|
— Ну что, душенька, полагаю, ты можешь быть довольна? Какая драма! Двое мужчин готовы порвать друг друга из-за героини, и героиня — ты! В главной роли — Вера! Какой триумф! Можешь упиваться этой звездной ролью!
Вера сжалась от боли — о чем он говорит? Роли, страсти…
— С молодым человеком все понятно — влюблен, готов жениться. Похвально! — с издевкой констатировал Павловский. — Ну а ты, дорогая? Отвечаешь ему взаимностью?
Она молчала, считая ниже своего достоинства реагировать на его иронию.
— Героиня безмолвствует, — кивнул Павловский. — Ну, значит, так, Ромео, давай манатки в руки и вперед. Найди себе другой объект страсти — помоложе и незамужнюю.
— Избавьте меня от дурацких советов! — попросил Степанов.
Павловский стукнул кулаком по столу:
— Тебе ясно сказано — вон отсюда! Иначе вызову милицию, и тебя отсюда выведут. Вера, скажи ему, чтобы он ушел, не то я за себя не отвечаю!
«Как в детстве с горы — радость, восторг, страх… Что со мной? — вздохнула Вера. — Я теряю голову… От того, что я сейчас отвечу, наверное, зависит вся моя жизнь… Набраться сил, сказать правду — полететь с горы!»
— Я не хочу, чтобы он уходил, — сказала Вера. — А если ты вызовешь милицию, я им объясню, что этот человек пришел ко мне в гости.
— Ты понимаешь, что говоришь? — растерялся Павловский.
Вера кивнула — да, понимаю…
«Однако какой у Павловского растерянный вид, — подумала она. — Он даже стал похож на человека, а не на самовлюбленного, избалованного славой режиссера!»
— Вера, опомнись, прошу тебя! Пусть он уйдет отсюда и мы все обсудим! — попросил Павловский.
— Я не хочу ничего обсуждать, — твердо заявила она.
— Ну что ж, если он не уйдет, тогда уйду я! — Павловский поднялся с дивана.
Вера пожала плечами:
— Поступай как знаешь… Все разрушено, ничего не исправить.
Павловский схватился за голову:
— Какой абсурд… Ты же будешь жалеть потом! — Он с горечью бросил Степанову: — Слышь, человек с камнями?! Ты откуда такой взялся, с камнем за пазухой? Пришел и разрушил нашу жизнь!
Степанов молчал.
Павловский схватил жену за руку:
— Ты хочешь остаться с ним? Точно хочешь? Все обдумала?
Вера отдернула руку — он сделал ей больно.
— Ну вот что, супруга, глупо ломать жизнь из-за минутных эмоций… — решительно сказал Павловский. — Что такое эмоции? Тьфу, пена. К утру ничего не останется. Мы прожили вместе двадцать лет, и я не позволю зачеркнуть эти годы из-за того, что тебе в голову вдруг ударило шампанское!
— Как ты не понимаешь, это не сиюминутный каприз, — забормотала Вера.
Павловский грубо оборвал ее, прикрикнув:
— Слушай меня! Сейчас я уйду. Вернусь утром. Мое условие — чтобы к моему возвращению этого романтика с камнями здесь не было! Обещаю тебе, что мы никогда не вспомним о том, что сегодня произошло. В конце концов, я тоже виноват перед тобой и готов… исправиться. Мы все наладим, главное — будь хорошей девочкой и прими правильное решение!
— А если я не буду «хорошей девочкой»? — усмехнулась Вера.
Павловский покачал головой и насмешливо сказал:
— Если ты выбираешь «новое счастье», то уходишь вместе с ним. Причем до моего возвращения.
— Я поняла, — кивнула Вера.
Она также поняла и другое: он предлагает ей сделать выбор, зная, что она не осмелится уйти от него; он думает, что у нее не хватит сил…
Какое-то время после ухода Павловского они сидели в полной тишине, будто он незримо присутствовал здесь и мешал им. Наконец от усталости и боли Вера расплакалась. Сергей прижал ее к себе, гладил по голове, как маленькую, говорил бессвязные, нежные слова.
Успокоившись, она сказала ему, что сегодняшняя ночь кажется ей похожей на сказку. О спящей царевне.
— Знаешь, похоже, я очень долго спала и превратилась совсем в пожилую царевну — страшно представить, сорокалетнюю! И вдруг, когда уже всем стало ясно, что это неправильная сказка, потому что она с несчастливым концом, — принц пришел. Да еще какой — царевич-королевич! Подарил мне волшебный камень, поцеловал, и я ожила. Я больше не хочу возвращаться в унылую дремоту, в которой провела много лет.
— Ты больше никогда не заснешь, — улыбнулся Сергей. — У нас с тобой будет много ночей… Не для сна…
Она почувствовала, как по телу опять побежали электрические разряды, и потянулась к Сергею губами. Поначалу он отозвался на ее призыв со страстью и нежностью, но вскоре отстранился:
— Я не хочу, чтобы это было здесь, понимаешь? В этой квартире с фотографиями твоего мужа на стенах… Все должно быть иначе!
Вера кивнула — она понимала, о чем он говорит.
— Сейчас ты соберешь вещи. И мы уедем в Петербург. Ты будешь жить со мной. Мы будем очень счастливы и никогда не расстанемся.
Он сказал это так уверенно, что ей захотелось ему поверить. Она улыбнулась, подумав, что ей и собирать ничего не надо — все необходимое лежит в саквояже, который вернул Сергей. Удобно — не надо тратить время на сборы… Одеться и уйти…
Она сказала ему, что скоро вернется, и вышла в спальню.
Вера сняла платье, надела брюки и свитер, подошла к зеркалу, чтобы поправить волосы, и вдруг застыла, увидев свое отражение. На нее смотрела усталая немолодая женщина. Переживания сегодняшней ночи подчеркнули морщинки в уголках губ, а под глазами пролегли тени.
«Эта женщина не похожа на Джульетту, — горько усмехнулась Вера. — Эта женщина не похожа на женщину, которая сможет убежать с возлюбленным в метельную ночь…»
Она отошла от зеркала, устало опустилась на кровать.
«Я на секунду поверила, что все еще возможно, но надо смотреть правде в глаза — для меня все уже слишком поздно… И я знаю, что наше с Сергеем счастье было бы недолгим. Да, будет зима, бессонные ночи, наполненные любовью, одуряющая весна и наша безумная страсть, звонкое, юное лето, до краев полное счастьем и нежностью, но потом придет осень с тоской и заунывными дождями, и я пойму, что он меня разлюбил…»
Она вспомнила слова, что недавно сказала брату: «счастье в том, чтобы у тебя был кто-то, кого можно утратить», и подумала, что она боится такого счастья, поскольку за ним неминуемо следует расплата… Каким-нибудь серым безнадежным утром она прочтет, как приговор, в глазах Сергея — он больше не любит ее… И в это утро она состарится.
Устав ждать, Сергей вошел в спальню и увидел Веру сидящей на кровати. Брошенный саквояж валялся рядом.
Он опустился перед ней на колени:
— Что случилось? Ты передумала?
Она гневно выкрикнула:
— А чего ты хочешь?! Я ждала тебя целую вечность, а ты все не шел! И вдруг через много лет, когда я уже перестала ждать, ты появляешься из ниоткуда и требуешь от меня перемен?! Вот так все бросить и уйти! Думаешь, это легко?
Сергей вздохнул:
— Я знаю, что трудно. Но это нужно сделать! Пойми — случилось чудо, настоящее новогоднее чудо — кто-то будто специально подменил наши саквояжи, протянул нам одну из тысячи «рук помощи»! Мы встретились, узнали друг друга, полюбили — это ли не чудо? А ты предлагаешь отказаться от него?!
— Оставь меня… Забудь меня. Слишком поздно что-либо менять, — заплакала Вера.
— Если мы расстанемся — мы всю жизнь будем жалеть! — с горечью сказал Сергей.
— Я знаю.
«Ты должна быть твердой! — повторила она, до боли сжимая в руках крест-камень. — Надо набраться сил и настоять на своем. Пусть он уходит…»
Она избегала смотреть на Сергея — не могла видеть его взволнованные, растерянные глаза.
Он отчаянно пытался разрушить возникшую между ними стену, чтобы пробиться к Вере, вернуть ее. Он говорил, что она не должна ничего бояться — нужно только довериться ему, а он постарается устроить все так, чтобы она никогда не пожалела о том, что ушла с ним.
Но Вера молчала, и по ее отсутствующему виду он понял, что она не слышит его, что он ее потерял.
Он схватил Веру за плечи:
— Опомнись, что с тобой?! Посмотри на меня, я здесь, я люблю тебя, мы должны быть вместе!
— Нам обоим нужно время, чтобы все хорошо обдумать, — тихо сказала она. — Уезжай… И, может быть, потом, позже, мы придем к правильному решению!
Сергей вспылил и крикнул, что он для себя уже все решил и никаких «потом» не будет — они должны уйти вместе сейчас!
Она повторила свою просьбу.
— Неужели ты сможешь остаться с ним после всего, что случилось? — с горечью спросил Сергей.
Вера устало ответила, что они с Павловским прожили целую жизнь, которую она не может забыть в одночасье. И, кроме того, она считает, что убегать из дома вот так — ночью, не поговорив с мужем, не объяснившись с ним, — неправильно.
Он побледнел:
— А может быть, ты… любишь его?
Она нашла в себе силы спокойно сказать:
— Да. Я люблю его.
Глядя на его исказившееся от боли лицо, она поняла, что вот теперь все действительно кончено.
«Мы ведь прощаемся… Навсегда».
На прощание она поцеловала его, а когда за ним захлопнулась дверь, перекрестила дверной проем — пусть судьба хранит ее возлюбленного, и пусть «тысячи рук помощи» защитят его от бед и напастей.
Она не знала, сколько времени минуло с тех пор, как ушел Сергей, — час, два или целая вечность. Она чувствовала себя потерпевшей кораблекрушение и оказавшейся на безлюдном острове: все, что было раньше, — разрушено, откуда ждать помощи — непонятно, что будет дальше — неизвестно…
…Надо найти силы. Встать. Жить.
Боль переполняла Веру, но она вдруг подумала, что эта боль — вполне приемлемая плата за огромное счастье любви. Судьба преподнесла им небывалый, щедрый новогодний подарок (Сергей прав!), и в ее сегодняшних душевных потрясениях: любви, сомнениях, боли, слезах — на самом деле столько жизни! Только сейчас она почувствовала, что живет.
Вера знала, что за эту новогоднюю ночь она изменилась и, наверное, встретилась с собой — настоящей. Теперь она чувствовала себя сильной, готовой к испытаниям и потерям…
Вера вытерла слезы, подошла к елке, оглядела игрушки, подаренные Сергеем. Улыбаясь, она долго смотрела на сиреневую звезду-макушку.
За окнами начинало светать, и в этом раннем утре ей сияла звезда…
Часть вторая
Глава 1
Дни катились кубарем, будто с горы. Фаня и заметить не успела, как промелькнула осень, стремительно сошел на нет декабрь, и вот вам, пожалуйста, — скоро Новый год.
— А что, скоро Новый год? — удивленно спросила Фаня, входя в кабинет. — Прикинь, пришла я в супермаркет, а там все такое блестящее, елки понатыканы, гражданки разные суетятся, выбирают елочные игрушки, чтобы не фальшивые, значит; я остолбенела — вроде только был сентябрь в золоте, делали юбилейный номер, и вдруг Новый год!
Ольга, редактор того же журнала, усмехнулась:
— Представь себе! Впрочем, с такой жизнью, как у нас, не удивительно, что мы ничего не замечаем! Иной раз даже на укладку нет времени!
— Какая укладка! Я даже специально обкорналась, чтобы не тратить время на глупости! — Фаня тряхнула ярко-рыжей, коротко стриженной головой. — Утром встала, пыль смахнула и вперед! Пожрать и то некогда!
— Кстати, тебе идет эта прическа! — похвалила Оля. — Ты такая тоненькая, пластичная, похожа на мальчика. А фантастическая рыжина и карие глаза, в которых у тебя всегда словно черти пляшут, делают тебя весьма яркой. Посмотришь, и тут же ясно — «девушка-спичка». Или «тротиловая шашка». Или «перчинка». Короче, спасайся кто может, а не девушка!
— Сразу видно, Оля, что ты у нас бьюти-редактор, специалист по стилю! Так бы и слушала тебя! — хихикнула Фаня.
— А разве Петя не делает тебе комплименты? — усмехнулась Оля.
— Делает. Только редко. Он, как настоящий мужчина, считает, что все и так понятно. Типа, он меня любит, и точка. Ну ладно, давай к делу, хватит лирических отступлений. Что там у нас на сегодня?
Стефания, а для знакомых Фаня, — журналист. Да не простой, а модный журналист известного издания. Профессия требует от Фани быть в гуще событий. Она всегда куда-то бежит, улетает, берет интервью, в лучшем случае, делает репортажи, приканчивая бессчетные пачки сигарет и литры коньяка.
Любимый Фанин анекдот: «Утро в редакции. Новостное сообщение — преступление на Петровке. Журналисты уточняют:
— Жертвы есть?
— Четыре трупа!
Ребята радостно потирают руки:
— Отлично!»
Фанины репортажи — автору под стать, как правило, это острые, с перцем, заметки о той или иной спрятанной от глаз обывателя стороне жизни. О закрытых клубах, нелегких трудовых буднях проституток, жизни в колонии строгого режима и так далее.
Фирменный прием Стефании — для пущей достоверности войти в роль того, о ком она пишет, и на собственном примере показать, чем живут ее герои. С этой целью Фаня обычно внедряется в среду, ставшую объектом исследования. Делая репортаж о проститутках, она сама курсировала с ними в боевом патруле, плечом к плечу; для статьи о колонии строгого режима провела там несколько дней.
А последний репортаж Фаня посвятила трудовым будням аллигаторов, олигархов то бишь, для чего была вынуждена познакомиться с объектами исследований поближе. Исключительно для пользы дела! Но Фанин любовник Петя почему-то сразу подумал именно плохое.
Узнав, что Фаня была на вечеринке по случаю дня рождения какого-то там очень зеленого аллигатора, Петя обиделся, раскричался, приревновал. А в ответ на Фанино правдивое: «Мне для дела надо. Статью пишу!» — сказал, что степень ее цинизма и жажда сенсаций не знают границ и лично он не сомневается: если бы Фаня делала репортаж о немцах во времена Второй мировой войны, она бы «для достоверности» принимала участие в повешении партизан.
«Черт его знает, может, ты и прав. Работа — прежде всего!» — усмехнувшись, отрезала Фаня. Потом все-таки высказала ему, что он очевидно несправедлив к ней. Короче, они в очередной раз поссорились.
В последнее время они постоянно скандалили. Причем инициатором ссор, как правило, выступала она. Что же будет дальше? Надо найти время, силы разобраться во всем, просто поговорить, глядя друг другу в глаза, попытаться «спасти отношения», надо… А надо ли? Вот в этом она не уверена.
От размышлений Стефанию оторвала Оля:
— Фаня, я тут на одном показе встретилась с актрисой Колывановой, она попросила, чтобы мы о ней сделали статейку, а то, говорит, народ стал ее забывать. Возьмешься?
— Что написать? Про муки творчества?
— Ну кому про муки интересно? Напиши что-нибудь позатейливее…
— Например? — усмехнулась Фаня, поскольку прекрасно помнила, что прежде актриса Колыванова была категорически против «жареных фактов». Даже отчитала Фаню за какое-то интервью. С чего вдруг она так переобулась? Конечно, всем нужен пиар. Готовы из трусов выскочить, только бы пропиариться.
— Ладно, сделаю, — согласилась Фаня. — Вот сдам статью и сочиню этой звезде в зените какой-нибудь персональный миф.
— Кстати, о чем ты сейчас пишешь?
— О каучсерфинге.
Олины тоненькие бровки «а-ля Дитрих» поползли вверх:
— Что это?
— Прикольная вещь. Гостевая сеть. Люди из разных городов или стран принимают гостей или обмениваются жильем на время отпуска.
— Дичь какая-то, — хмыкнула Оля. — Так махнешься не глядя с кем-нибудь домами, а тот человек, может, маньяк или еще хуже — грязнуля. Засрет твою квартиру, и привет.
— В жизни все может быть, — согласилась Фаня.
— Лучше отдыхать цивилизованно. В проверенных отелях!
— Всяко! — кивнула Фаня и, налив кофе, пробежала глазами новостную строку. — Слушай, какая прелесть — эта дрянь певичка К. разводится с мужем!
— Точно разводится? — засомневалась Оля. — Она вроде уже третий раз на развод подает.
— Черт знает! — пожала плечами Фаня. — Да и так ли важно? Кто будет разбираться? Дадим в номер, «сиськи номера», терки месяца, в общем, как народ любит. Что там еще? О! Артист М. неизлечимо болен!
Стефания едва сдержалась, чтобы по привычке не ляпнуть «отлично!».
В ответ на укоризненный взгляд Оли заметила:
— Что удивляешься? Такая вредная профессия! Нам молоко надо давать за вредность!
— Точно! Хорошо, что скоро Новый год. Долгие праздники. Можно будет отдохнуть. Люблю Новый год. Детство вспоминаю.
Оля мечтательно вздохнула.
— Аромат душистой хвои, мандаринов, огоньки на елке, — поддразнила подругу Фаня. — А я знаю, почему в этой стране придумали Новый год!
— Почему?
— Потому что без него в России прожить зиму решительно невозможно. И вот мы весь декабрь готовимся к Новому году, потом весь январь его встречаем, весь февраль пытаемся прийти в себя, к марту нам это почти удается, а тут и зиме конец.
— Очень может быть! На Новый год поедешь домой в Вологду?
— Не знаю. Вряд ли.
— Не проведаешь маму с сыном?
— Поеду к ним в феврале, когда стану свободнее. А Новый год, наверное, будем отмечать с Петей у его родителей. — И Фаня сделала ужасно кислую мину.
— Кстати, давно хотела сказать, что вы с Петей — потрясающе красивая пара! — улыбнулась Оля. — На прошлой вечеринке я не могла от вас глаз отвести! В вашей паре все играет на контрастах. Вы удачно дополняете друг друга: ты маленькая, хрупкая, Петя — большой и сильный, а его спокойный, выдержанный характер уравновешивает твою экстравагантность и взрывной темперамент!
— Оля, можешь тиснуть нас в журнал, типа «пара года»!
— Тисну, когда поженитесь. Правда, я уже устала ждать, когда вы наконец поженитесь. Причина, я так понимаю, в тебе?
Фаня нахмурилась.
— Но ведь у вас все хорошо? — встревожилась Оля.
Фаня пожала плечами:
— У нас все хорошо. Ну, если не считать того, что иногда мне приходится общаться с его родителями. А они, в особенности мамаша, просто излучают доброжелательность! Знаешь, Оля, когда эта бедная женщина увидела меня впервые, у нее было такое лицо, словно она узрела космического пришельца. Я прямо спинным мозгом чувствовала, что думает Петина мама, разглядывая меня через большие стекла очков: «Можно ли эту Фаню как-то так обработать, чтобы со временем сделать съедобной, или уж это решительно несъедобная дрянь?» Я, Оля, как ты знаешь, страдаю странной болезнью, сродни аллергии. Если на меня возлагают любые ожидания, у меня сразу проявляются аллергические признаки в виде соплей и кашля, и мне в качестве противоядия надо непременно обломать эти ожидания. Лучше сразу и резко. Не возбраняется даже грубым образом!
Короче, мне захотелось сделать ответный ход конем, с тем чтобы эта женщина успокоилась на мой счет и поняла, что я — тварь совершенно несъедобная, переделке не поддающаяся (не стоит и время терять!). Пришлось даже показательно похулиганить на юбилее Петиного папы. Для начала, хлопнув по плечу бородатого соседа по столу (оказавшегося знаменитым физиком), в разгар чинного, скучного застолья я запела: «Только рюмка водки на столе-е!» С чувством и сильно, так что Григорий Лепс остался бы доволен. Представляешь, как на меня выставились эти ученые мужи! — довольно, радуясь, как ребенок, хихикнула Фаня. — А я ведь кладезь талантов, еще и сплясать могу! Встала и выдала им пару неприличных движений из обычного репертуара стриптизерши московского клуба. Ой, это не Петина мама упала под стол? А у того физика, открывшего чего-то там, очки съехали набок. В итоге Петин отец заинтересовался мной, как неоткрытым физическим явлением: «Надо же, какое интересное сочетание атомов!»
— Кошмар! — ужаснулась Оля. — Вообще я их понимаю! Они явно мечтали о другой невесте для сына! Ты ведь сама мать, Стеф, вот представь — вырастет твой бебик, кстати, сколько ему сейчас?
— Пять!
— Ну, вот лет через пятнадцать испытаешь на собственной шкуре. Придет твой Васечка однажды домой с развязной рыжей девицей и скажет: «Мама, прошу любить и жаловать! Это моя Маша-Глаша-Саша. Она будет с нами жить!»
— Никогда! — замахала руками Фаня. — С лестницы спущу вместе с этой Глашей. Оль, да ведь я все понимаю, мне, если хочешь знать, Петиных родителей жаль и совестно, что я не оправдала их ожиданий, но только что я могу поделать? Чем помочь? Несложно догадаться, что они хотели для единственного сына иную подругу, «что-нибудь поприличнее», но Петя, парень самостоятельный, влюбился, ни с кем не посоветовавшись. Представляя меня, в первый же вечер заявил им: «Моя будущая жена!»
Мы разные люди, но нам приходится как-то терпеть друг друга. Иногда это получается лучше, но чаще хуже. Все нормально. Проблему отцов и детей не на пустом месте выдумали. Всегда так было. Потом мне придется страдать из-за сына. Он на мне отыграется! Как говорит моя мама: «Любите ваших внуков — они отомстят вашим детям!» В общем, у меня отношения с Петиной мамой как-то сразу не задались! Но проблема, собственно, не в ней…
— А в чем?
Фаня закурила сигарету. Подошла к окну и уставилась на новогоднюю елку в глубине двора. Наконец сказала:
— Просто я сомневаюсь в том, что нас с Петей связывает большое настоящее чувство. Пожалуйста, не смотри на меня как на дуру. Знаю все, что ты хочешь сказать. Знаю и то, что за подобную разборчивость меня многие осудят, возмутившись: «Что ж тебе надобно? Твой Петя, с какой стороны ни взглянуть, — выигрышный жених! С выдающимися способностями и заманчивыми перспективами! Косая сажень в плечах! Опять же дополнительный бонус к жениху — уважаемая семья академиков и квартира в историческом центре! Чего кочевряжишься, идиотка?!» А я, представь, кочевряжусь. Видимо, и впрямь дура. Талдычу, что, наверное, нас с Петей связывает привычка, дружба, все, что угодно, только не любовь. Знаешь, Оля, вроде все хорошо, мы с Петей подходим друг другу, но… Не екает в груди! Ведь должно екать?
Оля честно задумалась:
— Пожалуй, должно!
— Я так понимаю, любовь — это когда расстаешься с человеком, а в тебе все кричит от боли и ты сходишь с ума! А я, если Пети нет, с ума вовсе не схожу, спокойно работаю и даже не вспоминаю, что его нет рядом. У меня перед ним сильное чувство вины, поскольку я не могу дать ему то, чего он ждет. Он очень хороший. Просто замечательный! И, конечно, достоин того, чтобы самая распрекрасная женщина на свете сходила с ума от любви к нему. А я, неблагодарная тварь, не ценю того, что имею! Мучаю себя и его!
Фаня горестно вздохнула.
Оля промолчала. Что тут скажешь, любовь — химия сложная.
В конце рабочего дня позвонил Петя. А Фаня так набегалась и устала, что, услышав его голос в трубке, даже не почувствовала особой радости.
— Привет, хочу предложить мировую, — с ходу начал Петя.
— Принято, — отозвалась Фаня.
Ей легче было согласиться на перемирие, чем пуститься в объяснения, почему и на что она обиделась. Все нормально — проехали.
— Ты не забыла? — спросил Петя.
Она растерялась:
— А что такое?
— Значит, забыла, — угрюмо констатировал Петя. — Сегодня день рождения моего отца. Между прочим, я предупреждал тебя две недели назад.
— А-а-а, — виновато протянула Фаня, — извини. Ты же знаешь, я в таком темпе живу, что и про свой день рождения не вспоминаю.
— Знаю и не принимаю подобный стиль жизни, но сейчас не об этом. Мне приехать за тобой? В семь часов мы должны быть у меня! Родители будут ждать!
О господи, выдохнула Фаня, только не это. Сегодня она не настроена на вечер в узком семейном кругу, салаты и причитания Петиной мамы, только как эту мысль донести до Пети?
— У меня даже подарка нет…
— Я купил, — отрезал Петя. — Короче, через сорок минут заеду за тобой в редакцию. Жди!
«А не выпить ли по такому случаю?!» — вздохнула Стефания и пошла в бар — надо было настроиться на встречу с Петиными родителями.
Петр галантно приоткрыл ей дверцу своего дорогого джипа, поцеловал в щечку. В машине на сиденье лежали цветы.
— Отцу? — спросила Фаня.
— Тебе! Отцу я купил коньяк.
«Завидный мужчина», — усмехнулась Фаня. Привлекательный — широкоплечий голубоглазый брюнет, похожий на Бандераса в его лучшие годы. Богатый — занимает высокий пост в солидной конторе, и это, заметьте, в тридцать лет! Умный — получил прекрасное образование, между прочим, в Лондоне, внимательный — дарит цветы и другие подарки, в том числе дорогие, одним словом — идеал! Вдохнуть и не выдохнуть! Это ж как ей повезло! А она, дура, почему-то не чувствует счастья.
— Чего молчишь? — спросил Петя.
Фаня в ответ только промычала, что устала, и опять ушла в раздумья.
Они познакомились девять месяцев назад. Много это или мало? С одной стороны, много — за это время можно было зачать, выносить и родить ребенка. С другой — ей этого времени для принятия каких-то кардинальных решений типа замужества оказалось недостаточно.
Между тем Петя для себя все давно понял и решил — уже несколько раз звал ее замуж, а вот она до сих пор не уверена в своих чувствах.
Приехали. Дом у Петиных родителей весьма помпезный, в престижном месте. Четырехкомнатную квартиру дали Петиному дедушке, известному академику, за какие-то немыслимые заслуги перед наукой.
Петя — молодец, выходец из правильной семьи. Папа у Пети был математиком, да не простым, а доктором наук. Дедушка, как уже упоминалось, тоже внес лепту в науку. Вообще в семье Петра, состоящей из академиков и профессоров, какой-нибудь всего лишь кандидат наук казался обычным неудачником. И вот в это чинное семейство, с портретами бородатых титулованных академиков на стенах, попала Фаня, которую в детстве звали «Оторви да выбрось!».
Увидев Фаню в первый раз, Петина мама, сухая седовласая женщина, похожая на английскую королеву, уставилась на нее, будто увидела НЛО. Фаня примерно догадалась, о чем та подумала: «Журналистка! Курящая! Пьющая! Да еще и ребеночек имеется — полный набор пороков. Бедный Петенька! К тому же наверняка эта девка-лимитчица мечтает оттяпать нашу квартиру!»
Фаня с Петей встречались уже девять месяцев, а Петина мама до сих пор смотрела на нее с недоверием, словно ждала подвоха. Хотя Фаня ничего ужасного не делала. Разве что не хотела под кого-то подстраиваться, фальшивить и оставляла себе право быть собой.
Юбилей Петиного отца проходил по установленному сценарию — тосты в честь юбиляра, несколько перемен блюд, неинтересные разговоры, — и Фаня отчаянно скучала.
Одна из подруг Петиной матушки, видимо, решила развеять ее скуку и завела речь о кулинарии. Фаня только хмыкнула в ответ — извините, я совсем не умею готовить и не имею желания учиться.
В глазах незнакомой гостьи отразился ужас: «Не приведи господи, и мой сын вляпается вот в этакое!»
Фаня с трудом высидела до десерта и объявила Пете, что ей пора домой.
— Я поеду к тебе, не возражаешь? — спросил Петя. — Соскучился…
Фаня натянуто улыбнулась, нет, мол, не возражаю. Хотя сегодня она предпочла бы ночевать одна.
Петина мама вышла в прихожую проводить сына.
— Петр, тебя сегодня не ждать? — с явным укоризненным подтекстом спросила она.
Петя, ничуть не смутившись, спокойно ответил, что останется у Фани.
— Стефания, — начала Петина мама (всякий раз, услышав это обращение, Фаня понимала, что той не нравится ее имя), — надеюсь, Новый год вы будете встречать у нас?
При этом на Фаню взглянули строго, дескать, не вздумай заявить, что у вас другие планы. А у Фани вообще никаких планов не было. До Нового года еще две недели, успеем разобраться.
На помощь подруге пришел Петя. Он принял удар на себя и ответил, что они еще не думали о праздниках.
Петина мама поджала губы:
— Подумайте!
«Новый год с Петиными родителями, — обмерла Фаня, — лучше сразу повеситься!»
В машине Петя пожурил ее:
— Фанька, тебе не надоело валять дурака? Пугаешь моих стариков, как маленьких детей! Довольно глупо! Зачем ты стараешься казаться хуже, чем есть?
Фаня неожиданно смутилась:
— Извини…
И опять ощущение вины перед любовником накрыло ее, как лавина.
Петя часто оставался ночевать у нее. Наверное, он бы и переехал к ней, если бы она предложила… Но она не предлагала. Она вообще не была готова делить с кем-то быт. Тем более что ее быт сложно назвать организованным. Сумасшедший рабочий график (репортажи, поездки, встречи с людьми) — на домашнее хозяйство уже просто не хватало времени. Не столь давно Петя, обнаружив в раковине грязную посуду, заметил, что у Фани, как в мужском общежитии, — посуду моют перед едой, а не после еды. Просто потому, что чистой в шкафу уже нет.
Фаня, которая писала очередной горячий репортаж, отвлеклась на мгновение и усмехнулась: «Я не домохозяйка, милый!»
Петя кивнул: «Я знаю!»
На следующий день он нанял ей помощницу по хозяйству.
Фаня оценила его заботу — теперь в ее квартире царили чистота и порядок. Отныне самостоятельно она лишь вытряхивала окурки из пепельницы и забрасывала белье в стиральную машину. Обо всем остальном заботилась помощница.
Фаня сама платила ей, отказавшись от Петиной помощи. Фаня вообще щепетильна в отношении денег, Петю же ее стремление к самостоятельности поначалу забавляло, а с некоторых пор стало расстраивать.
Она сознательно отказывалась от его помощи во многих вопросах. Сама выбрала эту квартиру среди массы других вариантов, сама платила за аренду, сама покупала мебель — она все и всегда предпочитала делать самостоятельно. Ей так проще. И вообще — так уж сложилась жизнь.
На момент знакомства с Петей она уже пять лет провела в Москве и прошла неплохую школу жизни. Тут тебе и огонь, и вода, и медные трубы. И много слез, которым Москва не верила. Фане, как девушке из провинции, приходилось локтями пробивать дорогу вперед. Бороться за карьеру и место под солнцем. Но теперь она достигла всего, о чем раньше могла только мечтать. Работа в престижном издании, квартира в центре (пусть арендуемая, а не своя), внимательный, заботливый жених.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |