Андрей Миронов: баловень судьбы 15 страница

И снова вернемся к театральным будням нашего героя.

В родном театре первый месяц весны начался для Миронова со спектакля «Женитьба Фигаро», который был показан 2 марта. Далее шли: 3-го – «Интервенция», 6-го – «Женитьба Фигаро», 7-го – «Баня», 8-го – Миронов справил свое 29-летие, 10-го – «Дон Жуан», 14-го – «Баня», 16-го – «Женитьба Фигаро», 20-го – «Дон Жуан», 21-го – «Клоп», 23-го – «Интервенция».

В марте в театр вернулась Егорова и сразу была включена в творческий процесс. Ей отдали ее роль-крохотульку в спектакле «У времени в плену», а также ввели в новую постановку – спектакль по пьесе венгерского драматурга Дьярфоша «Лазейка» («Проснись и пой»). Правда, роль Мари тоже была эпизодическая. Миронов в этой постановке не участвовал, чему Егорова была даже рада. В последнее время она была благодарна судьбе за любую возможность не встречаться с Мироновым. Ее чувства к нему, кажется, окончательно охладели. В театре ее продолжали унижать и третировать все кому не лень, а Миронов даже пальцем не пошевельнул, чтобы пресечь это. Все-таки по натуре своей он был не боец. Ведь Егорова вот уже почти четыре года ходила в его гражданских женах, столько страданий вынесла на этом поприще, а он даже защитить ее толком не мог. И это при том, что к тому времени он уже стал настоящей звездой Театра сатиры и с его мнением многие считались, в том числе и Плучек. Однако, добившись этой привилегии для себя, про Егорову Миронов даже не заикался. Ее это, естественно, сильно задевало. Она еще могла простить ему, что он пасовал перед родной матерью, но, когда он трусил перед коллегами и главрежем, этого она просто не понимала. Отсюда и отчуждение. Дело дошло до того, что Егорова теперь даже в театральном буфете садилась отдельно от Миронова и не смотрела в его сторону. Миронова это жутко бесило. Но в театре он старался не показывать вида и только за его пределами давал волю своим чувствам. Так, в один из тех стылых мартовских дней он устроил настоящую погоню за Егоровой по улицам Москвы. Гонка стартовала от арбатской квартиры Егоровой и продолжилась по Садовому кольцу. Беглянка и преследователь чуть ли не сметали со своего пути прохожих и даже умудрились включить в гонку троллейбусы. Дважды Егорова заскакивала в заднюю дверь рогатой машины и выскакивала в переднюю, а Миронов был менее расторопен и ему приходилось барабанить в закрытые двери кулаками, чтобы водитель впустил и выпустил его. И все же победил в этой гонке Миронов. На правах победителя он немедленно поволок Егорову в хорошо знакомый им ЗАГС на Хорошевском шоссе. Регистраторша, увидев их, с нескрываемым сарказмом в голосе протянула: «Здра-а-сьте! Опять вы и в том же составе! Прям театр какой-то!» «Почему какой-то? – съязвила Егорова. – Театр сатиры». Регистрацию им назначили на 15 апреля.

апреля Миронов играл «Интервенцию». Затем он выходил на сцену театра в следующих спектаклях: 6-го – «Дон Жуан», 7-го – «Женитьба Фигаро». 8 апреля состоялась премьера спектакля «У времени в плену» («Художник и революция»). Миронов был великолепен, за что был удостоен почти пятнадцатиминутных оваций. В те же дни вдова Вишневского И. Вишневская на страницах «Вечерней Москвы» так отозвалась об игре Миронова в этом спектакле: «В актере раскрылись какие-то особые грани таланта, еще не участвовавшие до сих пор в его творческой биографии. Мужественный гражданский темперамент, если можно так сказать, социальная эмоциональность, обаяние мысли, обаяние веры…»

А вот как отозвалась об этой же роли Миронова А. Вислова. Цитирую: «Миронов начинал репетировать роль Вишневского с большими сомнениями, полный неуверенности в благополучном исходе. Действительно, роль неистового борца революции, крепко сколоченного, фанатически убежденного „агитатора, горлана“, каким помнили Вишневского, мало подходила к изящному, лукавому, легкому актеру, каким был Миронов. В беседе с Б. Поюровским актер признавался: „Я стесняюсь открытого пафоса, мне ближе юмор, ирония, сатира…“ И все же роль состоялась.

Этот спектакль, по мнению критика К. Щербакова, помимо прочего, «о лучших часах, лучших годах человеческой жизни, которые должны быть у каждого, независимо от того, когда довелось родиться». Миронов это играл, может быть, в первую очередь. На лучших представлениях этого спектакля у артиста возникал редкий душевный контакт со зрителем за счет колоссального личного воздействия. В данном случае внутренняя интеллигентность, порядочность и честность самого актера невольно накладывались на образ и убеждали. Важно отметить, что особенности его жизни на сцене заключались не в той интенсивной, чисто физической самоотдаче актера при отсутствии внутреннего наполнения, целостного самоощущения себя в роли, столь характерной для нашего сегодняшнего театра, а в прямом участии собственной души, нервов, сердца. Потому так была заметна и хорошо просматривалась в спектакле личность самого Миронова…»

Между тем 10 апреля Миронов играл в «Женитьбе Фигаро», 11-го – в «Бане», 14-го – в «Интервенции». 15 апреля Миронов и Егорова должны были пойти в ЗАГС и расписаться, но из этой затеи опять ничего не получилось. Не захотела сама невеста. Егорова только стала приходить в себя после потери ребенка, а поход в ЗАГС грозил новыми неприятностями, особенно в общении с матерью жениха. И Егорова упросила Миронова отложить эту регистрацию на потом: дескать, бог любит троицу, вот и мы попробуем с третьей попытки. Поскольку Миронов и сам к тому времени осознал, что с мартовским походом в ЗАГС он погорячился, то он легко согласился с доводами Татьяны. Вечером 15 апреля он во второй раз играл для широкого зрителя «У времени в плену». А потом в один из дней пригласил Егорову в Архангельское есть в местном ресторане карпов в сметане, которых Татьяна обожала (сам Миронов никакую рыбу не любил). За компанию они пригласили с собой еще двух человек: однокурсника Миронова по «Щуке» Михаила Воронцова и его тогдашнюю возлюбленную… Ларису Голубкину. Да-да, ту самую Голубкину, в которую, как мы помним, в начале 60-х был влюблен Миронов и которой он неоднократно делал предложения руки и сердца. Но та каждый раз отвечала ему отказом. В итоге их отношения переродились в дружеские. А после того, как Голубкину угораздило влюбиться в бывшего однокурсника Миронова, их дружба стала еще крепче. Предположи кто-нибудь из них, что спустя каких-нибудь четыре года эта дружба переродится в официальный брак, уверен, никто бы в это не поверил. Но ведь так будет! Впрочем, не будем забегать вперед.

Во второй половине апреля репертуарный график Миронова выглядел следующим образом. 17-го он играл «Клопа», 18-го – «Женитьбу Фигаро», 19-го – «Баню», 20-го – «У времени в плену», 21-го – «Интервенцию», 22-го – «У времени в плену», 24-го – «Женитьбу Фигаро», 27-го – «Интервенцию», 28-го – «У времени в плену».

В праздничный день 1 мая Миронов был занят в спектакле «Баня». После чего в течение пяти дней его к спектаклям не привлекали. 6-го он вышел в «Интервенции», 8-го – в «У времени в плену», 9-го – опять в «Интервенции». Сразу после спектакля Миронов и Егорова в компании извечных друзей-тусовщиков отправились на дачу художника Михаила Курилко в Малаховке, чтобы отметить День Победы. Гулянка продолжалась всю ночь. А на следующий день Егорова (она ездила в театр на репетицию) привезла из Москвы еще одного тусовщика – Марка Захарова. В Малаховку они приехали на такси и где-то на подступах к даче были остановлены тремя кавказцами в черных бурках и с шашками в руках. Больше всех перепугался таксист, который при виде абреков хотел уже было выскочить из машины и броситься прочь. Каково же было его удивление, когда в одном из кавказцев он опознал… актера Андрея Миронова. Двумя другими «абреками» были Ширвиндт и Курилко. Это они так развлекались после принятия энного количества спиртного.

В Москву Миронов и Егорова вернулись 11 мая. И на следующий день Миронов играл уже в «Дон Жуане». Затем шли: 13-го – «Женитьба Фигаро», 15-го – «Клоп», 16-го – «У времени в плену», 17-го – «Дон Жуан», 18-го – «Женитьба Фигаро». Затем снова наступил короткий тайм-аут – четыре дня. Миронов использовал их с пользой – слетал в Харьков. Причем эта поездка родилась спонтанно, с подачи супруги Марка Захарова Нины. Дело было так.

В те годы друг Миронова Александр Ширвиндт частенько подрабатывал на стороне, снимаясь в эпизодических ролях на разных киностудиях страны. В 1970 году таким местом стала для него киностудия имени Довженко, где он получил крохотную роль некоего Есиповича в фильме Александра Муратова «Умеете ли вы жить?». За эту рольку ему было обещано 60 рублей, деньги в общем-то небольшие, но и одновременно немалые, если учитывать, что платили их всего за три съемочных дня. Натурные съемки фильма велись в Харькове, куда в те майские дни и отбыл Ширвиндт. А провожали туда артиста его испытанные друзья-тусовщики: Андрей Миронов и Марк Захаров с супругой. Провожающие вели себя весело, можно даже сказать, разнузданно, пытаясь развеселить хмурого Ширвиндта. Но тот сохранял стоическое хладнокровие. В один из таких моментов Миронов даже не выдержал и изрек: «Эту Железную Маску ничем не проймешь!» «Железной маской» Миронов с недавних пор стал величать Ширвиндта, который, в свою очередь, придумал ему куда более ходовую кличку – Дрюсик.

Когда поезд тронулся, жену Захарова внезапно осенило: «Вот интересно, удивилась бы Железная Маска, если бы приехала утром в Харьков, а вы уже там?» Скажи это кто другой, может быть, реакция Миронова и Захарова была бы более сдержанной. Но это сказала женщина! Поэтому Миронов с Захаровым тут же рванули занимать деньги на авиабилет. В качестве кредитора выступил администратор Театра сатиры Громадский, открывший им дверь, в связи с поздним временем, в трусах. После этого Миронов и Захаров помчались в аэропорт.

Будь они простыми смертными, им ни за что бы не удалось улететь ночным рейсом. Но Миронова к тому времени знала каждая собака, а не только аэропортовские кассирши. С Захаровым было сложнее: его физиономию тогда еще никто не знал. Но тут подсуетился Миронов, представивший Марка Анатольевича как своего пиротехника. «Я без него не снимаюсь. Просто боюсь, если его вдруг со мной не будет», – заявил артист. Естественно, не поверить ему никто не посмел.

Утром следующего дня Миронов и Захаров заявились на съемочную площадку аккурат за полчаса до того, как туда явился Ширвиндт. Когда тот объявился, друзья осторожно подкрались к нему со спины и одновременно запели ту самую мелодию, которую вчера пели Ширвиндту на вокзале, – популярный мотив Нино Рота. Надо отдать должное Ширвиндту, ему и здесь не изменило хладнокровие. Обернувшись и увидев своих друзей, он изрек всего лишь одну фразу: «Хорошо». Но эта фраза дорогого стоила. Только много позже Ширвиндт признается друзьям: «Когда услышал ваши голоса, все-таки подумал про себя страшное: пить надо меньше».

Кстати, деньги на обратный билет Миронов и Захаров заработали там же, на съемочной площадке. Режиссер фильма Муратов предложил им оставить автограф в его картине – сняться в крохотных ролях в массовке (они изображали толпу провожающих в аэропорту). Это был второй микроэпизод в киношной карьере Миронова (первый случился в 1968 году в фильме Михаила Калика «Любить»).

Вернувшись в Москву, Миронов с ходу включился в репертуар театра. 22 и 24 мая он играл в спектакле «У времени в плену», 27-го – в «Женитьбе Фигаро», 29-го – в «Интервенции», 30-го – в «Бане», 31-го – в «У времени в плену».

В июне его репертуарный график выглядел так: 2-го – «Интервенция», 3-го – «Женитьба Фигаро», 5-го – «У времени в плену», 6-го – «Дон Жуан», 7-го, 10-го – «Женитьба Фигаро». Затем неделю Миронов отдыхал от спектаклей, посвятив это время кино. В те дни он снимался в совместном советского-венгерском фильме (по жанру это была героическая комедия) «Держись за облака» (режиссеры Б. Григорьев и П. Сас). Миронову в нем досталась роль генерала. Часть натурных съемок велась в Ленинграде, куда Миронов тогда и приехал. Поселился он, как всегда, в «Астории», в своем любимом номерке-каморке под самой крышей. Из мебели там были всего лишь маленькая кровать и столик. Но, несмотря на столь спартанскую обстановку, Миронов был счастлив хотя бы на неделю вырваться в горячо любимый им град Петра. И вдруг ему как снег на голову свалились его друзья-тусовщики.

Вспоминает А. Ширвиндт: «У нас было отличное настроение, и мы решили махнуть в Ленинград, к Андрюшке. Мы хотели его „пугануть“ (была у нас такая игра). Значит, прилетим, пуганем, а деньги? А надо взять Старуху (так мы называли Татьяну Ивановну Пельтцер). Марк Захаров говорит: „Она не полетит“. Поехали к ней. „Таня, вот такая идея“. – „Поехали“. И мы полетели туда, конечно, за ее счет, причем огромную банду набрали: я, Марк, наши жены и еще четыре человека. Деньги пообещали потом отдать… И Татьяна Ивановна с неподъемной сумкой наперевес, как полубандура, полубрехтовская маркитантка, полувзводная всей этой братии… в Питер…

Андрюшку мы здорово пуганули, когда всем взводом ввалились в его крохотный номерок. Мы там все спали, восемь человек: Старуха, значит, спала на Андрюшкиной постели одна, а мы все вповалку. Так и жили несколько дней…»

Кроме этого, Миронов был в очередной раз приглашен для съемок на телевидение: режиссер М. Микаэлян экранизировал повесть А. Куприна «Впотьмах», и Миронову в нем досталась роль Аларина.

В том же июне на экраны страны вышел очередной фильм с участием Андрея Миронова. Речь идет о киноальманахе «Семейное счастье» по рассказам А. Чехова, где в новелле «Мститель» Миронов сыграл Федора Федоровича Сигаева.

На сцену родного театра Миронов в очередной раз вышел 17 июня – он играл Дон Жуана. Затем до конца месяца им были сыграны следующие спектакли: 19-го – «У времени в плену», 20-го – «Интервенция», 22-го – «У времени в плену», 23-го – «Интервенция», 26-го – «У времени в плену», 27-го – «Интервенция». 28 июня в Театре сатиры состоялось закрытие сезона. Миронову тот месяц запомнился прежде всего тем, что на фестивале «Московская театральная весна-70» он был удостоин диплома и премии второй степени за исполнение роли Вишневского в спектакле «У времени в плену». С этим спектаклем (а также «Женитьбой Фигаро» и «Баней») в составе Театра сатиры он 1 июля отправился с гастролями в Челябинск. Гастроли перемежал со съемками в «Достоянии республики». Съемки фильма начались еще 22 июня, но без участия Миронова: снимали летнюю натуру в Шереметевском дворце в Кусково. Потом 6 июля переместились в Боровск. Именно туда и приехал на один день Миронов, чтобы сняться в эпизоде, когда Маркиз снова встречает Кешку после его бегства из детского дома (там же сняли поджог склада, пребывание Макара в больнице и посещение его бывшим царским сыщиком).

В Челябинске «сатировцы» пробыли до 26 июля. А с 1 августа у них начались гастроли в Магнитогорске, которые длились до 16 августа. Затем актеры были распущены в отпуска. Егорова отправилась отдыхать на Адриатическое море (путевку ей достал Миронов, который старался всеми возможными способами загладить свою вину за потерю ребенка), а сам он продолжил съемки в «Достоянии республики». С начала августа съемки переместились в небольшой городок Кириллов (7 тысяч жителей). Там предстояло снимать эпизоды из финала ленты – логово бандитов-лагутинцев. Для съемок этих эпизодов были выбраны два монастыря: Кирилло-Белозерский и Ферапонтов. Окрестности деревни Щелково должны были стать местом съемок эпизодов «погоня за фургоном».

Однако не успели съемки начаться, как случилось ЧП: 10 августа едва не погибли двое каскадеров – Фирс Земцев и Юрий Федосеев. Первый (1919 года рождения) был каскадером с большим стажем работы, причем не только в кино (работал на фильмах: «Адъютант его превосходительства», «Неуловимые мстители» и др.), но и в цирке (он занимал должность режиссера в Государственном училище циркового и эстрадного искусства), второй – каскадер начинающий. Вдвоем они должны были поставить трюк – полет на тросе над монастырем (по сюжету один из циркачей таким образом спасает чекиста Овчинникова от бандитов-лагутинцев). Эпизод был снят с первого же дубля, и ЧП произошло уже после того, как была дана команда оператору «Стоп!». Причем вины каскадеров в случившемся не было – подвел водитель грузовика, к которому был привязан трос. Он забыл вытащить из-под заднего колеса кирпич, и, когда нажал на газ, произошел рывок, из-за чего трос оборвался. Земцев получил переломы обеих ног, а его напарник повредил подбородок.

Миронов приехал на съемки фильма спустя неделю после этого ЧП. Однако страсти вокруг этого происшествия все еще не улеглись, и съемочную группу продолжало лихорадить. Тут еще и режиссер фильма Бычков, говоря спортивным языком, частенько нарушал режим – приходил на съемочную площадку подшофе. То ли снимал стресс после случившегося, то ли еще что. Короче, съемки фильма шли ни шатко ни валко. Миронов (как и все остальные) сильно переживал по этому поводу, поскольку дорожил ролью Маркиза, и ему было горько от одной мысли, что съемки фильма могут вообще прекратиться. И поводы к этому были весьма серьезные.

Высокая комиссия из трех человек, которая была прислана из Москвы (ее возглавлял инженер по технике безопасности Е. Толстов), разобралась с ЧП, выявила степень вины каждого из участников инцидента и предупредила коллектив о недопустимости повторения подобных случаев впредь. Коллектив железно пообещал сделать из этого надлежащие выводы. Однако не прошло и недели после того как комиссия отбыла в Москву, как последовало новое происшествие на съемочной площадке. Причем на этот раз его последствия были куда более трагичнее.

Инцидент произошел в пятницу, 11 сентября, во время съемок в Вологде, куда съемочная группа переместилась из Кириллова (съемки там начались 9 сентября). В тот злополучный день на Софийской площади города снимался эпизод въезда цирковых фургонов в ворота кремля (по сюжету, это были ворота монастыря, где обитали лагутинцы). В съемках были задействованы восемь фургонов, которыми управляли десять каскадеров. Предпоследним фургоном управляли двое: опытный инструктор Юрий Котов (он, помимо каскадерства, еще и руководил местным народным цирком) и начинающий каскадер Валентин Мыльников, 23 лет от роду, работавший в том же народном цирке силовым жонглером. Стоит отметить, что до того, как режиссером была дана команда «Мотор!», фургоны трижды репетировали въезд. И ни разу не произошло накладки.

Как и в августовском случае, где решающую роль сыграла побочная причина – кирпич, в этот раз к трагедии привел… цирковой верблюд. Это он в тот момент, когда началась съемка, внезапно выскочил из-за кустов, чем сильно напугал лошадей седьмого фургона. Те резко рванули в сторону, в результате чего фургон стал заваливаться влево по движению. Мыльников попытался спрыгнуть с облучка, но далеко отскочить не успел, и фургон буквально впечатал его в землю. Котову повезло больше – его только ударило оглоблей по ногам. На милицейской машине Мыльникова доставили в больницу, где врачи поставили ему неутешительный диагноз – перелом позвоночника. В связи с тем, что это ЧП оказалось вторым по счету за месяц съемок, на студии имени Горького вскоре появится приказ, где будут ужесточены меры по технике безопасности на съемочных площадках. Что касается наказания для тех, кто непосредственно отвечал за случившееся, то и оно последовало незамедлительно: директора фильма сняли с работы, а режиссер-постановщик удостоился строгого выговора.

После того как съемки в Вологде были завершены, группа вернулась в Москву, чтобы в двадцатых числа сентября отправиться на натурные съемки в Ленинград. Миронов прибыл туда вместе со всеми и довольно быстро отснялся в своих эпизодах: Маркиз спасает Кешку от дворника (с этого эпизода начиналось знакомство зрителя с Маркизом); Маркиз поет песню «Этот город мной любим…». Как мы помним, первоначально никаких песен в фильме не предполагалось, но Миронов уже настолько вошел во вкус этого дела, что упросил композитора фильма Евгения Крылатова написать для его героя какую-нибудь песню. И тот взял за основу замечательные стихи Беллы Ахмадулиной про Ленинград. В результате получился пусть вставной, но прекрасный музыкальный эпизод.

Что будет, то и будет,

Пускай судьба рассудит.

Пред этой красотой все суета и дым.

Бродяга и задира, я обошел полмира,

Но встану на колени пред городом моим…

В том же сентябре Миронов был утвержден в еще один кинопроект. Речь идет о фильме режиссера из Ленинграда Надежды Кошеверовой «Тень» по пьесе Е. Шварца. Миронову в нем предстояло сыграть героя, которого он уже однажды, во время учебы в «Щуке», играл, – журналиста-подлеца Чезаре Борджиа. Как мы помним, в «Щуке» Миронов играл его настолько вдохновенно, что слухи об этом ходили далеко за пределами Москвы. Слышала об этом и Кошеверова, что, собственно, и стало поводом для ее обращения к Миронову. Но до съемок фильма еще несколько месяцев, поэтому вернемся к осени 70-го.

Театр сатиры открыл свой новый сезон в Москве в субботу 26 сентября. В тот день показывали «Интервенцию». Затем часть труппы переместилась на Котельническую набережную, в квартиру к Александру Ширвиндту, чтобы в теплой дружеской компании отметить открытие сезона. Гулянка продолжалась до утра. После чего в понедельник начались трудовые будни: игрались спектакли, репетировались новые постановки. Той осенью в портфеле театра были четыре новинки: «Обыкновенное чудо» Е. Шварца, «Затюканный апостол» А. Макаенка, «Ревизор» Н. Гоголя и «Милый друг» Ги де Мопассана. В двух последних Миронов должен был играть главные роли: в «Ревизоре» это был Хлестаков, в «Милом друге» – Жорж Дюруа. Но до выхода этих спектаклей еще далеко, а пока Миронов играет в текущих постановках. 28 сентября это – «Женитьба Фигаро», 30-го – «У времени в плену».

Октябрьский репертуар Миронова сложился следующим образом: 4-го – «Интервенция», 6-го – «Женитьба Фигаро», 7-го – «Баня», 8-го, 12-го – «У времени в плену», 13-го – «Дон Жуан», 14-го – «Женитьба Фигаро», 16-го – «Интервенция», 18-го – «Дон Жуан», 19-го – «У времени в плену», 21-го – «Женитьба Фигаро», 23-го – «Интервенция», 26-го – «Женитьба Фигаро», 28-го – «У времени в плену», 30-го – «Дон Жуан», 31-го – «Баня».

ноября Миронов играл в «Бане», далее шли: 3-го – «Женитьба Фигаро», 4-го и 6-го – «У времени в плену». Сразу после спектакля Миронов, Егорова и ряд других «сатировцев» отправились «гудеть» по привычному адресу – на квартиру Александра Ширвиндта в высотке на Котельнической набережной. Все были в прекрасном расположении духа, пили-ели, а в перерывах хохмили и устраивали розыгрыши. Правда, иные из этих розыгрышей приводили к легким потасовкам. Например, Егорова начала заигрывать с хозяином, а увидевший это Миронов, будучи подшофе, воспылал внезапной ревностью. Недолго думая, он влепил оплеуху возлюбленной, однако та не осталась в долгу: схватила со стола стакан с водкой и вылила его содержимое в карман пиджака Миронова. После этого выскочила из квартиры, попыталась убежать от любимого на лифте, но он догнал ее в кабине, и они… стали целоваться.

В разгар веселья кто-то вспомнил о завтрашнем празднике. Всплыла тема Ленина, революции и т. д. Тут же было решено перенести гулянку на Красную площадь. Поскольку все уже были в изрядном подпитии, никто даже не подумал о том, что эта прогулка может плохо закончиться для всех присутствующих. Как говорится, пьяным и море по колено. И вот уже через несколько минут вся гоп-компания топтала брусчатку главной площади страны. Подойдя к памятнику Минину и Пожарскому, Миронов, который всего лишь несколько часов назад играл пламенного большевика-ленинца Всеволода Вишневского, вытянул руку в сторону Мавзолея и разразился стишками ярко выраженного антисоветского толка:

Смотри-ка, князь,

Какая мразь

У стен кремлевских улеглась!

За такие стишки в те годы можно было легко схлопотать лет эдак пять за антисоветскую пропаганду, но, на счастье Миронова, поблизости не оказалось милиционера. Это обстоятельство развязало языки и остальным участникам гулянки. Выстроившись в колонну, они, четко чеканя шаг, потопали к Мавзолею, размахивая метлой с наконечником из красного пластмассового петушка. Тут уже Марк Захаров перехватил инициативу у Миронова и запел: «В городском саду играет духовой оркестр. В Мавзолее, где лежит он, нет свободных мест…» Часовые, охранявшие покой вождя мирового пролетариата, стояли не моргнув глазом. Согласно служебной инструкции, они не имели права реагировать на окружающих. Они и не реагировали. А компания продолжала забавляться: метла с петушком переходила из рук в руки, кто-то начинал ею мести заснеженные булыжники площади, другой, подняв петушка над головой, орал благим матом: «Ку-ка-ре-ку!» В конце концов, видя, что никто на их эскапады не реагирует, артисты решили продолжить гулянку в другом месте – на квартире у Миронова в Волковом переулке. Там догуляли ночь, еще раз хорошенько приняли и утром 7 ноября всем гуртом вывалились на улицу, где уже вовсю отмечался праздник. Выпивший Захаров буквально ввалился в толпу демонстрантов, шедших на Красную площадь для участия в праздничном параде, и, выхватив у какого-то демонстранта красный флаг, заорал во всю глотку шлягер Александры Пахмутовой «Пока я ходить умею, пока я дышать умею…» Затем, напевшись, швырнул флаг обратно демонстранту и выскочил из толпы. Завершили они свою гулянку в столовой Белорусского вокзала, где вместе с транзитными пассажирами заедали водку слипшимися макаронами. А вечером того же дня Миронов снова вышел на сцену родного театра – пел свои юморные куплеты в «Интервенции».

В последующие дни Миронов играл в следующих спектаклях: 8 ноября – «Баня», 9-го – «Женитьба Фигаро», 10-го – «У времени в плену», 11-го и 15-го – «Дон Жуан», 16-го – «Женитьба Фигаро», 18-го – «Интервенция», 22-го – «Женитьба Фигаро», 23-го – «Баня», 24-го и 27-го – «У времени в плену», 28-го – «Интервенция», 30-го – «Женитьба Фигаро».

Последний месяц 70-го начался для Миронова в театре с «Интервенции» – он играл в ней 2 декабря. Затем шли: 6-го – «Дон Жуан», 8-го – «Интервенция», 11-го – «У времени в плену», 13-го – «Дон Жуан», 14-го – «Женитьба Фигаро», 18-го – «У времени в плену», 19-го – «Баня», 20-го – «Женитьба Фигаро», 22-го и 25-го – «У времени в плену», 26-го – «Баня», 27-го – «Интервенция».

Тем временем продолжаются съемки фильма «Достояние республики». После экспедиции в Ленинград работа переместилась в павильоны киностудии имени Горького, правда, двигался процесс медленно из-за разразившихся интриг. На студии нашлась целая группа товарищей, которая категорически требовала убрать из фильма режиссера-постановщика Владимира Бычкова: он, мол, и пьющий, и режиссер никудышный. Однако на защиту Бычкова встал сам зампред Госкино Борис Павленок, который был дружен с режиссером еще в бытность их совместной работы в Белоруссии. Короче, Бычкова удалось отстоять.

Между тем после того как Миронов спел прекрасную песню «Этот город мной любим…», его стало обуревать жгучее желание спеть в картине что-нибудь еще. Ему казалось, что одной песни для Маркиза явно недостаточно. Причем вторая песня должна быть диаметрально противоположна первой – более экспрессивной, заводной. Он поделился этой идеей с Бычковым, который принял ее с большим воодушевлением. О том, что было дальше, послушаем рассказ поэта Юрия Энтина:

«29 декабря 1970 года мне звонит режиссер, представляется: „Владимир Бычков, киностудия имени Горького“, а я этой фамилии даже не слышал. И просит меня наисрочнейшим образом сочинить вместе с композитором Крылатовым песню о шпаге, и это надо сделать… к Новому году. Я говорю: „Как к Новому? Сегодня – 29-е!“ – „Очень надо!“ Привез сценарий, мне он необыкновенно понравился. 31 декабря, примерно в то время, когда люди уже садятся за стол и пропускают первую рюмку, я привез текст песни. Стихи Крылатову понравились, но выяснилось, что решающее слово принадлежит не ему и даже не Бычкову, а… Андрею Миронову. Андрей срочно приехал, прочитал и довольно строго спросил: „Вы внимательно прочли концовку сценария?“ „Конечно, – отвечаю, – ваш герой погибает“. – „Но в ваших стихах не хватает трагизма. Вам меня не жалко?“ Я заперся в комнате и за 15 минут написал куплет:

На опасных поворотах

Трудно нам, как на войне.

И, быть может, скоро кто-то

Пропоет и обо мне:

«Вжик-вжик-вжик!

Уноси готовенького…»

Миронов обнял меня, расцеловал: «Вот теперь – то что надо!» Потом он послушал музыку, тоже сказал, что чего-то не хватает, и предложил, чтобы в конце песня перешла в вальс. Крылатов выполнил его пожелание, и в результате получилась замечательная песня. После этого мы с Мироновым подружились, и я еще много написал песен для него…»

После посещения квартиры Энтина Миронов отправился встречать Новый год в ресторан ВТО (столик в дальнем конце зала забронировали его родители). Вместе с ним была Егорова, что не вызвало радости у мамы Миронова. Но Миронов постарался не обращать на это внимания и вел себя в ту ночь так же естественно, как если бы матери в ресторане не было. В разгар веселья, когда алкоголь уже вовсю забродил в его жилах, он выскочил на сцену и в течение получаса лихо пел куплеты из «Интервенции», собственноручно аккомпанируя себе на рояле. Публика была в восторге.

Волею репертуарного графика Театра сатиры Миронову пришлось выйти на сцену театра уже 1 января 1971 года – вечером он играл в «Женитьбе Фигаро». Затем в течение четырех последующих дней он снимался в «Достоянии республики»: в 6-м павильоне киностудии имени Горького снимали эпизод, где Маркиз выступает в цирке с номером «однорукий Вильгельм Телль» – стоя спиной к Кешке и глядя в зеркальце, выстрелами из револьвера сбивает с него яблоки. Затем свою виртуозную меткость демонстрирует Макар Овчинников – он сбивает яблоки с дерева с завязанными глазами.

января Миронов играл в «Женитьбе Фигаро», после чего десять дней снимался все в том же «Достоянии республики».

Дата добавления: 2015-08-28