Придя домой, он запирает дверь на три оборота и долго бездумно нарезает круги по кухне, пытаясь решить, что же ему делать.
Нужно сдаться полиции, сначала думает он, пытается успокоиться и заставить себя заткнуться, но снова возвращается к этой мысли. Нет, нужно позвонить Уилларду и спросить, какого хрена происходит.
Перри до сих пор не может поверить тому, что видел.
У него остался один из старых номеров Уилларда; может, это сработает.
Сны становятся совершенно невыносимыми: Джим больше не приходит, и куда он пропал, неизвестно. Каждую ночь Моран засыпает и видит, как сидит на кровати в пустой спальне, съёжившись, и ждёт, но безрезультатно.
На шестой день Морану безумно хочется, но мысли и образы пропадают. Конечно, он мог бы снять шлюху, но это не решение проблемы.
На седьмой день, когда дело Ватсона по-прежнему мусолит вся британская пресса, Моран возвращается к коробкам старых вещей — здесь, среди шёлковых галстуков, которые он не похоронил, лежат и дурацкие полосатые, и яркие "Луи Вюттон", и "Хармонт и Блэйн" с таксами. Моран долго не может решить, но под конец выбирает тёмно-синий, с принтом из крошечных белых черепов — помнится, в тот день, когда Джим надел его, из-за Холмса пришлось выплатить неустойку двум снайперам, а Ватсон оказался немного умнее, чем Джим думал. Джим вернулся в отвратительном настроении — не то чтобы это было видно, но Моран всегда безошибочно угадывал его настроение с первого взгляда, и если сны считаются, продолжает угадывать до сих пор.
Моран смазывает руки липко-прозрачным антибактериальным гелем из аптеки, потому что ничего другого не попадается ему под руку, жирными пальцами перехватывает галстук, обвивая им себе шею, затягивает, спускает штаны; во всяком случае, это лучшее из возможного, успокаивает себя он.
Моран обхватывает член ладонью и затягивает петлю плотнее, и всё чернеет перед глазами, но чернота отступает слишком, просто до обидного быстро. Он сжимает ладонь на члене, дрочит себе привычными быстрыми размашистыми движениями, вколачивается в свою же ладонь, кусает губы.
Петля сужается, и чернота окончательно застилает всё вокруг, а сквозь черноту мелькает на секунду знакомое небритое лицо, мелькают машины, взрывы, крошечные маккуиновские черепа с галстука.
Маккуиновские черепа замирают у него перед глазами.
С хриплым криком Моран кончает себе в руку.
Тут его прерывает звонок; Моран хватает телефон, не разглядев, но когда он слышит перепуганный голос Перри Бартона, того придурочного паренька, про которого Моран планировал благополучно забыть до поры до времени, то чуть ли не подскакивает от удивления.
— Это всё наёбка! — тараторит в трубку Перри, сбиваясь и путаясь в словах. — Насквозь ёбаная наёбка!
Моран морщится.
— Для начала, — говорит он, — либо успокойся и объясни, в чём проблема, либо заткнись.
Перри ещё раз повторяет слово "наёбка", а потом делает глубокий вдох и говорит:
— Я только что видел Шерлока Холмса.
— Шерлока Холмса, говоришь?
Значит, он уже в Лондоне. Тот самый парень, которого Лесли и Стэн ошибочно приняли за придурочного американского туриста. Моран готов разнести всё вокруг от злости: Холмс только прилетел, и они все уже успели облажаться, сняв его с наблюдения.
— Какого чёрта ты не сказал мне, что он жив?!
— Перри, у меня от твоего ора уши закладывает. Я не знал, — врёт Моран с таким невозмутимым видом, что этот маленький придурок должен поверить.
— Холмс вычислит меня, — не унимается Перри. — Вычислит-вычислит-вычислит.
— Да с чего это вдруг?
Перри в трубке снова срывается на визг.
— С того, что он уже почти всё узнал! Я слышал! Он говорил обо мне!
— Что ещё ты мне скажешь?
— Я... он меня найдёт, я больше не с вами, я выхожу из этой твоей сраной игры, я не буду больше заниматься этим дерьмом... — тараторит Перри, и слова его сливаются в один истеричный неразборчивый поток,
— Блядь, — рявкает Моран, не дав ему договорить, сдерживаясь изо всех сил, и, делая паузу после каждого слова, спокойно, насколько может, добавляет, — слушай сюда, Перри. Через пару часов я буду у тебя, и мы все решим. Прекращай свою истерику. Никаких звонков никуда. Сиди тихо у себя дома и не высовывай нос.
На другом конце трубки сглатывают и вяло соглашаются.
Уже потом, бреясь, пряча нож, развинчивая и снова свинчивая винтовку, укладывая пистолет в кобуру, Моран понимает, что галстук Джима так и болтается у него на шее.
Шерлок заходит в квартиру Джона, и, с любопытством оглядев бардак, царящий вокруг, снимает пальто, кладёт шарф рядом и отстёгивает кобуру.
— Подмышечная, — говорит Джон, — а я и не заметил.
— На всякий случай, — отвечает Шерлок. — Кстати, я полагал, что ты перестанешь следить за порядком и начнёшь пить — это было бы похоже на тебя. Я не ошибся, так?
Джон обижается.
— Я не пил.
— Значит, по просьбе жены и психоаналитика перешёл на антидепрессанты.
— Думаю, нет смысла тебя спрашивать, откуда ты узнал о Мэри.
— Действительно, — пожимает плечами Шерлок. — Особенно если ты сам писал о ней иногда в блоге.
Шерлок переступает через валяющийся в прихожей ботинок, и направляется прямо в гостиную; Джон следует за ним, думая, как бы ответить получше, но так и не произнеся ни слова.
— Часть её вещей здесь, ты их до сих пор не убрал, — констатирует Шерлок. — Зная тебя, можно сделать вывод, что сейчас тебя это не так-то сильно беспокоит. Они не мозолят тебе глаз.
— Пошёл ты, — отвечает Джон, но признаёт, — когда тебя обвиняет в убийствах вся Англия, а кое-кто, не будем переходить на личности, внезапно решил воскреснуть...
— Я всё понял, — прерывает его Шерлок. — Можешь не продолжать.
— И что ты будешь делать дальше?
Шерлок устраивается поудобнее на диване, сбросив пальто на подлокотник.
— Ждать. Мне нужен этот номер.
— Я понял.
— Вот и замечательно, а теперь сделай мне кофе, — говорит Шерлок, но, когда Джон уходит на кухню, окликает его снова. — И скажи мне одну вещь.
— Какую?
— У твоей жены взяли интервью, тебе никто не говорил? Оно лежит на Ютубе. Там она рассказывает про некую травлю по интернету, на которую ты никак не реагировал. Как часто ты их получаешь?
— Их?
— Анонимные письма.
— Когда как, — разводит руками Джон. — Иногда раз в месяц, иногда почти каждый день. Иногда реже. А какую вообще это имеет связь с убийствами? Я получал их и тогда, когда ты прыгнул с крыши, и когда женился, и потом. Три года.
Шерлок морщится.
— Джон, я этого не слышал.
— Что я такого сказал?
— Я же говорил тебе о социопате. А теперь подумай. Большинство сегодняшних городских социопатов много времени проводят в интернете.
— Ты хочешь сказать...
— Интернет-травля — вполне подходящее развлечение. Не забудь про мой кофе. Пароль от твоей почты я подберу сам.
— Очень мило с твоей стороны.
Остаток вечера они проводят, сидя на диване, Шерлок с ноутбуком Джона на коленях, а Джон — за просмотром бестолкового скандального телешоу и местами забавного сериала про лесбиянок из Глазго. В какой-то момент между тем, как заканчивается первая серия и начинается вторая — этой ночью показывают три сразу — Джон замечает, что Шерлок спит сидя, навалившись ему на плечо и уткнувшись в его свитер лицом. Джон давит смешок, скорее нервный, но старается не шевелиться, а как засыпает сам, даже не понимает, настолько неожиданно это происходит.
Перри наливает себе чаю, а затем делает ещё чашку, с молоком и сахаром, открывает холодильник, но не находит ничего, кроме почти окаменевших капкейков и упаковки лазаньи быстрого приготовления, а, разогрев лазанью и попробовав кусок, понимает, что от волнения его сейчас вытошнит прямо на кухонный пол.
Уиллард говорил, что приедет через три часа, и всё это время Перри мучительно отсчитывает минуты, бродя по квартире из стороны в сторону. Пару раз ему кажется, что он и вовсе теряет контроль над всем, что происходит, не понимая, где он находится и как его зовут. Перри засыпает на полчаса, так и думая о том, что мог бы сказать Уилларду и как мог бы сдаться полиции, и что придумает Уиллард. Ему снится, что Шерлок Холмс идёт по следу; Перри убегает, скрываясь в кондитерских магазинах и за овощными прилавками в "Теско", но Холмс находит его везде.
Проснувшись, он наливает себе ещё чаю, но так и не прикасается к чашке, от волнения выдавливает пару прыщей, на лбу и щеке, и, глядя на себя в зеркало, думает, что сейчас, наверное, всё у него в груди лопнет маленьким мясным нарывом, забрызгав мебель и стены квартиры желтоватым гноем.
Успокоившись, Перри решает: нет, это ощущение скорее похоже на крошечную чёрную дыру.
Его мысли прерывает звонок в дверь.
Перри пересекает прихожую в три шага, чуть не споткнувшись о свою старую коробку с комиксами, и открывает дверь.
Его будят одновременно громкая трель звонка и Шерлок, резко вскакивающий с дивана; Шерлок расталкивает сонного Джона локтями и суёт ему под ухо телефон.
Джон с трудом продирает глаза, нащупывает пальцем кнопку "ответить", и выдавливает:
— Алло.
На него обрушивается щебет Молли; в её голосе Джон слышит волнение и какое-то странное радостное возбуждение. Такое ощущение, что она убила на поиски этого номера всё своё утро в Бартсе.
Пока Молли диктует цифры, а Джон повторяет их вслух, Шерлок не отрывает взгляда от экрана компьютера.
Молли рассказывает Джону совершенно ненужные подробности обо всём происходящем в Бартсе сразу, в которые он даже и не вслушивается, и когда он, рассыпавшись в благодарностях, кладёт телефон, Шерлок вдруг говорит:
— Вот оно.
— Что "вот оно"? — переспрашивает Джон.
— Вот он, — отвечает Шерлок, — наш социопат. Я не понимаю, что надо иметь в голове вместо мозга, чтобы догадаться звонить с домашнего телефона в Бартс по настолько идиотскому поводу, но факт остаётся фактом, Джон: адреса, на которые зарегистрирован телефон и ай-пи адрес твоего анонимного друга совпадают.
— И что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что и улики, и самого социопата мы найдём прямо у него дома. Поверь мне, это человек из породы, которую можно брать голыми руками. Когда они расслабляются, теряют всё, что осталось от их бдительности. Убийца-новичок. И ошибки, которые он делает, тоже вполне типичны для новичка, не так ли?
— Так, — соглашается Джон только потому, что ему нечего сказать.
Шерлок умывается ледяной водой и было начинает застёгивать кобуру, как Джон останавливает его.
— Погоди.
— Что? — спрашивает Шерлок.
Джон не знает, как бы он мог это сказать; наверное, всё дело в предчувствии. Непонятное ощущение сжимается у него в груди тугим противным комком, и Джон долго пытается подобрать слова.
— Бронежилет, — наконец говорит он.
— Бронежилет? — уточняет Шерлок с лёгким удивлением.
Джон прокашливается.
— У меня тут завалялся бронежилет. Может, наденешь?
— Завалялся бронежилет, — смеётся Шерлок. — Отлично сказано.
В маленькой кладовке возле кухни, среди коробочек со спиралями от комаров и отравой для крыс, принадлежавших ещё квартирной хозяйке, бутылок средства для мытья окон и старой одежды Мэри Джон прячет бронежилет уже второй год.
Достав его, он стряхивает пыль, проверяет застёжки, и, решив, что всё в порядке, протягивает Шерлоку.
— Списанный, — определяет Шерлок, — старый. Тебе его подарил Лестрейд. На Рождество, наверное, или как-то так. Видимо, почему-то решил, что у него есть чувство юмора.
Джон поправляет:
— На день рождения.
— А, точно, — рассеянно отвечает Шерлок. — На день рождения. Вполне в стиле Лестрейда.
Шерлок медленно расстёгивает измятую рубашку; Джон пристально смотрит на него и ловит себя на том, что у него всё никак не выходит отвести глаз. Шерлок слегка морщится, когда щитки бронежилета — холодные, думает Джон, как чёрт знает что — соприкасаются с его кожей, поправляет и оценивающе осматривает себя.
— Большой прогресс по сравнению с той дурацкой кепочкой.
Джон пытается улыбнуться.
— Кстати, она потерялась, когда я переезжал с Бейкер-стрит.
— И замечательно.
Словно загипнотизированный, глядя на Шерлока в жилете, Джон выдыхает; он чувствует себя кроликом перед удавом, и почему-то в его голове вертится совершенно дурацкая цепочка образов. Например, кухонный стол, вернее, Шерлок, опирающийся на кухонный стол. Шерлок цепляется за столешницу пальцами, всхлипывает, подаётся бёдрами навстречу Джона; Джон никуда не торопится, и в запасе у него ещё порядочно времени. Увлекшись, они случайно сбрасывают со стола на пол бутылку оливкового масла, и теперь весь пол в нём и мутно-зелёных бутылочных осколках; Шерлок выгибает спину, шипит сквозь зубы, и Джон на секунду останавливается.
— Куда нам спешить? — спрашивает он, не подразумевая ответа.
Проблема в том, что им есть, куда спешить.
— Да, — вдруг говорит Шерлок, одеваясь. — Не отвлекайся. И прихвати с собой тоже пистолет.
Кровь из распоротого горла Перри заливает пол, пропитывая буро-алой коркой затёртый ковёр, пачкая Морану ботинки; вид крови и запах, разливающийся по комнате, успокаивают его, немного напоминая об Афганистане и самую малость — о Джиме.
Моран легонько пинает голову Перри носком ботинка, и пустые глаза закатываются, а язык разве что не вываливается изо рта. Моран заткнул бы Перри, если бы он кричал, но нет же: маленький сукин сын только распахивал рот, как рыба, вынутая из воды, безуспешно пытаясь выдавить из себя хоть звук. Моран уверен — он успел накрутить себя уже до того, что, дай ему ещё пару часов, пошёл бы сдаваться прямо в Скотланд-Ярд, размахивая белым флагом и успев перед этим для верности принять буддизм.
Белки глаз Перри смотрят прямо на Морана; Моран сплёвывает и тушит окурок о край пепельницы из мутного голубого стекла.
Если Холмс уже напал на след этого придурка, сегодня он будет здесь. За такое стоит выпить, но позже, решает Моран: стрельба по пьяни хороша, только когда ты приходишь в бар, да к тому же, поймут тебя только в Америке.
Моран делает себе кофе — чтобы не распробовать мерзкий вкус, он проглатывает всё залпом — спускается вниз, закрыв за собой дверь квартиры, достает из багажника машины снайперскую винтовку и вдруг чертыхается, замирая.
Джима нашли на крыше Сент-Бартса, и вместо затылка у Джима было мягкое кровавое месиво — череп там разнесло на сотню крошечных осколков. Не то чтобы Джим забрызгал своими мозгами всю крышу; это, ехидно думает Моран, было бы неряшливо с его стороны. Лицо у Джима сохранилось вполне неплохо, и, может быть, Джим бы и выглядел вполне аккуратно, если бы никто не попытался его перевернуть.
Моран отгоняет воспоминания, одёргивая себя. Плевать. Ему всё равно придётся идти на крышу.
Он ждёт на крыше час, а может, два или три, то и дело давя желание спуститься вниз и сделать себе ещё кофе, но упорно всматривается в прицел, не сводя взгляд с дороги перед домом.
Одни машины сменяют другие на парковке, из дома выходят и заходят обратно люди, и Моран ловит себя на том, что труп Перри найдут в лучшем случае через неделю. Он может пролежать в квартире месяц перед тем, как Перри хватятся, или два, его найдут, прогнившего, с поколениями мух и их личинок, гнездящихся в полуразложившихся внутренностях.
Вдруг Моран вздрагивает — в прицеле появляется такси, из которого выходят двое. У одного чёрные кучерявые волосы, торчащие во все стороны, другой коротко подстрижен и одет в старый свитер.
Шерлок Холмс и Джон Ватсон.
Когда Моран целится, к груди у него подступает, затапливая всё внутри, радостное волнение. Джим бы сказал, душа поёт.
Моран успевает представить себе, как Холмс падает мешком песка на асфальт, но его окликает до боли знакомый голос.
Моран поворачивает голову. На углу крыши, свесив ногу вниз, сидит, болтая ногами, Джим, и Морану хочется многое сказать ему, спросить, где же ты был, придурок, рявкнуть, не отвлекай меня, я пытаюсь за тебя отомстить, но чем сильнее он всматривается в силуэт Джима, маленький, сутулый, со сгорбленной спиной и острыми плечами, тем прозрачнее становится Джим.
Джим исчезает. Моран снова смотрит вниз и понимает, что Холмс, конечно, уже успел зайти внутрь. Злоба застилает ему взгляд; чёртов Джим, чёртово воображение, чёртово всё.
Спускаться вниз нет смысла. Вытаскивая револьвер из кобуры, Моран успокаивает себя только тем, что рано или поздно Шерлок Холмс всё равно поднимется на крышу.
Перри живёт в доме, выкрашенном блёклой водянисто-серой краской, парковка вокруг сплошь забита обшарпанными зелёными, чёрными и сине-серыми фордами, а под окнами высажены чахлые кусты.
Расплатившись, Джон вылезает из такси следом за Шерлоком; Шерлок осматривается, на секунду задирает голову вверх, на крышу, и тут же, схватив Джона, рывком тянет его за собой, прошипев:
— Быстрее!
Не понимая, Джон было хочет спросить, что происходит, но Шерлок бросает на него такой взгляд, что Джон, сглотнув, замолкает.
Шерлок недолго возится с отмычками.
— Здесь дрянные замки, — констатирует он и заходит в маленький тёмный холл; Джон следует за ним. Четыре пролёта, и они оказываются на узкой лестничной клетке. Здесь стойко пахнет сигаретами и чем-то тяжёлым и кислым.
Взглянув на нужную квартиру, Шерлок щурится; Джон смотрит туда же и только с удивлением произносит:
— Дверь открыта.
— Браво, Джон, — цедит Шерлок.
Квартира встречает их коробками вещей и ощущением пустоты. Джон втягивает ноздрями воздух и чувствует знакомый запах, солоновато-металлический, почти неуловимый. Шерлок, похоже, чувствует его тоже. Он осматривает всё вокруг, бросая на пол неинтересное, чуть не врезавшись в угловой столик и опрокинув с него стройный ряд пластмассовых фигурок.
— Фигурки супергероев за двадцать фунтов.
— Только пожалуйста, не говори мне, что ты когда-нибудь этим интересовался, — бормочет Джон.
— Я изучил всё, чем мог бы интересоваться наш социопат, — отвечает Шерлок и исчезает по направлению к кухне.
Джон так и переминается с ноги на ногу в коридоре, среди пыльных ящиков и потёртых курток, висящих на крючках, с полминуты, пока вдруг из кухни Шерлок не сообщает:
— Здесь труп мужчины.
Мысленно Джон решает, что он уже не удивится ничему.
Труп лежит на полу, раскинув руки, с перерезанным горлом, открытым ртом и закатившимися глазами.
— Вот он, — вдруг говорит Шерлок, — человек, у которого всё было настолько паршиво с фантазией, что он пошёл и зарезал твоего психоаналитика. Он даже умер по-дурацки.
— С чего ты взял, что это он?
— Всё сходится. По виду — нарушение осанки. Кисти рук — через пару лет вполне бы мог проявиться тоннельный синдром. Нездоровый цвет лица. Много времени проводит в помещении, мало двигается, скорее всего, сидит за компьютером, много печатает, судя по мешкам под глазами, возможно, при жизни были проблемы с печенью. Пьёт много, скорее всего, дешёвый алкоголь. В холодильнике я нашёл капкейки из той кондитерской, около которой была убита вторая девушка. Имел глупость стать их постоянным клиентом.Я заставил людей Майкрофта узнать, что именно она покупала, и знаешь, это те же самые, вплоть до крема и посыпки. Глупо было с его стороны, ну да ладно. Некоторые и вовсе фотографируют трупы. И ещё, — Шерлок показывает Джону увесистую пластиковую папку, — вот это. Со всей информацией про всех трёх жертв. Удивительно, что тот, кто убил нашего социопата, не потрудился её забрать. У меня есть только одно объяснение.
— Я боюсь предположить, какое.
— И правильно. Единственная причина, почему он не забрал эту папку — полагал, что до неё дело не дойдёт. Он собирался избавиться от нас куда раньше. Я заметил кого-то на крыше дома Джон, и думаю, этот кто-то до сих пор там.
— И ты пойдёшь на крышу?
— Именно. Я пойду на крышу, а ты останешься здесь.
— Шерлок, я не... — возмущённо начинает было Джон, но Шерлок обрывает его, вынимая пистолет из кобуры:
— Господи, речь не о том, что тебя кто-то опекает.
— А о чём же тогда?
— О том, что только дурак не возьмёт лишнего человека на мушку. Ты хочешь подкинуть мне и самому себе лишних проблем? Да пожалуйста!
— Шерлок?
— Весь внимание.
— Ты знаешь, — говорит Джон, — мне кажется, твоему снайперу на крыше даже не нужно лишний раз напрягаться. Ещё чуть-чуть, и я тебя сам убью.
— Убивать меня не нужно, — говорит Шерлок. — У меня есть к тебе другое поручение.
Ход на крышу, как и полагал Шерлок, оказывается не заперт; Шерлок тянет на себя железную дверь, морщится от резкого света, бьющего в глаза, и делает пару шагов назад.
— Мистер Моран, — говорит он. — Я знаю, что вы держите проход под прицелом.
Сверху, из прохода, доносится глухой смешок.
— А с чего вы взяли, что я Моран, Холмс?
— Я знаю только одного человека, который хотел бы видеть меня в Лондоне прямо сейчас и желательно мёртвым, и он снайпер. Всех остальных, мне кажется, вполне устроила моя смерть три года назад.
— Допустим.
— Воссоздать вашу мотивацию, Моран, тоже было несложно, — продолжает Шерлок. — Вы долго собирали обо мне информацию, чтобы понять, что я жив и в Америке, да? Правда, тут неудача — я слишком быстро менял адреса. Снимался с одного места на другое. Вы так и не смогли понять, где я жил. Потом вы подумали, что я поведусь на провокацию, и решили выдумать дело, которым я бы заинтересовался. Нашли двух подростков в Бостоне, внушили им про Ку-клукс-клан и апельсиновые зёрнышки и про то, что теперь они могут убивать чёрных. Поняв, что это бессмысленно, вы возвращаетесь в Лондон. Целый долгосрочный план по выманиванию меня из укрытия, манипулируя подставными лицами и ставя Джона под угрозу. Ловко! Вы знали, что я совершенно точно бы приехал. И с тем убийцей вышло красиво — судя по папке, которую я нашёл у него на кухне, вы решили примерить на себя шкуру Мориарти, я прав? Немного побыть консультирующим преступником.
— Это было... — говорит Моран слегка отрешенно, будто и вовсе не слушает, — весело.
Тем не менее, Шерлок готов поклясться, что глаз с прицела он не сводит.
— Я представляю. Итак, долгосрочный план, а сейчас вы хотите пристрелить меня лично. Иначе вы бы наняли кого-нибудь, а может, и нескольких человек, но нет. Вы мстите. За Мориарти или за что-то ещё — может быть, вы сами не имеете понятия, за что. В сущности, сейчас у вас только одна проблема: вы уже проиграли, причём проиграли бездарно и бесповоротно.
— Да с чего бы это?
— Даже если я поднимусь сюда и вы застрелите меня, вы не спуститесь отсюда. Джон держит на мушке лестницу на последнем этаже. У него мой телефон. Если он поймёт, что я мёртв, он будет в первую очередь звонить моему брату. Снять снайпера с крыши достаточно проблемно, и я уверен, Майкрофт вышлет вертолёт.
Шерлок поднимается; железные ступеньки лестницы отзываются тяжёлыми звуками его шагов, а Моран по-прежнему целится в него, но не стреляет. Шерлок задерживает взгляд на лице Морана, пытаясь понять, но так и не понимает.
—... И я уверен, Майкрофт вышлет вертолёт, — откликается гулом в мыслях Морана; он не сводит с Шерлока Холмса пистолет.
Холмс идёт к нему, как жук летит на огонь, и этот идиотизм Морана завораживает. Он смотрит немигающим взглядом, целясь, отслеживая каждый шаг Холмса навстречу.
Как будто Холмс знает, что сейчас превратится в подушечку для булавок, и — Морану хочется истерически рассмеяться, хохотать, хохотать до упаду, пока не кончится воздух в лёгких, пока не пойдёт кровь горлом — его это совершенно не беспокоит.
Мысленно Морану кажется, что он где угодно, но не здесь и сейчас, не на крыше. Он вспоминает Америку, вспоминает двух пареньков из Бостона, потом эти образы сменяются другими.
Помнится Морану, главный герой в "Хранителях", которых они смотрели с Джимом на диване, под пиво и сырные чипсы, рыжий еврей-психопат в маске, представлял размозженные собачьи черепа, пока его обследовал психиатр. Моран тоже представляет черепа, но человечьи: он видит осколки черепной коробки Холмса, мягкий мозг, пустые глаза.
Он бьёт прикладом снайперки по голове Холмса, тому, что осталось от головы, до рассвета, отсчитывая удары. Тридцать семь перед тем, как окончательно превратить её в кровавую кашу, но тридцать семь — это слишком много, и Моран, скорее всего, справился гораздо раньше, просто забыл остановиться вовремя и продолжал колошматить словно по инерции.
Тридцать восемь, тридцать девять, сорок; обессилев, Моран сам падает рядом с ало-влажным пятном, местами высохшем на бетоне, местами нет, пачкает пальцы в крови.
— Эй, — окликает его из-за спины знакомый резкий голос, но Моран не оборачивается.
Пошёл ты, думает он, то, что я делаю, я делаю, вообще-то, для тебя, а ты только пытаешься меня отвлечь. Придурок, мысленно добавляет Моран. Голос Холмса обволакивает его, и слушать сейчас о том, насколько мало у него шансов на всё, что он задумал, по-настоящему смешно.
Моран душит Холмса, смыкая руки на его шее, душит, душит пока не устанет, смотрит, как Холмс ловит ртом воздух и как обмякает в его руках подобно тряпичной кукле.
— Эй, — не унимается Джим, — а что ты сделаешь с Ватсоном?
Пошёл ты, снова отвечает Моран, пошёл ты-пошёл ты-пошёл ты.
— Осторожнее, — говорит Джим, — всё хуже, чем ты думаешь.
— Всё лучше, чем ты думаешь, — парирует Моран.
Джим только смеётся.
Моран целится; мысленно он уже разряжает всю обойму револьвера в череп, в живот, в лёгкие, в печень Шерлока Холмса, надёжно и наверняка.
На самом деле это ему в бок влетает пуля, и это он валится на бетон, сначала беззвучно разевает рот, хватаясь за воздух, пытаясь вдохнуть глубже и не закричать, потом кусает губы до боли и металлического вкуса на языке, корчась на полу.
Ещё секунду назад Моран целился. Теперь он валяется на полу, хватаясь за рану, кровь сочится сквозь его пальцы, и он пытается что-то сказать, но не говорит.
Шерлок обходит Морана вокруг, наклоняется к нему и, подобрав револьвер, валяющийся рядом, щурится.
— Вы знаете, я вас не узнаю.
Моран отвечает ему то ли хрипом, то ли руганью сквозь зубы, неразличимой и уже потерявшей свой смысл.
Шерлок обыскивает Морана быстро и не церемонясь — он не исключает того, что Моран мог бы попытаться свернуть ему шею, задержись он на секунду, даже с такой дырой в боку. Ничего. Логично, если учесть, что Моран планировал застрелить их с крыши из винтовки.
— Никогда не думал, — говорит Шерлок, — что Мориарти настолько пагубно действует на психику. Даже через три года после своей смерти. То ли я его недооценивал, то ли вы его переоцениваете.
Пятно крови расплывается по куртке Морана, пропитывая ткань.
Шерлок поднимается с колен.
— А теперь слушайте меня внимательно. Когда я ухожу с крыши, я делаю два звонка, один — в Скотланд-Ярд, по поводу убийцы девушек, другой — Майкрофту, а Майкрофту я говорю адрес, по которому прямо на крыше дома находится раненный Себастьян Моран. При этом я оставляю вам возможность выбрать, как поступать. Если точнее, я оставляю вам ваш револьвер, когда ухожу, а дальше вы уже всё решаете сами. Один небольшой нюанс, — Шерлок высыпает гильзы на ладонь и, усмехнувшись, прячет их себе в карман. — Я оставляю вам только один патрон. Можете даже поступить разумно, избавив себя от лишних проблем.
Моран поднимает на Шерлока глаза, и Шерлок разводит руками, поясняя:
— Я имею в виду, застрелиться. Дальше только дело вашей фантазии, — бросает он на прощание. — Будем считать, я даю вам карт-бланш на всё, что только можно делать с одним патроном в магазине.
Моран не говорит ничего; он кривится от боли, стискивает зубы, то и дело его тело бьёт мелкой, словно электрической дрожью, наверное, от боли.
Только одно Шерлок запомнит ещё надолго: единственное, что он читает во взгляде Морана — удивление.
Какое-то время Морану кажется, что не существует и вовсе ничего, кроме боли. Слова Холмса долетают до него, словно сквозь завесу тумана, звеня и откликаясь эхом в голове. Моран думает, он должен был бы злиться, что всё так бездарно вышло, злиться на себя, злиться на Холмса, а больше всех злиться на Джима, который забыл о его существовании на неделю и вспомнил только тогда, когда меньше всего был нужен, но злиться у него не получается.
Холмс бросает ему револьвер так, будто, предлагая застрелиться, делает одолжение; если бы не боль, Морана бы передёрнуло.
Потом, когда на крыше не остаётся никого, он долго лежит, вслушиваясь в тишину, в гудение автомобилей и мужскую ругань, раздающуюся с тротуара.
Моран не может понять, в какой именно момент боль перестаёт его беспокоить. Не то чтобы она уходит — Моран свыкается с болью, как если бы боль стала неотъемлемой его частью, и на секунду ему кажется, что эта пуля в боку была всегда, с того момента, как он родился, или как встретил Джима Мориарти.
Шаги раздаются как раз тогда, когда Моран приходит к этой мысли: первый, второй, третий, затем четвёртый и пятый.
Джим — Моран сначала видит только его силуэт, худой, тёмный, но всё равно узнаёт — подходит к нему и ложится рядом. Джим проводит холодной узкой ладонью по его шее и улыбается.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |