Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Катриона Келли. Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя // Часть первая 19 страница



 

Тенденция развития циничного отношения к Павлику усилилась, когда у послевоенного поколения, которое относилось к нему без особого уважения, стали появляться собственные дети. Одна женщина, родившаяся в 1975 году, вспоминает: «У меня папа — это человек с необычайным чувством юмора, поэтому он мне в этом отношении (т.е. в отношении Павлика. — К. К.)... "Я тебя умоляю, ну, может быть, в школе действительно вам говорят, что Павлик Морозов герой, но не обманывай себя! Человек не может быть героем, если он предает своих родителей. Это явно ненормально!"»65.

 

Жизнь Павлика не продолжилась после его смерти в текстах, как это случилось с Тимуром, имя которого, например, в стихотворении Агнии Барто «Дядя Тимур» (1958) присваивается благодарной детворой пожилому человеку, устроившему для них во дворе детскую площадку66. Показательно, что Генрих Сапгир, вынужденный в неблагоприятные времена на протяжении десятилетий писать для детей, так как его произведения для взрослых не пропускала цензура, чтобы добиться шокового эффекта, свергает с пьедестала Тимура, а не Павлика. В рассказе «Тимур и ее команда» Сапгир описывает прикованную к инвалидной коляске озлобленную девочку-инвалида, доводящую своих нянек до белого каления. Весь эффект — помимо неаппетитного описания калеки — построен на обманутых сентиментальных ожиданиях, вызванных именем Тимур. Трудно представить себе, чтобы гипотетический рассказ под названием «Павла и ее отец» вызвал бы большее отторжение у интеллигентного читателя постсталинской эпохи, чем, скажем, оригинальная биография Павлика, написанная Губаревым67.

 

I Знаменателен такой факт: ироническая рок-опера «Павлик Морозов — суперзвезда», сочиненная во второй половине 1970-х годов группой студентов (Я. Ю. Богдановым, С. Г. Капелюшниковым, СЛ. Козловым, Л. Р. Харитоновым и М. В. Чередниченко), в действительности весьма условно основана на легенде о пионере-герое. Сюжетная линия с отцом занимает небольшое место в действии: описана лишь короткая стычка, в которой Трофим упрекает своего сына («Я и в колхозах не видал такого дурака») и которая заканчивается поркой строптивого пионера, а также сцена расстрела самого Трофима. Главной темой в этом повествовании о Павлике становится предательство его бывшего друга Плохиша, который в конце оперы кончает с собой, бросившись на рога разъяренного быка. Мать, дед и бабушка Павлика в опере вообще отсутствуют, а врагов Павлика заменяет общий хор кулаков, празднующих свою победу попойкой и хвастливой песней («Коллективизацию сорвали!»). Основной прием комического у авторов оперы зиждется на произвольном смешивании разных мотивов (в первую очередь словесных, а не музыкальных — рефрены из рок-оперы «Иисус Христос, суперзвезда» приводятся фрагментарно, главным же музыкальным контекстом является «гараж-музыка» 1970-х). Легенда о Павлике переплетается с опрошенной версией жития Христа (предательство Плохиша как предательство Иуды и проч.). а также с песнями и газетными лозунгами 1930-х годов, отдельными мотивами из «Кармен» и романа Чернышевского «Что делать?» (Павлику три раза снится «Старая большевичка»). Авторы еще менее озабочены исторической целостностью воспроизведения эры коллективизации, чем, например, Губарев. Если у Губарева в заговорщическом шепоте кулаков еще слышатся отголоски первой пятилетки («Пашка — просто сволочь!»), то опера пестрит отсылками к более поздней стадии эпохи сталинизма («В Кремле о нас заботится товарищ Сталин. / Давайте его поблагодарим»). Таким образом, «Павлик Морозов — суперзвезда» представляет собой не столько пародию на жития самого Павлика Морозова, сколько остроумный шарж на пионеров-героев вообще и на всю официальную культуру 1930-х годов. Например, хор середняков с выразительным унынием поет: «Жить стало лучше, жить стало веселее, / Интереснее стало жить!». А Плохиш просится к Павлику в пионеры — «Запиши меня в актив, / Мне всего дороже коллектив!» — под ропот кулаков: «Он всех нас раскулачит и поставит в МТС!» Получается, что общий контекст легенд о Павлике и, в еще большей степени, официальный культ счастья, созданный в середине 1930-х, оказались более подходящим материалом для иронической насмешки, чем собственно история мальчика, предавшего своего отца68.



 

Отчасти этот факт можно объяснить широко распространившимся тогда неприятием доносительства как такового. В1962 году один из гостей на даче Корнея Чуковского записал в его гостевую книгу забавную пародию на классический пропагандистский текст сталинской поры о сотрудничестве детей с пограничниками под названием «Бдительность младенца». Восемнадцатимесячный Васютка, младенец-вундеркинд, пробегает полтора километра до пограничного поста, чтобы доложить о подозрительном бородаче с большим револьвером. «Как молния, в голове мелькнула мысль: — Дядя — бяка! Дядя хочет тпруа по нашей Стране, чтобы сделать ей бо-бо!» Засыпая после праведных трудов, Васютка злорадно предвкушает: «Теперь уже скоро, теперь уже этому дяде зададут ата-та по попке...» История заканчивается апофеозом блаженного чувства выполненного долга: «Цоканья копыт мальчик не услыхал: он спал сном человеке, совершившего все, что от него требует гражданский долг»60.

 

Негативная реакция на Павлика — особенно у людей, учившихся в школе в после сталинское время, — была частью более широкого разочарования в насаждавшейся идеологии и ее идеалах, большая часть школьников и многие учителя 1960-х и 1970-х годов «про себя» относились к советской идеологии равнодушно, если не цинично, и это настроение время от времени прорывалось наружу, как, например, в одном из воспоминаний об уроке истории: «Приятель мой встал и сказал: "Вот вы знаете, во время Великой Отечественной войны солдаты какие-то шли и кричали 'за Родину, на Сталина!'. А представьте себе, что сейчас началась война и все кричат 'за Родину, за Брежнева!'?" И класс, конечно, засмеялся»70.

 

Будет справедливым заметить, что память о Великой Отечественной войне для многих оставалась неприкосновенной. Дети с благоговением относились к героям войны. Они продолжали с интересом читать «Улицу младшего сына» Льва Кассиля и вдохновляться подвигом Зои Космодемьянской7'. Однако некоторые, если верить их более поздним утверждениям, даже к героям войны относились скептически. Один ленинградец (1960 г.р.) на вопрос, много ли он помнит пионеров-героев военного времени, с отвращением сказал: «Как грязи», — после чего с трудом выудил из своей памяти двух мальчиков-партизан: Валю Котика и Леню Голикова. На следующий вопрос, помнит ли он, что они сделали, последовал неохотный ответ: «Себя взорвали... Да они все там это...с фашизмом воевали, дураки!»72 Информанты чаще и с большей готовностью вспоминают школьный фольклор вроде «Марат Казей наорал в музей», чем сведения о героях, почерпнутые на уроках в школе73. Такого рода отношение не может рассматриваться только как прозрение в постсоветскую эпоху. Еще в 1961 году в провинциальном Тамбове разразился скандал в связи с импровизированным уличным представлением: местный поэт выбрал в качестве трибуны для чтения своих стихов площадку у памятника Зое Космодемьянской. — Как объясняла потом встревоженная комсомольская администрация, она не имела ничего против поэзии как таковой: «Ведь и члены бюро, и участники Пленума, конечно, не против чтения стихов, не против хорошей, увлекательной организации досуга, а против мерзких плевков и окурков, которые сыпались на памятник Героя Советского Союза, нашей землячки ЗОИ КОСМОДЕМЬЯНСКОЙ — памятник, к которому каждую весну, молодые и старые, жители нашего города несут первые живые цветы; против корчащихся тунеядцев, которые своим кривлянием оскверняют это священное для тамбовчан место»7*. Очевидно, однако, что не у всех в Тамбове этот памятник вызывал такие пламенные чувства — для некоторых он был просто заметным местом, подходящим для публичного выступления. Если даже Зоя Космодемьянская потеряла неприкосновенность, то Павлик, всегда вызывавший противоречивые эмоции, не имел шансов выжить.

 

Постепенно дискуссии на тему о пионерах-героях стали проходить только на уроках внеклассного чтения. Вспоминает одна ленинградка 1969 года рождения: «А-а. Героев-пионеров... а-а, ну... Вот знаешь, вот общая картина... впечатления помню, но назвать каждого по отдельности сейчас не могу. Но помню, мы их много действительно читали. Нас заставляли читать... про них. Раз вы готовитесь в пионеры, значит, должны знать вообще пионерскую организацию. Ну, все в таком роде. Нуда, Тогда такое было, конечно»75. Как с краткой определенностью выразился один мужчина, старше этой женщины почти на десять лет, все было «расписано, раскатано»76. Можно сказать, что происходила общая дегероизация советской детской и юношеской культуры. Почта ленинградского отделения издательства «Детская литература» начала 1960-х годов свидетельствует о том, что в это время большой популярностью пользовались приключенческая литература и научная фантастика, а не дидактические жизнеописания «Железного Феликса» или Кирова. Письма о вдохновляющих примерах давно умерших коммунистов приходили теперь только из отдаленных регионов страны77. В основном же детей и молодежь в эти годы неодолимо влекло к «идолам» — чемпионам спорта или поп-звездам, в том числе западным, таким как, например, «Битлз». У детей младшего возраста кумирами стали телевизионные персонажи из популярных мультфильмов или сказочные принцы и принцессы. Наконец, пример для подражания находили в кругу собственных семей. Им могла стать, например, мать, героически совмещавшая полную нагрузку на работе с семейными обязанностями и при этом всегда окружавшая любовью и заботой своих детей78.

 

Имя его исчезнет из памяти

 

При таком циничном отношении к герою нет ничего удивительного в том, что, когда в 1991 году советской системе пришел конец, статуя Павлика в Москве, так же как и памятник основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому, пала одной из первых в этом пантеоне. Вслед за ней памятники Морозову исчезли и в других местах, в том числе в Свердловске. Мемориал в Герасимовке, хотя и сохранился, нуждается в полной реставрации. Приехав туда в 2003 году, я нашла огромную бетонную глыбу, отдаленно напоминающую наковальню и установленную на окраине деревни у леса, в котором были найдены тела братьев Морозовых, в самом плачевном состоянии. Надпись на ней — обращение Горького к комсомолу: «Память о нем не должна исчезнуть» — почти совсем стерлась, и, не зная этой фразы заранее, ее невозможно было прочесть. В музей больше не приезжали организованные группы, а в течение нескольких лет его и вовсе закрыли для посетителей. Всю экспозицию, кроме реконструкции классной комнаты на верхнем этаже, где Павлик якобы сидел за партой, разобрали. Сохранились только подарки от пионерских делегаций, знамена, фотографии и документы, пылящиеся в боковой комнатке. Состояние музея не особо беспокоило местных жителей. Как мне сказали в сельской администрации; «нам хватает забот о том, чтобы выжить». Герасимовны относились к герою с оттенком потребительства. Они считали, что благодаря известности Павлика условия в их деревне были немного лучше, чем в других местах: проложена приличная дорога, построены дом культуры и школа...79 Раньше у герасимовских школьников существовала традиция отвинчивать шарики со штанг на ограде, окружающей могилу Морозовых, и бросать туда записочки с просьбами об удаче на экзаменах и т.п. Но ко времени моего приезда эта традиция, очевидно, вымерла и внутри штанг лежали только гнилые листья.

 

Уже в пору заката советской эры, к началу XXI века легенду о Павлике, казалось, вовсе позабыли. Лишь некоторые люди, выросшие в 1930-е годы и преданные идее коммунизма, по-прежнему готовы защищать отдельные аспекты его культа, в частности самоотверженность и социальное бескорыстие пионера-героя. «Образ был такой положительный для молодого поколения, это был положительный образ, на которого равнялись, по которому учились», — с убежденностью сказала мне в сентябре 2003 года одна женщина, родившаяся в Свердловске в 1931 году80. Особенно страстно подобная точка зрения отстаивалась в российской национал-патриотической и коммунистической прессе, которая утверждала, что пламенный пионер Павлик НЕ ДОНОСИЛ на отца, а всего лишь дал свидетельские показания, когда этого потребовал закон. В подтверждение этой версии, приобретшей известную популярность, приводились ссылки на секретные документы ОГПУ81.

 

Для других Павлик превратился в символическую фигуру иного плана: в нем сконцентрировалось и отразилось чудовищное отношение советской системы к детям, которая с шокирующей расчетливостью оболванивала младшее поколение и манипулировала им82. А после того как книга Юрия Дружникова стала известна из первых или вторых рук, многие видели в Павлике жертву системы в самом непосредственном смысле этого слова, поскольку предполагалось, что его убило ОГПУ83. Так или иначе, легендарный пионер был низвергнут с пьедестала — семидесятилетняя годовщина его гибели в 2002 году почти не привлекла общественного внимания, а немногочисленные отклики в прессе свидетельствовали о закате культа. Среди разнообразных материалов, вывешенных в русском Интернете осенью 2002 года, нет ни одного, где бы отстаивался советский взгляд на Павлика как на героя, зато появился ряд текстов, иронически 1 толкующих этот образ. Среди них песня рок-группы «Крематорий» (где мальчик назван «обиженным богом дебилом», а о Татьяне Морозовой сказано: «В тело родной его мамы вошел / Не один табун бравых мужчин>), а также пьеса Владлена Гаврильчика (в ней Павлик вместе с Тимуром спасает Пушкина от роковой дуэли)64. В материале, опубликованном в начале 2004 года, авторы предприняли попытку реабилитировать Павлика; они] привели фрагменты интервью в жанре «разговоров с прохожими», которые свидетельствовали о том, что лишь представители старшего поколения еще помнили, кто это такой65. Очевидно, что к этому времени культ на массовом уровне полностью потерял свою жизнеспособность.

 

Когда я в ходе исследований рассказывала о теме моих занятий российским жителям, не являвшимся профессиональными историками, то неизменно натыкалась на недоверчивое изумление, Ксерокопиисты в библиотеках поражались, как я могу тратить столько бесценных долларов на копирование такой ерунды, а таксисты недоумевали, что, занимаясь таким делом, можно зарабатывать себе на жизнь. История повторяется или не повторяется как фарс, но в общественном мнении легенда о Павлике Морозове, наряду с велосипедами «пенни-фартинг», панталонами и кринолинами, приобрела черты курьезной архаичности. Впрочем, надо отметить, что попытки создать образы детей-героев делаются и поныне. В феврале 2004 года редактор «Пионерской правды», которая все еще продолжает издаваться, хотя и значительно меньшими тиражами, сказала мне, что в газете придается большое значение рассказам о детях, которые сообщают куда следует о подозрительных происшествиях на государственной границе России66. И все же в целом российская детская культура носит сегодня совершенно иной характер, уделяя основное внимание, как и в западных странах, спорту, подростковой поп-культуре и моде87.

 

Своего рода опала, постигшая Павла Морозова и других пионеров-героев, часто рассматривается российскими либеральными обозревателями и их западными коллегами как положительное явление, как шаг на пути политического и морального развития общества88. Во многом это справедливо. Сколь бы ни отличались друг от друга различные версии легенды о мальчике, сформированные на разных этапах советской истории, все они требуют принятия одного и того же набора исходных предпосылок: коллективизация была оправданной мерой и поддерживалась всеми благонадежными советскими гражданами; процесс, в ходе которого были обвинены и осуждены убийцы Павла Морозова, проходил демократическим и справедливым образом; детей следует воспитывать в духе безраздельной преданности политическому режиму той страны, в которой они растут. Между тем в действительности коллективизация обернулась для страны политической и экономической катастрофой и безжалостным истреблением русского крестьянства; советская правоприменительная практика была основана на массовом нарушении прав подозреваемых и заключенных. Правда, советская обработка детей (если не считать стремления привить общечеловеческие ценности — честность, трудолюбие и проч., характерные для любого нравственного общества всех времен9) не сумела выработать в них той преданности официальной идеологии, на которую рассчитывали политические лидеры и пропагандисты. И, пожалуй, это единственное, что можно сказать положительного относительно советского воспитания. Требуя рационального принятия иррациональной системы правления, этот строй, вопреки себе самому, породил в новом поколении скептицизм и склонность к критическому мышлению, привил ему общечеловеческие ценности, помогавшие дистанцироваться от политической демагогии.

 

Но если развенчание героизма Павлика Морозова можно рассматривать как положительное явление, то полное забвение истории его гибели не дает нам оснований радоваться. Тут прежде всего необходимо глубокое и тщательное исследование дела. Вне зависимости от реальной виновности тех, кого осудили за убийство Павлика, суд над ними, вне всякого сомнения, был несправедлив, а материалы, на основании которых выносился приговор, страдали серьезными изъянами, В 2001 году по ходатайству о реабилитации осужденных, поданному дочерью Арсения Шат-ракова Матреной Шатраковой, дело открыли вновь, поручив его заместителю руководителя реабилитационного отдела Генеральной прокуратуры Российской Федерации Николаю Власенко. В отличие от полумиллиона подобных ходатайств, поданных после 1991 года, это ходатайство было отклонено. В 2002 году в беседе с американским журналистом Власенко выразил твердую убежденность в том, что осужденные действительно виновны: «Это было одно из самых диких и ужасных преступлений. Изрезать ножом своих собственных внуков?! Это нам достоверно известно, и этого достаточно». Он сослался на то, что данное дело необычайно хорошо документирована «Там допросы, показания местных жителей, свидетелей, участников, прямые доказательства. Не приплетайте к этому политику. Это был террористический акт»90. Несостоятельность подобных доводов очевидна; материалы дела Морозовых и в самом деле обширны и разнообразны по характеру, но столь же обширны и разнообразны материалы других дел 1932-1933 годов, получивших широкий общественный резонанс. Например, «дело Финского генштаба» содержит много томов свидетельских показаний карельских крестьян, которые подозревались в участии в заговоре белофиннов, поставившего своей задачей подорвать советскую власть91. Обилие сомнительных документов, изобличающих арестованных, еще не может служить доказательством их вины. Конечно, свидетельств против обвиняемых по делу об убийстве братьев Морозовых было больше, чем, скажем, в так называемом «деле глухонемых», организованном в Ленинграде во время Большой чистки. Как утверждалось в этом деле, «агент гестапо» по имени Альберт Блюм передавал торговцам-инвалидам открытки с изображением Адольфа Гитлера. Отсюда следовало, что существовала разветвленная заговорщическая фашистская группа, в которую входили десятки ленинградских глухонемых92. Есть серьезные основания предполагать, что Альберт Блюм и открытки с изображением Гитлера — не что иное, как вымысел, тогда как сомневаться в том, что Павла и Федора Морозовых убили, не приходится. Тем не менее следствие по делу об убийстве велось с нарушениями, а полученные свидетельства никак нельзя назвать достоверными. Сейчас уже не так важно, были ли подозреваемые виновны, главное — настало время признать: дело против них рассыпалось бы в любом нормально проведенном современном апелляционном суде. Возможно, реабилитация обвиненных не стала бы идеальным решением, поскольку складывается впечатление, что по крайней мере один из осужденных (Данила Морозов) действительно причастен к преступлению. Не представляется также возможным доказать, что остальные осужденные невиновны, на основании тех документов, которые целенаправленно собирались для обвинения. Однако приговор, основанный на показаниях, полученных под пытками, выбитых признаниях и сфабрикованных свидетельствах, не должен признаваться правомочным. Осужденных необходимо оправдать, если не за невиновностью, то как минимум за недоказанностью совершения преступления93.

 

Есть и другие обстоятельства, по которым подлинное переосмысление истории Павлика Морозова имеет большое значение. Как я уже неоднократно писала, эта коллизия затрагивает вопросы гражданского долга, сохраняющие свою значимость и за пределами советской системы. Развенчание легенды, пусть и благотворное само по себе, обнажило далеко не здоровую тенденцию к уклонению значительной части постсоветских интеллектуалов от каких бы то ни было общественных обязательств. В бывшем Советском Союзе ответственное и порядочное поведение принято в куда большей степени, чем можно предположить, исходя из общей экономической ситуации, однако его проявления обычно узко локализованы и ограничиваются рамками семьи, замкнутого круга близких людей или своего профессионального коллектива94. В итоге возникает культура разделенных, атомизированных групп, еще менее проницаемая для посторонних, чем это было в советское время, когда, например, с иностранцами и другими чужаками обращались лояльно уже потому, что официальная идеология требовала относиться к ним с подозрением. В современном российском обществе консенсус относительно норм разумного поведения кажется недостижимым. Идея, что человек при определенных обстоятельствах имеет право сообщить о проступке, совершенном членом такой закрытой группы, правоохранительным органам, большинство граждан восприняли бы как нелепость. В честность властей мало кто верит95. В -результате казна нищает из-за уклонений от уплаты налогов, серьезные преступления — вплоть до убийств — остаются нераскрытыми и безнаказанными, а существующая мораль определяется неприкрытыми личными интересами. Иронический итог легенды о Павлике Морозове состоит в том, что, призванная утвердить доносительство в качестве добродетели, она из-за несправедливого обращения с жертвами доносов способствовала созданию культуры, по правилам которой любое участие в общественной жизни воспринимается как завуалированный сговор с несправедливым режимом.

 

В сентябре 2003 года фонд «Открытое общество», субсидируемые Джорджем Спросом, объявил о выделении 7000 долларов екатеринбургскому отделению «Мемориала» на создание в Герасимовке совершенно иного музея Павлика Морозова. Согласно концепции, судьба мальчика будет рассмотрена в контексте насильственной коллективизации 1930-х годов и оценена как одна из составляющих значительно более широкого политического процесса. Необходимо, чтобы история мифа о Павлике и хотя бы часть из перечисленных проблем современного российского общества нашли свое отражение в экспозиции нового музея. Кажется, это уже происходит. В сентябре 2007 года директор музея Нина Купрацевич говорила журналистам из агентства «Новый Регион»: «Во время экскурсии мы рассказываем не только о трагедии, которая произошла в Герасимовке, но и о том, как и за что здесь раскулачивали людей, да и как вообще появилась эта деревня, которую сто лет назад образовали белорусы-самоходы, приехавшие в Тавдинскую область на телегах». Но легенда обладает странной жизненной силой: по словам директора музея, «имя Павлика Морозова привлекает гораздо больший интерес людей, чем коллективизация». Поэтому музей в Герасимовке так и не переименовали. А 2 сентября 2007 года около памятников братьям Морозовым под эгидой музея прошел траурный митинг с возложением венков и цветов: «Могила Павлика и его брата, по словам очевидцев, была буквально засыпана цветами — их несли и пожилые люди, и люди среднего возраста, и даже маленькие дети»96. Так легенда повернулась еще одной, новой гранью, заменив в людской памяти бронзового героя на живых людей, реальных жертв преступления, покоящихся на окраине деревни. Так Павлик-страстотерпец вытеснил из сознания людей героя-гражданина и образцового пионера.

 

В планы музея также входит получить из ФСБ дело об убийстве Морозовых и создать архив устной истории, увиденной глазами репрессированных97. Эти идеи в начале третьего тысячелетия вызвали многочисленные споры, а также опасения, что новый музей будет осуществлять на западные деньги свою собственную идеологическую политику, попросту говоря, антисоветскую и прозападную. Указание на то обстоятельство, что в правилах фонда Сороса есть запрет на использование грантов для политической деятельности, вызвало большое недоумение среди членов учредительного комитета: каким образом, в таком случае, можно вообще отразить столь глубоко политизированную историю?98 По информации, полученной «изнутри», комитет раскололся на группировки, отражающие все оттенки отношения к легенде о Павлике99. Такой поворот, вероятно, можно назвать положительным. История, претерпевшая столько пристрастных и догматических трактовок, непримиримо отвергавших любые разночтения материала, теперь наконец приобретет свободу толкования, позволяющую различным идеям мирно уживаться друг с другом.

 

1 Голиков АЛ. (псевдоним). Моя жизнь и работа. Воспоминания (Кировский завод). 1952-1963 // ЦГАИПД-СПБ, ф. 4000, оп. 18, д. 335, л. 216. В авторе этих воспоминаний (1903 г.р.) интересным образом уживаются преданный сталинец и беспощадный критик беспорядков на заводе, которому он отдал десятки лет жизни. К началу 1950-х он заработал себе репутацию «склочника», а вернувшись с карельского лесозавода, где он трудился с 1956 по начало 1957 года, с трудом устроился на «родной завод». 2 См., например: Преодолеть последствия культа личности в педагогике // Советская педагогика. № 9 (1956). С. 3-18. 3 Голиков А. А. Моя жизнь и работа // ЦГАИПД-СПБ, ф. 4000, оп. 18, д. 335, л. 46. Цитата взята из главы «Трагедия в сознаний», 4 Л О издательства «Детская литература». Отчет об издательской и финансовой деятельности за 1962 г. // ЦГАЛИ, ф. 64, оп. 1, д. 166, л. 11. 5CKQ- SPb-03 PF2B, с. 12. 6 Его краткую биографию см., например, в: Гусев, 1961, с. 110. 7 Хрущев, 1936, с. 14. "Тумаркин, 1983, с. 260-268. 9 «Огонек», № 16 (1970), с. 9. Качество репродукции в «Огоньке» очень низкое, и нельзя с уверенностью утверждать, что это фотомонтаж, однако разница в разрешении изображений Ленина и Виктора наводит на эту мысль. 10 Дисциплинированность// Кондаков. 1967. С. 60,61. " Постановление Свердловского OK ВЛКСМ о работе домика-музея П. Морозова. 11 сентября 1945 г. // ЦДОО, ф. 61, оп. 5, д. 393, л. 94-96 (здесь цит. по: Темникова и Бровцин, 1996,138-139; Об открытии памятника пионеру-герою Павлику Морозову// ТР. 18 июля 1954. С. 2; Памятник Павлику Морозову открыт// ТР. 22 июля 1954. С. 1., г. Дружников, 1995, с. 135-136. 13 Об открытии памятника пионеру-герою Павлику Морозову// ТР. 11 июля 1954; Памятник Павлику Морозову открыт // ТР. 22 июля 1954. 14 Дружников, 1995, с. 178. 15 См. постановление в ЦХДМО; Книга почета Пионерской организации им. В. И. Ленина// ЦХДМО, 1954. См. также: Лучшие из лучших // Вожатый. № 2 (1956). С. 4-5., в Лучшие из лучших // Вожатый. № 2 (1956). С. 4-5.,7 Градов, Бакалов, 1961; с. 54. 18 Павлик Морозов, 1962. Антология состояла из перепечаток главным образом классических текстов о Павлике (Губарев, Соломеин, Яковлев, Щипачев), но также и из некоторых новых текстов, в частности рассказа Е. Медяковой «Дядя Аким» (с. 84- 94), в котором старожил повествует Павлику о Гражданской войне, об участии кулаков в организации восстания в Тонкой Гривке и т.д. 19 Экземпляр издания оперы хранится в музее Павлика Морозова в Герасимовке. В1953 г. опера шла под названием «За правду, за счастие: Павлик Морозов». См. http:// www.te06.mnogosmenka.ru/te060218Ae060246.htm. Михаил Красев (1897-1954) — один из основоположников жанра детской советской музыки. 20 Щипачев, 1965, т. 1, с. 280. Ср. с вариантом: Щипачев, 1950, с. 36. Собственные, не вполне искренние, воспоминания поэта об изменениях см. в: Слово о пионерах-героях // Костер. № 7 (1961). С. 7. Он утверждает, что ему самому неожиданно пришло в голову по-другому описать взаимоотношения мальчика с отцом. 21 Хоринская, 1958, с. 15. 22 Владимиров В. Павлику Морозову — от пионеров Первоуральска // Павлик Морозов. С. 136-137. 23 См., например, воспоминания информанта (1949 пр.), выросшего в небольшом городке Московской области: СКО-Ох-03 PF8B, с. 14. Подробности о проектировании памятников обнаружить трудно, так как заказы на них не сохранились. Обычно в массовом порядке производились типовые монументы; это гарантировало, что все идеологические и эстетические каноны будут соблюдены, и к тому же обходилось значительно дешевле. 24 Например, школа в Ивановской области назвала свой лагерь в честь Павлика и пригласила Татьяну Морозову на 35-летний юбилей Пионерской организации в 1957 г. См.: Материалы об опыте работы пионерских организаций школ Ивановской области // РГАСПИ-ЦХДМО, ф. 2, on. 1, д. 8, л. 120, л. 74. Хронику см., например, в: Информационный бюллетень Оренбургского областного совета пионерской организации о работе с пионерами и школьниками (январь-декабрь 1962) // РГАСПИ-ЦХДМО, ф. 2, on. 1, д. 249, л. 23. 25 См. цифры, приведенные в: Старцев, 1966; Старцев, 1970; Старцев, 1987; Старцев, 1988. 26 О первоначальной публикации см. главу 5. В предисловии к публикации 1973 г. Маргарита Агашина пишет: «Давным-давно, почти сорок лат назад, в далекий таежный поселок, где я тогда жила, пришел пионерский журнал "Затейник", а в нем — горячие, горькие, тревожные стихи — поэма о Павлике Морозове, о его подвиге, о его гибели. Я читала и плакала. И опять читала и перечитывала и незаметно выучила наизусть всю поэму». За этим следует рассказ о том, как она читала поэму всем «товарищам в классе» и в пионерскоих лагерях, но имени автора так и на знала. Много лет спустя Михаил Федорович Дорошин показал ей свою поэму о Павлике Морозове, которая и оказалась ее любимым текстом. См.: Дорошин, 1973, с. 2. 27 Балашов, 1969, с. 8, с. 22. 29 Список, составленный по моей просьбе Виталием Безроговым в 2004 г., свидетельствует о том, что более чем в тридцати постсоветских больших и маленьких городах, в том числе в Алматы, Грозном, Казани, Нижнем Новгороде, Перми и Владимире, есть улица им. Павлика Морозова. Интересно, что даже при «колониальном» происхождении легенды в Ханты-Мансийском автономном округе существуют целых две улицы им. Павлика Морозова. Очевидно, что в советский период их число было больше, но после 1991 г. улицы, названные в честь пионера-героя, переименовали (например в центре Москвы или в Ярославле). 29 Катриона Келли — сотрудник музея Екатеринбург. 30 О работе дружинников см., например: ЦГАИПД, ф. К-881, оп. 20, д. 57. Ленинградский городской комитет ВЛКСМ. Отдел пропаганды и культурно-массовой работы. От-четы о работе комсомольских оперативных отрядов дружинников за 1 -2 кварталы 1977 года. 1977, л. 45. «Пояснительная записка к отчету о работе коме, оперативных отрядов дружинников ВО района за II квартал 1977 года»: «Проводились рейды на вечерах отдыха в Мраморном и театральном залах ДК им. С. М. Кирова, в пассажирском порту, во время гуляния на Дворцовой площади 1 мая, по проверке общественного транспорта, 9 мая, 11 и 25 апреля по проверке чердаков и подвалов, а также 31 мая рейд на проверке общежитий района.... В ночь с 25 на 26 июня КОО обеспечивал охрану общественного порядка на ночном балу "Белые ночи" в ДК им. Кирова, а также с 28 на 29 июня во время проведения праздника "Алые паруса"». Как все «добровольные» организации, дружины были «добровольными» только на бумаге. За исключением небольшого коли* честна активных или властных людей, в основном в них участвовали или из корыстных побуждений (на фабриках и заводах за участие в дружинах давали отгул), или потому, что участвовать было необходимо (просто начальник отделения собрал необходимое количество участников и т.д.). 31 См., например, «О некоторых новых формах организации воспитательной работы среди трудящихся по месту жительства в Москве и Ленинграде» (1961) // РГАНИ, ф. 5, оп. 34, д. 95, л. 36-37. Распоряжение Ленгорисполкома от 1985 г. особенно детально описывает сферу деятельности товарищеских судов, в компетенцию которых входил прежде всего общественный порядок: прогул, «утрата или повреждение оборудования, инвентаря», мелкая кража, «оскорбление, клевета, побои и легкие телесные повреждения», «невыполнение или ненадлежащее выполнение родителями, опекунами или попечителями обязанностей по воспитанию детей», «недостойное отношение к родителям», «недостойное поведение в семье», «недостойное отношение к женщине», «порча жилых и нежилых помещений и комм, оборудования, несоблюдение правил противопожарной безопасности* и т.д. См.: Положение о товарищеских судах// Бюллетень Исполкома Ленгорсовета. 1985. № 22. С. 6-15.0 принудительной практике такого рода см. также: Хархордин, 1999. 33 Балашов, 1969, с. 9. 33 Огонек, № 21 (1962), разворот. 34 Макаров С, Николаев В. Бессмертие юных// Огонек. № 20 (1972). С. 8. Гриша Акопов здесь представлен с его настоящей армянской фамилией Акопян, что входит в практику с начала 1960-х гг. (см. ниже). 36 Учительская газета, 9 мая 1972. 36 Советская педагогика, № 5 (1972), с. 9. 37 Программы, 1957. О материалах для обсуждения в классе см.: Болдырев, 1955, с. 344 (внеклассное чтение), с. 266,305 (дискуссии в классе). 38 См.: Гусев, 1961, с. 77-118. 39 Вожатый, № 5 (1961), с. 8. 40 Пионер, № 11 (1957), с. 18-23. 41 Например, в одной престижной ленинградской языковой Спецшколе был уголок Рихарда Зорге, советского агента в Германии. СКО-Ох-03 PF13B, с. 13. 42 См., например: Гусев, 1961; Агапова, 1972. 43 «Советская педагогика», № 5 (1972), с. 9. 44 Мусатов, 1962, с. 48-58. 45 План подготовки Всесоюзного слета пионеров // РГАСПИ-ЦХДМО, ф. 2, оп. 1, д. 230, л. 112. В этот период комсомольская организация в Москве активно собирала материал о пионерах-героях для Книги Почета. В 1957 г. была собрана информация о Коле Мяготине по печатным источникам 1930-х гг. и о таких героях войны, как Миша Романов, который внес свою лепту в победу под Сталинградом, бросая гранаты в приближающиеся ряды немецких солдат. Записывались также и современные подвиги: например, двое пионеров из Брест-Литовски содействовали доблестным советским пограничникам в борьбе с вероломными иностранцами, в Горьком пионеры спасли людей от пожара. Имена всех этих смелых и бдительных ребят были записаны в Книгу Почета. Материалы о Юных героях-пионерах и героях Октября... (1957) // РГАСПИ-ЦХДМО, ф. 2, on. 1, д. 12, л. 1-10. В Книгу Почета включены также многие герои мирного времени: см. например, л. 5, где собрана целая коллекция пионеров, помогавших пограничникам «опознать» сомнительных иностранцев в пограничной зоне. 46 Материалы о занесении в Книгу Почета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина юных героев-пионеров (1957-1960// РГАСПИ-ЦХДМО, ф. 2, on. 1, д. 131, л. 12. В самой Книге Почета описание Павлика еще суше: Пионер-герой, бесстрашно выступивший против врагов народа в период коллективизации страны. Зверски убит кулаками 3


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>