Я расстегнул её брюки и просунул в них руку. Её трусики были теплыми и дразнили меня тем, что под ними скрывалось. Я проследил за их линией и проникнул одним пальцем под них, достигая своей цели. Она издала довольное мычание, когда мой палец достиг конечного направления, проскользнув внутрь неё.
Медленно я начал двигать им, но знал, что моего пальца будет недостаточно, чтобы она достигла оргазма. Никогда не хватало. Моему Воробью нужно было большее. Кроме того, еще было слишком рано.
Я хотел насытиться этим идеальным моментом, но, по-видимому, кто-то другой хотел поспешить. Она вытащила мою руку из своих штанов, чтобы снова встать, и взглянула на меня: - Ты никогда не играл честно, - пробормотала она. - Снимай свои чертовы штаны.
- Да, мэм.
Мне нравилось, что она начинала использовать ругательства, прерывая меня. "Черт” очень быстро стало её ругательным словечком, и это было охренеть как жарко.
Когда мы избавились от своих штанов, которые теперь валялись в пыли, она вернулась ко мне. Я все еще сидел на скамейке в ожидании. Затем, взглянув на обнаженную красоту передо мной, я не мог поверить в то, что она действительно моя. Она была абсолютно идеальна, и в ней не было ничего, что бы мне хотелось изменить – даже огромный шрам на её ноге, выглядящей как длинная розовая нить. Когда-то я думал, что он уродливый, но теперь я находил его красивым. Этот шрам был частью Беллы, поэтому как я могу не считать его красивым? Он также был и частью меня, потому что был моим знаком. Я оставил его там.
Она положила руки мне на плечи и нежно оттолкнула меня. Я лег, отдавая ей контроль. Она застенчиво улыбнулась, оседлав меня на скамейке, и я сглотнул, когда она раздвинула свои ноги. Она была достаточно близко, чтобы коснуться её, и я был рад отсутствию трусиков. Она закрыла глаза, её дыхание стало тяжелым, пока я творил магию.
Один палец внутри нее заменили два, пока мой большой палец работал над местечком, о котором большинство парней даже не имеют понятия. Им нужен гребаный GPS, чтобы найти эту точку, и даже тогда они облажаются, потому что не смогут ничего с ней сделать. Но я то знал, потому что знал тело моего Воробья почти так же, как свое.
Она медленно начала двигать бедрами навстречу моим движениям, и её губы раскрылись, когда она сделала судорожный вздох. Не было ничего более эротичного, чем видеть удовлетворение своей девушки, пока это удовлетворение доставляешь ей ты. Мне нравилось осознавать, что я был единственным мужчиной, который когда-либо заставлял её чувствовать себя так, и сегодняшней день убедил меня в том, что так будет всегда. Я первый, последний, единственный. Эта мысль чуть не заставила меня кончить. Было что-то, черт возьми, первобытное в том, чтобы быть помолвленным. Я – Тарзан, она – Джейн, или что-то в этом роде.
Она посмотрела на меня сквозь прикрытые веки, когда маленькая улыбка заиграла на её губах. Она ничего не сказала, хотя ей и не нужно было. Все невысказанные слова плескались в её глазах.
Она снова взяла ситуацию под контроль, отстранившись от моей руки, и я чуть не захныкал от потери контакта. Мне нравилось, когда мои пальцы были внутри нее, и ей это было известно. Она привыкла дразнить меня по поводу того, что у меня членоподобные руки, поскольку иногда я проводил больше времени, удовлетворяя её пальцами, нежели чем в действительности трахал её.
Она схватила мой член и покачала головой, явно забавляясь ситуацией, когда я закатил глаза и застонал – громко. Никогда не перестану удивляться тому, что её прикосновения делают со мной.
С закрытыми глазами, я просто позволил своему телу… чувствовать. Чувствовать её руки на мне, чувствовать её движения и сжатия и…. Святой Боже, это что, был язык? Я взглянул на неё одним глазом, и, черт возьми, она действительно облизывала головку, прежде чем вобрать его в рот.
Я зажмурился и положил руку на лицо. Я пытался оставаться неподвижным, хотя мои инстинкты велели мне двигать бедрами. Но я не собирался трахать её рот. Не так, и, определенно, не сегодня.
Мучительно медленно, как будто бы ей в действительности хотелось убить меня, она начала удовлетворять меня ртом. Она никогда не брала меня глубоко, но я и не настаивал, потому что она превышала все ожидания одним своим язычком. Клянусь, её язык и её губы были подарком от Бога или от Сатаны. Я испытывал удовольствие и боль в одном флаконе – удовольствие, поскольку это было чертовски изумительно, а боль, потому что это было так хорошо, что я едва мог терпеть.
Она мягко сосала головку, и мне пришлось остановить её, иначе бы я снова превратился в повернутого подростка и кончил бы слишком преждевременно для двадцатипятилетнего мужчины.
Она вытерла уголок рта большим пальцем, когда отстранялась, и погладила меня еще несколько раз, прежде чем наконец то соединить нас. Я был шнуром, а она розеткой. Настало время провести электричество сквозь наши жилы.
Стон все еще болезненного удовольствия вырвался из неё, когда я оказался в ней. Полагаю, что я не единственный, кто был на грани сегодня. Удовольствие или боль – а есть ли вообще какая-то разница?
Она полностью села на меня, и я схватил её за бедра, чтобы удержать. Я пока не хотел, чтобы она двигалась, потому что не хотел взорваться.
- Ебать, Воробей, - сказал я сквозь зубы. Она сжала свои внутренние мышцы, зажимая мой член, и захихикала от выражения ужаса на моем лице. - Ты хочешь, чтобы я взорвался, как проклятый писающий в свою постель мальчик препереходного возраста?
Она пожала плечами. - Не знала, что у меня есть выбор, - ответила она, ухмыляясь.
Я держал её бедра, сидя на скамейке, и немного подвинулся, чтобы выпрямить спину. Она положила руки мне на плечи и играла с волосами на моем затылке. Наши оголенные тела были соединены; я, в прямом смысле слова, был внутри нее, когда она обвилась вокруг меня. Но наши тела не играли никакой гребаной роли, в сравнение с той связью, которая возникала между нами от простого взгляда.
- Ебать, я люблю тебя, - выпалил я, не в состоянии остановить поток слов.
- Ммм…. Я догадалась об этом, когда ты встал на одно колено посреди дороги, - поддразнила она.
Я приподнял руку, чтобы погладить её щеку. - С этим было все в порядке? Я имею в виду, что я запланировал речь и прочее, но тогда я просто… я хотел сделать предложение особенным, но слова просто вырвались и я…
Она успокоила меня, прикоснувшись губами к моим, и когда она отстранилась, то я увидел слезы в её глазах. - Все было идеально, Эдвард. Было бы не так, если бы ты что-то сделал по-другому. Идеально, - она снова поцеловала меня. - Абсолютно идеально.
- Я собираюсь состариться с тобой, - прошептал я.
Она покачала головой. - Мы будем вечно молодыми.
Я наклонился к поцелую, сжимая в это время её бедра, и никто из нас теперь не отстранялся. Она схватила мои волосы, когда мы начали двигаться вместе, и я помогал ей двигаться в темпе, который, как я знал, нам обоим нравился. Наши губы не разъединялись столько, сколько мы вообще могли выдержать, но, в конечном итоге, она отстранилась. Она издавала самые красивые звуки, двигаясь вверх и вниз, откидывая голову назад и закрывая глаза. Я наклонился, чтобы покусать её шею, и она наградила меня, потянув за волосы; покалывание в моей голове были довольно-таки удовлетворительными.
Какое-то время единственными звуками были наши частые вздохи и скрип фортепианной скамейки, протестующей против наших движений. В конце концов, Белла начала двигаться быстрее, и я толкал её к себе сильнее. Её дыхание убыстрялось, становилось чаще, и я знал, что это могло означать только одно. Я проскользнул одной из своих рук между нами, пытаясь отыскать особенное местечко, чтобы потереть об него свой большой палец. Её тело ответило на мои прикосновения, позволяя спазмам её стеночек охватить меня, но должно было пройти еще какое-то время, прежде чем она официально перейдет через край.
Я передвинул большой палец туда, где я знал, ей понравится, и хотя мне было бесполезно пытаться обхватить её соски, я мог наслаждаться видом её подпрыгивающей вверх и вниз груди передо мной. Было чудом то, что я еще не кончил, но когда её стеночки снова начали сжиматься вокруг меня, я понял, что близок. Мне хотелось, чтобы она кончила первая, но, учитывая обстановку я, кажется, проигрывал или выигрывал, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Её движения стали почти безумными, и я пытался сопоставить движения своих пальцев с её ритмом.
Еще один гребаный спазм, и я, блядь, кончил. Мой член дернулся внутри нее, давая мне освобождение, к которому я не был готов, но которым я наслаждался. Я застонал и склонил голову к её груди, пока её движения автоматически замедлялись. Мой член еще не размяк, так что она могла получить еще немножко удовольствия, хотя мне в это время всегда было немного неудобно. К моему члену не надо прикасаться после того, как я кончаю – но для Воробья я всегда делаю исключение. В конце концов, она была важнее.
Когда она окончательно остановилась, я сделал глубокий очищающий вздох, чтобы поднабрать немного сил. Когда я снова почувствовал, что смогу двигаться, я обернул её ноги вокруг моей талии, убеждаясь, что она скрестила их сзади, прежде чем встать. Я крепко держал её, чтобы она не упала, придерживая одной рукой её спину, пока вторая рука придвигала скамейку ближе к инструменту. Я посадил её на фортепиано, прежде чем присесть на скамейку. Райское местечко было прямо перед моим лицом, и теперь настало время сделать кое-что правильное с моим Воробьем.
Я посмотрел на неё и увидел, что её лицо пылало, пока она кусала свою губу. Я не знал, была ли она смущена или просто лишена дыхания. Я лишь знал, что скоро она станет глубоко удовлетворенной женщиной.
Я прижался губами к её внутреннему бедру, и она откинулась на руки, что было хорошо, поскольку она не сможет долго сидеть. Не то чтобы я говорил за неё.
Прокладывая дорожку из поцелуев по её бедру, я наконец-то достиг своей цели. Я знал, что со своей рукой и языком у меня нет шансов на поражение. Я совершенствовал эту практику годами, и точно знал, что нужно делать, чтобы отослать её в посткоитальную кому.
Мне не потребовалось много времени, чтобы подвести её к тому состоянию, в котором она была, и я должен был убедиться, что тщательно проделывал свою работу. Я лизал, целовал, сосал, потирал, массажировал, двигался, и так все сначала. Я, вероятно, мог бы делать это вечно, но когда её стеночки проделали то, что должны были, и когда её сказочные стоны предупредили меня о предстоящем оргазме, я знал, что мое время ограничено. Исходя из опыта, я был осведомлен о том, что она не хотела продолжения после того, как была тщательно оттрахана или после моей работы пальцами, если уж на то пошло. Полагаю, что я был не единственным, кому иногда становилось некомфортно от слишком чувствительных ощущений прикосновения к некоторым частям тела.
Обычно, когда Белла кончает, она не стонет и ничего не говорит. Обычно это просто звуки, но в этот раз она меня удивила. Возможно, её слова были слишком заглушенными, чтобы быть уверенным, но я был убежден, что услышал, как она сказал: "свободна ". Я откинулся назад и расположил свои руки у неё на бедрах, будучи в курсе, что это безопасная территория. Я потирал успокаивающие круги пальцами на её коже и усмехнулся, когда она посмотрела на меня сквозь тяжелые веки. Черт возьми, я хорош. Я же просто гребаный Бог.
- Думаю, что мы наконец-то получили ответ на тайну мироздания, - сказала она сонным, но счастливым голосом. Я изумленно приподнял бровь на её странный комментарий. - Я знаю ответ на вопрос про то, что же появилось раньше, курица или яйцо.
Я засмеялся: - Это не имеет никакого смысла, но, так уж и быть, продолжай… что же появилось первым?
- Курица.
- С чего ты это взяла?
- Потому что ты кончил первым. (пп: came(кончать)-came(появляться))
- Я думал, что птица – это ты?
Она покачала головой. - Я яйцо, потому что ты заботишься обо мне и удостоверяешься в том, что меня не раздавило под тяжестью мира. Ты всегда защищаешь меня. А яйцо не может защитить себя.
- Технически, курица находится в яйце, - указал я.
Её рот скривился в ленивой ухмылке. - Я солидарна с твоей точкой зрения.
Я посмотрел на неё в замешательстве, прежде чем понять, что же она имела в виду, и громко засмеялся: - Полагаю, что в таком случае я действительно курица – курица, которая получает удовольствие, будучи внутри яйца.
Белла продрогла, и я встал, чтобы подобрать нашу одежду. Мне пришлось встряхнуть её, чтобы сбросить пыль. Мы оделись в тишине, и когда я застегнул джинсы, то заметил тюбик с карамельным соусом. Я взял его в руки, показывая ей, что мы вероятно забыли о нем.
- Готова к десерту? - спросил я, шевеля бровями.
Она кивнула: - Только с дополнением в виде горячего душа.
- Я думаю, что смогу устроить это, - сказал я, указывая на окно. - После тебя.
Мы только собирались выбраться наружу, когда услышали звук сирены. Мы посмотрели в окно и увидели не меньше трех полицейских машин, которые направлялись к школе. Мы переглянулись, широко улыбаясь. - Полагаю, нас арестуют, - сказал я.
Белла покачала головой. - Сначала им нужно поймать нас.
Она быстро вылезла из окна и спустилась вниз по пожарной лестнице. Вскоре я последовал за ней, и когда мы оба оказались в безопасности на земле, она взяла меня за руку, и мы побежали к лесу настолько быстро, как только могли.
Выпивка и тюбик с карамельным соусом – единственный след, который остался от нас.
Эдвард Каллен POV
Я старался не смеяться, наблюдая, как она крутится перед зеркалом, но будь я проклят, если это было не смешно.
— Ты похожа на кекс, – не в силах сдержаться, ляпнул я.
Она посмотрела на меня через зеркало и повернулась боком.
— Да, конечно, и только я виновата в том, что одежда в этих магазинах продаётся исключительно в розовых и постельных тонах с огромным количеством оборок и кружев. Ух, ненавижу это, – она потянула за свою блузку и от отвращения скривила нос. Я улыбнулся ей.
— Но ты всё равно красивая, – пытаясь успокоить её, сказал я. Но заработал только убийственный взгляд.
— Помолчи, – пробормотала она. – Я выгляжу как олицетворение диабета.
Я встал со своего стула и, подойдя к ней, обнял сзади. Глядя на своё отражение в зеркале, я расширил глаза, и она в замешательстве посмотрела на меня.
— Что? – спросила она.
— Я... не могу... дотянуться, – сказал я, притворяясь, словно не могу соединить свои руки.
Она поначалу смутилась, а затем впилась в меня взглядом. Я ухмыльнулся.
— Ты такой придурок! – отрезала она.
— О, да ладно тебе, детка, – пробормотал я, целуя её шею, и положил руки на её огромный живот. Она попыталась скинуть с себя мои руки, но я не отступал и удерживал их на месте. В конце концов, она сдалась и прильнула ко мне.
— Я ненавижу это, – пробормотала она, выглядя расстроенной.
— Нет, это не правда, – запротестовал я.
— Да, ненавижу. Я не могу больше носить свою одежду. Мне приходится надевать твои дурацкие рубашки, а сегодня утром я даже пыталась натянуть на себя твои джинсы, потому что это всё, что застёгивается на мне.
Я усмехнулся и поцеловал её в висок.
— Детка, вот почему мы здесь. Кроме того, мне нравится видеть тебя в моей одежде... нет ничего сексуальнее.
Я погладил её живот, наслаждаясь его твёрдостью и округлостью. Я не мог поверить, что мы создали жизнь, и что теперь она живёт там. Не могу сказать, что беременность была запланирована, но это не значит, что она оказалась нежеланна. С тех пор как мы узнали об этом, Белла была чертовски раздражена, и я не мог винить её. Она боялась, что повредит младенцу – да, более чем одним способом... и что станет ужасной матерью. Она была уверена, что когда ребёнок вырастет, отвергнет её. Поначалу я пытался убедить Беллу, что она просто смешна, и что никто не будет любить и заботиться о ребёнке лучше, чем она, но она не хотела меня слушать. В конце концов, я прекратил свои попытки. Это было то, с чем со временем ей предстояло справиться самой, и я не мог сделать это за неё.
Она положила руки на мои и убрала их с себя. Я вздохнул и отступил назад, позволив ей отстраниться.
— Может, мы не будем покупать тебе сегодня никакие блузки, а присмотрим лишь ещё одни брюки? Я имею в виду, разве носить мои рубашки так плохо? – с беспокойством спросил я.
Она выдавила из себя улыбку и покачала головой.
— Нет, конечно нет. Ты прав, – она снова посмотрела на себя в зеркало и глубоко вздохнула. – Да и к тому же, покупка этой одежды – пустая трата денег, потому что я буду носить её совсем недолго. Уже через неделю она станет для меня слишком мала. Это была глупая идея.
— Нет, вовсе нет, – ответил я.
Она пошла переодеваться, а я снова сел на стул. Воспользовавшись моментом, я спрятал лицо в ладонях и попытался взять себя в руки. Это становилось невыносимым – она была в ужасе, и я ничего не мог с этим поделать. Я тоже боялся и разделял некоторые из её страхов. Я боялся того, что ещё не готов к огромной ответственности стать отцом. Я боялся, что неумышленно смогу причинить малышам боль. Я боялся, что что-то проебу.
Но я не боялся, что не смогу их полюбить, потому что если и было что-то, в чём я был абсолютно уверен, так именно в этом. Я не сомневался, что буду любить своих детей до безумия, и опасался только того, что задушу их своей любовью. Я собирался защищать их любой ценой, и намеренно никогда не смог бы причинить им боль. Малышам никогда не пришлось бы страдать от злобы родителей, как это было у Воробья, и я был намерен сделать всё, чтобы они никогда не стали жертвами моей небрежности. Мы хотели окружить их вниманием и воспитать так, чтобы они выросли хорошими людьми. Мы не могли потерпеть неудачу. И мы бы этого не сделали.
Когда Белла вышла, на её руке висело две пары брюк. Остальную часть одежды она оставила в гардеробной. Я забрал у неё вещи и, прижавшись губами к её виску, нежно сжал руку. Я проигнорировал взгляды, которые бросала на меня девушка за кассой, по крайне мере она не открыто флиртовала со мной. Она просто смотрела и наслаждалась видом. Слишком обеспокоенная, Белла даже ничего не увидела, а это было редкостью. Обычно именно она первой замечала, когда кто-то уделял мне слишком много внимания. Так же как и я первым замечал, когда кто-то оценивающе смотрел на неё. Как по мне, то это происходило слишком часто. Годы пошли Белле на пользу, она стала прекраснее, чем когда-либо, и конечно, мужчины её не пропускали.
Когда мы вернулись домой, она исчезла в спальне, чтобы переодеться во что-то более комфортное, и я последовал вслед за ней. Мой чемодан уже был упакован и стоял у двери, а её, всё ещё раскрытый, лежал на кровати. По плану следующим утром мы собирались ехать в Форкс. Я наконец-то понял, что не хочу всю свою жизнь быть барменом и сейчас подыскивал новую работу. Белла работала до пятого месяца беременности, но затем решила, что больше не справляется. Ей нужен был перерыв. Беременность сделала её слишком рассеянной, и она просто не могла сосредоточиться на людях, которые нуждались в её помощи.
Белла переоделась в спортивные штаны и топ, который обтягивал её живот самым лестным образом. Я не мог не улыбнуться. Посмотрев на меня, она закатила глаза, но не смогла удержаться и улыбнулась в ответ.
— Ты прекрасна, – сказал я ей.
— Учитывая, сколько раз ты говоришь мне это, можно подумать, что ты пытаешься убедить самого себя, – поддразнила она. Я широко раскрыл руки, и она шагнула в мои объятия. Белла вздрогнула, и я с беспокойством посмотрел на неё, но она просто покачала головой.
— Они снова дерутся.
Я встал на колени, положил руки на её живот и пристально посмотрел на него.
— Эй, ребятки, будьте хорошими с мамочкой, ладно? Не заставляйте меня войти туда, – упрекнул я.
Она хихикнула.
— Я думаю, ты уже входил туда, – пошутила Белла.
— О, тебе смешно, – ответил я. Я приподнял её топ и прижался губами к животу. Она запустила руки в мои волосы и, подняв взгляд, я увидел её улыбку.
— Ты на самом деле рад этому, не так ли? – тихо спросила она. Я кивнул, но остался на месте. – Это безумие... я имею в виду, один ребёнок, это ладно, но двое?.. Как мы справимся с двумя детьми? А что, если мы что-то сделаем не так? А что, если мы не сможем их правильно воспитать?
— Этого не будет, – твёрдо сказал я. – Ты слишком хорошая. У такой мамы просто не может быть плохих детей. Нашим детям повезло, они попали в родительский джек-пот.
— Ты так уверен в этом, – тихо сказала Белла. Она тоже положила ладони на свой живот, когда малыши снова начали биться. Даже я это чувствовал. Я улыбнулся и снова поцеловал её животик.
— Вы там играете в футбол? – спросил я у малышей.
Белла фыркнула, и я взглянул на неё.
— Грипп, – пробормотала она.
— Что?
— Грипп. Я не верю, что мы на самом деле думали, будто я больна гриппом.
Я рассмеялся и встал. Она была права. Это казалось охеренно смешным, но мы думали, что у неё грипп, когда на самом деле она была беременна. Я вспомнил тот вечер, когда сделал ей предложение, и она рассказала, что ей казалось, будто она забеременела. Можно было подумать, что после этого мы будем уделять признакам больше внимания, но когда эти признаки, наконец, появились, мы решили, что это грипп. Почти пять месяцев она чувствовала себя странно. Сначала мы думали, что это пройдёт, но когда этого так и не случилось, поехав в Форкс к моим родителям, решили пройти обследование. Мой отец был совсем не против осмотреть её. Не думаю, что когда-либо видел, чтобы папа так сильно боролся с улыбкой, как он это делал, когда пришли результаты анализов. Я уже тогда знал, что ничего плохого нет, но всё же до меня никак не доходило, пока он просто не поставил нас перед фактом.
— Поздравляю, – сказал он, как только сел за свой стол. Я сжал руку Воробья. – Ты беременна.
Какое-то время я смотрел на своего отца, а затем перевёл взгляд на Беллу. Она смотрела на меня со странной смесью горя и счастья в глазах. Походило на то, словно она не могла решить, обрадовали ли её эти новости или нет. Я же был просто в шоке, но прошли секунды и я почувствовал, что мои губы начали растягиваться в улыбке, и тогда понял, что это самая лучшая грёбаная новость за всю мою жизнь.
— Мы... мы будем родителями, – с трепетом сказал я.
Её нижняя губа и подбородок задрожали, а из глаз хлынули слёзы. Как только начальный шок прошёл, она, наконец, улыбнулась. И в тот момент я уже не сомневался, что новости на самом деле хорошие. И несмотря на то, что это было неожиданно и не планируемо, возможно, стало лучшим, что могло произойти. С тех пор её настроение напоминало безбашенные "американские горки" – много падений и недостаточно взлётов, но в своём грёбаном сердце я всё равно знал, что она хотела этого так же сильно, как и я.
Пару месяцев назад, отправившись на первое УЗИ, мы узнали, что у нас будет двойня. Первое, что пришло на ум, когда мы увидели двух маленьких человечков на экране: что я ничего не делал наполовину. Даже собравшись обрюхатить её, я подошёл к делу со всей ответственностью и положил в её духовку сразу две булочки.
Глядя в её глаза и держа руки на животе, я чувствовал там своих детей. Белла нежно улыбнулась мне.
— Не могу дождаться, когда они родятся. Ебать, не могу дождаться, когда увижу их, – сказал я.
— Я тоже, – сказала Белла, накрыв мою руку. – Но до того как они родятся, тебе нужно очистить свой словарный запас. Не хочу, чтобы их первым словом было «ебать».
Ухмыльнувшись, я облизнул свои губы.
— Ммм... но именно это привело их в этот мир. Бля, без этого их бы здесь просто не было.
Она закатила глаза и натянула на живот свой топ.
— Ты всегда портишь хороший момент своими глупыми шутками.
— Эй, ты кого называешь глупым, – засмеялся я.
Качая головой, она посмотрела на свой живот. Затем что-то пробормотала, слишком тихо для того, чтобы я мог расслышать. Когда снова посмотрела на меня, уже улыбалась. Я предположил, что наши американские горки снова стремились вверх. И я наделся, что они так и останутся в этом направлении.
х х х х х
На следующее утро, проснувшись раньше Беллы, я наблюдал за тем, как она спит. Она лежала на боку, лицом ко мне. Её рука покоилась на животе, и лёгкая хмурость портила её красивое лицо. Даже во сне она не была полностью расслаблена. Вздохнув, я немного спустился вниз, чтобы моё лицо оказалось на уровне её живота. Опираясь на локоть, я убрал её руку. А затем коснулся её живота и начал поглаживать его, очень легко и осторожно, так, словно он сделан из стекла. Возможно, это было самое драгоценное в моей жизни. Три самых важных для меня человека в настоящее время жили в одном теле. Я бы умер, но не позволил бы чему-то с ними случиться.
— Доброе утро, дети, – прошептал я. – Хорошо спали? Вы завязали с футболом, даёте своей мамочке поспать?
Я слышал о людях, которые говорят со своими ещё не рождёнными детьми, и всегда думал, что это смешно. Боже, ну какой смысл говорить с человеком, который не то что не понимает тебя, но даже не слышит? Думаю, чтобы понять, что это значит, вам просто нужно обрюхатить свою женщину. Знать, что ты создал жизнь, и что в настоящее время она живёт в теле твоей девочки – неописуемое чувство. Малыши внутри неё были частью её и меня, так почему бы мне не хотеть поговорить с ними? Просто удивительно, как сильно я их любил, хоть ещё и не видел. Я знал, что они само совершенство, и даже если не так... чёрт, кого это ебёт? Маленькие дети всегда совершенны. Все недостатки, которые, в конце концов, у них появятся, я был уверен, они унаследуют от меня. Все хорошее получат от своей матери. Белла была совершенна. И никто не сомневался, что это передастся нашим детям. Я в любом случае буду любить их. Они могли быть далеки до совершенства, но я всё равно видел бы в них именно это.
Дети. Милый грёбаный Иисус, через несколько недель я собирался стать отцом сразу двоих.
Отцом. Папой. Папочкой.
Ебать, по любому, я так сильно облажаюсь.
Почувствовав приближение паники, я ощутил, как сжалось моё горло. Это происходило не очень часто, потому что я хотел оставаться сильным ради моего Воробья, но это не значит, что я совсем не подвергался паническим атакам. Каким, блядь, образом, я собирался стать отцом? Эдвард Каллен не имеет ничего общего с детьми.
— Мне жаль, – тихо сказал я малышам. – Если я облажаюсь, клянусь, я это не нарочно... просто я такой... вечно всё порчу. Я и с вашей мамой много херни натворил. Ребятки, вы бы даже могли не появиться, если бы ваша мама не была таким прощающим человеком. Она приняла меня, даже когда я этого не заслуживал. Она простила меня, хоть я этого и не заслуживал. Она даже простила меня... знаете за что? Думаю, вы ещё слишком маленькие, чтобы услышать эту историю. Когда станете достаточно взрослыми, чтобы понять, напомните мне рассказать вам, как мы с вашей мамой полюбили друг друга... это пиздец какая история, но со счастливым концом.
— Тебе на самом деле, до того как они родятся, нужно почистить свой словарный запас, – с лёгкой усмешкой в голосе, сонно пробормотала Воробей. Я посмотрел наверх, но её глаза были закрыты.
— Смирись с этим, Воробей, с таким отцом как я, их третье слово по любому будет "ебать", "дерьмо" или "чёрт".
— Третье слово? – открыв глаза, спросила она. – А какое тогда будет первым?
Я улыбнулся.
— Папа и мама, конечно.
— Уверена, что истории в их первых детских книжечках будут приукрашены словами "чёрт" и "ебать", и почти не сомневаюсь, что эти слова окажутся в пятёрке самых первых.
— Ты так говоришь, словно это плохо. Зато все будут знать, что это мои дети.
Она фыркнула, но всё же улыбнулась
В конце концов, мы встали с постели и позавтракали. Пока Воробей принимала душ, я упаковывал её последние вещи. Спустя пару часов мы тронулись в путь.
До самых родов мы собирались оставаться в доме моих родителей. Поначалу я был твёрдо уверен, что мы останемся в Сиэтле и позаботимся обо всём сами. Я не сомневался, что мы сможем это сделать. Но чем больше становился её живот, тем больше реальность обрушивалась на меня, и я понял, что нет ни единого шанса, что мы справимся со всем самостоятельно. Тем более что мы собирались стать родителями сразу двух детей. С одним ребёнком, мы, возможно, могли бы справиться, но с двумя? Весьма маловероятно.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |