет! Я вернусь домой, когда мне заблагорассудится. Захочу — останусь, захочу — опять уйду. Я буду эдаким блуждающим огоньком — то здесь, то там, и вечно буду плясать вокруг вас, появляться в самые неожиданные минуты, так, чтобы вы жили в постоянном страхе и волнении. Ну, уберетесь вы отсюда или нет?

Миссис Квилп с безмолвной мольбой протянула к нему руки.

— Нет и нет! — крикнул карлик. — И еще раз нет! А если вы посмеете ходить сюда без зова, я наставлю здесь капканов, я заведу цепных собак, которые будут рычать и кусаться, заведу самопалы с секретом, которые откроют пальбу, как только вы наступите на проволоку, и разнесут вас в мелкие куски! Убирайтесь отсюда вон!

— Простите меня! Вернитесь домой! — горячо воскликнула его жена.

— Не-ет! — взревел Квилп. — Я вернусь, когда найду нужным, и буду уходить и приходить, не спрашивая у вас позволения. Вон там дверь — видите? Убирайтесь отсюда!

Мистер Квилп отдал это приказание таким повелительным тоном и сопроводил свои слова таким резким взмахом руки, явно свидетельствующим о его намерении выпрыгнуть из гамака и — как есть, в ночном колпаке гнать жену по улицам до самого дома, что она стрелой вылетела из конторы. Вытянув шею, карлик до тех пор провожал ее глазами, пока она не выбежала со двора, а потом, весьма довольный тем, что ему лишний раз удалось утвердить свою волю и отстоять свой замок, разразился громовым хохотом и снова улегся спать.

Глава LI

Великодушный и ласковый хозяин холостяцкого особняка спал долго, услаждаемый во сне дождем, слякотью, сыростью, туманом и крысиной возней, а проснувшись, вылез из гамака с помощью своего лакея Тома Скотта, велел ему приготовить завтрак и стал одеваться. Когда же туалет его был закончен и завтрак съеден, он снова отправился на улицу Бевис-Маркс.

На этот раз мистер Квилп собирался нанести визит не мистеру Свивеллеру, а его патрону и другу, мистеру Самсону Брассу. Однако в конторе не оказалось ни этих джентльменов, ни столпа и светоча юриспруденции мисс Салли, тоже отлучившейся куда-то со своего поста. Об их одновременном отсутствии посетителей оповещала засунутая за ручку дверного колокольчика записка мистера Свивеллера, которая, не сообщая читателям никаких сведений о том, когда ее здесь оставили, содержала в себе лишь несколько туманное и неопределенное уведомление, что этот джентльмен «вернется через час».

— Служанка-то все-таки должна быть дома, — сказал карлик и постучался. — Мне этого вполне достаточно.

После довольно долгого ожидания дверь приотворилась и из-за нее послышался чей-то слабенький голосок: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?

— Э-э? — недоуменно протянул Квилп, глядя на маленькую служанку сверху вниз — угол зрения для него, карлика, совершенно необычный.

Но девочка твердила одно и то же, как и в первую свою встречу с мистером Свивеллером: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?

— Я напишу письмо, — сказал карлик и, оттолкнув ее, прошел в контору. — Передай его хозяину сразу, как только он вернется, слышишь? — И мистер Квилп вскарабкался на высокую табуретку, а маленькая служанка, наученная, как вести себя в подобных случаях, уставилась на него во все глаза, готовясь, если он вздумает прикарманить хотя бы одну облатку, выбежать на улицу и позвать полицию.

Складывая свое послание (написать которое ему было недолго, по причине его краткости), мистер Квилп поймал на себе взгляд маленькой служанки. Он ответил ей взглядом долгим и внимательным.

— Как поживаешь? — спросил карлик, смачивая языком облатку и корча при этом страшные рожи.

Маленькая служанка, вероятно, испуганная его гримасами, только шевельнула губами, но по их беззвучному движению можно было догадаться, что она повторяет про себя заученную формулу насчет карточки или передачи на словах.

— Плохо с тобой здесь обращаются? Хозяйка, наверно, фурия? — с усмешкой спросил Квилп.

Услышав последний вопрос, маленькая служанка плотно сжала губы кружочком и часто-часто закивала, а взгляд ее, хоть и по-прежнему испуганный, стал в то же время хитрым-прехитрым.

Пленил ли мистера Квилпа этот безмолвный, но полный лукавства ответ, заинтересовало ли его по каким-нибудь другим причинам выражение лица девочки, захотелось ли ему просто из озорства смутить ее — неизвестно. Как бы то ни было, он поставил локти на стол, подпер щеки кулаками и вытаращил глаза.

— Ты откуда взялась? — спросил он после долгого молчания, поглаживая подбородок.

— Не знаю.

— Как тебя зовут?

— Никак.

— Не мели вздора, — отрезал Квилп. — Когда хозяйке что-нибудь нужно, как она тебя называет?

— Чертовкой, — ответила девочка и выпалила одним духом, точно опасаясь дальнейших расспросов: — Пожалуйста, будьте так добры, оставьте карточку, или, может, передать на словах?

Эти странные ответы, казалось, должны были бы только разжечь любопытство Квилпа. Однако он не вымолвил больше ни слова, еще задумчивее потер подбородок, нагнулся над письмом и, делая вид, будто с особой тщательностью и скрупулезностью выводит на конверте имя и фамилию адресата, украдкой бросал на маленькую служанку пытливые взгляды из-под своих лохматых бровей. Кончив этот тайный осмотр, карлик закрыл лицо ладонями и затрясся от беззвучного смеха, так что жилы у него на шее вздулись — того и гляди лопнут. Потом он надвинул шляпу на нос, чтобы скрыть от девочки свое веселое настроение и багровую физиономию, швырнул ей письмо и быстро вышел из конторы.

На улице карлик неизвестно почему прыснул со смеху, схватился за бока, снова прыснул, нагнулся к пыльной решетке подвального окна и до тех пор заглядывал вниз, стараясь еще раз увидеть девочку, пока не выбился из сил. Покинув, наконец, свой наблюдательный пост, он отправился прямым путем в «Дебри», которые находились на расстоянии ружейного выстрела от его холостяцкой обители, и велел поближе к вечеру подать в беседку чая на три персоны, так как и визит его в контору и письмо преследовали одну цель — пригласить мисс Салли Брасс вместе с Самсоном принять участие в этом пиршестве.

Погода в тот день не слишком-то располагала к чаепитию в беседке, тем более в такой, которая дошла до крайней степени ветхости и в часы отлива открывала вид на илистые береговые откосы Темзы. Тем не менее мистер Квилп заказал легкую закуску с чаем именно в этом уютном уголке и под его дырявой, протекающей крышей принял мистера Самсона и мисс Салли.

— Вы же большой любитель природы, — сказал карлик, ухмыляясь во весь рот. — Очаровательное местечко, Брасс! Не правда ли, в нем есть что-то своеобразное, нетронутое, первобытное?

— Действительно, здесь прелестно, сэр, — ответил стряпчий.

— Не жарко? — продолжал Квилп.

— Н-не очень, сэр, — сказал Брасс, лязгая зубами.

— Может, чуть сыровато? Может, вас трясет?

— Такая сырость только поднимает настроение, сэр, — отвечал Брасс. — Пустяки, сэр, сущие пустяки.

— А Салли? — спросил восхищенный карлик. — Салли здесь нравится?

— Понравится, когда она выпьет чаю, — отрезала эта твердокаменная особа. — Велите, чтобы скорей подавали, нечего зря болтать.

— Прелестная Салли! — воскликнул Квплп, открывая ей объятия. — Кроткая, очаровательная, упоительная Салли!

— Поразительный человек! — пробормотал Брасс самому себе. — Трубадур![72] Ну, как есть трубадур!

Однако эти комплименты были высказаны без должной живости и горячности, так как несчастный стряпчий, схвативший где-то простуду, успел к тому же изрядно промокнуть дорогой и теперь охотно понес бы материальные издержки, лишь бы перенестись из этой сырой конуры в теплую комнату, где можно было бы высушиться у огня. А Квилп, на этот раз не только потворствовавший своим сатанинским прихотям, но и сводивший счеты с Самсоном за его участие в тризне, неприметным свидетелем которой был он сам, с безграничным восторгом ловил всякое проявление беспокойства на лице стряпчего и получал от своей затеи такое удовольствие, какое вряд ли доставил бы ему самый пышный банкет.

Следует также отметить для более полной обрисовки характера мисс Салли Брасс, что сама она не стала бы так легко мириться с неудобствами «Дебрей» и, по всей вероятности, ушла бы оттуда без чая. Однако, догадавшись, как плохо приходится ее брату и какие он испытывает тайные муки, эта девица почувствовала мрачное удовлетворение и решила веселиться на свой собственные лад. Дождевые капли просачивались сквозь крышу и капали им на голову, но мисс Брасс без единого слова жалобы, с непоколебимым самообладанием председательствовала за чайным столом. Мистер Квилп, в буйном порыве гостеприимства забравшийся на бочку из-под пива, провозгласил «Дебри» самым прелестным и уютным уголком на всем земном шаре и, подняв стакан, выпил за их следующую пирушку в этом увеселительном заведении; мистер Брасс, в чашку которого лило прямо с крыши, тщетно бодрился, стараясь глядеть молодцом; Том Скотт вертелся в дверях беседки под дырявым зонтиком и хохотал до упаду — так его потешали муки стряпчего, а мисс Салли Брасс, не удостаивавшая вниманием дождь, орошавший ее женственный стан и нарядный туалет, торчала за столом, прямая как палка, и преспокойно созерцала страдания брата, выказывая полное равнодушие к собственным неудобствам и, видимо, намереваясь просидеть здесь всю ночь, столь высокое наслаждение доставляла ей пытка, которую Самсон претерпевал совершенно безропотно из-за своей рабской угодливости и алчности. Характеристика мисс Салли будет неполной, если мы не отметим тут же, что злорадство злорадством, а она первая разгневалась бы, если бы мистер Самсон вздумал в чем-нибудь перечить их клиенту.

В самый разгар веселья мистер Квилп вдруг услал своего подручного бесенка с каким-то поручением, потом спрыгнул с бочки и, сразу став самим собой, тронул стряпчего за рукав.

— Два слова, — сказал он, — а потом опять продолжим наш пир. Салли, обрати ко мне слух.

Мисс Салли придвинулась к нему вплотную, зная по опыту, что при переговорах с этим клиентом не следует доверяться даже воздуху.

— Есть дельце, — продолжал Квилп, переводя взгляд с брата на сестру. — Весьма деликатного свойства. Обсудите его между собой на досуге.

— Слушаю, сэр, — сказал Брасс, вынимая из кармана записную книжку и карандаш. — С вашего позволения, я сейчас же запишу все по пунктам. Редкостные документы! — добавил стряпчий, возводя очи к потолку. — Просто редкостные! Он излагает свои мысли с такой четкостью, что слушать его одно удовольствие. Я не знаю ни одного парламентского акта, равного этим документам по четкости изложения.

— На сей раз придется лишить вас этого удовольствия, — сказал Квилп, — спрячьте карандаш. Обойдемся без документов. Итак… Есть мальчишка по имени Кит.

Мисс Салли кивнула, подтверждая, что она его знает.

— Кит! — сказал мистер Самсон. — Кит! Гм! Я как будто слышал это имя, но не могу вспомнить, когда и ври каких…

— Вы медлительны, как черепаха, а тупостью перещеголяете носорога, — нетерпеливо махнув рукой, огрызнулся любезный клиент мистера Брасса.

— Вот шутник! — воскликнул угодливый стряпчий. — А какое знание естественной истории! Буффон, прямо Буффон![73] Мистер Брасс явно хотел сказать комплимент, и есть все основания предполагать, что он имел в виду естествоиспытателя Бюффона[74], да только переврал первую гласную. Как бы то ни было, Квилп не дал ему времени исправить ошибку, но, заметив ее сам, тронул, а если выражаться точнее, огрел его зонтиком по голове.

— Не будем препираться, — сказала мисс Салли, удерживая карлика за руку. — Вы поняли, что я знаю этого мальчишку, чего же вам еще надо!

— Она кого угодно за пояс заткнет! — воскликнул Квилп, похлопывая ее по спине и презрительно глядя на Самсона. — Салли, мне Кит не нравится.

— Мне тоже, — сказала мисс Брасс.

— И мне тоже, — подхватил Самсон.

— Значит, все в порядке! — воскликнул Квилп. — Половина дела уже сделана. Этот Кит принадлежит к тому сорту людей, которые называются порядочными, честными. Хитрый, пронырливый щенок, вот он кто! Ханжа! Соглядатай! Трусливая собака! Лижет руку тому, кто его ласкает и кормит, а на всех прочих скалит зубы и лает как пес!

— Какое потрясающее красноречие! — воскликнул Брасс и чихнул. — Дрожь берет слушать!

— Ближе к делу, — сказала мисс Салли. — Не тратьте лишних слов.

— Салли опять права! — согласил с Квилп, снова бросив презрительный взгляд на Самсона. — Она нас обоих за пояс заткнет! Так вот, этот наглый щенок никому не дает прохода, а пуще всех мне. Короче говоря, у меня с ним давние счеты.

— Этого достаточно, сэр, — сказал Самсон.

— Нет, этого мало, сэр! — с издевательской усмешкой перебил его Квилп. — Дайте договорить до конца. У меня с ним давние счеты, а сейчас он стал мне поперек дороги и мешает одному делу, которое может озолотить нас всех. Кроме того, этот мальчишка вообще мне не по нутру, я его ненавижу. Вот, теперь вы знаете более или менее все, а об остальном извольте догадаться. Придумайте способ, как нам разделаться с ним, и действуйте. Ну, беретесь?

— Беремся, сэр, — ответил мистер Брасс.

— Тогда по рукам, — сказал Квилп. — Салли, душенька, вашу лапку! Я полагаюсь на вас так же, как на Самсона, если не больше. А, да вот и Том Скотт с фонарем, трубками, грогом! Кутим всю ночь!

Они не обменялись больше ни словом, ни взглядом, ни хотя бы намеком на то, ради чего была устроена сегодняшняя встреча. Эта троица привыкла действовать заодно, и общность интересов, взаимная выгода связывали их такими тесными узами, что они обходились без лишних разговоров. Квилп как ни в чем не бывало вернулся к своему буйному веселью и в мгновение ока предстал перед ними прежним горластым, бесшабашным дьяволом.

Было уже десять часов вечера, когда добрая Салли выволокла из «Дебрей» своего любимого и любящего братца, который к этому времени мог двигаться, только опираясь на ее воздушную фигурку, ибо походка у него (неизвестно почему) стала далеко не твердой, а ноги то и дело подгибались, причем большей частью на ровном месте.

Умаявшись за последние дни так, что ему не помог и долгий утренний сон, карлик, не теряя времени, пробрался в свой изысканно обставленный домик и вскоре уснул в гамаке. Оставим его теперь во власти сновидений, в которых, может быть, не последнее место занимают и те двое, кого мы покинули на паперти старой церкви, и вернемся к ним, пока они тихо сидят там, поджидая своего Друга.

Глава LII

Прошло немало времени, прежде чем учитель появился у кладбищенской калитки и быстро зашагал к ним, позванивая на ходу связкой ржавых ключей. Он подошел к паперти совсем запыхавшись и в первую минуту не мог выговорить ни слова, а только показал на древние строения, которые девочка так внимательно разглядывала без него.

— Видишь вон те два старых домика? — спросил он, наконец.

— Да, — ответила Нелл. — Я почти не сводила с них глаз, пока вас не было.

— Они заинтересовали бы тебя еще больше, если бы ты знала, с какой новостью я вернусь, — сказал ее друг. Один из этих домиков будет мой.

Не добавив больше ни слова, не дав девочке ответить ему, учитель взял ее за руку и с сияющим лицом вывел за калитку.

Они остановились перед низкой дверью первого домика. Перепробовав несколько ключей, учитель, наконец, подобрал один, подходивший к огромному замку, — замок открылся со скрипом и впустил их внутрь.

Перед ними была сводчатая комната, богато изукрашенная в давние времена искусной рукой резчика и еще сохранившая следы своего былого великолепия в прекрасных линиях арок и в ажурной резьбе каменных карнизов. Растительный орнамент, который мог бы поспорить совершенством с самой природой, напоминал о том, что, сколько бы раз ни сменялась листва на деревьях за этими стенами, его не касались никакие перемены. Поддерживающие каминную доску фигуры из камня, хоть и порядком искрошившиеся, все еще хранили свой первоначальный вид — не в пример кладбищенскому праху и печально высились у пустого камина, словно живые существа, что давно пережили свой век и теперь оплакивают выдавшее им на долю медленное угасание.

В древние времена — ибо в этом древнем доме даже перемены уходили в глубокую древность — часть комнаты была отделена перегородкой, и за ней помещалось нечто вроде алькова с маленьким окном или нишей, прорубленной в глухой стене. Дубовая перегородка и две дубовые скамьи у камина, вероятно, стояли в прошлые века в монастыре или в церкви; приспособленные на скорую руку для новых нужд, они не претерпели почти никаких изменений и на них еще осталась тонкая резьба.

Открытая дверь вела в маленькую каморку или келью, свет в которую еле проникал сквозь окошко, сплошь увитое плющом; других комнат в этом доме не было. Стояла здесь и кое-какая мебель: несколько кресел с тонкими, словно иссохшими от старости ручками и ножками; стол — вернее, его жалкое подобие; огромный сундук, в котором хранился когда-то церковный архив; другие, столь же причудливые предметы домашнего обихода и запас растопки на зиму. Все это свидетельствовало о том, что не так давно здесь кто-то жил.

Девочка оглядывалась по сторонам с тем благоговейным чувством, которое охватывает нас, когда мы видим перед собой следы веков, капля за каплей канувших в океан вечности. Старик тоже вошел сюда следом за ними, и первые минуты они все трое стояли затаив дыхание, словно боясь нарушить окружающую тишину.

— Как здесь красиво! — чуть слышно проговорила девочка.

— А мне показалось, что тебе не нравится! — воскликнул учитель. — Ты вздрогнула, когда мы вошли сюда, будто испугавшись холода и мрака.

— Нет, это не так. — Нелл с легкой дрожью обвела взглядом комнату. — Я не могу вам объяснить, что со мной, но когда я смотрела на эти домики с церковной паперти, меня охватило то же чувство… Может быть, потому, что они такие старые, ветхие.

— Вот где можно спокойно жить, правда? — сказал ее друг.

— Да, да! — воскликнула девочка, взволнованно сжав руки. — Тихий, мирный уголок — такой уголок, где можно спокойно жить и спокойно ждать смерти! — Она хотела сказать что-то еще, но голос у нее дрогнул и перешел в прерывистый шепот.

— Здесь можно жить и жить, окрепнув духом и телом, — сказал учитель. — И так оно и будет, потому что этот дом ваш.

— Наш! — воскликнула девочка.

— Да, — радостно ответил учитель. — Ваш на долгие веселые годы. Я устроюсь по соседству — совсем рядом, а этот дом отдан вам.

Сообщив свои поразительные новости, учитель сел, усадил Нелли рядом с собой и стал рассказывать ей, что в этом ветхом доме долгие годы, чуть ли не до ста лет, жила старушка, которая хранила ключи от церкви, открывала ее в часы службы и водила по ней посетителей; что она умерла с месяц назад, а на ее место еще никого не нашли; что, узнав все это из беседы с кладбищенским сторожем, прикованным к постели ревматизмом, он решился намекнуть на свою спутницу этому представителю местной власти; что тот принял намек весьма благосклонно и посоветовал ему поговорить о Нелли с самим священником. Короче говоря, хлопоты его увенчались успехом, и хотя завтра Нелл с дедом еще следует сходить к священнику, можно считать, что место останется за ней, так как он хочет посмотреть на них просто для порядка.

— Жалованье, правда, небольшое, — продолжал учитель, — но в таком захолустном местечке его хватит. Мы станем складывать свои доходы и заживем на славу! Можешь в этом не сомневаться!

— Да благословит вас бог! — сквозь слезы проговорила Нелл.

— Аминь, дитя мое! — весело воскликнул ее друг. — Благословение господне будет и со мной и с вами. Господь не оставит нас и впредь, как не оставлял все те дни, когда рука его посреди стольких страданий и горестей указывала нам путь к безмятежной жизни. Но надо еще посмотреть мое жилье! Пойдемте!

Они поспешили к другому дому, как и в первый раз перепробовали несколько ключей, наконец нашли подходящий и открыли источенную червем дверь. Комната здесь оказалась тоже сводчатой, но менее просторной и всего лишь с одной примыкающей к ней каморкой. Нетрудно было догадаться, что учителю предназначался первый дом и что в своем попечении о старике и девочке он уступил более удобное жилье им. Из вещей здесь тоже было лишь самое необходимое и тоже лежал запас растопки на зиму.

Теперь им предстояла приятная задача — сделать оба дома обитаемыми и устроиться в них как можно уютнее. И вот через несколько минут веселый огонь уже пылал и потрескивал в обоих каминах и заливал выцветшие дряхлые стены здоровым румянцем. Нелл взяла иголку, заштопала рваные оконные занавески и починила ветхий коврик, так что он снова стал хоть куда. Учитель выровнял и подмел площадку перед дверью, подрезал высокую траву, оправил побеги запущенного плюща и вьюнка, уныло клонившиеся к земле, и дом сразу повеселел снаружи, приобрел обжитой вид. Старик, помогавший то учителю, то внучке, беспрекословно выполнял их поручения и был счастлив. Соседи, вернувшись домой с работы, тоже предлагали им свои услуги или присылали детей с разными мелочами — в долг или в подарок, и как раз с такими, какие и были нужны этим новым жителям их деревушки. День выдался хлопотливый; наступил вечер, и учитель с девочкой сокрушались, что так быстро стемнело, а впереди еще столько всяких дел.

Дата добавления: 2015-08-28