-Захаров,- сказал я, когда Захаров взял трубку,- найди эту Настю снова, скажи, что мы все уехали в Израиль, и… ну купи какой - нибудь платочек в магазине, да передай ей. Типа на вечную память о Петро.
-Да ты конспиратор!- восхитился Захаров,- а платочек розовенький с сердечками, или голубенький с цветочками?
-Розовый,- ответил я.
Странно все получилось. Теперь какая – то странная девушка думает, что меня нет в живых. Что я, как сказал Равшан из «Яиц судьбы»: «Нацайника – ЗОМБИМАНА!». Замечательно. Прямо сюжет для детектива. Вдруг эта Настя начнет меня разыскивать, расследовать это дело, как та самая Дарья Васильева – героиня детективов Дарьи Донцовой, которая почти на каждой странице своего рассказа говорит о нежданно свалившемся на нее богатстве французского барона и какая она теперь богатая, ни в чем себе не отказывающая женщина. То ли хочет зависть пробудить, то ли что… Но нет, Настя максимум, что сможет сделать – так это написать слезливую историю под названием «Байки в баре» или «Несбывшиеся обещания», или просто «Петр». В конце, естественно, будет долгий и скорбный некролог. С моей фотографией, скаченной из «Вконтакте».
Вот Захаров подарит ей платочек, она успокоится, будет перед сном сморкаться в него, и все в ее жизни будет супер.
Так же про меня не вспоминала Вика.
Так же и я про нее не вспоминал.
Надо же так рисковать из – за девушки - спереть целый боулинг на ночь, а потом даже не переживать. Но она пропала, и если бы хотела, чтобы мы встретились – она нашла бы способ. Я бы, конечно, тоже нашел, но мне просто не хотелось любовных переживаний, не хотелось быть отверженным. А сейчас все хорошо и я радуюсь жизни.
Через несколько дней до меня долетела весть, что Моника ушла от Роберта, оставив ему даже кольцо, которое он подарил ей на помолвку. В кольце был огромный бриллиант, но это не остановило гордую Монику. Захаров сказал ей, что она медленно и верно приближается к варианту стать женой простого программиста Александра Захарова.
-А ты знаешь, кто это такой – Александр Захаров?- гордо спрашивал Захаров, думая, что Моника ответит: «Самый лучший мужчина на земле».
-Извращенный придурок, раздутый самомнением,- отвечала Моника, легонько хлопая его по щеке.
-Опасную игру ты затеяла, Джитендер,- потирая щеку, отвечал Захаров,- рискуешь остаться старой девой, раздутой климаксом.
Я все же не считал нужным подкатывать к Монике, раз мы давно решили какие отношения нас связывают. А Захаров, видимо, не хотел смириться с тем, что красивая индианка никогда не побывает в его постели.
Глава 14, в которой быстро пролетает год. Ну, или около года.
Год пролетел незаметно. Бывает, хочешь оглянуться назад, а оглядываться просто некуда – кажется, что все было настолько недавно, но уже настолько нереально, будто бы и не с тобой. За год может произойти и целый калейдоскоп событий, и не произойти практически ничего. Но второе – это не про меня, и не про моих верных Амигос.
Моника успела еще несколько раз помолвиться, причем мы с Захаровым всегда изображали разных людей. Последний, как нам показалось, был самый хороший претендент, потому что перед ним нам нужно было изобразить самих себя – лучших друзей Моники. Мы весело сидели, бухали, а Моника, прожигая нас глазами, сидела и нервно покачивала ногой. На следующий день она его бросила, сказав, что он пьяница. Мы с Захаровым только пожали плечами – парень – то вообще чувак. При остальных мы изображали то братьев из семьи «семеро по лавкам», то богатых мужчин, не нуждающихся в деньгах, да и вообще ни в чем не нуждающихся. Не понятно, зачем Монике нужны были различные истории в виде нас, рассказала бы что – нибудь о себе, об индийских князьях, и все бы мужики были бы у ее ног.
Потом она сменила работу. Нет, суть своей работы она не сменила, сменилось только место – стала работать на моей первой работе, а не на второй, как это было раньше. Она так же гуляла по торгово – развлекательному центру, ничего не делала. Потом стала менеджером, сидела в своем кабинете и опять ничего не делала. В общем, суть не сменилась.
Захаров тоже сменил работу. Казалось бы, чем плоха работа программиста – отключай аськи, получай кексы. Но после тех несвежих кексов, от которых он получил несварение, он всерьез задумался о кардинальной смене деятельности, и неожиданно открыл в себе талант ведущего. Теперь он пишет сценарии, проводит праздники, свадьбы, дни рождения, поминки, в общем, хватается за все, что предложат. То есть берет то, что не взяли проводить профессионалы. Денег он получал столько же, сколько получал и за тупое просиживание штанов на кресле админа. Но там он тупо сидел, а тут он тупо бегает, но счастлив как ребенок. В его жизни так же много женщин, геев он не бросил, как же можно бросить хобби.
Камилла перешла на последний курс своего музыкального колледжа, и была тоже счастлива, как ребенок, получивший пакет леденчиков. Летом мы в очередной раз всей семьей побывали в Израиле, точнее в пригороде Иерусалима. Там стоял бабушкин коттедж, там мы и обитали. Никакого интернета, никакой телефонной связи – она была, но мы специально не включали телефоны. Это был рай. Тем более наконец – то увиделся с Ладой, она все еще служила в Израиле, точнее уже работала в вооруженных силах Израиля. Мы с ней огорчали родителей отсутствием внуков, но сами не считали это трагедией.
Маман все так же шила модные шмотки для бабулек и женщин – домохозяек, забывала наши имена и не реагировала на соседа Бояру. Ничего не изменилось в ее размеренной жизни. Отец начинал нервничать насчет того, что никто из его детей еще не произвел потомства. Самый большой шанс его произвести был у Камиллы, но отец ее в расчет не брал, она для него была еще ребенком. Но в магазинах ей уже говорили: «Женщина, это вы брали килограмм колбасы?». Камилла жутко обижалась на новую кличку «женщина». Уж очень она была озабочена тем, что в свои 19 лет выглядит на 23.
-И говорят мне это девки, которые по – любому старше меня!- негодовала она.
Отец подумывал о переезде в Иерусалим.
Если не обращать внимания на женщину – она может незаметно войти в твою жизнь. Я же обращал на Вику какое – то внимание, и она все равно вошла в мою жизнь. Нагловато так вошла. Она прикрепила к моей двери бумажку с номером своего телефона, и, как сейчас модно говорить – мы «встречались». Она бросила своего мужлана, которому была бесконечно благодарна за бесцельно прожитый год, или около года. Вика уже была знакома с Моникой и Захаровым, прочно влилась в нашу компанию, тусила с нами, причем когда она была с нами, то Захаров начинал отчаянно подкатывать к Монике, оправдывая себя тем, что ему одиноко в обществе влюбленного друга и какой – то девушки. Под «какой – то» девушкой он подразумевал Монику. Когда мы сидели вместе, он часто говорил:
-Кто это такая с нами сидит? Ты ее знаешь? И я тоже не знаю. Что это за старая мразматичка с морщинами по всему телу? Ай – ай, женщина, пора следить за собой!
Моника только устало закатывала глаза, мешая свой коктейль. Вика хихикала.
Так бывает – сначала тебе в девушке нравится все, вплоть до родинки на кончике ее носа. А потом как – то все надоедает – сначала родинка, потом привычка петь в ванной, потом ее копошение ночью, когда она пытается прижаться к тебе плотнее. Я был на стадии родинки на носу. Вика начинала меня понемногу напрягать. Я начал ее узнавать, и теперь она не казалась мне такой идеальной, как было сначала.
У каждого бывает свой скелет в шкафу. Я не знаю про свой скелет, но он у меня точно есть – я чувствую его присутствие, когда начинаю знакомиться с людьми. Про скелеты Вики я узнавал по мере их поступления. Так сказать, примите партию нового товара.
Вика баловалась травой и выпивала. Конечно, я ничего не имею против эмансипации женщин, все имеют право на все, тем более в нашем современном мире, но ты же девушка, ты должна думать о том, что будет дальше, что будет с твоими детьми. Ведь если твой отпрыск родится уродом – то расхлебывать придется тебе. Но, как говорила Вика, пьяной интереснее и легче танцевать на концертах – не чувствуешь боли от пуантов, не чувствуешь волнения. А под травой вообще смешно и всегда на лице искренняя улыбка, и это нравится зрителям. Я, посмотрев на одно из ее выступлений, где милых девушек – студенток было около 20, ни за что не поверил, что они тут все либо пьяные, либо под кайфом. Но, встретив Вику за кулисами, я понял, что тут непроходимый наркологический диспансер. Все студентки «хореофные» были неадекватные, ржали и врезались в дверные косяки.
Но мне Вика пообещала, что больше так не будет. Очевидно, мое лицо после такого зрелища выражало столько чувств, что она решила быстрее все загладить.
-Даже Захаров так не делает,- пробормотал тогда я.
И чем больше мы общались с ней, тем больше она рассказывала мне о своих похождениях. Оказывается, она не в первый раз просыпается вот так, как тогда у меня. А меня тогда удивило ее поведение – почему она не закричала, не надавала мне пощечин, не закрылась одеялом и не заорала: «Отвернись, извращенец!». У нее такие случаи были просто рядовыми. Конечно, я опять же не против такого образа жизни, ради всего святого. Но я опасался, что и отношения со мной не помешают ей так же просыпаться в чужих квартирах.
Больше о ее скелетах я знать не хотел – боялся напрочь разрушить свою девушку – мечту. Пусть пока все будет так, и мои мысли будут пусты и затуманены розовыми облаками.
Так же она познакомила меня со своей семьей. Совершенно замечательные люди – отец – трудяга и брат – ботаник. Отец трудился на заводе кем – то очень важным и уважаемым, а брат учился и был погружен в какие – то умные книги, которые, как была уверена Вика, ничего хорошего ему не принесут. Но брат был молод и горяч – курчавый 18летний юноша, перед ним были открыты все дороги, он мог еще выбрать. В мире полно интересных профессий, кроме как ученый – биолог. Тогда я у него спросил:
-А где же твой гербарий?
И тут же подумал, хорошо, что не сказал вслух: «Вика скурила».
Юноша выпучил на меня большие глаза, и потрусил к компу, узнать у великого «Гугла» что такое гербарий и почему у него, у великого биолога, нет гербария. Вот она, современная молодежь.
Еще у Вики были замечательные бабушка и дедушка, которые жили в деревне. Неплохие такие старики, бодрые. Видел я их один раз, но этот раз мне запомнился на всю жизнь, наверное. Мы тогда забежали к Вике с Захаровым, испить чая. Испили. Так испили, что Захаров на рогах вполз в «Хендай» и орал все дорогу:
-Поедем, красотка, кататься!
В общем, дед сразу вытащил какую – то бодягу, усадил нас выпить, я отказывался. Мою дозу за меня выпил мой добрый друг, который всегда готов помочь. Меня же до упора обкормили оладушками со сгущенкой – бабуля постаралась. До сих пор не могу смотреть на оладьи спокойно, у меня вырабатывается такой же рефлекс, как у Захарова на слово «фистинг».
В общем, Вика не была мечтой. Мне казалось, что она очередной проходящий момент в моей жизни.
А потом я предложил ей жить вместе.
Не знаю, что такое на меня нашло.
Она согласилась и перевезла ко мне вещи.
Курчавый юноша был неимоверно рад – теперь комп принадлежал только ему.
А отец сказал, что если я ее обижу, то он даст мне арматурой по шее и выдернет причинное место.
Дед с бабулей рыдали по телефону, и говорили, что как они рады, как ждут правнуков. А еще говорили, чтобы немедленно играли свадьбу, чтобы Виктория не жила «непристойной женщиной».
Но со свадьбой я не спешил.
Глава 15,в которой главный герой рассказывает о почти семейной жизни.
Через некоторое время я стал понимать, о каком таком «болоте» говорил Захаров, когда рассказывал о том, как делал предложение одной особе.
«Болото» начало затягивать и меня. Так бывает. Когда уже дом сверкает чистотой и уютом, когда на кухне стоит горячий ужин, но уже не хочется куда – то тащиться в пятницу вечером, чтобы выпить, чтобы в субботу мучиться похмельем, чтобы за воскресенье успеть что – то сделать по работе.
Таким образом я скис месяце на втором своей почти семейной жизни. Захаров был в депрессии от того, что ему приходилось проводить длинные вечера с молчаливой и серьезной Моникой, которая даже его ухаживания не могла принять, и не отвечала на его остроумные шутки. Захаров скучал по мне. Когда он приходил ко мне в гости, он не мог рассказывать при Вике о разводе геев, не мог материться, не мог говорить о девушках, с которыми был в последнее время. В общем, мы сидели на кухне, пили травяной чай и разговаривали на какие – то светские темы. Было скучно.
Немного начинало бесить пение в ванной. Его было почти не слышно, раньше я даже не обращал на него внимания, но потом внимание приковывалось к этому все больше и больше, я начинал слышать текст песни, начал его запоминать… В общем, репертуар у Вики был небольшой.
«Na – na –na – na, common!»
«Вся Москва блестит, вся Москва горит, вся Москва сия-ия-ияет….»
«Ля – ля, у – ля – ля, бэд ромэнс…»
И просто хит дня:
«Воробушка – воробей, отлетная пташечка, ох и ляли, ох и люли, алилей лели, ох да люли!»
Я даже начал запоминать эти бесконечные «люли».
И так бывает в жизни – когда раньше у тебя было что – то лучшее, чем есть сейчас, то жить просто невозможно.
Да, у меня был секс лучше. Был секс на десятку. А теперь он стал примерно на семерку с половиной, и поэтому я почти не мог спокойно жить. Всегда чего- то не хватало. И, когда Вика уехала на гастроли со своим танцевальным коллективом, я изменил ей. Тупо изменил, потому что постоянная нехватка этого «чего – то» меня нервировала и я начинал срываться на работе на клиентов, срываться на Захарова и Монику…
-Э, брат, да ты категорически неудовлетворен,- сразу раскусил меня Захаров.
-Какой ты проницательный,- съязвил я.
-Какой есть,- понимающе вздохнул Захаров,- давай – ко организуем траходром.
Организовали. Так организовали, что даже рассказывать не буду, просто промолчу.
Мне стало стыдно. Так стыдно, что не хотелось возвращаться домой, смотреть Вике в глаза и говорить ей, что люблю ее. Мы с Захаровым пошли в ювелирный магазин, причем я уверенно туда шел, а Захаров, прикрываясь шарфом от ветра, бегал передо мной и орал:
-Не делай этого! Вот попомнишь мои слова!
В магазине он щедро помог мне подобрать кольцо. Со вкусом у меня полный швах, а Захаров у нас пижон.
Проводив меня до машины, он сказал:
-Вот я уверен, вот я больше чем уверен, что через месяц мы будем сидеть в каком – нибудь блевантоне, и ты мне будешь говорить: «О, вон та похожа на Вику, меня уже тошнит». Покедова.
Вика уже была дома. Она была сильно накрашена, очевидно еще не смыла косметику, и от нее пахло алкоголем. Понятно, опять не сдержала слова.
«Сказала, что поехала с мамой на дачу, а приехала вся в засосах. Странные у вас отношения!»
-Привет, Петь,- поздоровалась она, увидев меня в коридоре,- я в ванную!
Я, представив, что сейчас опять начнется «Воробушка – воробей», схватил ее за руку, и сказал:
-Погоди, я хочу тебе кое – что сказать.
Меня трясло. Прекрасно понимаю Захарова теперь.
-Что?- заинтересовалась Вика, распуская волосы.
Я, как полагается, встал на одно колено (я в фильмах видел!), достал из кармана коробочку с кольцом, и… Понял, что ошибся. Понял, что зря. Понял, все понял, что загоняю себя в это болото. А если я это понял – значит это не мое, значит это все не то, значит надо еще подождать. Погорячился. Но, как говорится, за нами Москва.
-Будь моей женой, Вика,- сказал я, и раскрыл коробочку. Вычурное кольцо, выбранное Захаровым, тревожно заблестело, будто предвещая кончину моей холостой жизни.
Вика выпучила глаза, полотенце из ее рук упало, она переводила взгляд с кольца на меня, и опять на кольцо. Очевидно, она выгадывала время для обдумывания, в ее голове сейчас висели маленькие весы, на которых были поставлены мои плюсы и минусы, ее отношение ко мне, отношение ее родных ко мне…
-Так… неожиданно,- только и сказала она.
-Да,- ответил я, все еще стоя на колене,- ты давай, это… определись.
Я жутко переживал и нервничал. Наверное, никогда так не нервничал. Даже когда… нет, не было такого случая.
-Петь, ты сам все понимаешь, да?- сказала Вика. Интонация мне не понравилась, она говорила так, будто я что – то должен понимать, и не должен был делать этого предложения, будто все было зря и жили с ней мы просто так.
-Нет, не понимаю.
-Нам сложно вместе…
-Нам сложно??? По - моему так вообще все отлично, ты о чем.
Мне надоело стоять на колене, оно начало затекать.
-Петь, мы разные люди, нам трудно, да и характеры разные, мы не уживемся…- Вика села на стул, и начала рассуждать,- я прекрасно знаю, что тебя многое во мне бесит, что я не оправдала ожиданий… Но ты мне очень нравишься, и…
-Так,- сказал я, вставая с колен. Я начинал закипать,- скажи еще, что по гороскопу не подходим!
-Не подходим…
-Говори уже!- повысил я голос. Меня это начинало немного доставать – каких трудов мне стоило принять такое важное решение, и она все топчет, как курица в загоне.
-Я не буду твоей женой.
-Понятно,- я положил кольцо в карман,- удачи! Чтоб утром тебя тут не было.
И я ушел ночевать к Захарову.
Меня даже не волновала перспектива арматуры, приложенной к шее, да и тут спорный вопрос получается – кто кого обидел?
-Знаешь, Петро, я бы написал про тебя книгу,- закуривая, сказал Захаров,- да дурак ты несусветный, боюсь что за труды мало бабла выручу.
-Захаров, ну ты представляешь ли!- бушевал я,- она жила со мной два месяца, жила на мои средства – да хер с ними!- она спала со мной, готовила мне еду, причем неплохую, и тут она оказывает мне? Зачем тогда все это было? Зачем были оладушки, бодяга, арматура?!
-Арматура…- эхом отозвался Захаров,- вот знаешь, встречная ситуация. Моника! Святая женщина! Все для нее делаю – и коктейль тебе в баре, и… еще коктейль…и… В общем, все для нее делаю, а она,- он начал загибать пальцы,- намеков не понимает. Ночевать не остается. Подарки не принимает. На шутки не отвечает. А как пива попить – так пожааалуйста, всегда готова, первая нах.
-Отстань ты уже от нее, она тебе ясно сказала тогда, с кем хочет иметь дело, и кого выберет себе в избранники,- махнул я рукой,- давай, наливай.
-Вот тут ты не прав,- погрозил мне пальцем Захаров, откупоривая бутылку с виски,- женщины они такие… Если влюбится в свинопаса – выйдет замуж за свинопаса, будет помогать ему пасти свиней, будет ему варить кашу, будет заливать чай в термос, чтобы он не застудился пока пасет свиней. Понимаешь? Влюбленная женщина – это героиня, способная на все. Ах, да, еще есть у них великая ЖАЛОСТЬ. Они ее равняют с любовью. То есть если ей тебя жалко – то она уже тебя не бросит, она будет думать, что любит тебя. А на самом то деле она просто расчувствовалась. Вот и я думаю – остался один козырь – надавить на жалость Моники.
-Философ,- сплюнул я,- получается, что Вика ко мне даже жалости не испытывала???
-А чего тебя жалеть,- прищурился Захаров,- ты не создал ситуацию жалости. Вот если бы ты, делая ей предложение, добавил несколько слов о том, как тебе плохо без нее, как тебе одиноко в этом пустынном мире, где царит циничность и эгоизм, и как от нее, родимой, веет далекой израильской родиной, по которой ты неимоверно скучаешь – вот тогда она бы тебе ответила «да».
Мы выпили виски, немного закусили.
-А вот ты, Захаров, почему не надавил на жалость той особе, которой предложение делал?- усмехнулся я.
-Петро, да ты дурак что ли! Знаешь, я же говорил, что достав кольцо – я все понял. И поэтому сделал такое же обычное предложение, как ты. Да и похлеще, наверное. Я сказал ей что – то типа того, что: «Знаешь, дорогая, я, конечно, не создан для брака, но, глядя на то, как катятся годы молодости от тебя, да и от меня тоже – решил, что пора тебе выйти замуж…».
Я заржал. Это меня настолько рассмешило, что я пролил свой виски, и мой смех, наверное, слышали даже глухонемые соседи Захарова. Захаров, смотря на мою истерику, тихо хохотал.
-И смеюсь я сейчас не над своим поведением, а над твоим ржачем,- не преминул сообщить он.
-Ты муфлон, Захаров!- успокоившись, сказал я,- тут бы и я ответил отказом! Хаха! Ты намекнул ей на уходящие годы и стареющую красоту! Мудак! Монике ты тоже постоянно говоришь про морщины и климакс, так что ты от нее ждешь?
Захаров закурил:
-Вот и остался последний козырь – жалость.
Все – таки странный человек Захаров. Он неунывающий и никогда не впадает в панику и депрессию. Но, как известно, у таких людей все же есть переживания, только о них никто не знает…
-Захаров, у тебя есть переживания?- серьезно спросил я.
Захаров посмотрел на меня своими черными глазами, и сказал:
-Конечно, целый букет. Первое – хочу бросить курить, но не получается, переживаю. Второе – хочу Монику, но не получается, переживаю. Третье - хочу огромную квартиру с баром и джакузи, но не получается, переживаю. Четвертое…
-Нет,- замахал я руками,- душевное…
-Душевное,- задумался Захаров,- ну, наверное это подойдет… Понимаешь, хочу родителей свозить на Лазурный берег. Или хотя бы в Буревестник. Старые они у меня, а ничего кроме своей деревни не видели. Да и кто, если не я.
Я промолчал. Захаров, деревенский парень, хочет вырваться в люди, барахтается из последних сил в этом жестоком мире, постоянно что – то делает, выживает. И все же никогда от него я не слышал жалоб и причитаний, что, мол, все плохо и ничего не получается.
Я начал уважать Захарова.
-Слушай, Захаров. Я сейчас тебе сделаю хорошее предложение, только ты сразу не отказывайся…- начал я, но Захаров, предугадывая, что я предложу свою помощь, сразу прервал меня:
-Кажется, на улице холодает. Пойду, форточку закрою.
Когда он ушел на кухню, закрыть форточку, я подумал, что Захаров – неплохой человек. Он даже не такой, каким кажется всем, и казался мне до этого вечера. Я хотел предложить ему ехать с моей семьей летом в Израиль. Чтобы он взял своих родителей, и они там отдохнули. Денег понадобится не много – на перелет, да на развлечения в Иерусалиме. Не дом отдыха все же, но зато другая, теплая страна. А жили бы у моих родителей в доме. Но Захаров, предвидя, что я предложу помощь, быстро подавил все на корню…
-Вот, Петро, смотри,- сказал Захаров, садясь обратно в кресло,- я надавил на твою жалость, и ты сразу же что – то мне захотел предложить. Если бы я не надавил – ты бы не предложил. Улавливаешь мысль? Поэтому Моника должна купиться.
-Ага,- кивнул я и залпом выпил стакан виски.
-Только одолжи мне кольцо,- попросил он,- тебе оно уже все равно ни к чему.
Глава 16, в которой рассказывается о коварном плане Захарова.
Придя домой после работы, я отметил, что Вика съехала. Ключи я нашел под ковриком у двери. На меня накатила какая – то тоска, было ужасно грустно от того, что я опять один.
В холодильнике стоял великолепный плов, сготовленный Викой. Я не стал его есть, просто взял и вывалил все в унитаз. Все, никаких воспоминаний.
У нас не было даже общих фотографий. Не придется картинно их рвать и выкидывать. А вообще меня очень задел ее отказ. Это символизировало то, что и я в постели был на семь с половиной, что и я в чем – то был не прав, что не только она меня бесила, но и я ее тоже бесил. А она продолжала меня кормить, ублажать, ждать с работы… Что за противоречия!
Позвонил Захаров. Сообщил, что если я хочу посмотреть на жалость Моники, то через час они собираются встретиться в «ЭкоКафе». Мне было интересно, даже не результат, а процесс – как же Захарову удастся разжалобить железную Монику.
Когда я приехал, они уже сидели вместе и о чем – то разговаривали. Я присоединился и, присев с ними, бодро сказал:
-Привет, дорогие! Как жизнь?
-Плохо,- угрюмо сказал Захаров.
Моника сдержанно кивнула, что означало «Нормально».
У меня появилась мысль, что Захаровский план грандиозно полетел, судя по его виду. Я порадовался, потому что я был на стороне Моники, и не хотел, чтобы из – за какой то жалости она оказалась в постели злостного Захарова.
-Моника,- сказал Захаров,- Петр. Я ходил сегодня в больницу.
Он выдержал трагичную паузу.
-Эликсир молодости искал? Молодость, смотри, уходит,- скривилась Моника.
-Нет,- трагично сказал Захаров,- меня долго мучила боль… И я решил провериться. В общем…
Он опять выдержал паузу. Я понимал, что это все спланировано, и поэтому молчал, а то не дай бог скажу что – нибудь не по плану, и потом он мне будет всю жизнь об этом напоминать.
-Что?- не выдержала Моника,- тебя накрыла импотенция?
-Я смертельно болен… Мне осталось совсем немного…
-Да ты гонишь,- округлила глаза Моника.
-У меня рак,- настойчиво сказал Захаров.
Мне стало не до смеха. Как – то все натурально выглядело.
-Я не хочу умирать молодым,- с надрывом сказал он.
-Э, ты чего,- заволновалась Моника.
-Моня, дорогая моя. Мне осталось совсем немного, около двух месяцев. И я хочу сказать тебе, перед всеми,- он посмотрел на меня,- своими друзьями… что я люблю тебя. Что всегда хотел быть с тобой, а ты отвечала отказом… так что вот, пусть это будет твоим, в светлую память обо мне,- и он, достав мое кольцо, настойчиво одел его Монике на безымянный палец.
-Ну, ребят, я пойду, наверное…- замялся я.
Скорбный Захаров только махнул рукой, даже не посмотрев на меня. Его голова была низко склонена, он крепко держал Монику за руку, но я отчетливо видел, что Захаров широко улыбается. Значит, его план почти сработал.
На следующий день, в пятницу, я сорвался в Нижний Новгород. В Кирове стало слишком скучно, и мне нужно было общение с маман, с отцом, и тем более приезжала Лада из Израиля, мы очень давно не виделись.
Пока я собирал небольшую сумку, мне позвонил Захаров. Даже по самому звонку я понял, что Захаров злой.
-Моника дура!- заорал он, когда я взял трубку.
-Что случилось?- улыбнулся я.
Никогда не сомневался в Монике, она все – таки его раскусила. А, молодец.
-Ты прикинь!- бесновался Захаров,- мы вчера пошли ко мне домой, все чин – чином, все по маслу, все чики – пуки! И прикинь! Она меня в постель уложила, чаем с медом напоила, пледом укрыла, и сказала, что очень переживает за меня! Я ей сказал, что мне не хватает любви, ласки, а она сказала, что мне нужно беречь силы и выздоравливать!!! А сегодня она пришла с каким – то новомодным лекарством от рака, сказала, что у знакомого врача выбила. Заставила меня выпить его! Надеюсь, что я не умру к вечеру, а то как так – она придет, а я окочурился от ее лекарства!
-Захаров, я предполагал, что ты ее не проведешь,- усмехнулся я, застегивая сумку.
-Ну смотри,- немного успокоился Захаров,- все же она поверила. Нужно только время. Стерва.
Выходные пролетели незаметно. Всю субботу мы гуляли, ночью безбожно бухали в клубе, домой пришли под утро, проснулись поздно и оба ужасно мучились похмельем. Лада сказала, что давно не отрывалась так, как в этот раз. Ей хотелось, конечно, чтобы Камилла тоже отрывалась с нами, но эта богема никуда не поехала, у нее был важный концерт в Кирове.
Завтракали вчетвером. Точнее – впятером, компанию нам составляла собака Камиллы, которую она не в состоянии была забрать в Киров.
-Лада, как у тебя дела?- спрашивал отец. Вчера они так и не смогли поговорить, так как мы почти сразу после ее приезда поехали на «вечеринки».
-Да хорошо все,- кисло ответила Лада. По ее лицу было видно, что ей очень плохо, почти непереживаемо. Отец это видел, но ни слова ей не сказал.
Узнав, что у нее все хорошо, он переключился на меня:
-Вот, Петр, ты мог бы быть военным, уважаемым человеком. А ты этот… менеджер.
-Я рекламный представитель,- поправил я его.
-Один хрен,- ответил он, откусывая кусок от бутерброда,- был бы ты военным…
-Миша, отстань от детей,- вставила мама свое веское слово.
-Ладно,- согласился отец,- Лада! У тебя мужчина есть?
Лада поперхнулась чаем.
-Эм… Немного некорректно,- ответила она,- с чего ты меня это спрашиваешь?
Обитая в Израиле, Лада начинала забывать русский язык, и ее речь иногда была немного несогласованна.
-Молодежь такая пошла, что сначала учатся до 23 лет, потом делают карьеру до 40 лет,- пустился в рассуждения отец,- а когда делать семью? Когда рожать детей? Так можно и состариться…
-Ну мне не 40 лет,- парировала Лада.
-Но и не 20! У меня в твои годы уже Петр был,- он перевел глаза на меня,- окорок,- он перевел глаза на маму,- женился на русской, и все дети пошли в русскую кровь – какие вольные!
Он тут же получил подзатыльник от мамы.
-Карина в вашу родню пошла,- сказала она,- и смысл – все равно вольная.
-Камилла,- поправил я ее.
Она не обратила внимания. Все как обычно.
Потом мы проводили Ладу в аэропорт, ее звала служба. Отец сразу после аэропорта поехал куда – то по делам, наверное, новых детей себе искать. А мы с мамой поехали в торговый центр, маме нужно было что – то купить для Камиллы.
Пока мама ходила по магазину, я одиноко сидел в машине и смотрел по сторонам. Как же все – таки различаются города! В Кирове никто никуда не торопится, особенно в выходные и особенно у торговых центров. Все ходят размеренно, болтают, задерживаются у рекламных щитов. В Нижнем все куда – то торопятся, бегут, умудряются перебегать дорогу в неположенных местах, пытаются все успеть. Вот и сейчас – на улице скользко, лед, а люди бегут, смотрят на часы, чертыхаются и бегут дальше. Люблю этот город, но никогда не чувствовал себя частью его. Я никогда никуда не спешил, старался не перебегать дорогу в неположенных местах, и по возможности не наблюдал за временем. Киров мне нравится больше, чисто по размеренности и габаритам. Небольшой, милый город, но жаль что холодно, да и темнеет зимой уже часа в три. А в Нижнем в пять. Все – таки север.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |