Слишком много клиентов (сборник) 9 страница

Секретарша залезла в сумочку, ту самую, что я открывал во вторник вечером, пока ее хозяйка лежала на полу, запеленатая в покрывало, и достала два ключа на связке. Я подошел, взял их у нее, рассмотрел и отдал Вульфу. Он спрятал ключи в ящик и повернулся к Эйкену:

– Как это, скажите на милость, вам удалось возглавить крупную процветающую корпорацию?

Президент изумленно воззрился на Вульфа и потерял дар речи.

– Вы клокочете, брызжете слюной. Утверждаете, что я сделал только хуже. А на службе вы тоже браните подчиненных, стоит им заговорить о проблемах, не ими созданных и, как бы там ни было, требующих решения в интересах дела? Не прибегни я к обману, мы не узнали бы, что Йигер был убит в той самой комнате. Секретаршей или кем-то еще – это другой вопрос. И я мог бы совершить роковой просчет. Да, я вытянул из нее правду хитростью. У меня имелись основания подозревать, что она приходила туда в воскресенье вечером, но ни одного факта, который я мог бы использовать для давления на нее. И тогда я такой факт сфабриковал. Не было у меня никакого клиента. Не поручал я мистеру Даркину следить за домом в воскресенье вечером. Он и близко к тому дому не подходил, а следовательно, не мог видеть, как туда входила мисс Макги. Но теперь я знаю, что она туда приходила и что Йигера убили именно там…

– Ловкий прохвост!

Эйкен вскочил.

– Где та бумажонка, что я подписал? Отдайте мне ее!

– Чепуха.

Экономя энергию, Вульф не дал себе труда даже приподнять голову, чтобы встретить его возмущенный взгляд.

– Сядьте! Вы меня наняли, но уволить меня вы не можете. Я и так ходил по лезвию ножа, утаивая информацию. Теперь, когда я знаю, что Йигера убили в той комнате и есть свидетель, видевший там его труп, я не только уязвим, но серьезно скомпрометирован. Вы лично ничем не рискуете, а я рискую всем. Будь у меня побольше благоразумия, я бы уже звонил в полицию, мистеру Кремеру. А что у вас стоит на кону, скажите на милость? Репутация вашей чертовой корпорации? Фу! Сядьте-ка и расскажите, где находились вчера вечером с девяти до полуночи.

Эйкен был вне себя. Он свирепо двигал подбородком, и сбоку на шее у него билась жилка.

– Не ваше собачье дело, где я был вчера вечером, – процедил он сквозь зубы. – Предупреждаю, Вульф, вы играете в опасные игры. Вы лжете, говоря, что Даркина не было около дома в воскресенье. Как еще вы могли узнать, что мисс Макги туда приходила? Вы так и не сказали мне, как вообще узнали о комнате. И у вас были ключи! А может, этот ваш Даркин поднялся наверх после ухода мисс Макги, нашел тело, вынес его и сбросил в траншею? Похоже, что так и было. А теперь вы шантажируете меня и мою корпорацию – вот как это выглядит. Ладно, еще во вторник вечером было понятно, что парадом командуете вы. И вы пока им командуете, но я вас предупреждаю…

– Благодарю, – вежливо отозвался Вульф и повернул голову к даме: – Мисс Макги, где вы были вчера вечером с девяти до полуночи?

– Не отвечайте, – приказал Эйкен. – Не отвечайте ни на какие вопросы. Мы уходим. Можете ответить мне, но не здесь. Пойдемте.

Она посмотрела на президента, потом на Вульфа, снова на президента:

– Но, мистер Эйкен, я должна ответить! Я должна ответить на этот вопрос. Я же говорила вам, что так и подумала: он хочет видеть меня из-за девушки, из-за Марии Перес. – Это имя она произнесла совсем не так, как сами Пересы. – Я никогда не видела эту девушку, – заявила она Вульфу. – Даже не знала о ее существовании, пока не прочла сегодняшнюю газету. Я не убивала мистера Йигера и ее тоже не убивала. Я ничего о ней не знаю. Вчера я обедала у друзей и провела с ними и другими гостями весь вечер, до полуночи. Их фамилия Куинн, они живут на Восточной Одиннадцатой улице, дом девяносто восемь. Я должна была сказать ему это, мистер Эйкен. Все и без того складывается для меня очень плохо. Я должна была это сказать.

Эйкен смотрел только на Вульфа.

– Так что там насчет девушки? – спросил он.

Вульф покачал головой:

– Если я все равно обману, зачем спрашивать?

На этой ноте разговор и закончился. Много раз клиенты покидали эту комнату в обиде и гневе, удрученные, но никогда я не видел, чтобы кто-то кипел, как Эйкен. И должен признать, кипятился он не без оснований. Ведь парадом, по выражению нашего клиента, командовал Вульф, а между тем президент привык командовать сам.

Он настолько позабыл о хороших манерах, что первым выскочил из кабинета и пронесся по коридору к двери, а когда я взял с вешалки его шляпу и подал ему, он буквально выхватил ее у меня. Мисс Макги предстояли нелегкие полчаса. Я вернулся в кабинет и сказал Вульфу:

– Хорошо, что президенты не подписывают чеки корпорации. Если бы ему пришлось подмахнуть чек для вас, его бы паралич разбил.

– Вот именно: если бы… Как ты понимаешь, мы никогда не были более близки к катастрофе. И к бесчестью.

– Да, сэр.

– Категорически необходимо отыскать убийцу раньше, чем Кремер найдет комнату.

– Да, сэр.

– Мистер и миссис Перес не подведут?

– Нет, сэр.

– Скажи Фрицу, чтобы поставил к обеду прибор для Фреда. И пусть Сол и Орри явятся сюда в два тридцать. Если у них что-нибудь уже намечено на это время, я с ними поговорю. Сам. Мне нужно, чтобы они сегодня пришли.

– Да, сэр.

Я повернулся, чтобы идти.

– Подожди. Та женщина, Мег Дункан, по всей вероятности, вчера вечером играла в театре?

– По всей вероятности. Я могу выяснить.

– До которого часа?

– Спектакль обычно кончается без десяти одиннадцать. Потом ей требовалось разгримироваться и переодеться. Если бы она назначила Марии Перес встречу на одиннадцать тридцать, то могла бы прийти на нее без всякой спешки. Я что-то упустил?

– Нет. Приходится учитывать все вероятности. Инструкции получишь, когда вызовешь Сола и Орри.

Я отправился на кухню предупредить Фрица.

Глава тринадцатая

Разрешите представить вам мистера Сола Пензера и мистера Орри Кетера.

Мистер Пензер – тот, что сидит в красном кресле. Посмотришь на него – ничего особенного: большой нос, маленькие, глубоко посаженные глазки, волосы вечно растрепаны. Я знаю сотни людей, которые, решив так, потом горько об этом пожалели. Хороший оперативник должен много чего уметь, и Сол этими умениями наделен больше всех.

Наружность мистера Кетера, сидящего в желтом кресле слева от Сола, тоже способна ввести в заблуждение. Он и впрямь так красив, как кажется на первый взгляд, но далеко не так умен. Хотя мог бы и поумнеть, если бы не склонность к самолюбованию. Будь мне предложено составить мнение о человеке, понаблюдав его всего за одним занятием, я выбрал бы манеру смотреться в зеркало. А как любуется собой Орри, я видел, и не однажды.

С мистером Фредом Даркином, сидящим рядом с Орри, вы уже встречались.

Мы с Вульфом и Фредом только что отобедали и вернулись в кабинет, где нас ждали Сол и Орри.

За едой я все пытался угадать, какие задания Вульф приготовил для парней, принимая во внимание инструкции, данные мне. Мы дошли до точки, когда для меня вопрос о том, заработаем ли мы гонорар, отошел на второй план. Куда важнее было, удастся ли нам каким-то чудом извернуться и соскользнуть с сука, на котором мы повисли.

Отдавая должное талантам и умениям трех наших внештатных агентов, я не мог себе представить, как они помогут нам снова ощутить под ногами твердую почву. Поэтому мне очень хотелось присутствовать на совещании, но не успел я подойти к своему креслу и развернуть его, как Вульф сказал:

– Ты нам не понадобишься, Арчи. Ты уже получил инструкции.

И тем не менее я сел, заметив:

– Может, я смогу подсказать какие-то подробности?

– Нет. Лучше начинай работать.

Я встал и вышел. А ведь мог бы перед уходом отпустить несколько колкостей. Заметить, например, что имею право знать, каковы мои шансы ночевать сегодня в собственной постели. Однако подобные подковырки могли противоречить намерению Вульфа, если таковое имелось, не раскрывать Солу, Фреду и Орри, насколько плохи наши дела. Поэтому я сохранял бодрую и веселую мину, пока не оказался в прихожей.

У меня была назначена встреча с актрисой в промежутке между тремя и четырьмя. В пять минут четвертого я вошел в холл отеля «Балфур» на Мэдисон-авеню, в районе Шестидесятых улиц, назвал портье свое имя и сообщил, что меня ждет Мег Дункан. Он понимающе посмотрел на меня и осведомился:

– Как там толстяк?

– Повернитесь-ка, – попросил я. – У меня не очень хорошая память на лица, зато на спины – отличная.

– Мою вы не вспомните. Я одно время подрабатывал в «Черчилле». У мисс Дункан что-нибудь пропало?

– Отвечаю на вопросы, пока жду, – сказал я. – Мистер Вульф поживает прекрасно, спасибо. Мисс Дункан никак не может найти свой массивный золотой кастет и подозревает, что его взяли вы.

Он ухмыльнулся:

– Одно удовольствие с вами беседовать. Можете забрать его на обратном пути. А сейчас вам на двенадцатый этаж. Номер двенадцать «дэ».

Я прошел к лифту и поднялся. Двенадцатый номер с литерой «D» располагался в конце коридора. Я нажал кнопку, и через полминуты дверь приоткрылась. Спросили, кто там. Я назвал свое имя. Распахнувшая дверь женщина с массивной челюстью сержанта смерила меня недружелюбным взглядом.

– У мисс Дункан болит голова, – заявила она суровым голосом, очень подходящим к тяжелой челюсти и ко всему ее облику. – Не могли бы вы сообщить мне, в чем состоит…

– Майк! – окликнули из глубины номера. – Это мистер Гудвин?

– Да! Он так говорит.

– Пусть он войдет.

Мужчина не может не ощутить некоторой неловкости, когда является среди дня на деловую встречу с молодой женщиной и застает ее в постели, неглиже, в комнате, затененной венецианскими жалюзи. Да еще когда за ним закрывают дверь снаружи, а хозяйка говорит: «Не болит у меня голова, садитесь» – и похлопывает ладонью по кровати. Неловкости не избежать, даже если вы уверены, что способны контролировать ситуацию. В том-то и беда: вам трудно отделаться от мысли, что не такого поведения ожидали бы от вас братья-мужчины, не говоря уже о сестрах.

Рядом с кроватью стояло кресло, в него я и сел. Она спросила, принес ли я ее портсигар.

– Нет, – ответил я. – Но он все еще хранится в сейфе, и это уже что-то. Мистер Вульф послал меня задать вам один вопрос. Где вы были вчера вечером, с девяти до полуночи?

Если бы она стояла или хотя бы сидела в кресле, то, вероятно, снова набросилась бы на меня с кулаками, судя по тому, как сверкнули ее глаза. Я чувствовал, что это не актерская игра, а порыв души.

– Жаль все-таки, что я не выцарапала вам глаза, – посетовала она.

– Да, я знаю, вы уже говорили. Но я пришел не затем, чтобы услышать это снова в ответ на свой вопрос. Если вы видели сегодняшнюю газету, то, вероятно, обратили внимание на то, что вчера ночью была убита девушка по имени Мария Перес?

– Да.

– И что проживала она в доме сто пятьдесят шесть по Западной Восемьдесят второй улице?

– Да.

– Так где вы были?

– Вы прекрасно знаете, где я была. В театре. Работала.

– До без десяти одиннадцать. Затем вы разгримировались и переоделись. А дальше?

Она улыбнулась:

– Право, не знаю, что это я завелась… насчет глаз. Хотя теперь как раз знаю. Вы тогда так сжали меня в объятьях, что ребра чуть не переломали, а потом какая-то холодная рыбина. Какой-то… камень бесчувственный.

– Давайте остановимся на чем-нибудь одном: либо рыбина, либо камень. А вообще-то ни то ни другое. Просто сыщик на задании. Я по-прежнему на задании. Куда вы пошли после театра?

– В отель. Пришла и легла в постель. Вот в эту. – Она похлопала ладонью по одеялу. Брукс Аткинсон[9] в «Таймс» высоко оценил ее пластику. – Обычно я иду куда-нибудь поужинать, но вчера вечером слишком устала.

– Вы когда-нибудь видели Марию Перес? Сталкивались с ней в холле, в подвальном этаже?

– Нет.

– Простите, я задал два вопроса сразу. Вы когда-нибудь видели ее или говорили с ней?

– Нет.

Я кивнул:

– Разумеется, вы так отвечаете, надеясь, что и впредь сможете держаться того же ответа. Но очень может быть, что вам придется отказаться от ваших слов. Вот как обстоят дела. Полиция пока не добралась до комнаты. Они все еще не связывают имя Йигера с тем домом. Мистер Вульф надеется, что и не свяжут, по причинам, которые вас не касаются. Он полагает, что, кто бы ни убил Йигера, тот же самый человек разделался и с Марией Перес. И я с ним согласен. Он хочет найти убийцу и раскрыть преступление таким образом, чтобы дом в деле не фигурировал. Если ему это удастся, вам не придется давать свидетельские показания в суде и опознавать свой портсигар. Но он не сможет этого сделать, если не получит нужных фактов, причем быстро.

Я встал с кресла и сел на постель, там, где она хлопала ладошкой.

– Взять хоть вас, например. Я не имею в виду такие факты, как тот, где вы были в воскресенье вечером. У нас слишком мало времени и людей, чтобы проверять алиби. Я спросил вас о вчерашнем вечере, просто чтобы как-то начать разговор. Ваше алиби на вчерашний вечер никуда не годится, но даже если бы вы сказали, что ходили с приятелями в «Сарди» и съели там стейк, это тоже никуда не годилось бы. Приятели могут солгать из дружбы, официанты – из корысти.

– В воскресенье вечером я была на благотворительном представлении в театре «Маджестик».

– Вам пришлось бы очень долго убеждать меня, что вы были там все время и никуда не отлучались, будь у меня серьезные основания полагать, что это вы убили Йигера. Но я не могу и утверждать, что вы его не убивали. Алиби, хорошее или плохое, не то, что мне от вас нужно. Вы говорите, что никогда не видели Марию Перес и не говорили с ней. Вчера ночью ее мать позвонила мне и попросила приехать. Я приехал, осмотрел комнату девушки и нашел целую коллекцию занятных предметов под вторым дном в ящике комода. Среди них были три ваши фотографии. А еще некоторая сумма денег в пятидолларовых купюрах, которую она скрывала от родителей. Я с вами откровенен, мисс Дункан. Я уже сказал вам, что мистер Вульф предпочел бы раскрыть это дело так, чтобы полиция никогда не узнала о комнате и людях, посещавших ее. Но если в полиции узнают о ней – не от нас, – тогда берегитесь. Проблема не только в том, что вы, придя туда, нарвались на мистера и миссис Перес и на меня и забыли там ваш портсигар. Что, если они обнаружат ваши отпечатки пальцев на этих купюрах?

Вот повезло так повезло! Хотел бы я сказать, что двигался в том направлении, куда меня направляло чутье, но начни я приукрашивать свои отчеты, кто знает, куда бы меня занесло? Нет, я просто сидел на краешке ее постели и мел языком. Если Мег Дункан что-то недоговаривала, утверждая, будто после спектакля пошла домой, я хотел по возможности выудить это из нее. Какая удача, что я ввернул про деньги и не упомянул, что фотографии вырезаны из газеты и журнала!

Удача или нет, но это сработало. Она вцепилась в мое колено той самой рукой, которой так пластично жестикулировала на сцене, и воскликнула:

– Боже мой, бумажные деньги! На них остаются отпечатки пальцев?

– А как же.

– Где они?

– В сейфе в кабинете мистера Вульфа. Как и фотографии.

– Я давала ей только одну. А вы говорите – три.

– Две другие – из журнала и газеты. Когда вы дали ей фотографию?

– Я… Я не помню. Так много…

Моя левая рука опустилась на покрывало там, где под ним скрывалась ее нога, точнее, колено. Пальцы, естественно, применились к изгибу, на который легли. Конечно, было бы непростительной ошибкой с моей стороны, если бы я послал руке осознанный приказ, но я его не посылал. Впрочем, и руку я не виню: она всего лишь воспользовалась возможностью, которой не упустила бы ни одна проворная рука.

Отклик оказался стремительней и горячее, чем можно было ожидать. Эта женщина легко уступала наплыву чувств. Она рванулась вперед, я подался навстречу, видимо ожидая, что она вцепится мне в лицо ногтями. Но ее руки обвились вокруг моей шеи, она увлекла меня за собой вниз, и вот я уже почти лежал на ней, по крайней мере от талии и выше, уткнувшись лицом в подушку. Она покусывала мою шею, не больно, так сказать любя.

Время, место и женщина – великолепное сочетание, но тут важны все три компонента. С местом все было в порядке, а вот со временем нет: меня еще ждали дела. Да и в чистоте побуждений женщины я, честно говоря, сомневался. Ее больше интересовали портсигар, фотография и пятидолларовые бумажки, чем я. К тому же мне не по душе, когда на меня давят. Поэтому я просунул ладонь между лицом Мег и своей шеей, отодвинул ее голову, поднял свою, загнул углы подушки и слегка придушил красавицу. Некоторое время она, извиваясь, брыкалась, потом перестала. Я спустил ноги на пол, встал, отступил на шаг и спросил:

– Когда вы дали ей фотографию?

Она судорожно хватала ртом воздух. А как только смогла говорить, выпалила:

– Какого черта вы распускаете руки?!

– Ждете извинений? После того как похлопали по постели, приглашая меня сесть, и нарядились в нечто столь воздушное? Вы же прекрасно знаете, что сквозь эту рубашечку просвечивают соски. Не очень-то умно с вашей стороны пытаться отвлечь меня от работы именно сейчас. У вас ведь не меньше стоит на кону, чем у меня.

Я сел в кресло.

– Послушайте, мисс Дункан. Единственный способ выйти сухой из воды – это помочь мистеру Вульфу поскорее закончить дело. Время поджимает. Возможно, у нас даже дня нет в запасе. Я хочу знать все о фотографии и пятидолларовых купюрах.

Она отдышалась и натянула покрывало до подбородка.

– Все равно… Ваша рука…

– Условный рефлекс. Удивительно, что не обе руки. Так когда вы дали ей фотографию?

– Давно. Почти год тому назад. Она прислала мне записку в гримерную после субботнего утреннего спектакля. Там говорилось, что она видела меня у них в доме и что ей нужны три контрамарки на следующую субботу, для нее и двух подруг. Внизу, под ее именем, стоял адрес. Тот самый адрес… Я велела привести ее в гримерку. Это было невероятно! Никогда не видела такой красавицы. Я решила, что она, что она тоже…

Я кивнул:

– Захаживала в ту комнату. Не думаю.

– Я тоже изменила мнение, когда поговорила с ней. Она сказала, что видела меня внизу дважды и узнала по фотографиям в газетах. Заверила, что никогда никому об этом не рассказывала и не расскажет. И я подарила ей фото с автографом и дала три контрамарки. Это было в июне. В июле мы закрылись на месяц. А в августе она снова пришла на мой спектакль. Она стала еще красивее – что-то невероятное. Ей снова потребовались контрамарки. Я пообещала прислать. И тогда она заявила, что решила брать с меня плату за молчание. Она так и сказала – плату за молчание. Пять долларов в месяц. Я должна была высылать их ей первого числа каждого месяца на почтовое отделение на Восемьдесят третьей улице, станция «Планетарий». А вы? Вы ее видели?

– Да.

– И не удивлены?

– Нет. Я перестал чему-либо удивляться года через два после того, как стал сыщиком, то есть очень давно.

– А я так удивилась. Такая красивая и гордая девушка… Еще какая гордая. И конечно же, я решила, что это только начало. С того дня я стала ждать, что она явится снова – сказать, что пяти долларов в месяц недостаточно. Но она больше не приходила.

– И вы больше никогда ее не видели?

– Нет, но она меня видела. Она тогда объяснила мне, как подглядывает: услышав, что открылась входная дверь, гасит свет у себя в комнате и приоткрывает дверь в коридор, оставляя узкую щель. С тех пор у меня всегда было такое чувство… В общем, не знаю почему, но меня возбуждало сознание, что она наблюдает за мной. – Мег Дункан снова похлопала ладонью по постели. – Сядьте же.

Я поднялся:

– Нет, мэм. Мне еще труднее. Я только сильнее напрягаюсь, когда вы вот так натягиваете покрывало до подбородка. Я же знаю, что́ там, под ним. У меня дела. Сколько пятидолларовых бумажек вы ей послали?

– Я не считала. Разговор состоялся в августе, так что первую я послала первого сентября, а потом посылала каждый месяц.

Покрывало соскользнуло.

– А в мае? Двенадцать дней назад?

– Да.

– Получается девять месяцев. Деньги в сейфе у мистера Вульфа. Я пообещал миссис Перес когда-нибудь вернуть их, но раз это плата за молчание, вы имеете право подать иск.

Я шагнул к ней, протянул руку, обхватил пальцами ее ногу и легонько сжал.

– Видите? Рефлекс. Так что я лучше пойду.

С этими словами я повернулся и вышел. Как только я оказался в прихожей, невесть откуда появилась Майк, сержант в юбке. Но дверь она предоставила мне открыть самому. Внизу, в холле я бросил портье:

– Расслабьтесь. Пропажа нашлась в шкатулке с драгоценностями. Горничная решила, что это серьги.

Полезно поддерживать добрые отношения с привратниками. Когда я вышел на улицу, мои часы показывали 3.40, так что Вульф, скорее всего, был у себя в кабинете. Я нашел телефонную будку и набрал номер.

– Да? – откликнулся Вульф. Ни за что не станет отвечать по телефону как положено.

– Это я. Звоню из автомата на Мэдисон-авеню. Деньги, заплаченные шантажисту, обычно возвращают обратно. Купюры принадлежат Мег Дункан. Мария Перес засекла ее внизу год назад и потом девять месяцев тянула из нее по пять баксов в месяц. Одна из крупнейших акций вымогательства в истории преступного мира. Мег Дункан вчера вечером играла спектакль, а из театра сразу отправилась в отель и легла в кровать. Я видел эту кровать и даже сидел на ней. Возможно, она сказала правду, вероятность – процентов девяносто пять. Отсюда минут восемь ходьбы до дома Йигера. Мне сходить сначала туда?

– Нет. Миссис Йигер звонила, и я сказал ей, что ты будешь между пятью и шестью. Она ждет тебя, чтобы ты отвез ее посмотреть на ту комнату. Учти, это твоя проблема.

– Будто я не знаю. Когда я заходил утром, вы сказали, что, возможно, захотите прикомандировать меня к Солу, Фреду или Орри.

– Я думал об этом, но нет. Действуй!

Стоя у края тротуара и пытаясь поймать такси, я размышлял о том, как причудливо сочетались в Марии практическая жилка и тонкая душевная организация. Действительно, не станешь ведь хранить фотографию с автографом человека, у которого вымогаешь деньги? Дарительница наверняка написала на снимке что-нибудь вроде «с наилучшими пожеланиями» или «всего самого доброго». И когда она превращается в твою жертву, нужно совсем не иметь совести, чтобы по-прежнему хранить такой дар.

Глава четырнадцатая

Я не договаривался о встрече с мистером или миссис Остин Хок. Во-первых, не знал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, предпочел бы побеседовать с кем-то одним из них, неважно с кем, с глазу на глаз. Так что, нажимая на кнопку в парадной дома номер шестьдесят четыре по Эдем-стрит, я не знал даже, есть ли кто в квартире. Но судя по всему, кто-то там был, раз послышался щелчок.

Я толкнул дверь, вошел и поднялся по лестнице. На сей раз меня встретили не на пороге. Он стоял на площадке между первым и вторым этажами. Когда я поднялся до нее, Хок отступил на шаг. Он явно не был рад меня видеть.

– А я снова к вам, – вежливо сообщил я. – Ну как, нашли вчера жену?

– Что вам нужно? – резко спросил он.

– Ничего особенного. Задать пару вопросов. Вскрылись кое-какие новые обстоятельства, которые немного все осложняют. Возможно, вы в курсе. Я про убийство девушки по имени Мария Перес.

– Нет. Я сегодня не выходил. Не просматривал газет. Кто такая Мария Перес?

– Точнее будет сказать, кем была Мария Перес. А как же радио?

– Не включал. Так кто она была?

– Дочь человека, который видел вас, когда вы входили в дом на Восемьдесят второй улице. Ее тело нашли вчера ночью на Северном речном пирсе. Застрелена между девятью вечера и полуночью. Мистер Вульф интересуется, как вы провели вчерашний вечер. Вы и ваша жена.

– Ни хрена себе! – выдохнул он.

Мои брови поползли вверх от изумления. Это он явно не у Роберта Браунинга почерпнул. Не знаю, может, так выражались драматурги-елизаветинцы? Должен признаться, ничего в них не смыслю.

Откуда бы он этого ни набрался, передо мной стоял совсем другой Остин Хок. Не тот, которого я вчера днем пожалел. И дело было не только в словечке, которое он отпустил. И лицо стало другим, и манера держаться. Этот Хок никого не молил о снисхождении.

– Итак, – сказал он, – вы хотите знать, как моя жена провела вчерашний вечер? Что ж, спросите ее сами. Пойдемте.

Он повернулся и пошел к своей квартире. Я шагал за ним. Дверь была открыта. Прихожей тут не имелось. Перешагнув порог, вы сразу попадали в небольшую комнату, обставленную как гостиная, вот только стены тут были сплошь уставлены книжными стеллажами. Он прошел к двери в противоположной стене, открыл ее и сделал мне знак войти. Я вошел, шагнул и остолбенел.

Он убил ее. Нет-нет, конечно, не следует делать поспешных выводов, я всегда этим грешил. Во второй раз за день я видел женщину в постели, только эта была укрыта с головой. И не одеялом. Простая белая простыня повторяла очертания ее неподвижного тела. Труп. Я стоял и смотрел, а Хок, выйдя у меня из-за спины, приблизился к постели и заговорил:

– Это Арчи Гудвин, Дина. Прошлой ночью убили девушку. – Он повернулся ко мне: – Как, говорите, ее звали?

– Мария Перес.

Он снова отвернулся:

– Мария Перес. Она жила в том доме. Гудвин хочет знать, что́ ты делала вчера вечером между девятью и полуночью. И я подумал, что будет лучше, если ты сама ему скажешь. Вы вчера виделись там, в том доме. И я решил, почему бы вам не увидеться и сегодня?

Из-под простыни донеслось сдавленное бормотанье (я бы не узнал ее голоса):

– Нет, Остин, я не буду ничего говорить.

– Еще как будешь. Ты опять за старое?

Он стоял буквально в шаге от кровати. Взявшись за край простыни, он потянул ее на себя.

Мне случалось видеть трупы, которые выглядели лучше. Правая сторона ее лица была, мягко говоря, не в порядке, но не шла ни в какое сравнение с левой. Глаз заплыл и не открывался, а распухшие щека и подбородок имели цвет парной телячьей печенки. Изящно изогнутые полные губы превратились в разбухшие лиловые валики.

Она лежала на спине. На ней была сорочка на бретельках, и, судя по виду плеч и предплечий, лечь на бок ей было бы трудно. Я не смог бы сказать, куда смотрит ее открытый глаз.

Хок, все еще держа в руке простыню, повернулся ко мне.

– Как я говорил вам вчера, – продолжал он, – мне хотелось дать ей понять, что я все знаю, но язык не поворачивался. Я боялся того, что могло произойти, когда я наконец выскажусь. И вот это произошло. – Он снова обратился к жене: – Гудвин хочет знать, где ты была вчера между девятью часами и полуночью. Скажи ему, и он уйдет.

– Я была здесь, – еле слышно прошелестела она, но я понял. – Там же, где и сейчас. К девяти часам я уже была такая.

– Муж оставил вас здесь в подобном состоянии?

– Он не оставлял меня. Он был здесь, со мной.

– Хрен бы я ее оставил, – заявил мне Хок. – Я ушел от вас с Вульфом, отправился сюда. Она была здесь. С тех пор я никуда отсюда не выходил. Вы ее повидали, она вам ответила. Теперь уходите.

– Она, конечно, ваша жена, не моя, – заметил я, – но вы врача вызвали?

– Нет. Как раз набивал грелку льдом, когда вы позвонили.

Я заставил себя еще раз посмотреть в ее сторону:

– Прислать вам доктора, миссис Хок?

– Нет, – ответила она.

– Пришлите лучше ей бутылку шампанского, – посоветовал он.

Я так и сделал. То есть прислал шампанское, но только не ей. Отчитавшись Вульфу по телефону о визите к Хокам и сообщив, что еду к миссис Йигер, я шел к Седьмой авеню, намереваясь поймать такси, и увидел винный магазин. Зашел, спросил, есть ли у них «Дом Периньон», и получил утвердительный ответ. Я велел послать бутылку мистеру Остину Хоку, в дом номер 64 по Эдем-стрит, и вложил в упаковку карточку, на которой написал: «С наилучшими пожеланиями от Арчи Гудвина». Цену шампанского я отнес по ведомству личных дел и не стал включать в список служебных расходов. А потом долго гадал, что́ он сделал с бутылкой: выбросил в мусорное ведро, выпил сам, распил с женой?

Было две минуты шестого, когда я отпустил такси у дома номер 34 по Восточной Шестьдесят восьмой улице и огляделся, прежде чем войти. Вот здесь три дня назад все началось. Тут, во втором ряду, стояла полицейская машина, а за рулем сидел водитель Пэрли Стеббинса. За углом закусочная, откуда я звонил Лону Коэну. Войдя в вестибюль и собираясь нажать на кнопку звонка, я на секунду задумался: знал бы я, что́ случится дальше, дал бы Майку Коллинзу те добавочные сорок баксов или нет? И не смог себе ответить, ведь я до сих пор понятия не имел, что́ будет дальше.

Про Вульфа не скажу, а меня больше всех остальных интересовала миссис Йигер: где она была вчера вечером? Вдовы, наследующие убитым мужьям, всегда заслуживают внимания, а эта к тому же была в курсе, что муженек ее не просто обманул, но обманывал постоянно.

Если она искренне предпочитала ничего не замечать, что ж, весьма благородно с ее стороны. А если притворялась? Тогда это просто удобная линия поведения. Может, она без всякой задней мысли хотела посмотреть на комнату, пошла на поводу у вполне естественного любопытства. А вдруг это притворство чистой воды? Вдруг она уже видела комнату в воскресенье вечером, когда приходила туда убить изменника? В таком случае налицо опять-таки ловкий ход.

Ее алиби на вечер убийства Йигера, обнародованное в прессе, – была за городом, в Нью-Йорк вернулась только в понедельник утром, – могло сильно полинять в глазах полиции. Подозреваю, что так и случилось, раз уж Кремер вчера пустил за ней «хвост».

Дата добавления: 2015-08-28