– Угу, – кривится, – перепить. А кто ж тебя, бугая здорового, вчера в светлицу на себе волок? Эх, молодежь…
Вот так-то, капитан.
Кое для кого ты все еще щенок зеленый.
– А вы долго еще сидели?
– А как же, – качает лобастой головой. – Корн этот, хоть, похоже, и еврей, но мужик здоровый. Слышал я, кстати, про него. Волчара. Еще из ранешних времен, таких уже больше не делают. И этот, черный, как его… Гурам. Покрепче тебя-то будут. Эх, мельчает порода…
Я в очередной раз с уважением подумал о Вожаке.
Пить с дядей Мишей Мелешко на равных – это, я вам доложу, уметь надо.
Даже под такую закуску.
Он вытерся насухо, коротко скомандовал:
– Раздевайся.
Обливаться холодной водой мне, врать не буду, отчаянно не хотелось.
Но я скинул сорочку и покорно снес пытку.
В некоторых мелочах с дядей Мишей лучше не спорить.
Если изнасилование неизбежно, как говорят, – постарайтесь расслабится и получить максимум удовольствия от процесса…
Растерся полотенцем и неожиданно почувствовал себя человеком.
Тем самым, который звучит гордо.
У меня, правда, в основном, зубы звучали.
От холода.
Но – гордо звучали.
Ага.
Ничего, прорвемся…
…В большой горнице уже был накрыт стол, на котором шкворчала огромная сковородка с яичницей. Народу было, не считая нас с дядей Мишей, человек двадцать.
Одни мужики.
Крепкие румяные девки да молодухи только прислуживали, за «мужской стол» не садились.
Кавказ.
Серый, домашней выпечки хлеб, кучки крупнозернистой соли, свежие огурчики, зелень, противень с яичницей на свиных шкварках – что еще человеку с утра надо!
Ну, кроме чарки на опохмел и на поправку здоровья.
Особенно, если он пару дней назад и сам с жизнью проститься успел, и товарищей схоронил.
– Куда идете-то? – дядя Миша деловито собирал куском хлеба остатки яичницы. – Помощь нужна?
Я не спеша прожевал.
Мама всегда говорила: «Не разговаривай с набитым ртом».
А доброму совету грех не последовать.
– К Князю идем, дядь Миш, – вздыхаю. – На юг. Что до помощи… Нам на Горячий Ключ надо. Оттуда – на Джубгу. И желательно, мимо Краснодара. Значит, через Тихорецк, вашу столицу. Ты ж теперь вроде казак, да, дядя Миша?
– Почему ж только теперь? – полковник откинулся, щипнул пробегавшую мимо молодуху за крутую задницу. – Чаю принеси! Всем!
Помолчал немного.
Опрокинул, ни на кого не глядя, чарку.
Крякнул.
– Я, Егор, всегда казаком был, – выдыхает. – Потомственным. Моих пращуров, станичных атаманов, прям отсюда в Сибирь вывозили. Из этой самой станицы…
О как, думаю.
А я и не знал.
Для меня дядя Миша вообще-то был просто Батей.
А подробности меня в ту пору зеленую почему-то и не интересовали.
Вообще.
Да и сейчас, честно говоря, только разве что чисто практически.
А кто и кого тут в Сибирь высылал – так когда это было-то…
В доисторические, считай, времена.
– А как, кстати, станица-то называется? – несмотря на ледяное обливание, зеваю спросонок. – А то, как вчера тебя увидел, так даже и спросить забыл…
Мелешко коротко хохотнул:
– Во дурь молодая! Пить-то когда научишься, щенок толстолапый?! Мы ж вчера с тобой об этом полвечера разговаривали! Ну, да ладно. Забыл и забыл. Не поверишь, Егор. Буденновская она называется. В честь того самого. А до революции, говорят, Мелешенская была, по нашей фамилии. Предки мои тут атаманили, понимаешь. Значит, и мне сам Бог велел…
Я пожал плечами.
Название мне ничего не говорило.
То есть абсолютно.
Я, конечно, историю знаю и люблю.
Но не в таких, простите, подробностях…
…Мне нравилось, как дядя Миша пьет чай.
Всегда нравилось.
Вот и теперь он не торопясь прихлебывал крутой кипяток, закусывал янтарными медоносными сотами.
Основательный мужик.
Надежный.
– А чего тебе от Князя-то надо? – чмокает, облизывая толстые, короткие пальцы.
Я немножко подумал.
Говорить или не говорить?
Лучше, наверное, все-таки сказать.
Дядя Миша – друг.
Даже больше чем друг.
Наставник.
Ежели что – поймет…
– Тут, понимаешь, дядь Миш, какая фигня, – тяну. – Вообще-то, он мой отец. Так, прости, получилось…
Минута молчания.
– Вот оно как, – старый медведь взглянул на меня как-то по-новому. Может, сходства искал, может, еще что-нибудь. – Ну, тогда – да. Привет Дмитрию передавай. Правильный он мужик. Хоть, извини, и не из простых. Порода. А по тебе и не скажешь…
Теперь пришла моя очередь удивляться.
Ну, дела!
Все знают моего папашу, надо же!
Кроме меня, сынули, блин, единокровного.
Дела…
– Только через Горячий Ключ вы не пройдете, – вздыхает, думая о своем, дядя Миша, – там горцы шумят. Адыги. Раньше-то они мирные были, теперь нет. Сколько волка ни корми, зверье – оно и есть зверье. По-другому идти придется…
– Как?
– Дай подумаю… В принципе, у вас два пути. Один – кружной. Через Славянск к Новороссийску. Там, если с морячками договоришься, – до самых Сочей довезут. Вот только не договоришься. Денег не хватит. Да и бора у них вот-вот пойдет. Ветер такой. В такие дни только психи в море идут, а среди них, почитай, психов и не осталось ни одного. Все к твоему папаше сбежали, он психов любит и, похоже, коллекционирует. Даже мои хлопцы, кто поотмороженней, в его сторону смотрят. А по дороге не пройдешь. В Геленджике ворье сидит, а за тебя твой отец немало заплатить может. Да и посольство с тобой не бедное, Корн вчера рассказывал. Опять же, шахтеры, что вы с собой прихватили, – народ тороватый. Есть что пограбить. Дальше еще хуже. Горцы балуют, дорога, почитай, развалилась. А она, брат, горная. Серпантин. Так что придется тебе по-другому идти… В горах ты вроде ходил. Умеешь. Тогда пойдешь через Армавир на Каладжинскую, там казачья застава. Ну, станица и все такое. Там – вверх по Малой Лабе, речка такая. Дальше через водораздел перейдете – и ты, почитай, у Князя в центральной резиденции. В Каладжинской атаманом тезка твой, Егорка Несмеянов. Толковый казак. Я тебе цидульку дам, с лошадьми поможет. А еще лучше…
Мелешко замолчал, что-то обдумывая…
– Что лучше-то?
– Лучше… лучше… – полковник явно что-то обдумывал.
Я решил его не торопить, достал сигаретку, не спеша прикурил, попыхивая.
Дядя Миша глянул неодобрительно.
Сам он табака не курил и других не поощрял.
Но мне прощалось.
Все остальные сидящие за столом тоже поморщились, но слова не сказали.
Хозяин – барин.
Не запретил, значит, так надо.
Его дело.
Строго тут у них.
– Вот что, – решается, наконец. – Тебе, один хрен, проводник нужен. А я, извини, не могу хозяйство оставлять. Игнат!
Один из сидящих за столом молодых казаков вскинулся, глянул на атамана вопросительно.
– С ними пойдешь. Князю гостинец отнести надо, – и, повернувшись ко мне, добавил: – Племяш мой. Сына-то, сам знаешь, Бог не дал…
…Знаю, дядь Миш.
Очень хорошо знаю.
И то, что дочку единственную твою, пока ты в Крыму воевал, какие-то подонки зарезали, – тоже знаю.
Сначала изнасиловали, потом зарезали.
Вырвали из ушей маленькие золотые сережки…
…Потому-то ты, старый медведь, и относился к нам, молодым офицерам РЭК, как к своим детям.
Над каждым убитым по ночам плакал.
Знаю.
Все знали.
Только не говорили никому, и тебе в том числе.
Стеснялись…
Я поднялся и, подойдя к атаману, обнял его за слегка обвисшие и погрузневшие плечи:
– Дядь Миш, – улыбаюсь. – Пень ты старый…
Он неожиданно всхлипнул, махнул рукой:
– Пошли все отсюдова. Вон!! – и кулаком по столу, аж противень подскочил. – И ты тоже поди. Погуляй пока…
Казачков как ветром сдуло.
А я остался.
Мне дядя Миша – не указ.
Подошел к стенному шкафчику, вынул оттуда штоф с горилкой, плеснул в два стакана.
Выпили не чокаясь.
Дядя Миша старательно отводил глаза.
– Я ведь ее, Ленку-то, замуж за тебя хотел отдать, – не выдерживает наконец. – Помнишь, фотки показывал? То-то. Присматривался. Ты и сам парень стоящий был. Из Москвы. И семья хорошая. И никуда б ты не делся! Попробовал бы ослушаться, я б тебя… Так?!
Я подумал и медленно кивнул.
Не ослушался бы.
Точно не ослушался.
Медведь, ежели ж чего решил…
Лучше на пути не стоять.
…Дядя Миша неожиданно всхлипнул.
Совсем как-то по детски.
– Налей еще, что ли, – старательно отводит глаза. – Не берет что-то…
…Выступили мы только через три дня.
Дядя Миша поехал с нами.
Решил проводить до Тихорецка.
А заодно с атаманами переговорить.
C Дикими землями надо было что-то решать.
Зараза медленно, но верно расползалась, и оставлять все как есть означало заранее сдаваться.
И хоть не любил этого дела отставной полковник Мелешко, нужно было собирать Большой казачий круг, бить шапкой о землю и просить старшину о помощи.
Иначе эта зараза не только что до Буденновской, до Тихорецка добраться может.
Ну, а заодно хотел дядя Миша и с попами переговорить.
Если ж у Троек такая сила есть, то может, и у церкви православной что то найдется.
А казаки ей, церкви, – не чужие.
Вон какой храм посреди Тихорецка поставили.
Сами поставили.
Своими руками.
Да что там Тихорецк – то столица, – в каждой станице своя церковка имеется.
Только служить в них некому, не любит, увы, поповская братия в казачью глухомань соваться.
Больше по столице пузенями толкаются, деньги с казаков собирают.
Но на этот счет у атамана тоже своя думка была.
Раз уж в Тройках тоже попы имеются, значит, связь у них, какая-никакая, но есть.
Так что, если попов уговорить не удастся, то хоть с этими бродягами, глядишь, получится.
А попам тогда он хрен, а не десятину платить будет.
Самому мало.
Я дяде Мише верил.
Эти порубежники, чего случись, и попам по сусалам накидать могли.
За ними не заржавеет.
Дальше фронта не пошлют, ниже рядового не разжалуют.
Терять нечего…
…Доехали на удивление быстро.
Дороги внутри Вольницы плотно контролировались казачьими патрулями. Почти любая господствующая высотка венчалась двумя флагами: российским триколором и черно-желтым стягом Вольной казачьей республики Кубань.
Это было бы, может, и смешно, если бы под флагами не угадывались бетонные кубы укреплений.
Из серии «наша мирная сенокосилка».
Дядя Миша, кстати, мою догадку подтвердил, пояснив при этом, что народ здесь подобрался хоть и не чисто казачий, с бору по сосенке, – но драчливый, спуску никому не дающий, правда, не шибко грамотный.
Кубанцы, десантура из Сто шестой, хохлы, с наркобаронами да с УНСОвцами не ужившиеся, горожане окрестные.
Даже чеченский тейп имелся, что-то с кем-то не поделивший в своей голодной, но гордой Ичкерии и пришедший оттого проситься на исконные казачьи земли.
Приняли, кстати, – отчего ж не принять-то.
Народ, пусть дюже гордый, да работящий, в горах недальних опять-таки незаменимый.
…Так, незаметно, за разговорами, добрались и до самого Тихорецка. Городок был зеленым, окрестности – богатыми, общее впечатление – благостным.
Вожак переоделся в свой пижонистый черный мундир с серебряной оторочкой и летящим знаком крыла на левом рукаве и в петлицах и отправился к местному казачьему начальству – не иначе как с докладом.
Вместе с ним ушли дядя Миша и шахтерские послы: у них тоже были какие-то свои дела в резиденции местного Верховного.
Отряд же, разбивший лагерь у окраины «столицы», – просто тупо блаженствовал.
Тишина.
Покой.
Само собой, местная горилка.
Даже не обсуждается, она везде замечательная, ага.
А уж на Кубани…
…Ну, и что самое главное, – туземное население.
В первую очередь, его лучшая половина, разумеется.
Тихорецкие девки, ядреные и грудастые, с длинными, по попы, косами были хороши просто до неприличия.
Даже я на пару минут пожалел, что не совсем свободен, потом взглянул на Красотулю, сравнил и еще раз убедился в полной адекватности своего выбора.
Она была не просто лучше, она отличалась от местных красоток, как породистая арабская лошадка от массивных деревенских тяжеловозов.
Впрочем, на вкус, как говорится, и цвет…
Единственным локальным несчастьем был подхваченный Веточкой, обожравшимся с непривычки местной зеленой антоновкой, жестокий, я бы даже сказал, какой-то реактивный понос.
Впрочем, девки моего командира разведчиков, по вполне понятной причине, не интересовали, а сторонников однополой любви в Тихорецке не было, что называется, по определению.
Так что эту его просрачку даже несчастьем назвать трудно.
Так, глупость…
…Мы отъедались и зализывали раны.
Красотуля же, помимо всего прочего, училась у местных красоток лузгать семечки и смотреть томным взглядом.
Соплячка и есть соплячка.
Придется отучать.
Потом.
Когда руки дойдут.
Надеюсь, разумеется.
Ага.
К тому же все в отряде, включая и нас самих, кажется, окончательно уверовали в серьезность наших отношений и бдительно следили за их развитием.
Девочка, что называется, «пришлась ко двору».
Бывшая шлюха и стукачка, нынешняя полицейская шкура с явным фашиствующим уклоном.
И тем не менее, тем не менее…
Если браки заключаются на небесах, то заведующий тамошним загсом – конченый придурок.
Но приходится терпеть.
И не роптать.
От меня, впрочем, тоже, справедливости ради сказать, – не цветами пахло…
Я, врать не буду, чувствовал себя полным, но оттого не менее счастливым идиотом. Как в дурном романе конца позапрошлого века: еду к отцу за благословением.
Дурдом какой-то…
…В один из ленивых осенних вечеров, наполненных тем понятным только солдату блаженным бездельем, когда начальство что-то решает, работы нет, ужин сытен и точно знаешь, что сегодня ночью не предвидится ни боевых, ни учебных, к нашему костерку пожаловали гости.
Чечены.
И я их, к сожалению, знал…
…Мы тогда брали караван.
Очень важный, по крайней мере, так нам сказали в штабе.
Оружие.
То самое оружие, из которого нас потом будут убивать.
Мы ненавидели такие караваны.
И вложили в короткий яростный бой всю свою ненасытную ненависть к тем, кто пытался нас, таких молодых, здоровых и веселых, убить, – и всю свою солдатскую злобу на три бессонные холодные ночи в чужих горах, когда мы даже не рисковали разжечь костерок, чтобы разогреть тухловатую пайковую кашу с тушенкой.
Пленных не брали.
Мы их вообще старались никогда не брать – лишний повод для «обменных похищений».
А труп – он и есть труп.
Его не обменяешь.
Так честнее.
Только вот караван оказался – не с оружием.
Медикаменты.
Мука.
Рис.
Пару мешков с анашой.
Так, мелочевка.
Я, помню, выматерил в рацию отцов-командиров и вызвал вертушки, чтобы нас забирали из этого дурдома.
Нефига спецназ в горах без толку мариновать.
Отцы-командиры, разозленные проваленной операцией и моими матюками, ехидно предложили подождать: в предгорьях якобы испортилась погода.
Может лечь плотный туман.
Я еще раз подробно объяснил этим мудакам из штаба армии, что они из себя представляют и кому я буду жаловаться.
Пообещал обязательно, ежели останусь их молитвами жив, навестить отцов родных с неофициальным дружественным визитом и дурным голосом скомандовал построение.
В этот момент он и заорал.
Ребенок.
Месяцев восьми.
А мы и не поняли, что яростно отстреливающийся «чех», успевший залечь и положивший двоих «спецов», – баба.
Молодая мама, так сказать.
Ну-ну.
Лис, здоровенный рыжий парень из-под Владимира, единственный среди нас, сопляков, имевший дело с детьми, отыскал в вещмешке убитой пеленки.
Через минут пять пацан, а это был именно пацан, здоровый и горластый, замолчал.
А мы стали думать.
Кормить нам его было нечем, да и тащить этот геморрой с собой, с боями пробиваясь в предгорья, – удовольствие значительно ниже среднего. Андрон сказал, что, судя по карте, рядом есть горское село, и мы с Веточкой и Лисом решили туда отправиться.
Подложить где-нибудь, утром начнет орать – отыщут.
Но они отыскали нас раньше.
Видимо, встречали караван и поспешили навстречу выстрелам.
Я их никогда не любил, но, надо признать честно, от пуль эти ребята не бегали.
…Они стояли в полный рост, перегораживая единственную тропу.
Трое.
Тропа шла по не очень широкому карнизу: метров шесть от скалы до пропасти.
Так что уклониться от комиссии по встрече мы бы не смогли при всем желании.
Правда, и они тоже.
В принципе, мы их могли снять.
И довольно легко.
Но зачем?
Если ни у одной из сторон нет шансов – надо договариваться. Я демонстративно отложил автомат, взял на руки завернутого в одеяло ублюдка и не торопясь пошел в их сторону.
После короткой гортанной перепалки навстречу мне двинулся один из «чехов».
Правильно.
Я бы тоже так поступил, и горская честь тут совершенно не при чем.
А вдруг у меня граната на взводе?
Лучше уж один, чем все трое.
Он подошел, и я увидел, что это совсем молодой парень.
Впрочем, это сейчас мне кажется, что молодой.
А тогда он был просто мой ровесник.
– Я Альвей Батыров, – сказал он с гордостью, будто я должен уметь разбираться во всех их именах и тейпах.
Ага.
Меня совсем другому учили.
– Это вы стреляли на перевале?
Я кивнул.
– Я капитан Князев, – представляюсь. – Ваши зовут меня Гор.
Он длинно выругался по-своему.
Значит, слышал…
Вот так и приходит мирская слава.
– Мы ждали груз оружия. А караван был с мукой. Вот, – я протянул ему опять заоравший комок. – Он остался жив. Шли отдавать…
У него был точно такой же «калаш», как и у меня. И пальцы, сжимающие ствол, побелели.
Это было видно даже ночью.
Но ребенка он у меня взял.
Посмотрел ему в лицо.
– Это Аслан, – шевелит бледными, как горный снег, губами. – Сын моей сестры.
Я еще раз кивнул в сторону перевала.
– Она там. Мы уйдем, – я посмотрел на часы, – через два часа. Потом можете идти. Ваша мука и лекарства нам не нужны. А коноплю мы сожжем.
Он сглотнул.
У них явно было недостаточно сил для того, чтобы драться с русским спецназом.
Мы могли запросто сжечь их аул.
Это он понимал.
Но ему все равно очень хотелось меня убить.
Очень.
Даже чуть больше, чем остаться в живых самому.
Его останавливало не это.
Явно не это.
Совсем.
Я с интересом наблюдал борьбу эмоций на его лице.
Просто потому, что знал, какое решение он должен будет принять. Выбора у него не было, и он понял, что я это тоже понимаю.
– Хорошо, – сказал он. – Мы придем через три часа. Не трогайте трупы.
Я коротко крутанулся на каблуке, бросил через плечо:
– Мы – не вы, – беру под козырек. – Мы с мертвыми не воюем.
И пошел к своим.
Представляю, как ему хотелось выстрелить мне в спину.
Но он только крикнул:
– Эй! Гор!
Я повернулся и посмотрел в его сторону.
Он держал младенца на высоко поднятых вверх руках.
– Это Аслан, сын моей сестры! – орет. – Он вырастет и убьет тебя! Ты слышишь?!
Тоже мне, нашел, чем гордится…
Я пожал плечами.
– Что ж, если это будет лет через двадцать, – говорю, – я согласен. Дольше на войне не живут…
Я тогда просто не верил, что мне удастся прожить так долго.
…И вот теперь я сидел у костра, а напротив меня сидел Альвей, положив руку на плечо невысокого худощавого парня.
Он меня явно узнал, иначе бы не пришел.
Я его – тоже.
И мне не надо было объяснять, кто этот парень.
Я потянулся за сигаретами.
Сейчас все равно будет только разговор.
Они, конечно, психи, но не настолько, чтобы нападать на меня среди целого лагеря ветеранов.
Скорее всего, это будет официальное объявление войны.
Или вызов на дуэль.
И в том и в другом случае у них просто нет шансов.
Драться – моя работа.
А отряд – не пансион для благородных девиц.
…Но, к счастью, я ошибался.
Они не хотели драться.
Альвей залез в карман своей короткой кожаной куртки и тоже достал пачку фабричных турецких сигарет.
Даже по южным меркам это было просто нереально круто.
Прикурил.
А он тут, думаю, – далеко не последний человек.
Ну, что ж.
Задача усложняется, но не становится от этого принципиально нерешаемой.
Делов-то…
– Я долго искал тебя, капитан, – выпускает в стылый вечерний воздух плотный клубок ароматного сиреневого дыма. – Сначала, чтобы убить. Потом – чтобы сказать, что не буду тебя убивать.
Я в свою очередь тоже глубоко вдохнул терпкий дым крепкого абхазского табака.
Что ж.
Тем лучше.
Худой мир лучше любой доброй ссоры.
Я только сейчас понял, что мои руки непроизвольно дрожали.
Тело вообще частенько, увы, ведет себя предательски.
Так что самое главное – тупо не давать ему слабины.
Телу, в смысле.
Тогда все будет в порядке.
– Почему? – разгоняю дымок ладошкой.
Он морщится.
– Я долго воевал, – кривится. – Очень долго. Человек не должен столько воевать. И много думал. Сильные не должны убивать друг друга. Потому что рано или поздно убьют. И тогда придет время шакалов. Ты ведь видел шакалов, капитан?
Я кивнул.
Еще бы.
Мне было понятно, о чем он говорит.
Так оно обычно и бывает.
Я тоже долго воевал и много думал.
– А Аслан? – спрашиваю. – Это ведь все-таки была его мать. Я его кровник.
– Аслан согласен со мной, – смотрит на меня пристально. – Я ему вместо отца, как он может думать иначе?
Я ему мысленно поаплодировал.
Ну, силен мужик.
Все просто!
Мне бы так проблемы решать.
Ага.
– Хорошо, – киваю, протягивая ему раскрытую ладонь. – Ты нашел меня и ты сказал. Я тоже думаю так же, как и ты. Что дальше?
Он осторожно касается моей ладони своей.
Всё.
Порядок.
Мы больше не враги.
Просто люди, сидящие у костра.
С общим прошлым, но, к счастью, без общего будущего.
Такие дела…
– Дальше – ничего, – опять жмет плечами. – Ты больше не мой кровник. Ты больше не кровник Аслана. Я сказал.
Я медленно, глубоко и с наслаждением затянулся:
– Это хорошо, Альвей, – киваю. – Я тебе верю. Не потому, что ты прав, а я нет. Просто я больше не хочу быть твоим врагом.
– Ты делаешь мне подарок, Гор, – у него глаза, как у побитой собаки. – Верить тому, кто семнадцать лет был твоим врагом, может только настоящий мужчина. Это хорошо.
Ладно, думаю.
Такие вещи, вообще-то, положено возвращать.
– Только настоящий мужчина, – говорю как можно более медленно, – может прийти к своему врагу и сказать, что он больше не хочет войны. Жаль, что обычай запрещает тебе пить, Альвей.
– Да, – соглашается. – Жаль.
Мы опять помолчали.
– Я не могу пойти с тобой, капитан, – вздыхает неожиданно. – На мне тейп. Но ты должен взять с собой Аслана.
– Почему?
– На тебе долг, – снова короткое пожатие плечами, это, видимо, у них что-то родовое, я почему-то так думаю. – Твои люди убили его мать и отца, значит, если мы прекратили вражду, ты должен стать ему отцом, как стал ему отцом я. Так заканчиваются войны, капитан. Только так.
Я прикурил еще одну сигарету.
Не фига себе!
Вот папочка обрадуется…
Мало ему сына с молодой женой прямо на голову, так еще и внучок катит как паровоз…
Типа того: привет, деда.
Еще один родственничек.
Обхохочешься.
Особенно если учесть, что кавказцев папочка, на моей памяти, мягко говоря, недолюбливал…
– Мой путь труден и не прям, Альвей, – огорченно качаю головой. – А отряд – не университет. Разумно ли мальчишке идти с нами?
Он только презрительно усмехается:
– Аслан – мужчина и воин. Я учил его стрелять и ходить по горам. Ты должен научить остальному. А если он погибнет – что ж, значит, мы потеряем сына…
Мне стало не по себе.
По-моему, он относился к этому делу как-то слишком серьезно.
Н-да…
Не троянский ли это конь, а, Егор Дмитриевич?
Так или иначе, но осторожность не помешает.
Что ж.
Есть вещи, которые ты не можешь не знать, Альвей.
Но которым при этом не в состоянии помешать…
– Аслан! Я недостаточно мудр, чтобы быть твоим отцом. К тому же у тебя уже есть второй отец – твой дядя Альвей. Но я готов стать твоим старшим братом. Ты должен знать, как это бывает.
Мальчишка покраснел и, вскочив на ноги, выхватил кинжал.
Я услышал щелчок предохранителя.
Сидевший неподалеку и все понимающий Гурам не собирался давать парню ни единого шанса.
Но он не стал нападать на меня, а размашисто полоснул себя по предплечью.
Мне, с детства не любившему оперетту, ничего не оставалось, кроме как поступить так же.
Мы смешали кровь…
…Что ж, Альвей говорил правду.
После кровного побратимства ни один горец не станет мстить.
Это уж точно.
Альвей поглядел на нас одобрительно, похлопал по плечам и ушел. А я повел нового бойца знакомиться с отрядом…
Да, наверное, войны действительно, нужно когда-нибудь заканчивать, но делать это куда хлопотней, чем их начинать, я почему-то, именно так думаю.
Такие дела…
…В казачьей ставке продолжали что-то тянуть, и отряд неожиданно получил незапланированный, но вполне себе полноценный отпуск.
Мужики окончательно зализали раны, как следует отмылись, отъелись, попарились в баньке.
Кое-кто даже успел подружек завести: ядреные кубанские девки не просто так постреливали своими круглыми коровьими глазами.
Били – наповал.
Кое у кого, я думаю, даже стали появляться мысли остаться на гостеприимной кубанской земле.
Это следовало немедленно пресекать, и я объявил учения.
Марш-бросок, стрельбы, спарринги, обслуживание техники, окопы и прочие удовольствия с полной выкладкой.
Через три дня они у меня уже мечтали о продолжении похода…
…Все это время чеченский мальчишка не отходил от меня ни на шаг, время от времени хватаясь за кинжал во время слишком жестких, по его мнению, спаррингов.
И еще он с немым восторгом наблюдал за Веточкой.
Гибкий и резкий разведчик, умеющий убивать чем угодно – от «Стингера» до куска ржавой проволоки, явно произвел на диковатого по жизни пацана поистине неизгладимое впечатление.
Иветта же, почувствовав восхищенные взгляды симпатичного мальчика, рисовался изо всех сил: стрелял на звук с завязанными глазами, метал ножи и сюрикены, выходил на спарринг с двумя, а то и с тремя противниками.
Я начал беспокоиться.
Если они чересчур… м-м-м… сойдутся, мой новый кунак Альвей меня точно зарежет.
Вообще без вопросов.
Ага.
И будет, кстати, абсолютно прав: парня поручили мне не для того, чтобы у Веточки новый любовничек появился.
Я уж совсем было собрался поговорить с Асланом, но он меня опередил:
– Послушай, Старший! – мальчишка выглядел здорово озадаченным. – Почему твоего лучшего воина зовут женским именем? Я не очень долго живу среди русских и еще не все понимаю, но ведь это женское имя, правда?!
Я смутился.
Объяснять этому девственному сыну гор тонкости Веточкиной сексуальной ориентации…
– Понимаешь… М-м-м…
– Шайтан!!! – Аслан вскочил на ноги и, схватившись за кинжал, что то заорал на своем родном языке.
Вот черт!
Я так и не научился понимать их ругань.
Грузинскую или там абхазскую – еще туда-сюда, но чеченский язык – это уже, простите, что-то!
Ни черта не поймешь.
Однако суть мне уловить удалось.
Не по словам, по мимике.
– Сядь! Быстро!!!
Парень нехотя подчинился.
– А теперь слушай, – беру паузу, закуриваю.
Руки ощутимо дрожат.
– Когда-то очень давно, – вздыхаю, – в маленьком городе у моря жил мальчик, твой ровесник. Но у него не было дяди Альвея, который мог бы его учить ходить по горам, хорошо стрелять и хорошо ненавидеть…
Он слушал очень внимательно, время от времени поглаживая костяную рукоятку горского кинжала.
Потом спросил:
– Он их правда убил?! Всех?!!
Я медленно, про себя, выдохнул и снова потянулся за сигаретой.
– Да. Ты видел сам, как он научился убивать. А что до его… Короче, не считай Веточку ни женщиной, ни мужчиной. Считай его тем, кто он есть. Солдатом. Воином. Этого достаточно.
Он долго смотрел себе под ноги.
Потом вздохнул:
– Альвей говорил, что у вас, русских, все очень сложно. Я не понимал…
– Что ты не понимал?
– Я не знаю, как сказать. Я не знаю, как к нему относиться. Он – мужчина, и он… не мужчина. Почему?
Я положил ему руку на плечо:
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |