Аня слышала множество похвал себе, долетавших до нее из кресел. И когда она пропела романс, после которого ей ужасно зааплодировали, она уж сама стала раскланиваться с публикой. Мечиславский из-за кулис кричал ей, чтоб она повторила. Аня снова начала романс; потом ей пришлось повторить его еще в третий раз, после чего она так устала, что едва говорила.
Когда Аня сошла со сцены, актрисы и актеры обступили ее, поздравляли с успехом.
Один только Мечиславский ничего не сказал ей и сердито смотрел на всех.
Послышались восклицания на сцене: "Семен Иваныч! Семен Иваныч!" И Аня осталась одна посреди сцены; толпа отошла от нее на некоторое расстояние. Через минуту к Ане начал приближаться -- как ей показалось -- кто-то вроде мальчика в сопровождении лакея-гиганта. Но когда они подошли ближе, Аня увидела свою ошибку. Вместо мальчика перед ней стоял старик, который весь трясся от старости. Лицо его было всё в складках. Маленький его рот скрывался в двух складках у щек. Прическа его состояла из двух длинных тощих прядей выкрашенных волос, зачесанных с затылка на лысую голову, крестообразно положенных напереди и с каждого бока заколотых дамской пукольной гребенкой. Глаза его были мутно-желтого цвета, но не лишенные блеску; спина его была сгорблена. Он одет был в черный фрак с высоким воротником; на ногах -- плисовые высокие сапоги. Галстух, необыкновенно высокий, затягивал его горло, и огромные воротнички рубашки, туго накрахмаленные, впиваясь в его дряблые щеки и затылок, казалось, поддерживали голову, чтоб она не упала на сторону.
Он подошел к Ане и, делая ей ручки, сказал:
-- Мило! ай да... мило! А как тебя зовут?
Семен Иваныч взял ее за руку.
Аня покраснела и молчала; кто-то дернул ее за платье: то были Настя с Маврушей.
-- Ишь какая ручка-то! -- говорил Семен Иваныч.
Сестры смеялись. Ане стало ужасно неловко; она попятилась назад; но сестры толкнули ее на прежнее место.
-- Куда, душенька? покажи-ка ножку свою.
-- А косы-то! -- сказала Настя, перекидывая их на грудь Ане.
-- Славные, славные! -- твердил старик.
Сестры, смеясь, заметили:
-- Не бойтесь, свои, право свои.
Семен Иваныч погрозил им.
Аня выдернула свои косы из его рук и хотела идти.
-- Ты меня стыдишься?
И он погладил Аню по плечу.
Подошел Мечиславский, которому Аня ужасно обрадовалась. Семен Иваныч гордо отвечал ему на его поклон и спросил:
-- Откуда ты достал такую красавицу?
-- Это моя сестра из Петербурга.
-- Я ее не отпущу с тобой: пусть она здесь останется; ты можешь уехать с труппой. Я ее не пущу, не пущу!!
И Семен Иваныч закашлялся. Лакей поддерживал его под одну руку. Аня воспользовалась этою минутою и пошла от старика, который махал руками, верно желая, чтоб Аня еще осталась; но Аня убежала со сцены и спряталась за кулису.
В антрактах Семен Иваныч страшно надоедал Ане своими расспросами: кто был ее отец, где она воспитывалась, а больше всего бесил ее своими ласками и названием "крапивка", которое дал ей экспромтом. Он повторял поминутно: "Крапивка, молодая крапивка!"
По окончании спектакля Аню вызвали. Ни успех ее, ни полный сбор -- ничто не развеселило Мечиславского. Он сам проводил Аню домой в кибитке, в которой они совершали свое путешествие, и просил, чтоб она закутала лицо, садясь в нее...
Сестры ужасно сердились на Аню, вероятно за успех; а Лёна так просто кричала, что она проучит по-своему ту, кто станет ее роли играть еще. Напрасна была угроза: Мечиславский, благодаря Аню за участие в его бенефисе, сказал, что он желал бы, чтоб она больше не играла на ярмарочном театре, потому что еще слишком молода и не так воспитана. Это огорчило Аню: сцена ей очень понравилась.
На другое утро сестры, даже Лёна, ушли на репетицию. Аня осталась со старухой одна. Старуха, стряпая, ворчала на дочерей: слепой пиликал на скрыпке, которую Аня дала ему, как ушли сестры... Вдруг вбежал Мечиславский, страшно встревоженный, и сказал Ане поспешно: "Спрячьтесь!"
Аня так испугалась, что забегала по комнате.
-- Что случилось? что такое? -- кричала старуха.
-- Сюда идет! спрячьте ее! -- отвечал Мечиславский старухе, которая, вытаращив глаза, сказала:
-- Да куда я, батюшка, ее спрячу? разве в чулан.
-- Нет, она может встретиться с ним! -- в отчаянии говорил Мечиславский, тоскливо ища вокруг себя место, куда бы могла скрыться Аня.
-- На печь, Федор Лукич! -- вдруг сказал слепой.
-- Скорей, скорей! -- радостно воскликнул Мечиславский.
И подсадил Аню к слепому на печь, а старухе сказал:
-- Я вам куплю обновку: скажите, что она пошла гулять.
И он вздохнул свободно и, повторив старухе свое обещание, вышел из кухни. Сердце у Ани страшно стучало, и холодный пот выступал на лице. Она была уверена, что он прятал ее от бывшего ее благодетеля, Федора Андреича. И она чуть не вскрикнула, когда послышались голоса и шорох в сенях. Дверь раскрылась, и сестры с шумом вбежали, крича:
-- Семен Иваныч идет! Семен Иваныч!
Аня радостно встрепенулась, и ей сделалось смешно и весело, когда она услышала голос Лёны, кричавшей старухе:
-- Где же она? где же она?
-- Наша гостья пошла гулять,-- нерешительно отвечала старуха.
-- Пожалуйте-с! пожалуйте-с! -- говорила Настя у дверей.
Аня не могла утерпеть, чтоб не взглянуть с печи вниз. Семена Иваныча раздевали лакей и сестры, кроме Лёны, которая кричала на старуху, зачем она пустила Аню гулять.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |