На мгновение он разжал объятия и расстегнул ее одежду. Ее тело изнывало от желания и ожидания его ласки. Она едва терпела, не желая торопить его. Когда он взял ее грудь, холод его рук контрастировал с ее внутренним жаром. Когда он сжал сосок, она задержала дыхание, ощущая, как по спине побежали мурашки, а затем волна прокатилась где-то внутри, что еще больше возбудило ее.
Джондалар чувствовал, как охотно она отвечает ему, чувствовал, как сам загорается. Его член встал и был полон. Ощутив ее теплый язык в своем рту, он принялся сосать его. Внезапно ему захотелось попробовать вкус ее других отверстий, почувствовать их теплоту и солоноватость, но он не хотел прерывать поцелуй. Он желал охватить ее всю в одно мгновение. Насладившись прикосновением к соскам, он поднял тунику, взял сосок в рот и стал сильно сосать его, она же прижалась плотнее, и он услышал, как она стонет от удовольствия. Он представил, что его член внутри ее. Они поцеловались, подчиняясь силе снедавшего их желания. Она жадно ловила каждое прикосновение его рук, его тела, его рта, его мужской сути. Он снял с нее парку, затем все остальное. Они оба опустились на ее парку, и его руки скользнули по ее бедрам, к низу живота. Затем он подвинулся, и прикосновение его языка вызвало у Эйлы острый приступ возбуждения. Чувства Эйлы были настолько напряжены, что ласки Джондалара доставляли сильнейшее — почти до боли — наслаждение. Он ощутил ее мощную реакцию на его легкое прикосновение. Джондалар умел изготавливать инструменты и охотничьи приспособления и слыл искусным мастером, потому что чувствовал природу камня во всех ее тонких и неуловимых проявлениях. Он искренне радовался, когда из камня получался хороший инструмент. Он также искренне радовался, когда ему удавалось раскрыть женщине тайны Наслаждения. И он провел немало времени, практикуясь в том и другом.
С присущей ему интуицией и стремлением понять чувства женщины, особенно Эйлы, в самый интимный момент он знал, что легкое прикосновение могло возбудить ее сильнее, чем нечто другое.
Он поцеловал ее между ног и, пробежав языком вверх, увидел, что она покрылась мурашками от холода. Он встал и, сняв парку, накрыл ее, но только до пояса. Его меховая одежда, еще хранившая тепло и запах его тела, была прекрасной. Если телу до пояса было тепло, то холодный ветер, обвевавший ее живот и бедра, влажные от его прикосновений, создавал великолепный контраст. Она ощутила теплую волну внутри, и мгновенно дрожь от холода сменилась необычным жаром. Со стоном она приподняла свое чрево к нему.
Руками он раздвинул края ее нижних губ, восхищаясь чудным розовым цветком ее женственности, и согрел его лепестки языком, чувствуя ее вкус. Ей становилось то тепло, то прохладно, и это было новое ощущение. Он использовал сам воздух, горы как средство доставить ей Наслаждение. Но затем воздух был забыт. Его рот, его руки, которые все время стимулировали, вдохновляли и обостряли ее ощущения, довели ее до такого состояния, что она просто не понимала, где находится. Она чувствовала его губы, его язык, его пальцы, проникающие внутрь. Она нашла его мужскую суть и направила ее. И выгнулась навстречу, чтобы принять его.
Он полностью погрузился в ее глубины и закрыл глаза, ощущая ее тепло и влажность. Подождав мгновение, он отстранился и вновь вошел в нее. С каждым движением в нем нарастало напряжение. Он услышал ее стон, почувствовал, как она прижимается к нему, и вздымающейся волной к нему пришло Наслаждение.
Тишину нарушал лишь ветер. Лошади терпеливо ждали, Волк с любопытством наблюдал за людьми, зная по опыту, что приставать к ним не стоит. Наконец Джондалар приподнялся на руках и посмотрел вниз на женщину, которую любил.
— Эйла, а что, если мы зачали ребенка?
— Не волнуйся. Я так не думаю. — Она благодарила судьбу, что собрала еще тех растений. Эйла хотела было рассказать об этом Джондалару, как рассказала Толи. Но даже Толи вначале была так шокирована, что Эйла решила вообще не упоминать о травах. — Я не вполне уверена, но думаю, что вряд ли я забеременела. — И в самом деле, она не была до конца уверена.
Иза годами пила тот особый чай и все же родила дочку. Возможно, свойства растения притупляются при длительном применении, а может быть, Иза забыла выпить чай, хотя это маловероятно. А что будет, если она сама перестанет пить чай?
Джондалар надеялся, что она права, хотя где-то в глубине души не хотел этого. Родится ли когда-нибудь в его доме ребенок от его духа и, возможно, от его сути?
* * *
Через несколько дней они дошли до следующего горного хребта, более низкого, чем первый, но с него они увидели западные степи. Стоял кристально ясный день, хотя с утра и шел снег. Далеко впереди еще одна горная гряда сверкала ледяными вершинами. На равнине внизу текла река, которая, казалось, впадала в озеро или, вернее, широко разливалась.
— Это река Великой Матери? — спросила Эйла.
— Нет. Это Сестра, и мы должны переправиться через нее. Наверное, это будет самая тяжелая переправа за все наше Путешествие. Посмотри на юг… Видишь? Вон там, где вода разливается так, что это похоже на озеро? Дальше по течению Сестра хочет соединиться с рекой Великой Матери, но уступает под ее напором, и вода идет обратно, перехлестывая основное течение, а оно само по себе коварное. Мы будем переправляться не здесь, а выше, но Карлоно говорил, что река бурная и в верховьях.
Так уж случилось, что тот день, когда они смотрели на равнину со второго горного хребта, был последним ясным днем.
Следующее утро встретило их темным низким небом и туманом, который вздымался из всех горных ущелий, образовывая водяные капли.
Пелена застлала все вокруг, и деревья и горы можно было различить, лишь подойдя к ним вплотную.
В полдень неожиданный раскат грома и блеск молний возвестили начало дождя. Эйла вздрогнула, озноб пробежал у нее по спине, когда она увидела всполохи молний на вершинах гор позади них. Но ее пугали не молнии, а грохот, и она вздрагивала каждый раз, когда рядом или вдали гремел гром, с каждым раскатом которого дождь усиливался, как бы и сам напугавшись шума. Когда они спускались по западному склону горы, дождь усилился настолько, что превратился в сплошной поток воды, почти водопад.
Они оба благодарили судьбу за то, что у них были специальные мамутойские парки из оленьей кожи, которые спасали от дождя. Они накидывали их на меховые парки во время холодов или просто на туники, когда было тепло. Снаружи парки были пропитаны красной и желтой охрой, смешанной с жиром, отшлифованы специально выделанной костью. Даже намокнув, они все же как-то спасали от дождя.
Когда они установили шатер, то все оказалось промокшим, даже спальные меха, и невозможно было разжечь костер. Они втащили дрова в шатер, надеясь, что за ночь они подсохнут. Утром дождь продолжал лить, а их одежда все еще была влажной. Эйла умудрилась разжечь небольшой костер и вскипятить воду для чая. Они поели из запасов, которые дала им Рошарио. Пища была настолько сытной, что вполне обеспечивала жизнедеятельность человека, даже если он ничего другого не ел в тот день. Она состояла из размолотого сушеного мяса, смешанного с жиром, сушеными фруктами или ягодами и зерном или кореньями.
Возле шатра, понуро опустив головы, стояли лошади. С их длинной зимней шерсти стекали потоки дождя. Лодка наполовину была заполнена водой. Они уже были готовы бросить ее, да и саму волокушу. Она служила для перевозки груза в степи, так же как лодка для переправы через реки, но в горах, покрытых лесом, все это стало тяжким бременем. Во-первых, замедлялось продвижение вперед, а во-вторых, спуск с крутых, скользких склонов становился опасным. Если бы Джондалар не знал, что остаток пути пройдет по равнине, он давно бы бросил их.
Они отвязали лодку и вылили воду, а после случайно подняли лодку вверх дном над головами. Стоя под ней, они посмотрели друг на друга и улыбнулись: дождь на них не попадал. Раньше им как-то не приходило в голову, что лодку можно использовать против дождя. Не во время движения, но по крайней мере на краткой остановке или во время ливня.
Но это открытие не решило проблему транспортировки. Подумав, они водрузили лодку вверх дном на Уинни. Если ее как-нибудь укрепить там, то можно будет спасти от дождя шатер и две корзины с вещами. Используя шесты и веревки, они пытались закрепить лодку на спине терпеливой кобылы. Получилось неуклюжее, слишком широкое сооружение, но зато будет меньше хлопот и больше пользы.
Они сняли лодку. Затем навьючили на Уинни сложенный шатер и прочие вещи, а над ними при помощи скрещенных шестов закрепили лодку. Куском кожи мамонта, которым обычно оборачивалась сумка с провизией, Эйла прикрыла корзины на спине Удальца.
Прежде чем отправиться в путь, ей пришлось некоторое время успокаивать Уинни, используя язык, который она придумала, живя в Долине. Эйле как-то даже не приходило в голову, что Уинни может не понимать ее. Язык был знакомым и успокаивающим, и кобыла всегда одинаково реагировала на определенные звуки и жесты. Даже Удалец навострил уши и, качая головой, заржал. Джондалар знал, что Эйла общается с лошадьми особым способом, и это была еще одна частица ее тайны, которая восхищала его.
Держа лошадей на поводу, они начали спускаться по склону. Волк, который провел ночь в шатре и слегка подсох, вскоре выглядел хуже лошадей. Густая и пышная шерсть прилипла к телу, сразу уменьшив его размеры. Обозначился костяк и мощные мышцы. Людей все же согревали промокшие парки, к тому же на них были капюшоны, хотя мех внутри их тоже был влажным. Однако вскоре капли воды потекли за шиворот, и тут уж было ничего не поделать. Мрачные небеса продолжали низвергать потоки воды, и Эйла решила: дождь — самое худшее проявление погоды.
Следующие несколько дней, пока они спускались с горы, дождь почти не прекращался. Когда они достигли хвойного леса, появилась хоть какая-то защита от дождя. Но, миновав лес, они вышли на открытую террасу. Далеко внизу виднелась река. Эйла начала понимать, что до реки совсем не близко и что она гораздо шире, чем она думала. Изредка прояснялось, но дождь в общем-то не переставал. Без защиты деревьев путники окончательно промокли и выглядели грустно, но зато выявилось преимущество: они могли ехать верхом по крайней мере часть пути.
Продвигаясь на запад, они спускались по лёссовым террасам, прорезанным множеством полноводных потоков, текущих с гор, поливаемые беспрерывным ливнем. Спеша вниз, они упорно преодолевали грязь и бурные речки. Оказавшись на очередной террасе, они неожиданно обнаружили небольшое поселение.
Грубые деревянные лачуги, жавшиеся друг к другу, выглядели ветхими, но все же для путников это была какая-то защита от постоянно падающей воды и хорошая стоянка. Эйла и Джондалар поспешили туда. Спешившись, чтобы люди не испугались животных, они выкрикнули приветствие на языке Шарамудои, надеясь, что живущие здесь знают его.
Никто не ответил. Приглядевшись, они решили, что в селении никого нет.
— Уверен, что Великая Мать поняла, что нам нужно убежище. Дони не будет возражать, если мы войдем, — проговорил Джондалар, входя в одну из лачуг. В ней не было ничего, кроме ремня, свисавшего с колышка, а земляной пол из-за дождя превратился в грязь. Они вышли и направились к лачуге чуть побольше.
Когда они приблизились к ней, Эйла поняла, что здесь недостает чего-то важного.
— Джондалар, а где же дони? Нет фигурки Матери, охраняющей вход.
Он огляделся:
— Должно быть, это временное летнее поселение. Они не оставили дони, потому что не просили Ее о защите. Они ушли отсюда, забрав все с собой. Возможно, они поднялись в горы, когда начались дожди.
Войдя в дом, они увидели, что это более подходящее место. Хотя в стенах зияли щели, в нескольких местах текло с крыши, здесь зато был деревянный пол, приподнятый над землей, и возле каменного очага лежали дрова. Это было самое сухое, самое удобное место из всех, что они видели в последние дни.
Они отвязали волокушу и ввели лошадей внутрь жилища. Эйла начала разжигать костер, а Джондалар пошел к соседнему строению, чтобы выломать на дрова несколько досок из сухих внутренних стен. Когда он вернулся, Эйла уже натянула веревку между колышками, вбитыми в стены, и развешивала мокрые вещи. Джондалар помог растянуть на веревке шкуры от шатра, но их пришлось опять свернуть, потому что с крыши лилась вода.
— Надо что-то делать с этими дырами в крыше, — сказал Джондалар.
— Я видела камыш. Он растет рядом. Можно быстро сплести циновку и закрыть дыры.
Путники нарвали листьев тростника: плотно прилегавшие к стеблю, они достигали двух футов в длину. Эйла научила Джондалара основным приемам плетения, и, посмотрев, как она сплела один квадрат циновки, он начал делать то же самое. Эйла смотрела на его руки и тайно улыбалась. Ее удивляла способность Джондалара выполнять женскую работу, к тому же — что особенно ее радовало — делал он это с охотой. Работая вдвоем, они вскоре сплели столько квадратов, сколько отверстий было в крыше.
Жилище было сооружено из длинных, скрепленных между собой стволов молодых деревьев, их покрывал тонкий слой тростника. А-образной формы жилище походило на постройки племени Шарамудои, но здесь не использовалась растяжка. Стена, где был вход, стояла почти вертикально, противоположная стена, примыкавшая к ней под острым углом, служила крышей.
Выйдя наружу, они приладили заплатки с помощью тех же листьев тростника. Не заделанными остались две дырки на самом верху, куда не мог добраться даже рослый Джондалар. Лезть на крышу они не решились, боясь, что та не выдержит их веса. Было необходимо придумать, как залатать прорехи. В последний момент путники вспомнили, что надо бы набрать воды для питья и приготовления пищи.
В лачуге Джондалар обнаружил, что может дотянуться до потолка, и они решили заделать дыры изнутри. Завесив вход шкурой мамонта, Эйла оглядела полутемное помещение, освещаемое лишь пламенем костра. Воздух уже начал прогреваться. Снаружи шел дождь, а здесь было сухо и тепло, хотя от высыхающих вещей уже повалил пар, а дымовой трубы в этом летнем сооружении не было. Дым обычно уходил через щели в стенах и потолке.
Хотя лошади предпочитали быть на открытом воздухе, но, взращенные людьми, они привыкли также находиться внутри жилища, пусть даже пропахшего дымом. А теперь животные, казалось, были рады, что защищены от потопа. Эйла положила камни в костер, затем они насухо вытерли лошадей и Волка.
Пришлось развернуть все свертки и тюки, чтобы посмотреть, не промокли ли вещи. Обнаружив сухую одежду, они переоделись и сели у костра, чтобы попить горячего чая, пока готовилась пища. Заметив, что дым стелется по потолку, люди проделали в стене отверстия, отчего и воздух стал чище, и внутри посветлело. Как хорошо было наконец расслабиться. Они даже не осознавали, как велика была их усталость. Задолго до темноты они залезли в еще чуть влажные спальные меха.
Но, несмотря на утомление, Джондалар не мог уснуть. Он вспоминал быстрое и коварное течение Сестры, ощущая тревогу при мысли о предстоящей переправе через нее с женщиной, которую любил.
Глава 21
В покинутом летнем стойбище Эйла и Джондалар провели двое суток. Утром третьего дня дождь прекратился. Тяжелая черная туча развалилась, и в полдень в просвете белых облаков засияло солнце. Свежий ветер подул вначале в одну сторону, затем в другую, как бы пытаясь решить, какое направление является лучшим.
Большинство вещей было уже высушено; они открыли вход, чтобы окончательно подсохли громоздкие, вобравшие много воды шкуры и вообще все проветрилось. Некоторые кожаные вещи ссохлись, но, по сути, не пострадали, и им можно было придать прежнюю форму. Иначе обстояло с плетеными корзинами. Высыхая, они потеряли форму и начали покрываться плесенью. Под тяжестью груза разбухшие от воды волокна в некоторых местах растянулись и лопнули. Эйла решила сплести новые, хотя осенние травы и растения не очень подходили для этого. Когда она сказала об этом Джондалару, он произнес:
— Эти корзины все время беспокоили меня. Каждый раз они намокали, если мы переправлялись через глубокие реки, не развьючивая лошадей. Лодка и волокуша изменили положение. Можно было просто перевезти груз в лодке, а на равнине использовать волокушу. Дальше наш путь пройдет в основном по равнине, но встретятся и леса, и горы. А там, как и в этих горах, волокуша и лодка будут скорее обузой. Когда-нибудь нам придется отказаться от них, но для этого нужны корзины или сумки, которые не намокают, когда лошади переплывают реку. Можешь ты сделать такие?
Эйла, нахмурившись, сказала:
— Ты прав. Они промокают. Когда я их делала, я еще не знала, что придется преодолевать столько рек. Те, через которые я переправлялась раньше, были неглубокими. — В раздумье она наморщила лоб, затем вспомнила о первой сделанной ею корзине. — Я вначале не пользовалась такими. Когда понадобилось, чтобы Уинни везла что-нибудь, я сделала большую корзину. Я попробую сплести нечто похожее. Было бы проще, если бы мы шли пешком, но… — Эйла закрыла глаза, чтобы яснее представить себе. — Может быть, удастся сделать корзины, которые можно будет закреплять на спинах лошадей при переправе… Нет, ничего не получится, если мы в это время будем верхом… Но что, если закрепить это на крупе лошади позади всадника… — Она взглянула на Джондалара: — Я попробую сделать кое-что.
Они собрали тростник, ивовые прутья, длинные тонкие еловые корни и еще многое другое по выбору Эйлы. Примеряя различные конструкции к Уинни, Эйла и Джондалар целый день возились с корзиной. К вечеру у них получилось нечто вроде седельной сумки, в которой можно было перевозить вещи, когда Эйла ехала верхом, и которая не промокала при переправе. Такую же сумку они начали делать и для Удальца. Поскольку все уже было продумано, она получилась довольно быстро.
Вечером ветер сменил направление и принес северный холод, быстро отогнав облака на юг. Когда сумерки перешли в ночь, небо почти очистилось, но стало морозно. Они собирались ехать утром, а пока решили перебрать вещи и кое от чего избавиться. Прежние корзины были более вместительными, чем седельные сумки. Они разложили все, что у них было.
Эйла показала на кусок бивня мамонта, на котором была вырезана карта первой половины пути.
— Нам это больше не нужно. Земля Талута осталась далеко позади. — В ее голосе звучала печаль.
— Ты права. Это нам не нужно. И все же не хочется ее бросать… — Джондалар поморщился при этой мысли. — Было бы интересно показать карту, которую сделали Мамутои, к тому же она напоминает мне о Талуте.
Эйла понимающе кивнула:
— Если у тебя есть место — возьми, но это бесполезный предмет.
Оглядев вещи Эйлы, Джондалар поднял таинственный сверток, который видел прежде.
— Что это?
— Это то, что я сделала прошлой зимой. — Отбирая сверток, ответила Эйла и отвернулась, чтобы он не видел, как она покраснела. Она засунула сверток под кучу уже отобранных вещей. — Я оставлю здесь мою летнюю одежду, она в пятнах, да и достаточно изношенна. Буду носить зимнее. Это освободит место.
Джондалар бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал.
* * *
Когда они проснулись, было холодно. Изо рта шел пар. Эйла и Джондалар быстро оделись и разожгли костер, чтобы согреть воды для чая. Затем стали упаковывать спальные вещи. Потом они вышли наружу и замерли. Тонкий покров инея преобразил окружающие горы. Они сверкали и переливались под утренним солнцем. Мороз превратил каждую каплю воды в призму, преломляющую свет и создающую радугу. Но все эти эфемерные драгоценные камни вновь напомнили им, что лето было лишь цветовой вспышкой в белом мире, где властвовала зима.
Когда все было уложено, Эйла оглядела летнее стойбище, которое так гостеприимно приняло их. Оно казалось еще более ветхим, так как они чуть ли не до основания разобрали лачуги поменьше, чтобы поддержать костер, но эти неуклюжие строения долго бы не простояли. И она еще раз порадовалась, что они наткнулись на них, когда нуждались в укрытии.
Они продолжали двигаться на запад, к реке Сестре, спускаясь на следующую террасу, — с этой высоты была все еще видна степь на другом берегу бурной реки. Это дало им возможность разглядеть панораму местности и определить, насколько разлилась река. Во время половодья река достигала десяти миль в ширину. Дальнейшему разливу препятствовали горы как с этой, так и с той стороны.
В отличие от степей площадь поймы была покрыта болотами, маленькими озерами, поросла лесом и кустарником. Хотя деления на рукава не было, это все напоминало Эйле дельту реки Великой Матери. Ивняк и прочий кустарник, казалось, тянулся прямо из воды, служа тем самым ориентиром, до какой высоты доходила вода во время дождей и сколько почвы уносил с собой быстрый поток.
Эйла обратила внимание на окрестный пейзаж, когда Уинни перешла на шаг, поскольку ее копыта стали утопать в песке. Небольшие речки проложили глубокие русла среди песчаных дюн. Лошади вязли, поднимая тучи песка, но продвигались вперед.
Под вечер, когда слепящее солнце клонилось к земле, мужчина и женщина стали подыскивать место для стоянки. Подъехав ближе к пойме, они заметили, что мелкий песок несколько изменился. Верхние террасы состояли из лёсса, но порой половодье доходило и до них. Тогда к лёссу добавлялась глина, и это укрепляло почву. Когда они увидели степные травы, растущие вдоль речки, одной из многих, стекающих с гор к Сестре, то решили остановиться.
Закрепив шатер, они разошлись в разные стороны, чтобы добыть какой-нибудь еды. Эйла взяла Волка, тот побежал впереди и вскоре вспугнул стаю белых куропаток. Волк бросился за одной из них, а Эйла из пращи убила другую. Эйла не возражала, что Волк держит в зубах добытую им дичь, но, когда он отказался отдать ей куропатку, она возмутилась. Хотя одной жирной куропатки им хватило бы, она хотела приучить Волка делиться своей добычей с ними, ведь кто знает, что их ждет впереди.
Она еще не полностью осознавала, но резкий ветер напомнил ей, что зимой они будут идти по неведомой земле. Люди, которых она знала, то есть Клан и племя Мамутои, редко уходили далеко в суровые зимы ледникового периода. Они селились в местах, защищенных от жгучего холода и снежных бурь, и ели то, что запасли летом. Мысль о Путешествии зимой угнетала ее.
Джондалар убил большого зайца, которого они решили оставить про запас. Эйла хотела зажарить птиц на вертеле над огнем, но в открытой степи возле реки рос только чахлый кустарник. Оглядевшись, она заметила пару рогов разного размера и явно от разных животных. Хотя рога сломать было труднее, чем дерево, но, используя острые ножи и небольшой топор, они все же раскололи их. Одну часть Эйла использовала как вертел, а отломанные отростки — как вилки для вертела. После чего она решила, что надо оставить эти предметы у себя, тем более что рога загорались с трудом.
Эйла отдала Волку его часть поджаренной куропатки. Добавила несколько вареных больших корней тростника, которые выкопала на берегу речки, и съедобные грибы, собранные ею на лугу. Поев, они сидели у костра и смотрели на темнеющее небо. Дни становились короче, и потому они уставали не так сильно, особенно с тех пор, как появилась возможность ехать верхом среди открытых пространств.
— Дичь была хороша, — сказал Джондалар. — Мне нравится вот такая хрустящая корочка.
— Как раз в это время года они становятся упитанными и жирными. Перья уже изменили цвет, и на груди вырос густой пух. Я хотела бы взять его с собой. Пригодится что-нибудь набить. Пух куропаток очень хорош для спальной подстилки, но у меня нет места.
— Возможно, мы сделаем это через год. Зеландонии тоже охотятся на куропаток, — сказал Джондалар, намекая на то, что конец пути уже недалек.
— Это было любимое блюдо Креба.
Джондалар увидел, что она загрустила, и заговорил, надеясь отвлечь ее от мрачных мыслей.
— Есть даже куропатки — не у нашего селения, а к югу от нас, — которые не меняют окраску на белую. Круглый год они выглядят как летом. А на вкус они такие же, как эти. Люди, которые живут там, называют их красными куропатками и используют их перья для украшения головных уборов и одежды. Они делают специальные наряды для церемонии «Красная Куропатка» и в танце подражают птицам, ступая так, как это делают самцы, стараясь очаровать самок. Это часть их праздника Великой Матери. — Он остановился, но она по-прежнему молчала. Тогда он продолжил: — Они охотятся на птиц сетями и добывают их сразу в большом количестве.
— Я подбила одну из пращи, а другую добыл Волк, — нехотя откликнулась Эйла.
Джондалар решил, что у нее нет желания разговаривать, и они сидели, молча глядя на костер. Наконец она произнесла:
— Помнишь палку, которую бросала Бреси? Хотелось бы узнать, как пользоваться ею. Так можно убить сразу несколько птиц.
Похолодало, и они с удовольствием забрались в шатер. Хотя Эйла была необыкновенно молчаливой и грустной, она тепло ответила на прикосновение Джондалара, и его перестало волновать ее необычное настроение.
Утром подул северный ветер, и земля вновь засверкала кристалликами изморози. Вода в речке была холодной, но умывание очень освежило их. Еще вечером они положили не освежеванного зайца в горячие угли и сейчас сняли обгоревшую шкуру; обычно жилистое и тощее, мясо зайца благодаря толстому слою зимнего жира стало нежным и сочным. Это была лучшая пора для охоты на зайцев.
Они ехали рядом по высокой траве и иногда перебрасывались репликами. Им попадалось множество мелкой живности, но большие животные были на том берегу реки: они видели небольшое стадо мамонтов-самцов, идущих на север, позднее — стадо сайгаков и табун лошадей. Тоже на той стороне. Уинни и Удалец также заметили их.
— Тотем Изы — Сайгак, — сказала Эйла. — Это очень могущественный тотем для женщины. Он могущественнее, чем даже тотем Дома Креба — Благородный Олень. Пещерный Медведь был вторым его тотемом, прежде чем он стал Мог-уром.
— Но твой тотем — Пещерный Лев. А это гораздо более могучее животное, чем сайгак.
— Я знаю. Это мужской тотем, тотем охотников. Я точно не помню, но Иза рассказывала, что Бран даже обозлился на Креба, когда тот объявил это моим тотемом. Вот почему все были уверены, что у меня никогда не будет детей. Ни у одного мужчины не было тотема, который победил бы Пещерного Льва. Все очень удивились, когда я забеременела, но я уверена, что Дарка зачал Бруд, когда насиловал меня. — Она нахмурилась. — И если дух тотема имеет какое-то отношение к появлению детей, то тотем Бруда — Шерстистый Носорог. Помню, охотники Клана рассказывали, что шерстистый носорог убил пещерного льва, так что он был достаточно сильным.
— Носороги непредсказуемы и могут быть коварными. Однажды Тонолана поддел рогом носорог. Недалеко отсюда. И он умер бы, если бы Шарамудои не нашли нас. — Джондалар зажмурился от нахлынувших воспоминаний.
Некоторое время они молчали. Затем он спросил:
— У каждого в Клане был свой тотем?
— Да. Тотем для жизни и защиты. Мог-ур Клана определял тотем для новорожденного на первом году жизни. Он вручал ребенку амулет с кусочком красного камня внутри во время специального ритуала. Амулет — это жилище тотема.
— Это как дони — место, где отдыхает Дух Великой Матери?
— Что-то вроде этого, но тотем охраняет тебя, а не твой дом, хотя лучше, если ты живешь в знакомом тебе месте. Ты должен всегда носить амулет с собой. Именно так дух тотема узнает тебя. Креб говорил, что Дух Пещерного Льва не нашел бы меня без него. Я могла лишиться его защиты. Креб говорил, что, если я потеряю амулет, я умру.
Раньше Джондалар не мог понять, почему амулет имеет для Эйлы такое значение и почему она так бережно относилась к нему. Иногда ему казалось, что даже слишком. Она редко снимала его, лишь при купании, да и то не всегда. Он полагал, что это способ сохранить связь с детством в Клане, и надеялся, что когда-нибудь она переживет это. Сейчас он понял, что амулет имеет гораздо большее значение. Если бы носитель могущественной силы дал бы ему что-то и приказал беречь это под страхом смерти, он тоже бы охранял данное ему. Джондалар больше не сомневался, что Мог-ур Клана, воспитавший ее, обладал силой, которую давал ему мир духов.
— И еще есть разные знаки, которые подает тотем, если ты принимаешь правильное решение о чем-то важном в твоей жизни, — сказала Эйла. И вдруг она с сильнейшим беспокойством осознала причину своей постоянной тревоги. Почему ее тотем не подал знака одобрения, когда она решила уйти с Джондаларом? Не было ни малейшего намека на это, с тех пор как они покинули стойбище Мамутои.
— Немногие Зеландонии имеют свой личный тотем, — сказал Джондалар. — Но у некоторых он есть. Это обычно считается удачей. Вилломар обладает тотемом.
— Это друг твоей матери?
— Да. Тонолан и Фолара, оба принадлежат к его дому, и ко мне он относился так, как будто и я там родился.
— И какой у него тотем?
— Золотой Орел. Говорят, что, когда он был ребенком, прилетел золотой орел и схватил его, но мать сумела защитить его. У него до сих пор следы когтей на груди. Зеландони сказала, что орел признал его своим и прилетел, чтобы забрать. Вот так узнали, что это его тотем. Мартона считает, что именно потому ему так нравилось путешествовать. Он не может летать, как орел, но ему хочется увидеть землю.
— Это могущественный тотем, как Пещерный Лев или Пещерный Медведь, — сказала Эйла. — Креб всегда говорил, что с сильными тотемами нелегко жить, и это правда, но я думаю, что мне повезло. Он послал мне тебя. Надеюсь, что Пещерный Лев принесет удачу и тебе, Джондалар. Ведь теперь это и твой тотем.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |