Автор выражает признательность: 24 страница

— О, ну тогда, — кажется, говорю я им, — тогда все замечательно! Как раз об этом я мечтала! Что вы так смотрите? Чему удивляетесь? Думаете, перед вами сидит юная девушка? Нет, ее нет! Она утонула! Она теперь глубоко на дне. Думаете, у нее есть руки и ноги, с кожей и плотью, как у людей? И волосы, думаете, есть у нее? Нет, есть лишь кости, белые обглоданные кости! Белые, как лист бумаги! Она страница, с которой стерли все буквы и строчки...

Я пытаюсь перевести дух, но рот у меня словно полон воды, я втягиваю ртом воздух, а он не идет. Я открываю рот, как рыба, снова пытаюсь глотнуть воздуха. Ричард стоит и смотрит.

— Не надо нам припадков, Мод, — говорит он, скривившись. — Вспомните: на это у вас теперь нет никакого права.

— Нет, есть! У меня есть право на все, что угодно!

— Дорогая моя! — Миссис Саксби подхватила свой стакан со спиртным и теперь сует его мне под нос. — Милая девочка...

Но меня всю трясет от смеха — жуткого смеха, — я дергаюсь, как рыба, попавшаяся на крючок. Слышу, как Ричард ругается. Потом вижу, как он подходит к моей сумке и роется в ней, достает пузырек с лекарством — накапывает три капли в стакан с бренди, потом обхватывает мою голову и прижимает стакан к моим губам. Я пробую жидкость, залпом глотаю и, закашлявшись, зажимаю руками рот. Во рту у меня все онемело. Я снова закрываю глаза. Не знаю, сколько времени я так сижу, только вдруг чувствую, под щекой у меня колючее покрывало. Я, должно быть, упала на кровать. Я лежу, все еще изредка подергиваясь, словно бы от смеха, и опять Ричард с миссис Саксби стоят в отдалении и молча наблюдают за мной.

Наконец они подходят ближе.

— Ну как, — интересуется миссис Саксби, — вам получше, деточка?

Я не отвечаю ей.

Она спрашивает Ричарда:

— Может, нам лучше уйти, пусть поспит?

— Еще чего — поспит! — отвечает он. — Небось, она все еще думает, что мы привели ее сюда отдыхать и радоваться жизни. — Он подходит ближе и похлопывает меня по щеке. — Ну-ка откройте глаза, — говорит.

Я отвечаю:

— У меня нет глаз. Откуда? Вы отняли их у меня.

Он щиплет меня за веко.

— Да разлепите вы глаза, черт побери! — говорит. — Так-то лучше. Ну а теперь вам еще кое-что предстоит узнать — самую малость, а потом спите себе спокойно. Слушайте меня. Слушайте! Не спрашивайте чем — я отрежу ваши чертовы уши, только задайте такой вопрос. Так. Теперь я вижу, что вы слушаете. А чувствовать способны? — И бьет меня наотмашь. — Очень хорошо.

Но удар его не так силен, каким мог бы быть: миссис Саксби успела перехватить его руку.

— Джентльмен! — говорит она, и лицо ее делается суровым. — Это лишнее. Никто вас не просил. Успокойтесь, ладно? Вы, небось, ушибли ее. О, моя милая...

Она дотрагивается до моего лица.

Ричард кривится.

— Пусть скажет спасибо, что я целых три месяца сдерживался. — Он выпрямляется и откидывает со лба волосы. — А мог бы и не так ударить. И пусть знает, что, если понадобится, я ей еще врежу! Слышите меня, Мод? Вы помните, в «Терновнике» я был джентльменом. А теперь могу и отдохнуть, здесь галантность не требуется. Поняли?

Я прижимаю ладонь к щеке, смотрю ему в глаза и молчу. Миссис Саксби заламывает руки. Он вынимает из-за уха сигарету, сует в рот, ищет спичку.

— Продолжайте, миссис Саксби, — говорит он. — Расскажите ей все остальное. А что касается вас, Мод, — слушайте внимательно, и вы поймете наконец, зачем вы жили так, как жили.

— Я не жила, — шепчу я в ответ. — Вы же сами сказали, что я вымысел, сказка.

— Ну, — он нашел спичку и чиркает, зажигает, — у всякой сказки есть конец. Послушайте, чем кончается ваша.

— Она уже кончилась, — отвечаю я.

Но его слова меня насторожили. Голова у меня плохо соображает от бренди, от лекарства, к тому же пережитое потрясение сказывается, но все же хоть и с трудом, но я понимаю, что сейчас могу услышать нечто страшное — про то, зачем они меня сюда затащили и что намерены со мной делать...

Миссис Саксби видит, что я заинтересовалась, и кивает.

— Теперь начинаете понимать, — говорит она. — Теперь видите, что к чему. Я сберегла дочку той дамы, но что еще лучше — дама дала мне слово. В этом-то все и дело, разумеется. Уговор дороже денег, верно? — Она улыбается, утирает нос. Потом наклоняется ко мне. — Хотите посмотреть? — говорит, но уже другим голосом. — Хотите поглядеть на ее письмо?

Она ждет. Я не отвечаю, но она, опять улыбнувшись, отходит от меня, глядит на Ричарда, потом поворачивается к нему спиной и быстро расстегивает пуговицы на своем платье. Похрустывает тафта. Наполовину расстегнув корсаж, она запускает руку — мне кажется, в самое нутро, в самое сердце — и вытаскивает оттуда сложенную в несколько раз бумажку.

— У самого сердца хранила, — говорит она, протягивая мне письмо. — Столько лет! Дороже золота оно мне было. Вот, прочтите-ка.

На сложенном в виде письма листке надпись: «Открыть в осьмнадцатый день рождения моей дочери, Сьюзен Лилли». При виде этого имени я вздрагиваю и тяну руку к письму, но она ревниво оберегает его и, совсем как мой дядя — хотя нет, какой он мне дядя! — показывавший мне старинную книгу, не отдает мне в руки, однако потрогать разрешает. Бумага еще теплая — нагрелась за пазухой. Чернила коричневые, на сгибах бумага потерлась, буквы выцвели. Печать цела, не сломана. Это инициалы моей матери — то есть матери Сью, а не моей — «М. Л.».

— Видите, дитя мое? — говорит миссис Саксби.

Бумага дрожит в ее руке. Она, словно скупой сокровище, подносит письмо к глазам, любуется, целует и возвращает на прежнее место, под корсаж. Застегнувшись, снова глядит на Ричарда. Он внимательно следил за происходящим, но отмалчивается.

Вместо него говорю я.

— Она это написала. — Голос у меня сиплый, я как в полусне.— Она это написала. И ее забрали. Что дальше?

Миссис Саксби поворачивается ко мне. Платье ее снова застегнуто, оно идеально гладкое, но рука лежит у корсажа, как будто придерживает письмо.

— С кем, с дамой? — переспрашивает она рассеянно.— Дама умерла, милочка. — И, шмыгнув носом, продолжает: — Она протянула еще месяц. Кто бы мог подумать? Этот месяц все нам испортил. Потому что папаша с братцем заставили ее переписать завещание. Ну, можно представить, в каком духе. Ни пенни не достанется дочери — то есть вам, милая девочка, — до тex пор, пока она не выйдет замуж. Вот они, благородные-то господа, видите какие? Она прислала мне весточку, с сестрой-сиделкой. К тому времени ее упекли в сумасшедший дом, ну и вас заодно — ну, в общем, это ее и доконало вскорости. Теперь остается только гадать, как все может обернуться, писала мне она, но она верит в мою порядочность. Бедная девочка! — Похоже, она и вправду жалеет ту женщину. — Это была ее ошибка.

Ричард усмехается. Миссис Саксби облизывает губы, глядит с хитрецой.

— А что до меня, — говорит она, — ну так я с самого начала знала, что тут и гадать нечего: надо прибрать к рукам все ее состояние, а не половинку. Вот тогда я скажу, что не зря восемнадцать лет голову ломала, все прикидывала. Я так часто о вас думала...

— Я не просила думать. И теперь не прошу.

— Вы неблагодарны, Мод! — замечает Ричард.— Миссис Саксби так ради вас старалась. Другая бы девица на вашем месте — ведь девицы только и желают быть героинями романов, — другая бы только радовалась.

— Я часто о вас думала, — продолжает миссис Саксби,— все представляла, как вы там. Надеялась, что станете красавицей. А вы и стали, милая моя! — Она хмыкает. — У меня было только два опасения. Первое: я боялась, что вы умрете, и второе — что дедушка с дядей увезут вас из Англии и выдадут замуж прежде, чем откроется наша тайна. Потом я прочла в газете, что дедушка ваш умер; и еще рассказали, что дядя живет затворником у себя в имении и вы при нем. Вот тогда мои опасения и кончились! Однако, — сказала она, и ресницы ее дрогнули, — однако у меня осталась Сью. Вы сами видели, милая, как старательно я держалась данного слова. — Она похлопала по лифу платья. — Потому что без Сью что значил бы наш уговор? Вот я и воспитывала Сью, как обещала. Представьте, как я ее холила. Как оберегала. Подумайте, какой пронырой может стать девчонка в таком-то доме, как наш, на нашей-то улице, и представьте, каково было нам с мистером Иббзом растить ее под колпаком. Представьте, как я ломала голову: знала ведь, что в конце концов она мне пригодится, вот только не знала как. А потом все стало на свои места, как только появился Джентльмен. Я-то все боялась услышать, что вас выдали замуж, и вдруг — какая радость: нашелся парень, которого нужно тайно с вами обвенчать... И стоило мне посмотреть на Сью — сразу стало ясно, что делать с ней. — Она пожимает плечами. — Ну, мы так и порешили. Сью — это теперь вы, дорогая моя. А привезли мы вас сюда затем...

— Послушайте, Мод! — говорит Ричард, потому что к этому моменту я отвернулась и закрыла глаза.

Миссис Саксби подходит ко мне и принимается гладить меня по голове.

— А привезли мы вас затем, — продолжает она совсем ласково, — чтобы вы заменили Сью. Только для этого, милая, только для этого!

Я открываю глаза и, должно быть, выгляжу идиоткой.

— Понимаете? — говорит Ричард. — В доме для умалишенных мы выдали Сью за мою жену, а после открытия материнского завещания ее доля наследства — доля Мод, хочу я сказать, — перейдет ко мне. Мне в нем дорог каждый цент, но раз весь план придумала миссис Саксби, то половина полагается ей.

И он отвешивает ей поклон.

— Это справедливо, правда ведь? — говорит миссис Саксби, продолжая гладить меня по голове.

— Но другую часть, — продолжает Ричард, — ту, что полагается Сью на самом деле, — тоже должна получить миссис Саксби. Потому что в записке она значится как опекунша Сью, а опекуны, боюсь, часто небрежно относятся к деньгам своих подопечных... Но все это, разумеется, не важно, если Сью исчезла. Но ведь это Мод Лилли — настоящая Мод Лилли, — он подмигивает мне, — под которой я, конечно, подразумеваю подложную Мод Лилли, — это она исчезла. Разве не этого вам хотелось? Исчезнуть? Минуту назад вы говорили, что теперь у вас есть право на все, что угодно. Вам же не трудно будет выдать себя за Сью и обогатить миссис Саксби?

— Обеих нас обогатить, дорогая моя, — быстро поправляет его миссис Саксби. — Я ведь не бессердечная какая, чтобы забрать себе все, а вас обделить! Вы ведь у нас дама, не правда ли, и притом красавица! Ну, и мне такая понадобится, чтобы научила меня, что к чему, когда я стану богатой. Я о нас обеих подумала, дорогая моя, и как подумала! — Она закатывает глаза.

Я делаю над собой усилие и пытаюсь встать, чтобы только она до меня не дотрагивалась, но в голове у меня туман, и встать мне не удается.

— Вы с ума сошли, — говорю я им обоим. — Оба сошли с ума. Я... сделать из меня Сью?

— А почему бы нет? — отвечает Ричард. — Надо только убедить адвоката. Думаю, у нас получится.

— Как же вы будете его убеждать?

— Как? Ну, у нас есть миссис Саксби и мистер Иббз — они были вам вместо родителей и наверняка знают вас лучше, чем кто-либо другой. Еще есть Джон и Неженка — они за деньги в чем угодно поклянутся, можете быть спокойны. И есть я — видел вас в «Терновнике», когда вы служили у мисс Мод Лилли, впоследствии ставшей моей женой. Вы же знаете, я надеюсь, что значит слово джентльмена? — Он делает вид, будто его осенило. — Ну конечно, знаете! Ведь в загородном доме для умалишенных есть пара врачей — они вас вспомнят, я думаю. Потому что только вчера вы подавали им руку, и кланялись, и стояли перед ними при ярком дневном свете целых двадцать минут, и отвечали на вопросы, откликаясь на имя Сьюзен.

Он дает мне время подумать. Потом говорит:

— Все, что от вас требуется, это, когда придет пора, еще раз устроить такое же представление перед адвокатом. Что вы теряете? Дорогая Мод, вам нечего терять: у вас нет ни друзей в Лондоне, ни денег — даже такой малости, как имя, и то нет.

— А что, если я этого не сделаю? Представьте, приходит ваш адвокат, а я ему говорю...

— Что же? Что обманули невинную девушку? Равнодушно смотрели, как врачи накачивают ее лекарством и уводят? А? Что, как вы думаете, он на это скажет?

— Неужели вы действительно такой злодей? — шепчу я.

Он пожимает плечами.

— А вы, — спрашиваю я миссис Саксби, — вы тоже такая? Я имею в виду Сью... Вы такая же бессердечная?

Она машет рукой перед лицом и ничего не говорит.

Ричард фыркает.

— «Злодей», — повторяет он, — «бессердечная»... Что за понятия! Это из области литературы. Неужели вы думаете, что если женщины подменяют детей, то делают они это — как в опереттах, — только чтобы позабавить публику? Оглянитесь вокруг, Мод. Подойдите к окну, гляньте на улицу. Это реальная жизнь, не выдумка. Она жестока и неприглядна. И была бы вашей, если бы миссис Саксби по доброте своей не отгородила вас от нее. Боже мой! — Он отходит от двери, поднимает руки над головой и потягивается. — Как же я устал! Ну и денек выдался сегодня — сколько всего успел, а? Одну девицу упек в сумасшедший дом, другую... Ну ладно. — Смотрит на меня выжидающе. — Возражений нет? Никто не шумит? Ну, тогда, наверное, все это ждет нас потом. Впрочем, не важно. День рождения Сью в начале августа. У нас есть целых три месяца, чтобы подготовить вас к этому делу. Думаю, трех дней — я имею в виду трех дней жизни в Боро — нам хватит.

Я смотрю на него, широко раскрыв глаза, и не могу вымолвить ни слова. Я все еще думаю о Сью.

— Только не говорите, что мы так быстро сломили вашу волю, Мод. Мне было бы жаль, если бы такое случилось.— И, помолчав, добавляет: — Вашей матери тоже было бы жаль.

— Моей матери... — начинаю я, думая о Марианне с безумным взором.

И вдруг у меня дыхание перехватывает. До сих пор я как-то об этом не задумывалась. Ричард смотрит на меня с хитрой улыбкой. Поправляет воротник, дергает шеей и покашливает — осторожненько так, с намеком.

— Ну, Джентльмен, — забеспокоилась миссис Саксби,— не смейтесь над ней.

— А кто смеется? — отвечает он. Он все еще дергает за воротник, словно тот его душит. — У меня просто в горле пересохло от разговоров.

— Потому что слишком много наговорили, — отвечает она. — Мисс Лилли, можно, я буду вас так называть, дорогая моя? Это ведь так естественно, правда же? Мисс Лилли, не обижайтесь на него. У нас еще будет время поговорить об этом.

— Вы хотите сказать: о моей матери. О моей настоящей матери, которую вы приписали Сью. Которая подавилась — видите, и я кое-что знаю! — подавилась булавкой.

— Булавкой! — Ричард не может удержаться от смеха. — Сью прямо так и сказала?

Миссис Саксби кусает губы. Я поочередно смотрю то на него, то на нее.

— Кто же она? — спрашиваю я устало. — Скажите же мне, ради бога! Думаете, я еще способна удивляться? Думаете, мне не все равно? Так кем она была? Воровкой, как все вы? Что ж, после сумасшедшей воровка, наверное, все же лучше...

Ричард снова покашливает. Миссис Саксби отворачивается от меня и все теребит свои пальцы. Потом говорит, и голос ее тих и торжествен.

— Джентльмен, — говорит она, — больше ничего не говорите мисс Лилли. Я сама ей скажу кое-что. То, что дамы обычно говорят девочкам наедине.

Он кивает.

— Понял.— И складывает руки на груди. — И очень хотел бы послушать!

Он ждет, не уходит. Она снова садится рядом со мной на кровать, и снова я делаю попытку отодвинуться.

— Дорогая моя, — начинает она. — Дело в том, что говорить об этом горько и неприятно, — а уж кому знать, как не мне! — потому что однажды я уже рассказывала об этом Сью. Ваша мать...

Она облизывает губы, оглядывается на Ричарда.

— Скажите ей, — говорит он. — Не то я сам скажу.

И она продолжает торопливо:

— Вашу мать осудили, но не за воровство, а за убийство, и — о, дорогая моя, — ее за это повесили!

— Повесили?

— Как убийцу, Мод, — говорит Ричард с явным удовольствием. — Вы можете посмотреть на место ее казни из окна моей комнаты...

— Джентльмен, я серьезно!

Он умолкает. Я опять повторяю:

— Повесили!

— Повесили, — говорит миссис Саксби, как будто слова эти, что бы за ними ни стояло, помогут мне легче перенести новость. И вглядывается в мое лицо. — Дорогая моя, не думайте об этом, — говорит она. — Какое это теперь имеет значение? Вы же благородная дама! Кому придет в голову спросить вас о вашем происхождении? Ну же, оглянитесь вокруг!

Она встает и зажигает лампу; из темноты выступают безвкусные вещи, каких полно в этой комнате: блестящий халат, спинка кровати из тусклой меди, фарфоровые безделушки на каминной полке. Она снова идет к умывальнику и говорит:

— Вот мыло. Что за мыло! Из одной лавочки в западной части города. Год назад принесли — я увидела и подумала: «Ну, уж мисс Лилли оно понравится!» Все это время держали его в бумажке, не разворачивали. А вот полотенце — посмотрите-ка — пушистое, как персик. И духи! Если не нравится запах лаванды, мы достанем вам розовое масло. Вы не смотрите, дорогая? — Она переходит к комоду, открывает нижний ящик. — Ну, что у нас тут?!

Ричард наклоняется, хочет заглянуть. Я тоже заглядываю, с ужасом и удивлением одновременно.

— Нижние юбки, чулки и корсеты! Боже мой, тут даже шпильки для дамских волос. Румяна для дамских щечек! А вот хрустальные сережки — пара синих и пара красных. Это потому, что я не знала, дорогая моя, к каким глазам подбирать... Ладно, Неженка пусть берет синие...

Она держит безвкусные вещицы за проволочки, хрустальные бусины дрожат и расплываются у меня перед глазами. Кажется, я заплакала — от бессилия.

Словно в слезах — спасение.

Миссис Саксби видит это и цокает языком.

— Ну вот, — причитает она, — как не стыдно! Плачете? А такие красивые вещи! Джентльмен, вы видели? Плачет, а из-за чего?

— Плачу, — отвечаю я дрожащим от злости голосом, — из-за того, что оказалась здесь, среди всего этого! Плачу из-за того, что всю жизнь считала свою мать просто глупой! Плачу оттого, что вы рядом, а вы мне отвратительны!

Она отступает на шаг.

— Милая девочка, — говорит она упавшим голосом, быстро переглянувшись с Ричардом, — так вы меня презираете за то, что я отдала вас им?

— Я презираю вас за то, что забрали меня оттуда!

Она смотрит, не понимая, силится улыбнуться. Обводит рукой комнату.

— Не думаете ли вы, — она удивлена, — что я продержу вас всю жизнь на Лэнт-стрит?! Дорогая моя, вас забрали отсюда для того, чтобы сделать из вас благородную даму. И какую даму — прелесть! Не думаете же вы, что я позволю вам понапрасну расточать свое сияние в таком неподобающем месте? Разве я не говорила? Я хочу, чтобы вы были со мной, когда я разбогатею. Разве леди не заводят себе компаньонок? Подождите чуть-чуть, вот заберу я себе ваше наследство, и посмотрите — у нас будет самый шикарный дом во всем Лондоне! Какие кареты у нас будут, какие лакеи! Какие жемчуга, какие наряды!

Она снова тянет ко мне руки. Хочет поцеловать — или съесть. Я встаю и отталкиваю ее.

— Думаете, я останусь с вами, когда вы сделаете свое черное дело?

— А как же иначе? — говорит она. — Кто еще примет вас, кроме меня? Деньги выманили вас отсюда, но я-то вас вернула обратно. Я думала над этим целых семнадцать лет. Ломала голову, раскидывая так и сяк, каждую минуту, с тех пор как передала вас на руки той бедной даме. Я смотрела на Сью...

Она на миг умолкает, а я плачу все сильнее.

— Сью! О, Сью...

— Ну-ну, о чем горевать? Разве я не делала для нее все, как хотела родная мать? Она была жива-здорова, присмотрена, накормлена, росла как обычная девочка. Что я сделала — всего лишь вернула ее на то место, которое вы занимали вместо нее!

— Вы ее убили!

— Как это — убила? Когда вокруг нее там одни врачи и все думают, что она дама! А это дорогого стоит, уверяю вас!

— Конечно, — подхватывает Ричард. — Вы же платите за это, не забывайте. Я-то поместил бы ее в лечебницу графства, мне все равно.

— Видите, милая моя? А вы говорите — убила! Небось, каждый божий день ее могли убить, но чтобы я! Кто ее выхаживал, когда она заболевала? Кто отгонял от нее парней? Да ради ее спасения я готова была руку, ногу, легкие отдать. Но думаете, я все это делала ради нее? Когда я разбогатею, что пользы мне от обычной девчонки? Все это я делала ради вас! Не вспоминайте о ней. Она как вода, как уголь, как пыль — в сравнении с тем, из чего сделаны вы.

Я смотрю на нее в изумлении.

— Боже мой! — говорю я. — Как вы могли? Как вы могли?

И снова она озадачена.

— А почему бы и нет?

— Обмануть ее, оставить ее — там!

Она поднимается, похлопывает меня по рукаву.

— Это из-за вас она к ним попала, — говорит. И вдруг выражение глаз ее меняется. Кажется, она даже подмигивает.— О, дорогая моя, не кажется ли вам, что вы пошли в мать?

Из комнаты под нами снова доносятся крики и визг, удары и громкий хохот. Ричард стоит и смотрит, скрестив руки на груди. Муха у окна все жужжит, все бьется о стекло. Потом жужжание прекращается. Это словно знак мне — я оборачиваюсь и вырываюсь из раскрытых объятий миссис Саксби. Упав на колени перед кроватью, утыкаюсь лицом в швы одеяла. Я была смелой и решительной. Я задавила в себе гнев, безумие, мечты, любовь — все это ради свободы. А теперь, когда свободу у меня отняли окончательно, я понимаю, что это — полное поражение.

Я проваливаюсь в черноту и хочу лишь одного: чтобы никогда не пришлось поднимать лицо к свету.

Глава тринадцатая

Следующую ночь я помню лишь урывками. Сижу, скорчившись, у кровати, уткнувшись лицом в покрывало, и отказываюсь идти вниз на кухню, несмотря на уговоры миссис Саксби. Ричард подходит ко мне и пинает меня, но я никак не реагирую, и он смеется, потом выходит из комнаты. Кто-то приносит мне тарелку с супом, я к ней не притрагиваюсь. Потом уносят лампу, и комната погружается во мрак. Приходится все же подняться, чтобы сходить в туалет, и рыжая девушка с пухлым лицом — Неженка — провожает меня до будки, а сама караулит у двери, чтобы я не сбежала в темноте. Меня опять сотрясают рыдания и кто-то протягивает мне рюмку бренди пополам с лекарством. Потом меня раздевают и дают чужую ночную сорочку. Я засыпаю, на час, не больше: будит меня шорох тафты — я с ужасом смотрю, как миссис Саксби, распустив волосы, стягивает с себя платье, открывая дебелое тело и грязное белье, задувает свечу, а потом забирается на кровать и укладывается рядом со мной. Помню, как она лежит и, думая, что я сплю, осторожно дотрагивается до меня, берет прядь моих волос и бережно подносит к губам — так скупой берет золотую монету.

Еще помню, что от нее исходит жар, незнакомый тяжелый кисловатый запах. Она быстро засыпает и спит крепко, всхрапывая во сне, а я все пытаюсь заснуть, но лишь задремываю ненадолго. В ту ночь время тянется медленно: мне кажется, что не одна ночь проходит, а множество ночей — годы ночей! — и я, как сквозь слоистый туман, пробираюсь сквозь них, а утро никак не наступит. Когда я открываю глаза, мне кажется, что я то в «Терновнике», в своей спальне, то в каморке у миссис Крем, то в сумасшедшем доме, на одной кровати с нянечкой. Сотни раз, наверное, я просыпалась. Я просыпаюсь и снова хочу заснуть, но каждый раз в конце концов с ужасом вспоминаю, где я нахожусь, как я сюда попала и кто я такая теперь.

Наконец я открываю глаза, спать больше не хочется. В комнате стало чуть светлее. За окном всю ночь горел уличный фонарь, высвечивая белесую сеточку тюля на узком окне. Теперь он погас. Свет за окном стал грязно-розовым, потом ядовито-желтым, начиная с подоконника, он залил понемногу всю комнату. А вместе с ним пришли звуки: поначалу слабые, еле слышные, нарастающие в сбивчивом крещендо — кукареканье петухов, свистки и звон колоколов, собачий лай, детский плач, сердитые окрики, покашливание, покряхтывание, топот ног, бесконечный стук копыт и скрип колес. Все выше, выше поднимались они из самой утробы Лондона. Сейчас шесть или семь часов. Миссис Саксби спит рядом со мной, но я окончательно проснулась, мне плохо, тошно. Я встаю с постели и, хотя на дворе май и здесь теплее, чем в «Терновнике», дрожу от холода. На руках у меня перчатки, но одежду, обувь и кожаную сумку миссис Саксби заперла в сундук: «На тот случай, дорогая, если вы проснетесь ночью, по забывчивости подумаете, что вы у себя дома, оденетесь, выйдете на улицу и заблудитесь». Мне вспомнились эти ее слова сейчас, хотя голова моя как в дурмане и меня мутит от слабости. Куда она положила ключи? Где ключ от комнаты? Меня опять пробирает дрожь, тошнота подступает к горлу, но мысли мои предельно ясны. Я должна выбраться отсюда. Я должна бежать! Должна бежать из Лондона — куда угодно, хоть в «Терновник». Я должна раздобыть денег. Я должна — и это самая ясная и главная мысль, — я должна выручить Сью! Миссис Саксби ровно и тяжко дышит во сне. Куда она могла положить ключи? Ее платье висит на ширме. Я тихонько подкрадываюсь к нему и ощупываю карманы юбки. Пусто. Оглядываю полки, смотрю на комоде, над камином — ключей нет, но, наверное, есть много мест, куда она могла их спрятать.

Она шевельнулась — не проснулась, нет, только голову чуть повернула, и мне кажется, я догадалась — кажется, я начинаю вспоминать... Ключи у нее под подушкой: я помню, как она воровато сунула туда руку, как приглушенно звякнул металл. Я делаю шаг. Рот у нее приоткрыт, седые космы волос разметались по лицу. Я делаю еще один шаг — скрипит половица. Я уже совсем рядом, но чего-то жду, собираюсь с силами, потом быстро запускаю руку под подушку и медленно, осторожно пытаюсь нащупать ключи.

Она открывает глаза. Хватает меня за руку и улыбается. Закашлялась.

— Дорогая моя, как мне это нравится! — говорит она, вытирая губы. — Не родилась еще та девчонка, которая могла бы тайком стащить у меня что-нибудь, особенно если я этого не хочу.

Она держит меня крепко, но бережно, поглаживает запястье. Меня бьет дрожь.

— Ой, да вы замерзли! — говорит она. — Ну-ка, деточка, давайте укутаемся. — И, стянув с кровати лоскутное одеяло, накидывает его мне на плечи. — Ну что, теплее стало?

Спутанные нечесаные волосы падают мне на лицо. Я смотрю на нее как сквозь забрало шлема.

— Лучше бы я умерла, — говорю я.

— Ну вот еще, — отвечает она, поднимаясь. — Что вы такое говорите?

— Тогда — чтобы вы.

Она, все еще улыбаясь, качает головой.

— Разве можно говорить такое, деточка! — Она принюхивается. Из кухни запахло какой-то гадостью.— Чувствуете? Это мистер Иббз, он готовит нам завтрак. Посмотрим, захочется ли девочке помирать, когда перед ней поставят тарелку с копченой селедочкой!

Она снова потирает руки. Пальцы у нее красные, но выше запястья руки гладкие, молочно-белые, как слоновая кость. Она так и спала прямо в сорочке и в нижней юбке и теперь застегивает корсет, влезает в свое шуршащее платье, потом смачивает гребешок и расчесывает волосы, что-то напевая дрожащим со сна голосом. Я наблюдаю за ней из-под спутанных волос. Босые ноги ее в трещинах, пальцы распухшие. Икры ног гладкие, почти без волос. Когда она наклоняется подвязать чулки, у нее вырывается стон. Ляжки у нее толстые, на них рубцы от подвязок.

— Ну вот, — говорит она, одевшись.

Внизу заплакал младенец.

— Теперь остальных перебудит, — сокрушается она. — Пойдемте вниз, милая, я пока дам им кашки.

— Вниз? — говорю я. Если я хочу бежать, я должна спуститься вниз. Но я оглядываю себя. — В таком виде? Может, мне сначала вернут платье и ботинки?

Должно быть, я слишком резко это сказала или во взгляде моем она почуяла неладное.

Подумав, она отвечает:

— То старое пыльное платьишко? И грязные башмаки? Ну, в этом только на улицу ходить. А вот гляньте-ка на эту шелковую накидочку. — Она снимает с крючка на двери халат. — Дамы ходят в этом дома по утрам. А вот к нему и шелковые домашние туфли. И как вам пойдет-то! Надевайте, дорогая девочка, и ступайте к столу. Можете не стесняться. Джон Врум никогда не встает раньше полудня, будем только я и Джентльмен — а он небось видал вас и не в таком виде,— да еще мистер Иббз. А его, милая девочка, вы можете считать все равно как... ну, скажем, дядей. Ну что?

Я отворачиваюсь. До чего же ненавистна мне эта комната! Но не пойду я неодетой в эту их кухню. Она упрашивает и так и сяк, потом, видя, что меня не переубедить, уходит. Ключ поворачивается в замке.

Я тотчас же бросаюсь к сундуку, где лежит моя одежда, пытаюсь открыть его. Ничего не получается: сундук заперт, крышку мне не поднять.

Перехожу к окну, толкаю раму вверх. Она поднимается на пару дюймов, не больше, и кажется, если сильнее надавить, окно откроется — гвозди ржавые, как-нибудь отвалятся. Но тут другое: окошко узкое, а высота большая, к тому же я все еще не одета. Но хуже всего то, что на улице люди, и если поначалу я хотела позвать их на помощь — разбить стекло, крикнуть или завизжать, — потом я пригляделась к ним получше, и порыв мой угас: я увидела их лица, их пыльную одежду, свертки, которые они тащили, детишек и собак, которые ковыляли с ними рядом... «Такая жизнь,— сказал Ричард двенадцать часов назад. — Она жестока и неприглядна. И была бы вашей, если бы не миссис Саксби...»

У двери дома, где ставни с прорезными сердечками, сидит девушка, обвязанная грязным бинтом, и кормит младенца грудью. Она поднимает голову, встречается со мной глазами — и грозит мне кулаком.

Я отшатываюсь от окна и прячу лицо в ладони.

Однако, когда миссис Саксби возвращается в комнату, я уже готова.

— Послушайте меня. — Я направляюсь к ней.— Вы знаете, что Ричард увез меня из дома моего дяди? Вы знаете, что дядя мой богатый человек и будет меня искать?

Дата добавления: 2015-08-27