Лэнгдон быстро объяснил, что изначально крестильные купели в баптистерии были огромными восьмиугольными бассейнами, расположенными прямо в центре этого зала. Если современные купели обычно стояли на возвышении, то ранние больше соответствовали буквальному значению слова купель — «источник» — в данном случае глубокий водный бассейн, в который погружали участвующих в крещении. Лэнгдон хотел бы знать, как отдавались в этой каменной палате крики испуганных детей, которых буквально погружали с головой в громадный бассейн с ледяной водой, что когда-то стоял в центре.
— Крещения здесь были холодными и страшными, — сказал Лэнгдон. — Истинные обряды посвящения. Даже опасные. Предположительно однажды Данте кинулся в купель, чтобы спасти тонущего ребенка. В любом случае оригинальную купель закрыли в какой-то момент в шестнадцатом столетии.
Сиенна начала осматривать помещение с заметным волнением. — Но если крестильной купели Данте больше нет… где же Игнацио спрятал маску?!
Лэнгдон понимал ее тревогу. В этой огромной палате было достаточно укромных мест — за колоннами, статуями, внутри ниши, на алтаре, даже наверху.
Несмотря на это, Лэнгдон весьма уверенно обернулся и стал лицом к двери, через которую они только что вошли. — Мы начнем отсюда, — сказал он, указывая на место напротив стены, как раз справа от Врат Рая.
На приподнятой платформе, позади декоративных ворот, был установлен высокий шестиугольный постамент, вырезанный из мрамора, который напоминал маленький алтарь или столик для службы. Внешняя сторона была украшена замысловатой резьбой, напоминающей перламутровую камею. На мраморной основе было установлено полированное деревянное покрытие диаметром около метра.
Сиенна выглядела неуверенно, когда проследовала за Лэнгдоном к постаменту. Когда они поднялись по ступеням и вошли в защитные ворота, Сиенна огляделась более внимательно и пораженно вздохнула, понимая, на что она смотрит.
Лэнгдон улыбнулся. Точно, это не алтарь и не стол. Полированное деревянное покрытие фактически являлось крышкой — покрытие для имеющей форму чаши структуры.
— Крестильная купель? — спросила она.
Лэнгдон кивнул. — Если бы Данте крестили сегодня, то это происходило бы в этой чаше прямо здесь. — Не тратя впустую времени, он сделал глубокий, решительный вздох и поместил свои ладони на деревянную крышку, чувствуя покалывание от нетерпения, и готовый снять ее.
Лэнгдон плотно схватил края покрытия и приподнял его с одной стороны, осторожно сдвигая крышку с мраморной основы и помещая ее на пол около купели. Потом он всмотрелся вглубь в темное, полое пространство более полуметра шириной.
Лэнгдон тяжело сглотнул при виде жуткого зрелища.
Из тени на него смотрело мертвое лицо Данте Алигьери.
Глава 56
Ищи и обрящешь.
Лэнгдон стоял у края купели и смотрел на бледно-желтую морщинистую посмертную маску, которая пристально и безучастно смотрела вверх. Крючковатый нос и выступающий вперёд подбородок были легко узнаваемы.
Данте Алигьери.
Безжизненное лицо было достаточно тревожным, и его расположение в купели казалось почти сверхъестественным. На мгновение Лэнгдон не поверил тому, что видит.
Маска … парит?
Лэнгдон наклонился ниже, пристально всматриваясь в пространство перед собой. Купель была в несколько футов глубиной — больше вертикальная скважина, чем мелкий бассейн — ее крутые стены уходили вниз к шестиугольному колодцу, заполненному водой. Странно, но маска казалась несколько отстраненной от купели… как по волшебству расположенная над поверхностью воды.
Лэнгдону потребовалось мгновение, чтобы понять, в чем причина иллюзии. По центру купели располагался вертикальный стержень, поднимающийся до половины пути и образующий некую металлическую платформу прямо над водой. Площадка казалась декоративным источником и, возможно, служила местом, куда клали ребенка, но сейчас использовалась как пьедестал, на который опиралась маска Данте на безопасном расстоянии над водой.
Ни Лэнгдон, ни Сиенна не произнесли ни слова, когда стояли бок о бок и вглядывались в резкие черты лица маски Данте Алигьери, плотно закрытой в специальном пакете с застежкой, как будто он был задушен.
На мгновение изображение лица, уставившегося на него из заполненного водой бассейна, напомнило Лэнгдону его собственные ужасные детские воспоминания о том, как он стоял на дне колодца, с отчаянием глядя ввысь.
Прокрутив мысли в голове, он аккуратно спустился и взял маску Данте с обеих сторон в месте, где располагались уши. Несмотря на то, что лицо было по современным меркам маленьким, древний гипс был прочнее, чем он ожидал. Лэнгдон медленно вынул маску из купели и поднял ее так, чтобы он и Сиенна могли ближе рассмотреть маску.
Даже через пластиковый пакет маска выглядела, как живая. Каждая морщинка и пятно на лице пожилого поэта были отражены с помощью сырого гипса. За исключением старой трещины внизу по центру маски, она была в превосходном состоянии.
— Переверни ее, — прошептала Сиенна. — Посмотрим что на обороте.
Лэнгдон уже делал это. Видео с камер слежения Палаццо Веккьо помогло Лэнгдону и Игнацио обнаружить нечто с другой стороны маски — что-то такое потрясающе интересное, что два человека, фактически, ушли из дворца с артефактом.
Проявляя исключительную осторожность, чтобы не уронить хрупкий гипсовый слепок, Лэнгдон перевернул маску лицом вниз и положил на правую ладонь с целью изучить тыльную сторону. В отличие от видавшего виды, текстурного лица внутренняя часть маски была гладкой и чистой. Так как маску не намеревались носить, ее обратную сторону полностью заполнили гипсом, придавая прочность хрупкому изделию, что в итоге привело к возникновению невыразительной, вогнутой поверхности, похожей на миску для супа.
Лэнгдон не знал, что хотел обнаружить на обороте маски, но уж наверняка не это.
Ничего.
Совсем ничего.
Просто гладкая, чистая поверхность.
Сиенна тоже почувствовала смущение. — Это чистый гипс, — прошептала она. — Но если здесь ничего нет, что же тогда видели вы с Игнацио?
Понятия не имею, подумал Лэнгдон, плотнее натягивая пластиковый пакет вокруг гипса, чтобы лучше разглядеть. Нет здесь ничего! С нарастающим беспокойством Лэнгдон поднял маску к лучу света и внимательно изучил ее. Наклонив предмет, чтобы лучше рассмотреть, на мгновение он решил, что, возможно, увидел легкое обесцвечивание вверху — линию, которая проходила горизонтально по внутренней поверхности лба Данте.
Естественное пятно? Или, может быть… что-то еще. Лэнгдон немедленно развернулся и указал на навесную мраморную панель на стене за ними. — Взгляни туда, сказал он Сиенне. — Посмотри, нет ли там полотенец.
Сиенна скептически глянула на него, но повиновалась, осторожно открыв скрытый стенной шкаф, который содержал три вещи — вентиль для контроля уровня воды в купели, регулятор подсветки купели и… кучу льняных полотенец.
Сиенна выглядела удивленной, но Лэнгдон, объездив достаточно церквей по всему миру, знал, что почти во всех купелях в непредвиденных ситуациях для священников предусмотрен удобный доступ к пеленальной ткани — непредсказуемость мочевого пузыря младенцев — всемирная угроза для крещения.
— Отлично, — сказал он, глядя на полотенца. — Возьми на секунду маску. — Он бережно передал маску Сиенне в руки и взялся за дело.
Сперва Лэнгдон снова поднял шестиугольную крышку и опустил ее обратно на купель, чтобы вернуться к маленькому, похожему на алтарь столику, который они заметили первым, когда вошли. Затем он схватил несколько льняных полотенец из шкафа и расстелил их как скатерть. И наконец, он включил подсветку купели, и светильник прямо над ними загорелся, освещая место крещения и ярко сверкая прямо над застеленной поверхностью.
Сиенна осторожно положила маску на купель, а Лэнгдон достал еще полотенца, которые использовал как перчатки, чтобы вынуть маску из пакета, стараясь не прикасаться к ней голыми руками. Мгновение спустя, посмертная маска Данте, незащищенная и открытая, лежала лицом вверх под ярким светом, подобно голове пациента под наркозом на операционном столе.
Драматичная текстура маски казалась еще более тревожной под лучами света — возрастные складки и морщины подчеркивал бесцветный гипс. Не теряя времени, Лэнгдон с помощью самодельных рукавиц перевернул маску и положил ее лицом вниз.
Оборотная сторона маски выглядела заметно менее состарившейся, чем лицевая — чистая и белая, а не тусклая и желтая.
Сиенна склонила голову набок с озадаченным видом. — Тебе не кажется, что это сторона новее?
Признаться, различие в цвете было более выразительным, чем представлял Лэнгдон, но эта сторона несомненно того же возраста, что и передняя. — Неравномерное старение, — сказал он. — Тыльная сторона маски была защищена витриной, поэтому не подверглась эффекту старения от солнечных лучей. — Лэнгдон отметил про себя, что нужно удвоить коэффициент своего солнцезащитного крема для загара.
— Постой, — сказала Сиенна, наклоняясь ближе к маске. — Смотри! На лбу! Это, должно быть, то, что вы видели с Игнацио.
Взгляд Лэнгдона быстро переместился по гладкой белой поверхности к тому же выцветшему пятну, которое он заметил ранее через пластиковый пакет — еле заметная линия символов, горизонтально пересекавших внутреннюю часть лба Данте. Однако, теперь под ярким светом, Лэнгдон ясно видел, что эти символы были не природным дефектом…они были созданы человеком.
— Это…письмо, — прошептала Сиенна, слова застряли в ее горле. — Но…
Лэнгдон изучил надпись на гипсе. Это была одна строчка букв, написанных рукой витиеватым почерком бледного коричневато-желтого цвета.
— И это все? — спросила Сиенна почти со злостью.
Лэнгдон почти не слышал ее. Интересно, кто это написал? Кто-то из эпохи Данте? Это казалось маловероятным. В таком случае исследователи истории искусств обнаружили бы эту надпись давным давно, во время регулярной чистки или реставрации, и она стала бы неотъемлемой частью сведений о маске. Лэнгдон же никогда о ней не слышал.
Намного более вероятный источник быстро материализовался в его мыслях.
Бертран Зобрист.
Зобрист был владельцем маски и, следовательно, имел личный доступ к ней в любое время. Он мог написать текст на ее обороте сравнительно недавно, а затем вернуть в античную витрину без чьего-либо ведома. Владелец маски, сказала им Марта, не разрешал нашим работникам даже открывать витрину в его отсутствие.
Лэнгдон быстро объяснил свою версию.
Казалось, Сиенна согласилась с его логикой, но перспектива явно ее беспокоила. — В этом нет смысла, — сказала она встревоженно. — Если даже Зобрист тайно написал что-то на обратной стороне посмертной маски Данте, и также побеспокоился о том, чтобы создать проектор с указанием на нее… тогда почему он не написал что-нибудь более значимое? Это же бессмыслица! Мы с тобой искали маску весь день и это все, что мы обнаружили?
Лэнгдон перевел свой взгляд на текст с обратной стороны маски. Рукописное послание было очень коротким — всего в семь знаков длиной — и по общему признанию выглядело абсолютно бессмысленным.
Разочарование Сиенны, конечно, понятно.
Однако, Лэнгдон почувствовал знакомую дрожь от неизбежного открытия и почти мгновенно понял, что эти семь букв скажут ему все необходимое о том, что им с Сиенной делать дальше.
Более того, он почувствовал слабый аромат, исходящий от маски — такой знакомый аромат, который объяснял, почему гипс с тыльной стороны маски был белее, чем спереди… и разница не имела ничего общего со старением или воздействием солнечного света.
— Я не понимаю, — сказала Сиенна. — Все буквы одинаковые.
Лэнгдон спокойно кивнул, изучив строчку текста — семь одинаковых букв, тщательно написанных каллиграфическим почерком на внутренней стороне лба Данте.
PPPPPPP
— Семь Р, — сказала Сиенна. — И что нам с этим делать?
Лэнгдон спокойно улыбнулся и посмотрел на нее. — Я предлагаю делать в точности то, что говорит нам это сообщение.
Сиенна смотрела с непониманием. — Семь Р — это … сообщение?
— Да, — сказал он с усмешкой. — И если ты изучала Данте, весьма понятное.
Снаружи баптистерия Святого Иоанна человек в галстуке вытер ногти своим носовым платком и приложил к прыщам на шее. Он попытался скрыть блеск в глазах, искоса глядя на свою цель.
Вход для туристов.
За дверьми утомленный экскурсовод в спортивной куртке курил сигарету и перенаправлял туристов, которые очевидно не могли понять график работы здания, который был написан по международному времени.
ОТКРЫТО 13.00–17.00(ит.)
Человек, покрытый сыпью, сверился с часами. Было 10:02 утра. Баптистерий был закрыт еще на несколько часов. Некоторое время он смотрел на экскурсовода, а затем решился. Он вытащил золотую сережку-гвоздик из уха и положил ее в карман. Затем открыл кошелек и проверил его содержимое. Помимо нескольких карт и пачки евро у него было более трех тысяч долларов США наличными.
К счастью, жадность была всеобщим грехом.
Глава 57
Peccatum … Peccatum … Peccatum …(лат.)
Семь букв Р, написанных на обратной стороне посмертной маски Данте мгновенно направили мысли Лэнгдона к тексту «Божественной комедии». На секунду он вернулся на сцену в Вене, представляя свою лекцию «Божественный Данте: Символы ада».
— И вот мы спустились, — его голос отражался в динамиках, — пройдя через девять кругов ада к центру земли, встретившись лицом к лицу с самим Люцифером.
Лэнгдон переходил от слайда к слайду в серии изображений трехголового дьявола в различных произведениях искусства — Карта Ботичелли, мозаика флорентийского баптистерия и ужасный черный демон Андреа ди Чоне, мех которого был вымазан алой кровью его жертв.
— Вместе, — продолжил Лэнгдон, — мы спустились по волосатой груди Люцифера, развернулись как только гравитация поменяла направление и вышли из мрачного подземного мира…чтобы снова увидеть звезды.
Лэнгдон продолжил переключать слайды, пока не достиг изображения, которое он показывал ранее — знаковую картину Доменико ди Микелино, находящуюся внутри Дуомо, которая изображала Данте, одетого в красную мантию, стоящего за стенами Флоренции. — И если вы приглядитесь…то увидите эти звезды.
Лэнгдон указал на звездное небо, образовавшее свод над головой Данте. — Как видите, небеса созданы серией девяти концентрических сфер, окружающих землю. Девятиуровневая структура рая задумана, чтобы отразить и сбалансировать девять колец преисподней. И как вы уже, наверно, заметили, число девять является повторяющейся темой для Данте.
Лэнгдон сделал паузу, чтобы попить воды, позволив толпе отдышаться после томительного спуска и выхода из преисподней.
— Таким образом, пережив все ужасы ада, вы все, должно быть, очень обрадуетесь тому, что направляетесь в рай. К сожалению, в мире Данте не все так просто. — Он драматично вздохнул. — Чтобы добраться до рая мы все должны — в прямом и переносном смысле — взобраться на гору.
Лэнгдон указал на картину Микелино. На горизонте, позади Данте зрители увидели одинокую конусообразную гору, возвышающуюся к небесам. Закручиваясь по спирали, тропинка многократно — девять раз — описывала круг по горе, восходя все более сужающимися уступами к вершине. По тропе вверх, в мучениях с трудом поднимались обнаженные фигуры, претерпевая различные наказания по пути.
— Вот гора Чистилища, — объявил Лэнгдон. — И к сожалению, это изнурительное восхождение по девяти кругам — единственный маршрут между глубинами ада и блаженством рая. На этом пути вы видите кающиеся души, взбирающиеся вверх…и каждый из них платит соответствующую цену за свой грех. Завистливые должны подняться с полностью зашитыми глазами, чтобы ничего не желать; гордые должны нести огромные камни на своих спинах, чтобы согнуться и подчеркнуть свою скромность; прожорливые должны взобраться без пищи и воды, в результате страдая от мучительного голода, а похотливые должны пройти сквозь горящее пламя, чтобы очистить себя от жара страсти. — Он сделал паузу. — Но прежде, чем вам окажут великую честь взобраться по этой горе и искупить свои грехи, вы должны поговорить с этим человеком.
Лэнгдон переключил слайд, изображавший крупный план картины Микелино, где крылатый ангел сидел на троне у подножия горы Чистилища. У ног ангела очередь кающихся грешников ждала разрешения подняться по тропе. Как ни странно, ангел держал в руках длинный меч, кончик которого, казалось, вонзился в лицо первого человека из очереди.
— Кто знает, — спросил Лэнгдон, — что делает этот ангел?
— Наносит удар по голове? — рискнул произнести чей-то голос.
— Нет.
Другой голос. — Наносит кому-то удар в глаз?
Лэнгдон покачал головой. — Кто-нибудь еще?
Голос из конца зала твердо ответил: — Пишет на его лбу.
Лэнгдон улыбнулся. — Кажется, кто-то все-таки знает Данте. — Он снова указал на картину. — Я понимаю, что это выглядит, словно ангел пронзает лоб бедного парня мечом, но это не так. Согласно тексту Данте, ангел, охраняющий чистилище, кончиком меча писал что-то на лбу прибывших. — И что же? — спросите вы.
Лэнгдон выдержал эффектную паузу. — Странно, однако он писал единственную букву… семь раз. Кто-нибудь знает, какую букву написал ангел семь раз на лбу Данте?
— Р! — выкрикнул голос из толпы.
Лэнгдон улыбнулся. — Да. Букву P. P обозначает peccatum — по-латински «грех». И то, что она написана семь раз, символично по отношению к Septem Peccata Mortalia, также известным как —
— Семь смертных грехов! — выкрикнул кто-то еще.
— Правильно. Итак, только поднимаясь через все уровни чистилища, можно искупить свои грехи. При подъеме на каждый новый уровень ангел стирает одну букву Р со лба, пока ты не достигнешь вершины и пока лоб не очистится от всех семи Р … и твоя душа очистится от всех грехов. — Он моргнул. — По этой причине место называют чистилищем.
Лэнгдон отвлекся от своих мыслей и увидел, что Сиенна смотрит на него поверх купели. — Семь P? — спросила она, возвращая его к реальности и указывая вниз на посмертную маску Данте. — Ты говоришь, это сообщение? Указывающее нам, что делать?
Лэнгдон быстро объяснил дантовское видение Горы Чистилища, где буквы Р представляют Семь Смертных Грехов и процесс очищения их со лба.
— Очевидно, завершил Лэнгдон, — Бертран Зобрист, как, фанатик Данте, был знаком с семью Р и процессом очищения их со лба, как средством продвижения к раю.
Сиенна посмотрела с сомнением. — Ты думаешь, что Бертран Зобрист написал эти Р на маске, потому что он хочет, чтобы мы … буквально стерли их с посмертной маски? Ты думаешь, мы это должны сделать?
— Я понимаю, что это —
— Роберт, даже если мы сотрем буквы, как это поможет нам?! В конечном итоге у нас будет просто абсолютно чистая маска.
— Может быть. — Лэнгдон обнадеживающе усмехнулся. — А может и нет. Я думаю, там нечто большее, чем кажется на первый взгляд. — Он указал вниз на маску. — Помнишь, я говорил тебе, что тыльная сторона маски была светлее из-за неравномерного старения?
— Да.
— Я, возможно, был неправ, — сказал он. — Цветовые различия кажутся слишком сильными для старения, и у текстуры на обороте есть шероховатости.
— Шероховатости?
Лэнгдон показал ей, что структура на обороте была намного более грубой, чем спереди … и также намного более абразивной, как наждачная бумага. — В мире искусства эту грубую структуру называют шероховатой, и живописцы предпочитают рисовать на поверхности, у которой есть шероховатости, потому что на ней лучше держится краска.
— Я не понимаю.
Лэнгдон улыбнулся. — Ты знаешь, что такое грунтовка?
— Конечно, живописцы используют ее для первичных холстов и… — Она резко остановилась, очевидно осознавая ее значение.
— Точно, — сказал Лэнгдон. — Они используют грунтовку, чтобы создать чистую белую шероховатую поверхность, и иногда замазать неудавшиеся картины, если хотят повторно использовать холст.
Теперь Сиенна выглядела взволнованной. — Ты думаешь, Зобрист покрыл обратную сторону маски грунтовкой?
— Этим объясняется шероховатость и более светлый цвет. И также понятно, почему он хочет, чтобы мы стерли семь Р.
Сиена выглядела озадаченной от этого последнего утверждения.
— Понюхай, — сказал Лэнгдон, поднося маску к ее лицу, как священник, предлагающий причастие.
Сиенна съежилась. — Грунтовка пахнет как мокрая собака?
— Не вся грунтовка. Обычная грунтовка пахнет как мел. А как мокрая собака — акриловая грунтовка.
— Значит…?
— Значит, она растворяется в воде.
Сиенна подняла голову, и Лэнгдон ощутил ход ее мыслей. Она медленно обратила свой пристальный взгляд на маску и затем внезапно обратно на Лэнгдона, ее глаза расширились. — Ты думаешь, там что-то есть под грунтовкой?
— Это многое объясняет.
Сиенна немедленно схватила шестиугольную деревянную крышку купели и немного сдвинула ее, глядя вниз на воду. Она схватила новое льняное полотенце и погрузила его в крестильную воду. Затем протянула капающую ткань Лэнгдону. — Ты должен сделать это.
Лэнгдон поместил маску лицом вниз на левую ладонь и взял влажное полотенце. Выжав избыток воды, он начал прикладывать влажную ткань ко внутренней части лба Данте, увлажняя область с семью каллиграфическими Р. После нескольких прикосновений указательным пальцем он повторно опустил ткань в купель и продолжил. Черные чернила начали размазываться.
— Грунтовка растворяется, — сказал он взволнованно. — И чернила вместе с ней.
Выполнив все это в третий раз, Лэнгдон начал говорить с набожной и мрачной монотонностью, которая эхом откликалась в баптистерии. — Через крещение Господь Иисус Христос освободил тебя от греха и привел тебя к новой жизни через воду и Святой Дух.
Сиенна уставилась на Лэнгдона, как на сумасшедшего.
Он пожал плечами. — Это, кажется соответствует моменту.
Она закатила глаза и вернулась к маске. Пока Лэнгдон продолжал применять воду, оригинальный гипс под грунтовкой стал видимым, его желтоватый оттенок больше соответствовал тому, что Лэнгдон ожидал от старинного экспоната. Когда последняя из букв Р исчезла, он подсушил область чистым полотном и держал маску так, чтобы Сиенна могла посмотреть.
Она громко выдохнула.
В точности, как Лэнгдон и ожидал, под грунтовкой действительно что-то скрывалось — второй слой каллиграфии — девять букв, написанных непосредственно на бледно-желтой поверхности исходного гипса.
На сей раз, однако, из букв сформировалось слово.
Глава 58
— «Одержимые»? — требовательно спросила Сиенна. — Я не понимаю.
Я не уверен, что думаю также. Лэнгдон изучал текст, который появился под буквами Р — отдельное слово, украшающее надписью внутреннюю часть лба Данте. одержимые
— Как … одержимые дьяволом? — спросила Сиенна.
Возможно. Лэнгдон перевел взгляд на мозаику, где Люцифер поглощал несчастные души, у которых не было возможности очиститься от греха. Данте…одержимые? Казалось, это не имеет смысла.
— Должно быть что-то еще, — утверждала Сиенна, взяв маску из рук Лэнгдона и изучив ее более подробно. Через мгновение она начала кивать головой. — Да, посмотри на края слова… есть еще текст с обеих сторон.
Лэнгдон посмотрел снова и теперь увидел слабую тень дополнительного текста, проступившего сквозь влажную грунтовку, на каждом из концов слова «одержимые».
Сиенна с нетерпением схватила тряпку и продолжила прикладывать ее вокруг слова, пока не появился новый текст, написанный плавным изгибом.
Вы, одержимые игрой ума
Лэнгдон тихо присвистнул.
— «Вы, одержимые игрой ума,
Постигнете сокрытое ученье
За пеленою странного стиха.»
Сиенна уставилась на него.
— Что, прости?
— Одна из самых знаменитых строф «Ада» Данте, — с волнением сказал Лэнгдон. — Так Данте призывает своих смышленых читателей отыскать мудрость, скрытую в его таинственных стихах.
Лэнгдон часто цитировал именно эту строку, преподавая литературную символику; строка была столь же похожим сравнением, как ее автор, широко размахивающий руками и кричащий: «Эй, читатели! Здесь скрыт символический двойной смысл!»
Сиенна начала тереть заднюю часть маски, уже более энергично.
— Поосторожнее с этим! — призвал ее Лэнгдон.
— Ты прав, — объявила Сиенна, рьяно стирая грунтовку. — Остальная часть цитаты Данте здесь — точно, как ты ее вспомнил. — Она сделала паузу, чтобы опустить ткань назад в купель и ополоснуть ее.
Лэнгдон наблюдал с тревогой, поскольку вода в крестильной купели становилась мутной из-за растворяющейся грунтовки. Наши извинения Святой Иоанн, подумал он, неудобно, что эта священная купель используется в качестве раковины.
Вынутая из воды ткань капала. Сиенна только выкрутила ее, прежде чем поместить сырую ткань в центр маски, и размахивала ею вокруг, как будто она мыла суповую тарелку.
— Сиенна! — предупреждал Лэнгдон. — Она старинная —
— По всей обратной стороне есть текст! — объявила она, осматривая внутреннюю часть маски. — И он написан в… — Она сделала паузу, поворачивая голову влево и вращая маску вправо, как будто пытаясь читать боком.
— Написан в чем? — не видя что там, требовательно спросил Лэнгдон.
Сиенна закончила чистить маску и подсушивала ее свежей тканью. Затем она положилала маску перед ним, чтобы вдвоем изучить результат.
Когда Лэнгдон увидел внутреннюю часть маски, он внимательно ее просмотрел. Вся вогнутая поверхность была покрыта текстом и содержала около ста слов. Начиная сверху со строки — О вы, одержимые — текст продолжался единой, непрерывной линией … завиваясь вниз в правую сторону маски к основанию, где переворачивался вверх дном и продолжался сзади вдоль основания, возвращаясь к левой стороне маски к началу, где повторял похожий путь петлей слегка меньшего размера.
Путь текста устрашающе напоминал спиральную тропу Горы Чистилища к раю. Будучи специалистом по символогии Лэнгдон немедленно идентифицировал точную спираль. Симметричная Архимедова спираль с направлением по часовой стрелке. Он также отметил, что число оборотов от первого слова, O, к заключительному периоду в центре было знакомым числом.
Девять.
Едва дыша, Лэнгдон медленно и постепенно поворачивал маску, читая текст, который извивался внутри вокруг вогнутого шара, направляясь к центру.
— Первая строфа — Данте, почти дословно, — сказал Лэнгдон.
О вы, одержимые, взгляните…
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами!
— А остальное? — настаивала Сиенна.
Лэнгдон покачал головой.
— Я так не думаю. Написано в похожем стихотворном стиле, но я не считаю, что это текст Данте. Похоже, что кто-то подражает его стилю.
— Зобрист, — прошептала Сиенна. — Это должно быть он.
Лэнгдон кивнул. Это было столь же удачное предположение, как и любое другое. Зобрист, в конце концов, изменив «Карту Ада» Боттичелли, уже показал свою склонность к сотрудничеству с мастерами и изменению великих произведений искусства для удовлетворения своих потребностей.
— Остальная часть текста очень странная, — сказал Лэнгдон, снова вращая маску и читая внутри. — Он говорит об … оторванных головах лошадей … вырывающих кости слепых. — Он проскользил взглядом вперед к заключительной строчке, которая была написана в узком кругу в самом центре маски. Он с испугом вдохнул. — И также упоминает «кроваво-красные воды.»
Брови Сиенны выгнулись.
— Точно так же, как в твоих видениях седой женщины?
Лэнгдон кивнул, ломая голову над текстом. Кроваво-красные воды … лагуны, которая не отражает звезд?
— Посмотри, — сказала она шепотом, перечитывая через его плечо и указывая на отдельное слово, пройдя часть пути по спирали. — Определенное местоположение.
Глаза Лэнгдона нашли слово, которое он пропустил при первом просмотре. Это было название одного из самых захватывающих и уникальных городов в мире. Лэнгдон похолодел, понимая также, что это был город, в котором Данте Алигьери, как известно, заразился смертельной болезнью, которая убила его.
Венеция.
Лэнгдон и Сиенна, молча, изучали загадочные стихи несколько секунд. Поэма была тревожной и жуткой, а также сложной для расшифровки. Упоминание слов дож и лагуна укрепили мнение Лэнгдона, что поэма была отсылкой к Венеции — уникальному итальянскому городу на воде, состоящему из сотен взаимосвязанных лагун и веками управляемому венецианским главой государства, известным как дож.
На взгляд, Лэнгдон не мог уловить, куда именно в Венеции указывает поэма, но, казалось, она определенно призывала следовать ее предписаниям.
Поднесите свое ухо к земле, прислушиваясь к звуку капающей воды.
— Она указывает под землю, — сказала Сиенна, читая вместе с ним.
Лэнгдон сделал неловкий поклон, читая следующую строку.
Следуйте вглубь затонувшего дворца…ибо здесь, в темноте, вас ждет хтоническое чудовище.
— Роберт? — спросила Сиенна тревожно. — Что за чудовище?
— Хтоническое, — ответил Лэнгдон. — Х — глухая. Означает «обитающий под землей».
Прежде, чем Лэнгдон продолжил, громкое лязганье тяжелого засова отразилось эхом в баптистерии. Вход для туристов, очевидно, просто отперли снаружи.
— Спасибо(ит.), — сказал человек с сыпью на лице. Огромное спасибо.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |