Глубоко таятся страсти сердца, 25 страница

Глава пятьдесят третья

Майкл стоял около здания почты, когда с грохотом подкатил почтовый автобус[52]. Из него вышла Сеси с двумя женщинами, в фетровых шляпах, с кошелками в руках. Водитель дополнительно закрепил рычаг тормоза и выпрыгнул из кабины. Кивнул Майклу и вошел в здание, чтобы забрать почту и выпить утреннюю чашку чаю.

Майкл двинулся навстречу девушке. Несмотря на одолевавшие его в последнее время усталость и подавленность, молодой человек почувствовал, как его сердце воспаряет.

— Здравствуйте! — приветливо улыбнулась Сеси. — Не ожидала, что меня будут встречать.

— Я проснулся рано и подумал: пройдусь до почты и куплю газету.

— Вы ранняя пташка? — Но увидев, что он замялся, Сеси поспешила извиниться: — О, прошу прощения. Я не хотела быть назойливой, совать нос не в свое дело.

— Вы совсем не назойливы. Мне приятно, что вы интересуетесь моей жизнью. Обычно я встаю ни рано ни поздно — так, чтобы перед завтраком оставалось достаточно времени привести себя в порядок. Но только я не очень-то хорошо сплю в последние дни.

Они вышли за пределы деревни и двинулись в направлении отеля, шагая по середине дороги, где лед растаял.

— Это тушеное мясо миссис Диксон тому виной? Вчерашний ужин определенно не может быть причиной: еда у Лидии была отменная.

— Желудок у меня луженый. Дело не в пище, причина скорее умственная.

— Как?

— Нет, я не кандидат в психушку. Просто страдаю от ночных кошмаров.

— Ах это. Противная штука. Вас что-то тревожит?

— Периодически повторяющийся кошмар. И я уже начал задаваться вопросом, нет ли тут чего-либо более серьезного. Вероятно, воспоминание из детства, которое отступает днем, полностью вытесняясь сознанием. Но зато оно вырывается на свободу ночью и преследует меня во сне. Раньше этот сон часто повторялся в детстве и юности, а потом несколько лет его не было. Или это предвидение будущего? Ну, знаете, все эти теории о том, что время течет не так, как мы представляем. В другую сторону. Но сон связан со здешними местами.

— С деревней? Вы бывали здесь раньше?

— Не с деревней, а с озером. Да, когда я был ребенком, наша семья приезжала сюда на зимние праздники. С тех пор как я тут, кошмар возобновился с новой силой. Я вижу его практически каждую ночь.

Зачем он рассказывает ей все это? Неужели превращается в Старого моряка[53], тронувшегося рассудком и вынужденного навязывать свою печальную повесть каждому встречному?

— Дурные сны преследуют хуже привидений, — промолвила Сеси. — Вспомните Гамлета: «Даже в ореховой скорлупе я мог бы считать себя владыкой мира, когда бы не дурные сны». Аликс всегда говорит, что Шекспир страдал бессонницей — вспомните все эти проблемы со сном в его пьесах.

— Я не очень хорошо знаю Шекспира: только то, что учили в школе.

— Вы не любите театр?

Майкл поразмыслил над этим вопросом.

— Люблю, но имел не так уж много возможностей посещать его со времен окончания университета. Либо я находился от него далеко, либо не хватало времени.

— Вам следует чаще бывать в театре. Я, например, обожаю театр. А еще люблю ходить в кино. Уносишься в иной мир.

— Я хожу, когда выдается возможность. Кажется, в ваших глазах я выгляжу очень скучным, — прибавил он с неожиданной досадой. — Все работа, да работа — вот из чего состоит моя жизнь!

Сеси засунула руки в карманы пальто.

— Не пойму, похолодало, что ли?

Майкл был благодарен, что она не отозвалась на его вспышку.

— По-моему, нет.

— У меня есть теория: стужа, которая перед Рождеством бодрит и радует, уже к Новому году угнетает нервную систему человека.

— Как же он излечивается?

— Сев в поезд до Лондона. Нет, не смейтесь.

— Я полагал, что вы, уроженцы Озерного края, радуетесь, когда бываете у озера, среди гор.

— Я раньше тоже думала, что северянка до мозга костей. Оказалось, нет. Я решила, что с большим удовольствием находилась бы в Лондоне. Там люди чувствуют себя нормально. По крайней мере те, кого я знаю. В отличие от моей семьи и родственников. В отличие от Ричардсонов.

Они дошли до отеля. Майкл проводил Сеси в холл.

— Я мигом, — сказал он, устремляясь вверх по лестнице.

Появился мистер Диксон и приветствовал девушку:

— Приятно снова вас видеть, мисс Сеси! Как поживают мистер Роджер и миссис Анджела? — С минуту он расспрашивал ее о семье, а потом посоветовал извлечь больше удовольствия из катания по замерзшему озеру. — Потому что я чую носом ветер, и перемена погоды не за горами. В воздухе пахнет снегом.

— Как вы можете говорить такое, когда небо ярко-синее, а температура намного ниже нуля?

— Не сегодня, понятное дело, и не завтра, но подождите несколько дней, и увидите, что я был прав.

Майкл и Сеси спустились к пристани, которая едва возвышалась на фут над поверхностью озера. Сеси села с краю, подтянув одну ногу, а затем вторую, чтобы закрепить коньки. Спустила ноги на лед и энергично заскользила от берега. Майкл последовал за ней, но с осторожностью.

— Эй, напрасно вы так усердствуете! Мое катание не столь впечатляюще.

— Мы будем держаться вместе и чинно скользить туда и обратно, как парочка голландских бюргеров на канале.

— Вы, наверное, катаетесь каждый год, с тех пор как научились ходить?

— Почти каждый год, особенно в детстве. Изабел, сестра Аликс, была из нас лучшей: она могла делать на льду все, что угодно, выписывала любые фигуры. Она вообще была искусна в стольких вещах: хорошо каталась на лошади, была замечательным имитатором, мастерски изображала людей, отлично стреляла. Ричардсоны не увлекаются охотой, сэр Генри больше рыболов, чем охотник, и Изабел ходила пострелять с нами. Наш егерь утверждал, что она лучше обращается с ружьем, чем любой Гриндли, — Сеси неторопливо выписала восьмерку на гладком участке льда. — Бедная Изабел!

— Она являлась вашей близкой подругой?

— Изабел была несколькими годами старше, так что близкой — нет. — Девушка пожала плечами и качнулась на ребре конька. — Давайте не вспоминать прошлое.

— А кто-нибудь владеет этим островом? — спросил Майкл, когда Сеси, сделав вираж, пустилась в объезд большого куска суши.

— Сэр Генри.

— Значит, и пристань тоже принадлежит ему. Может, воспользуемся этим обстоятельством, посидим на мостках и выкурим по сигарете?

— Мы закоченеем! — предостерегла Сеси. — Вместо нас обнаружат два жалких куска льда.

— За такое короткое время — нет.

— Я бросила курить.

— Помню. Но вы сейчас на свежем воздухе, поблизости нет ни предполагаемого пациента, ни старшего врача. Позвольте вам помочь.

Прежде чем Сеси успела возразить, Майкл взял ее обеими руками за талию и, приподняв, усадил на деревянный причал, более высокий, чем тот, что располагался у отеля. Потом, подтянувшись, сел сам. Достал портсигар, похлопал себя по карманам в поисках коробка спичек и зажег обе сигареты.

— Что с вами? — спросил он, участливо глядя на Сеси. — Беспокоитесь об Урсуле?

— Нет, это другое.

— Можете не отвечать, если не желаете.

— Вы не из болтливых и, мне кажется, не станете сплетничать.

Майкл дипломатично молчал. Он не хотел, чтобы ему доверяли секреты, но сознавал, что Сеси что-то гнетет, и был тронут ее намерением довериться ему.

— В моей работе привыкаешь держать язык за зубами, — обронил он.

Сеси одарила его улыбкой.

— Разумеется. Хотя это скорее семейный секрет, чем государственный. Сегодня утром мне звонила Аликс. После того как мы вчера уехали, они с Эдвином просматривали какие-то старые бумаги — не спрашивайте меня зачем — и кое-что выяснили по поводу смерти своей матери.

— Она ведь, кажется, умерла в Америке? В дорожной аварии, вместе с дочерью. Сразу после рождения Утраты?

— А, вот в этом-то все и дело. Как выяснилось, Хелена Ричардсон умерла до рождения малышки. Это был ребенок Изабел, а не ее.

Затягиваясь сигаретой, Майкл обдумывал услышанное.

— То есть настоящей матерью являлась Изабел, а Хелене предстояло сыграть роль официальной?

— Да.

— Сколько лет было Изабел?

— Пятнадцатый год, когда она родила Утрату. Четырнадцать ей исполнилось за девять месяцев до рождения дочери. Девочка была зачата примерно в это время года, на Рождество.

Майкл присвистнул.

— Четырнадцать лет! Боже милостивый! Кто же отец?

— Неизвестно. — Сеси обвела взглядом вершины гор. — Сегодня горы будто нависают над нами. Словно надвигаются. Грозные и зловещие.

Майкл соскочил с мостков и теперь стоял на коньках, упершись одной рукой о бревна. В другой он по-прежнему держал сигарету.

— Пойдемте, — сказал он. — Найдем ту шапку с шарфом. И еще санки, да?

Сеси соскользнула на лед, присоединяясь к нему.

— Нет, Аликс сказала, что Сандерс уже сходил и все забрал.

— А где то место?

— Тут, неподалеку, где лодочный сарай. Мы объедем вон тот маленький мыс и увидим его. Вы раньше не бывали в этой части озера?

— Нет. Мы всегда катаемся с противоположной стороны, там, где солнце. Эта часть озера обычно в тени.

Сейчас они как раз въезжали в тень, отбрасываемую окружающими холмами.

— Вон лодочный сарай! — крикнула Сеси, первой вылетая из-за мыса. — Вперед! За мной!

Но Майкл не двинулся за ней. Он вдруг так резко остановился, что едва устоял на ногах.

Сеси не смотрела назад и затормозила, только когда аккуратно подкатила к участку галечного берега. Со смехом обернувшись, она обнаружила, что Майкл все еще далеко.

— Майкл, почему остановились, давайте скорее! — Сеси заметила выражение его лица, и ее улыбка погасла. — Эй, в чем дело? Что с вами? У вас такой вид, будто вы увидели привидение.

Глава пятьдесят четвертая

После завтрака Дафна ухватила Хэла за пуговицу и произнесла:

— Сегодня утром мы идем в «Уинкрэг» повидать Генри.

Хэл насторожился. Что задумала его тетка?

— Буду счастлив составить тебе компанию. А есть какая-то особая причина для нашего визита?

— Мне нужны его мозги. Держу пари, он знает кое-что интересное о бизнесе Гриндли и еще больше — о том, что в наше время скупают немцы и для каких целей. Не пойму, почему я раньше не догадалась.

Хэл не очень верил, что его крестный прольет свет на предполагаемую продажу. Хэл считал деловые связи с немцами нежелательными, но не опасными. Однако если Дафна верила, что рейх должен извлечь выгоду из приобретения фарфоровой фабрики, то что бы он ни сказал, не убедит ее в обратном. Она не даст согласия на продажу; сам же он мог бы согласиться, а мог и нет. Эта история начинала ему надоедать — так же как и братья. Хэл полагал, что в конце концов продаст им свои акции, по крайней мере братья не будут больше его допекать.

— Я велела своему шоферу подать машину через полчаса.

— А сэр Генри знает, что мы придем?

— Да. Во всяком случае, я оставила сообщение Роукби, а в отличие от здешней челяди он способен передать его по назначению.

Пурпурный «роллс-ройс» подвез их к дверям «Уинкрэга», лакей в пурпурной ливрее сошел со своего водительского сиденья и, обойдя машину, через мгновение открыл пассажирскую дверь для облаченной в пурпур Дафны. Хэл последовал за ней, подмигнув шоферу. На крыльце возник Роукби, чтобы их приветствовать.

— Доброе утро, мистер Хэл! Прежде чем вы отправитесь к сэру Генри, мисс Аликс хотела бы перемолвиться с вами словом. Она в новой утренней комнате, если вы соблаговолите. Третья дверь налево, сэр.

— Я присоединюсь к вам с Генри через минуту, Дафна, — сказал Хэл. — Введи его пока в курс дела.

— Хорошо, но не позволяй Аликс слишком тебя задерживать. Я хочу, чтобы ты узнал мнение Генри, и не желаю потом выслушивать комментарии, будто я неправильно поняла его или он не ухватил ключевые моменты.

Хэл удалился в новую утреннюю комнату, славившуюся тем, что она вдвое превышала размером старую, а прабабка Аликс поместила туда всю мебель, которую приобрел ее супруг, путешествуя по Китаю, добавив в качестве завершающего штриха китайские обои и освещение. Комната подавляла, но Хэл, изумившись при виде этого великолепия, решил не обращать внимания на декор.

Аликс сидела на краешке кресла, обитого красным шелком с драконами. Она хмурилась и курила сигарету с таким видом, словно от этого зависела ее жизнь.

Хэл закрыл за собой дверь и спросил:

— Что-то случилось?

— И теперь вы понимаете, — закончила Аликс, — это объясняет то, что случилось в тысяча девятьсот двадцать первом году: почему мама уехала с Изабел.

Далеко не все, подумал Хэл.

— А что известно насчет Изабел?

— Дядя Сол, который, как оказалось, все время был в курсе, что Утрата дочь Изабел, утверждает, что та умерла в родах.

— Вы ему верите?

— Да, ведь она была очень молода и к тому же в ужасном состоянии из-за смерти мамы, не говоря уже о естественном страхе перед родами. Я не могу спокойно думать об этом.

Хэл усмехнулся. Если бы Сол сообщил ему, что сегодня вторник, он предпочел бы посмотреть на календарь, чтобы удостовериться.

— А леди Ричардсон знает о вашей находке? Вы считаете, это была ее идея — удалить из дома Изабел и выдать Хелену за мать Утраты?

Аликс пожала плечами.

— Подобное часто случается, когда бабушка выдает себя за мать, чтобы соблюсти приличия и избежать скандала. Не удивительно, что бабушка всегда так отвратительно относилась к Утрате: она ненавидит и презирает бастардов, как она их называет. Мама же, вероятно, предпочла сама защитить Изабел и доброе имя семьи. Она сочла бы незаконного ребенка позором, не правда ли?

— Да. Тем более что в четырнадцать лет Изабел вряд ли могла законно выйти замуж.

— Конечно, нет.

— У вас есть какие-нибудь соображения о том, кто отец Утраты?

— Мы уже сломали себе головы, но никаких соображений. Наверное, кто-нибудь из местных. Похоже, связь открылась в то самое Рождество, — вот откуда весь шум и треволнения. Бедная Изабел, каково это было для нее!

Хэл произвел в уме вычисления.

— Если Утрата родилась в сентябре, значит, в декабре и январе никто не мог бы догадаться, что Изабел беременна. Интересно, зачем тогда ее запирали и делали вид, что она больна?

— Наказание. За то, что застали где-то с мужчиной, — мрачно изрекла Аликс. — Бабушка, видимо, посадила ее на хлеб и воду, из вредности. Только мама не сердилась на Изабел. Она злилась на бабушку… Ну да в этом не было ничего необычного. И я знаю, что она спорила с папой, чего никогда не случалось раньше. Нас с Эдвином постоянно отгоняли, отправляли кататься на озеро. Или запирали в детской с книжками, что нам не нравилось, поскольку нас никогда не заставляли делать уроки в рождественские каникулы.

— А Утрата знает обо всем?

— Кое-что знает, кое о чем догадалась, не удивлюсь, что вычислила и многое другое. У Утраты острый и трезвый ум. Она быстро усваивает информацию. Я так не умела в ее возрасте. Факт для нее — просто факт, и нет смысла переживать по этому поводу. Все ее эмоции отданы музыке и лошадям.

Хэл подумал, что, если бы он жил с Ричардсонами, он бы тоже научился не позволять себе предаваться чувствам.

— Честно говоря, ваша семья меня ужасает.

— Даже я?

— Даже вы. Сунулись в прошлое, точно хорек в кроличью нору, и вот что накопали. Уверен, это не конец.

— Почему?

— Приходит на ум ящик Пандоры, а еще — смесь из всяких мерзостей и злодейств в семьях Атрея, Пентея… не говоря уже о Медее.

— Право, Хэл, вас послушать — так Ричардсоны запекают младенцев в пирогах, убивают своих отпрысков из мести или вообще страдают от безумия, насланного богами.

— Что ж, история с Утратой имеет явный привкус пирога с младенцами.

Глава пятьдесят пятая

Когда Хэл вошел в кабинет сэра Генри, Дафна рассказывала, а крестный слушал ее с пристальным вниманием. Он махнул Хэлу рукой, чтобы тот садился. Потом прервал Дафну:

— Да-да, Дафна, понимаю, тебе не обязательно сообщать подробности. Я знаю все о «Полфри-фарфоре». Начать с того, что именно я рекомендовал твоему брату приобрести компанию. Я не вижу, в чем проблема. Это всего лишь фарфор, в нем нет ничего особенного.

— Генри, если наша страна продает…

На сей раз Дафну прервало появление Роукби.

— Прошу простить меня, миссис Вульф. Сэр Генри, к вам с визитом мистер Рексхем. Он говорит, что вы его ждете.

— Скажите ему… Нет, попросите его сюда… Дафна, перестань сверкать глазами. Майкл — здравомыслящий молодой человек, работает в авиастроительной промышленности. Ему наверняка известно нечто любопытное о том, что именно немцы желали бы прибрать к рукам. Несколько дней назад мы имели с ним беседу об иностранцах, скупающих британские компании для своих целей. Давай послушаем его соображения.

Дафна, планы которой были временно нарушены, напустилась на Хэла:

— А ты не сиди тут молча, делая вид, что это не имеет к тебе отношения. Пора бы тебе уже обрести чувство моральной ответственности.

Черт бы ее побрал, подумал Хэл. В конце концов, «Полфри-фарфор» — фабрика, производящая фарфор, а не завод бомб и снарядов. Потом ему вдруг вспомнилась мелькнувшая в прессе история, немало позабавившая людей из его окружения — о рабочем с фабрики по производству садовых тачек в Руре. Парень воровал отдельные детали и относил домой, чтобы потом собрать себе тачку для сада; однако, закончив сборку, к своему удивлению, получил пулемет. Как знать, может, беспокойство Дафны не так уж нелепо?

Майкл внимательно выслушал сэра Генри и произнес:

— Немцы выходят на международный рынок, покупая все, что для них полезно. В данном случае вы могли бы предположить, что их интересует производство потребительских товаров, а желание купить фарфоровое производство свидетельствует о стремлении к миру и процветанию. Но вы ошибетесь. У них есть специальная группа, прочесывающая патентные бюро в поисках нужных им разработок — это я знаю достоверно. Немцы утверждают, будто покупают авиамоторы для строительства гражданского воздушного флота. Чепуха. Мои приятели, которые сделали своим бизнесом специально вникать в данные проблемы и получать информацию, рассказывают совершенно иное.

Он уставился в потолок, и Дафна посмотрела на него с одобрением.

— Фарфор — первоклассный изолятор, — внезапно промолвил Майкл. — Он применяется в сооружениях телеграфной связи. Вы сами видели фарфоровые изоляторы на телеграфных столбах с проводами.

Сэр Генри встрепенулся.

— Да, «Полфри-фарфор» такие производят.

— В самом деле? Ну вот видите. Множество парней, которым я доверяю, говорят, что коммуникации обеспечат победу в грядущей войне. Радиосвязь, кодирующие машины и тому подобное. Мне представляется, что фирма, выпускающая фарфоровые изоляторы разнообразных типов и размеров…

Дафна ликовала:

— Я же знала! Хэл, мы должны припереть Питера к стенке!

— Должны ли? — усмехнулся он. — Послушай, Дафна, почему бы мне не продать свои акции тебе? Тогда у тебя будет шестьдесят процентов и они ничего не сумеют поделать.

— Ты трус, Хэл. Намерен ускользнуть от ответственности, умыть руки. Вместо того чтобы заявить Питеру и Роджеру, что не станешь выступать с ними заодно, ты хочешь свалить все бремя их неудовольствия на одну меня.

— Но это самое простое и разумное решение!

— Желаешь отмолчаться. Терпеть не могу мужчин, которые отсиживаются в стороне! — сердито бросила Дафна. — Почему я должна потратить немалые деньги из-за того, что ты не собираешься выполнять свой долг?

— Я отдам тебе свои акции даром, Дафна.

— Ты встанешь и выступишь от своего имени, Хэл, — вот как ты поступишь.

О, скорее в Лондон, сказал себе Хэл. Здешние семейные дела — его семьи, а также запутанная семейная история Ричардсонов — делали сюжет шекспировского «Кориолана» или даже пьесы «Мера за меру» верхом незатейливости. «Царь Эдип»… Пожалуй, прошло уже порядочное время, с тех пор как «Эдипа» ставили в Нью-Йорке. Может, он сумеет сделать целый сезон древнегреческих пьес?

— Хэл, ты меня не слушаешь.

— Уверяю тебя, Дафна, я слышу каждое слово.

Эдвин, все еще возмущенный после стычки с дядей Солом, вышел в холл и собирался надеть пальто, когда услышал звук подъезжающей машины. Появился Роукби, отворил входную дверь и застыл в приветственном поклоне перед элегантной дамой. Эдвин с удивлением увидел Люси Ламберт.

— Великий Боже, Люси, как ты здесь оказалась?

Она скинула свои меха и расцеловала кузена в обе щеки.

— Здравствуй, Эдвин. Я не могла не прийти. Хотела позвонить, но вместо этого прыгнула в автомобиль и прикатила сюда.

— Мы всегда рады тебя видеть, Люси, но, по правде сказать, ты не могла выбрать худшего времени.

— Мой дорогой, какие бы трудности вы сейчас ни переживали, то, что я имею сообщить, безусловно, еще больше все осложнит. — Она повернулась к дворецкому. — Роукби, леди Ричардсон не должна узнать о моем приезде.

— Да, мадам.

— Хотя чувствую, та кошмарная ее служанка будет шнырять и увидит мою машину.

— По правде говоря, — сказал Эдвин, мягко увлекая Люси в направлении гостиной, где они могли поговорить без помех, — мне кажется, бабушка и Липп заперлись наверху и варят то, что Липп называет целебным отваром, а любой другой — ведьминским зельем. Ты хочешь видеть дедушку? У него сейчас Дафна Вульф и Хэл Гриндли. И еще один парень, которого ты не знаешь.

— Дафна? Дафна в Англии? Зимой? Эдвин, ты меня разыгрываешь!

— Честное скаутское.

— Да еще Хэл, божественный Хэл! Все в Лондоне лишь о нем и говорят!

Эдвин не понял и хотел спросить, с чего бы это в Лондоне вдруг говорить о Хэле, но следующая реплика Люси заставила его вздрогнуть и целиком обратиться в слух.

— Я приехала со скверными известиями и сообщу их тебе первому. Ты сообразишь, как лучше преподнести это Генри.

— Давай же выкладывай, Люси.

— Сначала поклянись, что мой Ролло никогда не узнает, что я была тут. Он разозлится, поскольку здесь замешана честь полка.

— Честь полка? — изумился Эдвин.

Муж Люси был военным, полковником, который жил интересами полка и армии.

— Да. Он считает, что информация появится в лондонских вечерних газетах, а утром выльется на страницы прессы по всей стране. Он удивляется, каким образом репортеры пронюхали об этой истории, но они всегда как-то ухитряются, не правда ли? Ролло знает об этом уже два или три дня — с тех пор, как к нему приходил человек из Особого отдела и им пришлось поднять старые архивные документы. Ролло ужаснулся: он понятия не имел ни о чем. Он не хотел мне рассказывать, поскольку здесь замешана моя семья, желал меня уберечь, дурачок. Но раз уж все это напечатают в газетах, будет лучше, если он сам все мне расскажет, чем я потом прочту какую-нибудь искаженную версию в печати.

— Люси, о чем ты?

— Я тебе сейчас все выложу, а потом мы решим, как преподнести это Генри.

Глава пятьдесят шестая

В эту ночь кошмар Майкла, не прерываясь, дошел до самого конца.

Во сне он уже подобрался к месту, откуда исходили звуки, — на сей раз в большей степени движимый любопытством, чем останавливаемый страхом. Снова он слышал какие-то пронзительные вопли, восклицания. Крики были странные, незнакомые и пугающие, но еще более странная картина открылась его глазам. Его детскому взору двое людей на земле представлялись мужчиной и женщиной, которые борются.

Для взрослого Майкла, который сейчас видел сон, происходящее не таило в себе загадки. Майкл безошибочно понимал, что происходит.

То не было романтическое совокупление. Мужчина был груб и жесток, женщина обезумела от ужаса. И тогдашнего мальчика, и нынешнего взрослого человека, сызнова переживающего свой ночной кошмар, вновь парализовал страх. Но страх уже иной: не перед таинственным и непонятным чудищем или диким кабаном, а перед мужчиной, который так отвратительно припал к распростертой фигуре.

Лицо мужчины находилось в тени, Майкл не мог разобрать ни его черт, ни цвета. Потом тот поднялся и резко, отрывисто заговорил, обращаясь к девушке:

— Вставай!

Она ничего не сказала, лишь уткнулась лицом в сгиб локтя, сотрясаясь всем телом.

— Ну и лежи здесь, глупая сучка, замерзнешь насмерть. Впрочем, мне наплевать.

Голос человека повергал в шок, потому что принадлежал джентльмену. Это грязное и непристойное существо не было каким-нибудь изгоем: цыганом или бродягой из леса, напавшим на случайно подвернувшуюся добычу. Этот человек обучался примерно в такой же школе, что и Майкл, и был воспитан в культурной семье, в цивилизованном обществе.

— Только в этом случае, — продолжил мужчина, — возникнет шум: девушка найдена в лесу мертвой. Слишком много нескромных вопросов от нашей восхитительной тупоголовой британской полиции.

Корень, на котором стоял Майкл, вдруг подломился, мальчик покачнулся и, чтобы не упасть, схватился рукой за ветку. В ту же секунду человек встрепенулся, вскинул голову и стал прочесывать взглядом окружающие поляну деревья.

Майкл замер.

Но не помогло. Жесткие, с холодным блеском глаза остановились на том участке кустарника, где он стоял, а затем уставились в его лицо.

— Шпион, — ухмыльнулся человек, надвигаясь на Майкла. — Соглядатай. Как прискорбно. И для меня, и для тебя, кем бы ты ни был.

Точно зверек в лучах прожекторов, Майкл ждал решения своей судьбы. Но тут сквозь чащу донесся еще один голос: женский, высокий, взволнованный:

— Кто там? Есть там кто-нибудь?

Чертыхнувшись, человек ринулся через опушку и исчез между деревьями.

Избавленный от власти гипнотического взгляда, Майкл выскочил из своего убежища и подбежал к девушке, казавшейся не более чем тенью на темной поверхности земли.

— Вы ранены? Вам помочь?

Но уже в следующую секунду его за шиворот оттащили прочь и швырнули на землю. На него вихрем ринулся демон в образе женщины, исступленно пиная в бок, а вслед обрушился поток брани. Майкл старался увернуться от ударов, но она всякий раз тащила его обратно.

— Что ты с ней сделал? Ты, маленький монстр, животное! Ты за это заплатишь!

Послышался другой женский голос, добрее и мягче:

— Оставь его, мама, разве ты не видишь, это всего лишь мальчик? Мальчик не мог этого совершить. Лучше поскорее завернуть дитя в одеяло и отнести домой, в кровать, пока она не получила воспаление легких.

Вдали раздался рокот набирающего обороты мотоцикла, а затем рев мощного мотора, на большой скорости удаляющегося прочь.

— Это был он, — прошептала лежащая на земле девочка сквозь слезы, которые сейчас лились потоком. — Не мальчик — он!

— Не смей так говорить! Это не он, ты лжешь, лжешь!

— Она не лжет, — возразила та, что была добрее. Сняв пальто, она окутывала им трясущуюся девочку.

— Она лжет! — снова выкрикнула злобная женщина.

— Он ударил тебя? — спрашивала добрая. — Мы отнесем тебя в машину, это недалеко. Ничего, не плачь, мы позаботимся, чтобы он заплатил за содеянное.

— Заплатил за что? — оборвала ее та, что была похожа на гарпию. — О чем ты? Она будет сидеть тихо и держать язык на привязи, если у нее есть хоть капля здравого смысла. — Ее взгляд упал на Майкла, вцепившегося зубами в собственную руку, чтобы не закричать. — Что будем делать с этим?

— Выясним, где он живет, и отвезем домой, после того как позаботимся о ней.

— Нет. — Гарпия надвинулась на Майкла. — Ты знаешь, кто я?

Разумеется, он не знал никаких сумасшедших теток или ведьм, коими, надо полагать, и являлись эти женщины.

— Ну?

— Нет.

— Тем лучше для тебя. А кто ты? — Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Видимо, какой-то неотесанный деревенщина, незаконно вторгся на чужую территорию. Слушай меня. Никому ни слова о том, что ты видел или слышал сегодня вечером. Повторяю: никому. Ни родителям, ни братьям, ни сестрам, ни лучшему другу. Ты меня слышишь? Ни сегодня, ни когда-либо еще.

Поскольку она ожидала ответа, он кивнул.

— Если ты расскажешь, я узнаю об этом и тебе придется худо. А сейчас — убирайся отсюда!

Майкл попятился, его глаза были широко раскрыты, сердце тяжело стучало.

— Ради всего святого, — произнесла вторая женщина, — неужели надо пугать его еще больше, чем он уже напуган? Невозможно будет удержать случившееся в тайне. Это криминальное дело, пойми. А он свидетель.

— Через мой труп. А если потребуется — и через его. Это чисто семейное дело.

Сумев наконец стряхнуть оцепенение, Майкл кинулся бежать.

Он очнулся от сна в холодном поту, с колотящимся сердцем, все еще переживая минувший ужас. Ему было дурно и тошно. Он выбрался из постели, вышел из комнаты и по коридору заковылял в ванную.

Там его начало рвать. Открылась какая-то дверь, он услышал шаги за спиной, почувствовал, как руки Фредди держат его за плечи, жалкого и несчастного.

— Все хорошо, — приговаривал Фредди. — Пойдем, я отведу тебя в постель.

Друг расправил ему простыни, нашел в ящике комода чистую пижаму, помог переодеться и велел лечь. Майкл лежал в ознобе, стуча зубами.

В дверях, в красном фланелевом халате, появилась встревоженная миссис Диксон.

— Он заболел, бедняга. Принести грелку?

После того как Майкла укрыли дополнительными одеялами, взятыми из комнаты Фредди, а в ноги положили глиняную глазурованную флягу с горячей водой, краски жизни начали постепенно возвращаться в его лицо.

Дата добавления: 2015-08-27