Риккель продолжал спокойно оценивать, взвешивать, обдумывать каждое слово из
моей истории. Офицер продолжал:
- В любом случае я благодарен вам, Антиош. Вы прояснили многое из того, что
беспокоило нас довольно давно. Убийство Дюма нас не слишком удивило, потому что
наши службы уже по меньшей мере два года подозревали о существовании канала
контрабанды, и у них имелись на то веские основания. Нам были знакомы имена
Макса Бёма, Эрве Дюма, Отто Кифера, Нильса ван Доттена. Мы знали географические
границы их сети: треугольник Европа - Центральная Африка - Южная Африка. Но
нам не хватало главного: мы не знали, кто осуществляет транспортировку, а значит,
ничего не могли доказать. Уже два года фигуранты находились под наблюдением. Ни
один из них не перемещался по маршруту перевозки алмазов. Теперь, благодаря вам,
нам стало известно, что они использовали птиц. Это могло бы показаться чем-то из
ряда вон выходящим, но, поверьте, мне доводилось видеть и не такое. Поздравляю вас,
Антиош. Вам не занимать упорства и отваги. Если вам когда-нибудь надоест
заниматься вашими аистами, обязательно разыщите меня: у меня всегда найдется для
вас работа.
Такой поворот дела поверг меня в полную растерянность.
- И... это все?
- Конечно, нет. На этом наши встречи только начинаются. Завтра мы все
запротоколируем и подпишем. Следователю тоже нужно будет с вами поговорить.
Возможно, ваши показания позволят отправить Сару Габбор в Израиль, где она и
будет ожидать судебного процесса. Вы даже не представляете себе, как жаждут
преступники снять с себя вину именно в своей стране. Мы только тем и занимаемся,
что пересылаем заключенных из одного государства в другое. Это что касается
алмазов. А вот по поводу вашего таинственного доктора у меня есть серьезные
сомнения.
Я встал. Лицо мое пылало.
- Вы ничего не поняли, Риккель. Канал алмазной контрабанды перестал
существовать. С ним покончено. Зато безумный хирург по-прежнему похищает
человеческие органы в разных концах планеты. Этот сумасшедший добивается своей
цели и действует скрытно, упорно, безжалостно. Я в этом совершенно уверен. У него
есть все необходимое. Сейчас может быть только одно срочное дело - схватить
негодяя. Остановить его, пока он не убил еще кого-то, чтобы продолжить свой
эксперимент.
- Позвольте мне самому судить, что срочно, а что нет, - возразил Риккель. -
Оставайтесь сегодня вечером в гостинице, здесь, в Брюсселе. Мои люди заказали вам
номер в "Веплере". Это не роскошная, но вполне удобная гостиница. Увидимся завтра.
Я стукнул кулаком по столу. Дельтер вскочил, а Риккель даже не шевельнулся. Я
заорал:
- Риккель! По свету разгуливает кровожадный монстр! Он пытает и убивает
детей! Вы же можете разослать ориентировки, просмотреть информацию в ваших
компьютерах, проанализировать тысячи разных происшествий, связаться с полицией
всех стран мира. Сделайте же это, господи боже мой!
- Завтра, Антиош, завтра, - прошептал полицейский. Губы у него дрожали. -
Завтра. И не настаивайте.
Я вышел, хлопнув дверью.
Прошло уже несколько часов, а я все сидел в номере, не в силах совладать со
своим гневом. Я позволил провести себя, как младенец. Я предоставил Интерполу все
сведения, но почти ничего не получил взамен - во всяком случае в том, что касается
расследования. Единственным моим утешением было то, что мои показания могут
принести пользу Саре.
Кроме того, этим вечером я оказался в тупике. Я прослушал свой автоответчик: ни
одного сообщения. Я позвонил доктору Варель, но не нашел ее.
В восемь тридцать раздался звонок. Этот голос я никак не ожидал услышать.
- Антиош? Это Риккель. Мне бы очень хотелось с вами поговорить.
- Когда?
- Прямо сейчас. Я внизу, в баре гостиницы.
Бар "Веплера" был обит темно-розовыми панелями и скорее напоминал альков,
предназначенный для непристойных развлечений. Я нашел Симона Риккеля: он сидел
в кожаном кресле, завернувшись в свой огромный пуловер. Он осторожно обгладывал
оливки, перед ним стоял стакан виски. Я вдруг подумал о том, при нем ли сейчас его
"Глок" и кто из нас сможет быстрее выдернуть пистолет из кобуры.
- Садитесь, Антиош. И прекратите разыгрывать из себя крутого парня. Вы уже
все и всем доказали.
Я сел и попросил принести китайский чай. Несколько секунд молча наблюдал за
Риккелем. Его лицо по-прежнему было надежно скрыто под толстыми выпуклыми
стеклами и напоминало зеркало, верхняя часть которого запотела.
- Я пришел, чтобы еще раз вас поздравить.
- Поздравить?
- У меня, знаете ли, есть кое-какой опыт в раскрытии преступлений. И я могу по
достоинству оценить то, что вам удалось раскопать. Вы проделали отличную работу,
Антиош. В самом деле отличную. Мое недавнее предложение пойти служить к нам -
вовсе не шутка.
- И все же вы не за этим пришли, правда?
- Разумеется. Мне понятно ваше сегодняшнее разочарование. Вы подумали, что я
не очень-то поверил в вашу историю о хирурге-убийце.
- Именно.
- Ничего другого я сделать не мог. Во всяком случае, в присутствии Дельтера.
- Не вижу связи.
- Это его не касается.
Официант принес чай. Тяжелый терпкий аромат напитка напомнил мне запах
земли в джунглях.
- Значит, вы верите моим словам?
- Да. - Риккель терзал оливки, насаживая их на кончик зубочистки. - Но я вам
уже сказал: эта сторона дела требует самого серьезного расследования. Кроме того,
вам следовало бы вести со мной честную игру.
- Честную игру?
- Вы сказали мне далеко не все. Невозможно раскрыть такие серьезные вещи, не
оставив при этом никаких следов.
Глоток чая позволил мне на время скрыть тревогу. Я решил прикинуться
простодушным.
- Я вас не понимаю, Риккель.
- Прекрасно. Сегодня днем мы упоминали о Максе Бёме, Отто Кифере, Нильсе
ван Доттене. Они настоящие преступники, но им по шестьдесят, и они довольно
безобидны, вы согласны? Кроме того, этих людей охраняли. Был Дюма, но были и
другие. Гораздо более опасные. У меня припрятано в рукаве несколько таких типов.
Могу сообщить вам их имена. А вы мне скажете, о чем они вам напоминают.
Риккель насмешливо улыбнулся и проглотил оливку.
- Миклош Сикков.
Удар в солнечное сплетение. Я приоткрыл рот, потом произнес:
- Я такого не знаю.
- Милан Калев.
Должно быть, тот второй, что был с Сикковым. Я пробормотал:
- А что это за люди?
- Путешественники. Вроде вас, только не такие удачливые. Они оба погибли.
- Где?
- Тело Калева обнаружили тридцать первого августа в Болгарии, под Софией: ему
перерезали горло куском стекла. Сикков погиб в Израиле шестого сентября. На
оккупированной территории. Ему прямо в лицо всадили шестнадцать пуль. Оба дела
закрыты. Первое убийство было совершено, когда вы, Антиош, находились в Софии.
Второе - когда вы были в Израиле, причем в том же самом месте - в Балатакампе.
Забавно, вам не кажется?
Я повторил:
- Я не знаком с этими людьми.
Риккель снова принялся мучить оливки. В бар вошла группа немцев, видимо,
деловых людей. Они похлопывали друг друга по плечу и хохотали. Губы полицейского
блестели от оливок. Он произнес:
- Я могу назвать вам и других, Антиош. Что вам говорят такие имена: Марсель
Минаус, Йета Якович, Иван Торной?
Жертвы кровавого убийства на вокзале в Софии. Я внятно проговорил:
- На самом деле эти имена ничего мне не говорят.
- Странно, - сказал австриец и отпил глоток виски. - Знаете, Антиош, что меня
побудило пойти работать в Интерпол? Вовсе не стремление к риску. И уж тем более
не стремление к справедливости. Просто-напросто увлечение иностранными языками.
Я с самого детства этим интересуюсь. Вы даже не представляете себе, какую роль
играют языки в криминальном мире. Например, сейчас в Соединенных Штатах агенты
ФБР вовсю стараются освоить диалекты китайского языка. Это единственный способ
справиться с гангстерами из триад. Короче, так вышло, что я свободно владею
болгарским. - Риккель опять улыбнулся. - Я очень внимательно прочел отчет,
составленный доктором Миланом Джуричем. Очень поучительный и устрашающий
документ. Также я изучил отчет болгарской полиции о побоище, устроенном вечером
тридцатого августа на вокзале в Софии. Там поработали профессионалы. Во время
этой бойни погибли три ни в чем не повинных человека - те, чьи имена я назвал:
Марсель Минаус, Йета Якович и малыш, Иван Торной. Мать последнего дала
показания, Антиош. Она без малейших колебаний сообщила, что целились в
четвертого, европейца, по описанию очень похожего на вас. Несколько часов спустя
Милан Калев умер на складе, зарезанный, как свинья.
Мне совсем расхотелось пить китайский чай.
- Я по-прежнему вас не понимаю, - пробормотал я.
Теперь уже Риккель отодвинул в сторону свои оливки и уставился на меня. В
стеклах его очков отразился стакан виски, сверкающий рыжими искрами.
- Нашим службам известны и Калев, и Сикков. Калев был болгарским наемником
- в какой-то степени медиком, - любившим пытать свои жертвы с помощью
хирургической электропилы. Нет крови, почти нет следов, но человек испытывает
невыносимые страдания: его режут самым аккуратным образом. Сикков был военным
инструктором. В семидесятые годы в Уганде он обучал войска Иди Амина.
Специализировался на автоматическом оружии. Обе эти птицы были опасны, каждая
по-своему.
Риккель немного помолчал, потом бросил бомбу:
- Они работали на "Единый мир".
Я изобразил удивление:
- Наемники в гуманитарной организации?
- Иногда они нужны, чтобы охранять склады и обеспечивать безопасность
персонала.
- К чему вы клоните, Риккель?
- К "Единому миру". И к вашей смелой гипотезе.
- И что?
- Вы полагаете, что Макс Бём жил, - вернее сказать, выживал, - под
присмотром некоего хирурга-виртуоза, спасшего его от верной смерти в августе
семьдесят седьмого.
- Совершенно верно.
- Судя по вашим словам, этот врач оказывал давление на Бёма, используя
"Единый мир". Поэтому старый швейцарец и завещал все свое состояние этой
организации, так?
- Да.
Риккель сунул руку под необъятный пуловер, вытащил тоненькую папку и достал
из нее листок, напечатанный на машинке.
- Тогда я хотел бы ознакомить вас с фактами, которые, надеюсь, утвердят вас в
ваших подозрениях.
От удивления у меня даже дыхание перехватило.
- Я тоже собрал данные об этой ассоциации. "Единый мир" надежно охраняет
свои тайны. Очень сложно получить точные сведения о роде их деятельности, о
численности врачей, о дарителях. Однако, занимаясь Бёмом, я обнаружил несколько
смутивших меня фактов. Макс Бём перечислял большую часть своих сомнительных
доходов "Единому миру". Каждый год он "дарил" ассоциации несколько сотен тысяч
швейцарских франков. Думаю, эта информация неполная. Бём пользовался услугами
не одного банка и, конечно, держал деньги на номерных счетах. Следовательно,
практически невозможно подсчитать, какие именно средства он перечислял
организации. Но один факт не подлежит сомнению: он состоял членом "Клуба 1001 ".
Вы, наверное, знаете об этой схеме. Зато вы точно не знаете, что, когда создавался
этот клуб, Бём положил на его счет один миллион швейцарских франков - без малого
миллион долларов. Это было в восьмидесятом году: подпольная торговля алмазами
осуществлялась уже около двух лет.
Изумление. Прозрение. Щелчок. Старина Макс переводил свои доходы "Единому
миру", а не лично "африканскому лекарю". Либо организация платила жалованье
этому чудовищу, либо, что еще проще, она от своего имени финансировала "опыты"
хирурга. Риккель продолжал:
- Вы мне сказали, что Дюма так и не нашел место, где лечился Макс Бём. Он не
обнаружил никаких следов орнитолога ни в швейцарских, ни во французских, ни в
немецких клиниках. Думаю, мне известно, где этот человек с пересаженным сердцем
проходил обследование с соблюдением полной тайны. В женевском центре "Единого
мира", имеющем в своем распоряжении новейшее медицинское оборудование.
Повторяю: Бём хорошо оплачивал их услуги, и организация не могла отказать ему в
такой "любезности".
Я попытался глотнуть немного чая. Руки у меня дрожали. Вне всякого сомнения,
Риккель разобрался во всем.
- Что, по-вашему, это означает?
- Что "Единый мир" определенно что-то скрывает. Что ваш "африканский
лекарь" там не последний человек, и это позволяет ему нанимать людей вроде Калева
и Сиккова, финансировать свои собственные эксперименты, оказывать услуги самому
дорогому сердечному больному на всем белом свете - дрессировщику аистов.
Риккель тайно вел свою игру. Когда мы встретились днем, он был гораздо лучше
осведомлен о деятельности "Единого мира", нежели об алмазной контрабанде как
таковой. Словно прочитав мои мысли, он опять заговорил:
- Еще до встречи с вами, Антиош, мне было известно о странных отношениях,
связывавших Бёма с "Единым миром", но мне даже в голову не приходила версия о
похищении сердец. Убийства Райко и Гомун - только два эпизода из огромной
серии. Когда мы расстались, я полез в компьютер. С наших терминалов я отправил
запрос об убийствах и несчастных случаях, при которых исчезало сердце жертвы. Вы
представить себе не можете, сколько разной информации содержится в базах данных
Интерпола. Похищение сердца у человека - редкое явление, и это значительно
облегчило задачу. Список пришел сегодня вечером, в восемь. Он далеко не полный,
поскольку ваш "похититель" орудовал преимущественно в проблемных или очень
бедных странах, а из них мы зачастую не получаем сведений. Но и такого списка
вполне достаточно. От него мороз по коже. Вот он.
Моя чашка упала и разбилась. Горячий чай вылился на руки, но я, как всегда,
ничего не почувствовал. Я вырвал листки из рук Риккеля. Документ был на
английском - зловещий список избранников похитителя человеческих сердец.
21.08.91. Имя: Гомун. Пигмейка. Пол женский. Родилась приблизительно в июне
1976 года. Погибла 21.08.91 близ Зоко, провинция Лобае, Центрально-Африканская
Республика. Обстоятельства гибели: несчастный случай, нападение гориллы.
Особенности: многочисленные увечья, исчезновение сердца. Группа крови: В, R
фактор +. Тип HLA: Aw19,3-B37,5.
22.04.91. Имя: Райко Николич. Цыган. Пол мужской. Родился приблизительно в
1963 году. Место рождения: Искендерон, Турция. Погиб 22.04.91 в Светловодском
лесу близ Сливена, Болгария. Обстоятельства гибели: убийство. Не раскрыто.
Особенности: увечья, исчезновение сердца. Группа крови: 0, R фактор +. Тип HLA:
Aw19,3-B37,5.
03.11.90. Имя: Тасмин Джонсон. Готтентот. Пол мужской. Родился 16 января
1967 года, близ Масеру, Южная Африка. Погиб 03.11.90 близ шахты в Ваке, Южная
Африка. Обстоятельства гибели: нападение хищника. Особенности: увечья,
исчезновение сердца. Группа крови: А, R фактор +. Тип HLA: Aw19,3-B37.5.
16.03.90. Имя: Хасан-эль-Бегассен. Пол мужской. Родился приблизительно в 1970
году, близ Джебелъ-эль-Фау, Судан. Погиб 16.03.90 в районе орошаемых полей поселка
№16. Обстоятельства гибели: нападение дикого животного. Особенности: увечья,
исчезновение сердца. Группа крови: АВ, R фактор +. Тип HLA: Aw19,3-B37,5.
04.09.88. Имя: Ахмед Искам. Пол мужской. Родился 5 декабря 1962 года в
Вифлееме, оккупированные территории, Израиль. Погиб 04.09.88 в Бейт-Джаллахе.
Обстоятельства гибели: убийство по политическим мотивам. Не раскрыто.
Особенности: увечья, исчезновение сердца. Группа крови: 0, R фактор +. Тип HLA:
Aw19,3-B37,5.
Список занимал несколько страниц и заканчивался 1981 годом, когда начали
формировать базу данных. Вероятно, на самом деле его можно было продолжить еще
на несколько лет. Десятки детей и молодых людей мужского и женского пола из
разных стран были замучены до смерти только потому, что имели определенный тип
HLA: Aw19,3-B37,5. Система функционировала настолько четко, что мне стало не по
себе. То же самое я начал подозревать, сравнив группы HLA Гомун и Райко, только
масштабы этого кошмара были просто невероятными. Риккель продолжал, произнося
вслух то, о чем я думал:
- Вы все поняли, правда? Ваш зверь не занимается контрабандой, он даже не
ставит случайные опыты. Его охота организована куда более тонко. Он ищет по всей
планете сердца, относящиеся к одной и той же группе тканей.
- И это... все?
- Нет. Я принес вам еще кое-что.
Риккель порылся в своем безразмерном пуловере и выудил небольшой
пластиковый пакет черного цвета. Я понял теперь, почему он ходил в вязаной кофте:
чтобы прятать под ней любые предметы любой формы. В пакете находились обоймы
для "Глока" сорок пятого калибра, обернутые серебристой лентой. Я вопросительно
взглянул на офицера.
- Я подумал, что эти боеприпасы могут вам пригодиться. "Товар" завернут в
липкую ленту с добавлением свинца, сквозь нее не проходят лучи рентгеновских
установок в аэропортах. Ваше оружие - вовсе не секрет, Антиош. Пистолеты из
полимеров - это новейшее оружие путешественников, в частности, террористов. У
Сары Габбор тоже был девятимиллиметровый "Глок" парабеллум. И не забудьте о
"несчастном случае" с Сикковым: шестнадцать пуль прямо в лицо.
Я осмотрел обоймы: как минимум сто пятьдесят пуль сорок пятого калибра - сто
пятьдесят возможностей совершить насилие и убить. Симон Риккель закончил ровным
голосом:
- Я вам уже говорил: Интерпол привык расследовать запутанные преступления.
Также в случае необходимости, если не хватает времени, мы можем направлять кого-
либо с особым заданием. Я уверен, что вы сможете найти похитителя сердец гораздо
раньше нас. Нам сначала нужно завершить дело об алмазах, проверить ваши
свидетельства, отыскать ван Доттена. Сегодня днем я вас обманул: ваши показания
были записаны и сразу же занесены в компьютер. Они здесь, у меня в кармане.
Подпишите их. И исчезайте. Вы один, Антиош. И в этом ваша сила. Вы способны
проникнуть в "Единый мир" и обнаружить негодяя. Найдите его, найдите человека,
причинившего такие страдания Райко, Гомун и всем остальным своим жертвам.
Найдите его. И сделайте с ним все, что сочтете нужным.
Когда я вернулся в свой номер, на телефоне мигал световой сигнал. Я схватил
трубку и набрал номер коммутатора.
- Луи Антиош, номер двести тридцать два. Для меня есть сообщение?
Голос с выраженным акцентом мне ответил:
- Мсье Антиош... Антиош... Сейчас посмотрю...
Я услышал, как она забарабанила по клавиатуре компьютера. У меня на руке под
кожей бились и вибрировали вены, словно отдельно от всего организма.
- В двадцать один пятнадцать вам звонила некая Катрин Варель. Вас не было в
номере.
Я задохнулся от ярости:
- Я же просил, чтобы мне передавали сообщения в бар!
- Смена закончилась в девять вечера. Я сожалею, но мне не передали ваше
распоряжение.
- Она сказала, куда ей можно звонить?
Голос назвал мне домашний телефон Катрин Варель. Я набрал десять цифр. Гудок
прозвучал только два раза, и я услышал хриплый голос доктора: "Алло?"
- Это Антиош. У вас есть новости?
- Я раздобыла нужную вам информацию. Это просто невероятно. Вы оказались
правы во всем. Я получила список франко-говорящих врачей, живших в Центральной
Африке и в Конго, за последние тридцать лет. Одно имя, возможно, принадлежит
человеку, который вас интересует. И какое имя! Это Пьер Сенисье, предтеча
сердечной трансплантологии. В 1960 году этот французский хирург впервые в мире
пересадил человеку сердце обезьяны.
Все мое тело сотрясалось, как в лихорадке. Сенисье. Пьер Сенисье. Из темного
уголка мозга всплыл фрагмент из энциклопедии, прочитанный мной в Банги: "...в
январе 1960 года французский врач Пьер Сенисье вшил сердце шимпанзе в грудную
клетку шестидесятивосьмилетнего больного, страдавшего неизлечимой сердечной
недостаточностью в последней стадии. Операция прошла успешно. Но пересаженный
орган проработал лишь несколько часов..."
Катрин Варель продолжала:
- История этого подлинного гения широко известна в медицинских кругах. В те
годы его трансплантация наделала много шуму, но затем Сенисье внезапно исчез.
Тогда поговаривали, что у него были неприятности с коллегами-медиками: его
заподозрили в том, что он ставит запрещенные эксперименты и тайно проводит какие-
то операции.
Сенисье забрал семью и нашел убежище в Центральной Африке. Судя по всему, он
стал добропорядочным человеком, лечил чернокожих. Вроде Альберта Швейцера,
если хотите. И все же кое-что не сходится...
- Что именно? - прошептал я сдавленно.
- Вы ведь говорили мне, что Макса Бёма оперировали в августе семьдесят
седьмого?
- Точно.
- Вы уверены, что это случилось именно тогда?
- Несомненно.
- Тогда получается, что Сенисье не мог сделать эту операцию.
- Почему?
- Потому что в семьдесят седьмом его уже не было в живых. В конце шестьдесят
пятого, в день святого Сильвестра, на его семью напали преступники, выпущенные
Бокассой из тюрьмы в ту самую ночь государственного переворота. Они все погибли:
Пьер Сенисье, его жена и двое детей. Сгорели в пожаре, полностью разрушившем их
виллу. Я-то сама была не в курсе дела, но мне... Луи, я вас не слышу. Вы у телефона?
Луи... Луи?
Когда в Арктику приходит лето, толща льда покрывается трещинами и неохотно
расходится, открывая студеные черные воды Берингова моря.
Нечто подобное творилось в тот момент в моей голове. Поразительное открытие
Катрин Варель разом замкнуло адский круг моих приключений. Единственное
существо в мире могло просветить мое погрузившееся во мрак сознание: моя
приемная мать Нелли Бреслер.
Изо всех сил давя на педаль газа, я мчался к центру Франции. Через шесть часов,
ближе к рассвету, я проехал Клермон-Ферран, потом стал искать дорогу к городку
Вилье, расположенному в нескольких километрах восточнее. Часы на панели
автомобиля показывали пять тридцать. Наконец фары осветили небольшую деревню.
Я проехался в одну сторону, потом в другую и наконец нашел дом Бреслеров. Я
поставил машину у каменной ограды.
Светало. Позолоченный осенью пейзаж напоминал лес, объятый пожаром.
Повсюду был разлит несказанный покой. Вдоль высоких трав тянулись ровные черные
каналы, деревья, растерявшие листву, цеплялись ветками за монотонное серое небо. Я
вошел во двор замка, вымощенный камнем и имевший форму подковы. Слева я
заметил Жоржа Бреслера: он уже был на ногах и что-то делал около просторных
клеток, где встряхивали крыльями птицы пепельного цвета. Он стоял ко мне спиной и
не мог меня заметить. Я молча пересек лужайку и прошел в дом.
Внутри все было из камня и дерева. Широкие высокие окна, прорубленные в
огромных глыбах, выходили в обширный сад. Массивная дубовая мебель
распространяла густой запах воска. На плитах пола лежали четкие тени от кованых
люстр. Здесь царила суровая атмосфера Средневековья, витал дух жестокой и слепой
знати. Я находился в убежище, где можно было спрятаться от быстротечного времени.
В настоящем логове сказочных людоедов, не желающих расставаться со своими
богатствами.
- Кто здесь?
Я обернулся и увидел Нелли, ее худенькую фигурку, узкие плечи, бледное как мел,
иссушенное алкоголем лицо. Она узнала меня, прислонилась спиной к стене, чтобы не
упасть, и пробормотала:
- Луи... Что вы здесь делаете?
- Я приехал, чтобы поговорить о Пьере Сенисье.
Нелли, пошатываясь, подошла поближе. Я заметил, что ее седой, слегка
голубоватый парик съехал набок. Судя по всему, моя приемная мать не спала всю ночь
и уже была пьяна. Она повторила:
- О Пьере... О Пьере Сенисье?
- Да, - спокойно ответил я. - Мне кажется, я уже достаточно повзрослел. Пора
сказать правду, Нелли.
Старая женщина опустила глаза. Я увидел, как она несколько раз медленно
моргнула, и на ее губах застыла едва заметная улыбка. Она прошептала: "Правду..."
Потом более уверенной походкой направилась к круглому столику, на котором стояло
множество графинов. Она наполнила два стакана и один из них протянула мне.
- Я же не пью, Нелли. И сейчас еще слишком рано.
Она настаивала:
- Выпейте, Луи, и сядьте. Так вам будет лучше.
Я не стал спорить и послушно сел, выбрав кресло у камина. Меня с новой силой
стала бить дрожь. Я глотнул виски. Алкоголь обжег меня, и стало легче. Нелли села
напротив меня так, что лицо ее оставалось в тени. Она поставила на пол рядом с собой
небольшой графин виски, потом одним глотком осушила стакан. И снова его
наполнила. На ее щеках заиграл легкий румянец, к ней вернулась обычная
уверенность. Она начала свой рассказ, обращаясь ко мне на "ты".
- Такие события не забываются, Луи. Они оставляют глубокий след в сердце, они
- будто надпись на мраморе могильной плиты. Не представляю, откуда тебе стало
известно имя Пьера Сенисье. Не представляю, что именно тебе удалось узнать. Не
представляю, как ты извлек на свет божий тайну, охраняемую надежнее всего на
свете. Но это не важно. Луи, пробил час правды, а для меня, быть может, и час
освобождения.
Пьер Сенисье родился в семье богатых парижских буржуа. Его отец, Поль
Сенисье, был всеми уважаемым магистратом, в свое время имел большое влияние и, не
дрогнув, пережил несколько смен власти. Это был суровый, молчаливый, жестокий
человек, которого побаивались; он воспринимал мир как хрупкое сооружение,
подвластное его могучей руке. Вначале века жена в течение нескольких лет родила
ему троих сыновей. Всем им прочили прекрасное будущее, но вскоре у них
проявились признаки вырождения и слабоумия. Отец был вне себя от ярости, но
крупное состояние позволило ему сохранить видимость благополучия. Старший сын,
Анри, горбатый и умственно отсталый, отправился "присматривать за замками" -
тремя обветшалыми домами в родовых нормандских поместьях. Доминик, самый
здоровый физически, пошел в армию и с помощью протекции дослужился до
приличного звания. Что касается Рафаэля, младшего, менее глупого и более
изворотливого, то он стал священником. Он получил сан епископа в каком-то забытом
Богом уголке, неподалеку от земель Анри, а потом о его существовании вовсе забыли.
В те времена Поля Сенисье уже не интересовали три его сына. Он полностью
сосредоточился на четвертом, Пьере, родившемся в тридцать третьем году. Полю тогда
уже исполнилось пятьдесят. Его супруга, будучи не намного моложе, подарила ему
дитя и тут же скончалась, словно выполнив свой последний долг.
Пьер стал во всех отношениях благословением для отца. Казалось, что этот
необыкновенный малыш собрал в себе все способности, все таланты вырождающегося
семейства. Старик отец полностью посвятил себя воспитанию сына. Он сам учил его
читать и писать. Жадно следил за тем, как развивается ум ребенка. Когда Пьер достиг
порога зрелости, Поль Сенисье стал надеяться, что сын изберет такой же путь, как и
отец, и станет магистратом. Но Пьер хотел заниматься медициной. Отец подчинился
его желанию. Он чувствовал, что личностью ребенка движет истинное призвание. И не
ошибся. К двадцати трем годам Сенисье-сын уже был первоклассным хирургом,
специализировавшимся на кардиологии.
Тогда-то я и познакомилась с Пьером. Он был постоянным предметом разговоров в
нашем замкнутом мирке - в среде праздных и разборчивых отпрысков богатых и
высокопоставленных семей. Пьер был большой, гордый, суровый. Казалось, даже его
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |