С какой стати он так упорно и тщательно узнает все о ней и так печется о ее состоянии? Бред какой-то, честное слово.
Она помассировала голову ладонями, придавила глаза. Кошмары мучили ее и сегодня, несмотря на то, что вчера она просто отключилась. Не заснула, даже, а впала в какое-то состояние полной прострации, словно до предела перегруженный мозг больше не мог воспринимать реальность. Она не помнила, как ложилась в эту кровать, и подозревала, что заснула совсем не на матрасе. Карине сложно было понять, каким образом ее организм позволил себе отключиться на руках у мужчины. Раньше такого не случалось, хоть на последнем издыхании, но ей хватало сил додержаться до того момента, когда она останется одна. Не вчера, видимо. Карина помнила, как Соболев не позволял ей подняться.
Встряхнувшись, в попытке избавиться от мыслей и событий, которые никак не могла для себя расценить и понять, Карина открыла глаза и снова уперлась взглядом в серую наволочку. И тут дернулась, почти слетев с кровати, наконец-то осознав, что именно так нервировало ее после пробуждения. Вторая подушка была примята. Та, на которой она не спала. Но кто-то спал, очевидно. И сомнительно, что это была Фрекен Бок или кто-то из охранников.
Ей потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться. Такое открытие оказалось не самым приятным. Да, кровать была большой, да и ее, со всей очевидностью, никто не трогал. И все-таки…
Все-таки, она никогда и не с кем не спала.
Поднявшись, Карина постаралась унять нервную дрожь в руках, расправила и пригладила волосы. Решила, что пальцами здесь не обойтись и быстро вышла из комнаты, собираясь взять расческу, которую вчера днем, со всеми своими вещами перенесла в «свою» комнату. Но на середине пути свернула к лестнице, услышав знакомый голос. Если верить часам, стоящим в комнате хозяина, сейчас было начало седьмого утра. Достаточно рано. А Соболев внизу кого-то встречал. И если Карина не ошибалась — того самого Бориса, который сопровождал его в Киеве.
Имея некоторые предположения о причине его визита, она пошла вниз, забыв о расческе.
— Сам понимаешь, достал только то, что было в официальных источниках. О том, чтобы с кем-то разговаривать — речи не шло.
Борис прошел в кабинет следом за Соболевым, который кивнул на это замечание помощника.
— Говорить поедешь сам. — Велел Константин, и закрыл дверь.
Дальнейшие указания Карине не были слышны. Однако она собиралась активно поучаствовать в обсуждении. Они говорили о ней, сомнений практически не было. И пусть Карина знала, что он не будет терять времени, все равно разозлилась. Никто не имел права просто так копаться в ее прошлом. Слишком дорого она заплатила за то, чтобы то не имело на нее влияния.
Константин присел на край стола, наблюдая за тем, как Борис аккуратно раскрывает папку, которую принес с собой. Посмотрел по сторонам, подумав о том, что Карина права — работать здесь было не особо удобно. Все было как-то чересчур. Минимум удобства и максимум пафоса. Раньше он даже не задумывался об этом, по той простой причине, что не работал в этом кабинете — просыпаясь, Соболев практически сразу уезжал в офис, а приезжая оттуда ближе к полуночи — ел, и отправлялся спать.
— Вот. — Прервав его размышления, Никольский передал папку Косте. — Данные, начиная с рождения и дальше. Конечно, это только пункты в жизни без рассказов тех, кто ее знал. Но, все что смог за пять часов.
— Расскажи, — велел Соболев, пока отложив папку.
Он хотел прослушать именно пересказ. Прочитать успеет и во время поездки на работу. А так — выслушает уже какой-то анализ, пусть и на минимуме данных.
— Я нашел трех девушек с такими именами, но под возрастную границу подходит только одна — Алексеенко Дарья Витальевна.
Соболев кивнул, подтверждая, что это, вероятней всего, именно она.
— Родилась в одном из ПГТ соседней области тридцать пять лет назад, оба родителя работали в том же поселке на хлебокомбинате. Отец погиб, когда ей исполнилось шесть лет, утонул летом, то ли во время рыбалки, то ли на отдыхе, не совсем понятно. Через три года мать вышла замуж опять — отчим работал учителем языка и литературы в местной общеобразовательной школе. Еще через три года умирает мать. Судя по всему, других родственников у нее не осталось, и девочку оставили на попечение отчима, который имел очень хорошую репутацию и был одним из столпов «добропорядочных граждан» общества этого ПГТ. Цитата из его характеристики, кстати. Впоследствии стал директором школы.
Никольский хмыкнул, удобней устроился в кресле, и уже собрался продолжить рассказ, когда двери кабинета открылись, и в комнату зашла Карина. Соболев даже улыбнулся, увидев вызов и злость в ее глазах. Она была сердита. Что ж, ничего удивительного. Но ему такое выражение нравилось куда больше той пустоты, что зияла в ее взгляде вчера.
К тому же, Константин не сомневался, что она прекрасно понимала все происходящее. Карина не была дурой.
Нарочито демонстративно пройдя по кабинету, Карина с вызывающей холодной улыбкой обошла стол и села в его собственное кресло.
— Я облегчу вам работу. — Язвительно заметила она. — Сама доскажу то, что нет в официальной хронике. Чтобы вы не утруждались, не ездили по всем городкам соседней области, разыскивая тех, кто еще меня помнит.
Борис, так и не начав говорить, вопросительно глянул на него. Соболев кивнул, разрешая Никольскому продолжить.
— Так, — Борис явно ощущал себя немного не в своей тарелке. Но быстро вернулся к прежнему тону. — Через несколько месяцев после смерти матери, она впервые сбежала из дому. Ее быстро нашли и вернули. За следующий год было еще три побега, а так же — два стационарных лечения — по свидетельству отчима в милицейских протоколах, девочка связалась с плохой компанией и совсем отбилась от рук, пропадала ночами где-то. И дважды возвращалась домой избитой до такого состояния, что ему приходилось отвозить ее в местную больницу. — Никольский покосился на Карину.
Соболев промолчал, помня ее признание. Зато сама Карина громко и насмешливо фыркнула.
— Плохая компания. — Как-то отстраненно и ехидно протянула она. — Интересно, как же это я с ней связалась, с компанией этой, если он отводил и приводил меня в школу лично, дома запирал мою комнату, а мое окно просто-напросто было забито? Чудеса изворотливости я, видно, проявляла в детстве. — Она хмыкнула. — И ведь ему верили. Даже когда я рассказала, что именно он со мной делал в милиции, после первого побега — они решили, что трудный подросток просто наговаривает на опекуна. Как же это он мог такое творить?! Он ведь учил их детей! Легче откреститься от ужасной правды, чем поверить в нее, и в то, что они так ошибаются. — Она говорила так, словно не о своем детстве слушала и вспоминала, а обсуждала чужого человека.
Борис, определенно, был удивлен и напряжен, он же сам пока старался вести себя невозмутимо. Она не принимала жалости и сострадания. И отстраненность была лучшим способом добиться от Карины откровенности, это Константин уже заметил.
Он продолжал называть ее для себя именно Кариной. Потому что, как казалось Соболеву, она ею и была. Как подозревал Константин, прошлое свое Карина для себя похоронила и не стремилась воскрешать. Сейчас он даже не повернулся, чтобы посмотреть на нее, а отрешенно ждал, пока Никольский продолжит.
На пару секунд в кабинете повисло молчание, после чего, откашлявшись, Борис заговорил снова.
— Через четыре года и отчим, и Дарья исчезли, при невыясненных обстоятельствах. Тело первого было обнаружено через полгода в другом конце области. О его подопечной известно ничего не было.
Борис с явным интересом посмотрел на Карину, но она в этот раз промолчала.
— Следующий раз это имя всплыло только через два года, уже в Киеве. Хоть и с другой датой рождения, и с аттестатом об окончании совсем другой школы. Алексеенко Дарья Витальевна поступила на экономический факультет одного из столичных университетов.
— На платный? — поинтересовался Соболев у Бориса так, словно ее самой здесь не было.
— Нет, — тот покачал головой. — На бюджет. И поселилась в общежитии. Параллельно устроившись в этом же университете подрабатывать уборщицей на полставки. И ежемесячно сдавала кровь на станции переливания за деньги.
Константин удивился. Как он понимал, на тот момент она уже была под покровительством Картова. Так с какой стати вела себя так, словно являлась бедной провинциалкой, приехавшей учиться в столицу? Но когда обернулся к Карине, не сомневался, что лицо было бесстрастным. А она снова хмыкнула и отвернулась, посмотрев в окно, где начинался зимний рассвет.
Молчание продолжалось еще пару минут, и он уже решил, что она ничего не расскажет. Но тут Карина заговорила.
— Дима, он очень любит играть. И обожает, когда его жертвы сопротивляются, когда бросают ему вызов. Ему тогда еще слаще их ломать. Он решил сделать из меня идеальную для себя жертву. Учил, что, как и когда делать, как лучше всего удовлетворить мужчину. И все время повторял, что у меня просто идеальное тело для этого. Что глядя на меня, любой нормальный мужик будет думать только о сексе, и я должна уметь использовать это в совершенстве. Меня это бесило. И однажды я поспорила с ним, что если бы не мой отчим, который начал насиловать меня с двенадцати лет, если бы не сам Дима, продолжающий делать это теперь — я бы жила, как тысячи других девушек. Нормально. — На какой-то миг голос Карины дрогнул, но она очень быстро вернула хладнокровие. — Картов принял вызов, и сказал, что если я продержусь два года, не используя свою внешность — он меня отпустит. Я очень старалась. Черт, — она на миг прижала ладонь к лицу. Соболев заставил себя остаться на месте. — Мне часто так не хватало денег, что я ела раз в два дня, да и то, какую-то самую дешевую булку, но не собиралась сдаваться. Я постригла волосы, сама. Не было денег идти в парикмахерскую. Да я и не хотела быть привлекательной. Хватит. Хотя Дима присылал ко мне Сергея с деньгами каждый месяц, предлагал вернуться. Он очень тщательно следил за тем, что и как я делала. У меня даже одежды почти не было. То, в чем я ушла от Картова, да одна куртка, купленная в секонд-хенде. И у меня, ведь, получалось. Или я так думала, наверное. Я училась. Хорошо училась, у меня были прекрасные оценки. А потом, ни с того, ни с сего — два по семестровому зачету на предмете, который читал декан. Я, вот ведь, даже после всего, дура-дурой, решила, что это ошибка, пошла к нему узнавать. Он меня выслушал, покивал головой, «и правда, ошибка», говорит. А потом встал, закрыл двери на ключ, и начал:
«— Вам, Дашенька, сложно, ведь, я вижу. И работаете, и учитесь, денег не хватает, да?»
Я промолчала, уже поняв, что все, проиграла. Только смотрю на него. А этот почтенный профессор так ласково улыбается.
«— Я могу вам очень жизнь облегчить, — говорит он мне. — И денежки у тебя будут, и не надо будет так напрягаться. Ты же очень красивая девочка. Только отощала совсем, но я помогу. А тебе не сильно и напрягаться будет надо»
— Добавил он, и начал раздеваться. Вот так, просто и сразу. Я не возмущалась и не кричала. Не делала вид, что не понимаю, о чем он. Молча встала и подошла к его столу, подняла трубку и набрала номер Димы.
Карина вдруг рассмеялась. Искренне, сильно удивив Константина, который не видел в ее рассказе ничего смешного. Совершенно.
— Так весело было смотреть, как у него меняется лицо, когда он понял, кто с ним говорит. Дяденька сразу все свое настроение потерял. Он-то уже без штанов стоял. — Карина хмыкнула. — Сергей приехал за мной через полчаса. Я окончила университет, меня больше никто не трогал. Против депутата никто не полезет. Да, я тогда сдалась, наверное, но хоть стала есть нормально. Если уж меня трахали против моей воли, то хоть давали мне за это нормальные условия жизни. А Дима всегда хорошо расплачивается. Он меня оставлял для себя. До определенного времени. — Карина снова хмыкнула. — Видно, он действительно был прав — есть такие женщины, которые будят в мужчине только один инстинкт, и я из таких. А потом у Димы появилась новая идея. И он придумал организовать определенное общество тех, кто любит жестокий секс, кто, подобно ему самому, не может без насилия. Они использовали очень многих женщин. Но все выдерживали один-два раза. Мало кто держался хотя бы месяц, про год и не говорю. Все ломались. А я — не сдавалась. Назло им всем боролась. Больше, даже, назло отчиму, который когда-то, глядя, как я себе пыталась вены разрезать, смеялся, и говорил, что мне самое место в аду. Я должна подохнуть, и не совращать приличных людей своим телом. Я тогда сама до больницы доползла. И теперь не собиралась ломаться. Я вытерпела всех их. А Дима силу духа уважает — он позволил, в конце концов, мне выбирать, кого брать в покровители. «Другом» сделал.
Карина поднялась, так и глядя в окно.
— Я удовлетворила ваше любопытство? Или еще вопросы есть? Спрашивайте. — Позволила она.
Они молчали.
Помолчав и сама несколько секунд, она обернулась и посмотрела на них. Насмешливо, с вызовом. Правда, ему в глаза так и не глянула, обратила все свое внимание на Никольского.
— Не надо меня жалеть. — Холодно проговорила Карина, и обошла стол. — Сколько ты бы в таких условиях выдержал? Прожил бы двадцать лет? Научился бы чему-то, или уже через несколько месяцев мечтал бы сдохнуть?
Борис, который, действительно, смотрел на Карину с состраданием, промолчал. Отвел свой взгляд.
Она скривила губы в подобии усмешки.
— Ни один из вас бы такого не выдержал. — Заметила Карина.
После чего просто вышла из кабинета. Даже дверь очень аккуратно за собой закрыла.
Борис уперся локтями в колени и длинно, со вкусом выругался.
— Твою ж, налево. — В конце концов, он поднял голову и посмотрел на Соболева. — Это… Это…
Никольский снова уткнулся глазами в пол.
Соболев не отреагировал на помощника. Просто встал и подошел к креслу, в котором только что сидела Карина. Но не сел, стал у окна и посмотрел во двор. Он думал, что готов все это услышать. Что и сам все додумал и понял… Черта с два, он был готов! Ровно настолько же, как когда-то думал, что готов к войне в Афгане. Но справился тогда и сейчас выдержит.
Закрыв глаза, Соболев с такой силой вдавил кулак в стекло, что то могло и треснуть.
— Я много чего за службу видел и слышал. Но… — Никольский за его спиной опять ругнулся. — Она так спокойно об этом говорит.
— Спокойно? — Константин почти прорычал это слово. — Видел бы ты вчера, чего ей стоит это спокойствие. — Пытаясь хоть как-то унять все, что сейчас скручивало внутренности, добавил он.
Борис промолчал. Костя тоже больше говорил. Он знал, что Никольского не надо предупреждать, тот никому ничего не скажет о том, что узнал сегодня. Сейчас Соболев беспокоился о другом.
Уже через десять минут они оба выехали, отправившись в разные стороны.
А еще через пятнадцать минут, Соболев уже звонил в двери психотерапевта, адрес которого ему за пару минут нашел Шлепко.
Еще сонный Валентин Петрович, начинающий лысеть мужчина лет за сорок, открыл двери и удивленно посмотрел на Константина. Ничего не говоря, тот прошел вглубь квартиры, коротко бросив: «Я — Соболев».
— Мне казалось, что вы собирались приехать к двенадцати, в офис. — Спокойно заметил психотерапевт, закрыв за ним дверь.
— Планы изменились.
Костя обвел глазами совершенно типичный коридор, типичной же квартиры в хрущевке. Ремонт был новым и качественным, похоже, Валентин Петрович неплохо зарабатывал, для своего уровня, конечно.
— Послушайте, я понимаю, что вы привыкли жить по своим правилам. Но почему нельзя приехать ко мне в офис. Если уж вам понадобилась моя помощь? — Психотерапевт обошел его и направился в сторону кухни.
Соболев пошел следом.
— Или вы настолько боитесь, что кто-то узнает, что и у могущественного Соболева могут быть психологические проблемы, Константин Олегович? — С интересом оглянулся Валентин Петрович.
Константин хмыкнул, несколько развеселившись такому предположению.
— У меня нет проблем по вашей части, Валентин Петрович. — Заметил он, осматривая небольшую кухоньку, в попытке понять, где тут можно сесть.
— Конечно, нет. — Кивнул психотерапевт. — Кофе будете? — Поинтересовался тот, достав банку с растворимым кофе.
Соболев только покачал головой.
— Мне сказали, что вы можете помочь человеку, который мне очень дорог.
Валентин Петрович понимающе усмехнулся. Похоже, он все еще считал, что Соболев просто стесняется признаться в своей проблеме.
— Почему же пришли вы, а не этот человек? — Уточнил он, залив кипятком пару ложек темно-коричневого порошка.
— Она имеет негативный опыт общения с психотерапевтами. — Константин выдвинул ногой из-под стола табурет и сел. — И мне пока, вряд ли удастся уговорить ее прийти к вам.
— Что же вы тогда хотите от меня? — Искренне удивился Валентин Петрович.
— Я хочу знать, как мне себя с ней вести? Как помочь.
— Что с ней случилось? — Спросил его собеседник, повернувшись к Константину и упершись спиной в холодильник.
Соболев несколько мгновений смотрел ему в глаза.
— Если кто-то узнает о том, что я вам сейчас расскажу — вы умрете. И совсем не легкой и радостной смертью. — Будничным тоном, пообещал он.
Побледневший, но не переставший вежливо улыбаться, психотерапевт отставил чашку и облизнул губы.
— Я могу отказаться слушать вас сейчас?
— Нет. Мне сказали, что вы самый лучший в своем деле. И если это так — думаю, вы будете удовлетворены сотрудничеством со мной. Все, что от вас требуется, ради вашей же собственной безопасности — молчать.
Посчитав, что предупредил, Костя, откинулся на стену и начал говорить.
Глава 17
День был просто замечательный. Правда, на улицу она так и не вышла, только на крыльце постояла, и все равно — погода радовала. Очень тихий, морозный и солнечный день. Впору прогуляться босиком, только Карина сейчас не хотела. Снег ровный и гладкий, и чистый-чистый. У подъезда многоэтажного дома такого в жизни не найдешь. Там соседские и дворовые собаки, вечно протекающие шланги старых «жигулей» и капли бензина — быстро напоминают, что чистоты в мире, в принципе, как понятия, не существует. А здесь — на охраняемой и оберегаемой территории — можно любоваться на такое великолепие. Правда, сама она, все-таки, предпочитала многоэтажки.
Постояв на крыльце минут двадцать, совершенно замерзнув, Карина вернулась в столовую, которую, по какой-то не совсем понятной причине, сделала своим местом обитания в этом доме.
Соболев еще не возвращался. Нет, Карина не ждала его, просто, в отсутствие хозяина дома, не рисковала питаться на кухне. Валентина Васильевна, не получив наказание за вчерашнее, похоже, приняла ее нежелание вмешиваться в несуразицу чужого дома, за отсутствие хоть какого-то влияния на Константина. И теперь расслабилась, и вовсе перестала скрывать свое отвращение к Карине.
Ей же, хотелось подойти и сказать: на здоровье! Серьезно, такое отношение экономки очень забавляло. Вот ведь, есть на свете люди, свято верующие в свое совершенство и безгрешность, уверенные, что они всегда и во всем поступает правильно, а оттого — имеют право судить других. Наверное, хорошо жить с такой уверенностью.
Нет, Карина в себе не сомневалась. Отнюдь. Но и никогда не считала себя вправе осуждать других. Отношение к жизни и решения, которые Карина принимала — были только ее выбором, и многие, как она подозревала, могли бы ее осудить и заявить, что лучше уж смерть, чем торговля собой. Но то — их дело. Легко говорить со стороны. Карину давным-давно не задевали подобные суждения. Просто однажды она решила, что выше их. Выше всех этих людей, кичащихся своей правильной жизнью и ни разу не пришедших на помощь ни ей, ни тем, кто подобно самой Карине оказывались в ловушке безвыходных ситуаций. Она была сильнее их, лучше, чище, как бы парадоксально это не звучало для окружающих. А потому — никакая брезгливость и злоба, никакое осуждение не задевали, да и не могли ее задеть.
Сейчас, как и вчера, она воспользовалась кухней охранников, чтобы приготовить себе обед и заварить горячего чая. Посмеиваясь каждый раз, когда взгляд натыкался на непонятную плошку с очередной неопознанной кашей, Карина с удовольствием отламывала вилкой кусочки рыбы, которую сегодня пожарила, и медленно прожевывала, наслаждаясь вкусом. С таким же удовольствием ела салат. Она старалась получить максимум от всего, что было сейчас вокруг. Ей надо было как-то компенсировать себе это утро. Забыть. Вернуть все туда, откуда вытащили эти проклятые события на белый свет. И наполнить день мелкими, но такими необходимыми радостями и «приятностями». Даже тарелка, с ярко-синим двойным ободком и огромными солнечно-желтыми подсолнухами между этой синевой — поднимала настроение. Заметив эту тарелку у парней, Карина просто не смогла пройти мимо, а Евгений, которому и принадлежало это добро, разрешил ей ту взять. Даже предлагал подарить, но от такой щедрости Карина отказалась. Ну, куда ей ставить эту тарелку? А Фрекен Бок — не доверишь, еще и специально разобьет, чтобы «не испачкаться» или не заразиться чем-то от нее.
Рядом с тарелкой, на столе, лежала раскрытая книга. Какой-то веселый и легкий роман, который Карина, наверняка, и не вспомнит через три дня. Но сейчас тот здорово поднимал настроение. Книгу, по ее просьбе, тоже купили парни, которых грозная «дракониха» сегодня утром отправила за провизией. А Карина этим воспользовалась, попросив приобрести кое-что и для себя.
Дверь столовой хлопнула. Опять. Это уже не забавно, правда. Карина сморщила нос, отложив книгу. Вот не может не испортить обед, эта Валентина Васильевна. Уже третий раз вламывается за каким-то лешим. Проверяет, ест ли она ее кашу, что ли? Может, послать тетку, куда-нибудь, подальше? В литературно-разговорной, так сказать, форме. Поймет философ, или не поймет?
Серьезно раздумывая над такой возможностью, она обернулась. Посмотрела мгновение и опять вернулась к своей книге, так и не сказав ни слова Соболеву, который стоял в дверях столовой, слушая кого-то по телефону.
Что он делает здесь? В час дня? И как это Валентина Васильевна пропустила возвращение хозяина?
Она не знала ответы на эти вопросы. И не собиралась спрашивать. Вспомнила, как наблюдала за ним на вокзале, когда только приехала в Киев. Тогда он, помнится, тоже разговаривал по телефону. И никак с тем не расстанется. Про риск рака мозга, что ли, не слышал никогда?
Улыбнувшись, Карина перевернула страницу.
— Что читаешь?
Вопреки обыкновению, Соболев не сел напротив, а остановился около ее края стола, внимательно осматриваясь. Нахмурился отчего-то.
Карина попыталась вспомнить название книги, не смогла. Пожала плечами и, закрыв мягкий переплет, показала обложку Константину.
— Это что, у меня в доме было? — С искренним недоумением спросил Константин, рассматривая веселенькую желтую картинку с изображенной на ней парочкой, то ли людей, то ли котов, так и не разберешь сходу.
— Нет. — Карина развеселилась. — Это я попросила купить мне что-то легкое, когда твои охранники ездили за продуктами. Они и выбрали. — Успокоила она его, старательно делая вид, что утра, вообще, не было.
— Ладно. — Он кивнул, — а что вот это? — Соболев указал на плошку с кашей.
Карина несколько секунд раздумывала над тем, а стоит ли отвечать? Жаловаться и ябедничать она не хотела и не планировала. А любой ответ может прозвучать именно так. Но потом просто пожала плечами.
— Похоже, твоя экономка верит в пользу каш на обед. — Спокойно заметила она и вернулась к чтению.
— Интересная тарелка. — Заметил на это Соболев вместо ответа. — Столько вещей, которых я в своем доме еще не видел. Она из сервиза?
— Не знаю, — Карина перевернула страницу, не поднимая на него глаз. — Спроси у Евгения, он мне ее одолжил
Константин хмыкнул, взял вилку. Ее, разумеется, кто бы сомневался и, отломив себе кусок рыбы с ее тарелки, медленно прожевал.
— Обед ты, тоже, у охранников взяла? — Константин приподнял бровь.
— У них в меню значилась та же каша. — Поняв, что читать ей не дадут, Карина отложила книгу. — Пришлось приготовить и себе, и им что-то для разнообразия. В благодарность они снабдили меня посудой, потому как Валентина Васильевна не считает возможным доверять дорогую посуду «грязной и недостойной шлюхе». И, тем более, мыть ту, после меня. — Спокойно рассказала она, невозмутимо подняв глаза на Соболева. — Что-нибудь еще?
Константин отломил себе еще рыбы и кивнул.
— Вчера ты тоже готовила обед сама? — Внимательно глядя на ее лицо, спросил он ровным голосом.
— Да.
Мысленно попрощавшись с обедом, и подумав, что с ним, ей никакая диета не нужна, Карина предусмотрительно подвинула к себе чашку с чаем. Отпила. Поставила на стол, но из рук не выпустила. Дудки. Она помнила, какая судьба постигла ее кофе в отеле.
— Почему мне не сказала? — Поинтересовался он, переключившись на ее салат.
Карина фыркнула, и для надежности поднесла чай к лицу, взяв чашку обеими руками.
— Это твой дом, Соболев. И твоя экономка. Следовательно — и проблемы, твои. Мне плевать. Я готовить умею и люблю. И так — точно знаю, что мне в обед не плюнет какая-нибудь философ с завышенной самооценкой.
Дожевав последний кусок рыбы, Константин хмыкнул. Отложил вилку, бросил взгляд на чай, который Карина держала очень крепко. Улыбнулся, и вышел.
Она какое-то время смотрела ему вслед. Потом пожала плечами и вернулась к книге.
Вернулся он через пятнадцать минут. Как раз тогда, когда Карина, уже расслабившись и разнежившись одиночеством, увлеченная переплетением событий в книге, допустила непоправимую ошибку — оставила чашку с недопитым чаем без присмотра. Честно говоря, она уже решила, что он снова уехал.
«А вот и нет», Карина невесело наблюдала за тем, как родная чашка сменила хозяина.
Идти за новой порцией в пристройку к охранникам было лень, а чая Карина еще не напилась, оттого стало совсем грустно. А этот нахал спокойно отставил пустую чашку в сторону и посмотрел на Карину.
— Максиму я уже позвонил, — с улыбкой глядя на ее прищурившиеся глаза, сообщил Соболев. — Он приедет через двадцать минут с директором агентства. Отберешь, посмотришь, выберешь такую экономку, с которой тебе будет комфортно. — Распорядился он.
Карина застыла, а потом приподняла брови.
— А Валентина Васильевна?
— А Валентина Васильевна уже уехала. — Соболев повернулся, собираясь, видимо, уходить. — Сегодня, похоже, нам придется ужинать в ресторане, вряд ли ты до вечера успеешь кого-то найти, да еще, чтоб и Борис проверил. Кстати, напомнишь Максу, чтоб они обязательно прогнали по базе кандидатуру. И лучше, дважды, учитывая ситуацию.
Не совсем уверенная, что поняла его верно, Карина уловила основную мысль — кухня свободна. А значит, за новой чашкой чая не придется далеко идти. Ладно, она его почти простила за свой расхищенный обед.
— Мне не в чем идти в ресторан. — Иронично заметила она, поднявшись. — Надо было вчера предупредить. Так что я, лучше, останусь здесь.
Вопреки ее ожиданиям, Соболев не отошел. А даже развернулся на ее реплику. И они оказались стоящими друг напротив друга на расстоянии меньше шага.
Слишком близко.
Карина замерла, отчего-то, потерявшись. Отступать было нельзя. Ни один мужчина такого не любит. Стоило сказать что-то веселое, возможно, игриво погладить его по щеке или по груди, и обойти. Она уже даже подняла руку, пытаясь как можно натуральней улыбнуться.
Но Соболев ей не позволил.
Он перехватил ее ладонь до того, как Карина коснулась его щеки и, поднеся ту к своим губам, мягко коснулся запястья, где еще остались ссадины и синяки.
Была ли вибрация, прокатившаяся по ее мышцам от этого, дрожью страха — Карина не смогла бы уверенно утверждать. Она так и не сказала то, что должна была. Глаза Константина, удерживающие ее взгляд, просто не позволили ей сыграть свою роль. Он знал, насквозь видел все ее попытки закрыться от него. И от этого она ощущала себя ужасно уязвимой и слабой. Отвратительное чувство. К тому же, переплетающееся с напряженным жаром, которым ее тело всегда отзывалось на его близость.
— Можешь поехать и так. — Тихо сообщил он, осмотрев домашний костюм Карины. И все так же мягко опустил ее руку. — Чем этот наряд хуже халата? Поверь мне, никто, и слова тебе сказать не посмеет. — Соболев усмехнулся. Протянул ладонь и легким, скользящим движением погладил ее по волосам, пропустив пряди сквозь пальцы. — Только, думаю, придется обуться в этот раз. Все же, надо будет идти по морозу.
Подмигнув, он отошел так же неожиданно, как и оказался рядом.
— И, все-таки, поторопись. Я, если честно, не особо люблю ежедневно питаться в ресторане. — Бросил он уже через плечо, направившись к выходу.
Сглотнув, Карина вдохнула впервые за последние две минуты и решила уточнить.
— Ты, серьезно, хочешь, чтобы я выбрала для тебя экономку?
Соболев обернулся и посмотрел на нее с таким выражением, словно удивлялся, что неясно в его распоряжении.
— И что, никакого списка пожеланий? — Иронично переспросила Карина, начав раздражаться.
Ее дезориентировало и напрягало то, что случилось несколько минут назад. Собственная реакция и этот проклятый жар, который проступил на щеках. Ее нервировало то, что пальцы теперь подрагивали. И его спокойствие, веселье, команды — тоже злили!
Все было не так!
Как должно было бы быть, она не совсем знала. Но не так. И все тут! ОН ВЕЛ СЕБЯ НЕПРАВИЛЬНО!
— Почему? — Спокойно переспросил Соболев. — У меня одно пожелание. Точнее, обязательное условие, о котором я уже сообщил — экономка должна устраивать тебя. Что непонятно?
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |