Их я и спрашиваю, с ними разбираю ошибки и прошу помочь в поиске решений. При этом стараясь помнить, что даже в таких благоприятных условиях может встретиться человек, у которого просто какая-то личная проблема с моим произведением, не связанная с качеством работы.
У каждого бывает, что «нашла коса на камень» и что-то раздражает и не нравится, хотя остальных все устраивает.
Единственное, что для меня является серьезным «звоночком», это если разные люди независимо друг от друга, с приглашением или без, цепляются за одну и ту же деталь! Это верный признак, что здесь в самом деле что-то не то. В таких случаях я присматриваюсь к мешающему объекту повнимательнее — почему он им всем действует на нервы? Даже если мне самой эта деталь нравится или я не понимаю, что с ней не так, я часто просто изменяю ее. Это, безусловно, давление публики, которому я малодушно поддаюсь, но тут меня просто раздавливают сомнения: слишком много совпадений не может быть случайностью.
Естественно, исключением из этого являются преднамеренные провокации. Если автор знает, чем его работа раздражает зрителей, и специально добивался такой реакции, он может считать свой эксперимент удачным.
Говоря о разногласиях между авторами и критиками, стоит упомянуть такое явление, как «непонятные творческие желания». Это когда кому-то очень хочется и даже нужно попробовать нечто изначально далекое от его творчества, стиля, ремесла и идеалов.
Вопрос этот — философский, поэтому не стоит подходить к нему с логическими объяснениями. Но иногда, чтобы хорошо сделать что-то одно, нужно попробовать сделать совсем другое. Даже (или особенно) если эти задания глубоко противоречат друг другу. Классический пример — когда художника, работающего в академичной манере, вдруг «пробивает» желание порисовать абстрактные картины. Обычно художники-реалисты недолюбливают абстракционистов, считая их наглецами, которые не умеют рисовать и прикрывают этот недостаток своими черными квадратами. Цены на их работы они считают завышенными, потому что непонятно, за что тут платят, — в картине, на которую одним движением вылили ведро краски, не содержится никакого труда. То ли дело произведения, на которых вырисовывали детали месяцами, и это видно! В лучшем случае представители этих жанров не ссорятся, а просто пожимают плечами. Приговаривая: «Это не мое, это мне непонятно!»
Тем не менее случается, что «заядлый академист» начинает испытывать непреодолимое желание просто так «пошвыряться краской». Стоит ли упоминать, что при первой же попытке повторить произведение какого-нибудь Антони Тапиеса выясняется, что сделать такую «абстрактную мазню» не так уж просто и в произведениях успешных абстракционистов содержится какая-то загадка. За первой попыткой следуют другие, появляются новые творческие цели. Выясняется, что не все кляксы одинаковы, одни нравятся больше других, а чтобы получить именно те, которые нравятся, нужно изворачиваться и выдумывать. Некоторые, побросавшись краской в холсты, успокаиваются и возвращаются к своим обычным делам.
Другие вдруг решают сделать серию реалистичных картин, тех самых, над которыми нужно работать сотни часов, только для того, чтобы залить ведром краски готовое произведение. В этом есть что-то от практики тибетских монахов, долго насыпающих филигранные узоры из цветного песочка ради того, чтобы потом смести их веником в кучу. Это философский акт. Духовное упражнение.
Многие после подобных экспериментов больше никогда к ним не возвращаются. Большинству они идут на пользу. Я знаю, что именно самым аккуратным студентам, любящим вырисовывать мелкие штрихи и вечно подчищающим рисунок по миллиону раз, полезнее всего упражнение со швырянием краски в стену. Позанимавшись созданием колоритных, выразительных, динамичных и темпераментных клякс, они возвращаются к своему делу. Но в них что-то меняется. Их аккуратные работы становятся иными от того, что они что-то в себе раскрыли и освободили. Некоторых на такие опыты подталкивают друзья или наставники, другие додумываются до них сами. В любом случае здесь бесполезно устраивать «разбор полетов» и строгим тоном спрашивать: «А что это с тобой? Никогда так не делал, и вдруг? Тебе не идет. Это не твое».
Зачастую автору не хочется оправдываться и объясняться. Возможно, он знает, что ему «такое не идет», а может быть, наоборот, он хочет научиться делать и это так, чтобы подошло к его стилю. Может быть, он вообще хочет расширить свои возможности в какой-то совсем иной творческой области. Он знает что делает, и недовольство других его не интересует. И конечно, может быть, он сам не знает, почему его потянуло в эту сторону, — но чувствует, что ему это нужно. Либо — просто вдруг очень захотелось. В конце концов, некоторые вещи нам нужно попробовать только для того, чтобы убедиться, что мы их не хотим! Все это происходит внутри нас. Критикам снаружи не видно. Поэтому их комментарий не может быть компетентным.
Прежде чем наконец перейти к более приятным темам, я хотела бы еще раз вернуться к тому, что деморализует людей более всего. Особенно если речь идет о творчестве (потому что здесь все привязано к чувствам и эмоциям) либо о выборе или смене профессии (потому что человек должен принимать серьезные решения и чувствует себя слабым и незащищенным). Это — злые слова. Презрительные комментарии, демонстрация неуважения, низкие оценки. Ответные ярость, возмущение, отчаяние. По поводу вещей, над которыми мы искренне старались, и результатов, которые нам самим вовсе не казались ужасными.
Меня очень много в жизни ругали за мои работы. И часто, услышав суровые слова, я не могла ничего с собой поделать: меня охватывало смятение, я начинала плакать, мне становилось очень обидно и грустно. Я переживала: я сделала что-то настолько плохое, не осознала при этом собственного ничтожества, показала кому-то результат, вместо того чтобы быстренько сжечь его! Я так старалась, а получилось так плохо. И помимо всего мне обидно и больно слышать такие слова от кого бы то ни было!
Когда я вывалила все эти мысли и чувства своему психологу, она меня первым делом спросила: «А вы понимаете, почему этот конкретный человек вас ругал? Вы уверены, что единственное, чего он хотел, это вашего успеха? Причем до такой степени, что ваша неудача вызывает у него такую бурю эмоций? Вообще, давайте представим себе обратную ситуацию — на кого вы могли бы вот так налететь за плохую работу?»
Отличный вопрос, не правда ли? А кого я сама когда-нибудь страшно ругала за плохо сделанное? Конечно же, своего ребенка. Но это особый случай. Я считаю себя ответственной за его воспитание и отчасти — за результаты его трудов. Если он что-то делает плохо, первым делом скажут, что это я его не научила делать хорошо (или не отдала на воспитание тому, кто способен научить). К тому же я желаю ему, чтобы у него все получалось лучше всех. Поэтому я иногда пытаюсь добиваться от него лучших результатов, оказывая некоторое давление. Даже в этой особой ситуации я понимаю, что излишнее давление не вызовет ничего, кроме протеста.
Один из самых важных моих аргументов, когда я ругала за что-то сына, был: «Слушай меня, потому что я, по крайней мере, тебя люблю!
Я настаиваю, чтобы ты исправил это, потому что другие (которые не любят тебя, как я) обязательно тоже поругают тебя. Но в отличие от меня — гораздо более грубыми словами. Либо сразу больно накажут!»
Так я пытаюсь уберечь своего ребенка от ситуации, в которой его плохо сделанная работа принесет ему настоящие проблемы, еще больше обид, а то и насмешки. Я пытаюсь его защитить, потому что очень за него беспокоюсь. О ком я еще так беспокоюсь? Пожалуй, ни о ком.
Еще я налетала за плохую работу на коллег и подчиненных, если халтура отражалась на других, заставляя их доделывать, переделывать, работать сверхурочно. Когда несколько человек в коллективе очень стараются и все делают хорошо, а кто-то один — гораздо хуже или делает много ошибок, которые исправлять приходится другим, это уже не только его проблема. Здесь у всех включается чувство справедливости — почему мы должны страдать? Если он такой слабый, что он делает на этом месте? А если может делать как надо — почему не делает? В таких случаях люди налетают на кого-то за плохо сделанную работу, считая свой гнев праведным: его недоработки напрямую приносят вред им.
А еще? Чужих людей мне ругать лень. Даже если сделанное ими мне не нравится или раздражает. Кто я им, чтобы лезть в их дела? Кто они мне, чтобы я тратила свое время и силы на пререкания с ними? Само по себе высказывание гадостей кажется мне пустой тратой энергии.
Говорить что-то неприятное родным и близким иногда приходится, но я каждый раз хорошо подумаю, прежде чем обрушить на кого-то свои эмоции. Действительно ли оно стоит того? Я боюсь лишний раз обидеть ближних, потому что мне небезразличны их чувства (а им — мои).
Делать больно близкому человеку, чтобы таким способом от него чего-то добиться (как говорят в народе — прогнуть силой), кажется мне неблагородным. И главное — этот ход рано или поздно разрушает хорошие отношения, он тупиковый. Делать кому-то больно просто так — совсем непонятный мне жанр. Портить кому-то настроение, чтобы он ходил подавленный, плохо себя чувствовал, хуже работал, хуже жил? Снижать чью-то самооценку, чтобы через это возвыситься над ним? Кто делает такие вещи? Кого они радуют?
Что движет людьми, обижающими вас? Кто пытается вас деморализовать, выбить из колеи, лишить сил и уверенности в себе? Чаще всего так делают те, кто желает вам неудачи, завидует, боится вашего успеха. Испытывает какое-то извращенное удовольствие, наблюдая ваши страдания. Прежде чем разрыдаться от злого слова, подумайте — а зачем вам его сказали? Чего хотел добиться в данном случае этот конкретный человек? Входит ли он в число тех, кто искренне за вас болеет? Действительно ли он так жаждет вашего успеха, так не хочет, чтобы вас ругали другие, что предпочитает сам налететь на вас, пока этого не сделал кто-то еще? Если и так, вы знаете, что криками ни от кого ничего не добиться. Попытайтесь успокоиться, а потом выяснить вопрос без обид и оскорблений.
Если же вы не уверены, что вас отругали из соображений чистой и возвышенной любви, задумайтесь: зачем же? Хотели растоптать? Испортить вам настроение, убить вдохновение? Почему? Если вдуматься, это очень интересный вопрос! Гораздо интереснее, чем все трагические мысли о том, как бы теперь пойти и утопиться в ближайшей реке.
Кто нас может чему-то научить?
Слово в защиту наставников
Анализируя, кто нас может чему-то научить, мы тоже любим ударяться в крайности. Нам кажется, что учить могут только те, кто во всем на десять голов выше нас, настоящие гуру и серьезные «авторитеты». И мы хватаемся за очень многие мелочные поводы, чтобы сказать: «Да кто он вообще такой, чтобы мне указывать!» У всех найдется какой-нибудь изъян. Особенно когда совершенно очевидно, что я и тут круче, и там взрослее, и в десятке вещей имею гораздо больше опыта. Отличный вопрос: кем же должен быть человек, чтобы кого-то чему-то научить?
Да никем.
Я в юности стала свидетельницей трагической истории. Главным ее героем был знакомый, который, начитавшись книг Кастанеды, Гурджиева, Успенского и насмотревшись фильмов вроде «Карате тайгер», захотел найти себе настоящего Гуру, такого, чтобы «отдаться ему со всеми потрохами» на какое-то время. Чтобы этот гуру вынудил его распрощаться со всей привычной картиной мира и сделал из него другого человека. Такого, который через трехметровые заборы перелетает и знает ответы на все вопросы. Когда ищешь нечто подобное, находишь слишком легко: мир полон «просветленных». Местами трудно отличить, кто из них действительно прошел какой-то особенный путь, а кто просто сумасшедший. Особенно с учетом того, что многие по-настоящему «продвинутые» так и балансируют на грани сумасшествия всю жизнь либо их с уверенностью считают таковыми просто потому, что их трудно понять.
Но подходящие кандидаты все же нашлись. В нашем городе появилась парочка, которую моментально признали «духовными гуру». Ребята увлекались множеством духовных практик, знали наизусть все нужные книжки и фантастически мудро отвечали на любые вопросы. Было совершенно очевидно, что это очень необычные люди. Наш герой вместе с несколькими друзьями бросился умолять ребят «взять их в ученики», и те согласились (не сразу). Некоторое время ученики бегали в гости к своим наставникам, принимали какие-то тайные посвящения и осваивали духовные практики. Что именно они там делали, я до сих пор не знаю. Но парню здорово снесло крышу, и он был убежден, что нашел свое счастье и «светлеет» на глазах.
Потом наставники вдруг уехали, и за время их отсутствия в городе появился новый герой. Он нашел все тот же круг знакомых, представился как друг тех самых наставников и начал блистать своей продвинутостью. Через несколько вечеров было ясно — этот круче всех вообще! Вот она — настоящая вселенская мудрость! Еще через неделю он путем доказательств и демонстраций разъяснил нашему другу, что его наставники — шарлатаны, и уехал. Для молодого саньясина мир обрушился. Жизнь потеряла всякий смысл. Как же так. Он доверился им полностью. А они…
Еще неделю спустя вернулись наставники, посмеялись и сказали: «Ну что? Ты поверил проходимцу, который сделал это по нашей просьбе? Только потому, что он умеет умно говорить? Вот такой ты ученик!» Оказалось, что «ученик очень хотел страданий и испытаний, и наставники решили дать их ему». Но, как водится, погорячились. Вся эта история, вместе с неожиданным поворотом, погрузила молодого человека в сущий ад: он по-настоящему чуть не сошел с ума! Ему потребовались годы, чтобы вернуть свою «веру в человечество». Позже он благополучно стал врачом и отцом счастливого семейства. Но из-за этой эпизодической истории он провалился в страшную пропасть: у него в самом деле рухнул мир.
Мне эта история была не совсем понятна. Я была на семь лет младше всех вовлеченных, и мне тогда не хотелось подобных приключений. Реакция «обманутого ученика» казалась мне преувеличенной, мне было не ясно, как можно принимать настолько близко к сердцу подобные «игры». А если это не игры, а религия, которой человек действительно отдается беспрекословно и безо всяких сомнений, — то почему его оказалось так легко выбить из этой колеи? Так не бывает: погрузиться с головой в веру, потом, послушав первого встречного, отречься от нее, через несколько дней пожалеть. А где же критический взгляд на тех, кому решаешь доверить свою жизнь? Естественно, ошибкой было, не присмотревшись ни к кому, бросаться в этот эксперимент, полностью потеряв голову и здравый рассудок.
Но интересно было слушать претензии потом — когда вера была потеряна. «Я думал! Я-то думал, что они по-настоящему просветленные! А они! — говорил наш герой. — Они оказались не такими!» При этом оставались в силе неоспоримые факты: ребята были очень интересными! Более того, выдающимися. Это были очень редкие люди. Я позже много с ними общалась и всегда удивлялась их мудрости, цельности, внутреннему спокойствию. Они всегда «светились изнутри», у них был потрясающий талант находить золотую середину и всегда делать ровно сколько надо — не слишком много, но и не слишком мало. У них было много очень ценных человеческих качеств. Но нет. Он думал, что они по-настоящему просветленные. А их опасная и недобрая шутка поставила под сомнение этот статус. Либо они сделали ошибку, либо причинили боль сознательно. Ни то ни другое не может быть свойственно истинным просветленным.
В претензиях обиженного читалось «все или ничего». Он им отдался полностью, потому что думал, что они — сверхсущества, и, конечно же, наступило разочарование, когда выяснилось, что он доверился самым обычным людям. Я оказалась в более выгодном положении, потому что мне было не нужно от них сразу все. Я просто с ними дружила и по мелочам училась разным полезным вещам, не раздумывая о глобальных несовпадениях. По поводу этой трагической истории я недоумевала, мне казалось, что вот такое со мной бы не случилось. Однако я вспомнила про все это, когда, заболев раком, впервые оказалась у психолога.
Меня силой отправили на психотерапию, поставив перед фактом, что медицинская страховка этого требует (а неучастие расценивается как нежелание лечиться). В Германии считается, что со столкновением со смертельной болезнью в молодом возрасте не может справиться никто. Поэтому всех, не спрашивая, отправляют к психологу разбирать свои душевные травмы, неправильное поведение, которое, возможно, привело к болезни, скрытые личные проблемы. Я находилась в клинике по реабилитации, где меня пытались поставить на ноги после химиотерапии и первых операций. Мне там назначали много разного, и я смиренно ходила от одного обследования к другому.
Войдя в первый раз в комнату к психологине, я подумала: «Ну вот… И это она должна сказать, как решить мои проблемы?» Ожидавшая меня тетенька относилась точно к тому типу людей, с которыми я бы никогда не заговорила по собственной инициативе. У нее была дурацкая прическа, и мне не нравилось, как она была одета. Она выглядела как скучная мещанка, мне не понравились ни выражение ее лица, ни поза, и еще меньше мне понравилось все, что стояло на ее столе: там была какая-то безвкусная коллекция дешевых кичевых предметов. У меня за долю секунды промчались в голове обрывки мыслей. Я просто почувствовала, что нам не о чем говорить вообще и мы наверняка ни в чем не соприкоснемся, не найдем общих интересов, совпадений и даже поводов для симпатии и искреннего любопытства. Весь ее образ вызывал у меня если не презрение, то как минимум некоторое пренебрежение.
Но что делать — мне велели разговаривать с ней час. Мне было все равно. Я начала честно, хоть и без энтузиазма, отвечать на ее вопросы. Она беспорядочно спрашивала меня про работу, про мужчин, про родителей, ребенка, домашнее хозяйство, финансы и совсем незначительные вещи. Потом вдруг начала говорить, что «вот то у вас не клеится, потому что (…), а вот тут у вас все совсем уже плохо, и от этого вам грустно. А вот это вы считаете нормальным. А если вдуматься — вы только посмотрите, только вдумайтесь — что вы делаете! В чем вы участвуете? Попробуйте взглянуть на это со стороны! Это ни с какой стороны не нормально, это настолько неправильно, а вы позволяете делать с собой такое. Нормальной была бы такая реакция, и вот такое отношение, и вот такой результат».
Через пятнадцать минут я заливалась слезами. Она попала в точку, перечислив все трагедии моей жизни, прочитала между моими высказываниями все мои комплексы и страхи. Еще полчаса спустя она убедила меня в том, что все мои проблемы — хрестоматийные и ничего в них страшного нет, мы приведем в порядок всю мою жизнь, у нее для этого существуют отработанные приемы, и она их все готова показать. Она предложила мне первые упражнения и сообщила, какими будут мои первые шаги. И мы договорились, что через пару дней уже обсудим результаты моих первых попыток все починить. И все будет хорошо. Я вышла от нее с ощущением, что вот она изменит мою жизнь и поможет мне все уладить.
Глядя на все ретроспективно, я должна подтвердить, что так оно и оказалось. Она сообщила мне нужное количество решающих толчков, которые привели меня к следующим психологам, супервизорам и советчикам, и все они вместе помогли изменить мою жизнь к лучшему. Она много раз давала конкретные задания: что кому сказать в какой ситуации, как поступить. Потом мы разбирали и анализировали результат. Если не получалось сделать именно то, что она велела (например, потому что не хватило духу), она предлагала новые рецепты, как исправить ситуацию, которые мне давались легче. Конечно, полной идиллии не наступило, потому что талант наживать себе все новые и новые катастрофы не пропьешь и не продашь. Но по крайней мере я теперь знаю, куда их все нести по мере появления.
Размышляя об этой истории, я подумала, что все же у нас у всех сидит в голове какой-то идеал сверхсущества, которое берет в свои руки руль, перечеркивает все, что я думаю по какому-то поводу, и разворачивает мой корабль в другую сторону. Этот человек должен раздавить меня авторитетом, забрать у меня право выпендриваться, выразить свое презрение к моему ничтожному взгляду на вещи и потом выдать мне новую концепцию чего-то. Гораздо более правильную. И я, человек гордый, смогу стерпеть подобное только потому, что его власть и крутизна настолько монументальны, что сопротивляться, в общем-то, бесполезно.
Мои родители, мои друзья, мои коллеги — все они рассказывали о таких сверхчеловеках, которые наставили их на путь истинный. Будь то наставник по карате, грозный учитель, ненавистный профессор, который всех топтал-топтал, а потом через пять лет сказал единственное доброе слово, и все вокруг попадали. Вот такой — да. Такой научит. Такой имеет моральное право. А вон тот и вот этот — кто они такие, чтобы меня учить? Они никто, они сами так несовершенны, что я, простой ученик, вижу их несовершенства за километр. Как зауважать такого человека, чтобы принимать от него наставления? Но может быть, не стоит подходить ко всему со столь радикальными мерками?
То же самое с книгами — часто говорят: «Плохая книга! Всего полторы интересные мысли на двести страниц!». Мой взгляд на это очень сильно изменился в последние годы. Да, иногда в книге одна интересная мысль на двести страниц, зато она одна из десяти, на которых держится весь мой порядок. Ради каждой из мыслей по организации труда и времени мне пришлось прочитать по одному бестселлеру, но из них я смогла собрать свою конструкцию, на которой держится моя система.
Один странный мальчик, рисующий граффити, сделал широкое движение рукой и открыл мне глаза на то, как нужно «разрабатывать» плоскости определенного размера и формата. Другой художник, который мне вообще-то совершенно не нравится, показал, как надо подавать свои работы, чтобы они лучше продавались. Третий рассказал премудрость про кисточки, которая изменила все мое творчество. Четвертый просто научил не мучиться с палитрами и вместо них использовать одноразовые тарелочки. Все они — какие есть. Разные. Из их работ мне что-то нравится, а что-то нет. Некоторые рисуют лучше меня, а некоторые — хуже. Но все они вместе дали мне комплекс знаний, на которых строится вся моя работа.
Мои студенты всегда умудряются показать мне самой что-то, чего я раньше не знала. Какую-нибудь новую программу, прием, новый материал. Каждый раз я выношу из нашего общения что-то новое для себя. И вот уже мой сын в чем-то разбирается лучше, чем я. И даже у кота есть чему поучиться. Умению расслабляться и не переживать ни о чем, например.
Говорят, что молодость души заключается в умении черпать отовсюду побольше знаний, поменьше придираясь к источникам и к подаче. Собственно, как учатся дети: хватают что дают, быстро усваивают, идут дальше. Если процент информации на кубометр прочитанного слишком мал, учатся быстрее ее фильтровать. Если от каждого человека можно получить только один полезный совет, значит, нужно спрашивать тысячи людей, поменьше критикуя при этом их прическу.
Теперь займемся собой!
После всех размышлений о критиках, доброжелателях и врагах предлагаю наконец подумать о себе (задвинув на задний план мнения и пожелания других). Мы решили, что хотим заниматься творчеством и сделать его своей профессией, поставили всех перед фактом и стараемся двигаться к цели, задвинув подальше сомнения. (Которые, как известно, враг успеха!)
Некоторые счастливчики точно знают ответ на этот вопрос. Они могут спокойно пролистывать эту главу. Есть люди, мечтающие о каком-то деле с детства. Или с ранних лет. Просто раньше не получалось посвятить этому жизнь: все было сложно, подвернулись более очевидные решения. А как продвинуться в деле мечты, было неясно.
Другие спонтанно влюбились в какое-то дело позже, когда выбор профессии уже был сделан (а может, он был сделан, чтобы выбрать уже хоть что-то). Просто дело их мечты встретилось им не сразу или они не сразу распознали, что это — оно. Третьи метались между несколькими (или многими) желаниями, не в состоянии принять решение, но потом все же сделали выбор. Возможно, так же перебрав рецепты, которые я собираюсь описать в этой главе.
Иногда выбрать что-то одно не представляется возможным. Кажется, что всего хочется с одинаковой силой. Или вообще непонятно, насколько чего-то хочется. Многие занятия при более близком знакомстве оказываются гораздо менее симпатичными, чем на первый взгляд. Либо есть большие сомнения, что в этом деле получится добиться успеха.
В первую очередь я хотела бы рассмотреть очень популярный вопрос: «Мне это очень понравилось, это меня вдохновляет, но разве этим можно хоть что-то заработать?» В таком случае стоит сразу задаться встречным вопросом: «А где оно вообще встретилось?»
Действительно, бывает, что попадается какой-то мастер, делающий невероятные вещи. Нам очень хотелось бы именно этим заниматься с утра до вечера, но можно ли сделать это профессией? Тот, у кого мы это видели, давно на пенсии и делает свои красивые побрякушки для собственного развлечения. Если же вдуматься, за сколько их нужно продавать, чтобы это окупилось, охватывает ужас. В таком случае стоит поинтересоваться, существует ли такой бизнес, благо во времена интернета можно узнать практически все. Попытаемся описать увиденное и приписать к этому слова «купить» или «магазин». Кто-то такое продает? Может быть, кто-то такое выставляет и продает как предмет искусства? Если это уже стало профессией, значит, заработать этим можно! Нужно только правильно все посчитать и правильно подать. (Кстати, если аналогичный бизнес уже существует, можно сразу поинтересоваться, какие цены назначают другие. Это поможет планировать собственное дело.)
В остальном я не очень верю в теории вроде «Вот это приносит больше денег, чем то!» С одной стороны — все мы знаем множество примеров, когда кто-то умудрился раскрутить маленькое дело до масштабов, которые никому раньше и не снились! Порой — изменив какую-то мелочь в концепции. С другой стороны — если главной целью является зарабатывание денег, стоит подумать, нужна ли вам творческая профессия. Потому что неспроста художникам часто говорят: «Хочешь денег — торгуй лесом!» Безусловно, это циничное высказывание, к тому же неправильное. При определенных обстоятельствах искусством можно заработать гораздо больше, чем продажей леса. Если вдуматься, эта поговорка о другом. В этой книге мы обсуждаем «творческий труд», подразумевая профессии, в которых автор либо сам производит весь свой товар, либо вкладывает много своего труда в производство авторских серий. Любой маркетолог скажет вам, что работать самому всегда менее выгодно, чем продавать чужой труд. В любой такой работе есть некий предел, дальше которого отдельный человек не может ничего произвести, потому что у него просто не хватит рук и сил. Конечно, можно повышать цены на работы, если в нужной степени автора популяризировать. Но и здесь есть некие потолки, выше которых очень трудно прыгнуть. Дальше начинается производство товара чужими руками, торговля чужим трудом. И совсем иные масштабы бизнеса, с вовлечением представителей других профессий.
Все это может остаться творческим трудом и творческим проектом, но чем больше масштаб предприятия, тем сложнее сохранить «душевность» проекта. И если изначально человеку хочется быстро заработать по-настоящему много денег, возможно, стоит присмотреться к другим бизнесам и профессиям. Где не будет столько «эмоциональных сложностей» и можно сразу замахиваться на совсем иные масштабы.
Если же мы говорим о средних заработках, которых можно добиться в разных творческих профессиях, то здесь очень трудно сказать, что именно приносит больше или меньше денег. И мне кажется пагубным выбирать какое-то направление деятельности, руководствуясь этим вопросом. Много успеха и денег принесет то, чем автор занимается с любовью, неподдельным интересом, мотивацией и отдачей. Чтобы дело шло хорошо, нужно заниматься им каждый день, не жалеть времени и сил для получения хороших результатов. Дело нужно любить! Соответственно, ответ простой: что мы больше всего любим, в том и будем наиболее успешными. Нужно искать, что мы любим и что доставляет нам удовольствие!
О том, что такое талант, сотни лет ведутся споры. В словарях и энциклопедиях написано, что талант — это то, что у человека особенно хорошо получается, что ему легко и к чему у него есть склонность. Но это недостаточно точное определение. Например, у многих людей довольно хорошо получается целый ряд вещей. Что вовсе не означает, что ко всему этому у них есть талант.
Скажем, человек с хорошей мелкой моторикой, способностью к тонким работам, хорошей обучаемостью, симпатией к естественным наукам и любовью к прекрасному, наверное, мог бы стать отличным хирургом. Но также неплохим ювелиром, скрипичных дел мастером, продавцом препарированных бабочек и много кем еще. Что не означает, что чем-то из перечисленного он когда-либо решит (и сможет) серьезно заняться.
С другой стороны, многие считают, что практически любому ремеслу можно научить даже обезьяну Я вхожу в число тех, кто верит в эту теорию: я знаю, что при желании довольно бесталанного человека, полностью свободного от хорошего вкуса и всяких полезных данных, можно научить очень хорошо рисовать. Или обучить дизайну. Он будет писать очень качественные и правильные картины, трудно будет придраться к их качеству. Возможно, в них не будет содержаться «необъяснимого божественного», но это будет добротное, профессионально исполненное произведение. И дизайн в исполнении такого студента будет хорошим, уверенным, стильным. Он будет производить много сильных работ и выигрывать много международных конкурсов. Истории известны такие случаи. Просто надо пойти туда, где работают люди, умеющие научить. И хорошо чувствующие этот самый минимум, нужный, чтобы результат выдержал очень много строгой критики коллег.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |