У собаки спросили:
— В чем причина, что нищий обходит дом, где живешь ты, и не переступает порога, на котором ты спишь?
— Мне чужды жадность и алчность, — ответила собака.— Я известна своим бескорыстием и воздержанностью. Я довольствуюсь куском хлеба со стола и радуюсь обглоданной кости из жаркого. Нищий, просящий подаяние, одержим жадностью и алчностью. Он представляется голодным даже тогда, когда сыт; у него в мешке хлеба на неделю, а язык его все просит кусочек хлеба на вечер; в заплечной котомке у него пищи на десять дней, а в руках у него все посох нищеты. Воздержанность не совместима с жадностью и алчностью, а довольствующемуся куском хлеба ненавистен жадный и алчущий.
О сердце, ставшее гнездом величия простых!
Ты отвратилось от алчбы, корысти, жадных глаз.
Где чистый вынесло товар довольство малым, —
там
Презренны торжище алчбы,
базарный визг и пляс!
Урок лисенку
Лисенок сказал своей матери:
— Научи меня такой хитрости, чтобы я мог спастись от пса, если буду настигнут им.
— Хотя хитростей и много, — ответила мать, — но лучшая из них вот эта: сиди в своей норе, чтобы ни он тебя не видел, ни ты его.
Врага ли в неком подлеце нежданно
обретешь, —
В коварстве состязаться с ним не вздумай! —
Он колючей.
Хоть гору козней взгромозди,
в приемах исхитрись, —
Равно и мира и вражды с ним избегай ты лучше!
Шершень и пчела
Шершень напал на пчелу, чтобы съесть ее. Взмолилась пчела:
— По сравнению с этими сотами и медом какая цена мне, что ты, оставив их, вцепился в меня?!
— Соты наполняешь ты, источником меда опять же являешься ты, — ответил шершень, — поэтому я напал на тебя.
Блажен муж истины! Не раз он,
отвратясь от многих
Приветствий, —
к другу поспешит к застолью и к беседе:
Из-за завесы тонких фраз и умозаключений
Там явно выступает лик важнейшего на свете!
Ответ муравья
Увидели муравья, с превеликим трудом тащившего саранчу, которая была в десять раз больше него. Сказали удивленно:
— Посмотрите на этого муравья. Как он, такой немощный, тащит эдакий большой груз?!
Услышав эти слова, муравей засмеялся и сказал:
— Силой благородства души и чувством чести мужественные переносят любые тяжести, а не мощью тела и дородством.
Ту кладь,
что понести невмочь земле и небесам,
Едва ли тело и душа способны унести.—
Но силу духа укрепить проси к тебе идущих
Путем Божественной любви, —
и пронесешь в пути!
Верблюд и мышь
Верблюд пасся в пустыне, волоча поводья. Подошла мышь и увидела его без хозяина. Обуяла ее жадность, схватила она поводья верблюда и повела его в свой дом. Верблюд, по своей природе склонный к повиновению и исполнению приказов и по натуре послушный повелениям, смиренно последовал за ней.
Но когда дошли до норы, то увидел он очень узкую щель в нее и сказал:
— О мечтающая о невозможном! Что это ты наделала, зачем меня привела сюда? Твоя нора так мала, а тело мое так громадно! Ни нору твою нельзя увеличить, ни мое тело уменьшить. В таком случае как же нам жить вместе и как дружить?!
Ты в смертный путь вступаешь,
как верблюд, —
Алчбу и жадность ты влачишь до гроба.
Сбрось груз один!
Избавься от горба, —
В ущелье смерти не пролезут оба.
Овца и козел
Овца перепрыгивала через ручей, и хвост ее вдруг задрался. Козел тут же захихикал:
— А я видел твои срамные части! Повернулась овца к нему и молвила:
— О бессовестный! Я многие годы вижу твои срамные части неприкрытыми, но никогда не смеялась и не издевалась над тобой. Ты же мои увидел раз в жизни и тут же принялся высмеивать меня.
Тот, у кого пороки напоказ,
Вопит бесстыдно
о чужом изъяне,
Хуля и потешаясь всякий раз...
А благородный
видит их в молчанье.
Бык со сломанными рогами
Бык был вожаком стада и известность свою среди коров приобрел силой своих рогов. Когда волк нападал на стадо, бык отгонял его от коров, раня своими рогами. Неожиданно случай нанес быку удар: сломались его рога.
После этого, чуть завидя волка, он тут же стал прятаться за коров. Спросили у него причину этого, и он ответил:
Рогов не так давно я был лишен, —
О храбрости забыл я с тех времен...
В день боя говорится: «Что за сон?—
Бил дротик — воин лгал, что это он!»
Верблюд и осел
Верблюд и осел шли вместе и дошли до берега широкой реки.
Первым вошел в воду верблюд, и когда он достиг середины реки, вода была ему до брюха.
— Полезай в реку, — закричал он ослу, — вода только по брюхо, не выше.
— Верно, — сказал осел, — но ведь есть разница: вода, доходящая до твоего брюха, мне будет выше спины.
О брат, ты знаешь лучше всех,
чего на деле стоишь!
Так не старайся сам себя быть больше.—
Всякий видит!
Пусть неразумный кто-нибудь
тебя не в меру хвалит, —
Ведь ног не вытянешь своих за их предел...
Не выйдет!
Павлин и ворон
Павлин и ворон встретились на широкой поляне сада и стали выискивать друг у друга недостатки и достоинства. Павлин сказал ворону:
— Эти красные сапожки, что у тебя на лапках, больше подойдут к моему золототканому атласу и к моей набивной парче! Видимо, когда мы из темной ночи небытия вступили в светлый день жизни, ошиблись, когда обувались: я обул твои черные шагреневые сапожки, а ты — мои красные сафьяновые.
— Нет, все наоборот, — сказал ворон.— Если и произошла ошибка, то в нашей одежде: ведь твой халат более приличествует моим сапожкам. Скорее всего, ты тогда, окончательно не проснувшись, натянул на себя мою одежду, а я — твою.
Недалеко от них пряталась черепаха, которая слышала все эти споры и прения. Она высунула голову и сказала:
— О дорогие друзья, о благородные товарищи! Оставьте этот бесплодный спор и прекратите эти бесполезные прения. Нет ни одного создания, которого Всевышний Творец наделил бы всеми достоинствами и которому предоставил бы узды достижения желаний. Нет никого, не имеющего что-то только ему присущее, не данное другим, и нет того, которому не дано что-то, имеющееся у других... Каждый должен радоваться тому, что он имеет, и быть доволен тем, что нашел!
Завистник мелкий разума лишен.
Бери пример с того, кто всех мудрее.
Не жадничай,
чтоб после не страдать,
От алчности избавься поскорее.
Лиса и шакал
Лиса попала в лапы шакала, и он вонзил в нее свои жадные зубы.
Возопила лиса:
— О лев-исполин лесных чащоб! О барс вершин величия! Прости меня из-за моей немощи и слабости! И сними цепи страдания с моих лап, обошедших весь мир! Я всего лишь клок шерсти и горсть косточек, что проку в том, что ты съешь меня?! И кому польза от моих страданий?!
Но сколько она ни стенала, на шакала ничто не действовало. Тогда лиса сказала:
— Хотя бы вспомни о том, что ты мой должник, — воскликнула тогда лиса.— Ты же мечтал обладать мной: разве я не пошла навстречу твоему страстному желанию и не отдалась тебе несколько раз подряд?!
Услышав эту нахальную, бесстыжую ложь, шакал вскипел от негодования, разжал зубы и воскликнул:
— Что это за гнусная напраслина! Когда и где это было?! Только он разжал пасть, как лиса пустилась наутек и ее след простыл.
Коль от врага разумной речью
спастись не удается,
Раскрой уста для слов жестоких, —
что делать остается?
Когда замок на двери дома
нельзя открыть спокойно, —
Сломай его, прибегнув к камню, —
он камню поддается!
Шакал и петух
Шакал напал на петуха, когда тот пребывал в сладком предутреннем сне.
— Я друг просыпающихся на рассвете и муаззин бодрствующих по ночам, — воскликнул петух, — остерегайся убивать меня и проливать злодейски мою кровь!
Для того ль со мной враждуешь беспричинно,
Чтобы кровь мою скорей пролить безвинно?
Шакал ответил:
— Я не так уж упрям, чтобы непременно убить тебя, пролив твою кровь. Я отказываюсь от права распоряжаться твоей смертью и передаю его в твое распоряжение: выбирай — хочешь, я одним ударом лапы выбью твой дух, хочешь — съем тебя по кусочкам!
Ты, кроме самых верных мер,
обдуманных спокойно,
Беду ничем не отклоняй от головы своей:
Нельзя злодею уступать! —
Покорностью напрасной
Коль от дурного отвратишь, —
придумает дурней.
МИНИАТЮРЫ, РАССУЖДЕНИЯ, МЫСЛИ И АФОРИЗМЫ ИЗ «ВЕСЕННЕГО САДА» И ДРУГИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
* * *
Старейшина нашего рода Джунайд — да будет свята его тайна — говорил:
— Рассказы шейхов о войске Всевышнего, то есть речи шейхов о науке и познании, — это самое прочное войско из всех войск Всевышнего в обители каждого сердца.
Когда в стране души коня ты повернешь
на правый путь, —
Придется низменным страстям мгновенно
в сторону свернуть.
Коль низменных страстей орда,
их дьявольская рать
Осилит праведного дух — Господнего слуги, —
Что, кроме воинства легенд об указавших путь,
Злодеев свору сокрушит?..
И в прах падут враги!
Всевышний обратился к своему посланнику со словами: — Я хочу тебе поведать о пророках, чтобы сердце твое стало твердым в том, что есть в тебе.
Коль в сердце образ создаешь любви
вернейшей к Богу,
Чтоб звуком жизнь в него вдохнуть,
возьми священный рог,
Когда ж охватит сердце дрожь, —
примеров вспомни много
О сильных сердцем! — К своему будь
беспощадно строг.
Гератский старец Абдаллах Ансари завещал своим последователям:
— Запомните хоть по одному изречению из проповедей святых отцов, и если же вы не сможете это, то хоть не забывайте их имен — от этого также для вас будет польза.
От имени ведь самого твоего истекает любовь!
Что пишешь и что мне пошлешь, —
от всего истекает любовь.
Кто улицей только пройдет,
где живешь, — тот любящим станет...
Вот кровля и стены — твой дом...
От него истекает любовь!
Известно, что Всевышний после Судного дня на следующий спросит у одного из рабов своих, верного, но униженного нищетой:
— Был ли ты знаком с тем-то ученым, жившим в таком-то квартале?
Тот ответит:
— Да, был знаком.
Тогда Всевышний повелит:
— Да будет тебе милость во имя Него.
В ряду средь любящих Тебя я ниже
очень многих...
Надежды нет войти туда, где единенья лоно.
Но вот на сердце у меня оттиснуты печати —
Блаженных нищих имена!..— Я, значит,
Твой законно'
Сари Сакати — да будет святой тайна его — поручил однажды Джунайду какое-то дело. И когда тот, согласно желанию его, выполнил порученное дело, то Сари бросил ему клочок бумаги, на котором было написано:
Я слышал, как некий погонщик верблюдов
пел в пустыне.—
Слезы кровавые скрыть от тебя
разве возможность имею?
Сердце свиданью так радо, любя! —
Встречи возможность имею! Сотней ожогов пытая себя, —
в страхе разлуки немею...
Ежели жить я не в силах, скорбя, —
смерти возможность имею!
И также Джунайд — да будет святой тайна его — говаривал:
— Однажды зашел я в дом к Сари, он пел это двустишие и плакал:
Все стенаю дни и ночи, как привычно...
Ночь длинней или короче — безразлично.
У Халладжа — да будет святость над ним — спросили:
— Кто есть мюрид? Он ответил:
— Мюрид тот, кто с самого начала избирает целью своей достижение храма Божественной Истины и до достижения ее ни на чем не успокаивается и не отвлекается.
К тебе, спеша издалека, я море переплыл,
Пустыни я пересекал и горы прорубил.
От суеты и от тщеты я взоры отвратил —
На путь единства с Божеством,
счастливый, я вступил.
Абу Хашим Суфи — да будет святой тайна его — сказал: — Легче гору сдвинуть с места кончиком иглы, чем выкинуть из сердца ржавчину гордыни.
Что скромен, не хвались:
след скромности незримей,
Чем лапок муравья следы в ночном пути.
Но как ее добыть из глубины гордыни, —
Ведь легче горный кряж иглой перенести.
Зуннун — да будет святой тайна его — как-то пришел к одному из шейхов Магриба.
— Зачем ты пришел?— спросил тот.— Если ты пришел познать науку о начале и конце мира, то она непознаваема и знает ее только Создатель. А если ты пришел найти Его, то там, где ты сделал свой первый шаг, там уже был Он.
Я полагал, Ты вне меня, Живущий в небесах,
Ты растворенный в бытии, в извечных временах,
С тех пор, как я Тебя обрел, —
открылась правда мне:
Ты Тот, кого оставил я, свершая первый шаг.
Гератский старец говорит:
— Божественная Истина всегда сопутствует ищущему ее. Взяв ищущего за руку, она ведет его в поисках самой себя.
Он Тот, кого не знаю я, невидимый для глаз.
Меня бестрепетной рукой Он вдаль ведет сейчас.
Моими дланями Он стал, ступнями ног моих,
Раскрыв объятья я иду вперед, пускаясь в пляс.
Фузайл Аяз — да будет свята тайна его — говорил: — Я боготворю Божественную Истину, потому что она превыше всего и потому я не любить и не поклоняться ей не могу.
Одного из этого племени спросили:
— Подлый человек — это кто? Ответил:
— Тот, кто поклоняется Божественной Истине из-за страха перед ней и надежды.
Затем спросили:
— А как ты сам поклоняешься? Ответил:
— Из-за любви и дружбы, ибо любовь и дружба ее зовут меня на служение и терпение.
От дверей Твоих вдали не могу я быть,
Без надежд в земной пыли не могу я быть;—
Я главу не как слуга на порог склонил! —
Мне безлюбцем быть вели — не могу им быть!
В душе убитого Тобой пыланье не убито
Могилы темною землей... Огонь такой — не зло.
От шейного кольца раба как любящий спасется?
Как ожерелье горлицы, из шеи проросло!
* * *
Мааруф Кархи — да будет святой тайна его — сказал:
— Суфий здесь, в этом мире — гость. Требовательный гость для хозяина — мука. Гость же благовоспитанный бывает терпеливым, а не требовательным.
Средь ожидающих Тебя я только скромный гость.
Покорный, я пришел к Тебе, сижу в Твоем дому.
Тем рад, что щедрый дастархан увидеть довелось,
И даже самый малый дар я с радостью приму.
У Баязида — да святится тайна его — спросили:
— Что есть Божественный закон и что есть — обязательное предписание?
И ответил он:
— Божественный закон — это отречение от бренного мира, а обязательное предписание — это дружба с Господом.
Предписанье каково вдохновенным?
Или заповедь какая дана им?
Знай: лицо отвращаем от мира,
Взор лишь к Господу в пути обращаем!
На Шибли — да святится тайна его — нашло безумие, и его увезли в больницу. Несколько человек пошли проведать его. Он спросил их:
— Кто вы такие? Те ответили:
— Твои друзья.
Тогда он поднял камень и бросил в них. Пришедшие проведать убежали. Шибли засмеялся и сказал:
— Вернитесь, о добивающиеся дружбы: друзья не бегут от друзей и не уклоняются от их камней.
Враждебность друга видит друг,
но крепнет в нем любовь,
И если тысяча камней напраслины жестокой
Ему на голову падут, — становится от них
Прочнее здание любви — и вырастет высоко!
* * *
И также рассказывают о нем, что, когда он заболел, халиф послал к нему лекаря-христианина. Лекарь спросил у него:
— Чего желает твое сердце? И ответил больной:
— Того, чтобы ты стал мусульманином. Лекарь сказал:
— Если я стану мусульманином, выздоровеешь ли ты и встанешь ли с ложа недуга своего?
Ответил Шибли:
— Да.
Тогда лекарь произнес перед ним слова веры и признал себя мусульманином. Как только тот произнес слова веры, Шибли тут же встал с ложа, в нем и следа от болезни не осталось. Затем оба вместе отправились к халифу и поведали ему о том, что случилось. Халиф сказал:
— Я думал, что послал лекаря к больному, оказывается, я послал больного к лекарю.
Любой, кто болен от любви и в немощи поник,
Своим лекарством изберет Возлюбленного лик.
Но если лекарь, на беду, к болящему придет,
Врача излечит сам больной всей силой чувств своих.
Сахлъ Абдаллах Тустари — да святится тайна его — говорил: — Отрекись от того, кто читает утреннюю молитву и в то же время думает лишь о том, что он будет есть.
Кто утром мыслью пробужден лишь об одном —
о пище,
В том разуменья не ищи...
Не поглядит он ввысь.—
Вот ноги с ложа он спустил,
ополоснул он пальцы, —
Чтоб протянуть скорей к еде! Мой руки!
— Отвратись.
Абу Саид Харраз — да святится тайна его — говорил: — В начале своего жизненного пути я старался беречь свое время. Однажды я шел по степи, вдруг за моей спиной послышался какой-то звук. На всякий случай я поберег свое сердце и глаза свои от созерцания того неведомого. Оно подходило ко мне, вот уже приблизилось вплотную. И я почувствовал, как два огромных существа вспрыгнули на мои плечи, и тут я не взглянул на них — ни тогда, когда они вспрыгнули на меня, ни когда они спрыгнули.
Кто суфий истинный,
что чист от пестроты беспутной?
В двуцветном мирозданье цвет единый выбрал он.
Нить сердца не оторвет от Истины заветной,
Пусть барс — с одной,
а тигр — с другой стояли б с двух сторон!
* * *
Также он говаривал — да святится тайна его: — Всякий, кто думает, что старанием может достичь желаемого, мучается напрасно, и также каждый, кто решает без старания достичь желаемого, кроме мечты, ничего не достигнет.
Никто сокровища любви усердьем не достал,
Но без усердия в труде —
их зрителем не стал...
Онагра не поймал в степи
бежавший через степь,
Но тот, кто степью не бежал,
онагра не поймал.
Абу-л-Хасан Нури — да будет святой тайна его — говорил:
— От того Всевышний себя укрывает, кто никогда Ему не подает о себе вести и доказательств о своем существовании.
Завеса тайны скрыть смогла возлюбленной черты.
Сорвать священный тот покров не смеем я и ты.
И если мирозданье все завесой станет вдруг,
Тем ослепительней потом сиянье красоты.
Абу Бакр Васити — да святится тайна его — изрек: — Тот, кто говорит мне прямо в глаза, что близок к Истине, тот далек от нее; тот же, кто говорит, что далек от Истины, несет ее в себе, не зная об этом.
Кто заявляет, — я, мол,
к душе Вселенной близок, —
Что он далек — лишь это докажет похвальбой;
Слова же: «Как далек я от Мирового Духа!» —
Лишь Истину скрывают о близости прямой.
Абу-л-Хасан Кушанджи — да святится тайна его — сказал: — Нет в мире ничего печальнее друга, дружба которого основана на корысти.
Тот «любящий», который найти управу хочет
На друга, что покинул,
и взять «по праву» хочет, —
Лишь негодяй последний! —
Ведь хочет он не друга!
Спесивец — он уступки дурному нраву хочет.
Об Абу Али Даккаке — свята тайна его — говорят:
«В конце жизни его одолевала такая боль, что каждый день он поднимался на крышу, поворачивался лицом к солнцу и говорил:
— О странствующее по Вселенной! Как ты себя сегодня чувствовало и как провело ты сегодняшний день? Встречало ли ты места более скорбные, чем эти? Осведомлено ли ты хоть сколь-нибудь о состоянии несчастных, живущих здесь?
Подобные этим речи он вел, пока не заходило солнце».
Ты, солнце, — странник над земной юдолью,
Тебя я об одном спросить позволю:
Кого ты на путях любви встречало
С печальным ликом и сердечной болью?
Однажды шейх Абулхасан Харакани его — спросил у своих сподвижников:
— Что самое лучшее в этом мире?
— О шейх, скажите сами! — попросили они.
— Сердце, в котором живет память обо всех, — ответил он.
Что за сердце у меня? Весь состав его —
Только память о тебе, больше ничего, —
Так захвачено красой тех воспоминаний,
Что царят в нем, не заняв места ничьего!
У шейха Абу Саида Абул Хайра — да свята тайна его — спросили:
— Что такое суфийство?
— То, что у тебя на уме, выкинь, то, что имеешь в руке, отдай и не уклоняйся от того, что бы ни случилось в жизни.
Суфийством ежели ты хочешь от самого себя
спастись,
Со всеми грезами, страстями,
что кружат голову, — простись!
Сам из горстей своих отдай,
что у тебя в горстях сокрыто,
Стерпи удары, беды, раны и стой на месте,
не вертись!
Руайм — да святится тайна его — говорил: — Благородство состоит в том, чтобы прощать своих братьев за ошибку и проступок, а с ними обращаться так, чтобы у них самому не пришлось просить прощения.
Благородство из двух состоит, благородный,
Ипостасей, и я их готов повторить:
Будь, во-первых, к поступкам друзей
милосердным,
Чтобы сто их ошибок понять и простить;
Во-вторых, не свершай сам поступка такого,
За который пришлось бы прощенья просить.
Один из мюридов Бишра Хафи — да помилует его Бог — сказал ему:
— Когда я беру в руки хлеб, я не знаю, с какой приправой его есть.
Ответил Бишр:
— Вспомни немедленно о своем добром здравии и сделай его приправой к своему хлебу.
Ломать лепешку бедняку не внове,
Ему приправы никакой не надо.
Его душе даровано здоровье,
В здоровом духе видит он усладу.
Шакик Балхи — да святится тайна его — говорил: — Остерегайся от бесед с богачом, так как сердце твое может привязаться к нему и будет радоваться его подношениям. Значит, ты уже выбрал себе другого бога вместо истинного.
Когда мошна торит к тебе дорогу,
За хлеб насущный честь не продавай.
Не поклоняйся богачу как Богу,
Его алчбу святыней не считай.
Юсуф ибн Хусайн — да святится тайна его — сказал:
— Все блага находятся в доме, и ключ к ним — это скромность и послушание; и все зло также заперто дома, и ключом к нему является богатство и тщеславие.
Благие собраны дела в одном дому, — и ключ
Единственный для входа — тот,
что скромностью зовут.
И также в дом один дела дурные сметены, —
А ключ «надменностью» зовут:
лишь «я» да «мы» вот тут!
Поберегись, не оступись с пути добра во зло, —
Едва оступишься во зло — и неминуем суд.
* * *
Самнун ал-Мухибб — свята тайна его — изрек:
— Моя любовь к Богу не будет чистой, пока зло не охватит весь мир.
Когда положишься душой на красоту бессмертия,
На райских дев не полагай глаза надежды этой!
Как утвердишь свою любовь,
на высоту поднявшись,
Коль не отринешь зло и тлен
всех горизонтов света?
Абу Бакр Варрак — да будет святой тайна его — изрек:
— Если спросят у жадности: «Кто твой отец?» — ответит: «Сомнение в могуществе Всевышнего». И если спросят ее: «Каково твое ремесло?» — ответит: «Приобретение пре-зренности и униженности». Если спросят: «Каков твой конец?» — ответит: «Мука лишения нажитого».
Ты спросишь у алчности: «Кто твой отец?» —
Ответит. «Неверье в могущество Бога».
Ты спросишь. «А где же дорога твоя?»
— «В искательстве низком у низких — дорога».
— «Чем кончится?» — «Мукой лишений всего,
Что жизни лишает!» — «Немало, немного».
* * *
Ибрахим Хаввас — да святится тайна его — сказал:
— Не мучайся, требуя сверх того, что нашли достаточным для тебя при предвечном определении жизненной доли, — это твой удел. И не отклоняйся от того, исполнение чего от тебя требуется: повиновение велениям Господним, Его дозволениям и запретам.
От века отмерян твой хлеб для тебя...
Доколе ж о хлебе твоя маята?
Лишь в рабстве у Господа польза тебе,
А все остальное — сует суета.
Абуали Рудбари — да свята тайна его — сказал: — Самая худшая из темниц — это общество врагов.
Жизнь любящих подобна темнице, —
Коль встретиться с друзьями не случится.
Но не страшней зиндана для влюбленных
Быть в обществе своих врагов исконных.
Шейх Абу Аббас Кассаб — свята тайна его — увидел дервиша, латавшего свою одежду. Тот каждый кривой шов распарывал и начинал шить сначала. И шейх изрек:
— Это и есть твой кумир.
Пришьет ли суфий, коль пришла нужда,
К своей хирке заплату — не беда.
Но где рисовка — хуже, чем зуннар,
Заплаты те!.. Нет у него стыда!
Хасри — да святится тайна его — говорил: — Суфий тот, кто из естественного бытия переходит в небытие и не существует и не переходит в небытие после существования.
Это значит, что суфий после своего естественного существования становится вечным и больше не возвратится к бывшей субстанции, ибо смертный не возвращается, в то же время он возвращается в бытие, признанный вечным после смерти, и больше не умирает.
Счастливец тот, кто жизни кончил путь,
Ему свой смертный облик не вернуть.
Нездешней красоты постигнув суть,
Бессмертным стал, вступив на вечный путь.
Когда Ходжа Юсуф Хамадани — да святится тайна его — читал проповедь в медресе Низамийе в Багдаде, поднялся факих, известный под именем Ибн-ас-Сакка, и задал вопрос.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |