Она понимала, что провоцирует его и пора бы отступить, но почему-то не могла сдержаться.
— А ты у нас знаток таких изданий, — скептически бросил Анатоль.
Она сжалась от холодности его тона.
— Нет, но ведь я о том и говорю. Ты знаток! Потому я и удивилась, что ты совсем не упомянул о книгах.
— Не могу понять, почему ты так упорно ищешь в этом какую-то тайну — как и во всем здесь. Решительно не понимаю.
Леони склонилась к нему.
— Говорю тебе, Анатоль, в Домейн-де-ла-Кад кроется какая-то странность, признаешь ты ее или нет. — Она помолчала. — На самом деле я сомневаюсь, что ты вообще заходил в библиотеку.
— Ну, довольно! — Его тон отчетливо говорил, что Анатоль теряет терпение. — Не знаю, что за черт сегодня тобой владеет!
— Ты винишь меня в том, что мне хочется видеть в этом доме тайну. Может, ты и прав. А вот ты, по некоторым признакам, наоборот, не хочешь замечать ничего таинственного.
Анатоль в изнеможении закатил глаза.
— Послушала бы ты себя, — выдохнул он. — Изольда приняла нас обоих как нельзя лучше. Положение у нее неудобное, и если есть здесь какие-то странности, так это оттого, что она сама здесь чужая, а живет среди старых слуг, которые, возможно, видят в ней захватчицу, а не законную хозяйку дома. Насколько я понял, Ласкомб часто бывал в отъезде, и тогда слуги сами вели хозяйство. А то, что ты говоришь, недостойно тебя.
Сообразив, что зашла слишком далеко, Леони стала оправдываться:
— Я хотела только…
Анатоль промокнул уголки рта и бросил салфетку на стол.
— Я хотел только найти тебе что-нибудь интересное почитать, — сказал он, — чтобы ты не почувствовала себя одинокой в незнакомом доме. Изольда была к тебе так добра, а ты только и делаешь, что выискиваешь во всем недостатки.
Если Леони и хотелось завести ссору, желание сразу испарилось. Она уже не помнила даже, из-за чего они заспорили.
— Извини, если мои слова показались обидными, — начала она, но было уже поздно.
— Что бы я ни говорил, твое ребяческое злорадство останется при тебе, — свирепо буркнул Анатоль, — так что нет смысла продолжать разговор. — Он схватил трость и шляпу. — Идем. Двуколка ждет.
— Анатоль, пожалуйста, — взмолилась она, но брат уже широко шагал через площадь.
Леони ничего не оставалось, как пойти следом, разрываясь между чувствами вины и раскаяния. Никогда она еще так не жалела, что не придержала язык.
Однако на обратном пути раскаяние стало переходить в обиду. Ведь не она виновата. Ну, может, в самом начале, но она не хотела ничего плохого. Анатоль нарочно увидел оскорбление там, где ничего обидного не подразумевалось. И вдруг она поняла: «Он защищал от меня Изольду».
Это просто нечестно, ведь он с ней едва знаком. И хуже того, эта мысль вызвала в Леони мучительную ревность.
Глава 39
Возвращение в Домейн-де-ла-Кад было не из приятных. Леони дулась. Анатоль вовсе не обращал на нее внимания. Как только приехали, он выскочил из повозки и скрылся в доме не оглянувшись, оставив ее в одиночестве проводить скучный и долгий вечер.
Она вихрем пролетела в свою комнату, не желая никого видеть, и бросилась ничком на кровать. Сбросила туфли, с удовлетворением услышала, как они грохнулись об пол, и оставила ноги болтаться за краем, будто плыла на плоту.
Скучно.
Часы на камине пробили два.
Леони выдергивала золотые ниточки из вышитого покрывала, пока возле нее не собралась кучка золота, достойная Румпельштильцхена. Раздраженно бросила взгляд на часы. Две минуты третьего. Время едва ползет.
Она сползла с кровати и прошла к окну, подняла рукой уголок занавески. Лужайку заливал щедрый золотой свет.
Повсюду Леони видела следы разрушений, произведенных жестоким ветром. И в то же время сад казался безмятежно спокойным. Может, стоит прогуляться, разведать местность?
Взгляд ее упал на рабочую шкатулку, и она сквозь лоскутки и мотки нащупала черную книжку.
Ну конечно!
Самая подходящая возможность поискать часовню. Вернуться к утренним планам. Может, она найдет и карты Таро. Леони вынула книгу. На этот раз она не пропускала ни слова.
Через час, одетая в недавно связанную кофту и крепкие башмаки, нахлобучив на голову шляпу, Леони выбралась на террасу. В саду никого не было, но все равно она шла быстрым шагом, желая избежать объяснений. Она чуть ли не бегом миновала куртинку рододендронов и куст можжевельника и замедлила шаг только тогда, когда ее уже нельзя было увидеть из дома. Только выйдя к высокой решетчатой изгороди, она приостановилась и перевела дух. Она уже вспотела. Сняв царапучую шляпу, она позволила прохладному воздуху обдуть непокрытую голову, а перчатки запихнула поглубже в карманы. Ее будоражило чувство, что она сама себе госпожа, совсем одна и никто за ней не следит.
На краю леса она остановилась, впервые вспомнив об осторожности. Тишину можно было пощупать руками, в воздухе пахло палой листвой. Она оглянулась через плечо в ту сторону, откуда пришла, потом всмотрелась в сумрак леса. Дома видно не было.
«А если я не найду обратной дороги?»
Леони взглянула на небо. Если только не задерживаться и если погода не испортится, надо просто идти к дому на запад, в сторону заходящего солнца. Все-таки она не в неведомые земли углубляется.
«И бояться совершенно нечего».
Так, уговорив себя идти дальше и чувствуя себя героиней приключенческого романа с продолжениями, Леони двинулась по заросшей дорожке. Вскоре она оказалась на перекрестке двух тропинок. С левой стороны ощущалась тишина и заброшенность. С листьев лавров стекала влага, Низкорослые дубы и острые иголки приморских сосен склонялись, словно тщась сбросить нежеланный груз времени. Дорожка направо по сравнению с первой выглядела совершенно обыкновенной.
Если где-то есть заброшенная часовня, она, конечно, таится в глубине леса. Далеко от дома?
Леони свернула налево, в тень. Дорожка казалась нехоженой. На ней не оставили следов колеса тачки садовника, и непохоже было, чтобы листья сгребали и чтобы кто-то проходил здесь в последние дни.
Леони заметила, что поднимается вверх. Тропа становилась неровной и менее заметной. Камни, неровности земли и упавшие сучья из густых дебрей по сторонам. Леони стало тесно, будто все сжималось вокруг нее.
С одной стороны от тропы вставал крутой откос, заросший густым подлеском и тисом, свившимся в узлы черных как чугун кружев. В груди у Леони что-то трепетало. Каждая ветвь, каждый корень говорил о заброшенности. Даже звери, как видно, покинули этот злосчастный лес. Ни птичьего пения, ни шороха мыши, лисы или кролика в густых кустах.
Скоро земля справа от тропинки резко ушла вниз. Леони услышала, как покатился в пропасть сбитый ее ногой камень. В ней ожили дурные предчувствия. Не нужно было особенно напрягать воображение, чтобы призвать духов, призраков и видения, о которых говорил садовник и писал в книге мсье Бальярд.
Затем она вышла на открытую площадку в склоне холма, откуда открывалась панорама далеких гор. Через водосток был перекинут маленький каменный мост. Промытое бурными потоками талых весенних вод русло с бурым дном пересекало тропинку под прямым углом. Сейчас в нем было сухо.
Вдали, над кронами деревьев, перед ней, как на картине, раскинулся целый мир. Облака проносились по бескрайнему небу, предвечерний летний туман или знойное марево плавали в ложбинах и распадках между холмами.
Леони глубоко вздохнула. Цивилизация казалась маленькой и далекой, клочок земли между рекой и красными, серыми крышами Ренн-ле-Бен от тоненького силуэта звонницы до высокого здания отеля «Рейн». В коконе лесной тишины Леони воображала шум кафе и баров, звон посуды из кухонь, дребезжание пролеток на главной улице, крики извозчика, приглашающего пассажиров с вокзала на курьерскую повозку. И тут по ветру к ней долетел еле слышный звон колокола.
Уже три часа.
Леони вслушивалась, пока не замерло слабое эхо. Дух приключения растаял вместе с его звуком. Слова садовника снова прозвучали в ушах.
«Присматривайте за своей душой».
Жаль, что она не спросила у него — или еще у кого-нибудь — куда идти. Всегда ей хочется все сделать самой, она терпеть не может просить о помощи. Больше всего она жалела, что не взяла с собой книгу.
«Но я уже слишком далеко зашла, чтобы поворачивать назад».
Леони вздернула подбородок и решительно шагнула вперед, отгоняя подозрение, что направляется совсем не туда, куда надо бы. Сюда ее привела интуиция. Карты нет, дорогу никто не объяснил. Она снова пожалела, что не догадалась хотя бы прихватить с собой карту имения. Правда, в библиотеке ей такая карта не попадалась.
Мелькнула мысль, что никто не знает, куда она ушла. Если она упадет или заблудится, никто не знает, где ее искать. Ей пришло в голову, что надо было оставлять какие-то метки. Обрывки бумаги или белые камешки на тропе, как Гретель и Гензель.
«С какой стати ты заблудишься?»
Леони шла все дальше, глубже в лес. Теперь она очутилась на лесной поляне, в кругу дикого можжевельника, усыпанного поздними ягодами, словно ни одна птица не залетала в этот лес клевать их.
Искаженные, скользящие тени шевелились на краю ее зрения. Под зеленой мантией леса свет стал плотным, отрезая ее от знакомого внушающего уверенность мира и заменяя его чем-то непознаваемым, много более древним. Между деревьями, в зарослях завивались нити тумана, подкрадывались незаметно, без предупреждения. Во влажном воздухе глохли все звуки. Леони чувствовала, как его зябкие пальцы оборачиваются вокруг шеи, кошкой трутся о ноги под юбкой. И вдруг впереди, между деревьями, она заметила очертания, сложенные не из листьев, коры или земли. Маленькая каменная часовня, способная вместить не больше пяти или шести молящихся, с крутой острой крышей и маленьким каменным крестом над аркой входа.
У Леони захватило дух.
«Нашла!»
Часовню окружало войско кряжистых узловатых тисов, корни их, скрюченные и уродливые, как старческие пальцы, переплетали тропу. В мягкой земле не было следов. Все кругом заросло сорняками.
Полная гордости и предвкушения открытий, Леони шагнула вперед. Листья зашуршали, сучья треснули под ногой. Еще шаг. Все ближе, и вот она остановилась перед дверью. Пригнув голову, девушка заглянула внутрь. Над деревянной аркой, симметричной, изящно заостренной к верху, старинными черными буквами написаны две строки:
ЇCI LO TERM S'EN
RES L'ETERNITAT.
Леони дважды перечитала их вслух, перекатывая на языке незнакомые звуки. Достала из кармана всепогодный карандаш и переписала слова на клочок бумаги.
За спиной послышался звук. Шорох? Дикий зверек? Рысь? Затем новый звук, словно веревку протянули по палубе корабля. Змея? Куда подевалась ее уверенность? Темный взгляд леса, казалось, так и давит на нее. Слова из книги вспоминались с пугающей ясностью. Предвестия, видения, место, где раздвигается занавес между мирами.
Леони вдруг расхотелось входить в часовню. Но еще хуже было остаться снаружи, на открытом месте, без всякой защиты. Чувствуя тяжелые удары пульса в висках, она потянулась к тяжелому железному кольцу на двери и нажала.
Сперва ничего не изменилось. Она нажала сильнее. Теперь послышался скрежет металла и резкий щелчок защелки. Она прижалась узким плечом к косяку и навалилась всем весом.
Дверь дрогнула и медленно отворилась.
Глава 40
Леони шагнула в часовню. Ледяной ветер вырвался ей навстречу, принес явственные запахи пыли, и древности, и памяти о сожженных вечность назад благовониях. Было в нем и что-то еще. Она наморщила нос. Застойный запах рыбы, моря, просоленных досок разбитых рыбачьих челнов.
Она сжала кулаки на вытянутых руках, чтобы остановить дрожь.
То самое место.
Сразу за дверью справа располагалась исповедальня, футов шести в высоту, восьми в длину и не больше двух шириной. Каморка была выстроена из темного дерева совсем просто, ничуть не напоминала резные изукрашенные исповедальни соборов и церквей Парижа. Решетка стояла закрытой. Пурпурный лоскут занавеса висел перед одним сиденьем. Перед вторым занавес был сорван.
Налево от главного входа стояла кропильница для святой воды — benitier. Леони отпрянула. Чаша из красного и белого мрамора держалась на спине демонической ухмыляющейся фигуры. Багровая шкура, когтистые лапы, злобные голубые глаза.
«Я тебя знаю…»
Статуя была копией дьявола с фронтисписа «Таро».
Вопреки бремени на его спине, дьявол оставался неукрощенным. Опасливо, словно он мог ожить, Леони придвинулась ближе. Под статуей пожелтевшая от времени белая табличка подтверждала:
— «Асмодей, строитель храма Соломона, демон гнева», — вслух прочла она. Привстав на носки захолодевших ног, Леони заглянула в чашу. В ней было пусто, но на мраморном дне вырезаны буквы. Она проследила их пальцем:
— Par ce signe tu le vaincras, — пробормотала она тихо. — Сим знаком ты его победишь.
Девушка нахмурила брови.
Кого это — «его»? Самого дьявола Асмодея? Следом пришла другая мысль: что было первым: гравюра или кропильница? Где копия, где оригинал?
Она знала только, что книга датирована 1870 годом. Она нагнулась, ее шерстяная юбка оставила полосы сметенной пыли на плитах пола. Леони осмотрела основание статуи, ища даты или других знаков. Ничто не указывало, где и когда она сделана.
Но точно не визиготами.
Сделав мысленную заметку еще заняться этим вопросом — может, Изольда что-то знает? — Леони обернулась лицом к нефу. На южной стороне часовни стояли в три ряда простые скамьи для молящихся, похожие на скамьи в классе начальной школы, но на каждой могло уместиться не больше двоих. Ни украшений, ни резьбы на концах скамей, ни подушечек для коленопреклонений, только узкие подставки для ног вдоль каждой скамьи.
Стены были выбелены, и штукатурка отслаивалась. Простые арочные окна, без витражей, впускали свет, зато и не задерживали внутри тепло. Распятие было маленьким, картина в раме из деревянных крестов, собственно, скорее даже не картина, а медальон, и, на простодушный взгляд Леони, без всяких художественных достоинств.
Она пошла вдоль нефа, медленно, как невеста, не желающая венчаться, и с каждым шагом от двери ей становилось неспокойнее. Раз она резко обернулось — почудилось, что сзади кто-то идет.
Опять никого.
Слева вдоль стены нефа стояли лепные статуи святых, в половину человеческого роста, похожие на недобрых детей. Их глаза как будто следили за проходящей мимо девушкой. Время от времени она останавливалась, чтобы прочесть имена, выведенные чернилами на деревянных подножиях: святой Антоний, египетский отшельник; святая Жермена с фартуком, полным пиренейских горных цветов; хромой святой Рох со своим посохом. Святые местного значения, решила она.
Последняя статуя, ближе всех к алтарю, изображала маленькую хрупкую женщину в красном платье по колено длиной, с прямыми черными волосами, падающими на плечи. Обеими руками она держала меч, не угрожая и не отражая нападение, а будто бы сама была защитницей.
Леони наморщила лоб. «Дева Мечей». Может, имелась в виду святая Жанна д'Арк?
Опять какой-то шум. Она подняла глаза к верхнему окну. Просто ветка сладкого каштана, как гвоздем, царапает оконное стекло. Просто унылый крик какой-то птицы.
В конце нефа Леони остановилась и, присев на корточки, осмотрела пол, ища следы черного квадрата, описанного автором, и четырех букв-нот — CADE — выведенных на полу, по ее разумению, дядей. Она не нашла ничего, ни малейшего следа, зато обнаружила надпись на каменной плите пола.
«Fujhi, poudes; Escapa, non», — прочитала она и скопировала и эту надпись.
Выпрямившись, Леони шагнула вперед, к алтарю. Он точно, как ей помнилось, совпадал с описанием в «Таро»: голый стол без всяких религиозных предметов — ни свечей, ни серебряных крестов, ни молитвенника и книги антифонов. Алтарь стоял в восьмиугольной апсиде, высокий потолок небесной синевы, как на великолепном потолочном плафоне в Пале Гарнье. Каждая из восьми панелей была украшена повторяющимся, как на обоях, узором частых розовых полос, переплетенных белыми и красными цветами и образующих орнамент синих дисков или монет. В углу каждой панели имелась лепная вставка — вызолоченный жезл или посох, а в центре — по одной нарисованной фигуре. Леони ахнула, узнав восемь фигур с карт Таро, словно каждая перешла на стену со своей карты. Под каждой была надпись: Дурак, Маг, Жрица, Любовники, Сила, Справедливость, Дьявол, Башня. Черные старинные чернила на желтых карточках.
Написано той же рукой, что книга…
Леони кивнула. Какие еще нужны доказательства, что повествование дяди основано на истинных событиях? Она подошла ближе. Вопрос — почему только эти восемь из семидесяти восьми карт описаны в книге дяди? С дрожью волнения в груди она принялась переписывать названия, но на клочке бумаги, завалявшемся у нее в кармане, не хватило места. Она обвела глазами часовню в надежде найти что-нибудь пригодное для записей.
Под каменной ножкой алтаря она заметила торчащий уголок листа. Леони потянула. Это оказался листок с нотами для фортепиано на тяжелом желтом пергаменте. Высокий и низкий регистр, обычный размер, без диезов и бемолей. Воспоминание о подзаголовке на первой странице дядиной рукописи подтверждалось и этим свидетельством: он записал мелодию.
Она разгладила ноты и попыталась пропеть с листа первые такты, но не могла ухватить мелодию, хотя и совсем простую. Нот было не так уж много, и с первого взгляда ей припомнились упражнения для четырех пальцев, которыми ее мучили на уроках музыки.
Потом ее губы медленно раздвинулись в улыбке. Теперь она узнала порядок C-A-D-E. Те же ноты повторялись снова и снова. Красиво. Как писано в книге — музыка призывает духов. И новая мысль ворвалась прямо по пятам предыдущей.
«Если в часовне остались ноты, куда девались карты?»
Леони помедлила, потом приписала на листке сверху дату и слово «Святилище» — как свидетельство, где и когда были найдены ноты, потом опустила листок в карман и начала медленный тщательный обыск каменной часовни. Она протискивала пальцы в пыльные уголки и трещины, разыскивая тайник, но все было напрасно. И не было здесь ни мебели, ни украшений, за которыми можно было бы скрыть колоду карт.
«Но если не здесь, то где же?»
Она обошла алтарь кругом. Теперь, когда глаза привыкли к сумрачному свету, ей показалось, что она различает очертания маленькой дверки, скрытой восемью панелями апсиды. Она протянула руку, нащупывая неровности, и наткнулась на небольшую впадинку, возможно, след существовавшего когда-то и замурованного отверстия. Она сильно надавила обеими руками, но ничего не добилась. Заделано было надежно. Если когда-то здесь и была дверь, ее больше нет.
Леони отступила на шаг, встала, подбоченившись. Обидно было признавать, что карт в часовне нет, но она обыскала все возможные тайники. Единственное, что приходило в голову, — вернуться, заново перечитать книгу и поискать ответа в ней. Теперь, своими глазами повидав место, она, конечно, лучше поймет намеки в рукописи.
«Если они там есть».
Леони снова глянула в окно. Свет угасал. Лучи, пробивавшиеся между ветвей, ускользали, оставляя темное стекло. Теперь сильнее прежнего она ощутила обращенные на нее зрячие глаза статуй. И едва она ощутила их присутствие, атмосфера в часовне дрогнула, переменилась.
Снова шелохнулся воздух. Она различила музыку, звучащую в голове, исходящую откуда-то изнутри. Слышную, но не слышимую. Потом нечто позади нее придвинулось, окружило, тесня без прикосновения, и в бестелесном давлении этих сущностей звучала безмолвная какофония шепота, вздохов и плача.
Сердце ее билось все быстрее.
«Просто воображение, ничего больше…»
Она услышала иной звук. Попробовала пренебречь им, как пренебрегала другими, шедшими изнутри. Но звук повторился. Скрежет, фырканье. Ноготь или коготь скреб по плитам за алтарем.
Леони почувствовала, что вторглась в чужие владения. Она потревожила тишину часовни и тех слушавших, надзиравших, кто обитал в этих пыльных каменных переходах. Ее сюда не звали. Она разглядывала рисованные образы на стенах и заглядывала в глаза несущих бдение святых. Обернувшись, она попала под свирепый взгляд голубых глаз Асмодея. Описание демона из книги вернулось к ней силой каждого слова. Она помнила ужас дяди, когда черные крылья создания облекли его. И стали терзать.
«Следы на моих ладонях, как стигматы, не заживают».
Леони опустила глаза и увидела или ей почудилось, что она видит красные метки, расползающиеся по холодным ладоням. Шрамы в форме лежащей на боку восьмерки на бледной коже рук.
Храбрость покинула ее.
Она подхватила юбки и бросилась к двери. Злобный взгляд Асмодея словно насмехался над ней, его глаза следовали за ней по короткому проходу четырех нефов. С перепуга она всем телом ударилась в дверь, тем плотнее закрыв ее. В паническом усилии вспомнила, что дверь открывалась внутрь. Ухватилась за ручку и потянула.
Теперь она уже не сомневалась, что слышит за собой шаги. Когти, лапы, скребущие по камню, настигающие ее. Дьявола этого места выпустили на волю, чтобы защитить святость часовни. Она всхлипнула от ужаса и метнулась в темнеющий лес.
Дверь тяжело захлопнулась за ней, звякнув старинными петлями. Леони уже не боялась ничего, что могли скрывать сумерки под деревьями. Лишь бы не сверхъестественный ужас часовни-гробницы.
Придерживая подол, она бежала, зная, что глаза демона смотрят ей вслед. В самый последний момент она поняла, что духи и привидения охраняют свои владения от пришельцев. Она бежала во всю прыть, обронив шляпу, спотыкаясь и чуть не падая, назад по той же тропе, по мостику через сухое русло, сквозь окутанный сумерками лес к безопасности садовых лужаек.
«Fujhi, poudes; Escapa, non».
На мгновение ей показалось, что она понимает значение этих слов.
Глава 41
Леони вернулась домой продрогшая до костей и нашла Анатоля, меряющего шагами холл. Ее отсутствие не только заметили — оно вызвало большую тревогу. Изольда обняла ее и тут же отстранилась, словно устыдившись такого проявления чувств. Анатоль сперва обнял сестру, потом хорошенько встряхнул. Он разрывался между желанием хорошенько ее разбранить и облегчением, что она снова дома. О ссоре, которая и погнала ее на прогулку, не было сказано ни слова.
— Где ты была? — кричал он. — О чем ты только думаешь?!
— Гуляла в саду.
— Гуляла! Уже почти темно!
— Я не уследила за временем.
Анатоль выпаливал в нее вопрос за вопросом. Видела она кого-нибудь? Не выходила ли за пределы имения? Не видела ли или не слышала чего-то необычного? Под таким настойчивым градом вопросов страх, пережитый в часовне, понемногу отпустил ее. Леони оправилась и начала защищаться. Чем больше шуму он поднимал из-за случившегося, тем больше ей хотелось изобразить все сущим пустяком.
— Я не ребенок, — огрызнулась она, выведенная из терпения его тоном. — Я вполне способна о себе позаботиться.
— Нет, не способна, — заорал брат. — Тебе всего семнадцать.
Леони тряхнула медными кудряшками.
— Тебя послушать, ты боишься, как бы меня не похитили!
— Не болтай глупости, — рявкнул он, но Леони перехватила взгляд, которым брат обменялся с Изольдой.
Она прищурила глаза.
— А что? — медленно проговорила она. — Что такое стряслось, что вас так напугало? О чем вы мне не рассказали?
Анатоль открыл рот и снова закрыл его, предоставив вмешаться Изольде.
— Мне очень жаль, если наша забота кажется тебе излишней. Конечно, ты вполне свободна ходить, куда тебе вздумается. Просто есть известия, что в долину в сумерках заходят дикие звери. Недалеко от Ренн-ле-Бен видели горных рысей, а может быть, и волков.
Леони готова была оспорить это объяснение, но ей сразу вспомнился скрежет когтей по камням за спиной.
Она содрогнулась. Она не могла бы с уверенностью сказать, что именно превратило увлекательное приключение в нечто совершенно иное, да еще так внезапно. Только когда она бросилась бежать, то не сомневалась: ей грозит опасность. Какая именно, она не знала.
— Посмотри на себя, ты совсем больна! — бушевал Анатоль.
— Анатоль, хватит, — тихо вступилась Изольда, легонько тронув его за плечо.
К изумлению Леони, брат умолк. Возмущенно хмыкнув, он отвернулся, засунув руки в карманы.
— Кроме того, предупреждали, что с гор идет новая гроза, — продолжала Изольда. — Мы боялись, что ты попадешь под дождь.
Ее слова прервал оглушительный раскат грома. Все трое взглянули в окно. Тяжелые зловещие тучи скатывались с вершин гор. Белый туман, как дым костров, висел между далекими холмами. От нового раската, раздавшегося ближе, задребезжали стекла в рамах.
— Идем, — позвала Изольда, взяв Леони за плечо. — Я велю служанке приготовить тебе горячую ванну, потом мы поужинаем и посидим у огня в гостиной. И, может быть, поиграем в карты? В безик или в двадцать одно, как захочешь.
Леони вспомнила. Взглянула на свои ладони, побелевшие от холода. Ничего на них не было. Никаких красных отметин, выжженных на коже.
Она послушно позволила проводить себя в свою комнату.
Довольно скоро прозвонили к ужину. Леони оторвалась от зеркала, в котором разглядывала свое отражение.
Она присела на табуреточку перед туалетным столиком и немигающим взглядом уставилась в стекло. Ее ясные глаза сейчас блестели лихорадочным блеском. Она ясно видела следы страха, запечатленные на лице, и опасалась, не заметят ли их Анатоль с Изольдой.
Леони заколебалась, не желая расшатывать и без того натянутые нервы, но все же открыла шкатулку и достала «Таро». Осторожно переворачивая страницы, нашла место, которое искала.
«…Пронесся порыв воздуха, и возникло чувство, что я не один. Теперь я не сомневался, что часовня полна созданий. Духов, хотя я не могу назвать их человеческими. Все естественные законы исчезли. Я был окружен ими. Я сам и другие мои „я“, прошлые и будущие, присутствовали здесь на равных. Они касались моих плеч и шеи, поглаживали лоб, теснили, не прикасаясь, но подступая все ближе и ближе. Мне чудилось, что они носятся и витают в воздухе, и я постоянно ощущал их полет, а между тем они, по всей видимости, обладали весом и массой. Особенно в воздухе над моей головой непрестанно ощущалось движение, сопровождаемое какофонией шепотков, вздохов и плача».
Леони закрыла книгу.
Так точно совпадает с тем, что испытала она. Вопрос в том, не повлияли ли на ее впечатления слова, глубоко врезавшиеся в память? Или она независимо от воспоминаний дяди пережила то же самое? Мелькнула и еще одна мысль:
«Возможно ли, чтобы Изольда ничего не знала?»
Леони не сомневалась: и ее мать, и Изольда пережили здесь нечто пугающее. Каждая по-своему, они избегали определенной атмосферы, намекали на ощущение беспокойства, хотя ни одна не высказалась откровенно. Леони сплела пальцы, глубоко задумавшись. Ведь и она тоже испытала что-то такое в первый вечер, как они с Анатолем приехали в этот дом.
По-прежнему перебирая в голове вопросы, она вернула книжку в тайник, заложив за обложку листок с нотами, и поспешила вниз, ужинать. Теперь, когда страхи улеглись, ее переполняло любопытство и желание выведать побольше. Ей хотелось задать Изольде множество вопросов, и не в последнюю очередь — знала ли она до брака, чем занимался ее будущий супруг. Может, стоило бы даже написать маман и спросить, не было ли в ее детстве случаев, которые внушили ей страх и тревогу? Потому что Леони, сама не зная причины, была уверена — все это место пронизано ужасом: и леса, и озеро, и древние деревья.
Но уже закрывая за собой дверь спальни, Леони сообразила, что не рискнет упоминать о своей вылазке, из страха, что ей запретят приближаться к часовне. Хотя бы на время ее открытие следовало хранить в тайне.
Ночь медленно опустилась на Домейн-де-ла-Кад, принеся с собой предчувствия, словно наблюдая и выжидая.
Ужин прошел в достаточно приятной атмосфере, хотя его порой прерывали раскаты далекого грома.
Приключение Леони больше не упоминалось. Вместо этого поговорили о Ренн-ле-Бен и окрестных городках, о подготовке к званому ужину в субботу, о гостях, о том, сколько предстоит дел и как приятно будет ими заняться.
Обычный, уютный, домашний разговор.
Поев, они перешли в гостиную, и настроение переменилось. Темнота за стенами казалась почти живой. Когда разразилась гроза, стало даже легче. Само небо ворчало и содрогалось. Ослепительные раздвоенные молнии серебряными копьями разрывали черные тучи. Гром бился о скалы, ревел, раскатывался эхом среди долин и лесов.
Потом ветер, затихнув на миг, словно собираясь с силами, внезапно всей мощью обрушился на дом, принеся с собой первые капли дождя, копившегося весь вечер. В окно ударили градины, а потом дом накрыло потоком воды, скатывавшейся с крыши и бившей в стены, как волны прибоя.
Время от времени Леони мерещилось, что она слышит музыку. Ноты, спрятанные в ее шкатулке, словно выбрались из нее и вплелись в шум ветра. Она вздрогнула, вспомнив предупреждение старого садовника.
Анатоль с Изольдой старались не обращать внимания на бурю за стенами. Добрый огонь потрескивал за каминной решеткой. Все лампы горели, и слуги принесли еще свечей. Все было так уютно, и все же Леони чудилось, что стены прогибаются, качаются, подаются под напором грозы.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |