— Ты сказал мне, где у нас в этом году большая тусовка, когда говорил со мной днем по телефону?
Курд кивнул и, наклонившись ко мне, сочувственно заметил:
— Я думал, ты давно бросила… — он приложил пальцы к губам и втянул в себя воздух… — баловаться.
— У меня был слишком долгий день. Освежи-ка мою память!
Курд вздохнул:
— Старый склад универсама «Шопрайт», возле доков.
— Все. Вспомнила!
Теперь думай, и думай быстро. Не сказать ли Курду, что готовится большая заваруха? Нет, ничего хорошего из этого не выйдет. Что бы я ему ни сообщила, все уже на мази, и слишком поздно менять место. Кроме того, он ведь ничего не знает о Шестых. Если я расскажу ему все, что знаю, он сочтет меня окончательно свихнувшейся или обкуренной и отвалит, смеясь.
Самран должен состояться, но не по их правилам, а по моим.
— Слушай, времени мало, но у меня убойная идея! Я забыла тебе сказать, но все получится.
— Слушаю, детка!
— Пусть все будут в костюмах, а? Рейв в крутом прикиде!
— Ну не знаю… Идейка классная, но успеем ли мы всех предупредить? Машина уже на ходу!
— Без проблем. Кинь электронку по списку. Народ подхватит.
— Идейка стоящая!
Курд сунул руку в карман и вытащил пачку «Мальборо».
— Так куда вы оба двигаете? — спросил он. — Могу подбросить.
— Класс! Спасибо!
* * *
Хотя Джинджер и говорила, что мы можем воспользоваться отелем в любое время, я была почти уверена, что нас завернут. Однако, к моему удивлению, нас не только не завернули, но проводили на третий этаж и поместили в комнату с двумя королевского размера кроватями. Через десять минут, когда Кейл проверил, нет ли кого под кроватями и в шкафу, у дверей раздался стук. В коридоре никого не оказалось, зато у двери стоял столик на колесах, полный всякой еды.
— Это что такое белое и мягкое? — спрашивал сидящий напротив Кейл. Мы уселись за столик и теперь уминали за обе щеки. Не помню, когда в последний раз ела так много. Мне казалось, я вот-вот лопну.
— Жареная сырная палочка. Вещь самодостаточная и входит в самую уважаемую группу продуктов. Равна по достоинствам только группе продуктов из шоколада.
Я наклонилась к столу и подвинула ближе к Кейлу все еще горячий соус-маринад.
— Обмакни эту штучку сюда, и ты поймешь, что такое рай.
Кейл сделал, как я посоветовала, и я увидела на его губах счастливую улыбку. Поглощая сыр, он издавал страстные стоны. И стоны, и улыбка — от этого всего мурашки поползли у меня по спине.
Я протянула руку к своему стакану, Кейл — к своему. Наши пальцы соприкоснулись, и этого было достаточно, чтобы Кейл забыл про сырную палочку. Не успела я и глазом моргнуть, как он встал, обошел столик и оказался на кровати рядом со мной. Кивнув на пустой столик, он сказал:
— Нас накормили и заперли. Могу я снова поцеловать тебя?
— Они не заперли нас, Кейл. Мы здесь не пленники, а гости.
— Когда мы были здесь в прошлый раз, они нас заперли. И мы не были гостями.
— Тогда все было немного не так. Они не запирали нас, а попросили оставаться в комнате, потому что не знали, можно ли нам доверять.
Я соскользнула с кровати и подошла к двери.
— Смотри! — сказала я, открыв дверь и выйдя в коридор.
Кейл последовал за мной. Он выглянул в коридор, посмотрел в одну сторону, потом в другую.
— И что, теперь они нам доверяют? — спросил он.
Я пожала плечами:
— Мы принесли информацию, которая была им нужна, поэтому, видимо, доверяют.
— И куда они позволят нам пойти?
— Куда? Да куда угодно! Конечно, не в комнаты, где живут другие люди. Но мы можем уйти, если захотим.
Кейл проскользнул мимо меня и пошел к лестнице. Найдя ключ, я закрыла дверь и двинулась за ним. Не останавливаясь, он дошел до вестибюля, где сидевшая за стойкой администратор одарила его дружелюбной улыбкой, прежде чем снова погрузиться в газету.
Кейл несколько мгновений подозрительно смотрел на нее, переминаясь с ноги на ногу. Она не обращала на него внимания.
— Что ты делаешь? — спросила я, стараясь не рассмеяться.
Но Кейл был серьезен. Когда он положил руку на ручку входной двери, женщина за столом подняла глаза от газеты и недоуменно глянула на него. Не спуская с нее глаз, Кейл открыл дверь и вышел.
Ничего не произошло.
Несколько минут постояв снаружи, за толстыми стеклянными дверями, он вернулся внутрь. Колокольчик над дверью звякнул, и женщина спросила:
— Вам что-нибудь нужно?
Кейл ничего не ответил. Вместо этого он вновь распахнул дверь и на этот раз отошел от здания подальше.
Я пожала плечами, объясняя администратору:
— Извините. Мой друг любит почудить.
Открыв дверь и втащив ошеломленного Кейла внутрь, я спросила:
— Ну что, теперь мы можем пойти поспать?
Весь путь назад, в комнату — а путь занял минуты три, так как Кейл ни за что не хотел пользоваться лифтом, — он хранил молчание. Подойдя к нашей двери, я достала ключ, а Кейл, наклонившись, обвил мою талию руками. Его щека соприкоснулась с моей шеей и скользнула к моей щеке. Так, обняв меня, он и вошел в комнату.
— Хорошо? — прошептал он чуть хрипловатым голосом.
Я сглотнула, стараясь контролировать свою интонацию:
— Угу.
Он отстранился на мгновение и сбросил футболку. Затем, не теряя ни мгновения, стащил с меня мою. Большие сильные руки повернули меня лицом к Кейлу, наши губы соприкоснулись, и меня прожгло как огнем.
Прерывисто дыша, он промолвил между поцелуями:
— Я вижу по твоим глазам, что ты не веришь в это.
Я что-то промычала: мычание было единственное, на что я была в тот момент способна. Мне хотелось поменьше болтать и побольше целоваться.
Кейл переплел мои пальцы своими и кивком головы показал на наши сплетенные руки:
— Не веришь в это.
Я вздохнула. Прервать серию таких сногсшибательных поцелуев было преступлением, но Кейл был серьезен.
— Не то чтобы я не верила тебе, но я стараюсь быть… — я судорожно искала подходящее слово, — …стараюсь быть осмотрительной.
Он нахмурился:
— Осмотрительной?
Нет, неправильно.
— Я знаю, — продолжала я, — тебе это трудно понять, но…
Кейл прервал меня:
— Почему ты решила, что я ничего не понимаю? Только потому, что я никогда не видел ди-би-ди, не знал, что такое сырная палочка, и у меня не было никого, кто сделал бы меня счастливым? Да, ничего этого у меня не было, но я отлично понимаю, что чувствую!
— Ди-ви-ди, а не ди-би-ди.
— Что?
— Там «ви» в середине, а не «би». Ди-ви-ди — это цифровой диск.
Он недоуменно посмотрел на меня, но продолжил:
— Я не такой уж простак. Я знаю, Алекс причинил тебе боль. Я знаю о тех вещах в твоей жизни, после которых ты менялась. И я знаю, что такое быть осмотрительным.
— Ты спрашивал, боюсь ли я тебя.
Он отстранился, и страх промелькнул в его глазах.
— Я помню, — сказал он.
— Я тогда сказала, что боюсь.
— Ну?
— Это то, что называется осмотрительностью. Я тебя боюсь, потому что мне нужно быть осторожной.
Лицо Кейла исказилось мукой, будто я его ударила:
— Я бы никогда не причинил тебе боли. Я не могу…
— Это не то, совсем не то. Я боюсь своих чувств к тебе. Я — первый из людей, к кому ты можешь прикасаться. Но то, что ты чувствуешь ко мне, не может длиться вечно. В конце концов тебе захочется быть с кем-нибудь еще…
— Ты — единственный человек, Дез, кто может прикасаться ко мне.
— Пока. Помнишь, Джинджер сказала, что ты сможешь контролировать себя? Постепенно ты научишься жить нормальной жизнью и будешь как все. Захочешь встречаться с другими девушками.
— Ты меня не слышишь, — сказал он, притянув меня ближе. — Ты — единственная, кто может прикасаться ко мне. Когда-нибудь я смогу прикасаться к другим людям, не превращая их в пепел; но это не отменяет того факта, что ты по-прежнему будешь единственной, кто сможет прикасаться ко мне.
Он взял мою ладонь и приложил ее к своему сердцу:
— Я не знаю, что ты чувствуешь; я не совсем понимаю, что это значит — встречаться с другими, но если это то, что происходит здесь, — он с силой прижал мою руку к своей груди, — то ты неправа.
Потом он поцеловал меня — совсем не тем легким и нежным прикосновением губ к губам, каким мы обменивались до сих пор. Это был поцелуй жгучий, будоражащий душу. Словно удар молота, поцелуй заставил мое сердце подпрыгнуть; на мгновение остановившись, оно вновь забилось в бешеном ритме, рассылая мощные импульсы по всему телу, от головы до кончиков пальцев на ногах. Это был полный улет — как и всегда, когда Кейл целовал меня. Кайф, который я хотела бы продлить и удержать до скончания времен.
Я прислонилась к стене.
— Ты хочешь знать, что я чувствую? — спросила я, скользнув ладонями по лицу Кейла и запустив пальцы в его спутанные волосы. — Это ни на что не похоже. Я прыгала на тарзанке с высоких зданий, летала на скейте с крыш. Я даже каталась на крыше вагона, и ничто, слышишь, ничто и близко не было похоже на то, что я чувствую, когда я с тобой. С тобой я улетаю, понимаешь? Ты пережил ужасные испытания, и тем не менее ты — самый добрый и верный человек из всех, кого я знаю. Сначала я думала, это потому, что тебе ничто не угрожает, и ты близок мне, так как ты не можешь причинить мне боли. С Алексом все было по-другому. Но причина не только в этом, Кейл. Причина — в самом тебе. В том, кто ты, какой ты. Во всем, что связано с тобой, — в твоей улыбке, в том, как ты говоришь о том, что у тебя на сердце. Причина — в твоей душе, Кейл.
Я глубоко, прерывисто вздохнула:
— Мне страшно сказать это, но я думаю, что я…
— Я люблю тебя, — промолвил Кейл.
Руки его крепко меня обнимали. Его ладони скользнули вниз, проникнув под ткань моих джинсов, и пальцы впились в мою плоть. Хриплое дыхание Кейла щекотало разгоряченную кожу на моем лице, а губы его скользили от моего подбородка к мочке уха и обратно.
— Только ты, — шептал он. — Всегда и везде — только ты…
Я оттолкнулась от стены и повлекла его в сторону кровати. Он следовал за мной, не отпуская, словно боялся, что весь мир исчезнет, если он это сделает. Мы добрались до кровати, и я оторвалась от него на мгновение. Он попытался вновь меня поцеловать, но я не дала ему этого сделать. Сделав шаг назад, я принялась медленно расстегивать джинсы, и Кейл застыл, вперившись взглядом в мои руки. Медленно джинсы соскользнули с моих ног и легли на пол. Пинком я отбросила их в сторону; он рванулся ко мне, обнял за бедра и испустил глубокий вздох, вновь впившись губами в мои губы, прижимая меня к себе все сильнее и сильнее.
Кейл лег на спину. Ухватив его за запястья, я заставила его вытянуть руки вдоль тела и, улыбаясь, принялась покрывать мелкими поцелуями его тело — от шеи до живота. Жнец. Мой Жнец! Отбросив волосы, я подняла голову и заглянула в его глаза.
— Что ты чувствуешь? Скажи мне, — попросила я.
Мышцы его рук и ног напряглись.
— Это восхитительно, — задыхаясь, вымолвил он.
Я снова принялась его целовать, опускаясь все ниже. Расстегнув на нем джинсы, я приспустила их на несколько дюймов; показалась верхняя кромка боксеров. Мгновение — и я стянула с него боксеры вместе с джинсами. Моя рука коснулась кожи на его бедрах, и он, со свистом втянув в легкие воздух, хрипло произнес:
— О боже…
Каждый страстный вздох и каждый стон Кейла поднимал меня все выше, и нашему полету не было преград. Счастье разливалось по всему миру. Каждое мгновение, которое я с ним проживала, приносило чувство небывалой новизны. Я не любила Алекса. Да, он что-то значил для меня, но это была не любовь. Никогда за все время, что я была с ним, не испытывала я того, что испытала с Кейлом. Свобода! Восторг! Счастье!
С неохотой я оторвалась от Кейла. Проблема безопасности казалась пустяковой, если учесть, что за жизнь у него была до меня, но все равно я чувствовала, что нам нужно расставить все точки над всеми нужными буквами.
— Слушай… у тебя не было… то есть, это у тебя в первый раз? — спросила я.
Он провел пальцем по моему голому плечу.
— Ну конечно. — Нахмурившись, он добавил: — А у тебя?
Вряд ли у него было большое желание слушать про это, но мне не хотелось, чтобы между нами оставалась хоть какая-то недоговоренность.
— Это так нелепо… я имею в виду, Алекс и я, мы…
Я хотела отодвинуться от Кейла, но он остановил меня:
— Это твое прошлое. А я — твое будущее. Ведь у тебя больше нет Алекса?
— Нет. Я знаю, что мне нужно. Я просто хотела, чтобы ты знал, что мы… В общем, я принимаю таблетки, потому что я… В общем, я не могу…
О боже! Я чувствовала себя идиоткой.
Кейл, похоже, ничего этого не заметил. Он улыбнулся и притянул меня к себе. Когда он меня поцеловал, все остальное растворилось в его поцелуе. Наша одежда валялась на полу. Я уселась на Кейла верхом и, склонившись к нему, стала смотреть ему в лицо.
— Нет! — запротестовала я, когда он закрыл глаза. — Смотри на меня, прошу тебя.
Его льдисто-голубые глаза вспыхнули; он протянул ладони к моему лицу и привлек меня к себе.
— Пожалуйста, — просил он. — Я хочу…
— Хорошо, — прошептала я глухо. — Давай!
Я не успела сообразить, что к чему, а Кейл уже оказался надо мной. Пряди черных волос закрывали его лицо; я протянула руки и откинула их — я хотела видеть его лицо, мне нужно было видеть его лицо. Наши взгляды встретились. В других обстоятельствах, с кем-нибудь другим этот пристальный взгляд заставил бы меня почувствовать неловкость — несмотря на всю мою неколебимую уверенность в себе. С Кейлом все было иначе. Он не просто смотрел на меня, он — видел. Видел более ясно, чем кто бы то ни было. Это было как наркотик, и мне нужно было еще и еще. Мне всегда было нужно больше, и это меня всегда пугало.
— Это невозможно, — шептал он, — я не заслужил…
— Но это возможно, и ты неправ, — настаивала я. Слезы навернулись мне на глаза, и неистовым поцелуем я заставила его замолчать. Каждая клеточка моего тела, казалось, готова была взорваться. Исчезло все — «Деназен», мой папашка. Остались только я и Кейл.
Он начал двигаться, и чувство, воспламенившись, в мгновение разгорелось так жарко, что, казалось, сейчас оно задушит меня. Я сжимала плечи Кейла, изгибаясь всем телом в безуспешной попытке прижаться к нему еще плотнее.
— О боже! — протяжно застонал он, и в этом хриплом стоне слышны были и боль, и восторг, и ужас, и счастье. — Ты просто создана для меня!
На краткое мгновение время остановилось, а потом вновь ринулось вперед. Мир взорвался. И воцарился покой.
Весь следующий день мы не выходили из комнаты. Кейл тащился от телека, особенно от рекламы. В «Деназене» он смотрел кое-что, но совсем немного. Ему трудно было поверить, что существует такое количество разных продуктов с совершенно одинаковыми свойствами. Например семь разных видов содовой. Три вида чистящего средства для ванной. Он никак не мог понять, зачем людям иметь много продуктов одного вида.
Перед завтраком, обедом и ужином возле нашей двери таинственным образом появлялся столик на колесиках, доверху нагруженный едой. Каждый раз Кейл находил на нем что-то незнакомое, и это его безмерно восхищало. За ужином его фаворитом стало арбузное желе.
А еще у него была я. Мной он никак не мог насытиться, потому что я не могла насытиться им.
После ужина мы, тесно прижавшись друг к другу, лежали на его кровати. Кейл играл прядью моих волос, накручивая ее на пальцы и вновь распуская, в то время как его другая рука легко скользила по моей руке вверх и вниз.
— Такого ведь у тебя никогда не было, правда? — спросил он. — Это что-то особенное, верно?
Повернувшись, я внимательно посмотрела на него:
— Верно, особенное…
Телек, отличная еда, неторопливые ласки и горячие поцелуи, и прикосновения, прикосновения, прикосновения… Кейл поражался тому, какая гладкая у меня кожа. Он всерьез настаивал, что все это он видит во сне, потому что в жизни не может быть так хорошо. На время и я забыла, что мы стоим на пороге событий значительных, способных изменить нашу жизнь. Событий, чреватых опасностью.
Я не слушала — хотя бы теперь — ворчливый голосок, что, не умолкая, звучал из глубин моего сознания. Этому голоску аккомпанировали тревожные колокольчики; колокольчикам вторили яркие неоновые огни. Я старалась закрыть на них глаза, заткнуть уши, но, как сказано в пословице, куда денешься от слона в маленькой гостиной?
Джинджер сказала, что поможет Кейлу научиться контролировать свою силу. Но она нас обманула. Ее обещание свести меня с Жнецом оказалось ложью. Во всяком случае, если не полной ложью, то хитростью. Из эгоистических побуждений я не напомнила Джинджер о другом обещании — помочь Кейлу. В самом отдаленном, самом темном уголке моей души жило желание оставить его таким, каким он был сейчас. В точности таким. Мне нужны были цепи. Ведь если Кейл не изменится, эти цепи навсегда прикуют его ко мне. А я заслужила немного счастья. Слишком много лягушек я перецеловала, пока нашла своего принца.
Но в конце концов разум взял свое. Я должна пойти к Джинджер, пока есть такая возможность, и попросить ее за Кейла. Он заслуживал того, чтобы ему была предоставлена свобода выбора. Если в конце концов он выберет не меня, я должна буду это пережить. Я любила его и не собиралась лишать его возможности жить собственной жизнью только потому, что хотела владеть им безраздельно. Ведь именно так поступил по отношению к Кейлу «Деназен». И мой папашка.
Утром следующего дня мы отправились на поиски костюмов, которые должны были нам понадобиться вечером: у меня на карточке еще оставались кое-какие деньги. Только один магазин маскарадных костюмов работал круглый год, но мне не хотелось у них ничего покупать. Они ломили цены сверх меры, а выбор был хуже некуда. Горничные-француженки, гориллы, ковбойские шляпы — ничего оригинального. Но мне не занимать фантазии и способностей к импровизации. На прошлый Хэллоуин у меня была убойная идея, но я свалилась тогда с жестокой простудой, а потому идея так и не была воплощена. Зато теперь настал ее час!
Подкинув Курду идею с костюмированной рейверской тусовкой, я преследовала две цели. Во-первых, нам с Кейлом легче будет остаться неузнанными и свободно двигаться в толпе: братва из «Деназена», которой Мерси сообщила место и время рейва, будет искать нас, но черта с два они нас засекут в наших костюмах! Была и вторая, менее очевидная причина. Вряд ли Мерси или папашка успеют узнать о том, что мы придумали, и подготовиться. Правда, народ в «Деназене» тертый, но уж больно мало у них времени! Так вот: мы скроемся за нашими масками и под нашими костюмами, а они будут торчать среди нас, как прыщи на голой заднице!
Ножницы, пачка бумаги, плюс деньги, что лежали у меня в кармане, — вот все, что нам было нужно. Поскольку было лето, соорудить мне костюм было делом плевым. Я быстро смоталась в торговый центр, пробежалась по магазинчикам и — готово! С Кейлом было сложнее. Когда он увидел, чего я накупила, он занервничал — тем, чем мы располагали, трудно было прикрыть его кожу. Но для него я приготовила нечто другое. Почти все, что ему было нужно: черные джинсы и рубашку, черные очки и ботинки. Проблемой была только косуха.
— Слушай, я хочу… — начал было Кейл, когда мы неслись через весь город, чтобы успеть в магазин за курткой.
— Если не на бегу, то я готова, — отозвалась я, не дав ему договорить.
Кейл, остановившись, удивленно вскинул брови.
— Шутка, — рассмеялась я. — Давай, что там у тебя?
Мы вновь помчались, и Кейл продолжил:
— Я хочу тебя спросить: а что будет потом?
— Потом?
— После этой вечеринки. Что будет?
— Что ты имеешь в виду?
— Что будет со мной?
— С тобой? Да ничего не будет. Ты свободен. Куда хочешь, поедешь, и будешь делать то, что захочешь.
— Поеду?
— Ну, конечно! Хочешь в путешествие?
Его глаза вспыхнули.
— Перед тобой — целый мир, Кейл! Вещи, которые ты даже представить себе не можешь. Чудесные места, интересные люди…
И хорошенькие девушки, черт бы их побрал!
Он улыбнулся:
— Я хочу увидеть места, про которые читал. Хочу плавать на корабле, хочу почувствовать, как морской песок щекочет мои ступни.
Лицо его расплылось в улыбке:
— Хочу спать под звездами и купаться в океане.
— Отличная цель, — тихо сказала я.
Он кивнул:
— Да, у меня теперь есть цель. Как это здорово! А у тебя? Какая цель у тебя?
Я засмеялась:
— У меня? До недавнего времени у меня была всего одна цель — достать папашку. Ничтожная цель. А если ее отбросить… Сейчас вот больше всего на свете я хочу освободить маму. Увидеть ее, прижаться к ней… Но это сейчас. А на будущее — у меня нет никаких целей…
— Но разве это сложно — поставить себе дель? Даже много целей. Когда все закончится, мы отправимся путешествовать, и ты определишься.
Его улыбка могла бы осветить самые темные уголки земли. Тем более горькими были мои ответные слова:
— Кейл, я не уверена, что смогу уехать, когда здесь все закончится. Когда-нибудь — да, но не скоро. Ты мог бы поехать и без меня.
Кейл остановился, схватив меня за руку:
— Без тебя все лишено смысла. Все эти места, куда я хочу отправиться, без тебя их нет. Если уж говорить о целях, то самая большая моя цель — это ты. Или я что-то не то говорю?
— Да нет, — отвечала я нерешительно. — Но ты не можешь пожертвовать своей жизнью ради меня! Я не знаю, что будет с мамой. У нас с ней украли семнадцать лет. Я хочу узнать ее, а как это может получиться, если, когда мы освободим ее, я сразу уеду?
Несколько мгновений пролетело в тишине, а мы тем временем дошли до магазина одежды. К счастью, он еще был открыт.
— Но мы же будем вместе? — не унимался Кейл. — Даже если останемся здесь?
— Конечно. Я буду с тобой, пока ты хочешь этого, Кейл. А когда это станет возможным, отправлюсь за тобой хоть на край света. Но сначала займемся делом.
— Я буду ждать, пока все это принадлежит нам — тебе и мне.
И он поднял вверх наши сплетенные руки.
Надеюсь, что так и будет.
Мы ворвались в магазин в буквально за минуту до закрытия. Продавец тщательно скрывал, до какой степени счастлив нас видеть, — до того самого мгновения, пока я не выложила на прилавок триста сорок долларов за шикарную черную байкерскую куртку; плюс двадцатка за то, что мы задержали его сверхурочно.
Теперь, когда мы себе все подобрали, нам нужно было местечко, чтобы подготовиться. Кейлу совсем не хотелось пилить назад в отель, но выбора у нас не было.
За столом в вестибюле сидела та же женщина, что и накануне, только улыбка на ее лице на этот раз была чуть более искренней. Чуть-чуть.
— Не хотим доставлять вам лишних хлопот… но не найдется ли у вас местечка, где мы могли бы переодеться? Когда мы сегодня уходили, я сказала…
Женщина не дослушала и протянула мне ключи:
— Триста девятый. Там вас кое-кто дожидается.
Кто же мог знать, что мы непременно вернемся?
Подозрения закрались в мою душу.
— Кто-то ждет именно меня?
Ответ был очевиден, и он был утвердительным, потому что женщина сказала:
— Нет смысла беспокоиться. Он — друг, — потом нахмурилась и добавила: — Вроде бы.
Теперь меня раздирало любопытство. Было и беспокойство, но любопытство преобладало.
— Подожди, — сказал Кейл, отстранив меня, когда я дошла до двери. — Я первый.
Распахнув дверь, он вошел. Я вошла следом.
На одной из кроватей, уставившись в телек и попивая пиво, сидел приятель Брандта, Шелти. Увидев нас, он улыбнулся и приветливо махнул рукой:
— Слава богу! Я уж и не надеялся, что вы придете.
Кейл, по-прежнему напряженный, все еще загораживал меня.
— Ты кто? — спросил он.
— Господи, да что же ты все под ногами-то болтаешься! — разозлился Шелти. — Мне не с тобой нужно поговорить.
Я положила руку на плечо Кейла.
— Это Шелти, — объяснила я, — приятель Брандта.
И обратившись к Шелти, поинтересовалась:
— А что ты здесь делаешь? Почему не уехал?
— Хороший вопрос, и я бы с удовольствием на него ответил, если бы ответ не был таким сложным.
Кейл фыркнул:
— Ты слышала? И у этого все сложно!
Я бросила взгляд на дверь, затем на часы, стоящие на ночном столике. У нас оставалось чуть меньше двух часов.
— Это ненадолго? Нам скоро отчаливать.
Шелти кивнул:
— Я знаю. — И вздохнув, заметил: — Не знаю, помнишь ли ты меня, но меня зовут Дэниел.
За всю свою жизнь я знала лишь одного Дэниела, и это был совсем другой человек.
— Не знаю я никакого Дэниела, — сказала я.
Он вздохнул и, сбросив ноги с кровати, сел.
— В том-то и дело, что знаешь, — покачал он головой.
— У меня был двоюродный брат по имени Дэниел, близнец Брандта. Единственный Дэниел, которого я знала.
Я едва сдерживала себя, чтобы не врезать этому парню.
— Ой ли?
Я уставилась на него, чувствуя, как во мне поднимается ярость.
— Ты ненормальный ублюдок! Дэн утонул, когда всем нам было шесть лет.
— Я знаю. Но дело в том, что — технически — я и есть Дэниел. И Брандт — тоже я. А теперь я Шелти.
— Слушай, чем вас там, в «Деназене», накачивают, чтобы выдавать такое дерьмо?!
Я шагнула к нему, чувствуя, как зудят мои кулаки.
— Так это ты убил Брандта? — прорычала я.
Шелти не ответил, и ко мне присоединился Кейл:
— А ну-ка, отвечай!
Не обратив внимания на Кейла, Шелти спрыгнул с кровати и отошел к стене.
— Дез, послушай, — проговорил он, — я серьезно! Там, на озере, утонул Брандт, а не я.
— Думаешь, я идиотка? Я видела, кто утонул! Я видела, чье тело вытащили из воды. Это был Дэниел, а не Брандт.
— Все не так просто. Брандт, мы были Шестыми. У меня уникальная способность — моя душа, как это называют, способна к переселению. Таких, как я, очень немного, всего четверо. Когда мое сердце перестало биться, моя душа вошла в ближайшего ко мне человека. Это был мой брат.
— Я тебе не верю.
— В тот день на тебе был розовый купальный костюм, твой любимый. С маленькими уточками. На твоей кукле Бри — голубое платье с блестками. Мы тогда были на озере около часа; вы кричали, чтобы я не лез в воду, но я не послушался. Поплыл, потом запутался в водорослях и захлебнулся.
Кейл напряженно слушал, потом спросил:
— Наверняка кто-то мог собрать информацию о том, что случилось.
Он был прав. Собрать ее мог любой из «Деназена». Тем более что наша местная газетка долго мусолила эту историю. Как же! Трагически погиб сын одного из ведущих репортеров. Газету раскупали как горячие пирожки. Тогда-то у тети Кэйрн и поехала крыша. Ее обозвали беззаботной мамашей, позволяющей своим маленьким детям без присмотра играть в опасных местах. Потом, правда, опубликовали опровержение, но удар уже был нанесен.
Мне нужны были доказательства поосновательнее.
— На вашем заднем дворе мы сделали домик на дереве, и там был старый почтовый ящик. Что мы в нем хранили?
Он улыбнулся:
— Синюю игрушечную машинку, маленькую деревянную лошадку и твою тетрадку с картинками этой японской кошки, Китти. Самое ценное, что у нас было!
У меня потемнело в глазах. Только трое знали об этом, и двое из этих троих уже умерли.
— Хорошо, но куда делся Брандт?
Улыбка исчезла с лица Шелти. Он сунул руку в карман и достал то чертово колесо со скейта. Подбросив и вновь поймав его, сделал неопределенный жест рукой. Потом продолжил:
— Когда ко мне пришел Шелти и сказал, что у него есть информация по «Деназену», я впустил его в дом. И он убил меня. Точнее, убил тело Брандта… Но как только мое сердце остановилось, я перешел в тело Шелти.
Он замолчал, поигрывая колесом от скейтборда.
— Я сидел тут, в отеле, и все думал — рассказать тебе об этом или нет… Фишка в том, что, когда я перехожу в новое тело Шестого, я получаю и его способности. Шелти мог посещать людей в их снах. Я пытался предупредить тебя; я вошел в твой сон, но у меня не получилось. Наверное потому, что я недавно вошел в новое тело и был еще дезориентирован.
— Так это был ты? — спросила я, вспомнив свой жуткий сон.
Он кивнул.
— Выходит, — медленно проговорила я, — что, когда ты говорил мне, что ты — мой лучший друг, это говорил не Брандт, а Дэниел?
Он опять кивнул, но от этого мне легче не стало. Это был самый большой взрыв мозга, какой я когда-либо переживала.
— Да. Но это все равно был я. Тот парень, которого ты знала всю жизнь. Это дико звучит, но со мной остались все мои воспоминания. Плюс — воспоминания тех, в чьи тела я входил.
— От всего, что ты говоришь, крыша едет.
— Хочешь, чтобы ее вообще снесло? Я помню, как я умирал. Рассказать?
Я даже представить не могла, как можно жить с такими воспоминаниями.
— Это ужасно!
— Ужасно не это. Ужасно то, что я непрестанно думаю о тебе. Ты — моя двоюродная сестра, мой лучший друг, и ты — такая классная!
— О боже…
Кейл рядом со мной едва сдерживал рык, рвущийся из его груди.
Я схватила его за руку и прошептала:
— Меня тошнит…
— Держись! — шепнул в ответ Кейл.
— Ну ладно, — взяла я себя в руки, — тогда кто такой Шелти?
— Он работал на твоего отца. После нашей встречи на Кладбище я начал копать. Удивительно, как много можно увидеть, если пристально смотреть. Думаю, когда я узнал слишком много, они и подослали Шелти. Он сказал, что я перешел границы допустимого, и достал нож. Это — последнее, что я помнил, пока не очутился в его теле. Я не знал, что делать, поэтому нашел Мишу и объяснил ей, что случилось. Так я оказался в отеле.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |