Анна Данилова Этюд в розовых тонах 11 страница

Виктор смотрел, как она быстрым шагом направляется к выходу, но видел перед собой Ренату, целующую густые черные волосы Гасана Сулейманова, Ренату, извивающуюся всем своим гибким и горячим телом под его, Гасановым, смуглым волосатым телом. Нет, этого не может быть…
Он вернулся в машину. Зачем Тамара так поступила? Бросила его в ресторане… Мстит? А почему бы и нет.

Он приехал в офис, где кипела работа. Наталья сидела в своем кабинете, уставившись в экран компьютера, и, когда он вошел, спросила его, не глядя:
– Как дела?
А он стоял посреди кабинета и не мог сообразить, где он должен был быть сегодня – его память заклинило от встречи с Тамарой.
– Нормально.
И тут он все вспомнил. Он должен был поехать к психотерапевту, которого порекомендовала ему Наталья. Она по-прежнему заботилась о нем, следила, чтобы у него было все в порядке, чтобы он был здоров, и даже время от времени сама приглашала к нему женщин. Казалось, их разрыв не произвел на нее ровно никакого впечатления. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Не хочешь больше играть в Ренату – не надо. Ты – свободный человек. Она так часто повторяла эту последнюю фразу, что Виктору пришло в голову, будто она таким образом пытается компенсировать полное отсутствие свободы в его жизни хотя бы словами. Ведь он с тех самых пор, как стал жить вместе с сестрой, забыл о свободе напрочь. Он вставал вместе с сестрой, они вместе завтракали, ехали на работу, обедали тоже за одним столом и возвращались домой тоже вместе. Наталья кормила его ужином и стелила ему постель. Он постоянно был на виду, и, когда уж ему становилось совсем невмоготу и его охватывала депрессия, Наталья звонила куда-то, и за Виктором заезжали на машине и везли на встречу с проституткой. Но не с вокзальной шлюхой, как любила повторять Наталья, а приличной девушкой, оказавшейся в безвыходном положении. Девушки на самом деле мало походили на проституток. Скорее всего, это были студентки, время от времени зарабатывающие себе на жизнь проституцией. Как правило, это были интеллектуалки, с которыми можно было поговорить о литературе, музыке и даже о политике; в некоторых областях знаний они были намного выше самого Виктора. Но их короткая любовь и даже беседы были платными, а потому Виктор все равно не мог воспринимать их иначе, чем тривиальных, но весьма дорогих образованных проституток.
– Ты был у врача? – Наталья имела в виду психотерапевта, к которому он отправился два часа тому назад, но вместо этого провел время с Тамарой.
– Нет.
– Почему? – Она по-прежнему, не поднимая головы, била пальцами по клавишам. – Что-нибудь случилось?
Да, случилось, хотел ответить он ей громко, так, чтобы она прекратила наконец стучать по клавиатуре и обратила на него внимание. Случилось то, что и должно было случиться. Я не хочу больше видеть тебя, не хочу ощущать на себе твою заботу и опеку. Я устал от тебя, от твоих наставлений, от твоей тщательно скрываемой ревности, которой ты упиваешься, когда, отправив меня к очередной девке, остаешься одна… Я устал делать вид, что живу с родным мне человеком, моей сестрой, когда на самом деле я живу рядом с хладнокровным убийцей, способным совершить любое самое жестокое преступление, и у которого ни один мускул не дрогнет при виде бьющегося в конвульсиях умирающего человека… Я устал работать над собой в желании забыть как можно скорее свою мертвую жену, которая до сих пор приходит ко мне во сне со своей изуверской улыбкой. Я устал постоянно натыкаться на ее вещи, которые ты подсовываешь мне под нос всякий раз, как только я начинаю обретать душевный покой. Ты – садистка, я ненавижу тебя, я боюсь тебя… Отпусти меня!
Но ничего этого он, конечно, не сказал. А ответил нейтрально, хотя и нервно:
– Считаю, что мне еще рано ходить к таким врачам. Я еще сам в состоянии управлять своими эмоциями.
– Но мы же с тобой, кажется, обо всем договорились…
– Я тебе ответил.
С этими словами он пошел к себе. Достал из бара бутылку и плеснул в стакан коньяку.
«Но тогда с каким же напитком можно было сравнить меня?» – «С хорошим армянским коньяком. Ты была прекрасной любовницей и настоящим другом…»
Пить Кленов не стал. Достал визитку Тамары и позвонил. Трубку долго не брали. И вдруг:
– Слушаю, – услышал он ее голос и облегченно вздохнул. Он боялся, что она еще не добралась до дома.
– Тамара, я хочу к тебе приехать. Сейчас же. Где ты живешь?
Она назвала адрес. Все тем же теплым дружеским тоном, который был ему так хорошо знаком.
Стукнула дверь. На пороге стояла Наталья.
– Ты куда-то собираешься?
– Да. Хочу навестить Тамару.
Он хотел доставить ей боль, и он доставил. Наталья же сделала вид, что его слова ее ничуть не задели. Она уже привыкла к тому, что они с Виктором находятся в состоянии перманентной холодной войны, а потому научилась управлять своими чувствами и не выдавать их.
– С чего бы это? Разве она живет здесь?
– Да, здесь.
– А я думала, что она уехала, бедняжка.
– Почему ты называешь ее бедняжкой?
– Да потому что она любила тебя.
– Значит, и ты тоже бедняжка? Или ты уже не любишь меня?
– Ты со мной, а не с ней, – осторожно поправила она, играя словами, как если бы они могли спасти ее от одиночества, которое читалось сейчас в ее тусклом затравленном взгляде. Да, он стал затравленным именно в тот момент, когда она услышала о том, что он собирается навестить Тамару.
– Ты не ответила на мой вопрос: ты любишь меня?
– Конечно, люблю. Я всегда буду любить тебя.
Она сказала это несколько торжественно, и Виктору этот тон показался неестественным, она словно бы упрекала его в том, что она-то его любит, а он вот собрался к Тамаре, к своей бывшей любовнице. Он давно уже не испытывал никаких особых желаний. Ему не хотелось ничего. Ровным счетом ничего. Он не получал удовольствия от тех денег, которые они зарабатывали, от еды, которую ел, и даже от сна, в который раньше он погружался как в спасительное вязкое и теплое облако. И если бы не Наталья, он ходил бы на работу в потертых джинсах. Это она водила его по магазинам, где сама выбирала костюмы, рубашки, галстуки и пуловеры. Ей нравилось играть роль заботливой и обладающей отменным вкусом жены под завистливыми взглядами молоденьких продавщиц. Вся жизнь постепенно растеряла все свои привлекательные и свежие краски и выглядела унылым и серым пейзажем. Все вокруг казалось лишенным смысла, надежд и любви.
– Преснятина, – вдруг сказал Виктор и сам же испугался звука своего голоса.
– Не поняла… Что ты сказал?
– Ничего. Я устал. У Тамары отдохну, поем ее татарской острой еды, может, оживу…
– А ты злой.
– Злой.
Он встал и решительно направился к двери. Затем вернулся за листком, на котором был записан новый адрес Тамары.
– Ты ночевать-то придешь?
– Приду, можешь не беспокоиться. Тамара мой друг, и больше ничего… Да, кстати… надо же, забыл тебе сказать. Помнишь Лаврова?
– Какого еще Лаврова? Поставщика из Нижнего?
– Да нет же. Я говорю о том частном сыщике, которого вы тогда подкупили, чтобы заполучить фотографии Ренаты… Я его в свое время нанимал, чтобы он проследил за ней…
– А… Лавров. И что? Она видела его? Или же теперь он стал ее бойфрендом? – она как-то нехорошо засмеялась.
– Его убили.
– Убили? Кто?
– Откуда мне знать.
– А когда?
– Это мне Тамара рассказала сегодня. Я ее в городе встретил, – он снова забылся и теперь разговаривал с Натальей, как и прежде. – Наверное, недавно… Вот поговорю с ней, потом тебе расскажу.
Наталья не выдержала и подошла к нему. Обняла и прижалась щекой к его плечу.
– Я понимаю, тебе трудно, но и депрессия имеет свое начало и свой конец. Иди к своей Тамаре, может, она подлечит тебя…
– Я не буду с ней спать. – Он нежно поцеловал сестру в щеку. – У меня нет ни малейшего желания. У меня вообще нет желаний, понимаешь?
– Это тебе только кажется… – Она провела рукой по его лбу и поцеловала. – Не злись на меня. А если я уж так тебе надоела, купи себе отдельную квартиру и живи там один. Я не обижусь…
И это она уже говорила ему неоднократно, прекрасно зная, что ничего не будет, что он без ее помощи не купит ни квартиру и ничего, ничего не изменит в своей жизни.
– Посмотрим.

По дороге он заехал в цветочный магазин и купил большой букет ирисов. К Тамаре он поднимался, держа в одной руке цветы, в другой – тяжелые пакеты с вином и закуской; в кармане костюма лежала коробочка с духами.
Тамара встретила его так, словно они и не расставались. Она жила теперь в новом доме, в большой, но почти пустой квартире, пахнувшей свежестругаными досками и краской. Еще один запах привлек его внимание. Знакомый и вместе с тем аппетитный. Виктор еще с порога потянул носом.
– Это азу из баранины, – подсказала ему Тамара. – Оно еще на плите, но пока мы будем закусывать, мясо будет готово. Проходи. Я одна, так что ничего не бойся.
– А я и не боюсь. – Он обнял ее и поцеловал, как дорогого и близкого человека.
– Какие цветы! Красивые… – она поднесла ирисы к лицу. – И дивно пахнут.
– Ты меня заинтриговала, – честно признался он, проходя в комнату, где уже был накрыт стол. – Так кто же жил с Гасаном? Или ты все это нарочно придумала, чтобы заманить меня сюда?
– Брось. Ты бы и так ко мне пришел. А с Гасаном и его любовницей получилась очень интересная история. Ты проходи, садись…
– Я помогу тебе. Где штопор? Там в пакетах фрукты, их надо помыть.
Когда они сели за стол, Виктор закурил. Тамара понимала, что он нервничает, но не спешила так сразу открывать имя женщины Гасана. Ей хотелось потомить его подольше. Но в этом желании не было зла. Ей было приятно снова сидеть за одним столом со своим старым другом и смотреть ему в глаза.
– Я нашла в квартире Гасана рекламный календарь одной из известных косметических фирм с пятном губной помады на нем. Понимаешь, женщина перед тем, как купить дорогую помаду, должна увидеть ее если не на своих губах, то хотя бы на бумаге. Вот такой календарик, понимаешь? – она показала на пальцах размер.
– И что же? Какая помада? – спросил Виктор и тут же покраснел: можно подумать, мне известен номер помады Ренаты. Да она красила губы разными цветами. Как и волосы. И ногти. И цвет глаз меняла с помощью линз. Ему стало стыдно за свой дурацкий вопрос.
– Розовая. Нежно-розовая.
– Но я не понимаю…
– Все очень просто. Заинтригованная не меньше твоего, я на следующий же день отправилась в магазин, единственный в городе торгующий этой косметикой, и показала там этот календарик. И продавщица, представляешь, вспомнила ту самую покупательницу, которая покупала у нее эту помаду. И запомнила ее лишь потому, что женщина купила у нее вместе с этой помадой столько всего, на такую крупную сумму, что не запомнить клиентку было просто невозможно. Это были духи, пудра и все прочее, тебе неинтересно…
Виктор вдруг увидел перед собой туалетный столик Ренаты, заставленный флаконами и баночками. Рената? И тут же этот столик трансформировался уже в столик Натальи, и он понял, что количество косметики не уменьшилось, а, наоборот, как будто бы даже увеличилось.
– Думаю, что у каждой женщины полно духов и пудры… Тамара, не томи…
– Подожди. Не торопи меня. Так вот. Она вспомнила эту клиентку и сказала, что после того визита эта женщина стала заходить к ним в магазин регулярно и покупать то крем, то мыло. Это была очень красивая и ухоженная женщина. Она всегда приходила одна, без мужчины, и тратила очень много денег. Понятное дело, что продавщицы шушукались о ней, пытались догадаться, кто она такая и, главное, чем занимается, и пришли к выводу, что…
– Чем?
– Смешной! Да ничем она, оказывается, не занимается. Просто шляется по магазинам и тратит деньги налево и направо. А вот муж ее или любовник действительно богатый человек…
– Но как ты смогла узнать, кто она? Ее имя?
– Виктор, выпей немного… Рената…
– Значит, это все-таки она… – он схватился за голову.
– Да нет же, ты меня не дослушал. Я хотела сказать, что Рената в отличие от этой женщины просто пчелка-труженица. Вспомни, как проходил ее день. Она же постоянно что-то делала: читала, рисовала, лепила, кого-то навещала или готовилась к какой-нибудь вечеринке, пекла… Эта же дамочка, напротив, просто бездельничала и тратила деньги. Она занималась собой, своей внешностью, фигурой, кожей… Так вот, однажды в магазин привезли новый препарат, основанный на натуральной плаценте. И тогда эта дамочка впервые потребовала от продавщицы товарный чек. Дело в том, что крем этот стоил очень дорого и в инструкции по применению было сказано об аллергии. И вот, чтобы не рисковать, эта особа решила себя подстраховать на тот случай, если у нее от этого препарата на коже появится сыпь или что-нибудь в этом роде.
– Ты хочешь сказать, что этот чек сохранился?
– Нет. Конечно же, нет, ведь прошло так много времени, целых три года…
– Три?
– Вот именно. Это было три года тому назад. И женщина, которая жила у Гасана, погибла три года тому назад… Но вещи ее сохранились в его квартире как бы в память о ней, понимаешь?
– Рената? – Он был готов уже наброситься на Тамару и если не свернуть ей шею, то хотя бы немного придушить, чтобы она прекратила свои издевательства.
– Ты что, другого имени не знаешь! – вдруг разозлилась Тамара, и глаза ее загорелись злым огнем. И тут она выпалила: – Это ее подружка, Ирина Пчелинцева, черт бы тебя подрал! Ты, наверное, забыл, что на лыжне нашли двух мертвых женщин: твою жену и Пчелинцеву, понимаешь? Как ты думаешь, стал бы Гасан, убив свою любовницу, хранить у себя ее вещи?
– Нет… не знаю… – Виктор был просто оглушен этим известием.
Ирина? Этого не может быть…
– Поверь мне, не стал бы. Это же улики. Он скрывал свою связь с ней. Скрывал очень тщательно, и, если бы он не погиб, мы бы, возможно, никогда об этом не узнали. Но она жила у него, жила. Спала, ела, пользовалась ванной, кухней… Она была ему почти женой. А если учесть, что она была не замужем, то так и хочется задать вопрос: зачем им было прятаться? От кого?
От меня. У него голова шла кругом. Они прятались от меня. А мы с ней прятались от всех остальных. Она так любила прятаться, что в результате оказалась в могиле. Под землей. Как змея в норе.

– Я долго думала надо всем этим. Сначала допустила мысль, что это Гасан убил свою любовницу, а Рената просто оказалась поблизости как свидетельница, которую ему пришлось убрать… Но потом поняла, что это не он убил. Он любил ее.
– Но он мог узнать о том, что она встречается, скажем, с другим мужчиной, – он боялся выдать себя изменившимся тоном, но ситуация требовала его участия в разговоре, и он с трудом, но говорил.
– Если бы он убил ее, то спрятал бы все ее вещи, как ты не поймешь!
– Хорошо… Тогда скажи мне, а не обнаружили ли вы в квартире Гасана спортивного костюма, похожего на мой? Может, это он был на лыжне?
– Нет, я еще раз ездила к Шансли и, когда она уходила за сигаретами, все хорошенько просмотрела. Нет, такого костюма у него не было. А если и был, то, будь он убийцей, он бы избавился от него.
– Ирина Пчелинцева – любовница Гасана? Просто не верится.

Что-то холодное обняло его сзади, он обернулся и увидел сидящих на диване в обнимку двух подружек: Ренату и Ирину. Они, беззвучно хохоча, послали ему, сдунув с ладошек, два воздушных поцелуя. «Тебе не тяжело от таких густых и ветвистых рогов?» – ему показалось, что он слышит их далекий потусторонний смех.

27. Письма

Прошел месяц с тех самых пор, как Аля разговаривала с Кореневым о Теслине. Теперь здание главпочтамта она обходила стороной – слишком уж неприятные были ассоциации. Но однажды по поручению Маши она все же зашла туда и была очень удивлена, когда среди общего гула толпящихся возле конторок посетителей она услышала звонкий женский голос, как будто зовущий ее: «Вишня!»
Она оглянулась и тотчас встретилась взглядом с той самой девушкой, которой когда-то оставляла конфеты с просьбой сообщить ей, если будет весточка от Теслина. Сердце ее сжалось.
Девушка выбежала в зал и, проталкиваясь между людьми, добралась до Али, стоящей в очереди за большими конвертами и марками.
– Это вы – Вишня?
– А вы что, снова натравите на меня кого-нибудь из прокуратуры? – огрызнулась Аля и покраснела. – Ведь вы тогда…
– Но у меня не было другого выхода. Мы вас ждали. Мы были обязаны. Я здесь ни при чем. Тот человек больше не приходил, а вот писем на ваше имя пришло целых пять. От того самого Теслина.
– Не может быть…
– Может. Подождите минутку. Я выбежала, чтобы успеть сказать вам это прежде, чем вы уйдете. Я сейчас вынесу вам эти письма.
Через пару минут Аля держала в руках пять конвертов. Она вышла на улицу и села на ту самую скамейку, что и в прошлый раз, когда к ней подошел Коренев. Она словно бы испытывала судьбу. И если бы к ней и сейчас подошел Коренев, нисколько не удивилась бы. Но к ней никто не подошел. Она просидела с письмами в руках минут десять, прежде чем распечатать первое письмо.
«Аля, привет! Позвони мне. Жду». И далее следовал уже совсем другой номер московского телефона. Письма, совершенно одинаковые по содержанию, пришли с разницей в неделю, последнее – в конце мая, три дня назад.
Аля вернулась в здание главпочтамта, оплатила заказ на четверть часа разговора с Москвой и заперлась в кабинке, все еще не веря в реальность происходящего. Дрожащими пальцами набрала код столицы и номер телефона Теслина, и когда на другом конце провода раздался уже подзабытый мужской, но все же знакомый голос, тело ее покрылось мурашками.
– Володя? Это я, Аля Вишня. Это ты?
– Аля? Господи, я уж думал, что с тобой что-то стряслось. Да, это я. Как дела? Ты искала меня?
– Да. Нам надо встретиться. Я готова вернуть долг…
– Ненормальная. Да забудь. Все это – ерунда.
– Я должна это сделать, пойми.
– Купи себе что-нибудь на эти деньги или отложи на черный день. Я счастлив, что ты помнишь меня. Больше мне ничего не нужно. И я рад, что не ошибся в тебе.
– Ну, пожалуйста. – Она уже глотала слезы, потому что воспоминания тех дней захлестнули ее, и она видела себя стоящей на морозе, посреди вокзальной площади. Искаженное памятью и слезами лицо Софьи Андреевны расплывалось перед мысленным взглядом. – Приезжай… Посидим, поговорим. Я должна поставить в этой истории точку и кое о чем расспросить тебя. Ну, хочешь, я к тебе приеду. Буквально на пару часов. Для меня это важно.
– Что-нибудь случилось?
– Да… случилось… – И она разрыдалась. Она не знала, как ему сказать, что с каждым днем ей становится жить все труднее и труднее и что тот образ жизни, который она вела, закрывая глаза на совершаемые Машей преступления, уже очень скоро (она это чувствовала) приведет ее прямиком в тюрьму. Ей нужно было выговориться, попросить совета. И никому, кроме Теслина, она бы не смогла, конечно, довериться.
– Диктуй… – Голос Теслина стал серьезным.
– Что? – не сразу поняла она. – Что диктовать?
– Адрес, где ты сейчас живешь.
– Нет, ко мне нельзя. Лучше скажи, когда ты приедешь, в какой день, и я буду встречать все московские поезда.
– Тогда послезавтра, рано утром. Встретимся у центрального входа. Я не спрашиваю, что у тебя стряслось, понимаю, что не все можно сказать по телефону, но знай, что у тебя есть я, и ничего не бойся… Ты не представляешь, из каких передряг мне в свое время приходилось выпутываться. И ничего – выпутался. Я и тебе помогу. Ты – стоящий человек, Аля. Все, жди меня послезавтра утром. Поезд приходит к вам, кажется, в семь… И все-таки, на всякий случай, продиктуй мне свой домашний телефон. Вдруг с тобой что-нибудь случится, и ты не придешь на вокзал. Где я буду тогда тебя искать? Ждать на вокзале, как я тогда ждал Оскара?
– Оскара?
– Ну да, того парня, помнишь?
– Помню, – проговорила она упавшим голосом.
– Тогда до встречи, Вишня.
– До встречи…
Она положила трубку, но у нее не было сил подняться и выйти из кабины. Что я наделала? Зачем позвала? Что я ему скажу? Что связалась с настоящей преступницей, воровкой, что боюсь попасть в тюрьму? Что скажет Теслин? Какими глазами он на меня посмотрит, когда узнает всю правду?
Она достала платок, вытерла слезы, припудрила покрасневший нос и вышла на улицу. Кругом все цвело и зеленело. Нарядно одетые горожане куда-то спешили, и Але показалось, что лица всех, без исключения, людей освещены улыбками. Они были счастливы, веселы и беззаботны по той лишь причине, что жили открыто, никого не обманывали, не грабили, не совершали преступлений. Это честные люди, порядочные. А вот Маша – сорвиголова. Она летит в пропасть и не хочет верить, что у этой пропасти есть дно, где она рано или поздно сломает себе шею. А вместе с собой утянет и Алю.
Рядом с ней затормозила машина, чуть не сбив ее. Она замерла, ожидая услышать ругань. Но вместо этого в глубине салона появилась голова мужчины, пожелавшего взглянуть поближе на ту, которая едва не попала под колеса его машины.
– Вы идете по проезжей части, – напомнил он ей довольно сухим, серьезным тоном. – Еще немного, и я наехал бы на вас. С вами все в порядке?
– Извините.
– Хотите, я вас подвезу?
Теперь уже была ее очередь разглядывать мужчину. Она, словно испытывая его терпение, почти просунула голову в окно и теперь смотрела ему прямо в глаза. Ей надо было разрядиться, сбросить с себя электрический заряд раздражения и злости, направленный против самой же себя. И вот теперь перед ней появилась мишень. Совсем близко.
– Вы убийца? Маньяк? Вы сначала изнасилуете меня, затем расчлените мой труп и закопаете в лесу?
– Нет, я покатаю вас на машине по солнечному городу, затем мы пообедаем в ресторане, вы расскажете мне, почему я похож на маньяка, а потом, если захотите, отвезу вас домой. У меня сегодня куча времени, и я в вашем распоряжении.
– Но ведь вы же совсем не знаете меня…
– Вот и познакомимся.
Больше всего ей понравились его слова про солнечный город, и она села в машину. Ей надо было как-то убить время до приезда Теслина. А потом начнется новая жизнь, все будет по-другому.

28. Ангел-хранитель

Маша вернулась домой вечером. Уставшая, голодная. И, не обнаружив Али, удивилась. Она уже настолько привыкла видеть ее рядом с собой все время, что та тишина, в которую она вошла, прикрыв за собой дверь, вызвала странный звон в ушах. Такое случалось нечасто, и потому возможности, чтобы оценить присутствие Али в Машиной жизни вообще, было довольно мало. Аля повсюду сопровождала Машу. Красивая и умная Аля, по мнению Маши, стала ее ангелом-хранителем. Маша блефовала, когда говорила ей, что она, как и ее мать, заговоренные. Матери уже давно не было в живых. Она сгнила в тюрьме, умерла от туберкулеза в тюремной больнице. Ни за что. Украла ящик водки на складе. И тогда Маша внушила себе, что раз матери так не повезло, то должно повезти дочери. Вот и придумала байку про заговоренных. Придумала, а потом поверила сама.

Маша поставила чашку с куриным супом в микроволновку и, усевшись на подоконник, закурила. За стеклом зеленел уютный двор, откуда доносились голоса сидящих на скамейках женщин, визг детей, шелест листвы и отдаленный гул дороги. Маша оглянулась. Вот уже два года как она жила в этой квартире, стены которой видели и слышали многое; у нее появилось много денег, очень много денег, но счастья по-прежнему не было. Было лишь его ожидание. Кондитерская скоро откроется, и это будет одна из самых лучших кондитерских в городе. Там будут столики и стулья, а не неудобные стойки, и вместо картонок пирожные будут подаваться на красивых блюдцах. На столиках будут стоять вазочки с живыми цветами, и кофе будет не из желудей, а настоящий, как и чай. Склад, пекарня и сама кондитерская расположены в одном здании. Замкнутое производство. Идеальный вариант.

Маша загасила сигарету и взглянула на часы. Али нет, и делать ничего не хочется. Даже ужинать. И куда она могла пойти? В кино? Она не имеет права никуда уходить без меня. Она – моя. Она принадлежит мне. Это я сделала ее. И это благодаря мне кожа ее такая гладкая и розовая. Это на мои деньги она ест масло и мясо, покупает себе красивые вещи и духи. Она – это я. Я. Я.

Она закрыла глаза и увидела дом. Тот самый дом, который вот уже полгода принадлежал ей. Он находился неподалеку от моста, на тихой зеленой улице. Старинный двухэтажный особняк. Через месяц, когда уберутся леса и зеленая сеть, под которой строители-волшебники проработали почти пять месяцев, этот дом воскреснет из мертвых. Он будет сиять свежей кремовой краской и кружевными чугунными решетками. Прозрачный стеклянный купол, заменивший крышу, позволит солнечным лучам прогревать тропические растения зимнего сада, играть на лепестках пышных экзотических цветов, переливаться в струях фонтана. И вся эта роскошь, весь дом с мебелью и коврами, дорогими люстрами и посудой, все это будет принадлежать лишь им двоим. И тогда Аля поймет, что такое настоящее счастье. Счастье в их единении, в их все большей схожести, родственности душ.
Она закрыла глаза и увидела Алю обнаженной, стоящей под душем, – стройную и прекрасную. Длинные волосы змеятся по груди, почти до самой талии. И эта красивая женщина еще два года тому назад зарабатывала себе на хлеб и крышу над головой, отдаваясь грязным клиентам грязной старухи? Да Аля должна Маше пятки лизать за то, что та вырвала ее из той вонючей жизни. Маша не верила в существование загадочного друга, который якобы выкупил Алю у Софьи Андреевны. Она была уверена, что Аля просто-напросто отработала у нее все то, что успела задолжать за то время, что жила у старухи. Она не верила в бескорыстие людей…

Маша открыла глаза. В комнате было темно. Она, оказывается, уснула в ожидании возвращения Али. Она не переживет, если с ней что-нибудь случится.
Она включила свет. И почти в ту же самую минуту послышался звон ключей, и в квартиру впорхнула (иначе и не скажешь) Аля. Глаза ее блестели, щеки пылали.
– Ты где была? – Маша хотела вложить в этот вопрос как можно больше металла, но голос ее прозвучал как жалкое блеянье. Она вдруг с ужасом осознала, что боится ее потерять. И этот страх буквально парализовал ее.
– Представляешь, познакомилась с одним типом. Он чуть не сбил меня…
– Как в дешевой мелодраме… – не выдержала Маша, чувствуя, как ее подташнивает от волнения. Что-то подсказало ей, что Аля изменила ей. Что она несколько часов жила своей собственной жизнью.
– Да. Именно как в дешевой мелодраме, – со смехом подхватила Аля, даже не заметив саркастического Машиного тона. – Но знаешь, он оказался очень даже ничего… Воспитанный, приятный в общении, ненавязчивый и к тому же еще красивый. Я то время, что пробыла у него…
– Ты была у него дома?
– А почему бы и нет? – Аля, говоря, двигалась по кухне, машинально готовя ужин. – Так вот, все то время, что я была с ним, меня не покидало чувство, что я уже где-то виделась с этим человеком. Мне знакомо его лицо, я уже слышала его голос. Но вот где именно я его видела и при каких обстоятельствах, так и не смогла вспомнить. Словно моя память заблокирова…
И тут она осеклась. Остановилась посреди кухни со сковородой в руках и замерла, растерянно глядя Маше в глаза. У Али был взгляд затравленного и загнанного в угол животного. Маша смотрела в Алины зрачки, словно желая прочесть истинное чувство, которое вызвало этот странный взгляд. Память Али заблокировала ту часть ее жизни, куда совсем недавно попытался было проникнуть Коренев, но главное все же оставалось за семью печатями. Несколько мгновений женщины смотрели друг на друга, словно испытывая себя на твердость духа. И первой не выдержала Аля. Она расхохоталась, предпочтя превратить свой рассказ в шутку, в смех.
– Короче, я его так и не вспомнила.
– Ты сказала, что он чуть не сбил тебя… – напомнила ей Маша осторожно. – Как же так? Ты пошла на красный свет?
– Маша, прекрати. Я же не маленькая. Ну, засмотрелась, подумаешь… – Она обняла Машу и поцеловала ее в щеку. – Извини, что я не позвонила и не предупредила тебя. Ты, наверное, волновалась, а я… Сама не знаю, как это получилось.
– Он назначил тебе встречу? – продолжала допытываться, не в силах скрыть своей ревности, Маша.
– Да мало ли что он назначил, – отмахнулась Аля. – Брось. Не бери в голову. Все это несущественно. Просто случайное знакомство, вот и все. Думаю, что я больше никогда его не увижу. Я – с тобой.
Она нашла самые верные слова, которые сразу же попали в сердце Маши, после чего она облегченно вздохнула.
– А ты сомневаешься во мне? – продолжала ластиться к ней Аля. – Успокойся. Я никогда не брошу и не предам тебя.
Она подбирала каждое слово, точно рассчитывая усыпить бдительность своей ревнивой подруги-собственницы. Истинные же чувства и мысли она запрятала глубоко-глубоко; и чтобы ничем не выдать себя, она даже отвернулась от Маши. Я не твоя. Я принадлежу только себе. У меня своя жизнь, а у тебя – своя. Вот скоро приедет Теслин, и все изменится. И я исчезну из твоей жизни. Еще немного, и исчезну. Исчезну…
Зазвонил телефон. Маша вздрогнула. Аля знала, как она боится звонков, как борется с тем, чтобы не выдать это волнение. Ведь за звонком может стоять реальный человек, способный разрушить их жизнь. Одним словом, одним росчерком пера. От такого звонка может прямо из трубки пахнуть тяжелым спертым воздухом тюремной камеры…
Подруги переглянулись. Маша подумала о том, что это звонят Але. Аля же, напротив, подумала о том, что звонит кто-то по делу Маше. Трубку взяла Аля.
– Слушаю.
– Добрый вечер, – услышала она незнакомый женский голос. – Могу я поговорить с Марией?
– С Марией?
Маша вскинула брови и напряглась, глядя на Алю, держащую возле уха трубку.
– Да, это я… – теперь трубка оказалась у Маши. – Кто это?
– Вы меня не помните, наверное. Кафе «У Валентины». Мы с вами разговаривали…
– О… Все. Вспомнила. Эстер… – Маша и не заметила, как произнесла это имя вслух. Произнесла и тотчас залилась краской.
В кафе «У Валентины» собирались только женщины. И однажды Маша поймала себя на том, что ей нестерпимо хочется туда зайти. Зайти и выбрать себе девушку. Такую же, как Аля, но с которой ей будет намного проще. Легче. Она пришла туда, села за столик, и вскоре к ней подошла женщина. Необыкновенно красивая, утонченная. Меня зовут Эстер…
Они договорились о встрече, но Маша не пришла. Не смогла. Не захотела. Не нашла в себе сил. И вдруг теперь этот звонок.
– Вы мне приснились, – журчал нежный голос Эстер. – Мы бы могли провести вместе целый вечер или даже ночь. Я немного выпила, осмелела вот, поэтому звоню…
– Я рада, что вы позвонили мне, – Маша говорила чуть дыша и боясь даже повернуть голову в сторону стоящей совсем рядом с ней Али. Ей вдруг стало необыкновенно хорошо при мысли, что теперь вот настала очередь Али ревновать ее к позвонившей ей Эстер.
– И мне приятно слышать ваш голос. Если хотите, приезжайте ко мне.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Но куда?

Дата добавления: 2015-10-21