* * *
Некоторые вещи происходят потому, что должны произойти рано или поздно, некоторые – напротив. Это верно так же, как и то, что ветер дует в окно. Дин, например, всегда считал, что Кеннеди был Суперменом. Он не умер, а улетел на Криптон
Сэм тем временем уходит.
Он остаётся в номере целыми днями, сузив пространства, которые может пересекать, до основной комнаты номера и ванной, он дважды ощупывает ручку каждой двери, прежде чем взяться за неё. Он спит на полу, рядом с кроватью, ест очень мало, заставляя Дина испытывать своё чувство юмора и меры, подшучивая, убеждая брата, что он, видимо, решил вернуться к состоянию и виду ботаника.
- Это было нормально в девятнадцать и двадцать один, Сэмми, – Дин даже смеётся, хотя ему не хочется, но это всё равно не помогает.
- Прости меня, мне очень жаль, – вот и всё, что может сказать Сэм в ответ на любую реплику.
Ещё случается «Я не знаю» и «Что нам делать?». Дин не пользуется ситуацией, его видимым, страшным и надоедливым раскаянием, испытывая постоянный иррациональный страх за Сэма и, одновременно, перед ним.
- Послушай, ты что, правда сошёл с ума?
- Прости, – отвечает Сэм. – Мне так жаль.
Он кладёт руки на колени, ладонями вверх, они согнуты и сведены, как створки раковины. Он смотрит в них часами, ожидая, наверное, что линии на них посоветуют, что же ему делать дальше.
Дин пытается работать с этим, как и с любым другим явлением.
- Сэмми, – говорит он, усевшись на постель брата, – я бы смеялся над тобой до смерти, если бы ты устроил нечто подобное до нашего попадания туда, ты понял меня, я бы поднял тебя на смех, дал бы тебе по морде. Сэм, это место играло с требухой в нашей голове. Оно нашло то, что было нужно, и извратило это. Это были не мы, это не было нашим, нечто чужое. Всё это время я раздражал Грисома, а ты блевал. Теперь ты винишь себя за то, чего не было.
- А что было?
- Не знаю, – признаётся Дин. – Ты был. Я, пожалуй, был тоже. Знаешь, человек дождя, пора что-то делать.
- Грех, – напоминает Сэм, используя новое слово впервые за долгое время.
Он глядит в свои ладони-раковины.
- Я совершил грех, – добавляет.
- Я тоже, – соглашается Дин, чувствуя, что ещё успеет проклясть себя, Сэма и их родной язык за наличие этого слова.
Он хочет, чтобы это прекратилось сейчас, он устал.
* * *
Они живут в мотеле «Джудит», на улице Фолкланда, в Форт-Додж так долго, что туповатый управляющий, страдающий, наверное, от рассеянности, запоминает их и принимается при встрече перекидываться с Дином парой слов о погоде и последнем бейсбольном матче. Дин кивает, он не интересуется бейсболом.
Целыми днями он наблюдает за Сэмом, возвращаясь мысленно в то время, когда всё было проще, а они – ниже по отношению к полу и потолку, когда слово отца стоило столько же, сколько слово литании или псалма. Разница в том, что Дина теперь не интересуют игровые автоматы.
Сэм спит, беспокойно путешествуя головой по полу, ест, оставляя самые большие куски на тарелке, так, что может сложиться ощущение, что он не ел вовсе, Сэм читает что-то, открыв ноутбук, и выглядит нормальным, но он знает, как дела обстоят в действительности. Сэм полон Тихих Холмов, забит им до горла, и когда он открывает рот, то с Дином говорят Холмы, когда он глядит на него, то он чувствует их мягкое движение за его глазными яблоками, чувствует, как движется туман под кожей его брата. Сэм не замечает времени, он может проснуться в четыре часа утра и потребовать, чтобы они шли куда-то, немедленно.
Однажды он наваливается на Дина во сне, обнимая руками его горло и шепчет ему в рот, быстро и несвязно, что-то о том, что чувствует, как кровь Дина ходит под его кожей, может быть, даже, как быстро.
- О, чёртов кровосос, – безнадёжно отвечает ему Дин, страдающий от бессонницы которую неделю.
Он собирает в горсть волосы брата, ограничивая пространство за спиной Сэма, зная, что это успокоит его лучше, чем многие другие слова или действия. Сэм засыпает прямо на нём, шумно ворочаясь и двигаясь во сне. Он дышит в другом ритме, не попадая под выдох Дина, которому жарко и тяжело.
За дверями мотельной комнаты переходит черту высокой и постоянной температуры июнь.
- К мозгоправу? – спрашивает Дин у Бобби. – Нет, это не поможет. Если тебе интересно, я прочитал над ним всё, что только знал, напоил святой водой и повесил на него крест, размером с мою ладонь, Бобби, здесь что-то другое.
Крест стоил два доллара и девятнадцать центов.
Дин впервые видит его, лежащим на витрине ломбарда, рядом с тремя граммофонами, повесившими колокольные венцы, старыми книгами, ловцами снов, костяными украшениями, пластинками Игги Попа и множеством вещей, которые не вызывают у него никакого интереса.
Он белый, через витрину Дин может рассмотреть сеть мелких трещин покрывающих его, но не может понять, из какого материала он сделан. В центре креста вырезан пустотный круг, длинные чётки, состоящие из красных и чёрных бусин, перемешанных в беспорядке, продеты в небольшое отверстие вверху.
Вокруг пустого круга – надпись, но он не может разобрать, вжавшись в витрину лицом прямо посреди улицы.
- Сколько он стоит, старина? – спрашивает Дин у хозяина ломбарда, едва оторвавшегося от букмекерских билетов, чтобы посмотреть на него. Судя по его лицу, он раньше сомневался, что такие, как Дин, могут говорить.
- Тебе отдам за десятку.
- Там написано «Два девятнадцать», десятка – это не цена.
- Тебе, – подчёркивает хозяин, – за десятку.
Дин проводит четверть часа в споре и торгах, упоминая налоговую службу, крепость своих кулаков, упёртый старик с выцветшими глазами, неприязненно глядящий на него, сдаётся. Он отсчитывает ровно два девятнадцать, подумав было доложить лишний цент, но затем отказывается от этой мысли.
- Два девятнадцать – цена, что надо.
- Гори в аду! – орёт ему вслед хозяин ломбарда.
Крест сделан из кости и слова, вырезанные на нём, говорят: «Моя кожа почернела на мне, мои кости обгорели от жара»10. Дин носит его на себе пару дней, даже оставляет в святой воде, чтобы убедиться, что он безвреден. Раздумывая о том, кто смотрит за смотрящим, он надевает его Сэму на шею, и чётки такие длинные, что крест болтается у самого пояса его джинсов.
- Не снимай, Сэмми.
- Ага.
Теперь вместо своих ладоней-раковин Сэм разглядывает крест, часами изучая трещины на нём, возможно, это с ним он говорит по ночам, когда Дин слышит негромкое и слабое бормотание. Сэм сообщает ему, что красные бусины из холодного и очень тяжёлого камня, он говорит ему: «Спасибо». Дин рад, что хотя бы что-то работает. Он оплачивает счета за телефон, смотрит за Сэмом, смотрит постоянно, не может идти и речи ни о какой охоте.
Середина августа и в бассейне за мотелем, который управляющий Марти чистит, когда в голову взбредёт, плавают постепенно желтеющие, тяжёлые листья. Дин решает помочь Марти в чистке бассейна, отчасти потому, что сходит с ума от безделья, отчасти, потому, что тот таскает ему пиво абсолютно бесплатно.
- Вы что, банк жахнули? – спрашивает он как-то раз, Дин смеётся.
Пока он собирает листья гигантским сачком, всё же не дотягивающимся до углов, отчего приходится обходить бассейн кругом, Сэм сидит на краю, спустив ноги в воду. Он забыл закатать штанины джинсов, обуви на нём нет. Красные бусины чёток видны рядом с его горлом, крест торчит из-под свободной футболки с поблекшим флагом.
Однажды он слышит, как Марти говорит кому то, любовно поглаживая выпуклую кнопку звонка:
- Он отличный мужик, но этот его ебанутый братец. От него у меня самого в голове делается непорядок.
- Марти, я разобью тебе рожу, – спокойно замечает Дин, помахивая бумажным пакетом с хлебом и направляясь в комнату.
- Понял, – он капитулирует, подняв руки.
Наступает осень, Дин нанимается помощником Марти, получая не так уж плохо и не так уж хорошо, в барах, расположенных близко к мотелю, никто не хочет играть с ним и у него получается только изредка ободрать приезжих, но он старается избегать настоящих крупных игр, избегать неприятностей и полиции, конечно. Кажется, их не разыскивают в Айове, но он не уверен. Холодает, ему нужно купить тёплую одежду для Сэма, разгуливающего по внутреннему мотельному двору от стены до стены, в кедах и худи светло-серого цвета, с капюшоном. Дин покупает Сэму куртку и ботинки, пока он отсутствующе пялится на кассовый аппарат.
- С ним всё в порядке, – зло бросает он кассиру.
В середине сентября он объясняет Марти, что хочет покрасить дверь, но она не будет слишком уж выделяться. Он снимает верхний слой краски с передней двери и двери чёрного входа, вырезая на них охранительные знаки, а затем красит снова, на два слоя, чтобы они не были заметны сразу. В следующий раз он подпаливает траву на заднем дворе, выжигая на обнажившейся земле круг, и Марти смотрит на него крайне удивлённо. Дин только машет ему рукой, вспоминая, что Айова славится своими голодными духами осени и жадными сторожами жатвы.
Ему не нужны проблемы.
К октябрю приезжает Бобби, который был занят большой охотой. Он рассказывает о новом «Доме у дороги», поставленном на старом месте, освящённом его знакомым пастором.
- Вода высыхала дважды, – говорит Бобби. – И она была красной.
- Как там Джо и Эллен, – спрашивает Дин, – наблюдая в окно за Сэмом, усевшимся на землю и принявшимся снова читать крест, изредка задирая голову и ударяясь затылком о забор. Бобби прослеживает его взгляд, но только качает головой, потирая бороду.
- Джо спрашивала о тебе. И Эллен тоже. Думаешь, стоило сказать им, где вы?
- Для чего? – Дин спокойно улыбается. – У меня здесь и так полно дел. Я думаю, мы перезимуем здесь.
- А потом? – Бобби оборачивается на Сэма за окном.
- Времени достаточно.
Конец осени наступает быстрее, чем ему кажется. С началом декабря Дину приходится ненадолго оставить Сэма с Марти за всего двести долларов.
- Пойми меня верно, – говорит Марти, дёргая глазом, отчего одутловатая кожа его века дрожит сама по себе. – Ты отличный мужик, но твой братец.
- Помни о своей морде и столешнице, Марти, – замечает Дин и оставляет на стойке две ровные купюры. С некоторых пор он завёл бумажник.
- Если я не вернусь через сутки, – добавляет он, – позвони по этому номеру и сделай всё так, как скажет человек на другом конце телефонного провода. В противном случае я восстану из мёртвых и натяну тебе глаз на жопу.
Надо отдать Марти должное, он смеётся только слегка нервно.
Охота на речных духов в десяти милях от города не занимает много времени.
Берег небольшой реки завален мёртвыми птицами. Он поднимает лёгкие тельца, взвешивает их в ладонях, и они мокрые. Дух молод, как он и думал, глуп и топит всё, что попадается.
Дин жжёт травы, читает заклинание, и создание из реки показывается за его спиной, переминаясь у широкого дерева. Это молодая девушка, одетая выцветший джинсовый комбинезон и бейсболку с надписью: «Гремящие воды».
- Заканчивай с этим, – советует ей Дин, всё же не уверенный, что она понимает его речь, – иначе никогда не сможешь выйти на берег.
- Никогда? – спрашивает она. – Никогда больше?
- Вообще, – пожимает плечами Дин.
- Хорошо, – соглашается. – Если я прекращу, ты не запретишь мне?
- Дай слово.
Она улыбается, и короткая тень находит на её, лицо, волосы делаются мокрыми и одежда прилипает к телу.
- Вот тебе моё слово, – она протягивает ему маленькую ладонь.
- Я не выйду из круга, малышка, – смеётся Дин. – Не на того напала.
- Жаль, – тянет она. – Тебе, наверное, надоело гореть.
Она исчезает, только сухие листья там, где она стояла, остаются мокрыми. Река быстрая и не замерзает зимой, но Дин всё же верит ей, низшие духи не приучены лгать, это против их природы. Лгать могут только демоны. И люди.
Он возвращается, читая облегчение на заросшем щетиной, полном лице Марти, втолковывающем ему что-то беспорядочное о том, что его брат заперся и не впускал его.
Дин спокойно проходит к двери, стучит три раза, с тем промежутком, к которому привык Сэм с самого начала. Дверь открывается, и его брат стоит на пороге, такой, каким он помнил его год назад.
- Это закончилось, – сообщает ему Сэм. – Я проснулся.
Он тяжело дышит, Дин видит, как движется крест под его футболкой, легко, плавно, вверх и вниз.
6.
Сэм снова рассматривает крест, но не так, как раньше, спокойно. Он зачем-то стучит им о столешницу, проверяет на свет. Кость издаёт глухой, но певучий звук.
- Я был на острове, с Саймоном, – рассказывает он, быстро и бестолково уничтожая всю еду, которую Дин нашёл в номере. – Сколько прошло времени, какое сегодня число?
- Двенадцатое декабря, – объясняет Дин, торопливо рассказывая в ответ о его пустоте и затворничестве. – Мне снились сны, что ты горишь, – добавляет он, – но теперь всё будет в порядке. Всё закончилось, Сэмми.
Сэм громко бросает вилку на стол.
- Нет смысла двигаться куда-то до конца зимы. Охота подождёт.
* * *
Это первая зима без движения на памяти Сэма.
Они не знают, чем занять себя, но снег заставляет их спать, так что Дину не приходится слишком напрягаться, чтобы уследить за ним, максимум, что предпринимает Сэм – это короткие пешие прогулки до кинотеатра. Он смотрит там фильмы и спит. Служащие подходят к нему и требуют освободить зал в конце каждого из сеансов. Сэм не помнит, о чём было кино и было ли оно вообще. Они едят, спят, чистят оружие – ничего не изменилось.
Сэм проспал Рождество, отмеченное только молчанием и бутылкой виски от Марти, уговаривавшего Дина выбраться из номера для какого-то особого дела, связанного, конечно, с ружьями, Марти имеет пункт насчёт ружей. Дин отказывается, они заняты. Сэм снова расспрашивает его о том времени, когда его не было, ему кажется, что они чересчур часто стали узнавать друг у друга о чём-то, к чему имеет отношение только один из них.
Но всё же Сэм весел и спокоен, он кажется здоровым впервые за всё время после Тихих Холмов. Бледность, болезненные красные пятна вокруг глаз и на щеках исчезают, он снова набирает вес и не выглядит так, словно провёл тяжёлые года, полные спонтанных голодовок и стагнации.
Он носит крест, будто опасается чего-то.
- Купил за два с половиной доллара или даже меньше, – рассказывает Дин, развалившись на кровати. – Чёртов старик из ломбарда не хотел отдавать мне его, заломил целую десятку.
- Тебе было жалко десятки?
- На нём была цена, она была меньше десятки и казалась настоящей. Я бы заплатил за него и сотню, потому что подумал, что он, ты понял, братец – верный, но там была цена. Ты ведь знаешь о настоящей цене, так, Сэмми?
Сэм молча кивает.
Дин расспрашивает его о времени, проведённом на болотном острове Саймона и самом Саймоне, но он только твердит одно и то же. Саймон испытывал его, Саймон заставлял его ходить по болоту, выбирая тропы, он сам не понимает, как так получилось, потому что двадцать девятый, Берковиц, был мёртв, остался в Холмах. Сэм не уверен.
- Хотя, какая разница? – напоминает он. – Всего этого не было. В голове, ага? Мне нравится так думать, – говорит он Дину, совершая круговые движения руками вокруг его затылка. – Ты всё ещё беспокоишься о крови?
- Уже нет, – отвечает Дин. – Можешь делать, что хочешь. Я уже и забыл, как ты ведёшь себя на самом деле, неплохо будет, если ты приклеишь мне пару бутылок к рукам, пока я буду спать.
- Старые добрые шутки.
Они обретают тихие – Сэм смеётся – довольно семейные вечера около одной кухонной лампы и квадратного стола, за которым они едят, если не случается дойти до кафе, и стол так мал, что они соприкасаются локтями, оставляя один его угол пустым.
Постояльцы меняются в комнатах по обе стороны от них. Крикливая блондинка и тихий мужик с гитарой и двумя детьми примерно одного возраста, которые слоняются по коридору, подкладывая постояльцам с чёрных ходов горящие пакеты с дерьмом, остаются дольше всех. Дин зовёт родителей малолетних засранцев Куртом и Кортни, не упуская случая показаться в коридоре вместе с обрезом, вызывая священный трепет у детей и слюноотделение у Марти, с которым они стреляют по пивным банкам на заднем дворе. Иногда даже по полным пивным банкам.
- Я плачу меньше за комнату, – объясняет Дин Сэму. – К тому же, мне нужно с кем-то говорить, кроме тебя, хотя бы иногда, а Марти знает все анекдоты про евреев и ниггеров – то, что надо.
Сэм только кивает, уткнувшись в ноутбук.
Что-то всё же не работает, и они оба это знают, но зима в Айове слишком холодная, чтобы заниматься чем-либо, кроме жизни.
Однажды Сэм просыпается и будит Дина рано утром, заставляя его испытать короткий приступ страха, что всё повторяется снова, но его брат выглядит так же, как и всегда, даже лучше, он давно не видел такого увлечения на его лице. Сэм торопит Дина, бросая ему джинсы и шерстяные носки.
Ещё не расцвело и пространство за дверями комнаты полно ночной синевы и тихого, неспешного звука, который издаёт лежащий толстым слоем снег.
- Куда мы, Сэмми, – спрашивает Дин, заводя машину и натягивая толстые перчатки без пальцев, с разлохмаченными краями и торчащими нитками.
- К выезду из города, на север, – объясняет Сэм и включает печку.
Они едут в молчании, Сэм только объясняет ему, что им нужно доехать почти до Гумбольта, где быстрый и чёрный Де-Мойн распадается на два рукава, один из которых следует севернее, до самой границы, а другой сворачивает на восток.
В месте, где река двоится, есть небольшой клочок земли, пустой и ровный, заросший редкой травой. Возможно, это промышленная насыпь, Дину кажется, что он видит щебень, сквозь подвижный, прозрачный лёд.
- Ты поднял меня посреди прекрасного сна о стадионе, полном болельщиц, чтобы показать мне это? Что? – интересуется Дин, поправляя воротник куртки и выдыхая светлый пар.
- Я доехал сюда на рейсовом пятичасовом автобусе, – объясняет Сэм, прячущий руки в карманы, – ходил здесь и изображал Холдена Колфилда. Даже упал пару раз. Ты иногда бываешь прав, когда говоришь, что нет ничего хуже бездействия. Нужно было мне тогда поехать вместе с тобой, упыри бы исправили положение.
- Брось, Сэмми, – говорит Дин. – Ничего бы не исправило положение. Моя бессонница чередуется с периодами, когда я не могу проснуться. Может быть, нам хватит года, чтобы вернуться к тому, что было с нами до Холмов, а может быть, нет.
- Думаешь, мы сошли с ума там, раньше или потом?
- Какая разница.
Он согласен с братом впервые за долгое время.
Дин присаживается на капот и открывает рот, чтобы в очередной раз спросить что-то о том времени, пока Сэма не было здесь, половине лета и осени, но вместо этого, замечая красные бусины на его шее, когда Сэм наклоняется, выбирая снежное крошево из волос, спрашивает совсем другое.
- Расскажешь мне? – предлагает он.
- О чём?
- О том, когда ты пил кровь.
- Не вижу зла, – смеётся Сэм и закрывает глаза руками.
Он встаёт напротив Дина, разбрасывая снег, липнущий к джинсам.
- Всё началось с крови, – принимается рассказывать Сэм, он смотрит не на Дина, а за его спину, где, в полумиле от них неслышно идёт под прозрачным льдом река. – Саймон говорил, что всё началось с крови многих и закончится кровь многих. Саймон говорил, Каин уронил первую кровь на землю, из неё люди стали настоящими. Ведь если не случилось бы первого зла, они не видели бы разницы между ним и добром. Я пил кровь, чтобы быть сильнее, чтобы стать как ты или отец и уметь выбирать, а не избегать выбора.
- Отец умер.
- Ты тоже.
Дин усмехается.
- Я не был как вы, с самого начала, потому что вы не сомневались. Ты не сомневался, братец.
- Я сомневался с того самого момента, как отец дал мне мой первый пистолет. Я уронил его на пол, ты знал?
- Нет. Но ты всегда понимаешь разницу.
- Ты тоже.
- Я не смогу объяснить, – выдыхает Сэм. – Потому что ты всегда поступал правильно и приходил первым.
- А ты хотел бы приходить первым, вместо меня?
- Я хотел бы приходить первым вместе с тобой, – объясняет он, поворачиваясь, наконец, к Дину и разглядывая его лицо в лучах поднимающегося за рекой и нешироким мостом белого утреннего солнца. – Ты получаешься перворожденным, – весело добавляет Сэм.
- Ты плохо пьёшь и этот похмельный синдром, пожалуй, единственное, что мешает нам уравняться, – соглашается Дин. – Во всём остальном между нами нет разницы. В каком-то смысле, – поправляется он. – Зима кончится, и мы сдвинемся с места. Охота, Сэмми, охота – это то, что придаёт смысл всему. Или, может быть, тебе стоит вернуться в колледж.
- Заткнись.
Они молчат, а затем садятся в машину, чтобы вернуться в мотель.
* * *
Во сне Дин носит вместо привычных джинс и рубашки тряпьё, подпоясанное тугим вервием. В руке у него нож с кривой, деревянной рукоятью, вытесанной из целого, прямого корня, над ним – небо, плоское и ровное, без единого облака. Он стоит на сухой траве и клочок её под ногами так мал, что он невольно вспоминает узкий перешеек между рукавами Де-Мойна, где он сливается в одно, чтобы разойтись снова. Рядом с ним – Сэм, одетый в такие же грубые тряпки, только пояса на нём нет. Он чуть покачивается, Дин решает, что он засмотрелся на что-то и трогает его за плечо, чтобы развернуть к себе, Сэм поворачивается бесконечно долго, а когда, наконец, заканчивает одно только чудовищно замедленное движение, то Дин видит перед собой его окровавленный рот и дыру в коричневой ткани, из которой медленно вытекает кровь. Он подхватывает Сэма, хотя тот не собирается падать, тяжёлый, слабо подвижный и будто бы неживой. Дин ловит кровь, уверенный в том, что не может позволить ей пролиться на землю. Он зажимает рану ладонью, но капли просачиваются сквозь тело Сэма, сквозь ткань, текут из-под рук, и он понимает, что ему придётся отпустить брата, чтобы поймать их. Он оставляет Сэма, прикладывая обе ладони к ране на его груди, но тот теряет былую устойчивость и тяжесть движения, падает на сухую траву, проваливаясь сквозь неё и исчезая. Капли крови, которые Дин ловил с таким упорством, проходят между его напряжённых пальцев, жидкие и яркие, меркнут в сухой траве, мгновенно окрашивая стебли, и трава краснеет, краснеет земля.
- Просыпайся, – говорит ему Сэм. – Просыпайся и не ори так больше.
- Так плохо? – Дин не двигается, уже открыв глаза и полностью избавившись от сна. Он дышит ровно.
- Достаточно дерьмово.
Сэм возвращается на свою кровать, ложится поверх одеяла, не укрываясь.
- А как же твоя пижама, – спрашивает Дин, не собираясь шевелиться.
Он считает, что двигаться после кошмаров самое последнее дело.
- Ты делаешь это по нескольку раз за ночь, – признаётся Сэм. – Надоедает.
Они засыпают одновременно.
* * *
Дин уверен, что он изучил коридор мотеля от и до, но иногда, возвращаясь из расчетной комнаты Марти, состоящей из одних только отслаивающихся обоев, второго кассового аппарата и бухгалтерских книг, он замечает, что коридор изменился. Что-то чужое заполнило воздух, квадратные зеркала в тяжёлых рамах (когда появились зеркала?) запотели. Он проходит мимо них, потирая лоб и чувствуя тугую, постоянную тяжесть в висках, точно среди коридора разлит какой-то низкочастотный звук, Дин не может слышать его, но чувствует. Все двери закрыты и освещение неровное, лампочки дрожат.
Он проверил мотель, весь, до самой последней комнаты, забитой полиролью для тумб, который никто и никогда не пользуется.
- Сэм, – осторожно спрашивает Дин, открывая дверь и переступая порог.
Краем глаза он замечает, что номер, держащийся, верно, на одном шурупе, перевернулся.
- Сэмми, – повторяет он. – Ты здесь или снова уехал мерить сугробы?
- Я здесь, – отзывается Сэм, который расхаживает по номеру голым, с полотенцем, повисшим на голове.
С его волос на ковёр капает вода. Дин думает, что его следовало бы остричь, пока они не начали касаться плеч.
- Ты бы оделся, братец, – замечает он. – Вся работа на сегодня закончена. По радио передают грозовой фронт, надвигающийся на нас с запада, возможно, будет буран. Накроет через пару часов. У Марти разболелась голова, и он завалился спать, не содрав с меня даже лишних денег за какой-то просчёт в организации работы мотеля.
- Значит, у нас полно времени, – соглашается Сэм, падая на кровать и принимаясь вытирать голову. – Прежде, чем мы найдём свою работу.
Дин только теперь замечает, что на его белой и мокрой груди нет креста.
- Забыл в душе?
- Что? – переспрашивает Сэм, отбросив полотенце и потянувшись, сильно и мягко. Дин давно не видел в нём такой открытой простоты движений, исключая даже тот факт, что Сэм никогда не расхаживал голым, что при нём, что в его отсутствие.
- Крест, Сэмми, – он пожимает плечами, принимаясь раздеваться.
Дин собирается лечь спать, пока буран не добрался до мотеля и не окружил их воем и бешеным вращением снега за окнами.
- Какой крест?
Дин снимает джинсы и нижнюю рубашку, оставаясь в одних только носках и трусах. Он поворачивается к Сэму, который перевернулся на живот и задрал ноги, уткнувшись мокрой головой в покрывало.
- Слезь с моей кровати. Если тебе так уже хочется сегодня строить из себя идиота. Умираешь от скуки?
- Всего лишь жду тебя, дорогой брат, – отвечает Сэм, не двигаясь.
Он тяжело дышит, его бледная, мокрая спина с мягкими каплями воды на ней плавно поднимается и опускается.
- Сэм, в чём дело?
Дин собирается подойти ближе, но здесь Сэм переворачивается на спину, смеясь, он абсолютно спокоен и у него довольное, улыбающееся лицо.
- Оденься, – снова напоминает он. – И проваливай на свою половину.
- Зачем? – удивляется Сэм.
Он встаёт на ноги и подходит к нему, как был, голым и улыбающимся.
- Что происходит, – спрашивает Дин.
В его голове слайды сменяются слишком быстро, он не знает, как реагировать и реагировать ли вообще. За закрытой дверью слышится топот быстрых ног.
Сэм кладёт руку ему на плечо и от неё остаётся мокрый, холодный след.
* * *
- Эй, – Сэм кладёт руку ему на плечо, надавливая, а затем отпускает. – Зачем ты пялишься на закрытую дверь?
Дин оборачивается к нему, заметив ровно висящий номер на двери, напротив которой он только что стоял, вплотную. Коридор залит ярким, недвижимым светом, давно нужно напомнить Марти, чтобы ввернул лампы помягче.
- Откуда ты взялся? – спрашивает Дин, быстро расстёгивая куртку и ощупывая своё плечо под обеими рубашками.
Оно сухое.
- Вышел за кофе, но прихватил даже твой пирог из той кондитерской, за сквером. Ты в порядке?
- Я в порядке, – Дин отодвигает его вместе с бумажным пакетом с пирогом и двумя стаканами кофе, всматривается в пустой коридор за его спиной.
Два вытянутых в длину узких зеркала не показывают ему ничего подозрительного.
- Тогда подержи, – Сэм передаёт ему пакет и стаканы, – я, кажется, забыл газету в машине.
И прежде, чем Дин успевает что-то сказать, Сэм проходит по коридору, мимо закрытых дверей, исчезает за поворотом так быстро, что он не может уследить.
Дин идёт за ним, но коридор длится дольше, чем раньше. Он не отражается в зеркале, но не замечает этого. У самого поворота ему на секунду кажется, что он замечает за углом край ботинка Сэма, и Дин ускоряет шаг, но коридор пуст.
- Сэмми? – спрашивает он.
- Что? – спрашивает Сэм, снова оказываясь за его спиной.
- Ты должен был забрать что-то из машины, ты так сказал.
- Дин, я вышел позвать тебя, Бобби звонил.
- Кофе, – напоминает Дин, но в его руках ничего нет.
Он держит одну вытянутой, как если бы и правда нёс пакет, а другую прижимает к боку.
Сэм хлопает его по плечу, снова, отчего Дин просит его не делать этого больше. Они возвращаются и пустые стены коридора, обитые обоями с мелким узором, как кажется Дину, смыкаются за их спинами.
Он переступает порог, закрыв за собой и Сэмом пустую дверь без номера.
* * *
- Я думаю, – говорит Дин в темноте, пока Сэм ищет выключатель – здесь что-то не так. Со мной что-то не так.
- Всё в порядке, – отвечает его брат, включив свет.
На вид Сэму шестнадцать, он носит ту же одежду, которая была на нём в коридоре.
- Нужно только дождаться отца, – добавляет он и снова гасит свет.
* * *
- Я сошёл с ума, – орёт Дин, просыпаясь. – Вставай, Сэмми, я сошёл с ума!
Он слышит гул ветра за стенами мотеля, густой и долгий, трубный, как голос далёкого корабля посреди пустого моря.
- И обязательно будить меня ради этого? – недовольно спрашивает Сэм с соседней кровати.
- Нужно что-то делать, наверное.
- Это только кошмар, Дин, спи.
- Мне кажется, – он садится, отбрасывая одеяло, и ощупывает голову и лицо, – я думаю, мы всё ещё там. В Холмах.
- Обсудим это с утра, когда Марти выдаст нам лопаты.
- Какие лопаты?
- Чтобы разгребать снег, Дин. Заткнись и спи.
7.
Так продолжается долго.
В течение дня он может оказаться сразу в нескольких местах, стены их номера меняются то ли по мановению руки Сэма, которая так же меняет цвет кожи, её фактуру, становится то усталой рукой взрослого, то быстрой и цепкой – ребёнка. Он не находит вещей на тех местах, где оставил их, находит другие на их месте. Его сумка полна одежды, которую он никогда не видел и не носил, даже пистолет у него за поясом меняется, и если с утра он проверяет десятизарядную обойму, то к вечеру прокручивает барабан в поисках единственного патрона. Сэм не замечает ничего. Он путешествует через всё подвижное пространство между ними и вокруг них, послушно меняясь, обрывая реплики на середине, рассказывая Дину случаи и истории, которых он никогда не знал и которых с ними никогда не происходило.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |