условиях, которые развиты много выше, я как индивиду-
ум природе предоставляю себя для одностороннего разви-
тия какого-нибудь особенного задатка во мне, потому что
я вынужден (muss); у меня нет при этом выбора, но я не-
произвольно повинуюсь ее руководству; я беру все, что она
мне дает, но я не могу взять того, чего она не хочет дать; я
не упускаю ни одного повода, для того чтобы получить та-
кое многостороннее развитие, на какое я только способен,
я не создаю только повода, потому что этого я не могу.
Наоборот, когда я избираю сословие, если только сосло-
вие должно представлять собой нечто свободно и произ-
вольно избранное, как это и следует по значению слова, —
когда я избираю сословие, то я должен, разумеется, что-
бы только иметь возможность выбирать, предварительно
подчиниться природе, так как во мне должны быть уже
пробуждены различные стремления и различные склонно-
сти во мне должны быть доведены до сознания; но в самом
выборе я решаю с этого момента не обращать внимания на
некоторые побуждения, которые мне хотела бы дать при-
рода, чтобы все мои силы и все преимущества, данные
природой, применить исключительно для развития един-
ственного или многих определенных навыков (Fertigkeit),
и мое сословие определяется особым навыком, развитию
которого я себя посвящаю путем свободного выбора.
Возникает вопрос, должен ли я (soU) выбрать опре-
деленное сословие или, если я не должен, смею ли я по-
святить себя исключительно одному определенному сосло-
вию, т. е. одностороннему развитию. Если я должен, если
есть безусловная обязанность выбрать определенное сосло-
вие, то из высшего закона разума может быть выведено
стремление, направленное к выбору сословия, подобно то-
му как такое стремление можно было вывести в отноше-
нии общества вообще; если я только смею, то из этого за-
кона нельзя вывести подобного стремления, а лишь разре-
шение, и для определения воли, для действительного вы-
бора только позволенного законом должны быть указаны
эмпирические данные, которыми определяется не закон,
но только правило благоразумия (Klugheit). Как с этим
обстоит дело, выяснится из исследования.
Закон говорит: развивай, насколько только ты мо-
жешь, все свои задатки полно и однообразно, но он со-
вершенно ничего не указывает на то, должен ли я упраж-
няться непосредственно в природе или посредственно, бла-
годаря общению с другими. В этом отношении, следова-
тельно, выбор предоставлен поэтому моему собственному
благоразумию. Закон говорит: подчини природу твоим
целям, но он не говорит, что если я нашел бы ее для неко-
торых из моих целей достаточно подготовленной другими,
я все же должен развивать ее дальше для всех возможных
целей человечества. Следовательно, закон не запрещает
выбирать особое сословие, но он этого и не предписывает,
именно потому, что последнего не запрещает. Я нахожусь
в области свободного произвола: я смею выбрать сосло-
вие, и при решении мне приходится искать совершенно
других оснований, непосредственно выводимых из закона
для определения не того, должен ли я избрать то или иное
определенное сословие, — об этом мы будем говорить в
другой раз, — но того, должен ли я вообще избрать сосло-
вие или нет.
При теперешних условиях человек рождается в обще-
стве, он больше не находит природу дикой, но уже при-
готовленной разносторонним образом для его возможных
целей. Он находит массу людей, занятых в различных от-
раслях, всесторонне ее обрабатывающих для пользования
разумных существ. Он находит многое готовым из того,
Иоганн Готлиб Фихте
Несколько лекций о назначении ученого
что он кроме того должен был бы сделать сам. Он мог
бы, пожалуй, иметь очень приятное существование вооб-
ще, не применяя сам своих сил непосредственно к природе,
он мог бы, пользуясь только тем, что общество уже сде-
лало и что оно делает в особенности для его собственного
развития, вероятно, достигнуть известного совершенства.
Но этого он не смеет: он должен отдать свой долг об-
ществу, по крайней мере стремиться к этому, он должен
занять свое место, он должен по крайней мере стремиться
каким-нибудь образом поднять на более высокую ступень
совершенство того рода, который для него столько сделал.
Для этого у него два пути: или он ставит себе зада-
чей обработать природу во всех отношениях, но тогда он
должен был бы посвятить всю свою жизнь или несколько
жизней, если бы он имел много жизней, чтобы познако-
миться только с тем, что до него было сделано другими
и что еще остается сделать; и таким образом его жизнь
была бы потеряна для человеческого рода, хотя и не по ви-
не его злой воли, но благодаря его неблагоразумию. Или
он берется за какой-нибудь особый предмет, к которому
он предварительно, вероятно, имеет склонность посвятить
себя всего, для разработки которого он уже раньше, воз-
можно, был больше всего подготовлен природой и обще-
ством, и исключительно ему себя посвящает. Развить
другие свои задатки он предоставляет обществу, которому
он имеет намерение, стремление, желание привить куль-
туру избранного им предмета, и таким образом он избрал
себе сословие, и этот выбор сам по себе совершенно пра-
вомерен. Но также и этот акт свободы зависит, как и
все, от нравственного закона вообще, поскольку последний
является регулятивом наших поступков, или от категори-
ческого императива, который я выражу таким образом:
не будь никогда в отношении твоих определений воли в
противоречии с самим собой — закон, которому в этой
формулировке может следовать всякий, так как определе-
ние нашей воли совершенно не зависит от природы, но
исключительно от нас самих.
Выбор сословия есть выбор посредством свободы, сле-
довательно, ни один человек не может быть принуждаем
ко вступлению в какое-нибудь сословие или исключаем из
какого-нибудь сословия. Каждое отдельное действие точ-
но так же, как каждое общее установление, имеющее в
виду подобное принуждение, неправомерно, не говоря уже
о том, что неумно принуждать человека ко вступлению
в данное сословие или удерживать от другого, так как
никто не может в совершенстве знать особых талантов
другого, и часто член совершенно теряется для общества
благодаря тому, что его ставят на неподходящее место. Не
говоря уже об том, это само по себе несправедливо, пото-
му что это создает противоречие между нашим действием
и нашим практическим понятием о нем. Мы хотели чле-
на общества, и мы сделали орудие последнего, мы хотели
свободного сотрудника для нашего великого плана, и мы
делаем подвергающийся принуждению, страдающий ин-
струмент последнего; нашим установлением мы убиваем
в нем человека, поскольку это от нас зависит, и совершаем
преступление перед ним и перед обществом.
Было выбрано определенное сословие, дальнейшее раз-
витие определенного таланта, чтобы иметь возможность
вернуть обществу то, что оно для нас сделало, поэтому
каждый обязан действительно использовать свое разви-
тие для блага общества. Никто не имеет права работать
для самоуслаждения, отгораживаться от ближних, делать
свое развитие для них бесполезным; ведь именно благода-
ря работе общества он получил возможность приобрести
его; в известном смысле оно продукт общества — его соб-
ственность, и он отнимает у него его собственность, если
он не хочет этим путем принести ему пользу. У каждого
есть обязанность не только вообще желать быть полезным
обществу, но и направлять, по мере сил своих и разуме-
ния, все свои старания к последней цели общества, именно
все более облагораживать род человеческий, т. е. все более
освобождать его от гнета природы, делать его все более
самостоятельным и самодеятельным, и таким-то образом
Иоганн Готлиб Фихте
Несколько лекций о назначении ученого
благодаря этому новому неравенству возникает новое ра-
венство, именно однообразное развитие культуры во всех
индивидуумах.
Я не говорю, что это именно всегда так бывает, как
я это сейчас изобразил, но так это должно было бы быть
согласно нашим практическим понятиям об обществе и о
различных сословиях в нем, и мы можем и должны рабо-
тать, чтобы добиться, чтобы это так было. Как много в
особенности ученое сословие могло бы сделать для этой
цели и как много средств для этого находится в его вла-
сти, мы увидим в свое время.
Если мы рассматриваем развитую идею даже без вся-
кого отношения к нам самим, то мы все-таки замечаем по
крайней мере вне нас объединение, в котором никто не мо-
жет работать для самого себя, не работая для всех осталь-
ных, или, работая для другого, не работать в то же время
и для самого себя, так как успех одного члена есть успех
всех и потеря одного есть потеря для всех; явление, ко-
торое уже благодаря гармонии, замечаемой нами в самом
многообразном, доставляет нам глубокое наслаждение и
сильно поднимает наш дух.
Поднимается интерес, если бросить взгляд на себя и
если рассматривать себя как члена этого большого интим-
ного объединения (Verbindung). Крепнет чувство нашего
достоинства и нашей силы, когда мы говорим себе то, что
каждый из нас может себе сказать: мое существование
не тщетно и не бесцельно, я — необходимое звено вели-
кой цепи, которая тянется от развития у первого человека
полного сознания его существования в вечность; все, что
было когда-либо великого и мудрого и благородного среди
людей, — те благодетели рода человеческого, имена кото-
рых я читаю в записях мировой истории, и многие из тех,
заслуги которых остались, не сохранив имен, — все они
работали для меня: я пожинаю плоды их трудов, я ступаю
на земле, которую они населяли, по благодатным их сле-
дам. Я могу, как только захочу, взяться за возвышенную
задачу, поставленную ими себе, делать все более мудрым
и счастливым наш общий братский род, я могу продол-
жать строить там, где они должны были прекратить, я
могу приблизить окончание постройки того чудесного хра-
ма, который они должны были оставить незаконченным.
"Но мне, как и им, придется прекратить", — мог бы
сказать себе кто-нибудь. О, это самая возвышенная из
всех мыслей: я никогда не закончу, если возьмусь за эту
возвышенную задачу, и так, как очевидно то, что принять
ее — мое назначение, так же очевидно, что я никогда не
могу прекратить действовать, следовательно, никогда не
могу прекратить быть. То, что называется смертью, не
может уничтожить моего творения, потому что мое тво-
рение должно быть закончено, и оно не может быть ни
в какое время закончено, следовательно, для моего суще-
ствования не определено какое-нибудь время, и я вечен.
Вместе с принятием той великой задачи я привлек веч-
ность к себе. Я смело поднимаю кверху голову, к грозным
скалистым горам и к бушующему водопаду и к гремящим,
плавающим в огненном море облакам и говорю: я вечен, я
противоборствую вашей мощи. Падите все на меня, и ты,
земля, и ты, небо, смешайтесь в диком смятении, и вы,
все стихии, пеньтесь и бушуйте и сотрите в дикой борьбе
последнюю солнечную пылинку тела, которое я называю
моим, — одна моя воля со своим твердым планом должна
мужественно и холодно носиться над развалинами мира,
так как я принял мое назначение, и оно прочнее, чем вы,
оно вечно, и я вечен, как оно.
ЛЕКЦИЯ IV
О НАЗНАЧЕНИИ УЧЕНОГО
Сегодня я должен говорить о назначении ученого. От-
носительно этого предмета я нахожусь в особом положе-
нии. Вы, м. г., или по крайней мере большинство из вас,
избрали науку целью вашей жизни, и я также; вы все,
Иоганн Готлиб Фихте
Несколько лекций о назначении ученого
так предполагается, напрягаете все свои силы, чтобы с
честью быть причисленными к ученому сословию, и я де-
лал и делаю то же самое. Я должен как ученый говорить
с начинающими учеными о призвании ученого. Я должен
основательно исследовать предмет, исчерпать его по мере
сил моих, я должен ни в чем не погрешить при изложении
истины. И если я найду для этого сословия назначение
очень почтенное, очень возвышенное, особенно выдающе-
еся среди прочих, то смогу ли я его установить, не греша
против скромности, не унижая других сословий, не про-
изводя впечатления ослепленного самомнением. Но я го-
ворю как философ, которому надлежит строго определять
каждое понятие. Я не смею погрешить против познанной
истины. Она всегда истина, и скромность ей также подчи-
нена и является ложной скромностью, если ее нарушает.
Сначала исследуем наш предмет хладнокровно, как будто
он не имеет к нам никакого отношения, исследуем его как
понятие из совершенно чуждого нам мира. Уточним тем
более наши доказательства. Не забудем того, что я имею
в виду в свое время изложить с неменьшим старанием,
что каждое сословие необходимо, что каждое заслуживает
нашего уважения, что не сословие, а достойная поддерж-
ка его оказывает честь индивидууму и что каждый тем
почтеннее, чем ближе он в ряду других к совершенному
исполнению своего назначения, что именно поэтому уче-
ный имеет основание быть самым скромным, так как ему
поставлена цель, которая всегда останется для него дале-
кой, так как он должен достигнуть очень возвышенного
идеала, к которому он обыкновенно близко не подходит.
"В человеке имеются различные стремления и задат-
ки, и назначение каждого в отдельности — развить свои
задатки по мере возможности. Между прочим в нем есть
стремление к обществу; последнее дает ему особое разви-
тие, развитие для общества и необыкновенную легкость
развития вообще. В этом смысле человеку ничего не пред-
писано — должен ли он все свои задатки, все до одного,
развивать непосредственно в природе или посредственно
через общество. Первое трудно и не способствует про-
грессу общества, поэтому каждый индивидуум по праву
избирает себе в обществе определенную отрасль всеобще-
го развития, предоставляет остальные другим членам об-
щества и ожидает, что они дадут ему возможность вос-
пользоваться преимуществами их развития, подобно тому
как он дает им возможность воспользоваться своим, и это
есть начало и правовое основание различия сословий в об-
ществе
, i De.
Вот выводы пока прочитанных мною лекций. В осно-
ве вполне возможного деления на различные сословия со-
гласно чистым понятиям разума должно было бы лежать
исчерпывающее перечисление всех природных задатков и
потребностей человека (не только его искусственно при-
думанных потребностей). Для культуры всякой склон-
ности, или, что то же самое, для удовлетворения всякой
естественной потребности, основанной на изначально за-
ложенном в человеке стремлении, может быть предназна-
чено особое сословие. Это исследование мы откладываем
на известное время, чтобы сейчас взяться за другое, нас
более занимающее.
Если бы возник вопрос о совершенстве или несовер-
шенстве общества, устроенного по указанным принци-
пам, — а всякое общество устраивается благодаря есте-
ственным стремлениям человека, без всякого руководства
и совершенно само собой именно так, как явствует из на-
шего исследования о возникновении общества, — если бы,
говорю я, возник этот вопрос, то ответ на него предпола-
гал бы исследование следующего вопроса: обеспечены ли в
данном обществе развитие и удовлетворение всех потреб-
ностей и именно однообразное развитие и удовлетворение?
Если бы это было обеспечено, то общество как общество
было бы совершенным; это не значит, что оно достигло
своей цели, — что согласно нашим вышеприведенным со-
ображениям невозможно, — но оно было бы так устроено,
что оно должно было бы непременно все более прибли-
жаться к своей цели. Если бы это не было обеспечено,
Иоганн Готлиб Фихте
Несколько лекций о назначении ученого
то оно, правда, могло бы продвинуться по пути культуры
благодаря счастливой случайности, но на это нельзя было
бы никогда твердо рассчитывать, оно могло бы точно так
же благодаря несчастной случайности вернуться обратно.
Забота об однообразном развитии всех задатков чело-
века предполагает прежде всего знание всех его задатков,
науку о всех его стремлениях и потребностях, законченное
определение всего его существа. Но это полное знание все-
го человека само основывается на задатке, который дол-
жен быть развит, так как во всяком случае в человеке
есть стремление знать и в особенности знать то, что ему
необходимо знать. Развитие этого задатка требует все-
го времени и всех сил человека; если есть какая-нибудь
общая потребность, которая настоятельно требует, что-
бы особое сословие посвятило себя ее удовлетворению, то
именно эта потребность.
Но одно знание (Kenntnis) задатков и потребностей че-
ловека без науки об их развитии и удовлетворении не
только было бы в высшей степени наводящим печаль и
тоску, но и одновременно пустым и бесполезным знани-
ем. Тот поступает в отношении меня очень недружелюб-
но, кто указывает мне на мой недостаток, не указывая мне
одновременно средств, как исправить мой недостаток, кто
возбуждает во мне чувство моих потребностей, не поста-
вив меня в такое положение, чтобы я мог их удовлетво-
рить. Лучше бы он оставил меня в моем неведении, свой-
ственном животному! Короче говоря, это знание было бы
не тем знанием, которого требовало общество, ради кото-
рого оно должно было бы иметь особое сословие, которое
обладайте бы знаниями, ибо оно не имело в виду совер-
шенствование рода и при помощи этого совершенствова-
ния — объединение, как от него требуется. С этим зна-
нием потребностей, следовательно, должно быть связано
одновременно знание средств, при помощи которых они
могли бы быть удовлетворены, и это знание становит-
ся по праву уделом того же сословия, потому что одно не
может быть полным без другого, еще менее может стать
деятельным и живым. Знание первого рода основано на
чистых положениях разума и есть философское, знание
второго рода основано отчасти на опыте и постольку явля-
ется философско-историческим (не только историческим,
ибо я должен отнести цели, которые могут быть познаны
только философски, к предметам, данным в опыте, что-
бы иметь возможность рассматривать последние как сред-
ство для достижения первых). Это знание должно стать
полезным обществу, и, следовательно, дело не только в
том, чтобы вообще знать, какие задатки человек в себе
имеет и при помощи каких средств вообще их можно раз-
вить; подобное знание все еще оставалось бы совершенно
бесплодным. Оно должно сделать еще один шаг дальше,
чтобы действительно принести желаемую пользу. Нужно
знать, на какой определенной ступени культуры в опре-
деленное время находится то общество, членом которого
мы являемся, на какую определенную высоту оно отсю-
да может подняться и какими средствами оно для этого
должно воспользоваться. Теперь можно во всяком случае
установить путь человеческого рода при помощи основ ра-
зума, предположив опыт вообще, до всякого определенного
опыта; можно приблизительно наметить отдельные ступе-
ни, через которые он должен шагнуть, чтобы достигнуть
определенной степени развития, но никак нельзя, опира-
ясь на одни основы разума (Vernunftgrьnde), указать сту-
пень, на которой он действительно находится в определен-
ное время. Об этом надо спросить опыт; надо исследовать
события предшествующих времен, но философски подго-
товленным оком; нужно направить глаза на то, что дела-
ется вокруг себя, и наблюдать своих современников. Эта
последняя часть необходимого обществу знания является,
следовательно, только исторической.
Три указанных рода познания, мыслимые вместе, —
без объединения они приносят мало пользы — составляют
то, что называют ученостью, или по крайней мере следо-
вало бы исключительно называть; и тот, кто посвящает
Иоганн Готлиб Фихте
свою жизнь приобретению этих знаний, называется уче-
ным.
Именно, не каждый в отдельности должен охватывать
весь объем человеческого знания в плане этих трех родов
познания — это было бы большей частью невозможно, и
именно, потому что это невозможно, стремление к этому
было бы неплодотворным и поглотило бы жизнь члена, ко-
торый мог бы быть полезным обществу, без всякой пользы
для последнего. Отдельные лица могут отмежевывать для
себя отдельные части вышеуказанной области, но каждый
должен был бы обрабатывать свою часть в этих трех на-
правлениях: философски, философско-исторически и толь-
ко исторически. Этим я намечаю только предваритель-
но то, что я в другое время разовью дальше, чтобы пока
по крайней мере моим свидетельствованием заверить, что
основательное изучение философии ни в коем случае не де-
лает излишним приобретение эмпирических знаний, если
они только основательны, но что оно скорее убедительней-
шим образом доказывает необходимость последних. Цель
всех этих знаний указана выше: при помощи них стре-
миться к тому, чтобы все задатки человечества развива-
лись однообразно, но всегда прогрессивно, и отсюда вы-
текает действительное назначение ученого сословия: это
высшее наблюдение над действительным развитием че-
ловеческого рода в общем и постоянное содействие это-
му развитию. Я напрягаю все силы, м. г., чтобы пока еще
не дать моему чувству увлечься той возвышенной идеей,
которая сейчас установлена: путь холодного исследования
еще не закончен. Но мимоходом я должен все-таки указать
на то, что, собственно, сделали бы те, которые стремились
бы задержать свободное развитие наук. Я говорю: сдела-
ли бы, ибо, как я могу знать, имеются ли подобные люди
или нет? От развития наук зависит непосредственно все
развитие рода человеческого. Кто задерживает первое,
тот задерживает последнее. И тот, кто это задерживает,
какую характерную черту выявляет он перед своей эпо-
хой и перед грядущими поколениями? Громче, чем тыся-
Несколько лекций о назначении ученого
чью голосов, — действиями взывает он к современникам
и потомкам, оглушая их: люди вокруг меня не должны
становиться мудрее и лучше, по крайней мере пока я жив,
потому что в их насильственном развитии я, несмотря на
все сопротивление, был бы хотя чем-нибудь захвачен, и
это мне ненавистно, я не хочу стать просвещеннее, я не
хочу стать благороднее: мрак и ложь — моя стихия, и
я положу свои последние силы, чтобы не дать себя вы-
тянуть из нее. Человечество может обойтись без всего.
У него все можно отнять, не затронув его истинного до-
стоинства, кроме возможности совершенствования. Хлад-
нокровно и хитрее, чем то враждебное людям существо,
которое описывает нам Библия, эти враги человека обду-
мали, рассчитали и отыскали в священнейших глубинах,
где они должны были бы напасть на человечество, чтобы
уничтожить его в зародыше, и они это нашли. Против
своей воли человечество отворачивается от своего обра-
за. — Возвратимся к нашему исследованию.
Наука сама есть отрасль человеческого развития, ка-
ждая ее отрасль должна быть разработана дальше, если
все задатки человечества должны получить дальнейшее
развитие; поэтому каждому ученому, точно так же, как ка-
ждому человеку, избравшему определенное сословие, свой-
ственно стремление разрабатывать науку дальше и в осо-
бенности избранную им часть науки; это свойственно ему,
как и каждому человеку в его специальности, но ему это
свойственно гораздо больше. Он должен наблюдать за
успехами других сословий и им содействовать, а сам он
не хотел бы преуспевать? От его успеха зависят успе-
хи в других областях человеческого развития; он должен
всегда быть впереди их, чтобы им проложить путь, ис-
следовать его и повести их по этому пути — и он хотел
отставать? С этого момента он перестал бы быть тем,
чем он должен был бы быть; и так как он ничем дру-
гим не является, то он стал бы ничем. Я не говорю, что
каждый ученый должен действительно разрабатывать
свою науку дальше; ну, а если он этого не может? Я ведь
Иоганн Готлиб Фихте
Несколько лекций о назначении ученого
говорю, что он должен стремиться ее разрабатывать, что
он не должен отдыхать, не должен считать, что он испол-
нил свою обязанность, до тех пор пока не разработал ее
дальше. Пока он живет, он мог бы еще двинуть ее еще
дальше; застигнет его смерть, прежде чем он достигнет
своей цели, — ну, тогда он в этом мире явлений освобо-
ждается от своих обязанностей, и его серьезное желание
засчитывается как исполнение. Если следующее правило
имеет значение для всех людей, то оно имеет в особенно-
сти значение для ученого: пусть ученый забудет, что он
сделал, как только это сделано, и пусть думает постоянно
о том, что он еще должен сделать. Тот далеко не ушел,
для кого не расширяется поле его деятельности с каждым
им сделанным шагом.
Ученый по преимуществу предназначен для общества:
он, поскольку он ученый, больше, чем представитель
какого-либо другого сословия, существует только благо-
даря обществу и для общества; следовательно, на нем
главным образом лежит обязанность по преимуществу и
в полной мере развить в себе общественные таланты, вос-
приимчивость (Empfдnglichkeit) и способность передачи
(Mitteilungsfertigkeit). Восприимчивость уже должна бы-
ла бы быть в нем особенно развита, если он приобрел
должным образом необходимые эмпирические познания.
Он должен быть знаком в своей науке с тем, что уже было
до него: этому он может научиться не иначе, как посред-
ством обучения, — безразлично, устного или книжного,
но не может развить посредством размышления из одних
основ разума. Постоянно же изучая новое, он должен со-
хранить эту восприимчивость и стремиться оградить себя
от часто встречающейся, иногда и у превосходных само-
стоятельных мыслителей, полной замкнутости в отноше-
нии чужих мнений и способа изложения; ибо никто не бы-
вает так образован, чтобы он не мог всегда научиться еще
новому и порою не был бы принужден изучать еще что-
нибудь весьма необходимое, и редко бывает кто-нибудь
так несведущ, чтобы он не мог сообщить чего-нибудь да-
же самому ученейшему, чего тот не знает. Способность
сообщения необходима ученому всегда, так как он владе-
ет своим знанием не для самого себя, а для общества. С
юности он должен развивать ее и должен всегда поддер-
живать ее активное проявление. Какими средствами, это
мы исследуем в свое время.
Свое знание, приобретенное для общества, должен он
теперь применить действительно для пользы общества; он
должен привить людям чувство их истинных потребно-
стей и познакомить их со средствами их удовлетворения.
Но это, однако, не значит, что он должен пускаться с ни-
ми в глубокие исследования, к которым ему пришлось бы
прибегнуть самому, чтобы найти что-нибудь очевидное и
верное. В таком случае он имел бы в виду сделать людей
такими же великими учеными, каким он является, быть
может, сам. А это невозможно и нецелесообразно. Надо
работать и в других областях, и для этого существуют
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |