Эйла незаметно для себя вдруг оказалась лежащей на спине на спальном меху, рядом с ней был Джондалар. Он поцеловал ее. Она чуть приоткрыла рот, чтобы впустить его язык, и обняла его. Она любила, когда их уста и языки соприкасались.
— Женщина, ты хотя бы представляешь, как я люблю тебя? Она знала, что это правда. Она могла видеть это в его глазах, в его сверкающих, живых, невероятно синих глазах, что ласкали ее своим взглядом, что могли возбуждать ее на расстоянии. В его глазах было столько чувства, хотя он и пытался контролировать себя.
— Я знаю, как я люблю тебя, — сказала Эйла.
— Все еще не могу поверить, что ты здесь, со мной, а не отдана Ранеку на Летнем Сходе. — При мысли, что она едва не стала подругой красивого темнокожего резчика по кости, он изо всех сил прижал ее к себе. Она обхватила его плечи, радуясь, что окончательно миновала долгая зима недопонимания. Ей искренне нравился Ранек — он был славным человеком и мог стать хорошим спутником жизни, — но он не был Джондаларом. Ее любовь к этому рослому мужчине, который держал ее в объятиях, казалась сверхъестественной. Страх потерять ее при прикосновении теплого тела Эйлы сменился таким же сильным желанием. И он начал ненасытно целовать ее шею, плечи, грудь, тело… На миг остановившись и передохнув, он решил отдалить мгновение. Для того чтобы дать ей истинное Наслаждение, было необходимо все его искусство: а уж в этом он знал толк! Этому его обучали искусные наставники. И он выучился этому так, что люди в его племени шутили: он — выдающийся любовник, так же как и выдающийся мастер по каменным орудиям. Джондалар посмотрел на нее, отмечая, как она дышит, насколько она женственна и как он зажигается лишь от одного ее присутствия. Его тень пала на нее, и она, открыв глаза, посмотрела наверх и увидела, как отблескивают золотом его волосы на фоне яркого солнца. Она хотела его, была готова отдаться ему, но, когда он, улыбнувшись, наклонился поцеловать ее пупок, она вновь закрыла глаза, зная, какое Наслаждение он доставит ей. Он погладил ее груди, затем медленно провел рукой по ее боку до талии и бедра. Она трепетала от его прикосновения. Затем он провел по внутренней стороне бедра вверх, ощущая особую мягкость, затем коснулся золотых завитков на лобке. Поласкал ее живот, вновь поцеловал пупок и, притронувшись к груди, поцеловал соски. Его руки были подобны мягкому огню, они разогревали ее возбуждение. Он снова стал ласкать ее, запоминая каждое местечко, к которому притрагивался.
Медленно и нежно он поцеловал ее в губы, в глаза, щеки, подбородок и уши. Его язык скользнул по ее шее и устремился вниз, в ложбинку между грудей. Он взял их в руки и восхитился их полнотой, слегка солоноватым привкусом ее кожи, чувствуя, как растет его собственное возбуждение. Языком он потрогал сначала один сосок, затем другой; она почувствовала глубинный трепет, когда он взял сосок в рот, поглаживая другой.
Она прижалась к нему, погружая себя в глубины Наслаждения. Горячим языком он снова притронулся к ее пупку, провел вокруг и опустился ниже, к мягким завиткам ее лона, затем язык попал в ее отверстие и на напрягшийся бугорок Наслаждения. Приподняв бедра, она закричала. Он устроился между ее ног и руками приоткрыл ее теплый цветок с его лепестками и складками. Он прикоснулся к нему языком, чтобы ощутить ее вкус, — он любил вкус ее тела; затем кончик языка достиг потаенных мест глубокого колодца и вновь двинулся к маленькому напружинившемуся возвышению. Он часто-часто начал трогать его языком, и тут она вновь закричала, дыша все учащеннее и чувствуя, как поднимается в ней светящаяся волна. Все чувства были обращены внутрь. Не было ни ветра, ни солнца, лишь возрастающее напряжение ее ощущений. Он знал, что момент уже близок, и стал действовать медленнее и чуть было отстранился, но она не выпустила его, не в силах больше ждать. И вот этот единственный миг все ближе, все стало более четким, более напряженным, долгожданным, и он услышал, как она застонала от удовольствия.
Внезапно пришла мощная, сотрясающая все тело волна, сопровождаемая прерывистым криком. Она взорвалась и почувствовала облегчение, в ней возникло непередаваемое желание ощутить его мужскую плоть внутри себя. Она прижалась к нему, пытаясь привлечь его к себе. Он ощутил прилив влаги, повинуясь, направил удар внутрь ее глубокого и гостеприимного колодца. Она почувствовала, как он входит в нее, и рванулась навстречу. Ее горячее лоно заключило его в объятия, он глубоко проник в нее, не волнуясь, что размеры его органа были больше, чем она могла выдержать. Это тоже была часть ее чуда, она удивительно подходила ему. Ощущая наслаждение от движения, он полностью вынул свое орудие и вновь проник в нее, пока она не приподнялась и не прижалась к нему. Он почти достиг пика, но напряжение чуть спало, и он вновь и вновь входил в нее, чувствуя, как с каждым движением растет его возбуждение. Двигаясь синхронно с ним, она ощущала полноту его плоти и ничего, кроме этого. Она слышала, как они оба тяжело дышат, как смешиваются их стоны и крики. Затем он выкрикнул ее имя, а она рванулась ему навстречу — и непередаваемо огромная волна Наслаждения совпала с тем мигом, когда горящее солнце бросило последние лучи в долину и скрылось за черными тучами, очерченными золотым ореолом.
Сделав еще несколько движений, он замер, чувствуя собой каждый изгиб ее тела. Ей всегда нравился вот этот момент ощущения веса его тела. Он никогда не казался тяжелым: было уютно, тепло, пока они отдыхали.
Вдруг она почувствовала, что лицо ее облизывает теплый язык и холодный нос шмыгнул вдоль тела.
— Уходи, Волк, — сказала она, отталкивая животное. — Убирайся отсюда.
— Прочь! — хрипло произнес Джондалар, также отталкивая Волка, но настроение было уже испорчено.
Поднявшись, он перевернулся и лег на бок, чувствуя себя слегка обиженным, но сердиться он не мог — он был слишком счастлив для этого. Опершись на локоть, Джондалар смотрел на зверя, который, отбежав на несколько шагов в сторону, сел и, высунув язык, наблюдал за ними. Джондалар мог бы поклясться, что Волк улыбается, и тогда он сам улыбнулся женщине, которую любил:
— Вот ты научила сидеть его на месте. А сможешь ли ты научить его уходить, когда это требуется?
— Попытаюсь…
— Не просто иметь волка рядом.
— Да, требуются некоторые усилия, особенно когда он молод. И с лошадьми пришлось повозиться. Но это стоит того. Мне нравится, что они со мной. Они — мои друзья, ну, может быть, не совсем обычные.
Мужчина подумал, что лошади по крайней мере оправдали себя. Уинни и Удалец везли на себе людей и их груз, и благодаря им Путешествие будет не столь долгим. А от Волка пока что было мало пользы.
Тучи с зашедшим солнцем окрасились в пурпурный цвет, в лесной долине быстро похолодало. Эйла встала и еще раз выкупалась в реке. За ней последовал и Джондалар. Давно, еще когда она была маленькой, Иза, знахарка Клана, научила ее очищающим женщину ритуалам, хотя и сомневалась, что ее странной уродливой приемной дочке эти ритуалы понадобятся. Несмотря на это, она считала, что это ее долг, и объяснила ей, как позаботиться о себе после близости с мужчиной. Особенно она отмечала, что обмывание водой очень важно для женского тотема. Обмывание, как ни холодна была вода, было ритуалом, о котором Эйла никогда не забывала.
Затем они обтерлись и оделись, втащили спальные меха обратно в палатку и разожгли костер. Эйла удалила обмазку и камни со дна печи и палочками вытащила мясо. А потом, пока Джондалар перекладывал свой груз, она сама начала собирать вещи к отъезду, приготовила пищу на утро, — обычно они пищу, приготовленную с вечера, заливали горячим настоем трав.
С последними отблесками солнечного света лошади подтянулись ближе к стоянке, хотя обычно они паслись далеко за полночь, — чтобы восстановить силы после долгого пути, требовалось много грубой степной травы, но на здешних лугах с их обильной зеленью они насытились раньше, и им захотелось быть поближе к огню.
Пока камни нагревались в костре, Эйла осмотрела долину, уточняя свои первые впечатления: крутые откосы, спускаясь вниз, образовывали широкую долину с маленькой речкой посредине. Это напоминало ту местность, где обитал Клан, но здесь ей было не по себе. Что-то волновало ее, и это волнение усиливалось по мере приближения ночи. Кроме того, ее беспокоила тошнота и слабая боль в спине, что обычно предшествовало месячным. Ей хотелось прогуляться, так как движение приносило облегчение, но было уже слишком темно.
Она прислушалась к шелесту ветра в ветвях ивняка — они четко вырисовывались на фоне серебристых облаков. Полная луна в сияющем ореоле то пряталась за ними, то ярко освещала небо. Эйла решила, что глоток настоя ивовой коры облегчит ее недомогание. Она быстро встала, чтобы срезать кору и заодно несколько ивовых прутьев.
К тому времени, когда чай был готов и Джондалар присоединился к ней, наступила ночь и воздух стал влажным и холодным, так что даже в одежде было зябко. Они сидели у костра и радовались горячему питью. Волк, который весь вечер крутился возле Эйлы, не отходя от нее ни на шаг, с удовольствием свернулся возле ее ног, когда она присела у огня. Она взяла ивовые прутья и стала плести из них что-то.
— Что ты делаешь? — спросил Джондалар.
— Шляпу. От солнца. В полдень очень жарко, — объяснила Эйла. — Думаю, что это тебе пригодится.
— Ты делаешь это для меня? — улыбнулся он. — Откуда тебе известно, что мне хотелось прикрыть чем-то голову?
— Женщина Клана учится предвидеть потребности своего мужчины. А ведь ты — мой мужчина?
Он улыбнулся:
— Тут уж нет сомнений, дорогая моя женщина из Клана. И мы объявим об этом племени Зеландонии в День Супружества на Летнем Сходе в первое же лето. Но как ты можешь предугадывать желания? И почему женщины Клана должны учиться этому?
— Это нетрудно. Нужно лишь подумать о ком-то. Сегодня был жаркий день, и я подумала, что надо чем-то прикрыть голову… сделать шляпу от солнца… для себя, хотя я знала, что и тебе было жарко, — сказала она, добавляя еще одну лозу к широкополой шляпе, которая уже обретала коническую форму. — Мужчины Клана не любят просить, особенно когда это касается их лично. Это недостойно мужчины, и потому женщины должны предвосхищать их желания. Он защищает ее от опасности, она же — обеспечивает его одеждой и пищей. Она хочет, чтобы с ним все было в порядке. Иначе кто тогда защитит ее и ее детей?
— И это то, что делаешь ты? Охраняешь меня, чтобы я мог охранять тебя? — улыбаясь, спросил он. — И твоих детей? — При свете костра его синие глаза казались фиолетовыми, и в них бегали веселые огоньки.
— Ну, так уж. — Она посмотрела на свои руки. — Просто так женщина показывает своему спутнику, как она заботится о нем, есть у нее дети или нет. — Она смотрела на руки, хотя Джондалар был уверен, что она бы сделала свою работу и не глядя. Она взяла еще один длинный прут, затем прямо взглянула на него. — Но я хочу ребенка, пока я еще не состарилась.
— У тебя много времени до этого. — Он бросил ветку в костер. — Ты молода.
— Нет, я старею… мне уже… — она закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться, и про себя произносила цифры, которым он обучил ее, чтобы выбрать правильное число, — …мне уже восемнадцать лет.
— Ух, как много! — расхохотался Джондалар. — Вот я уже старик. Мне двадцать два.
— Если мы пробудем в пути год, то, когда мы доберемся до твоего дома, мне будет девятнадцать. В Клане это крайний срок для деторождения. У многих зеландонийских женщин в этом возрасте рождаются дети. Может быть, не первый, но второй или третий.
— Ты сильная и здоровая. И совсем не поздно иметь детей. Но я скажу тебе кое-что: иногда в твоих глазах появляется такое выражение, как будто ты прожила уже много жизней в твои восемнадцать лет.
Это было необычное заявление. Эйла бросила плести и посмотрела на Джондалара. От этого ему стало почти страшно. Она была так прекрасна при свете костра, и он любил ее настолько сильно, что он даже не мог представить, что делать, если что-то случится с ней. Ошеломленный, он отвернулся. Затем, чтобы снять напряжение, он перевел разговор на более легкие темы.
— Единственный, кого должен волновать возраст, — это я. И готов поспорить, что в День Супружества буду самым старым женихом, — усмехнулся он. — Двадцать три — это весьма почтенный возраст для того, кто впервые соединяет свою жизнь с женщиной. Многие мужчины моих лет имеют уже по нескольку детей.
Он посмотрел на нее, и она увидела в его глазах всепоглощающую любовь и страх.
— Эйла, я тоже хочу, чтобы у тебя был ребенок, но не во время Путешествия. Пока не вернемся домой невредимыми. Не раньше.
— Нет-нет. Не раньше.
Некоторое время она спокойно работала, думая о сыне, которого оставила Убе, о Ридаге, так похожем на ее сына. Оба они были потеряны для нее. Даже Бэби, который странным образом был для нее вроде сына, по крайней мере это было первое животное, за которым она ухаживала и которого любила. Им не дано встретиться больше. Она посмотрела на Волка, внезапно взволновавшись, что может потерять и его. «Интересно, — подумала она, — почему мой тотем отбирает у меня сыновей? Должно быть, мне не везет с ними».
— Джондалар, есть ли у твоего народа какие-то особые желания или приметы насчет детей? Женщины Клана всегда мечтают о сыновьях.
— Да нет, ничего особенного. Мужчины хотят, чтобы им родили сыновей, а женщины предпочитают дочерей.
— А кого бы хотелось тебе? Ну, когда-нибудь…
Он изучающе посмотрел на нее. Казалось, его что-то тревожило.
— Эйла, для меня это не имеет никакого значения. То, что хочешь, или то, что даст тебе Мать…
Сейчас уже она изучающе взглянула на него. Ей хотелось убедиться, что он думает именно так.
— Тогда мне хотелось бы дочь. Я не могу больше терять детей.
Он не до конца понял суть сказанного и потому ответил не сразу:
— Я тоже не хочу, чтобы ты когда-либо лишилась ребенка. Они помолчали. Эйла продолжала плести… Внезапно он спросил ее:
— Эйла, а если ты права? Что, если не Дони дает детей, а они возникают вместе с Наслаждением? Тогда ты можешь зачать ребенка прямо сейчас… даже не зная об этом.
— Нет, Джондалар, я так не думаю. Наступают мои «лунные дни». А это означает, что детей не будет.
Обычно она не очень-то любила говорить о таких личных вещах с мужчиной, но Джондалар был всегда тактичен с ней, не то что мужчины Клана. Женщины Клана не смели взглянуть мужчинам прямо в глаза, когда приходили месячные. Но даже если бы она хотела, избежать этих тем было невозможно, пока они путешествовали вместе. Следовало как-то успокоить Джондалара. Она было решилась раскрыть лечебные секреты Изы, но не могла. Эйла не могла больше лгать. Она не умела, но поскольку прямой вопрос не был задан, то не стоило и говорить об этом. Вряд ли мужчина начал бы сам расспрашивать ее, какие она применяет средства против беременности. Большинство просто не додумалось до того, что существуют такие могущественные средства.
— Ты уверена? — спросил Джондалар.
— Да, уверена. Никакого ребенка у меня внутри нет. Он тут же успокоился.
Эйла уже заканчивала шляпы, как упали первые капли дождя. Они внесли в палатку все, кроме продуктовой сумки, висевшей на шестах. Обрадованный Волк улегся у их ног. Она немного приподняла кусок кожи, заменяющий дверь, чтобы животное могло выйти, когда захочет, но отверстие для дыма они закрыли, чтобы дождь не попадал внутрь. Прижавшись друг к другу и как будто успокоившись, они все же никак не могли заснуть.
Эйлу снедали тревожные ощущения, тело слегка побаливало, однако она старалась не ворочаться, чтобы не побеспокоить его. Она слушала, как дождь стучит о палатку, но это не усыпляло ее. После долгого ожидания ей захотелось, чтобы скорее наступило утро и можно было выйти из палатки.
После всех волнений Джондалар, успокоенный тем, что Дони не благословила Эйлу на ребенка, задумался, нет ли тут его вины. Он размышлял, а был ли его дух достаточно сильным и простила ли ему Великая Мать его юношеские заблуждения?
А может быть, виновата Эйла? Она говорила, что хочет ребенка, но за все время, проведенное вместе, она ни разу не забеременела. А это могло означать, что у нее вообще не будет детей. У Серенио не было детей… если только она не забеременела перед его уходом.
Глядя в темноту и слушая шум дождя, он гадал, а были у него дети от женщин, с которыми он был близок, и родился ли какой-нибудь ребенок с синими глазами.
Эйла взбиралась вверх по бесконечной скалистой стене, это напоминало ей подъем по крутой тропе к ее пещере в Долине, но сейчас путь был длиннее, и ей следовало торопиться. Она взглянула вниз на маленькую речку, но это оказалась не река, а поток, падающий на камни, покрытые густым мхом.
Посмотрев вверх, она увидела Креба. Склонившись, он делал ей знак поспешить. Затем он полез наверх, ведя ее через крутой выступ к маленькой пещере, затерянной среди орешника. Над пещерой нависал огромный плоский камень, готовый упасть. Внезапно она очутилась глубоко в пещере и шла по узкому длинному проходу. Там был свет! Факел с колеблющимся пламенем… И еще один… Вдруг послышался рокот землетрясения и волчий вой. Она почувствовала жуткое тошнотворное головокружение, и затем в мозгу раздался голос Креба: «Убегай! Быстрее убегай!»
Она резко села, стряхнув остатки сна, и потянулась к выходу.
— Эйла! В чем дело?
В тот же миг яркий свет озарил палатку и очертил слепящей линией дымовое и входное отверстия. Раздался резкий грохот. Эйла взвизгнула, а снаружи завыл Волк.
— Эйла, Эйла, все хорошо! — обнимая ее, успокаивал мужчина. — Это просто молния и гром.
— Нам нужно выбраться на свободу! Он сказал «быстрее»! Давай выбираться наружу! — Она лихорадочно искала свою одежду.
— Кто сказал? Мы должны остаться здесь! Сейчас темно, и идет дождь.
— Креб. В моем сне. Я опять видела Креба. Он сказал… Идем! Нам нужно спешить!
— Эйла, успокойся! Это был лишь сон, к тому же гроза… Прислушайся! Там снаружи настоящее наводнение. Нужно дождаться утра.
— Мне нужно идти, Джондалар! Так сказал Креб, и я не хочу оставаться здесь. Джондалар, пожалуйста, быстрее! — Слезы текли по ее щекам, но она продолжала увязывать вещи.
Он решил, что придется идти. По всей вероятности, она не будет ждать до утра, да и ему уже не заснуть. Он одевался, а Эйла уже открывала вход. Дождь лил так, словно там, наверху, разразилось наводнение. Эйла свистнула, в ответ завыл Волк. Подождав, она повторила сигнал и стала вытаскивать шесты палатки из земли. Услышав топот копыт, она радостно вскрикнула, затем подбежала к Уинни как к подруге, которая пришла на помощь, обняла ее мокрую шею и почувствовала, что лошадь испуганно вздрагивает. Она со свистом размахивала хвостом и рыла землю копытами. Навострив уши и поводя глазами, Уинни пыталась обнаружить источник опасности. Страх лошади заставил Эйлу сконцентрироваться. Уинни нуждалась в ней. Эйла начала говорить ей нежные слова, похлопывая и гладя, она успокаивала лошадь. Удальца, присоединившегося к ним, напугало нечто большее, чем Уинни.
Эйла попыталась успокоить его, но он мелкой рысью умчался прочь. Тогда Эйла поспешила к палатке, чтобы забрать упряжь и груз. Джондалар, который свертывал и завязывал спальные меха, тут же приготовил сбрую и уздечку.
— Лошади сильно перепуганы, — сказала Эйла. — Кажется, Удалец готов убежать. Уинни пытается его утихомирить, но она тоже боится.
Он взял повод и вышел. Ветер обрушился на него стеной дождя, и Джондалар едва не упал. Лило так, что казалось, извергается водопад. Было намного хуже, чем он предполагал. Палатку могло вскоре смыть, и дождь насквозь промочил бы спальные мешки и подстилку. Он был рад, что Эйла настояла, чтобы они поспешили. При свете молнии он увидел, что она силится навьючить сумки на Уинни. Жеребец был рядом.
— Удалец! Иди сюда! Давай, Удалец! — позвал Джондалар.
Жуткий грохот прорезал воздух. Сверкая белками, жеребец попятился и, заржав, начал носиться кругами. Глаза его бегали, ноздри расширились, хвост яростно крутился. Он пытался найти источник страха и не мог, это страшило его больше и больше.
Мужчина поспешил к жеребцу и попытался обнять его шею. Между ними была прочная нить доверия, и знакомый голос и руки подействовали успокаивающе. Джондалар ухитрился надеть уздечку и взялся за повод, надеясь, что следующая молния вместе с громом придут попозже. Эйла подошла за последними узлами. Волк двигался за ней.
Когда она вышла из палатки, Волк взвизгнул и побежал к ивняку, затем вернулся и снова взвизгнул.
— Мы идем, Волк! — И, повернувшись к Джондалару, добавила: — Больше ничего нет. Давай поспешим! — Она побежала к Уинни и водрузила сумки на нее.
В ее голосе было столько отчаяния, что Джондалар испугался: вдруг Удалец вновь заартачится? Разобрать палатку было пустячным делом. Он выдернул поддерживающие шесты, сложил в специальную сумку, затем увязал тяжелые промокшие шкуры, взвалил на лошадь. Та закатила глаза и попятилась, когда Джондалар уцепился за гриву, чтобы вспрыгнуть ей на спину. Он уселся, но не слишком удачно и чуть было не свалился, так как Удалец взбрыкнул, но Джондалар, ухватившись за его шею, удержался. Эйла услышала волчий вой и странное рычание. Она влезла на Уинни и оглянулась, убеждаясь, что Джондалар уже сидит верхом на ржущем жеребце. Как только Уинни успокоилась, Эйла заставила ее двинуться вперед. Та сразу же вошла в галоп и понеслась так, как будто кто-то гнался за ней. Ей, так же как и Эйле, хотелось побыстрее убраться из этого места.
Впереди, продираясь сквозь кусты, бежал Волк. По мере продвижения странный грозный рев становился все громче. Уинни, огибая деревья и перепрыгивая через препятствия, мчалась по подлеску. Крепко уцепившись за шею лошади и нагнув голову, Эйла позволила Уинни самой выбирать путь. Она ничего не видела в дождливой тьме, но чувствовала, что они несутся к склону, ведущему вверх, в степь. Внезапно сверкнула молния, и вся долина наполнилась сиянием. Кругом росли буки, и склон был уже недалеко. Она оглянулась на Джондалара и не смогла перевести дух. Деревья сзади него двигались! Прежде чем опять стало темно, она увидела, как опасно наклонились несколько высоких сосен. Наблюдая падающие деревья, она не замечала, что рев становится громче, и лишь позднее отметила, что рев достиг неимоверной мощи. Даже удар грома растворился в нем.
Они были на склоне. Судя по шагу Уинни, они ехали вверх. Ничего не видя, Эйла полагалась лишь на инстинкты лошади. Она ощущала, как та скользит иногда и снова устремляется вверх. Наконец они выбрались на открытое пространство. Сквозь дождь она даже могла различить несущиеся тучи. Должно быть, они выбрались на тот луг, где вечером паслись лошади. Удалец и Джондалар двигались рядом. С трудом она все же различила, что он тоже, склонив голову, обхватил коня за шею. Уинни замедлила шаг, и Эйла услышала ее тяжелое дыхание. Лес за лугом был реже, и Уинни уже не петляла, огибая деревья. Продолжая держаться за шею лошади, Эйла слегка выпрямилась. Удалец было обогнал Уинни, но затем тоже пошел тише и сравнялся с ней. Деревья сменились кустарником, а тот — травой, а затем в темноте, в отблеске туч, перед ними открылись степи.
Они остановились. Давая Уинни отдохнуть, Эйла спешилась. Джондалар присоединился к ней, и, стоя рядом, они вглядывались в тьму там, внизу. Сверкнула дальняя молния, и глухо прогремел гром. Недоумевающие люди склонились над краем ущелья; можно было лишь догадываться, что в непроглядной тьме происходили какие-то катаклизмы. И тут они осознали, что только что им удалось избежать ужасной опасности, хотя ее масштабов они еще не поняли. Эйла почувствовала что-то колючее, слабо потрескивающее в волосах. Ее нос уловил острый запах грозы, специфический запах огня, но не такой, как от костра. Внезапно ей пришло в голову, что этот запах связан с небесным пламенем. С удивлением она открыла глаза и в страхе ухватилась за Джондалара. Высокая сосна, росшая немного ниже и потому защищенная от ветров скалистым обрывом, была окутана голубым светом. Джондалар обнял Эйлу, стараясь защитить ее, но ему самому было жутко, его тоже пугали эти потусторонние огни, недоступные его пониманию. Единственное, что он мог сделать, — это покрепче прижать к себе Эйлу. Затем молния ломаным зигзагом прошла вдоль туч, раскололась на огненные стрелы и, ослепительно сверкая, вонзилась в высокую сосну, осветив долину и степи. Эйла вздрогнула от громкого треска, едва не оглушившего ее, и согнулась от грома, потрясшего небеса. В этот момент они увидели, чего им удалось избежать.
Зеленая долина исчезла. Все ее дно превратилось в бурлящий водяной поток. На противоположном берегу каменный оползень стер с земли многие деревья.
* * *
Причиной столь стремительных изменений в долине был ряд необычных обстоятельств. Все началось в горах на западе: теплый влажный воздух над внутренним морем поднялся вверх и, сконцентрировавшись в огромные холодные тучи, навис над скалистыми холмами. К тому же этот теплый воздух был атакован холодным фронтом, и турбулентные процессы в атмосфере вызвали необычно мощную бурю. Ливень переполнил ямы и расщелины, многочисленные ручьи и потоки, преодолев горные отроги, бешено понеслись вниз, в реки, те вздыбились, мгновенно образовав стену воды, с огромной скоростью несущуюся вперед и сокрушающую все на своем пути. Достигнув зеленой долины, этот поток легко преодолел водопад, и с громоподобным ревом вода заполнила всю впадину.
В ту пору интенсивные подвижки земной коры поднимали участки почвы, уровень внутреннего моря повышался, открывая проходы к огромному морю далеко на юге. В результате ущелье оказалось перекрытым, возникло озеро, огороженное своеобразной дамбой, которая через несколько лет была прорвана. Вода вытекла из небольшого резервуара, но в земле оставалось еще достаточно влаги. Так среди степей появилась зеленая лесистая долина. Второй оползень образовал новую дамбу ниже по течению и заставил быстрые воды реки повернуть вспять.
Джондалару подумалось, что представшая перед ними картина очень походила на какой-то кошмар. Он не мог поверить в то, что видел. Вся долина превратилась в дикое крутящееся месиво из грязи, камней, деревьев и воды. Ни одно существо не могло уцелеть там. Джондалар вздрогнул при мысли о том, что могло бы случиться с ними, если бы Эйла не проснулась и не настояла на немедленном бегстве. Не будь лошадей, они не сумели бы спастись. Оглянувшись, он увидел Уинни и Удальца — они устало стояли на широко раздвинутых ногах. Волк крутился возле Эйлы; уловив взгляд Джондалара, он задрал морду вверх и завыл. Мужчина сразу же вспомнил, что именно волчий вой заставил его проснуться прежде, чем вскочила Эйла.
Сверкнула еще одна молния, и прогремел гром. Джондалар заметил, какая дрожь сотрясает Эйлу. Они промокли и замерзли, кругом гремела гроза, и он просто не представлял, где искать убежище ночью посреди открытой равнины.
Глава 8
Высокая сосна, в которую ударила молния, пылала вовсю, но проливной дождь сбивал языки пламени, оттого свет их был неярким, хотя достаточным для того, чтобы разглядеть окрестности. На открытом пространстве убежище можно было найти разве что в кустах, росших возле стремительного потока, заполнившего обычно сухой овраг.
Эйла как зачарованная вглядывалась в темноту долины. Пока она стояла застыв, дождь опять усилился, ливень сплошной стеной обрушился на них, горящая сосна тут же погасла.
— Идем, Эйла, — сказал Джондалар. — Нам нужно найти какое-то укрытие от дождя. Мы оба замерзли и промокли.
Она взглянула еще раз вниз и вздрогнула:
— Мы были там. Могли бы погибнуть, если бы попали в эту ловушку.
— Но мы вовремя убрались оттуда. Сейчас нам нужно отыскать убежище. Если мы не найдем места, где сможем согреться, то какой смысл в том, что мы выбрались из этой долины.
Он взял повод Удальца и пошел к кустарнику. Эйла позвала Уинни, и они вместе с Волком двинулись следом. Когда они достигли оврага, то заметили, что низкая поросль далее сменялась более высокими и густыми кустами, почти деревьями. Это было то, что нужно.
Прокладывая путь, они пробрались в гущу зарослей ивняка. Земля вокруг кустов была мокрой, и капли воды, стекая по узким листьям, попадали внутрь куста, но это все же был не ливень. Они очистили небольшую площадку, сняли груз с лошадей. Джондалар развернул тяжелые промокшие шкуры и тщательно их вытряс. Эйла вынула шесты и установила их вокруг площадки, затем помогла натянуть шкуры на шесты. Конструкция получилась неуклюжей, но, главное, она укрывала их от дождя. Они перенесли сумки в палатку, настелили листьев, чтобы прикрыть мокрую землю, и разложили влажные спальные меха. Затем, сняв верхнюю одежду, выжали ее и развесили на ветвях. Наконец, стуча зубами от холода, они завернулись в меха и легли. Волк, вбежав внутрь, шумно отряхнулся от воды, но все кругом настолько промокло, что это уже не играло никакой роли. Степные лошади с их густой шерстью предпочитали холодную сухую зиму, а не мокрое жаркое лето, однако они привыкли жить на свободе. Тесно прижавшись друг к другу, они стояли в кустах, и дождь нещадно поливал их.
Внутри насквозь промокшей палатки развести костер было невозможно, поэтому Эйле и Джондалару оставалось лишь жаться друг к другу. Волк свернулся клубком на мехах поближе к ним. И тепло трех тел согрело их всех. Мужчина и женщина задремали, но сон пришел лишь перед рассветом, когда дождь прекратился.
* * *
Эйла, улыбаясь своим мыслям, прислушивалась к звукам, не торопясь открывать глаза. В щебетании птиц, которое разбудило ее, она явственно различала искусное пение иволги. Затем послышалась мелодичная трель, которая, казалось, становилась громче. Пытаясь обнаружить певца, она обратила внимание на тускло-коричневого маленького жаворонка, только что спустившегося на землю. Эйла легла на бок, чтобы понаблюдать за ним.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |