Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Накануне Первой мировой войны на причале австралийского порта найдена маленькая девочка с детским чемоданчиком в руках. На корабль, пришедший из Англии, ее посадила загадочная дама, которую девочка 25 страница



— Ты можешь превратить его в дачу, сдавать, когда не используешь. Тогда у нас будет место, где можно пожить у моря. — Руби засмеялась. — То есть у тебя будет. — Она пихнула Кассандру плечом. — Идем, покажешь, что наверху. Спорим, вид просто сногсшибательный.

Кассандра провела подругу по узкой лестнице. Когда они дошли до спальни, Руби прислонилась к подоконнику.

— Ах, Касс, — сказала она, когда увидела, как ветер треплет барашки на поверхности океана, — люди выстроятся в очередь, лишь бы провести здесь выходные. Это место неиспорченно, оно достаточно близко к деревне, чтобы ходить за покупками, и достаточно далеко, чтобы никто не беспокоил. На закате, должно быть, вид чудесен, и ночью далекие огоньки рыбацких лодок мерцают, точно звездочки.

Восторги Руби одновременно взволновали и напугали Кассандру, ведь было озвучено ее тайное желание, чувство, которое Кассандра осознала, лишь когда услышала из чужих уст. Она хотела сохранить коттедж, хоть и знала, что разумнее его продать. Он вошел в ее кровь. Он связан с Нелл, но дело не только в этом. Когда Кассандра была в коттедже или в саду, то чувствовала, что все хорошо. Хорошо в мире и хорошо в ней самой. Она впервые за десять лет стала цельной, подобно завершенной окружности без темных углов.

— О боже!

Руби повернулась и вцепилась в запястье Кассандры.

— Что? — У Кассандры все внутри сжалось. — В чем дело?

— Мне только что пришла в голову гениальная идея. — Она сглотнула и махнула рукой, переводя дыхание. — Ночевка, — наконец произнесла Руби. — Мы с тобой, сегодня ночью, здесь, в коттедже!

Кассандра уже посетила рынок и как раз выходила из скобяной лавки с полной картонной коробкой свечей и спичек, когда наткнулась на Кристиана. Прошло три дня после ужина в пабе — в выходные без конца лил дождь, и даже думать о возвращении в тайный сад было нечего. Все это время она не виделась и не говорила с ним. От неожиданной встречи ей было не по себе, щеки пылали.

— Собралась в поход?

— Вроде того. Приехала подруга и хочет провести ночь в коттедже.

Кристиан поднял брови.

— Смотри, чтоб привидения вас не покусали.

— Постараюсь.

— Или крысы. — Он криво улыбнулся.

Она тоже улыбнулась, потом сжала губы. Тишина между ними натянулась, точно резиновая лента, готовая отскочить. Кассандра робко начала:

— Слушай… Как насчет прийти и поужинать с нами? Ничего особенного, но будет весело. Если у тебя есть время, конечно. Я знаю, Руби хотелось бы с тобой познакомиться. — Кассандра покраснела и прокляла вопросительную нотку в конце каждой фразы. — Будет весело, — повторила она.



Кристиан задумчиво кивнул.

— Да, — сказал он. — Конечно. Звучит неплохо.

— Отлично. — Легкие волны прокатились по коже Кассандры. — В семь часов. И не надо ничего приносить — как видишь, я хорошо подготовилась.

— Дай-ка мне это.

Кристиан забрал у Кассандры картонную коробку. Она сняла с запястья ручки пластикового пакета, наполненного продуктами, и почесала оставленные красные полосы.

— Я провожу тебя на утес, — сказал он.

— Не стоит беспокоиться.

— Никакого беспокойства. Я все равно собирался тебя искать, чтобы поговорить насчет Розы и ее отметин.

— Я так ничего и не нашла в альбоме…

— Не важно, я знаю, что это были за отметины, и знаю, откуда они взялись. — Кристиан махнул в сторону своей машины. — Садись, поговорим по дороге.

Он ловко выехал с крошечной парковки у края воды и покатил по главной улице.

— И что это было? — спросила Кассандра, сжимая пакет лодыжками, чтобы жестянки с супом не упали и не расплющили хлеб. — Что ты нашел?

Окна запотели, и Кристиан вытер ветровое стекло ладонью.

— Когда ты рассказывала на днях о Розе, кое-что показалось мне знакомым. Имя врача, Эбенизера Мэтьюса. Я бы ни за что не вспомнил, где его слышал, но в субботу рано утром меня осенило. В университете я слушал курс по врачебной этике. Для зачета надо было написать статью об историческом использовании новых технологий.

Кристиан притормозил на развилке и покрутил настройки обогревателя.

— Извини, печка иногда пошаливает. Через минуту нагреется. — Он повернул колесико с синего на красный, мигнул левым поворотником и свернул на крутую дорогу к утесу. — Хорошо, что я вернулся домой. Там проще копаться в коробках, в которые засунули мою жизнь, когда мачеха устроила в моей комнате спортзал.

Кассандра улыбнулась, вспомнив коробки со смешными реликвиями школьных лет, которые обнаружила, когда переехала обратно к Нелл после несчастного случая.

— Не сразу, но я все-таки нашел эссе, и, разумеется, в нем было имя доктора: Эбенизер Мэтьюс. Я упомянул его, потому что он был из той же деревни, в которой вырос и я.

— И? В эссе было что-то о Розе?

— Нет, ничего, но когда я понял, кем был Розин доктор Мэтьюс, то написал электронное письмо в Оксфорд подруге, которая работает в медицинской библиотеке. Она оказала мне услугу и прислала все, что нашла о пациентах доктора с тысяча восемьсот восемьдесят восьмого по тысяча девятьсот тринадцатый. Это годы жизни Розы.

Подруга. Женщина. Кассандра отмахнулась от неожиданного приступа ревности.

— И?

— Док Мэтьюс был парнем занятым. Не сразу: он начал довольно скромно для того, кто возвысился до подобных высот. Врач в небольшом городке в Корнуолле, делающий все, что положено молодым докторам в маленьких городках. Его прорывом, насколько я понял, стала встреча с Аделиной Мунтраше из Чёренгорб-мэнор. Не знаю, почему она выбрала молодого доктора вроде него, когда ее маленькая дочка заболела. Аристократы предпочитали тех же древних привидений, что лечили двоюродного дедушку Финнигана, когда тот был мальчиком. Но так или иначе, Мунтраше вызвали Эбенизера Мэтьюса. Должно быть, они с Аделиной нашли общий язык, поскольку после первой же консультации Мэтьюс стал постоянным врачом Розы, был им все ее детство и даже после того, как она вышла замуж.

— Но откуда ты знаешь? Как твоя подруга нашла такие сведения?

— В те дни многие врачи вели журналы. Они записывали, кого из пациентов навестили, кто должен денег, какое лечение предписали, какие статьи опубликовали и тому подобное. Потом журналы оказались в библиотеках. Обычно их дарили или продавали семьи врачей.

Они достигли края дороги, где гравий сменялся травой. Кристиан поставил машину на узкую парковочную полоску рядом со смотровой площадкой. Ветер бился об утес, и крошечные птицы угрюмо сбивались в стаю. Кристиан выключил зажигание и повернулся лицом к Кассандре.

— В последнее десятилетие девятнадцатого века доктор Мэтьюс начал делать себе некоторое имя. По-видимому, его не удовлетворял жребий деревенского врача общей практики, несмотря на то что в списке его пациентов появлялось все больше сливок местного общества. Он начал публиковать статьи по различным медицинским вопросам. Было несложно соотнести его публикации с журналом и узнать, что Роза фигурирует в записях как мисс Р. М… Она часто упоминается после тысяча восемьсот девяносто шестого.

— Почему? Что тогда случилось? — Кассандра затаила дыхание, ее горло сжалось.

— Когда Розе было восемь, она проглотила наперсток.

— Зачем?

— Понятия не имею, случайно, наверное, да это и не важно. Обычное дело — половина британских монет в свое время побывала в детских желудках. Они легко выходят сами, если их оставить в покое.

Кассандра набрала воздуха в грудь.

— Но наперсток не оставили в покое. Доктор Мэтьюс сделал операцию.

Кристиан покачал головой.

— Нет, хуже.

Желудок Кассандры сжался.

— Что он сделал?

— Он заказал пару рентгеновских снимков, а затем опубликовал их в «Ланцете».

Кристиан достал с заднего сиденья фотокопию листа бумаги и протянул ей.

Кассандра взглянула на статью и пожала плечами.

— Не понимаю, что тут страшного?

— Дело не в рентгене, дело в выдержке. — Он указал на Фразу наверху страницы. — Доктор Мэтьюс приказал фотографу сделать выдержку в шестьдесят минут. Полагаю, он хотел удостовериться, что получит свой снимок.

Уличный холод покалывал щеку Кассандры.

— Но что это значит? Выдержка в шестьдесят минут? Рентген — это излучение. Никогда не замечала, как врач выскакивает из кабинета, когда делает рентген? Выдержка в шестьдесят минут означает, что за это время доктор Мэтьюс и фотограф поджарили ее яичники и все внутри их.

— Ее яичники? — Кассандра смотрела на Кристиана во все глаза. — А как же она зачала?

— Я к этому и клоню. Она не зачала, просто не могла. По крайней мере, не могла доносить здорового ребенка до срока, поскольку после тысяча восемьсот девяносто шестого года Роза Мунтраше была фактически бесплодна.

Глава 41

Несмотря на то что тридцатидневный срок уплаты по контракту еще не прошел, молодая Джулия Беннет оказалась весьма любезной. Когда Нелл попросила досрочно пустить ее в коттедж, бывшая хозяйка протянула ключ, взмахнув запястьем, увешанным драгоценностями.

— Что вы, какое беспокойство, — сказала она, звеня браслетами, — чувствуйте себя как дома. Право, ключ такой тяжелый, что я с радостью избавлюсь от него!

Ключ и правда был тяжелый. Большой, латунный, с замысловатыми завитками на одном конце и тупыми зубцами на другом. Длиной почти с ладонь Нелл. Она положила его на деревянный стол на кухне. На кухне ее коттеджа. Ну, почти ее коттеджа. Осталось десять дней.

Нелл не будет в Тредженне во время уплаты. Ее самолет вылетит из Лондона через четыре дня. Когда она попыталась изменить броню, ей сказали, что такие поздние правки возможны лишь по заоблачной цене. Поэтому она решила уехать домой в Австралию, как и собиралась. Местные солиситоры, которые занимались покупкой Клифф-коттеджа, с радостью согласились хранить ключ до ее возвращения. Нелл уверила, что оно не за горами, нужно лишь уладить дела и тогда она вернется навсегда.

Нелл решила, что едет домой в Брисбен в последний раз. Что удерживает ее там? Несколько друзей, дочь, которой она не нужна, сестры, которых она вечно сбивает с толку. Она будет скучать по своей антикварной лавке, но, возможно, начнет с чистого листа здесь, в Корнуолле. А когда у нее будет больше времени, Нелл сможет докопаться до разгадки собственной тайны. Она узнает, почему Элиза украла ее и посадила на корабль, плывущий в Австралию. У всякой жизни должна быть цель, и это станет целью жизни Нелл. Как иначе она сможет себя познать?

Нелл медленно обошла кухню, мысленно составляя опись. Вернувшись, она первым делом устроит в коттедже тщательную уборку. Пыли и грязи долго позволяли безраздельно править, и они лежали уже на каждой поверхности. Необходим и ремонт: надо заменить часть плинтусов, дерево наверняка местами прогнило, кухню надо привести в рабочее состояние…

Конечно, в такой деревне, как Тредженна, найдется сколько угодно местных мужчин, готовых помочь. Но Нелл не хотелось привлекать незнакомцев к работе в ее коттедже. Сделанный из камня и дерева, он все же был для Нелл больше чем дом. И точно так же, как она заботилась об умирающей Лил, отказавшись передать ответственность в руки доброго незнакомца, Нелл решила заботиться о коттедже. Вспомнить навыки, которым Хейм научил ее много лет назад, когда маленькой девочкой с широко распахнутыми от любви к папочке глазами она каждую свободную минутку проводила в сарае под деревом манго.

Нелл остановилась у кресла-качалки. Скромные сокровища в углу привлекли, ее внимание. Она подошла ближе. Полупустая бутылка, пачка коричневых печений, комикс «Уиззер энд Чипе». Их явно не было здесь, когда Нелл осматривала дом перед покупкой, а значит, с тех пор кто-то побывал в ее коттедже. Нелл пролистала комикс: по-видимому кто-то юный.

Влажный ветерок мазнул Нелл по лицу, и она обратила внимание на заднюю часть кухни. В окне не хватало одного из четырех квадратных стекол. Сделав мысленную заметку принести пластик и скотч, чтобы прикрыть дыру до отъезда из Тредженны, Нелл взглянула сквозь нее. Высокая изгородь бежала вдоль дома, прямая и ровная, почти как стена. Вдруг Нелл показалось, что уголком глаза она заметила движение. Но когда пригляделась, то ничего не увидела. Наверное, птица или опоссум. В Корнуолле водятся опоссумы?

Нелл видела на карте, присланной солиситором, что ее владения простираются значительно дальше дома. Наверное, все, что лежит по ту сторону высокой густой изгороди, тоже принадлежит ей. Нелл решила взглянуть.

Тропинка, которая вела за угол, была узкой и темной из-за недостатка солнца. Нелл шла осторожно, раздвигая высокие сорняки. Между коттеджем и изгородью росли колючки, и Нелл пришлось пробираться через их спутанный клубок.

На полпути она снова почувствовала движение, совсем рядом. Нелл посмотрела на землю. Из-под стены торчали тощие ноги в ботинках. Или стена упала с неба, как в «Волшебнике страны Оз»,[43] и раздавила какого-то невезучего корнуоллского гнома, или она нашла малолетнего незваного гостя.

Нелл схватила тощую лодыжку. Ноги замерли.

— Вылезай, — скомандовала она. — Вон отсюда.

Мгновение неподвижности, и ноги начали протискиваться назад. Мальчику, которому они принадлежали, на вид было лет десять, хотя Нелл не слишком хорошо угадывала возраст детей. Парнишка был мелкий, с острыми коленками и волосами песочного цвета. Его костлявые голени были сплошь в синяках.

— Это ты хозяйничал в моем коттедже, проказник?

Мальчик поморгал темно-карими глазами и перевел взгляд с Нелл на землю под ее ногами.

— И как же тебя зовут? Отвечай.

— Кристиан, — сказал мальчик так тихо, что она едва расслышала.

— Кристиан, а дальше?

— Кристиан Блейк. Только я ничего плохого не делал. Мой папа работает в большом поместье, и иногда я просто захожу навестить огороженный… ваш огороженный сад.

Нелл взглянула на увитую колючками стену.

— Так за ней сад? Вот оно что. — Она снова посмотрела на мальчика. — А скажи-ка, Кристиан, твоя мама знает, где ты?

Плечи мальчика поникли.

— У меня нет мамы.

Нелл подняла брови.

— Она летом уехала в больницу, а потом…

Нелл вздохнула, ее гнев остыл.

— Понятно. Ладно. А сколько тебе лет, девять? Десять?

— Почти одиннадцать.

Законное негодование заставило его сунуть руки в карманы и выставить локти в стороны.

— Ах да, конечно, теперь я вижу. У меня есть внучка примерно твоих лет.

— Она тоже любит сады?

Нелл моргнула, глядя на него.

— Я точно не знаю.

Кристиан склонил голову набок и нахмурился, услышав такой ответ.

— То есть, наверное, любит.

Нелл обнаружила, что чуть ли не извиняется, и отругала себя за это. Если она не знает, что на уме у дочери Л если, это еще не повод чувствовать себя виноватой.

— Я редко ее вижу.

— Она живет далеко от вас?

— Нет, вообще-то нет.

— Тогда почему вы редко ее видите?

Нелл разглядывала мальчика, пытаясь решить, подкупает его дерзость или отталкивает.

— Просто так вышло.

Судя по лицу мальчика, объяснение показалось ему таким же неубедительным, как и ей. Но не все возможно объяснить, особенно странным маленьким незваным гостям.

Нелл напомнила себе, что этот негодник недавно осиротел. Никто не застрахован от неразумных суждений, когда жизнь теряет ясность, Нелл знала это не хуже других. Она вздохнула. Жизнь может быть ужасно жестока. Почему этот мальчик должен расти без матери? Почему бедная женщина рано отправилась в могилу, оставив ребенка искать путь в мире без нее? Нелл глядела на костлявые лодыжки мальчика, и что-то внутри сжималось. Ее голос был грубым, но добрым.

— Так что, говоришь, ты делал в моем саду?

— Я ничего плохого не делал, честно. Я просто люблю сидеть в нем.

— И как ты туда попадаешь? Подлезаешь под стену?

Он кивнул.

Нелл взглянула на дыру.

— Вряд ли я в нее пролезу. Где ворота?

— Их нет. По крайней мере, в этой стене.

Нелл нахмурилась.

— У моего сада нет входа?

Кристиан снова кивнул.

— Раньше был, изнутри видно, где его заложили.

— Но зачем закладывать вход?

Мальчик пожал плечами, и Нелл добавила очередной пункт в мысленный список необходимых улучшений.

— Тогда, может, ты расскажешь, что я упускаю? — спросила она. — Раз уж я не могу сама посмотреть. Что тебя гонит в такую даль?

— Это самое лучшее место на свете. — Кристиан заморгал серьезными карими глазами. — Мне нравится сидеть внутри и разговаривать с мамой. Она любила сады, а ваш огороженный сад — в особенности. Это она показала мне, как забираться внутрь, мы должны были вместе ухаживать за ним. А потом она заболела.

Нелл сжала губы.

— Я уезжаю домой в Австралию через пару дней, но вернусь через месяц-другой. Ты не мог бы тем временем присмотреть за моим садом, Кристиан?

Он серьезно кивнул.

— Мог бы.

— Приятно знать, что я оставляю сад в надежных руках.

Кристиан поднялся во весь рост.

— А когда вы вернетесь, я помогу вам ухаживать за ним. Как мой папа в гостинице.

Нелл улыбнулась.

— Ловлю тебя на слове. Я не принимаю помощь от кого попало, но мне кажется, что в данном случае ты именно тот, кто нужен.

Глава 42

Роза плотнее укуталась в шаль и скрестила руки. Ее знобило, несмотря на теплую погоду. Когда она решила поискать солнца в саду, она меньше всего ожидала встретить там Элизу. Роза сидела и делала заметки в альбоме для вырезок, время от времени поглядывая, как Айвори порхает и мечется среди клумб, и ничто не предвещало, что мирный день будет столь ужасно омрачен. Словно шестое чувство заставило ее взглянуть на ворота лабиринта. Там Роза увидела картину, от которой у нее кровь застыла в жилах. Как Элиза узнала, что найдет Розу и Айвори в саду одних? Она наблюдала, выжидала, чтобы застать Розу врасплох? И почему теперь? Почему Элиза явилась через три года, привидением, ночным кошмаром пересекла лужайку, сжимая жалкий сверток в руке?

Роза покосилась на сверток. Вот он лежит, притворяясь безобидным. Но Роза знала, что это не так. Ей не надо было заглядывать под коричневую бумажную обертку, чтобы выяснить, что таится внутри. Предмет, олицетворяющий место, время, союз, которые Розе так хотелось забыть.

Она подобрала юбки и разгладила их на бедрах, мечтая быть подальше от этого свертка.

Взлетела стайка воробьев, и Роза посмотрела на лужайку подстриженную в форме фасолины. По лужайке шла мама, рядом с ее темными юбками вышагивала старая гончая Макленнан. Волна облегчения накатила на Розу и схлынула, оставив головокружение. Мама — якорь настоящего безопасного мира, в котором все как должно быть. Когда Аделина приблизилась, Роза была не в силах скрыть беспокойство.

— Ах, мама, — быстро сказала она. — Она была здесь, Элиза была здесь.

— Я все видела в окно. Что она сказала? Ребенок услышал что-нибудь лишнее?

Роза мысленно припоминала встречу, но беспокойство вместе со страхом ворошило воспоминания, и она не в силах была выудить нужные. Девушка с несчастным видом покачала головой.

— Я не знаю.

Мама взглянула на сверток и осторожно подняла его со скамейки, будто он был горячим.

— Не открывай его, мама, прошу. У меня нет сил заглянуть внутрь. — Роза почти шептала.

— Это?..

— Я почти уверена, что да. — Роза прижала холодные пальцы к щеке. — Она сказала, это для Айвори. — Роза взглянула на мать, и новая волна паники обрушилась на нее. — Зачем она принесла это, мама? Зачем?

Мама сжала губы.

— Что она имела в виду?

— Полагаю, пора вам с кузиной разъехаться.

Аделина села рядом с дочерью и положила сверток на колени.

— Разъехаться, мама? — Щеки Розы заледенели, она была насмерть перепугана, ее голос упал до шепота, — Ты же не думаешь, что она может… может снова прийти?

— Она доказала сегодня, что не уважает правила, которые были установлены.

— Но, мама, ты, конечно, не хочешь…

— Я хочу лишь, чтобы тебе и дальше было хорошо.

Когда дочь Розы мелькнула в пестром свете, Аделина наклонилась ближе, так близко, что ее верхняя губа коснулась уха дочери.

— Нельзя забывать, дорогая, — прошептала она, — что тайна находится в безопасности, только если о ней никто не знает.

Роза слабо кивнула. Конечно, мама права. Глупо было верить, что так может продолжаться до бесконечности.

Аделина встала и взмахнула рукой, призывая Макленнана к ноге.

— Томас накрывает второй завтрак. Не задерживайся, не то добавишь к неприятностям дня еще и простуду. — Она положила сверток на сиденье и понизила голос: — И проследи, чтобы Натаниэль избавился от этого.

Резвые шажки разбежались во все стороны, и Аделина заставила себя медленно, спокойно выдохнуть. Неважно, сколько раз она произносила обличительные банальности о юных дамах и подобающем поведении — ребенок не поддавался обучению. Разумеется, этого следовало ожидать: в какую бы прелестную одежку Роза ни рядила девочку, низкое происхождение давало о себе знать. Ничего не попишешь. Слишком розовые щеки, смех, который эхом разносится по коридорам, кудри, которые выбиваются из бантов. Она ничем не походила на Розу.

И все же Роза обожала девочку. А значит, и Аделина принимала ее: встречая дерзкий взгляд ребенка, училась улыбаться, терпела шум. Чего бы Аделина не сделала для Розы, Чего она еще не сделала? Но Аделина понимала и то, что ее долг — ни в коем случае не пренебрегать строгостью. Девочке понадобится твердая рука, чтобы высвободиться из западни рождения.

Круг тех, кто знает истину, узок, так должно быть и впредь. Допустить иное означает призвать омерзительный призрак скандала. А потому крайне важно правильно обращаться с Мэри и Элизой.

Аделина сначала волновалась, что Роза не поймет, ее невинная девочка вообразит, будто все может продолжаться по-прежнему. Но в данном отношении леди Мунтраше ожидал приятный сюрприз. В миг, когда Айвори положили на руки Розе, та совершенно переменилась: ее охватило яростное материнское желание защитить свое дитя. Роза согласилась с Аделиной, что Мэри и Элиза должны держаться подальше. Достаточно далеко, чтобы не видеть их каждый день, и все же достаточно близко, чтобы оставаться в сфере влияния Аделины. Лишь так можно было обеспечить неразглашение тайны о ребенке, живущем в Чёренгорб-мэнор. Аделина помогла Мэри купить маленький домик в Полперро, Элизе передали во владение коттедж. Хотя Аделина страдала из-за вечной близости Элизы, это было меньшее из двух зол, к тому же счастье Розы было превыше всего.

Милая Роза. Она казалась такой бледной, сидя в одиночестве на садовой скамейке. А потом едва прикоснулась к еде, только поворошив содержимое тарелки. После она отдыхала, чтобы не допустить возвращения мигрени, которая преследовала ее всю неделю.

Аделина разжала кулак, который сжала невольно, и стала задумчиво перебирать пальцы. Когда-то она четко поставила условия: впредь ни одна из девушек не должна являться в поместье Чёренгорб. Правило было простым, и до сих пор все шло хорошо. Тайна была надежно укрыта, и жизнь в Чёренгорбе вошла в мирное русло.

О чем же думала Элиза, нарушая свое слово?

Наконец Натаниэль дождался, когда Роза ляжет в постель баюкать больные нервы, а Аделина отправится с визитом. Он рассудил, что так никто не узнает, каким образом он обеспечил дальнейшее отсутствие Элизы. Едва услышав, что произошло, Натаниэль задумался, как лучше всего спасти положение. Подобное состояние жены — кошмарное напоминание того, что, несмотря на пройденный путь, благословенное возрождение после появления Айвори, другая Роза, истерзанная беспокойством, напряженная, капризная, всегда рядом. Он сразу же понял: необходимо поговорить с Элизой. Натаниэль должен найти способ убедить ее, что ей нельзя больше приходить.

Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз отважился пройти сквозь лабиринт. Натаниэль уже забыл, как темно было среди колючих стен, сколь ненадолго допускались в них солнечные лучи. Художник шел осторожно, стараясь вспомнить повороты. То был отголосок прошлого четырехлетней давности, когда он, разгоряченный, продирался через лабиринт в поисках своих эскизов. Тогда он пришел в коттедж и потребовал вернуть рисунки, кровь пульсировала в жилах, плечи ныли от непривычного напряжения. Натаниэль сказал, что эскизы принадлежат ему, важны и нужны для него. А потом, когда нечего было больше сказать, он просто стоял, переводя дыхание и ожидая ответа Элизы. Он не знал, чего именно — признания, извинения, возвращения работ, возможно, всего сразу, — но ничего не дождался. Наоборот, Элиза удивила художника. Мгновение она разглядывала его почти без любопытства, затем моргнула светлыми изменчивыми глазами, которые ему отчаянно хотелось нарисовать, и спросила, не проиллюстрирует ли он книгу волшебных сказок…

Послышался шум — и воспоминание испарилось. Сердце Натаниэля забилось быстрее. Он обернулся и вгляделся в сумрачное пространство за спиной. Одинокая ласточка с колючей веточкой в клюве вспорхнула и улетела.

Почему он так волнуется? У него издерганные нервы виноватого человека. Это нелепо, ведь в его действиях нет ничего дурного. Он просто хочет поговорить с Элизой, попросить ее не выходить за ворота лабиринта. Его миссия, в конце концов, направлена на благо Розы. Здоровье и благополучие жены для него превыше всего. Натаниэль пошел быстрее, уверяя себя, что выдумывает опасности на пустом месте. Действительно, его миссия секретна, но не беззаконна. Это не одно и то же.

Когда-то он согласился проиллюстрировать книгу. Как мог он устоять, да и зачем? Рисовать эскизы было его заветной мечтой. Иллюстрации к ее сказкам позволяли проникать в мир, в котором не было тех огорчений, что свойственны его собственной жизни. Эта тайная работа стала спасательным кругом, который делал терпимыми долгие дни написания портретов. На встречах с богатыми титулованными олухами Аделина выставляла его вперед, приходилось улыбаться и изображать дружелюбие, подобно дрессированной гончей. В эти минуты Натаниэля согревало знание того, что под его карандашом оживает волшебный мир сказок Элизы.

Он так и не получил свой экземпляр. К тому времени, как книгу опубликовали, художнику стало ясно, сколь нежеланна она была бы в Чёренгорбе. Однажды, в самом начале проекта, он совершил роковую ошибку, упомянув о книге при Розе. Он думал, жена обрадуется, оценит союз мужа и любимой кузины, но ошибся. Он никогда не забудет выражения лица Розы: изумление и злость пополам с болью утраты. Жена сказала, что он предал ее, больше не любит ее, хочет бросить. Натаниэль был не в силах понять. Как всегда в подобных случаях, он уверил Розу в своих чувствах и спросил, нельзя ли нарисовать ее портрет для коллекции. Впредь Натаниэль хранил проект с книгой в секрете. Но не отказался от него. Не мог.

После того как родилась Айвори и Роза вновь стала сама собой, распущенные нити его жизни медленно сплелись обратно. Как странно, крошечный ребенок оказался способен вдохнуть жизнь в пустырь, поднять черную пелену, нависшую над всем — Розой, их браком, душой Натаниэля. Не сразу, конечно. Изначально по отношению к ребенку Натаниэль вел себя осторожно, следовал за Розой, постоянно памятуя, что происхождение Айвори может оказаться непреодолимым. И лишь когда увидел, что жена любит девочку как родную дочь, а не кукушонка, позволил собственному сердцу смягчиться, позволил божественной невинности малышки проникнуть в его усталую и раненую душу. Натаниэль поверил, что, когда их стало трое, а не двое, их маленькая семья стала цельной и сильной.

Мало-помалу он забыл о книге и той радости, которую дарили иллюстрации. Натаниэль шел по стопам семьи Мунтраше — делал вид, что Элизы не существует, а когда Аделина попросила изменить портрет Джона Сингера Сарджента, охотно, если не радостно, принял сомнительную честь испортить работу великого мастера. Натаниэлю казалось, он уже нарушил столько принципов, которые считал неприкосновенными, что еще один раз ничего не изменит…

Натаниэль дошел до просвета в середине лабиринта. Пара павлинов оценивающе его оглядели и снова стали прохаживаться. Он шел осторожно, чтобы не споткнуться о металлическое кольцо и не упасть, затем ступил на узкую прямую тропинку, с которой начинался путь к тайному саду.

Натаниэль замер. Послышался треск ветвей, легкие шаги. Они были тяжелее, чем шаги павлинов.

Художник остановился и быстро повернулся. Да… вспышка белого. Кто-то идет за ним.

— Кто здесь? — Он не ожидал, что его голос окажется таким скрипучим, и добавил в него немного стали: — Немедленно выходите!

После мгновенной паузы преследователь обнаружил себя.

— Айвори! — За облегчением немедленно последовал испуг. — Что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что тебе нельзя входить в ворота лабиринта.

— Пожалуйста, папа, — взмолилась девочка. — Возьми меня с собой. Дэвис говорит, в конце лабиринта есть сад, где начинаются все радуги на свете.

Натаниэль невольно восхитился этим образом.

— Неужели?

Айвори кивнула с детской серьезностью, которая пленила Натаниэля. Он взглянул на карманные часы. Аделина вернется через час и пожелает узнать, как продвигаются дела с заказом лорда Хеймаркета. Нет времени отвести Айвори домой и вернуться, к тому же кто знает, когда снова представится возможность поговорить с Элизой. Он почесал за ухом и вздохнул.

— Ну, тогда пойдем, малышка. Иди за папой.

Она шла за ним по пятам, напевая мелодию, в которой Натаниэль уловил песенку «Лимоны и апельсины». Бог знает от кого она услышала ее. Не от Розы, у которой была отвратительная память на слова и музыку, не от Аделины, которой до музыки и вовсе не было дела. Несомненно, от одного из слуг. За неимением подходящей гувернантки его дочь проводила много времени с прислугой. Кто ведает, какие еще сомнительные навыки она получит в результате?


Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.03 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>