Из имущественных преступлений, известных Русской Правде, первое место занимает татьба. В уголовной оценке татьбы по Русской Правде конкурируют субъективный и объективный взгляды на преступление: тяжесть татьбы определяется ценностью украденного; впрочем, все предметы разделены только на три категории: высшую, за предметы которой взыскивается 12 грив, продажи (холоп - Кар., 34, бобр - Кар., 81); среднюю с продажей в 3 грив, (рогатый скот - Ак., 29 и Кар., 38, пчелы - Кар., 87, охотничьи собаки и птицы - Кар., 93); прочие предметы включаются в низшую категорию с продажей в 60 кун. Но рядом с этим уголовная тяжесть татьбы измеряется и напряженностью преступной воли: "если кто украдет скот в хлеве, то 3 грив, и 30 кун; а если кто украдет скот на поле, то 60 кун" (Кар., 38-39), т. е. кража вещей, охраняемых собственником, карается гораздо тяжелее кражи простой, так как в 1-м случае преступнику предстояло преодолеть больше препятствий для исполнения преступного намерения. О рецидиве при краже Русская Правда не упоминает, но, быть может, этим понятием объясняется высокая уголовная кара за конокрадство в 3-й Правде; именно коневый тать выдается князю на поток, тогда как клетный платит только 3 грив. (Кар., 31); между тем ценность предметов, сохраняемых в клети, может много превышать ценность одной лошади. Зарезавший коня злонамеренно (Кар., 98), т. е. совершивший преступление более тяжкое, чем татьба (см. ниже), карается лишь 12 грив, продажей. За простую кражу лошади полагается продажа, а не поток (Ак., 29, Кар., 33). Остается думать, что под коневым татем ст. 31-й разумеется конокрад по ремеслу и рецидивист. О святотатстве лишь упоминается в церковных уставах без назначения определенного наказания.
Истребление чужих вещей, именно движимых, сточки зрения материального вреда, должно бы оцениваться наравне с татьбой тех же вещей; однако, оно наказывается в три раза строже (Кар., 98, ср, с Кар., 38; о порче чужих вещей см Ак., 17). Поджог, по Русской Правде, не есть истребление огнем каких бы то ни было вещей; поджог борти, например, есть преступление особого порядка, наказываемое лишь 3 грив, продажею (Ак., 30); поджог в собственном смысле есть истребление огнем зданий, караемое потоком и разграблением; такое тесное и правильное понятие не встречается в других славянских законодательствах; по чешскому праву, за поджог леса - сожжение (Maj Carol. XXXV; по сербскому (Зак. Душана), за поджог сена вне села - сожжение. Под зданиями Русская Правда разумеет двор и гумно, т. е. как здания, назначенные для жилища человека, так и для хранения продуктов (Кар.,,97).
Незаконное пользование чужими вещами карается, по Русской Правде, наравне с татьбой: "кто поедет на чужом коне, не спросившись у хозяина, то 3 грив." (Ак., 11, Кар., 28). Истребление признаков частной собственности (знамений, меж) наказывается высшей продажей в 12 грив. (Кар., 82-83).
Этим и оканчивается система преступлений по Русской Правде, ограничиваясь, как сказано, деяниями, направляемыми против частных лиц. Дальнейшие сведения о других видах преступных деяний извлекаются уже из других, бытовых и законодательных, памятников той же эпохи.
Преступления против прав государства. Русская Правда не содержит постановлений о преступлениях этого рода частично по обыкновенной неполноте закона в сравнении со сферой действующего права, частично же потому, что преступность некоторых деяний из этого разряда не вполне была осознана. Так, понятие о верховной измене противоречило тогдашнему вечевому строю русских земель: борьба населения или одной части его со своим князем есть обычная политическая борьба партий, а не преступление; победившая партия могла потом принимать репрессивные меры, которые нельзя считать наказанием. Пример восстания киевлян на своего князя Изяслава в 1067 г. и казней, которые потом совершил этот князь, доказывает высказанное сейчас соображение, но вместе с тем и свидетельствует, что понятие о верховной измене начало уже складываться: сами киевляне называют свое восстание "злом"; летописец осуждает князя, что он произвел казнь без суда (Лавр, лет); князь отрубил головы 70 чел., которые выпустили Всеслава, других ослепил, а "иных без вины погубил".
Понятие об оскорблении величества складывается в особенности в Суздальской земле и выражается летописцем по случаю убийства Андрея Боголюбского. Понятие земской измены было доступнее и легче, но не в отношениях между русскими землями: содействие стороннему князю, добывающему стол, могло неказаться изменой. Лишь тайный перевет с врагами своего князя всегда осуждается (пример Блуда, предавшего Ярополка Владимиру). В Новгороде и Пскове вообще яснее и раньше, чем в других землях, развивается понятие земской измены: в 1141 г. казнили в Новгороде Якуна, который бежал за удалившимся кн. Святополком: обнажив его, "свергли" с моста в Волхов. В отношении к врагам-иногородцам земская измена везде и для всех была ясна: в 1194 г. в Новгороде казнили изменников, предавших дружину новгородскую Югре. Одновременно с политическими преступлениями уясняются и преступления по службе, причем ответственными лицами являются как сами князья, так и подчиненные власти. Вообще во всех землях князь, совершивший преступление по своей должности, подлежал суду и наказанию союза князей: "ряд наш так есть, оже ся князь извинит, то в волость" (Ипат. лет., 1177). Но в Новгороде и Пскове, а отчасти и в других землях князья подлежали также суду веча: в 1136 г. новгородцы судили князя Всеволода за неисполнение им обязанностей князя как вождя и правителя. Что касается подчиненных властей, то, например, в 1209 г. в Новгороде судили и казнили посадника за превышение власти (незаконное наложение податей). В других землях подобные преследования высших властей совершались еще в форме народных восстаний, особенно при смене князя (в Киеве по смерти Святополка); а это показывает, как неясно должно быть в то время представление о преступлениях граждан против порядка управления; составление мятежных скопищ было обыкновенным явлением при вечевом складе общества: случай в Новгороде, описанный под 1071 г., когда весь народ стал за волхва и лишь князь Глеб с дружиной за епископа, показывает, как трудно было причислить подобные явления к обыкновенным преступлениям. Точнее были понятия о преступлениях судебной власти, почему только этот один род государственных преступлений и отмечен Русской Правдой; таких преступлений не могло быть, когда право восстанавливалось только самими потерпевшими; но во времена Русской Правды, когда произвол мстителей был полностью ограничен, было постановление, что за "муку" огнищанина или смерда без княжеского слова полагается продажа (Ак., 31-32: Кар., 90-91; ср. Кар., 135).
Преступления против веры могли существовать и в языческую эпоху (как показывает казнь в Киеве варяга-христианина за отказ выдать сына на жертву богам при Владимире); но нынешнее понятие о них образовалось с принятия христианства и сформулировано по греко-римскому праву в церковных уставах. В уставе Владимира отмечено два вида их: зелейничество и ведьство. Устав Всеволода называет то же чародеянием и волхеованием. Первое имеет сложный объект: оно есть знание (знахарство) особенных сил природ (преимущественно "зелий" - трав), соединенное с пользованием этими силами во вред другим (crimen roaleficoriim), почему зелейничеством называлось и отравление. Второе - это мнимое знакомство с миром невидимым (crimen mathematicorum). Так как действия такого рода не только не преследовались языческой религией, но и возникли от нее, то первоначально трудно было преследовать их как преступление (выше был приведен случай, когда весь народ стал на сторону волхва). Лишь в XII и XIII вв. господство двоеверия ослабело, и тогда начинается повсеместное и частое преследование волшебства: например, в Новгороде в 1227 г. "сожгли 4 волхвов, обвиняя их в том, что они делали потворы, а Бог ведает (правда ли это); их сожгли на Ярославе дворе". Другие действия, воспрещенные, как противные вере и церкви, суть молениев рощах или у воды и под овином, ограбление трупов, посечение крестов (на могилах и на дорогах), отрезание частиц от священных предметов (для волхвования) и введение в церковь собак или птиц.
Преступления против семейного права и нравственности возникли также только со времени принятия христианства и отмечены в тех же церковных уставах. Сюда относятся: а) преступления против христианского строя семьи, подлежащие суду церкви и денежному штрафу в пользу церковных властей, но с добавочным уголовным наказанием со стороны князя: брак в близких степенях родства или свойства (церк. уст. Яросл., ст. 12), двоеженство в собственном смысле, т. е. одновременное сожительство с двумя женами (там же, 13), и двоеженство не в собственном смысле, т. е. женитьба на другой без правильного расторжения первого брака (там же, 7); двоемужие, при котором наказанию подлежат как сама двоемужница, так и второй муж (по сп. Макаркя); прелюбодеяние со стороны мужа (уст. Яр., ст. 6); самовольное отпущение жены мужем (развод - там же, ст. 3) и развод по согласию супругов без воли епископа (там же, 14), причем наказание весьма различается, смотря по тому, был ли брак венчанный или нет; злоупотребление со стороны родителей брачной судьбой детей, т. е. отказ в согласии на брак или принуждение к нему (там же, ст. 21); б) общие преступления, совершаемые в семейной сфере, которые подлежат суду князя или, может быть, общему суду церкви и князя; но вира и продажа делятся между церковной и государственной властями, таковы: убийство и душегубство (непредумышленное и предумышленное убийство), совершаемые при свадьбе или сговоре (ст. 26); поджог (ст. 10; быть может, здесь разумеется поджог церковных зданий и зданий в имениях церкви); кража между супругами (со стороны мужа) - конопля, льна, "жита", под которым разумеются продукты, необходимые на общее содержание семьи, и женской одежды (ст. 24-25); в) преступления против нравственности: блуд в различных видах; похищение девиц с тройственным объектом как оскорбление нравственности, как нарушение прав родителей и как бесчестие похищенной (ст. 1); изнасилование, особенно квалифицированное (ст. 5); также с объектом сложным (как преступление против здоровья, чести и нравственности); скотоложство (ст. 16).
Как бы ни были сомнительны редакции устава Ярослава, но старейшие из них, несомненно, относятся к эпохе Русской Правды, а потому содержание их может и должно выражать действительное состояние уголовного права того времени.
6) Наказание
Так как наказание есть восстановление нарушенных преступлением прав общества, то основной интерес исторического изложения права наказания есть вопрос об общественном элементе его об очищении его от личной примеси (начиная почти с животной реакции и самозащиты).
Понятие о наказании. Термины общие для выражения этого понятия в законодательных памятниках не встречаются, кроме слова "казнь", упомянутого выше (договоры русских с греками). Но в памятниках бытовых употребляются термины "наказание" и "месть" (в общем смысле наказания). "Месть" в широком смысле означает наказание вообще: волхвы, наказанные Яном на Белоозере, приняли "месть от Бога" (Лавр, лет.); в Законе судном людей (по изд. Рус. достопам., гл. 69) сказано: "Аще кто бьет раба своего жезлом, ти умрет от руку его, - судом да ся мьстит". В частности, термин "месть" применяется как к каре, налагаемой частным лицом, так и k наказанию, назначаемому судом: "местником" в договоре Олега (ст. i 2) названа сторона в процессе. Местником называется также судья: в Законе судном людем (того же изд. 76) говорится, что если низшие судьи отказывают в правосудии, то "взиидут к великому отместнику, его же постави власть наша". Юридический сборник (изд. во II ч. Русских достопамятностей) начинается так: "Нищего не помиловати яко месть", что составляет перевод Исхода (XXIII, 3): "Нищего да не помилуеши на суде"; поэтому Дубенский справедливо говорит: "месть то же, что суд, %picriq". Филологический смысл слова "наказание" есть "научение и исправление": "наказание - institutio, poena; каказатн - instituere ("тыи въспитаме и наказа и наоучи), punire" (Речник Даничича). В смысле слова "наказание" (исправление) выражен основной взгляд на цель наказаний, взгляд, конечно, указывающий на будущее и мало применимый к самой эпохе Русской Правды. В эпоху мести целью наказания является возмездие, т. е. воздаяние злом за зло, что впоследствии усвоено и государством. В эпоху денежных выкупов к этой прежней цели присоединяется другая, уже чисто государственная, - финансовые выгоды: когда Владимир Св. ввел было, по совету епископов, вместо вир смертную казнь, то дума боярская настояла на восстановлении вир по следующему единственному основанию: "ожевира, то на оружии и на коних буди", т. е. вира даст средства приобретать оружие и коней. Нет сомнения, что один из главных видов потока - обращение преступников в рабство князю - возник также из расчетов экономических. До некоторой степени финансовыми соображениями объясняется долговременное существование общинной (дикой) виры (см. ниже) и возможность для населения откупаться от уплаты виры постоянным (таксированным) налогом (см. Уст. грам. Ростислава Смолен. 1150 г.), а также и то обстоятельство, что государство жалует частным лицам имения "с вирами". Из этого не следует, что государство за деньги отказалось вовсе от своего карательного права: право наложения наказаний переходит к общинам и, может быть, частным лицам *, но состоит под надзором государства.
_______________________
* См. грамоту Мстислава Юрьеву монастырю ИЗО г. в Хрест., вып. I и прим. к ней 4-е. Вопрос о частновладельческом карательном праве не может быть разрешен для древнего периода с достаточной точностью по недостатку источников.
_______________________
Вообще же право и отмены наказаний е 1-й период определяется понятием о мести и других видах тогдашних наказаний.
Виды наказаний в историческом порядке: 1) месть, 2) денежные штрафы; 3) уголовные кары.
Месть в тесном смысле есть возмездие за уголовную неправду, совершенное руками потерпевшего. В том понятии, какое дает о ней Русская Правда, месть совмещает и частный, и общественный элементы наказания, что видно из нижеследующего: 1) месть не только признана, но и предписана законом (Рус. Пр. Ак,, 1, Кар., 1); "если отсечет руку, то дети искалеченного должны смирить" (Ак., 5). Обязательный характер мести ясен в особенности в договорах с греками, причем договаривающиеся стороны заботятся, чтобы преступник не оставался без наказания ("да умрет"; "да убиют и"). 2) Месть соединяется с судом, т. е. требует или последующей за местью санкции суда (как обычно и бывало), или предварительного решения суда: древнейшая Правда требует, чтобы окровавленный или раненый доказал на суде справедливость обвинения и только после этого может или мстить, или взять за обиду 3 гривны (Ак., 2). Летопись под 1070 г. рассказывает, что когда-то раньше (конечно, до отмены мести) воевода княжий Ян схватил ярославских волхвов на Белоозере, осудил их за убийство многих женщин и наказал так: выдав их родственникам убитых, сказал им: "мстите своих"; родственники предали осужденных смерти. 3) Закон определяет: кто имеет право (и обязанность) мстить, а именно: за убийство мстят члены рода (отец и сын, брат, дядя и племянник; Ак., 1, Кар., 1); в 1-й ст. Русской Правды, однако, содержится неполное определение круга мстителей: не указано право мести за мать, сестру, жену и дочь, несомненно существовавшее, как видно из приведенного сейчас летописного факта. Но это есть результат обыкновенного недостатка обобщений в древних памятниках, которые, вместо этого, стараются перечислить частичные подробности, но всегда неудачно. Право мести за лиц женского пола подразумевалось под соответствующими степенями родства мужского пола. За увечье полагалась месть членов семьи: "тогда чада смирять" (Ак., 5). За личное оскорбление и побои - месть личная: "оже ли себе не может мьстити, то взята ему за обиду 3 грив." (Ак., 2). 4) Этим определяется и то, за какие преступления полагалась месть. Именно: за убийство, увечье и нападение на здоровье и честь. Что касается убиения вора, т. е. мнимой мести за татьбу, то мы говорили, что здесь не самоуправство, а состояние необходимой обороны. 5) В чем состояла месть? В каждом ли случае преступник отдавался на полный произвол мстителя? Думать так не позволяет соединение мести с судом и ясное различение в Русской Правде относительной тяжести преступных деяний. За убийство должна была следовать смерть, но не за увечье ("смирять" не значит лишать жизни) и не за личные оскорбления; это показывает аналогия постановлений о мести холопу, ударившему свободного мужа: при Ярославе было позволено убить его за это. но сыновья Ярослава, отменив такой суровый закон, не вполне уничтожили месть и постановили, что оскорбленный может или связать его, или побить, т. е. месть состояла в лишении свободы и телесном наказании. 6) С заменой родовых союзов общинными и земскими месть вымирала постепенно, ибо в мщении участвует уже земская (государственная) власть; несомненно, что и христианство имело сильное влияние на ослабление мести; случаи замены мести выкупом по закону (при бегстве преступника) и по условию с мстителем делались чаще. Последнее не служит отрицанием уголовного характера мести, ибо прощение преступнику (с условием имущественных взысканий) совершалось при участии общества, на что указывает обряд покоры, известный не только у западных славян, но и у русских (галичан, см, Akta grodzkie и zernskie, T. VI, N 40). Уже при Владимире св. осуществление мести было редким явлением; тогда при решении вопроса о наказании за разбой речь шла о выборе между казнью и вирой, без упоминания о мести. Хотя месть не исчезла во второй половине XI в., как видно из Ярославовой правды и летописных фактов, но практическое ослабление ее дало возможность князьям Ярославичам отменять ее законом: "После Ярослава собрались сыновья его и отложили убиение за голову, и предписали выкупаться деньгами" (Кар., 2); применение мести на Белоозере, записанное в летописи под 1070 г,, не может служить подтверждением той мысли, будто Яросяавичи отменили не месть, а смертную казнь, установленную Владимиром; последняя отменена самим Владимиром; случай на Белоозере только записан под 1070 г. Несмотря на указанные ограничения мести, одно существование ее указывает на важнейшее значение частного лица в сфере уголовного права.
Денежные штрафы. В мести соединялись нераздельно частный и общественный элементы наказаний; как скоро месть заменена денежными штрафами, то оба элемента тотчас выступают в своей раздельности; штрафы делятся на уголовные (в пользу общественной власти) и частное вознаграждение потерпевшему, а именно: за убийство - вира (в пользу князя) и головничество (родственникам потерпевшего), за прочие преступления - продажа (князю) и урок (потерпевшему).
Вира и головничество. Слово "вира", не встречающееся в других славянских языках, считают заимствованным из немецкого языка (Wehrgeld), но корень его находится во множестве языков (между прочим, в финском). Уголовное значение виры известно со времен Владимира: когда он, по совету епископов, качал было казнить разбойников, то дума представила ему, что это невыгодно, ибо вира дает средства для приобретения оружия и коней (Лавр, лет., 996). По Правде Ярослава, вира взимается в том случае, если нет мстителя (Ак., 1); Ярослав установил "урок" (таксу) в пользу вирника, собиравшего виры на князя (Ак., 42). Для XII в. уголовное значение виры не подлежит сомнению: в Суздальской земле княжеские чиновники притесняют народ вирами и продажами. Вир а взыскивалась не всегда с одного преступника, но иногда с общины - верви, к которой он принадлежит; в таком случае она называлась дикой вирой и взыскивалась в двух случаях: а) если совершено убийство непредумышленное и преступник состоит с членами общины в круговой поруке; б) если совершено убийство предумышленное, но община не разыскивает убийцу (прикрывает его и не выдает). В первом случае вервь платит с участием самого преступника (в соответственной доле); во втором случае уплата виры рассрочивается на несколько лет (Кар., 5). Происхождение круговой поруки объясняют иногда из полицейеко-финансовых целей государства, т. е. из стремления князей получать доход от преступлений не всяком случае вместе с тем заставить общины предупреждать преступления. Но оба эти соображения могли явиться и явились впоследствии при развитии государственной власти; первоначальная же круговая порука не является искусственным государственным учреждением, а возникает повсюду как из имущественной и личной солидарности родовых и территориальных общин, так еще более из права общин налагать на преступников наказания. Право общин не только преследовать преступления, но и карать за них в древнейшее время не подлежит сомнению, на основании соображений с последующими явлениями русского права, например, "копными" судами в Западной России, которые представляют собой лишь остаток древних более полных прав общин. Но что это право общин не было безусловным (независимым от государства), доказательством служит именно дикая вира, а равно и некоторые фактические указания (в упомянутом выше случае воевода черниговского князя Ян требует от белозерцев поймать и выдать ему волхвов, производивших смуту). Вообще с ослаблением значения частного лица (с уничтожением мести) повышается значение общин в сфере уголовного права. Величина виры постоянна: за свободных людей вообще 40 грив., за лиц привилегированных - 80 грив., за жену - 20 грив., столько же за увечье по 2-й Правде. Величина головничества не определяется законом; только при изувечении назначается определенное вознаграждение - вполовину против уголовного штрафа (10 грив.) (Кар., 22).
Продажа и урок. Уголовное значение продажи видно из некоторых приведенных фактов относительно виры; во 2-й Правде оно вполне ясно, например, из следующего: "если украдет лодью, то за лодью 30 резан, а продажи 60 резан" (Ак., 34); 3-я Правда не оставляет в этом никакого сомнения (см. Кар., 23, 25, 33, 43, 132 и др.). Цифры продажи постоянны: 12 грив, (за убиение вора без требования обороны, оскорбление чести, лишение свободы за кражу холопа и бобра, за истребление коня и скота, за порчу меж); 3 грив, (и 30 кун) за все прочие преступления, кроме самых маловажных, за которые взыскивалось 60 кун или резан. Урок таксирован в законе относительно преступлений личных, наносящих физический вред (за зуб - Кар., 79, за палец - Кар. 23, за рану - Кар., 25 по 1 гривке); за преступление против чести Русская Правда не дает таксы, между тем как церковный устав Ярослава содержит подробную оценку чести. При преступлениях имущественных или возвращается вещь, или цена ее, назначенная в законе (Кар., 40, 41, 42). Денежные штрафы в определенном количестве могли иметь правильное уголовное значение лишь в период экономического равенства. При несостоятельности преступника они должны были заменяться уголовными наказаниями, что действительно и находим прямо в правах других народов (например, сербского) и в позднейшем русском праве. Высший штраф, именно вира, уплачиваемая без помощи общины, обыкновенно был не под силу для одного преступника, а потому в 3-й Правде вираизаменена уже в законе потоком.
Поток и разграбление. Потоком называется лишение личных прав, а разграблением - лишение прав имущественных, и то и другое составляет одно наказание, а не два вида наказаний; хотя в одном случае (Кар., 31) упомянут один поток без разграбления (за конокрадство), но в другом случае термин "поточите" употреблен в смысле разграбления (Кар., 97: за поджог или разграбление имущества преступника прежде всего удовлетворяется потерпевший, а "в остальном князю поточите"). Поток и разграбление не только заменили виру за предумышленное убийство, но и распространились на конокрадство и поджог, а практика распространяла это наказание и на политические преступления (Новг. 1-я лет. под 1209 г.); несомненно, что и за татьбу при несостоятельности следовало то же. Первоначально поток и разграбление имели неопределенное значение: с лишенным прав и его семьей можно было сделать что угодно: например, в Новгороде в 1209 г. "Мирошкин двор и Дмитров зажгоша, а животы их поимаша, и села их распродаша и челядь", в 1230 г. там же "заутра убиша Смена Борисовичи, и дом его весь разграбиша, и села, и жену его яша". Разграбленное имущество иногда делили "по всему городу по 3 гривны"; в княжествах оно поступало князю. При тесной солидарности имущественных и личных прав семьи, естественно, страдали жена и дети, причем, однако, могло следовать и предположение о их соучасти в преступлении мужа и отца и, по крайней мере, о пользовании плодами его (ср. Суд. Казим., ст. 1 и 5). Из этой неопределенной сущности потока развились уже в эпоху Русской Правды все виды уголовных кар, а именно:
а) Наказания, обращенные на свободу: изгнание и ссылка; например, в 1024 г. Ярослав "изымав волхвы, расточи"; кн. Мстислав в 1129 г. "поточи князя Полотские Царюгороду в греки". Заключение является одним из древнейших видов наказания, при этом у русских различаются две степени: заключение в железе (цепи) - более легкая степень и заключение в погреб - более тяжелая (см. договор 1229 г., ст. 9 и прим, к ней в нашей Хрестом. по ист. рус. права, вып. 1). О последнем находим свидетельства, относящиеся к середине XI в. (заключение князя полоцкого Всеслава в погреб в Киеве и освобождение его оттуда народом). По сведениям из эпохи более поздней, следует думать, что подземные тюрьмы устраивались в фундаменте крепостных башен (почему немецкое наименование башни Thurm перешло в русское название "тюрьма"). Но заключение во всех его видах в древнейшую эпоху имело не столько карательное, сколько предупредительное значение и применялось как к преступникам до назначения им действительного наказания, так и к пленникам. Заключение, соединяемое со ссылкой, давало новый вид наказания - заточение. Например, в 1141 г. "заточиша Якун в Чудь с братом, оковавше ируцек шыи". Обращение в рабство: в договоре с немцами 1229 г. (ст. 11) говорится: "если князь разгневается на своего человека и отнимет все - жену и детей в холопство, то платить наперед его долги немцам".
б) Наказания, обращенные на здоровье, болезненные и членовредительные: кроме фактических свидетельств о применении их в XI - XII вв. (см. выше), в Русской Правде упоминается битье кнутом у колокольницы(Кар., 135), но это не наказание, а пытка; гораздо важнее то, что вместо слов "на поток" в некоторых списках Русской Правды стоит "на бой", что, по мнению Н.В. Калачова, может означать не только побои, но и смертную казнь *.
_________________________
* Тимофеев почему-то причисляет нас к писателям, отвергающих существование болезненных и членовредительных наказаний в до татарскую эпоху ("Ист. телесн. наказаний", стр. 51; см. нашу заметку по поводу сочинения Ступинав "Универс. Извест.", 1888).
_________________________
в) Смертная казнь. Фактические указания о применении смертной казни относятся к древнейшим временам; выше было упомянуто свидетельство арабских писателей о том, что руссы казнят воров через повешение. При Владимире Св. временно была введена смертная казнь за разбой. В Киеве "розгневася князь (Ростислав), повеле связати ему (Григорию Чудотворцу) руци и нозе и камень на выи его обесить и въвреши в воду, и такс потоплен бысть" (Памяти., изд. Яковлевым, стр. CXL). В Новгороде в 1141 г. "Якуна мало не до смерти убиша, обнаживше, яко мати родила, и свергоша с моста; но Бог избави, прибреде к берегу и боле его не биша". Там же в 1228 г. "возметеся весь город и поидоша с веця в оружии... На Душильця - на Липиньского старосту, тако поспаша грабить, а самого хотеша повесит и, не ускоци к Ярославу" (Новгор. 1-я лег., стр. 44). В 1224 г. сожгли четырех волхвов за волшебство (там же). В 3230 г. жгли людей за людоедство (во время голода). Ео многих из этих случаев можно вздеть расправу разгневанного народа или князя - месть за государственные и религиозные преступления, причем непосредственно оскорбленным и мстителем является само государство или его представитель - князь (в таком виде и зарождается первоначально кара за государственные преступления). Hо есть свидетельства о назначении смертной казни по решению обыкновенных судов: в житии Григория Чудотворца рассказывается, что пришли к нему трое, из которых двое искушали его, ложно говоря о третьем: "Это друг наш; он осужден на смерть; просим тебя спасти его, дай ему, чем искупиться от смерти" (Пашгт., изд. Яковлевым, стр. CXXXVIII). Этот случай показывает, что смертная казнь назначалась при несостоятельности преступника. Подобный же случай рассказывается в житии Агапита, к которому привели уже не мнимо, а действительно осужденного на смерть (там же, стр. CXXXII). Классическое место поучения Мономаха имеет двойственный смысл: "не убивайте, ни повелевайте убити, аще будет повинен смерти"; очевидно, суды могли приговорить к смерти. Но это же самое поучение показывает, что смертная казнь противоречила национальным воззрениям русских и что последующее чрезмерное развитие ее можно объяснить лишь внешними влияниями, прежде и более всего византийского права, а потом татарских обычаев; церковные суды рано начали применять членовредительные наказания (см. в лег. рассказе о суздальском епископе Феодоре и суде над ним митрополита) и, вероятно, смертную казнь. Так развивались виды наказаний един из другого: в случае невозможности применялись денежные выкупы; в случае имущественной несостоятельности - уголовные кары.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |