в Израиле вы убили Иддо Габбора, потому что он все раскрыл. Я много чего знаю,
Кифер. А сегодня ты у меня на мушке. История с алмазами закрыта. Макс Бём умер, и
сам ты долго не протянешь. Я победил, Кифер, и поэтому ты мне все расскажешь.
По-прежнему слышалось только сиплое дыхание Кифера. В темноте казалось, что
он просто сопит во сне или, наоборот, что он, угрожающе шипя, как змея, ждет
удобного момента, чтобы напасть. Наконец он прошептал:
- Ладно, малый. Давай торговаться.
Под дулом пистолета, разбитый болезнью, Кифер все еще продолжал разыгрывать
из себя крутого парня. Чех выложил свои козыри. В его язвительной речи я различил
едва заметный славянский акцент.
- Ну, раз ты столько всего знаешь, тебе должно быть известно и то, почему меня
прозвали "Тонтон Граната". Под простыней, вот здесь, я держу наготове гранату и в
любой момент могу ее взорвать. Одно из двух: или я тебе сегодня утром кое-что
расскажу, и ты в знак благодарности пристрелишь меня, - или, если у тебя кишка
тонка, я взорву нас обоих, себя и тебя. Прямо сейчас. Отличный случай разом со всем
покончить, малыш. Самому, без твоей помощи, это слишком уж трудно.
Я сглотнул слюну. Адская логика Кифера пригвоздила меня к месту. Зачем ему
было совершать самоубийство при помощи моего "Глока", если и так жить ему
оставалось всего несколько дней? Я произнес:
- Я слушаю тебя, Кифер. В нужный момент моя рука не дрогнет.
Умирающий усмехнулся. На губах у него выступили черные пузыри мокроты.
- Очень хорошо. А теперь раскрой уши пошире. Потому что такую историю, как
я тебе расскажу, услышишь не каждый день. Все началось в семидесятых годах. Я был
правой рукой Бокассы. Работы у меня было по горло. Тогда досталось всем - от воров
до министров. Я выполнил все поручения Бокассы - будь они прокляты! - и
получил свою долю. Хорошая настала жизнь. Только вот Бокасса совсем сбрендил. Тут
такое началось: и припадки, и отрезанные уши, и жажда власти - в общем, дело
принимало скверный оборот.
Весной семьдесят седьмого Бокасса предложил мне поехать в командировку. Он
поручил сопровождать Макса Бёма. Я немного знал швейцарца. Мужик он был
деловой, только строил из себя борца за справедливость. Хотел чистеньким остаться,
хотя по уши увяз в махинациях с кофе и алмазами. В тот год Бём как раз нашел
алмазную жилу, где-то за Мбаики.
Я перебил Кифера, сгорая от любопытства:
- Жилу?
- Ну да. Однажды в лесу Бём увидел, как местные таскают прямо из болота
роскошные алмазы. Он привез своего знакомого геолога, африканера, чтобы тот все
проверил и организовал разработки. Бём-то был честный, а вот Бокасса сомневался в
этом. Он вбил себе в голову, что швейцарец хочет его надуть. Тогда мне и поручили
руководить той экспедицией, с Бёмом и тем геологом по имени ван Доттен.
- Экспедицией PR-154.
- Точно.
- А потом?
- Все шло по плану. Мы отправились прямиком на юг, за лесопилку ЦААК.
Пешком, под дождем, по грязи, с дюжиной носильщиков. Добрались до жилы. Бём и
тот педик сделали анализы.
- Педик?
- Ван Доттен был гомосексуалистом. Здоровенный такой голубой африканер,
обожал черные задницы и молоденьких рабочих... Может, деточка, тебе подробнее
объяснить?
- Продолжай, Кифер.
- Бём и ван Доттен работали несколько дней. Геодезическая съемка, пробы
породы, анализы. Все подтверждало предварительные выводы швейцарца. В жиле
было полным-полно алмазов.
Алмазов исключительного качества. Некрупных, но идеально чистых. Ван Доттен
сразу же прикинул, что прибыль ожидается просто невероятная. В тот вечер мы даже
выпили за нашу шахту и наши денежки. Вдруг неизвестно откуда появился этот
пигмей. Он принес послание для Макса Бёма. В лесу это обычное дело. Пигмеи ака
работают почтальонами. Швейцарец прочел письмо и грохнулся прямо в грязь. Он
раздулся, как камера от колеса. И стал помирать от сердечного приступа прямо у нас
на глазах. Ван Доттен засуетился. Сорвал с него рубашку и принялся массировать ему
грудь. А я поднял листок бумаги. Там сообщалось о смерти мадам Бём. Я даже не знал,
что у него есть жена. Сын, тот сразу все понял. Стал нести какую-то чушь, реветь, как
младенец, - да он, собственно, им и был. Ему вообще нечего было делать в лесу, где
повсюду тучи москитов да болота, полные пиявок.
Мы запаниковали. Ты, парень, только представь, где мы тогда находились. Три дня
ходу до поселка ЦААК, четыре - до Мбаики. И если бы только это. Ничто и никто не
мог спасти швейцарца. Бём был обречен. Я знал и думал только о том, как бы нам
поскорее оттуда выбраться и увидеть хоть клочок неба над головой. Негры смастерили
носилки. Надо было сматываться. Но Бём очнулся. Теперь он смотрел на все по-
другому. Он просил, чтобы мы пошли на юг. Говорил, что знает одну лечебницу, за
границей с Конго. Там есть один врач. Единственный в мире, кто может его спасти.
Он плакал и кричал, что не хочет умирать. Сын его поддерживал, ван Доттен тоже
ныл. Господи! Мне хотелось прикончить их всех на месте, но носильщики оказались
проворнее меня. Они разбежались, не дожидаясь развязки.
Короче, у меня не осталось выбора. Нужно было тащить носилки, да еще
поддерживать сынка, который ревел по своей матери. Отцу дали лекарства и
тронулись в путь - я, ван Доттен и два Бёма. Веселенькая процессия! Но самое
странное то, малыш, что, протопав часов шесть-семь, мы действительно нашли
лечебницу. Сума сойти! Огромное здание в чаще леса. При нем лаборатория, и вокруг
суетятся негры в белых халатах! Я сразу почувствовал, что тут что-то не так. Что за
этим что-то скрывается. В этот момент появился он. Высокий такой мужик лет сорока,
довольно красивый. Представляешь, парень, посреди джунглей вдруг возникает этот
тип, с замашками аристократа, и говорит невозмутимо: "Что здесь происходит?"
От рассказа Кифера у меня зашумело в висках. Нервы натянулись как струна, а в
голове начало сверлить. Я в первый раз услышал об этом враче и спросил:
- Кто он был?
- Не знаю до сих пор. Но тогда я понял, что они с Бёмом знакомы уже давно, что
швейцарец и раньше встречался с ним в лесу, наверное, во время предыдущих
экспедиций. Бём вопил, лежа на носилках из листьев. Он умолял врача его спасти,
сделать хоть что-нибудь, потому что ему неохота умирать. Потом запахло дерьмом.
Бём наделал в штаны. Это для меня был удар - увидеть его в таком состоянии.
Сволочная штука - жизнь! Мы же с ним считались крутыми парнями, сынок.
Чертовыми белыми африканцами! Но лес с нами уже почти разделался. Тогда этот
врач наклонился и спросил: "Ты готов на все, Макс? Ты действительно готов на все?"
Он говорил так ласково. А выглядел так, словно сошел со страниц светской хроники.
Бём вцепился ему в воротник и тихо сказал: "Спаси меня, док. Ты знаешь, что там у
меня внутри не работает. Так спаси меня. Сейчас тебе самое время показать, на что ты
способен. У нас есть алмазы. Они стоят целое состояние. Они немного севернее
отсюда, в земле". Сума сойти! Эти двое разговаривали так, словно вчера расстались.
Особенно странным казалось то, что Бём говорил с тем врачом как со специалистом
по сердцу. Как тебе это, парень? Среди джунглей!
Кифер замолчал. В комнате постепенно светлело. И все четче вырисовывалось
жуткое лицо чеха. Его черные десны поблескивали в полумраке полога. Скулы
торчали так, словно готовы были прорвать обтягивавшую их кожу. Внезапно я
почувствовал острую жалость к этому убийце с гранатой. Ни один человек на земле не
заслуживал того, чтобы превратиться в такую ужасную развалину. Кифер опять
заговорил:
- Тогда тот врач обратился ко мне. Он сказал: "Я буду вынужден его
оперировать". - "Зачем? - Я обалдел. - Вы спятили, или как?" - "У нас нет
выбора, мсье Кифер, - ответил он. - Помогите мне его перенести". Тут я сообразил,
что он знает мое имя. Что он знает всех нас, всех троих. Даже ван Доттена. Мы
перенесли старину Макса в дом, в большую комнату, облицованную кафелем. Там
вроде даже кондиционер жужжал. Очень похоже было на операционную.
Стерильность и все такое. Вот только стоял какой-то мерзкий запах, кажется, пахло
кровью, и внутри у меня ёкнуло.
Кифер в точности описывал бойню, запечатленную на снимках Бёма. Все детали,
одна за другой, вставали на свои места. Я испытал шок, и ноги у меня подкосились.
Ощупью добравшись до деревянного кресла, я сел. Кифер хихикнул:
- Ну что, худо тебе, сынок? Ничего, держись. Потому что до главного мы еще не
добрались. В первой стерильной комнате нам пришлось принять душ и переодеться.
Потом мы вошли во вторую комнату и в глубине за стеклом увидели операционный
блок. Там было два металлических никелированных стола. Мы положили Бёма. Врач
вел себя спокойно и любезно. Старина Макс вроде утих. Мы вскоре вернулись в
первую комнату. Там нас ждал сын. Хирург сказал ему ласково: "Ты будешь мне
нужен, молодой человек. Чтобы вылечить твоего папу, мне необходимо взять у тебя
немного крови. Это не опасно. Ты абсолютно ничего не почувствуешь". Потом
повернулся ко мне и приказал: "Оставьте нас, Кифер. Операция очень сложная. Мне
нужно подготовить пациентов". Я ушел, парень. Мозги у меня кипели. Я даже не
соображал, где нахожусь. Снаружи лил дождь. Я разыскал ван Доттена. Его всего
трясло. Да и сам я чувствовал себя не лучше. Так прошло несколько часов. Наконец, в
два часа ночи вышел доктор. Он был весь в крови. Лицо перекошенное, белое как
простыня. Под кожей пульсировали вены. Когда я увидел его, то решил, что Бём умер.
Но лицо доктора вдруг расплылось в мерзкой улыбочке. Его глаза заблестели в свете
керосиновой лампы. Он произнес: "Макс Бём вне опасности". Потом добавил: "Но я не
смог спасти его сына". Я вскочил. Ван Доттен обхватил голову руками и пробормотал:
"О господи..." Я заорал: "Как это - не смог спасти сына? Ублюдок чертов, что ты
наделал? Что ты сделал с малышом, грязный мясник?" Я ворвался в лечебницу, прежде
чем тот успел мне ответить. Это был настоящий кафельный лабиринт. Наконец я
нашел операционную. Ее охранял черномазый, вооруженный АК-47. Но я все
разглядел через стекло: здесь произошла настоящая резня.
Все плитки были в крови. Со стен стекали красные капли. На столах стояли
кровавые лужи. Я никогда не думал, что из человека может вытечь столько крови. И
повсюду этот мерзкий запах падали. Я просто остолбенел.
В глубине комнаты, в темном углу спокойно спал старина Макс, укрытый белой
простыней. А вот молодой Бём лежал гораздо ближе ко мне. От него осталась только
куча развороченного мяса и внутренностей. Ты знаешь, парень, что я за человек. Я не
боюсь смерти и всегда любил делать людям больно, особенно неграм. Но такого я
никогда не видел, ни прежде, ни потом. Тело было изрезано во всех направлениях.
Некоторые раны я даже не смог толком рассмотреть. У мальчонки грудь была
распахана от горла до лобка. Кишки вылезли наружу и свисали с живота.
Тут и дурак бы понял, что сотворил этот хирург. Он вырезал сердце мальчика и
вставил его в тело отца. Конечно, это гениально - проделать такое прямо в джунглях.
Но то, что было у меня перед глазами, никто не назвал бы работой гения. Такое мог
устроить только сумасшедший, или проклятый нацист, или черт его знает кто.
Клянусь, парень, я не мог этого вынести. За пятнадцать лет не прошло ни одной ночи,
чтобы я не вспоминал об этом. Я подошел еще ближе, к самому стеклу. Я хотел
увидеть лицо молодого Бёма. Голова его была вывернута совершенно неестественно,
на сто восемьдесят градусов. Я рассмотрел его глаза, выпученные, полные ужаса.
Мальчику заклеили рот. Я понял, что мерзавец резал его по живому, без наркоза. Я
вынул ствол и вернулся на улицу. Мясник уже ждал меня, а с ним - четверо
черномазых, вооруженных до зубов.
Они направили на меня фонари, и я сразу ослеп. Послышался сладенький голос
доктора, буквально сверливший мне мозги: "Будьте благоразумны, Кифер. Не делайте
лишних движений, а не то я пристрелю вас, как собаку. Теперь вы соучастник
убийства ребенка. Это гарантирует вам смертный приговор, как в Конго, так и в
Центральной Африке. Однако если вы будете следовать моим указаниям, не случится
никакого скандала и, возможно, вы даже прилично заработаете". И врач объяснил, что
мне следует сделать. Я должен отвезти тело сына Бёма в Мбаики и с помощью черного
врача состряпать официальный документ. И за это я получу несколько миллионов
франков старыми. Это для начала. Потом я, скорее всего, поучаствую в более
выгодном деле. Выбора у меня не было. Я привязал тело Филиппа Бёма к носилкам и с
двумя неграми, тащившими их, отправился к поселку ЦААК. Старшего Бёма я оставил
в руках того психа. Ван Доттен удрал. Я добрался до своего грузовика и покатил в
Мбаики, увозя тело малыша. История вышла отвратительная, и я мечтал, чтобы лес
сожрал чокнутого врача вместе со всем этим кошмаром.
Вот так и получилось, что в ту ужасную ночь Бём, Кифер и ван Доттен помимо
своей воли продали душу дьяволу. Раньше я даже не представлял себе, что этим трио
может дирижировать кто-то четвертый. С августовской ночи 1977 года трое белых
оказались под неусыпным надзором. Титановая капсула, вшитая в тело Макса Бёма,
теперь обрела смысл: это было доказательство - своего рода "автограф" доктора,
предмет, подтверждающий совершение преступления и позволяющий хирургу
держать в своей власти Бёма, а через него и двух остальных.
- Я знаю, Кифер, что было дальше, - произнес я. - Мдиае во всем сознался. Ты
продиктовал ему текст отчета о вскрытии и поехал с телом мальчика в Банги. Что
произошло там?
- Я наплел Бокассе какую-то чушь. Сказал, что на нас напала горилла, что она
убила молодого Бёма, а старый Бём уехал на родину через Браззавиль. Это выглядело
подозрительно, но Бокассе было плевать. Его тогда волновало только одно: что мы
нашли алмазы. Оставалось всего три месяца до его коронации. Он везде искал камни.
Для своей "императорской короны". В строжайшем секрете в джунгли тут же
снарядили геологическую партию. Я руководил строительством. Уже в начале октября
мы нашли потрясающие камни. Их сразу отправили на огранку в Антверпен.
- А когда ты снова встретился с Бёмом?
- Через полтора года, в январе семьдесят седьмого, в Банги. Я не поверил своим
глазам. Старина Макс ужасно похудел. Он двигался медленно, осторожно. И волосы
стали еще белее, чем раньше. Мы нашли тихий уголок на берегу Убанги и сели
поговорить. В городе было неспокойно: уже вовсю начались студенческие
демонстрации.
- Что сказал тебе Бём?
- Он предложил одно дело, самое странное из тех, что мне когда-либо
предлагали. Вот что вкратце он мне сказал: "Кифер, Бокассе скоро конец. Его
смещение - вопрос нескольких недель. Никто, кроме меня и тебя, не знает истинных
возможностей ЦАГПО. Ты руководишь прииском. Ты следишь за работниками и
контролируешь добычу. Мы-то с тобой знаем, как все устроено там, в джунглях,
правда? Ничто тебе не помешает припрятывать самые хорошие камни. Никто не
приедет проверять, что на самом деле достают из болота". Ты представляешь, парень:
Бём, этот африканский праведник, предлагал мне сбывать алмазы налево. Ничего не
скажешь, та "операция" в корне его изменила. Ну вот, дальше он сказал: "Для меня с
Африкой покончено. Я не хочу сюда возвращаться. Никогда. Но я могу получать твои
камни в Европе и продавать их в Антверпене. Как тебе это?" Я стал думать.
Контрабанда алмазов - дело соблазнительное, особенно при моей работе: сидишь
сутками в дерьме да только и смотришь, как богатство уплывает в чужие руки. И все
же я знал, что придется рисковать. Я спросил: "А курьеры, Бём? Кто станет перевозить
алмазы?" Бём мне ответил: "Вот в этом-то и суть, Кифер. У меня есть курьеры. Такие,
которых никто никогда не выследит и не арестует. Курьеры, не нуждающиеся ни в
самолетах, ни в кораблях, ни в каком-либо другом транспортном средстве. Им не надо
проходить ни таможню, ни паспортный контроль". Я лишь молча смотрел на него.
Тогда он предложил мне поехать на запад, в Байангу, чтобы познакомить меня с
"перевозчиками". Там, в долине, мы увидели тысячи аистов, собиравшихся улетать в
Европу. Швейцарец дал мне свой бинокль и показал мне одну птицу с кольцом на
лапке. Бём мне сказал: "Кифер, я занимаюсь аистами вот уже двадцать лет. Когда они
в марте возвращаются в Европу, я встречаю их, кормлю, кольцую их птенцов.
Двадцать лет я изучаю маршруты их перелета, циклы их жизни и еще множество
подобных вещей. Я увлекаюсь этим с самого детства. А теперь мои занятия могут
принести нам выгоду, да такую, что никому и не снилась. Посмотри на эту птицу".
И он показал мне окольцованного аиста. "Представь себе, что я спрячу у него в
колечке один или несколько сырых алмазов. Что произойдет? Через два месяца алмазы
окажутся в Европе, в специально подготовленном гнезде. Это абсолютно верный
расчет. Аисты каждый год непременно возвращаются в одно и то же гнездо. Если
применить этот метод ко всем окольцованным аистам, можно без проблем
переправлять тысячи драгоценных камней. Весной я разыщу наших аистов и заберу у
них алмазы. Останется только поехать в Антверпен и продать камни".
Так проект швейцарца стал вдруг вполне конкретным. Я спросил: "У меня-то
какая будет роль?" Бём ответил: "Во время сезона добычи ты забираешь себе самые
лучшие камни. Потом едешь в Байангу и прячешь их в кольца на лапках аистов. Я дам
тебе ружье и парализующие пули. Ты хороший стрелок, Кифер. Вся работа отнимет у
тебя не больше двух недель. Каждый год будешь получать по десять тысяч долларов".
Сущие крохи по сравнению с тем, какой доход могла принести эта комбинация. Но
швейцарец объяснил мне, что он в деле не один. Тогда я понял, что в
действительности затевается.
План разработали другие люди. Идея принадлежала тому гнусному лекарю из
джунглей. Мы были у него в руках, и он мог заставить нас наладить эту контрабанду.
Точно такой же канал в то же самое время создавался в Южной Африке, только там
мою роль играл ван Доттен. Я согласился войти в дело. Что было дальше, тебе
известно, Эксперимент с алмазами прошел блестяще. Каждый год я привязывал к
лапам аистов примерно тысячу камешков. Моя доля перечислялась на номерной счет в
швейцарском банке. Схема работала исправно, как на востоке, так и на западе. До
апреля нынешнего года...
Кифер смолк. Его губы издали какой-то чмокающий звук, а тело судорожно
изогнулось, словно от внутренней боли. Кифер откинулся на подушки, потом снизу
вверх скользнул по мне взглядом из глубины запавших глазниц.
- Извини, малыш. Мне пора приложиться к бутылочке.
Кифер взял с маленького столика шприц и один из флаконов и достал ампулу с
дозой морфина. Несколькими движениями он наполнил шприц. Руки его не дрожали.
Он взял полоску коричневатой резины, вытянул левую руку и задрал рукав. Его рука
была сплошь усыпана темными бугристыми пятнами, похожими на засохшую кровь:
они были словно причудливая группа островов в море молочного цвета. Кифер умело
наложил жгут, зажав шприц между губами. Вены быстро вздулись. Кифер ощупал их
кончиком иголки в поисках подходящего места для укола. И резко вонзил иглу. Под
действием препарата он скорчился и замер. Луч света упал на его белесоватый лысый
череп, напоминавший блестящий валун. Под кожей чуть заметно сокращались
суставы. Текли секунды. Потом Кифер обмяк. Наркотик подействовал, и старик, издав
глухой смешок, откинулся в тень полога.
Я напряженно размышлял над последними словами чеха. Да, я знал, что
произошло потом. В апреле этого года аисты с востока не вернулись в Европу. Бём
запаниковал и снарядил на поиски двух своих подручных. Те проследовали по
маршруту перелета, но ничего не обнаружили. Они только убили Иддо -
единственного, кто мог дать им какую-либо информацию. Позже Максу Бёму пришла
мысль отправить меня в такое же путешествие, послав по моему следу двух болгар и
поручив им убрать меня, если я стану проявлять "излишнее любопытство". Таким
образом, он вынес мне приговор, все же надеясь на то, что я раздобуду хоть какие-то
сведения об аистах. Между тем главный вопрос так и остался неразрешенным: почему
именно я? Может, Кифер смог бы на него ответить. Словно прочитав мои мысли, чех
сам спросил меня:
- А ты-то, малыш, с какой стати отправился вслед за птицами?
- Я действовал по приказу Бёма.
- По приказу...
Кифер залился мрачным, хлюпающим смехом: из его рта вылетали еле слышные
жуткие звуки, и на рубашку струйками стекала черноватая слюна. Он повторял:
- По приказу Бёма... по приказу Бёма...
Я повысил голос, чтобы заглушить его бульканье:
- Не знаю, почему он выбрал меня, ведь я ничего не смыслю в орнитологии и,
главное, не имею отношения к вашей системе. Но получается, что Бём натравил меня
именно на вас, как собаку, в непонятной мне смертельной игре.
Кифер вздохнул:
- Теперь это уже не важно. В любом случае с нами все было кончено.
- Кончено?
- Бём-то умер, сынок. А без него все развалилось. Только ему были известны все
гнезда, все номера. Он унес с собой в могилу эту схему. И нас вместе с ней. Потому
что мы стали не нужны, а знаем слишком много.
- Кто это - мы?
- Я, ван Доттен и болгары.
- Ты из-за этого спрятался в Байанге?
- Ну да. И, как выяснилось, вовремя. Но только я сюда приехал, как меня
скрутила болезнь. Ирония судьбы, парень. СПИД в шестьдесят лет - это ж можно со
смеху помереть!
- А что с ван Доттеном?
- Я не знаю, где он. Чтоб он сдох.
- Кто тебе угрожает, Кифер?
- Система, лекарь - не знаю кто. Мы часть чего-то очень большого, чего-то
интернационального, сечешь? Я уже десять лет торчу в своей дыре. Но мне нечего
тебе сказать про эту организацию. Я поддерживал связь только с Бёмом.
- Тебе что-нибудь говорит название "Единый мир"?
- Что-то припоминаю. У них здесь миссия, около лесопилки ЦААК. Там живет
монашка, которая лечит пигмеев. Я такими вещами не интересуюсь.
Операции без наркоза, похищение сердец - все это было за пределами мира
Кифера. Тем не менее, я продолжал настойчиво его расспрашивать:
- У Сиккова был паспорт ООН. Возможно ли, чтобы он без твоего ведома работал
на "Единый мир"?
- Вполне возможно.
- Ты в курсе, что в мае этого года в Болгарии был убит цыган из Сливена, Раико
Николич?
- Нет.
- А что десять дней назад убили Гомун, девочку-пигмейку из Зоко, селения
рядом с прииском ЦАГПО?
Кифер приподнялся:
- Рядом с прииском?
- Не изображай невинность, Кифер. Ты отлично знаешь, что твой лекарь вернулся
в ЦАР. Он даже пользовался твоим вертолетом.
Кифер упал на подушки. Он пробормотал:
- Ты действительно много чего знаешь, парень. Десять дней назад Бонафе
передал мне послание. Док вернулся в Банги. Он, наверное, искал алмазы.
- Алмазы?
- Урожай этого года - нужно же вывезти камни любым способом. - Кифер
хихикнул. - Только док меня не нашел.
Я решил его попугать:
- Он тебя не нашел, потому что не искал.
Чех снова поднялся.
- Что это ты мелешь, парень?
- Он не за алмазами приехал, Кифер. Для него деньги - это только средство.
Второстепенная вещь.
- А зачем тогда он поперся в эту негритянскую дыру?
- Он приехал за Гомун, чтобы забрать сердце пигмейки.
Больной выдохнул:
- Черт! Я тебе не верю!
- Кифер, я видел тело девочки.
Чех, видимо, задумался.
- Он приехал не из-за меня. Вот дерьмо... Значит, я могу умереть спокойно.
- Ты еще не умер, Кифер. Ты больше с тех пор не видел этого доктора?
- Ни разу.
- Ты не знаешь его имени?
- Нет, говорю тебе.
- Он француз?
- Он говорит по-французски, это все, что мне известно.
- Без акцента?
- Без акцента.
- Как он выглядит?
- Высокий мужик Лицо худое, лоб с залысинами, волосы седые. Рожа у него
словно каменная.
- И все?
- Отстань от меня, парень.
- Где скрывается этот доктор?
- Где-нибудь скрывается, в какой-нибудь стране мира.
- А Бём знал, где живет этот врач?
- Думаю, да.
Голос у меня дрожал:
- Так где же?
- Не знаю.
Я оттолкнулся от кресла и встал. В комнате стало жарко - так жарко, что впору
железу расплавиться. Кифер проскрипел:
- А как же наш уговор, сволочь?
Я уставился на него.
- Не волнуйся.
Я вытянул руку и взвел курок "Глока". Кифер просипел:
- Стреляй, педик.
Я заколебался. И тут внезапно заметил под простыней очертания гранаты и
пальцев Кифера, зацепивших чеку. Я сомкнул руки и выстрелил. Полог всколыхнулся.
Кифер почти беззвучно разлетелся на куски, забрызгав белый тюль кровью и
почерневшими мозгами. Я услышал, как за окном, неистово захлопав крыльями,
торопливо поднялись в воздух аисты.
Прошло несколько секунд, прежде чем я решился раздвинуть складки тюля. От
Кифера остался только изуродованный скелет, привалившийся к подушке: немного
плоти и крови да осколки костей. Граната в целости и сохранности лежала под
измятой простыней. Я заметил, что по месиву, оставшемуся от чеха, рассыпались
маленькие алмазы и металлические колечки - "урожай" этого года. Я не стал трогать
это богатство, забрав только одно из колечек.
Я вышел в коридор. Внезапно разбуженная женщина-мбати бежала ко мне.
Размахивая руками, малыши семенили за ней, держась за ее юбку. Женщина смеялась
и плакала: чудовище погибло. Я оттолкнул их локтем. По стенам все так же носились
ящерицы, напоминавшие отвратительную зеленую лепнину. Я выскочил наружу.
Меня ослепило солнце, и я остановился. Потом, пошатываясь, медленно спустился по
ступенькам и уронил "Глок" на красную землю.
Все закончилось - и только начиналось.
Издали мне навстречу по высокой траве бежала Тина.
V
Осень в аду
Четыре дня спустя ранним утром я вернулся в Париж. Наступило 30 сентября.
Большая квартира на бульваре Распай показалась мне маленькой и тесной. Я отвык от
замкнутых пространств. Я собрал почту, скопившуюся за последние две недели, потом
вошел в кабинет, чтобы прослушать автоответчик. Я услышал голоса друзей и
знакомых, обеспокоенных моим долгим отсутствием. От Дюма не было ни одного
сообщения. Его молчание показалось мне странным. Но еще больше меня удивил
очередной звонок Нелли Бреслер. За двадцать пять лет воспитания на расстоянии она
никогда так часто мне не звонила. Откуда эта внезапная забота?
Было шесть часов утра. Я слонялся по квартире и чувствовал нечто вроде
головокружения. Это невероятно, что я оказался здесь, среди этого комфорта, после
того, что со мной приключилось. Передо мной прошли картины последних дней в
Африке. Мы с Бекесом закапываем в долине тело Отто Кифера, завернутое в
окровавленный москитный полог - вместе с его алмазами. Неприятности с
полицейскими в Байанге: я объяснил им, что Кифер застрелился из автоматического
пистолета, спрятанного у него под подушкой. Прощание с Тиной: в последний раз я
держал ее в объятиях на берегу реки.
После поездки в Африку что-то прояснилось, а что-то еще больше запуталось.
Свидетельство Отто Кифера поставило точку в деле об алмазах. Двое из главных
действующих лиц умерли. Ван Доттен, должно быть, скрывается где-то в Южной
Африке. Сара Габбор все еще где-то скитается, возможно, уже продав свои алмазы.
Теперь она стала богатой женщиной, но, как и прежде, подвергалась опасности.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |