Он опустил глаза, как будто ожидая, что у него под ногами вдруг чудесным образом появится бутерброд с ореховым маслом. Или раздумывая над идеей вскрыть себе вену и предложить мне крови. Ответ был – нет. Если он действительно обдумывал такой вариант, то в итоге отбросил его. Не знаю, что именно он подразумевал, говоря «мне даже нечем тебя покормить».
– Я должен также поблагодарить тебя за то, что ты вытащила меня, – сказал он. Теперь он уже смотрел мне в глаза.
Вытащила?Я сейчас расплачусь.
– В любом случае, – сказала я, – теперь я могу вдвойне наслаждаться разнообразием новыхшрамов на теле, вспоминая, где и как я их получила. Одни – от того, что меня швырнули на камень и сверху навалили, кажется, мешок с булыжниками, другие – несколько секунд спустя —от того, что меня пришлепнули к стенке!
Я увидела, что он вздрогнул. Один в пользу человечества.
– Светлячок… – сказал он, шагнул ко мне, но я отшатнулась. Один в пользу вампиров.
Я не собиралась этого говорить. Не собиралась говорить ничего подобного. Я твердо решилане говорить ничего такого. Собственный голос показался мне чужим и странно высоким.
– В чем дело? Я знаю, что таких, как ты, надо приглашать!
Для девочек лет тринадцати-четырнадцати эта история может месяцев шесть оставаться самой любимой. Ведь она позволяет думать, что у тебя есть сила.
– Может, я что-то неправильно поняла? Может, тебе следует присылать визитную карточку – думаю, тебе больше понравится не с золотым обрезом, а с черной каемкой – по всей форме, RSVP, [4]которую надо положить тебе под дверь загодя, как минимум за сорок восемь часов до визита? А может, лучше написать кровью на пергаменте? Ну уж извини, твою дверь я найти не смогла!
Мой голос становился все выше, все визгливее. Я заткнулась.
Он застыл на месте, опустив голову. Волосы упали на лоб. Мне хотелось убрать их, чтобы увидеть его глаза. Нет, ничего такого я не хотела. Я скорее отгрызу себе руку, чем снова прикоснусь к нему по доброй воле.
– Ты приглашала, сама того не осознавая, – сказал он в конце концов.
Я вздохнула.
– Нуда. Пошли загадочные вампирские фразы. Это моя любимая часть. Теперь ты скажешь что-то красивое и глубокомысленное о том, что нас нечто связывает. Или, может быть, о том, что эта связь забросила меня сюда, но не поможет выбраться отсюда?
Он так быстро приблизился, что я не успела бы отстраниться, но в последний момент он сам остановился и не прикоснулся ко мне. Но он стоял теперь так близко, что коснуться его можно было даже нечаянно. Я убрала руки за спину, как диабетик, стремящийся воздержаться от смертельной для него шоколадки.
– Я не намеренно обидел тебя, – сказал он. – Так трудно в это поверить? – он добавил еще один чисто вампирский звук, что-то вроде «урррр». – Впрочем, может, и трудно. Нам… в нашей ситуации… ничуть не легче оттого, что мои соплеменники тысячи лет… обижали твоих.
– «Обидеть» – отличное слово! – съязвила я, будучи все еще в плохом настроении, обиженной, и желая выместить обиду. И все еще не в себе после сегодняшнего вечера, после открытия, что хозяйка дома знает о моем знакомстве с вампиром. Слишком много всего произошло за слишком короткий промежуток времени, помимо недавней жутко чувствительной сцены из эксцентрической мыльной оперы.
– Я тоже огорчен, – тихо сказал он.
Я открыла рот для очередной колкости, но передумала, отошла в сторону и прижалась спиной к стене. Мне не хотелось садиться на пол, чтобы он стоял надо мной, а прислониться было больше не к чему. Кроме него, конечно, но этот вариант сейчас был неактуален. Огорчен – ну и пусть огорчается. Если бы я не чувствовала себя глубоко уязвленной личностью, то уже давно сосредоточилась бы на том, что собственно, происходит. Он – вампир. Я – человек. И между нами не предполагалось никаких иных отношений, кроме исконной вражды двух видов. И кстати, об эксцентричных мыльных операх – никто еще не завязывал интрижкус вампирами, даже в «Кровавой науке», которую вечно прикрывают то по одной статье, то по другой. Потому что после тринадцати-четырнадцати лет перестаешь верить, что вампир мечтает кое-чем с тобой заняться, но не может сделать это без приглашения, и начинаешь принимать тот факт, что, произнеся «Войди и возьми меня, красавчик», вскоре после этого расстаешьсяс жизнью.
Писать рассказы и снимать фильмы о сексуальных отношениях между людьми и вампирами – незаконно. Это кстати, был один из немногих законопроектов, который сразу получил поддержку Глобального Совета. Рассказы все равно пишут, и фильмы все равно снимают, но если кого-то поймают на горячем – посадят, причем надолго.
Ну ладно. Допустим, его все это огорчило.
Я посмотрела на него, не зная, размышляет ли он сейчас о том, как нам выбраться из этого места, где бы это место ни находилось. И о том, каким образом между нами возникла эта странная связь, и какова ее природа. Может и правильно, что не стоит делать эту связь более сложной и более интимной, чем она есть.
Я вдруг почувствовала себя изможденной.
– Мир? – спросила я, все еще прислоняясь к стене.
– Мир, – ответил он.
Я просто хотела на минутку закрыть глаза…
Я проснулась, чувствуя себя скорее даже комфортно. Я лежала на чем-то мягком, но не чересчур, и была укрыта чем-то теплым и меховым. И еще был запах яблок. Желудок завыл. Я открыла глаза.
Нет, я не открыла глаза, я только подумала, что сделала это. Это был самый нелепый сон в моей жизни – совсем не и духе «Замка Отранто» или «Дома мертвецов». Мне хотелось сказать своему воображению: «Ну хватит уже!».
Но желудок по-прежнему выл (я часто ем во сне, и знаю, что для вас это необычно), яблоки, а вместе с ними хлеб и фантастический кубок, странно смотрящийся на фоне этого места, стояли рядом со мной, так что я просто потянулась к ближайшему плоду. И увидела собственную руку в черном шелковом рукаве.
Я уже настолько привыкла ко всяким фокусам, которые вытворяло мое зрение, что даже не сразу обратила внимание на мерцание света. Но тем не менее: свет здесь был, и он мерцал. Рядом со мной явно находился также источник тепла.
Я обернулась. Это, конечно же, оказался огромный камин, выполненный в форме монстра с разинутой пастью. У чудовища были глаза (два точно, другие я решила не искать) над каминной полкой, которая являлась одновременно губой монстра. Каждый глаз был больше моей головы и светился красным. Может, просто пламя отражалось? Нет, пламя здесь ни при чем.
Кон сидел на полу, скрестив ноги, обнаженный до пояса, босой, слегка склонив голову. Его вид напомнил мне о нашей первой встрече. Правда, сейчас он не был таким тощим, как Тогда. В свете камина он также не казался таким уж серым. И сейчас мое сердце билось чаще, ведь я смотрела на него уже с совершенно других позиций. Как только я повернулась в его сторону, он поднял голову, и наши взгляды встретились. И первой отвела глаза. Взяла яблоко и надкусила его. Может быть, он живет рядом с фруктовым садом. (Интересно, как долго я спала?) Но это не могло объяснить появление хлеба. Я не собиралась его расспрашивать. И о бутылке, которая стояла возле небольшого столика (столик этот был сделан в виде грустной женщины в чем-то облегающем, держащей собственно столешницу под странным углом между шеей и плечом; еще более странной была форма ее груди, такого, пожалуй, не добиться и с помощью пластической хирургии), я тоже не собиралась ничего спрашивать Но лучше бы это была чашка чая. Ко всем событиям этого дня не хватало только пары стаканов чего-нибудь крепкого, чтобы у меня окончательно поехала крыша. Впрочем, она уже поехала. Я аккуратно налила немного вина в кубок – пробка была уже вынута. Какой внимательный хозяин. Казалось, кубок так глубок, что жидкость долго не может достичь его дна.
Я принялась за второе яблоко и сделала глоток вина – даже в таком гамлетовском кубке это было обычное шардонэ. А сам этот чертов кубок дрожал у меня в руке.
Мне совершенно не хотелось сейчас общаться с этим полуголым гимнастом. Считаете, что я опошлила всю романтику обстановки? Я вас умоляю… Покончив с третьим яблоком, я принялась за хлеб. По его виду можно было заподозрить жульничество – скорее всего, в муку доложили клейковину, но вкус был ничего: у пекаря хватило гуманно ста или чувства долга, чтобы позволить тесту настояться и как следует подойти. А может быть, я просто была слишком голодна.
– Спасибо, – сказала я.
– Это то малое, что я мог сделать, – ответил он.
– Сколько я проспала?
– Четыре часа. Сейчас четыре часа до заката.
И Паули выйдет сегодня в утреннюю смену – сам предложил. Хорошо.
Моя короткая экскурсия в не-пространство вообще недолжна была занять времени. Таково одно из тех немногих свойств этого пространства, которые подчиняются хоть какой-то логической системе. Мой взгляд непроизвольно возвращался к инкрустированному кубку. Надо отдать должное прочитанным книгам – к тому, чтобы оказаться в комнате наподобие этой, я была готова. Чего нельзя было сказать про не-пространство.
Кон не выказывал никаких признаков страданий после выхода из комы, или в чем там он находился. Не знаю, как назвать состояние между жизнью и смертью в контексте вампиров. В любом случае, он был достаточно здоров, чтобы сходить за продуктами: и хлеб, и яблоки были свежими.
– Никогда бы не подумала, что ты станешь сидеть у огня, – сказала вдруг я. Казалось, что такое может быть свойственно только глупым вампирам-лихачам. Вроде тех детей, что играют в прятки в Не-Городе.
Он ничего не ответил. Отлично, опять эта игра. Я взяла еще одно яблоко.
Он поднял голову и почти человеческим движением убрал волосы со лба. Почти.
– Нам, в отличие от вас, не нужно тепло, – сказал он, и я уже привычно перевела для себя «нам» и «вам» как «вампирам» и «людям», – но мы тоже можем им наслаждаться.
Наслаждаться. Я совсем не насладилась мыслью о наслаждениях вампиров. О том, чем они обычно наслаждаются.
– Я наслаждаюсь им, – сказал он и вдруг добавил: – Это тепло жизни и жар смерти.
Для холоднокровного вампира жизнь определяется как тепло? А смерть – как сожжение огнем солнечного света? Он все-таки пострадал от комы – она сделала его философом. То же самое сделало со мной швыряние об стены.
– Я… у меня было чувство… что с тобой какое-то время не все было в порядке, – глубоко вздохнув, сказала я. – Думаю, это началось той ночью, когда ты меня вылечил. Но мне потребовалось время, чтобы разобраться, если ты понимаешь, о чем я.
– Да, – сказал он.
За то время, которое мне потребовалось, чтобы справиться с четвертым яблоком, он так ничего больше и не сказал. Но яблоки ведь были мелкие, правда. Может, это невежливо – есть на глазах у вампира. Я, конечно, делала это и раньше.
Но если будущее – за мирным сосуществованием вампиров и людей, то надо было создавать некие правила этикета.
– Ты расскажешь, что с тобой произошло? – спросила я, испытывая одновременно раздражение от того, что мне приходится вытягивать из него слова щипцами, и стыд за свое чрезмерное любопытство. Что это – дружба? Горькая ирония. Мы оба зациклились на этой нашей совместной миссии, не уступающей по масштабам плану разрушения Карфагена. Я бы, пожалуй, села поближе к огню, чтобы тоже насладиться теплом жизни. Но он – вампир, а я человек, и в жизни еще полным-полно интересного, как-то: превращения, отравленные раны, не-пространство… Не говоря уже о солнечном свете.
Но если мы собираемся стать друзьями, то я должна свыкнуться с мыслью, что мой новый друг не слишком-то разговорчив.
Медленно, словно вслушиваясь в каждый звук собственного голоса, он произнес:
– Лечение твоей раны отняло у меня больше сил, чем я думал. Понимаешь, я никогда раньше не делал ничего подобного. Как я уже сказал, мне пришлось… придумывать, как это сделать. Я не привык к такому.
Одно из преимуществ долгой жизни. Есть время попрактиковаться.
– После того, как я ушел, я действовал неосмотрительно. И меня… засекли. Кое-кто из банды Бо. Мне нужно было скрыться и не дать им выследить тебя через меня. Оберегать человека – еще одна вещь, к которой я не привык.
У меня было чувство, что за его словами скрывается нечто большее.
– Они не собирались отставать от меня, не заполучив твоих координат.
Интересно, что представляет из себя записная книжка вампира: неужели там запахи жертв вместо названий улиц? Как записать запах?
И может ли один вампир украсть записную книжку другого?
– Они, конечно же, попросили поделиться информацией о тебе и были очень… настойчивы. В конце концов мне удалось уйти, но это было непросто. Я пришел сюда. Тут ты меня и нашла.
Голый в темной каменной комнате. Подходящее место для выздоровления.
– Ты хочешь сказать, что пробыл в таком состоянии больше месяца?Дебил, не мог меня раньше позвать?
Он посмотрел на меня, и я была уверена, что при этом он слегка улыбнулся. Улыбка вышла гротескной, но, в конце концов, не такой и плохой. Вовсе не такой ужасной, как, например, его смех.
– Мне это просто не приходило в голову.
Я вспомнила, как сама говорила Иоланде: «Вампиры ведь не зовут людей, верно?»
Он снова перевел взгляд на камин.
– А если бы и пришло, не думаю, что я бы это сделал. Не думал, что ты сможешь чем-то помочь.
– Но ты ведь позвал меня. Назвал мое имя. Один раз. Я бы не нашла тебя, если бы ты этого не сделал.
– Я услышал, что ты меня зовешь. И просишь ответить на твой зов.
– Я позвала тебя, чтобы ты позвал меня.
– Да. Светлячок, ты хочешь, чтобы я снова перед тобой извинился? Если да, то я это сделаю. Я не смог выздороветь сам. Я был… слишком далеко. Но я услышал твой зов и сумел ответить. Ты пришла и… принесла с собой часть меня. Я благодарен тебе. Спасибо. Это было бы для меня не лучшей кончиной. Чаша весов между нами снова сместилась.
– А, ты опять про эту чертову чашу весов, – сказала я. – Нот о чем я думаю: если бы тебе не нужно было меня прикрывать, то все было бы проще, верно? Значит, я тебя ослабляю. Начиная с того момента, как ты растратил свои силы, спасая меня в тот день.
Используя оленью кровь.
Бывают такие моменты, вот как сейчас, когда свет и тепло ощущаются как-то по-особому. Так же, как по-особому работает мое ночное зрение, но не так. Это «по-особому» не имело отношения к вампирам.
На мгновение меня стало три. Моя человеческая душа. Душа-дерево. Душа-олень.
Пересилим ли мы трое мою вампирскую душу?
– Ослаблять, – сказал он задумчиво. – Думаю, ты неправильно понимаешь смысл этого слова. Физически я сильнее любого человека. И могу обходиться без пищи дольше, чем кто-либо из людей. Но тебе подходят в качестве пищи яблоки и хлеб, а мне – нет. И ты можешь выйти на дневной свет, чего я сделать не могу. Что для тебя – слабость?
Я думала о том, действительно ли я принесла с собой часть его. Я вздохнула. Он уже однажды сказал, что не сможет противостоять Бо в одиночку. То, что он выбрал меня в качестве союзника, было куда проще и понятнее странных рассуждений о получении калорий из яблок и хлеба.
– Где я?
Кажется, он замялся. Очередной момент, когда понимаешь, что вампиры испытывают эмоции, только не такие, как у нас.
– Это мой… дом, – сказал он в конце концов.
– Сам ты не называешь это место домом, – заинтересованно сказала я.
– Верно. Могу назвать… моим подземельем, что ли. Я провожу здесь дневное время уже много лет.
– Подземелье? Так мы под землей?
– Да.
– А как же камин?
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Ну, разве дым не выдает твое присутствие?
– Этот дым в мире людей не виден.
Ух ты. Если бы вампиры запатентовали универсальный воздушный фильтр, у них в руках оказалось бы больше, чем пятая часть мирового богатства. Если посмотреть на Войны Вуду с точки зрения циника, то получается, что, убив достаточное количество людей, вампиры понизили уровень промышленного производства, не давая нашему виду погибнуть в аду экологической катастрофы, и таким образом даже сделали нам некое одолжение. Если сами вампиры и рассуждали подобным образом, в чем я лично сомневаюсь, то вряд ли их действия были продиктованы одним лишь альтруизмом. Хотя, смотря что понимать под словом «альтруизм».
Я снова осмотрелась. Камин был единственным источником света, и мое ночное зрение как будто не могло разобраться, в каком режиме ему работать. Меховое одеяло, которым я была укрыта, оказалось действительно меховым. Длинное и шелковистое, оно было черного цвета с белыми полосками. Не знаю даже, какому животному может принадлежать такой мех. Какому-то несуществующему, которое тем не менее стало добычей вампира. В одной облегающей черной рубашке – и с синяками – я чувствовала себя девушкой с обложки садомазохистского журнала «Связанные и безропотные». Не хватало только наручников и более модной прически. Фигуры на спинке дивана, где я лежала, были и форме голов горгулий – одни с высунутыми языками, другие с пальцем, приставленным к носу. Честно говоря, их лица больше напоминали задницы. Сам диван был обит пурпурным плюшем, но тень отбрасывал… лиловую. Хотя, если уж я могла путешествовать по не-пространству, то мне ли удивляться разноцветным теням или меху несуществующих животных. Мои познания в зоологии черно-белых все равно заканчивались на зебрах и скунсах. Может, этот зверь и существовал. Мех мог быть и покрашен, но по-моему, это для вампиров нетипично. Хотя, с моей точки зрения Кон сам был нетипичным вампиром. Этот готический стиль был необычен.
– Интересный интерьер, – сказала я.
Он окинул комнату взглядом, словно припоминая, как она выглядит.
– У моего хозяина был утонченный вкус.
Меня поразил как «хозяин», так и «был». Это было сказано так, как будто «был, но уже нет», как будто речь шла о мертвеце в полном смысле слова, а не о живой нежити.
– У твоего хозяина? – рискнула я.
– Это его комната.
Повисла тишина. Кон снова вернулся к своему занятию – умиротворенному созерцанию огня в камине. Пожалуй, хватит наводящих вопросов. Но на этот раз Кон меня удивил:
– Ты хочешь узнать про моего хозяина? – спросил он.
– Хочу, – ответила я.
Пауза. Что он делал в эти мгновения – собирался с мыслями? Решал, что исключить из рассказа?
– Он обратил меня, – сказал он. – Я был не очень-то… благодарен. Но я ему подходил. Когда пути назад уже не было, я согласился исполнять его волю…
Снова пауза, дальше он заговорил с характерной интонацией бесстрастней-некуда (точно так же он мог стоять неподвижней-некуда):
– Новообращенный вампир может быть куда более послушен, чем ты думаешь. Хотел я того или нет, но первое время я зависел от своего хозяина, и… решил позволить ему обучить меня всему тому, что мне было необходимо знать. Это было много лет назад, когда эта земля еще называлась Новым Светом.
Ой. Это триста или четыреста лет назад, смотря от каких пришельцев из Старого Света отсчитывать. Но это не может быть правдой: будь он так стар, то не мог бы выходить и на лунный свет.
– Он пожелал править здесь, когда началась освободительная война. По крайней мере, неофициально.
На человеческом языке это называется «подпольно». Неофициально – читай «подпольно»: он хотел стать самой опасной и самой отвратительной заразой Темной стороны. Официально – все равно читай «чуть менее подпольно»: добиться контроля еще над двумя пятыми мировой экономики и потихоньку превратить наш Глобальный Совет в удобную ширму.
– У него были шансы на победу, но ему не повезло, а вот его врагу, могущественному и упорному, повезло. После той войны у моего хозяина почти не осталось бойцов. Я был одним из уцелевших. Жизненные силы хозяина были подорваны крушением его амбиций; вместо власти ему пришлось удовлетвориться коллекционированием. Оставшиеся бойцы гибли или бежали один за другим, в конце остался только я. Когда дошла очередь до моего хозяина, я оказался совсем один.
Я была рада, что от камина исходит тепло. Голос Кона был тихим и как всегда бесстрастным, я не поняла даже, испытывал ли он к своему хозяину положительныечувства… может быть, после того, как перестал злиться из-за обращения? И для какой цели хозяин его приспособил? Я, пожалуй, не хотела этого знать. Хорошо. Есть еще один вопрос, который мне не следует задавать, и который имеет все шансы остаться без ответа. Почему Кон остался, если другие бежали? Я помню, как месяц назад он сказал мне: «Быть такими как мы можно по-разному». По описанию его хозяин еще до Войны за Независимость представлял собой махровую разновидность старого кровопийцы, жаждущего мирового господства, и выделялся этим даже среди себе подобных. Так почему Кон остался? Кон, который сейчас даже не имел своей банды. Были и другие вопросы, которые я не решалась задать, боясь, что он ответит.
Что я вообще знала об эмоциях вампиров? Жажда крови. Что еще? Другая жажда? Жажда жизни – изначальная, может быть? Сумел ли Кон преодолеть свою неблагодарность хозяину, просто потеряв способностьбыть благодарным? Нет – Кон ведь недавно сказал мне, что благодарен за то, что я его нашла. Но благодарность – это чисто человеческое понятие, и его иногда сводят к простой вежливости, столь же лишенной реального смысла, как формула «благодарю вас».
И еще есть Бо. Тягостная связь между мною и Коном, которую мы пытались укрепить, но не слишком, вызвана тем, что Бо угрожает нам обоим. Мне не нравилось, в какую сторону уводила эта мысль.
– Враг твоего хозяина… это Бо?
– Нет. Это был хозяин Бо.
Все сразу стало куда лучше. Чтобы не зареветь, я заткнула собственный рот кончиком мехового одеяла.
Кон посмотрел на меня. Может быть, он подумал, что Хлеба и яблок оказалось недостаточно, и я все еще голодна.
– Я уничтожил его хозяина. Теперь есть только Бо.
Я рванула зубами мех неведомого животного. Уж не обессудьте, это сообщение не показалось мне слишком обнадеживающим. ТолькоБо.
И его прислужники, которые не так уж давно посадили Кона на цепь в доме на озере, откуда ему удалось сбежать только благодаря редкой удаче. Может, второй раз Кон и не попадется в эту ловушку – но у Бо были и другие возможности. Например, месяц назад одна из таких возможностей чуть не стоила Кону жизни. Почему бы ему не дать объявление – в глобонете должны были существовать скрытые вампирские сайты – и не попросить своих старых боевых товарищей ненадолго вернуться и помочь? В качестве награды он мог бы предложить вещи своего хозяина – тем более, что сам он, кажется, не испытывал к ним никакого интереса. Если драгоценные камни в инкрустации одного только этого кубка настоящие, то он сравним по стоимости с национальным долгом небольшого государства.
Почему бы ему просто не управлять бандой, как делают все нормальные вампиры в его возрасте?
И на все эти вопросы мне тоже не хотелось знать ответы. Я выплюнула мех и попыталась поправить одеяло. Отпечатки зубов, вероятнее всего, уменьшили его стоимость. Я почувствовала себя ужасно усталой и, несмотря на присутствие Кона, – одинокой. Даже наоборот – благодаря его присутствию. Я снова подняла кубок – сначала даже подумала, что не справлюсь одной рукой – и поднесла ко рту. Когда я наливала в кубок вино, оно как будто долго не могло достичь его дна, теперь так же долго оно не могло достичь моих губ. Однако пить из горлышка бутылки – это тоже не вариант. Не в этой комнате. Разве что в комнате Кона – в той, что пуста и без мебели. И без камина.
Мне хотелось превратить целую гору теста в булочки с корицей и хлеб, мне хотелось обслужить целую толпу неожиданно нагрянувших туристов в день, когда на кухне некому работать, хотелось, чтобы мне заказали вишневые пироги для большого застолья, хотелось прикорнуть на моей веранде со стопкой книг и полным чайником, хотелось теплой руки Мэла, руки с татуировками на моем плече и солнечного света на лице. Мне хотелось домой. Вернуться к своей жизни.
Я всем этим обладала. У меня уже было все это прежде – и тогда, чтобы избавиться от этого, я поехала на озеро.
– Откуда эта вещь? – спросила я, поднимая кубок. Я сдалась и держала его двумя руками. Это могла быть чаша для пиров. Приз за первое место в высшей вампирской лиге. В него, конечно же, не наливают шампанского; у игроков проигравшей команды отрезают головы и кровь сливают в кубок.
– Это Чаша Душ для церемонии в Оранхэлло.
– Что?! – я поспешно поставила кубок на место. Хватит, Светлячок, просто не спрашивайбольше ни о чем. Не удивительно, что по моим долбаным рукам пошла эта долбаная дрожь. Никто не знает, где находится Оранхэлло. По крайней мере, если кто и знает, то не говорит. Никто из тех, кто считает, что это реальное географическое место с реальной широтой и долготой, не помещает ее поблизости от Новой Аркадии. Но в целом нет единого мнения о том, является ли это географическим наименованием или названием ритуала. Сама я ничего не знала о чашах душ и о подобных церемониях, более того, я не хотела ничего этого знать.
– В этой комнате есть несколько вещей, которые отдали моему хозяину добровольно, и это одна из них, – сказал Кон. – Обычно приобретение сопровождалось определенным нажимом.
Да уж, я думаю.
– С какой стати могущественному клану отдавать что-либо вампиру-хозяину, особенно вампиру-владыке?
– Его отдали не даром. Он был предложен в качестве оплаты за взаимовыгодную услугу, и предложение было принято. Эту услугу можно было оказать разными способами, и кубок должен был убедить его принять единственно правильное решение. В нем нет ничего такого, что могло бы тебя огорчить.
«Ага, и хрустальные бокалы из подарочного магазина в вашем обиходе не приживаются», – подумала я, но вслух спросила:
– Тогда почему у меня дрожат руки, когда я его держу?
– Должно быть, потому, что он некогда принадлежал клану Блейзов.
Я вскочила с дивана, споткнулась, ударилась о столик и, убегая, услышала, как кубок ударился об пол.
Далеко уйти мне не удалось: хозяин Кона собрал такую большую коллекцию, что пробраться среди экспонатов было очень трудно. Я почти сразу же налетела на что-то, похожее на оттоманку, и упала так же быстро, как и кубок, с той лишь разницей, что из меня ничего не пролилось. Еще одна заметка для моего исследования эмоций вампиров (если таковые вообще имеют место): не рассчитывайте, что вампир поймет всю волнительную сложность человеческих семейных отношений – в том числе и разорванных; а может, им чужда наша трусость и подсознательное стремление спасаться от дурных вестей бегством.
Я встала. Вот и новые синяки. Круто. Теперь никакие рубашки с высоким воротником не помогут: нужен будет целый скафандр. Я медленно обернулась, опираясь на какой-то спазматически закрученный столб, который в данной обстановке вполне мог сойти за ионическую колонну. Кон стоял спиной к камину и смотрел на меня, пламя освещало его. Может, это я была в таком состоянии, но он вдруг показался мне более крупным и более загадочным, чем когда-либо. Лица его я не видела – кажется, падение отключило мое ночное зрение, – но с его силуэтом в свете камина что-то было не так;вообще, то, что его окружал свет, было не так.Я вспомнила свое впечатление в тот первый раз, на озере: хищник. Чужой.Это был не Кон, это был вампир, непостижимый и смертоносный.
Я пошла обратно. Не знаю, хотела ли я показать Кону, что он по-прежнему мой союзник, или просто осознала бессмысленность бегства. Чтобы приблизиться к камину, мне пришлось пройти совсем близко от него: среди валяющегося кругом хлама был всего один проход. Я опустилась на колени на коврике перед камином – по крайней мере, здесь был коврик, хотя на ту клыкастую морду, которая имелась на другом его краю, лучше было не смотреть – и протянула руки к огню. Ощущение было как от настоящего огня. И что еще важнее, запах был как от настоящего огня – когда я слишком приблизилась, глаза начали слезиться. И искрило по-настоящему – поскольку задержать искры было нечему, они летели прямо на коврик. Я посмотрела под ноги: коврик неожиданно произвел отталкивающее впечатление: сплошные коричневатые пятна говорили о том, что искры падали сюда множество раз. Еще несколько подпалин не испортят его вид, потому что вида он не имел никакого.
Я чувствовала себя похожей на этот коврик. Никогда не задумывалась особенно о своем внешнем виде: всегда было полно других забот – как, например, приготовление булочек с корицей и ожидание свободной минутки, чтобы вздремнуть. Но теперь я начала чувствовать на себе слишком много следов от искр. Как будто слишком долго пролежала у камина, не отгороженного экраном.
Слышала ли я, как он присел рядом со мной? Вампиры приближаются бесшумно – это я знаю по собственному опыту. Но ведь это не какой-нибудь вампир – это Кон. Я уже пообещала ему свою помощь, и мне была нужна помощь с его стороны. Нет, я не обещала. Но это не важно. Между нами существовала связь. Я не подписывала никакого контракта, просто однажды проснулась со множеством условий и подпунктов на своем теле. А если мне нужна была подпись, то это был шрам на моей груди. И я слышала его приближение, хотя и не могла этого слышать.
Я выждала еще секунду, прежде чем посмотреть на него. Вампир. Опасный. Непредсказуемый. Ужасающий. Зовут его Константин. Мы встречались раньше…
Хорошо.
– И что теперь? – спросила я. – Я доставлю тебя домой, – ответил он.
– Хорошо, это сейчас. А потом? Завтра?
– Мы должны добраться до Бо.
Мой желудок сжался. Может быть, это из-за яблок. Мне уже пора бы привыкнуть, что нерешительность вампирам не свойственна. Он никогда не научится начинать фразу с «может быть» или «наверное».
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |