Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Такие слова звучат в голове выдающегося профессора символогии Гарварда Роберта Лэнгдона, как только он просыпается на больничной койке, не понимая, где он и как сюда попал. Также, не поддается 11 страница



Когда его люди бросились исполнять, Брюдер схватил телефон и позвонил главному. — Это Брюдер, — сказал он. — Боюсь, у нас серьёзная проблема. Точнее, их несколько.

 

Глава 36

 

Правду можно увидеть только глазами смерти.

Сиена повторила себе слова, продолжая осматривать каждый дюйм жестокой сцены сражения Вазари, надеясь что-нибудь заметить.

Она видела глаза смерти повсюду.

Какие из них мы ищем?

Она размышляла, относятся ли глаза смерти к гниющим трупам, распространившим по всей Европе Черную Смерть.

По крайней мере, это объяснило бы маску чумы…

Ни с того, ни с сего Сиенне пришла на ум детская считалка:

 

 

У розочек кольца.

В карманах цветы.

Пепелящее солнце.

Тихо падаешь ты.

 

 

Когда-то в Англии школьницей ей нравилось произносить этот стишок, пока ей не сказали, что он из времен великой чумы в Лондоне — 1665 года. Полагают, что розочками названы прыщи на коже, вокруг которых образовывались кольца, указывавшие, что человек заразился. Заболевшие обычно набивали карманы мелкими цветочками, пытаясь заглушить запах разложения собственного тела, как и вонь, стоявшую в городе, где ежедневно умирали сотни жертв чумы, тела которых затем сжигались. Отсюда «испепеление» и «падение».

— За любовь Господа, — внезапно выпалил Лэнгдон, повернувшись к противоположной стене.

Сиенна присмотрелась. — Что-то не так?

— Так назывался предмет живописи, который здесь раньше выставлялся. «Во имя любви Господней».

Сиенна в недоумении наблюдала, как Лэнгдон спешно пересек комнату в направлении маленькой стеклянной двери и попытался ее открыть. Он прислонился лицом к стеклу, сложив руки в виде чаши вокруг глаз, и заглянул внутрь.

Что бы Лэнгдон не искал, Сиенна надеялась, что он поторопится; только что вновь появился хранитель, на этот раз его подозрение усилилось при виде Лэнгдона, разгуливающего по комнате и подглядывающего в закрытую дверь.

Сиенна добродушно помахала хранителю ручкой, но мужчина пристально окинул её холодным взглядом и затем скрылся.

Студиоло.

Уютная крошечная комната без окон была расположена за стеклянной дверью, точно напротив скрытых слов cerca trova в Зале Пятисот. Спланированная Вазари, как секретный кабинет для Франческо I, прямоугольная Студиоло поднималась к округлому, сводчатому потолку, который дарил ощущение, что находишься внутри огромного сундука с сокровищами.



Интерьер подобающе сиял предметами красоты. Стены и потолок украшали более тридцати редких картин, висящиее так близко друг к другу, что практически не оставляли свободного места на стене. «Падение Икара»…«Аллегория человеческой жизни»…«Прометей получает от Природы сверкающий камень».

Лэнгдон заглянул через стекло в поражающее воображение помещение и прошептал про себя: — Глаза смерти.

Лэнгдон впервые побывал в Студиоло во время частного тура потайных ходов несколько лет назад и был поражен таким богатством скрытых дверей, лестниц и проходов, изрешетивших палаццо, включая несколько спрятанных за картинами в Студиоло.

Однако, потайные ходы не интересовали Лэнгдона. Вместо этого он вспомнил о смелом произведении современного искусства, которое он однажды здесь увидел — «За любовь Господа» — неоднозначное изделие Дэмьена Херста, вызвавшее бурю негодования, когда было выставлено внутри великого «Студиоло» Вазари.

Выполненный в натуральную величину череп человека из цельной платины был полностью покрыт более чем восемью тысячами сверкающих, аккуратно выложенных бриллиантов. Эффект был поразительным. Пустые глазницы черепа излучали свет и энергию, создавая тревожное совмещение противоположных символов — жизни и смерти…красоты и ужаса. Хотя бриллиантовый череп Херста уже давно был убран из Студиоло, воспоминание о нем натолкнуло Лэнгдона на одну мысль.

Глаза смерти, вспомнил он. Череп явно подходит под это, правда?

Тема черепов постоянно повторялась в произведении «Ад» Данте. Наиболее известная — это жестокое наказание графа Уголино в самом нижнем кругу ада, где он был приговорен вечно грызть череп порочного архиепископа.

Так что, нам череп искать?

Лэнгдон знал, что загадочный Студиоло был построен по примеру «кунсткамеры». Почти все картины в нем держались на незаметных петлях, образуя потайные стенные шкафы, в которых герцог хранил различные, интересующие его, предметы — редкие образцы минералов, красивые перья, прекрасную окаменелую ракушку наутилуса и даже, как утверждают, берцовую кость монаха, украшенную измельченным вручную серебром.

К сожалению, Лэнгдон подозревал, что все предметы из шкафов уже давно убраны, и он никогда не слышал о каком-либо черепе, выставленном здесь, кроме произведения Херста.

Его мысли прервал громкий хлопок дверью на другой стороне зала. Оживленные щелкающие звуки шагов спешно приближались через выставочный зал.

— Синьор, — послышался разгневанный голос. — Этот зал закрыт! (ит.)

Лэнгдон обернулся и увидел идущую к нему служительницу музея. Невысокая, с короткими каштановыми волосами, она явно была ещё и беременна. Она решительно направлялась к ним, постукивая пальцем по часам и что-то выкрикивая о том, что зал пока закрыт. Когда подошла, встретилась взглядом с Лэнгдоном и тут же отшатнулась, прикрыв рукой рот от потрясения.

— Профессор Лэнгдон! — воскликнула она со смущённым видом. — Извините меня! Не знала, что вы здесь. С возвращением!

Лэнгдон замер.

Он был совершенно уверен, что этой женщины никогда в жизни не видел.

 

Глава 37

 

— Еле узнала вас, профессор! — восторженно заговорила женщина по-английски с акцентом, приближаясь к Лэнгдону. — Из-за вашего костюма. — Она искренне улыбнулась и одобряюще кивнула, глядя на костюм от Бриони на Лэнгдоне. — Такой шикарный. Вы прямо как итальянец.

Губы Лэнгдона совсем высохли, но он смог вежливо улыбнуться присоединившейся к ним женщине. — Доброе…утро, — запнулся он. — Как вы?

Она засмеялась, поддерживая свой живот. — Совсем без сил. Маленькая Каталина толкалась всю ночь. — Женщина озадаченно осмотрела комнату. — Дуомино не говорил, что вы вернетесь сегодня. Он ведь с вами?

Дуомино? Лэнгдон понятия не имел о чем она.

Женщина, видимо, заметила его замешательство и успокаивающе хихикнула. — Все в порядке, все во Флоренции его так называют. Он не против. — Она осмотрелась вокруг. — Это он впустил вас?

— Да, он, — сказала Сиенна, подходя с другой стороны зала, — но у него встреча за завтраком. Он сказал, что вы не будете против, если мы останемся, чтобы осмотреться. — Сиенна с энтузиазмом протянула руку. — Я — Сиенна. Сестра Роберта.

Женщина более чем официально пожала руку Сиенне. — Я — Марта Альварес. А вам повезло — иметь в качестве личного гида профессора Лэнгдона.

— Да, — Сиенна закатила глаза, едва скывая свой восторг. — Он такой умный!

Наступила неловкая пауза, пока женщина изучала Сиенну. — Забавно, — сказала она, — Я не вижу семейного сходства. Кроме, возможно, вашего роста.

Лэнгдон почувствовал, что вот-вот все рухнет. Сейчас или никогда.

— Марта, — прервал Лэнгдон, надеясь, что правильно услышал имя, — мне неудобно беспокоить вас, но…я полагаю, вы догадываетесь, зачем я здесь.

— Вообще-то, нет, — ответила она, прищурив глаза. — Я в жизни никогда не догадаюсь, что вы можете здесь делать.

Пульс Лэнгдона участился, наступила неловкая тишина, и он понял, что его афера скоро потерпит полный провал. Неожиданно Марта широко улыбнулась и громко засмеялась.

— Профессор, я же шучу! Конечно же, я догадываюсь, зачем вы здесь. Честно говоря, я не знаю, почему вы находите все это таким увлекательным, но так как вы и Дуомино провели там вчера почти целый час, то предполагаю, что вы вернулись показать это своей сестре?

— Точно… — Он овладел собой. — Все именно так. Я бы с удовольствием показал Сиенне, если это не…затруднит вас.

Марта посмотрела на балкон второго этажа и пожала плечами. — Без проблем. Я как раз сейчас направляюсь наверх.

Сердце Лэнгдона заколотилось, когда он посмотрел на балкон второго этажа в задней части зала. «Я был там вчера вечером?» Он ничего не помнил. Но знал, что балкон, в дополнение к тому, что находился на той же высоте, что и слова cerca trova, также служил входом в музей палаццо, который Лэнгдон посещал, когда был здесь.

Марта уже собралась вести их по залу, но сделала паузу, как будто передумала. — В самом деле, профессор, вы уверены, что не хотите показать вашей любимой сестре что-нибудь менее мрачное?

Лэнгдон не знал как реагировать.

— Мрачное? — спросила Сиенна. — Что же это? Он мне не рассказывал.

Марта скромно улыбнулась и посмотрела на Лэнгдона. — Профессор, вы хотите, что бы я рассказала или вы сделаете это сами?

Лэнгдон тут же использовал свой шанс. — Пожалуйста, Марта, почему бы вам не рассказать ей.

Марта повернулась к Сиенне, теперь она говорила очень медленно. — Я не знаю рассказывал вам брат или нет, но мы поднимаемся в музей, чтобы посмотреть на очень необычную маску.

Глаза Сиенны немного расширились. — Какую маску? Одну из тех уродливых масок чумы, которые носят на карнавалах?

— Почти угадали, — сказала Марта, — но это не маска чумы. Совсем другой вид маски. Так называемая посмертная маска.

Лэнгдон громко выдохнул от такого открытия, и Марта сердито посмотрела на него, явно полагая, что он чрезмерно драматично попытался запугать свою сестру.

— Не слушайте брата, — сказала она. — Посмертные маски были обычной практикой в 1500-х. По сути это просто гипсовый слепок чьего-то лица, сделанный через несколько мгновений после смерти этого человека.

Посмертная маска. Впервые с момента пробуждения во Флоренции все прояснилось. «Ад» Данте…cerca trova…смотреть сквозь глаза смерти. Маска!

Сиенна спросила: — Чье же лицо использовали для слепка маски?

Лэнгдон положил руку на плечо Сиенны и ответил так спокойно, насколько это было возможно. — Известного итальянского поэта. Его звали Данте Алигьери.

 

Глава 38

 

Средиземноморское солнце яркими лучами освещало палубу Мендасиума, качавшегося на волнах Адриатики. Чувствуя усталость, хозяин осушил второй стакан виски и безучастно посмотрел в окно своего офиса.

Новости из Флоренции не радовали.

Возможно, это объяснялось тем, что он впервые за очень долгое время принял алкоголь. Однако, он чувствовал себя сбитым с толку и до удивления бессильным … как будто у его судна были неисправны двигатели и оно бесцельно дрейфовало по волнам.

Ощущение было незнакомым для хозяина. В его мире всегда существовал надежный компас — протокол — и он всегда указывал правильный путь. Протокол позволял ему принимать трудные решения, не оглядываясь назад.

По инструкциям следовало отказаться от услуг Вайенты, и хозяин принял это решение без колебаний. Разберусь с ней как только нынешний кризис разрешится.

Существовал протокол, требующий чтобы хозяин знал как можно меньше обо всех его клиентах. Он давно решил, что у Консорциума нет этической ответственности судить их.

Предоставлять услуги.

Доверять клиенту.

Не задавать вопросов.

Подобно директорам большинства компаний, хозяин просто предлагал услуги, рассчитывая, что они будут осуществлены в рамках закона. В конце концов, Вольво не несла ответственности за то, что мамаши учеников носились на скорости по школьной территории, также как и компанию Делл нельзя считать ответственной, если кто-то использовал один из их компьютеров, чтобы взломать банковский счет.

Теперь, когда все запуталось, хозяин проклинал про себя того проверенного агента, который предложил этого клиента Консорциуму.

— Поддержка ему потребуется небольшая, а деньги легкие, — утверждал агент. — Это замечательный человек, светило в своей сфере и необычайно состоятельный. Ему просто нужно исчезнуть на год или два. Он хочет купить какое-то время для уединения, чтобы поработать над важным проектом.

Хозяин согласился без долгих раздумий. Долгосрочная перемена места жительства всегда была легким доходом, а он доверял чутью агента.

Как и ожидалось, эта работа приносила легкие деньги.

То есть, до прошлой недели.

Теперь из-за хаоса, созданного этим человеком, хозяин наматывал круги вокруг бутылки виски и считал дни, когда его обязанности перед этим клиентом закончатся.

На его столе зазвонил телефон, и хозяин увидел, что снизу звонит Ноултон, один из его главных помощников.

— Да, — ответил он.

— Сэр, — начал Ноултон, с выражением неудобства в голосе. — Очень бы не хотелось беспокоить вас этим, но мы завтра должны загрузить видео в СМИ.

— Да, — ответил хозяин. — Оно готово?

— Да, но я подумал, что, может быть, вы захотите предварительно просмотреть его перед закачкой.

Хозяин сделал паузу, озадаченный комментарием. — Видео упоминает наше название или компрометирует нас в некотором роде?

— Нет, сэр, но его содержание вызывает беспокойство. Клиент появляется на экране и говорит…

— Прекрати немедленно, — приказал хозяин, потрясенный, что его старший помощник позволил себе такое вопиющее нарушение протокола. — Содержание несущественно. Что бы там ни говорилось, это видео будет опубликовано, с нашей помощью или без нее. Клиент мог сам легко загрузить его в сеть, но он нанял нас. Он заплатил нам. Он доверяет нам.

— Да, сэр.

— Тебя наняли на работу не в качестве кинокритика, — предостерегал хозяин. — И наняли для выполнения обязательств. Так что, делай свою работу.

Вайента все еще ждала на Понте Веккьо, сканируя своим острым зрением сотни лиц на мосту. Она была внимательна и чувствовала, что Лэнгдон все еще здесь не проходил, но звук беспилотника умолк, очевидно, указывая, что потребность в наблюдении исчезла.

Значит, Брюдер все-таки поймал его.

Она стала невольно оценивать безрадостную перспективу расследования в Консорциуме. Или хуже того.

Вайента снова живо представила себе тех двух агентов, с которыми уже расстались… она никогда больше о них не слышала. Они просто перешли на другую работу, убеждала она себя. Тем не менее, она подумала, не следует ли ей просто уехать и исчезнуть среди холмов Тосканы, и используя свои навыки, начать строить новую жизнь.

Но долго ли я смогу от них скрываться?

Благодаря бесчисленным заданиям она усвоила не понаслышке, что Консорциум устанавливал за тобой наблюдение, и тогда частная жизнь становилась иллюзией. Это был только вопрос времени.

— Неужели моя карьера действительно так закончится? — размышляла она, будучи все еще не готова признать, что ее двенадцатилетний срок пребывания в Консорциуме закончится после серии неудачных провалов. В течение года она бдительно наблюдала за потребностями зеленоглазого клиента Консорциума. Это не моя вина, что он сам себя подтолкнул к смерти… и я, похоже, падаю вместе с ним.

Ее единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы одурачить Брюдера … но она знала с самого начала, что у нее мало шансов.

Вчера вечером у меня был шанс, но я потерпела неудачу.

Когда Вайента с неохотой возвратилась к своему мотоциклу, она внезапно услышала звук вдали … знакомое пронзительное жужжание.

Она с недоумением посмотрела наверх. К ее удивлению беспилотник только что вновь поднялся в воздух, на сей раз около самого дальнего конца Дворца Питти. Вайента наблюдала, как крошечный аппарат делал отчаянные круги над дворцом.

Появление дрона могло значить только одно.

Они все еще не поймали Лэнгдона.

Где он, черт возьми?

Пронзительный звук наверху заставил доктора Элизабет Сински очнуться. Беспилотник снова взлетел? Но я думала …

Она переместилась на заднем сиденье фургона, где тот же самый молодой агент все еще сидел около нее. Она снова закрыла глаза, борясь с болью и тошнотой. Впрочем, главным образом, она боролась со страхом.

Время истекает.

И хотя ее враг покончил жизнь самоубийством, она все еще видела в своих снах его силуэт, читающий лекции в темном зале Совета по Международным отношениям.

Кто-нибудь обязательно предпримет смелые действия, объявил он, сверкая зелеными глазами. Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда?

Элизабет знала, что у нее был шанс и ей следовало остановить его прямо тогда. Она никогда не забудет, как умчалась с той встречи и исчезла в лимузине, направляясь через Манхэттен в международный аэропорт имени Джона Кеннеди. В стремлении узнать, кто черт возьми этот маньяк, она вытащила свой сотовый телефон, чтобы посмотреть на неожиданный снимок, который успела тогда сделать.

Когда она увидела фотографию, то громко выдохнула. Доктор Элизабет Сински точно знала, кто этот человек. Хорошие новости состояли в том, что за ним будет очень легко следить. Дурные — в том, что он был гением в своей области — он принял решение быть весьма опасным человеком.

Ничто не является более творческим … и более разрушительным, чем … блестящий ум с определенной целью.

Через тридцать минут по прибытии в аэропорт, она позвонила в свой офис и разместила фамилию этого человека в биотеррористических списках наблюдения всех соответствующих агентств на земле — ЦРУ, Центров по контролю и профилактике заболеваний США, Европейского центра по профилактике и контролю над заболеваемостью и всех их дочерних организаций во всем мире.

Это — все, что я могу сделать, пока не вернусь в Женеву, подумала она.

Усталая, она подошла к стойке регистрации со своим небольшим чемоданом и вручила представителю авиакомпании свой паспорт и билет.

— О, доктор Сински, — сказала служащая с улыбкой. — Очень приятный джентльмен оставил для вас сообщение.

— Простите? — Элизабет не предполагала, что кто-то имел доступ к информации о ее полете.

— Такой высокий, — сказала служащая, — с зелеными глазами.

Элизабет буквально уронила свою сумку. Он здесь? Как?! Она обернулась, оглядываясь на лица позади себя.

— Он уже уехал, — сказала сотрудница, — но он просил передать вам это. — Она вручила Элизабет сложенный лист бумаги.

Дрожа, Элизабет развернула бумагу и прочитала написанную от руки записку.

Это была известная цитата из работы Данте Алигьери.

 

«Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех,

кто сохраняет свой нейтралитет во времена величайших нравственных переломов.»

 

 

Глава 39

 

Марта Альварес устало посмотрела на крутую лестницу, которая вела из Зала Пятисот в музей второго этажа.

— Я смогу(ит.), — сказала она себе. — Я сделаю это.

Как администратор по искусству и культуре в Палаццо Веккьо, Марта поднималась по этой лестнице бесчисленное множество раз, но с некоторых пор, будучи беременной более чем на восьмом месяце, она считала этот подъем слишком уж обременительным.

— Марта, может быть нам лучше поехать на лифте? — Роберт Лэнгдон выглядел озабоченным и показал жестом на маленький служебный лифт поблизости, который во дворце установили для посетителей с ограниченными возможностями.

Марта улыбнулась с благодарностью, но покачала головой. — Как я говорила тебе вчера вечером, мой доктор говорит, что разминка полезна для ребенка. Кроме того, профессор, я знаю, что вы боитесь замкнутого пространства.

Лэнгдон, казалось, был сильно поражен ее комментарием. — Ах, да. Я забыл, что упоминал об этом.

Забыл, что он упоминал это? Марта удивилась. Это было меньше чем полдня назад, и мы обсуждали в подробностях случай из детства, который стал причиной страха.

Вчера вечером, пока болезненно тучный спутник Лэнгдона, Дуомино, поднимался на лифте, Лэнгдон сопровождал Марту пешком. В пути Лэнгдон поделился с нею ярким воспоминанием, как в детстве попал в заброшенный колодец, что заставило его почувствовать почти изнурительный страх перед ограниченным пространством.

Сейчас младшая сестра Лэнгдона шла впереди и ее светлый «конский хвостик» болтался за ее спиной. Лэнгдон и Марта постепенно поднимались, несколько раз делая остановки, чтобы она могла отдышаться. — Я удивлена, что вы снова хотите увидеть маску, — сказала она. — Если говорить обо всех экспонатах во Флоренции, эта вещица кажется наименее интересной.

Лэнгдон уклончиво пожал плечами. — Я вернулся, главным образом, чтобы Сиенна увидела маску. Спасибо, между прочим, что снова позволили нам войти.

— Конечно.

Репутации Лэнгдона было вполне достаточно вчера вечером, и это убедило Марту открыть для него галерею. Но факт, что он был в сопровождении Дуомино означал, что у нее действительно не было выбора.

Игнацио Бузони — человек, известный как Дуомино — был чем-то вроде знаменитости в культурном мире Флоренции. Давний директор музея Домского собора, Игнацио курировал все аспекты самого видного исторического места Флоренции — Дуомо — массивный, красно-куполообразный собор, который доминировал и над историей и над горизонтом Флоренции. Его страсть к архитектурному памятнику, масса тела почти в четыреста фунтов и постоянно красное лицо, обусловили появление добродушного прозвища Дуомино — «небольшой купол.»

Марта не знала, каким образом Лэнгдон познакомился с Дуомино, но тот накануне вечером позвонил ей и сказал, что хочет привести посетителя посмотреть в частном порядке посмертную маску Данте. Когда оказалось, что тот загадочный посетитель — известный американский специалист по символике, искусствовед-историк Роберт Лэнгдон, Марту воодушевила возможность сопроводить этих двух видных людей в галерею палаццо.

Теперь, когда они достигли вершины лестницы, Марта положила руки на бедра, глубоко дыша. Сиена была уже почти около перил балкона, глядя вниз на Зал Пятисот.

— Моя любимая точка просмотра зала, — Марта задыхалась. — Ты получаешь совершенно другую точку зрения на фрески. Я предполагаю, что ваш брат рассказывал о таинственном сообщении, скрытом в одной из фресок? — Она указала.

Сиенна с энтузиазмом кивнула.

Пока Лэнгдон пристально осматривал зал, Марта наблюдала за ним. В свете окон бельэтажа она не могла не заметить, что Лэнгдон выглядел не так замечательно, как вчера вечером. Ей понравился его новый костюм, но он был небритым, и его лицо казалось бледным и утомленным. Кроме того, его волосы, которые вчера вечером были густыми и пышными, выглядели спутанными этим утром, как будто ему необходимо было принять душ.

Марта вернулась к фреске прежде, чем он поймал ее пристальный взгляд. — Мы стоим почти на той высоте, где написаны слова cerca trova, — сказала Марта. — Можно увидеть слова невооруженным глазом.

Сестра Лэнгдона, казалось, была равнодушна к фреске. — Раскажите мне о посмертной маске Данте. Почему она именно здесь, в Палаццо Веккьо?

Что брат, что сестра, подумала Марта с тихим неудовольствием, всё ещё недоумевая, чем их тах увлекла эта маска. С другой стороны, история с маской Данте была странной, особенно, с учётом недавних событий, и не один Лэнгдон проявил к ней почти маниакальный интерес. — Так расскажите мне, что вы знаете о Данте?

Очаровательная молодая блондинка пожала плечами. — Только то, что все в школе проходят. Данте — итальянский поэт, известный, прежде всего, тем, что написал «Божественную комедию», в которой описывается воображаемое путешествие в ад.

— Отчасти верно, — ответила Марта. — В своей поэме Данте в конечном счёте выходит из ада, следует в чистилище и в конце концов попадает в рай. Если когда-нибудь прочтёте «Божественную комедию», то увидите, что его путешествие делится на три части — ад, чистилище и рай. — Марта жестом показала им идти вслед за ней по балкону ко входу в музей. — Однако, причина, по которой маска находится в Палаццо Веккьо, с «Божественной комедией» никак не связана. Она связана с реальной жизнью. Данте жил во Флоренции и любил её так, как только можно вообще любить какой-нибудь город. Он был очень знаменитым и влиятельным флорентийцем, но в системе политической власти был раскол, а Данте поддержал не ту сторону, и его за это выслали — выставили за пределы городских стен и запретили ему когда-либо возвращаться.

Марта остановилась, чтобы отдышаться, когда они приблизились к входу музея. Она снова положила руки на бедра, отклонилась назад и продолжала говорить. — Некоторые люди утверждают, что изгнание Данте — причина, по которой его посмертная маска выглядит настолько печальной, но у меня есть другая теория. Я в некотором роде романтик, и думаю, что печальное лицо больше имеет отношение к женщине по имени Беатриче. Видите ли, Данте всю свою жизнь отчаянно любил молодую женщину по имени Беатриче Портинари. Но к сожалению, Беатриче вышла замуж за другого человека, который считал, что Данте должен жить не только без своей любимой Флоренции, но также и без женщины, которую он так глубоко любил. Его любовь к Беатриче стала центральной темой в Божественной Комедии.

— Интересно, — сказала Сиенна тоном, по которому ясно было, что она совсем не слушала. — И всё же, я так и не уяснила себе, ну почему посмертную маску хранят здесь, в палаццо?

Марта сочла настойчивость молодой женщины необычной и граничащей с невежливостью. — Так вот, — продолжала она, продвигаясь вперед, — когда умер Данте, ему все еще был запрещен въезд во Флоренцию, и его тело было похоронено в Равенне. Но учитывая, что его настоящая любовь, Беатриче, была похоронена во Флоренции, и что Данте так любил Флоренцию, возвращение его посмертной маски сюда можно воспринимать как дань памяти этому человеку.

— Понятно, — сказала Сиенна. — А почему выбрали конкретно это здание?

— Палаццо Веккьо — старейший символ Флоренции и во времена Данте он был в самом центре города. К тому же, в соборе есть знаменитая картина с изображением Данте, изгнанного и стоящего за пределами городских стен, причем на фоне виднеется любимая им башня палаццо. Во всяком случае, сохраняя маску здесь, мы ощущаем, будто Данте, наконец, позволили вернуться домой.

— Это хорошо, — сказала Сиенна, казалось она была удовлетворена. — Спасибо.

Марта подошла к двери музея и постучала три раза. — Это я, Марта! С добрым утром!

Связка ключей загрохотала внутри и дверь открылась. Пожилой охраннник устало улыбнулся ей и проверил часы. —? un po’ presto(ит.), — сказал он с улыбкой. Немного рановато.

В оправдание, Марта показала жестом на Лэнгдона, и охранник тут же просиял. — Синьор! С возвращением! (ит.) Снова рад вас видеть!

— Спасибо(ит.), — ответил Лэнгдон дружелюбно, когда охранник жестом указал им всем зайти внутрь.

Они прошли через небольшое фойе, где охранник отключил систему обеспечения безопасности и затем открыл вторую, более тяжелую дверь. Когда дверь распахнулась, он шагнул в сторону, и сделал рукой широкий жест. — Добро пожаловать в музей(ит.)!

Марта благодарно улыбнулась и повела своих гостей внутрь.

Пространство, которое составляло этот музей, было первоначально разработано как правительственные учреждения, которые подразумевали достаточно просторное, широко открытое пространство галереи, это был лабиринт из небольших комнат и коридоров, которые окружали половину здания.

— Посмертная маска Данте за углом, — сказала Марта Сиенне. — Она экспонируется в узком пространстве, называемом коридором(ит.), который является по существу просто проходом между двумя комнатами большего размера. Маска находится в старинном кабинете напротив боковой стены, и остается невидимой, пока вы не подойдете к ней. Поэтому многие посетители проходят мимо маски, даже не замечая ее!

Лэнгдон теперь зашагал быстрее, устремив взор вперед, как будто маска имела некоторую странную власть над ним. Марта подталкивала Сиенну и шептала, — Очевидно, вашего брата не интересуют другие наши экспонаты, но, пока вы здесь, вы не должны пропустить бюст Макиавелли или глобус (лат. «карта мира») в Зале Карт.

Сиенна вежливо кивнула и продолжала идти, глядя прямо перед собой. Марта едва поспевала за ней. Когда они дошли до третьего зала, она немного отстала и в конце концов резко остановилась.

— Профессор? — недоумевая, позвала она. — Может, вы захотите показать сестре… что-то в этой галерее… а потом уже мы посмотрим его маску?

Лэнгдон обернулся с рассеянным видом, будто вернувшись в реальность после какого-то отвлечённого размышления. — Что, простите?

Марта, запыхавшись, указывала на ближайший музейный стенд. — Один из самых ранних… печатных оттисков «Божественной комедии»?

Когда Лэнгдон наконец увидел, что Марта прикасается ко лбу и пытается отдышаться, он огорчился. — Марта, простите меня! Конечно, да, мельком взглянуть на текст было бы замечательно.

Лэнгдон поторопился назад, разрешая Марте отвести их к старинной витррине. Внутри была потрепанная книга в кожаном переплете, открытая на изысканно оформленном титульном листе: Божественная комедия: Данте Алигьери.

— Невероятно, — с удивлением произнёс Лэнгдон. — Я узнаю титульное изображение. Не знал, что у вас есть оригиналы издания Нюмайстера.

Ещё как знали, озадаченно подумала Марта. Я же вам вчера вечером показывала!

— В середине XV века, — сбивчиво объяснял Лэнгдон Сиенне, — Иоганн Нюмайстер впервые издал эту работу печатным способом. Было напечатано семьсот экземпляров, но только с десяток сохранилось до наших дней. Это большая редкость.

Теперь Марте казалось, что Лэнгдон прикидывается, чтобы порисоваться перед младшей сестрой. Профессору явно не шла такая нескромность, ведь в научных кругах у него была иная репутация.

— Этот экземпляр арендован у библиотеки Св. Лаврентия, — Марта решила кое-что предложить. — Если вы с Робертом там не были, вам стоит там побывать. Там шикарная лестница, спроектированная Микеланджело, которая ведёт в первый в мире читальный зал. Раньше книги буквально приковывали к месту, чтобы никто не мог их унести. И разумеется, многие книги существовали в единственом в мире экземпляре.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.033 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>