Проказница между тем спросила напрямую:
– Почему ты так ревнуешь из-за того, что мне нравится Кеннит? Ты вот готов был бы разорвать нашу с тобой духовную связь, если бы только мог. А он ведет себя совсем по-другому. Он все силы прилагает, чтобы между мною и им тоже что-то образовалось. Он разговаривает со мной так, как не говорил никто и никогда! Он приходит сюда, когда ты чем-нибудь занят в другом месте, и рассказывает мне обо всем… И не только истории из своей жизни, но еще всякие сказки и разную бывальщину, которую сам от других слышал. А как он слушает, когда я что-нибудь говорю! Всегда спросит, что я думаю, чего бы мне хотелось… Он рассказывал мне о своей мечте создать королевство и о том, как он будет править людьми. Я пробую советовать, и он каждый раз так радуется!… Есть у тебя хоть понятие о том, как это славно, когда тебе что-то рассказывают и сами внимательно слушают, когда говоришь ты?
– Да. – Это снова заставило Уинтроу вспомнить о монастыре, но он не стал об этом говорить вслух. Необходимости не было.
У нее вдруг вырвалось:
– Ну почему ты все время только осуждаешь его? Да, я не возьмусь сказать, будто знаю его так же хорошо, как тебя… Но вот то, чему мы с тобой оба свидетели: пока он выказывает к тебе гораздо больше доброты и любви, чем ты когда-либо видел от родного отца. Он-то о других думает! Поинтересуйся как-нибудь, попроси его показать тебе планы, которые он нарисовал для Делипая. Он уже теперь прикидывает, как возвести сторожевую башню для защиты гавани и где расположить колодцы, чтобы у жителей было побольше хорошей воды. А городок Кривохожий? Он и его карту нарисовал. С брекватером* [Брекв а тер – оградительное сооружение, препятствующее вкатыванию сильных волн в гавань.] для гавани, с новыми пристанями… Если только люди послушаются его и станут жить, как он им укажет, их жизнь сразу изменится к лучшему! Он хочет, чтобы вместо грязи стали порядок и чистота. А еще он хочет быть твоим другом, Уинтроу. Может, в том, что касается Кайла, он и вправду перегнул палку… Но посмотри правде в глаза: ты сам его попросил. Вспомни: ведь он завоевал бы вечную благодарность рабов, если бы уже в Делипае выдал им Кайла. Его муки и смерть превратились бы в зрелище для всего города и необыкновенно прославили Кеннита по всем островам! Ты понимаешь это, надеюсь? А еще он мог бы предложить твоей матери выкупить мужа. И пустил бы Вестритов по ветру, набив золотом собственные сундуки. Но он не сделал ни того, ни другого! Он просто убрал отсюда этого гнусного и бессердечного типа, поместив его туда, откуда он не сможет дотянуться ни до тебя, ни до других!
Проказница остановилась перевести дух, но больше ничего не сказала. У нее, похоже, просто больше не было слов.
Уинтроу медленно переваривал услышанное. Он-то и понятия не имел, с какими дальними планами Кеннит, оказывается, носился. К умозаключениям Проказницы трудно было придраться, но то, с каким жаром она защищала пирата, слушать было обидно.
– Так вот почему он стал пиратом, – сказал Уинтроу. – Чтобы добрые дела делать!
– А я не говорила, будто он такой уж самоотреченный, – надулась Проказница. – Или что средства у него безукоризненные. Да, он наслаждается властью и стремится к тому, чтобы ее всячески усилить. Но ведь власть свою он употребляет по делу! Он освобождает рабов!… Ты предпочел бы, чтобы он стоял сложа ручки и только повторял избитые истины вроде того, что все люди – братья? Ты не задумывался, почему тебе так хочется назад в монастырь? Ты просто хочешь отгородиться от зол и бед этого мира, вот и все!
У ее собеседника попросту отвалилась челюсть. А Проказница чуть-чуть выждала и храбро созналась:
– Он просил меня пиратствовать вместе с ним. Ты про это знал?
Уинтроу пытался сохранить спокойствие.
– Нет, не знал. Но ждал этого.
Все-таки в его голосе прозвучала горечь.
– Ну? И что тут было бы такого уж скверного? – спросила она, явно приготовившись к упрекам. – Ты сам видишь, сколько добрых дел он делает. Верно, делает он их отнюдь не в белых перчатках. Он сам мне так сказал. Он спросил меня, смогу ли я справиться с тем, что мне придется увидеть, пиратствуя. Я в ответ честно рассказала ему о той жуткой ночи, когда восстали рабы… И знаешь, что он мне сказал?
– Не знаю. И что же?
Уинтроу старался удержать в узде свои чувства. «Она так неопытна и наивна, ее так легко обмануть… Неужели она не видит, какую игру с ней затеял пират?»
– Он сказал, что с этим получилось так же, как и с отнятием его ноги. Он долго терпел и страдал, полагая, что от невмешательства ему полегчает. Потом ты заставил его понять: чтобы избавиться от бесконечных медленных мучений, нужно взять и однажды вытерпеть гораздо большую боль, тогда-то и придет облегчение. Он поверил тебе, и ты оказался прав. Он посоветовал мне хорошенько вспомнить мои ощущения, когда внутри меня страдали рабы. А потом подумать о том, что в трюмах других кораблей длятся такие же точно мучения. Вот и он, по сути, не пиратствует, а… гниль всякую отрезает.
Уинтроу слушал ее, плотно сжав губы. Когда она умолкла, он спросил:
– Значит, Кеннит отныне собирается нападать только на работорговые корабли?
– И на корабли тех, кто наживается на рабстве. Нам не переловить все невольничьи корабли, что ходят между Джамелией и Калсидой. И тем не менее, если праведный гнев Кеннита падет на тех, кто богатеет на страданиях невольников, а не только на команды работорговых судов, очень скоро все они так или иначе задумаются, а надо ли им делать то, что они делают! Те из купцов, кто честен и добр, сами обратятся на торговцев рабами, когда сообразят, какую опасность те на них навлекают!
– А ты не думала о том, что сатрап может прислать в эти воды новые сторожевики? Что они набросятся на пиратские поселения и будут без разбора уничтожать их, только бы избавиться от Кеннита?
– Попробовать он может, только не думаю, чтобы у него что-нибудь вышло. Кеннит за святое дело бьется, Уинтроу. Уж кому-кому, как не тебе, следовало бы это понять! Мы не можем позволить, чтобы нас сбил с пути страх перед опасностью или болью. Кто, если не мы?
– Так значит, ты дала ему согласие…-прошептал Уинтроу.
– Пока еще нет, – ответствовала Проказница невозмутимо. – Я собираюсь сделать это завтра.
Принадлежавший Альтии официальный наряд для посещения собраний насквозь пропах камфарой и кедром: это мать позаботилась, чтобы до шерстяной ткани не добралась моль. По поводу этих запахов мнение Альтии вполне совпадало с мнением моли. Кедр еще можно было бы вытерпеть, хотя в гораздо более разбавленном виде. А вот от камфары просто подкатывала тошнота. Еще Альтию слегка удивило, что наряд по-прежнему сидел на ней лучше некуда. Она ведь в последний раз надевала его несколько лет назад.
Она прошлась по комнате и устроилась перед зеркалом. Из зеркала на нее смотрела юная женщина. В такие мгновения, как это, долгие месяцы в качестве юнги на «Жнеце» казались приснившимися. К тому же, вернувшись домой, она скоро утратила мальчишескую худобу. Грэйг успел уже наделать ей комплиментов по поводу легкого округления фигуры. Да и сама она, зачесывая блестяще-черные волосы и скалывая их в скромную прическу, призналась себе, что такая перемена ее только радует. И к тому же официальный наряд с его нарочито простым кроем необыкновенно шел ей. «Ну и так ли это хорошо? – сказала она себе, медленно поворачиваясь перед зеркалом. – Еще не хватало мне сегодня вечером выглядеть этакой нарядной пустышкой. Я должна смотреться прилежной, серьезной и трудолюбивой девицей из старинной торговой семьи…» Она в самом деле хотела этого. И тем не менее чуть коснулась духами шеи, потом немного подкрасила губы. Гранатовые сережки, недавний подарок Грэйга, уже покачивались у нее в ушах. Они как раз подходили к пурпурно-красному цвету платья.
Сегодня выдался хлопотливый денек. Она лично ходила в Совет ходатайствовать о своем деле. Ей ответили, что «подумают». Они были вовсе не обязаны выслушивать ее. Звание торговца принадлежало Кефрии, а не Альтии. Поэтому она по всей форме сообщила сестре, что сама намерена говорить перед Советом, если только будет возможность. Еще она составила письмо Грэйгу, в котором рассказывала о захвате «Проказницы», и отправила его с Рэйч. Сама же двинулась к Даваду Рестару поведать ему о деянии пиратов, а заодно попросить, чтобы подвез их на Совет. Давад не замедлил прийти в должный ужас от ее новостей, но тут же выразил нежелание верить «всему, что наболтает этот негодник Трелл». Однако заверил ее, что, буде весть подтвердится, он в беде их не бросит. Альтия про себя отметила, что денежный вопрос он при этом тщательно обходил. Что ж, она слишком хорошо знала Давада, чтобы рассчитывать, будто он прямо так возьмет и расстегнет перед ними кошелек. Его приязнь и его деньги всегда были материями сугубо разными… В конце концов Альтия вернулась домой, помогала Рэйч месить тесто для хлеба, подвязывала бобы в огороде и прореживала завязи плодов на сливах и яблонях. После таких трудов перед выходом в свет ей понадобилась основательная помывка!
…Она крутилась не покладая рук, но все равно никак не могла изгнать из своих мыслей образ Брэшена Трелла. Надо же было ему именно теперь вернуться в Удачный. Как будто у нее без него в жизни сложностей не хватало! «А впрочем, какое отношение он имеет к моей жизни? Не о нем надо думать, а о „Проказнице“ и о Совете, где я хочу говорить. О Грэйге, на худой конец…»
Ничего не получалось. Куда бы ни заводила ее очередная мысль, в конце пути непременно стоял Брэшен. Стоял, открывая целые миры новых возможностей. При попытке заглянуть в эти миры ей делалось не по себе. Она всячески старалась отвлечься, но непрошеные думы упрямо лезли в голову. Вот Брэшен сидит за столом на кухне, пьет кофе и кивает головой, слушая ее мать. Вот он склоняется над малышом Сельденом, чтобы на руках отнести его в кроватку. Вот Брэшен по-матросски цепко стоит у них в гостиной, глядя в ночь за окном…
«А еще, – зло напоминала она себе, – вот вам Брэшен, то и дело ощупывающий карман, где у него наверняка припрятан кусочек циндина. Это человек, много раз принимавший неправильные решения и наконец павший их жертвой. И нечего больше думать о нем!»
Альтия последний раз глянула в зеркало и торопливо устремилась к выходу. Совсем ни к чему опаздывать сегодня на собрание. На повестке дня было слишком много поистине судьбоносных решений…
К своему некоторому удивлению, в прихожей Альтия обнаружила Малту. Альтия окинула племянницу придирчивым взглядом, но при всем желании не нашла, что бы поправить. Она была почти уверена, что Малта перестарается с румянами, духами и драгоценностями, но нет – она выглядела почти так же скромно, как Альтия. Цветы в волосах были ее единственным украшением. Но даже и в простом официальном наряде Малта была так хороша, что просто дух захватывало. Глядя на племянницу, Альтия не могла ни в чем винить молодых людей, которые заглядывались на нее. И она взрослела прямо на глазах, причем не просто физически. За последние полтора дня она проявила зрелость суждений, которой Альтия от нее вовсе не ожидала. «Жаль только, понадобилось для этого семье оказаться в шаге от пропасти…»
Альтия постаралась ничем не выдать своего собственного волнения, а заодно подбодрить племянницу.
– Отлично выглядишь, Малта, – сказала она.
– Спасибо, – рассеянно ответила та. И нахмурилась, поворачиваясь к тетке: – Плохо только, что на собрание мы поедем с Давадом Рестаром. Не думаю, что это будет выглядеть хорошо…
– Вполне согласна с тобой, – ответила Альтия, удивляясь про себя, что Малта вообще об этом задумалась. Сама Альтия любила Давада – так, как любят странноватого и порой невоспитанного дядюшку. По этой причине она старательно закрывала глаза на ошибочность его нынешних политических пристрастий. Она была согласна со своей матерью: Давад слишком долго был близким другом семьи, чтобы между ними могли встать какие-то политические разногласия. И вот теперь ей оставалось только уповать на то, чтобы дружба с ним не ослабила ее позиций перед лицом Совета. Ее выступление в защиту дела семьи Тенира должно выглядеть цельным в своей праведности. Если ее сочтут пустоголовой особой, принимающей сторону ближайшего на данный момент мужчины, это будет непоправимое унижение. И она хотела, чтобы ее выслушали как Альтию Вестрит. А не как девушку, которую неоднократно видели в обществе Грэйга Тениры…
– Неужели карета с лошадьми в самом деле стоит так дорого? – вздохнула Малта. – Впереди целое лето… сплошные балы, приемы и вечеринки. Каждый раз зависеть от Давада? Не говоря уж о том, как это будет выглядеть в глазах других торговых семейств…
Альтия свела брови.
– У нас есть та старая карета. Если ты действительно хочешь помочь, мы вдвоем могли бы ее вычистить. Там уйма пыли, но она вполне крепкая и пригодная для езды. Вот тогда можно было бы подумать и о найме кучера с лошадьми. – Альтия пересекла комнату и выглянула в окно. Неожиданно обернулась и озорно глянула на Малту через плечо: – А что, я и сама могла бы править конями! Когда я была в твоем возрасте, Хейкс, наш кучер, иногда доверял мне вожжи. Мама, правда, не одобряла, зато папа не возражал…
Малта шутки не поддержала:
– Это было бы еще унизительнее, чем с Давадом в его тарантасе кататься.
Альтия пожала плечами и снова стала смотреть в окно. Всякий раз, когда ей начинало казаться, будто у них с Малтой налаживаются какие-никакие отношения, девчонка отталкивала ее.
Мать и Кефрия вошли в прихожую, как раз когда на подъездной дорожке появилась карета Давада.
– Не будем ждать, – предложила Альтия. И распахнула дверь дома еще прежде, чем Давад успел выбраться из кареты. – Стоит ему оказаться в доме, как он потребует вина и печенья. Боюсь, на это у нас нет времени, – пояснила она, встретив неодобрительный взгляд сестры.
– Да, – согласилась мать, – опаздывать нам незачем.
Все вместе они вышли наружу. Изумленный кучер еще не слез с козел, когда Альтия сама открыла дверцу кареты и стала вперед себя подсаживать туда родственниц. Давад послушно втиснулся в уголок, освобождая им место. В итоге Альтия оказалась с ним рядом. От него несло какими-то духами, настоянными на мускусе, причем не с меньшей силой, чем от платья Альтии – камфарой. Утешало только то, что поездка будет не длинной. Кефрия, мать и Малта устроились напротив. Давад скомандовал кучеру, карета дернулась и покатила вперед. Размеренный скрип, издаваемый ею на ходу, говорил о скверном уходе. Как и пыль, накопившаяся в швах внутренней обивки. Альтия отметила это про себя, но вслух, конечно, ничего не сказала. Давад никогда не умел заставить своих слуг работать как следует…
– Посмотрите только, что я вам привез, – объявил вдруг Давад. И вытащил небольшую коробочку, перевязанную лентами. Сам открыл ее – внутри оказался набор липких желейных конфет, по которым Альтия, помнится, с ума сходила, когда ей было шесть лет. – Я-то знаю, что вам нравится больше всего! – похвастался Давад. Сам взял конфетку и передал коробочку дамам.
Альтия осторожно взяла клейкое лакомство и отправила в рот. Они с Кефрией быстро переглянулись. У обеих в глазах было одно и то же: они терпели Давада, потому что любили его. Кефрия выбрала себе красную конфетку.
Что касается Давада, то он так и сиял.
– Какие вы у меня красавицы, глаз просто не отвести! И пусть все прочие торговцы от зависти полопаются: кто еще привезет на Совет полную карету прелестниц? Небось, палкой придется ухажеров отгонять!
Альтия с Кефрией должным образом поулыбались. Такие, с позволения сказать, комплименты они выслушивали с детства и давно к ним привыкли. Малта напустила на себя оскорбленный вид, а мать заметила:
– Как ты язык себе не намозолишь, Давад. Льстишь нам и льстишь. Неужели после стольких-то лет ты все думаешь, будто однажды мы поверим тебе? – Потом слегка нахмурилась и попросила младшую дочь: – Альтия, поправь, пожалуйста, Даваду шейный платок. А то у него узел к самому уху сполз.
Альтия посмотрела и мигом поняла, о чем в самом деле беспокоилась мать. На тонком желтом шелке платка, на самом видном месте, красовалось жирное пятно. Вероятно, от соуса. Платок очень плохо вязался с официальным костюмом торговца, но Альтия не стала уговаривать Давада его снять: все равно без толку. Вместо этого она распустила платок и повязала его заново, удачно спрятав пятно.
– Спасибо, девочка моя, – сказал он благодарно и ласково потрепал ее по руке. Альтия ответила улыбкой. Потом покосилась на Малту и увидела, что та смотрит на них с отвращением. Альтия энергично шевельнула бровью, призывая юную племянницу проявить понимание. Она могла понять жгучую неприязнь, которую Малта питала к Даваду. Она сама чувствовала примерно то же, когда задумывалась о его действиях в последнее время. Он не только спутался с «новыми купчиками» и перенял их недостойные повадки, но и пошел еще дальше – встал на их сторону против своего собственного сословия. Теперь он в открытую держал их сторону на собраниях торговцев. Он выступал посредником между некоторыми старинными семьями, докатившимися до сущей нужды, и алчными «новыми», жаждущими перекупить их наследные земли. По слухам, он очень тонко вел такие торги, причем в выигрыше неизменно оказывался… нет, не обедневший собрат-торговец, а приезжий толстосум. Альтии трудно было поверить, что правде соответствовала хоть половина всего, что люди болтали про Давада. Но вот на то, что он не только сам использовал в своем хозяйстве рабов, но и взялся торговать ими, закрыть глаза было нельзя. Казалось бы, дальше уже ехать некуда, но Давад умудрился. По городу ходила сплетня, будто он каким-то боком связан с «новыми купчиками», вознамерившимися купить «Совершенного»…
И вот она смотрела на добродушного толстяка, сидевшего с нею рядом, и гадала про себя, в какой момент даст трещину ее привязанность к этому человеку? И не сегодня ли вечером он наступит, этот момент?…
Она решила занять время беседой, а заодно и отвлечься.
– Ну что, Давад, – сказала она. – Сколько знаю тебя, ты всегда в курсе всех самых забавных сплетен Удачного. Что же интересненького ты слышал сегодня?
Альтия рассчитывала на рассказ о каком-нибудь легком скандале, не более. У Давада все же были свои принципы, и распространением по-настоящему грязных кривотолков он не занимался.
Давад улыбнулся ее словам и самодовольно погладил выпирающее брюхо.
– Есть один занятный слушок, радость моя, – начал он. – Правда, Удачного он вроде бы прямо и не касается… Хотя если этот слух подтвердится, то последствия для всех нас будут такие, что и не вдруг расхлебаешь! – И он по очереди обвел попутчиц глазами: все ли слушают. – Это я прознал от одного «нового купчика». Он получил известие с почтовой птицей, прилетевшей из Джамелии…
И он умолк, похлопывая себя по губам указательным пальцем, как если бы в последний момент ему пришлось усомниться: а надо ли подобной вестью делиться.
Он явно напрашивался на уговоры, и Альтия немедля кинула ему кость:
– Рассказывай, рассказывай, не томи! Про Джамелию нам всегда интересно!
– Ну хорошо. – Давад откинулся на сиденье кареты. – Вы, я уверен, все помните о той достопамятной заварушке, что случилась зимой. Эти Хупрусы… ты уж не сердись на меня, Малта, я знаю, что за тобой приударяет их младший парнишка, но я говорю о политике Удачного, а не о любовных делах… Так вот, Хупрусы явились в Удачный от лица всех торговцев из Дождевых Чащоб, желая поссорить нас с сатрапом. Я все пытался их урезонить, но… помнишь, Роника, какой гам стоял на том собрании? Кто кого перекричит!… Ну ладно, порешили на том, чтобы отправить в столицу делегацию старинных торговцев и послать с ними наше старинное уложение, чтобы потребовать от сатрапа его исполнения. И как только им в головы стукнуло, будто рассыпающиеся от ветхости документы в наше время кого-то к чему-то еще обязывают?… Ладно. Сказано – сделано, поехали. Их там вежливо приняли и пообещали, что сатрап рассмотрит их требования. И все!
Он вновь оглядел слушательниц, проверяя, смотрят ли они ему в рот. Новости были на самом деле с порядочной бородой, однако Альтия вежливо слушала. Малта смотрела в запыленное окошко кареты.
Давад наклонился вперед так, что живот начал мешать ему, и понизил голос, словно боясь, что кучер подслушает:
– Еще вы наверняка слышали, будто сатрап пообещал прислать в Удачный посланца. Вот мы и ждали его прибытия буквально со дня на день. Так вот… штука-то в том, что не будет никакого посланца. Нет! Вместо него едет сам сатрап, юноша, питающий душевную страсть к приключениям. Говорят даже, будто он приедет инкогнито, надежно переодетым, сопровождаемый лишь избранными Сердечными Подругами, но, естественно, с хорошей почетной стражей из калсидийцев. Якобы тем самым он хочет показать жителям Удачного, что он по-прежнему считает наш город столь же тесно связанным с сатрапией, как и любое собственно джамелийское поселение. Дескать, когда народ поймет, на какие тяготы он пошел ради этого путешествия, что претерпел, дабы сохранить верность Удачного, – этот народ не может не пойти на уступки ему… А что? Я считаю, он кругом прав. Когда последний раз правящий сатрап появлялся в Удачном?… Уж всяко до нашего с тобой рождения, верно, Роника?… Больше вам скажу: некоторые семьи «новых купчиков», прослышавшие о том же, о чем и я, уже изготавливаются давать такие балы и приемы, каких Удачный не знал со дня своего основания. Подумай только, Малта, какая блестящая пора наступает, а ты – свободная, непросватанная девица, да еще такая красавица! В общем, ты еще хорошенько подумай, прежде чем принимать ухаживание этого мальчика из Чащоб. Чего доброго, я маленько напрягу свои связи – да раздобуду тебе приглашение на бал, где ты, может, самому сатрапу на глаза попадешься…
Он сразу увидел, что вполне добился желаемого: потряс своих спутниц. Даже Малта попросту вытаращила глаза.
– Сатрап? Здесь, у нас?…-недоверчиво выговорила ее мать.
– С ума он сошел, наверное. – Альтия поняла, что сказала это вслух, когда Давад к ней обернулся. Пришлось объяснять: – Я к тому, что путешествие долгое и небезопасное. Предпринимать такое по первому движению души?…
– Как бы то ни было, он уже в пути. Вот только слух успел его обогнать… Однако ни слова об этом никому, вы меня поняли?
Вряд ли он серьезно рассчитывал, будто они посчитаются с этим предупреждением. Просто у него была давняя привычка заканчивать этими словами любую сплетню, которую он передавал.
Альтия еще раздумывала об услышанном, когда кучер осадил лошадей. Карета подалась вперед, потом ее мотнуло назад.
– Разреши…-И Давад потянулся мимо Альтии к ручке двери. Кучер как раз открывал ее снаружи, когда Давад помог ему толчком плеча. Дверца распахнулась так резко, что Альтия едва успела ухватить толстяка за одежду, не то он неминуемо вывалился бы наружу. Кучер неохотно подал хозяину руку. Давад вылез из кареты и принялся горделиво высаживать из нее женщин.
Грэйг Тенира уже слонялся наверху ступеней, что вели в Зал Торговцев. Его темно-синий официальный костюм был скроен в старинном «капитанском» стиле, позволявшем любоваться мускулистыми ногами моряка. Грэйг выглядел одновременно и вдумчивым торговцем, и отважным мореплавателем. И вообще, как уже не в первый раз сказала себе Альтия, он был очень красив. Он обшаривал глазами толпу, и она поняла, что он ждет ее приезда. Зря ли она на рассвете отправила ему записку о пленении «Проказницы». Грэйг ответил тотчас. Его письмо так и дышало теплотой и желанием всемерно поддержать ее. Он писал, что будет на ее стороне и даже постарается обеспечить, чтобы ей дали время говорить. Еще он писал, что и его семья, и Офелия переживают о Проказнице вместе с нею…
Увидев, что он заметил ее, она улыбнулась. Грэйг в ответ сверкнул белыми зубами. Однако его улыбка погасла, стоило ему заметить, с кем она приехала. Альтия сказала: «Я сейчас» – и поднялась к нему по ступенькам. Грэйг по всем правилам склонился к ее протянутой руке. И пробормотал, выпрямляясь:
– Не додумался я за тобой карету прислать… В следующий раз исправлюсь!
– Да ладно, Грэйг. Это же Давад, многолетний друг нашего дома. Он бы разобиделся, если бы я поехала не с ним!
– С такими друзьями, – заметил Грэйг не без яда, – чего ж удивительного, что Вестриты вот-вот на дно пойдут!…
У Альтии даже сердце стукнуло невпопад. Да как он мог?… Как он мог ей такое сказать?… Впрочем, его последующие слова напомнили ей о том, в какой дыре сидели сами Тенира, и она была вынуждена смягчиться.
– Офелия все о тебе спрашивает, – сказал Грэйг. – Даже сама велела вскипятить вина в жертву Са, молясь за Проказницу. Она очень хотела, чтобы ты узнала об этом. – Он помолчал, потом тепло улыбнулся: – Она там, у торговой пристани, прямо позеленела от скуки. Теперь, когда ее руки в порядке, ей ужасно хочется в море. А когда я ей обещаю, что мы отправимся в плавание «как только, так сразу», она непременно требует, чтобы я изыскал способ взять с собой и тебя. Ну а я ей отвечаю, что способ у меня на уме только один…
И он заговорщицки улыбнулся.
– И что за способ? – спросила Альтия с любопытством. Неужели он хотел предложить ей место в команде «Офелии»? Сердце в груди забилось быстрее. Ей очень нравился старый корабль. Не говоря уже о носовом изваянии с его замашками главы матриархальной семьи.
Грэйг, однако, покраснел и даже отвел глаза, правда, губы все равно улыбались.
– Я имел в виду скоропостижную свадьбу и свадебное путешествие. На самом деле я предложил это в шутку… добавил еще, какой дивный может получиться скандал. Думал, Офелия, старая матерщинница, невозможными словами меня изругает… А она в ответ: «Какая блистательная идея!» – И Грэйг искоса стрельнул глазами на Альтию. – Между прочим, отец ее полностью поддержал. И это она ему сказала, не я.
Он снова замолчал и стал выжидающе смотреть на нее. Так, словно задал вопрос и хотел получить ответ на него. Вот только вопрос в действительности не прозвучал. И даже будь она сама пылко влюблена в него – как принять подобное предложение, пока в опасности ее собственный семейный корабль?… Неужели он этого не понимает?… Должно быть, смятение Альтии отразилось у нее на лице. И, как будто этого было недостаточно для полного расстройства, внизу ступеней она увидела Брэшена Трелла. Их глаза встретились, и какое-то время она не могла оторвать взгляда.
Грэйг превратно истолковал ее явное замешательство.
– Я не то чтобы вполне серьезно об этом… – проговорил он поспешно. Он старался ничем не выдать обиды. – Не здесь, не теперь. И у тебя, и у меня других забот полон рот… Может, после сегодняшнего одной-двумя станет поменьше. По крайней мере, надеюсь…
– И я надеюсь, – отвечала она. Трудно оказалось произнести это искренне и уверенно. Ее внимание было полностью поглощено тем, что происходило внизу, у Грэйга за плечом. Брэшен смотрел на нее так, словно она пырнула его в сердце кинжалом. Он был одет так же, как при посещении ее дома: свободная желтая рубашка и темные штаны. Среди торговцев в их официальных нарядах он выглядел не просто чужаком – иноземцем.
Грэйг проследил ее взгляд.
– Что он здесь делает? – спросил он так, как будто Альтия знала ответ. А сам тем временем взял ее под руку.
– Это он оповестил нас о «Проказнице», – негромко ответила она. Она смотрела на Грэйга. Ей не хотелось, чтобы Брэшен счел, будто они с Грэйгом обсуждают его.
Грэйг нахмурил лоб:
– Так это ты его пригласила?
– Нет, – покачала она головой. – Я не знаю, зачем он пришел.
– А кто это с ним? Янтарь?… Она-то здесь почему? И почему они вместе?
Альтии пришлось снова посмотреть вниз.
– Вот уж не знаю, – пробормотала она.
Янтарь была одета в простое золотисто-коричневое платье почти того же оттенка, что и ее волосы, заплетенные во множество косичек и падавшие на плечи. Появившись откуда-то, она вплотную подошла к Брэшену и что-то негромко сказала ему. На лице у нее было недоброе выражение, но смотрела она ни на Брэшена, ни на Альтию. Желтыми, хищными, как у кошки, глазами она следила за Давадом Рестаром. Не иначе склочная судьба пожелала, чтобы сегодня все стороны жизни Альтии сошлись вместе-и столкнулись!…
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |