|
-- Вы его брат?
-- Нет!
-- И не родственник?
-- Нет.
-- Так я вам должен сказать, что он очень труден! -- И преспокойно уселся писать рецепт.
Остроухов остолбенел и, взглянув на бледное и исхудалое лицо Мечиславского, в отчаянии схватил себя за голову и заходил по комнате.
-- Извольте рецепт: через два часа по ложке, мушку на левый бок.
-- Пропишите ему самое дорогое лекарство,-- всё, что нужно; не жалейте денег! -- давая деньги доктору, в волнении говорил Остроухов.
-- Будьте покойны и надейтесь на бога! -- произнес доктор и вышел из комнаты, но тотчас опять заглянул, сказав: -- Завтра понаведаюсь.
Остроухов послал хозяйку квартиры, у которой нанимали они комнату, в аптеку, а сам сел возле Мечиславского и не сводил с бледного лица его своих глаз, поминутно застилавшихся слезами. Он так сидел долго; наконец голова его повисла, и он задремал. Мрачность комнаты придала двум фигурам страшный, страдальческий колорит. Вошла хозяйка с лекарствами и нарушила тишину. Остроухов стал их распечатывать. Тогда только Мечиславский тяжело вздохнул и, открыв глаза, слабо закашлялся.
-- Не хочешь ли ты чего-нибудь? -- спросил Остроухов, подойдя к больному.
-- Я... нет... мне ничего не хочется! -- грустно, тихим голосом отвечал Мечиславский и вдруг закашлялся сильно, жалуясь на боль в боку, так что Остроухов поддерживал его голову.-- Сходи, пожалуйста, завтра... к содержателю театра и попроси... дать мне вперед жалованье! -- задыхаясь, проговорил с большим трудом Мечиславский.
-- На что тебе? -- с удивлением спросил Остроухов.
-- Мне надо; пожалуйста! Я хочу, чтоб она дня не оставалась здесь...
Остроухов подумал, что больной начал бредить, и поднес ему лекарства.
-- Разве я болен? -- весь дрожа и приподнимаясь, с испугом спросил Мечиславский и, в изнеможении упав на подушки, он жалобно простонал: -- Если он узнает... он не даст мне денег; ты скрой от него, скажи, что у меня даже кашель прошел.
-- Успокойся, Федя: я уж знаю, что сказать,-- растроганным голосом отвечал Остроухов.
-- Не говори... не говори ему, для чего мне надо эти деньги.
Мечиславский замотал головой.
Остроухов подал ему ложку с лекарством и сказал;
-- Выпей-ка: скорее выздоровеешь.
Больной дрожащей рукой схватил ложку и с жадностью проглотил ее. Силясь улыбнуться, он произнес:
-- Я выздоровею?
Остроухов кивнул головой.
-- Так дай мне еще! дай!
-- Довольно!
-- Когда же мне еще принять?
-- Через два часа.
-- Через два! -- повторил с досадой больной и потребовал часы к себе, но закашлялся и долго лежал, ничего не говоря.
Остроухов, по болезни не присутствовавший в тот вечер в театре, не мог понять причины такого состояния своего друга. Правда, он кашлял и жаловался на боль в боку после своей ночной прогулки за город; но отчего болезнь вдруг так усилилась? и на что ему деньги, к которым он так был равнодушен прежде?
Всю ночь больной тревожился, поминутно будил дремавшего Остроухова, чтоб не пропустить часу, когда надо пить лекарство.
-- Ты спишь? -- спрашивал больной.
-- Нет! а что? -- отвечал с раскрытыми глазами Остроухов.
-- Не пора ли лекарство?
-- Ты недавно принимал.
-- Как это можно! уж я лежу, лежу, -- и, изменив голос, он продолжал: -- Знаешь ли что: мне кажется, я здоров, а только устал. Я завтра сам пойду просить о деньгах... Пусть меня заставляют играть всякий день и что хотят... Да, я всё, всё буду играть... "О чем шумите вы..." -- как бы пробуя свой голос, произнес Мечиславский, но закашлялся; после этого он потребовал роль, и, как ни уговаривал его Остроухов успокоиться, больной принялся читать ее; но ему всё казалось темно, ослабевшая рука с ролью падала, глаза сами собой закрывались, и Мечиславский тяжело вздыхал при каждой попытке читать роль.
Глава XXIII
Содержатель театра
Рано утром Мечиславский разбудил Остроухова, посылая его скорее к содержателю театра. Остроухов заикнулся было, что еще очень рано; но больной страшно рассердился и так горько заплакал, жалуясь, что никто его не любит и что одна лень его друга придумывает такие отговорки. Остроухов стал одеваться, чтоб утешить больного, который следил за каждым его движением и торопил его. Когда Остроухов вышел из комнаты, больной свободнее вздохнул и закрыл глаза; он так лежал довольно долго; стук в двери заставил его пугливо приподнять голову, и он слабым голосом спросил:
-- Кто там?
-- Я... доктор! -- высунув голову, отвечал вчерашний доктор.
-- А, пожалуйста, войдите! -- И лицо больного просияло.
Доктор вошел, потер руки и потом уже подошел к кровати, на которую переложили больного. Он пощупал пульс, сделал гримасу и спросил:
-- Вы принимали лекарство?
-- О, как же!
-- Ну, где вы чувствуете сильнее всего боль?
-- Я?.. голова! и здесь!
И больной указал на левый бок.
Доктор сел писать рецепт, а Мечиславский стал разглядывать его лицо, которое не отличалось большой нежностью. Больной несколько раз раскрывал рот, чтоб говорить, но не мог -- от боли или страха; наконец он тихо прошептал:
-- Доктор, доктор!
-- Что вам угодно? -- спросил доктор, не отнимая глаз от рецепта.
Больной молчал.
-- Верно, чего-нибудь кисленького, пить или кушать?.. Нельзя, нельзя!
-- О нет... я хочу знать только, опасно я болен... или только так...
Доктор подошел к кровати больного, который продолжал с большой расстановкой:
-- Я еще не стар...
-- Вы женаты?
Мечиславский покачал головой.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |