– Так ты пока не замужем, да? Ну ничего, не переживай, – успокоила меня Кристин. – И почему это Бет не выбрала тебя в подружки невесты? Я всегда думала, вы очень близки – гораздо ближе, чем когда-то были мы с ней, а она сказала, что хочет выбрать меня. Правда, мать Бет настоя а, чтобы та взяла в подружки всех своих кузин.
– Нет, мы уже не так близки, как раньше, – проговорила я и прикусила язык. По всему было видно, что со школьных лет Кристин ничуть не изменилась, и я не сомневалась – она переврет мою безобидную фразу и сделает из нее что-то вроде «Знаешь, Бет, Элли сказала, что уже не считает тебя своей подругой».
Я и не считала. Правда, это уже к делу не относилось. Семейные пары начали обсуждать, в каком районе они купили или собираются купить дом. Беседа приняла неожиданно резкий характер, когда одна из близняшек Хейл заявила, что в некий квартал ее не заманить никаким калачом. На это Сондра Мзттьюз, прокашлявшись, отрезала, что они с мужем только что подписали контракт на покупку дома именно в том квартале. Повисла гнетущая тишина, а потом, вместо того чтобы сгладить недоразумение и сказать что-нибудь вроде «О, я уверена, вам достался прелестный домик, наверняка последний из тех, что действительно заслуживают внимания приличных людей», Синди Хейл (теперь уже Синди Уэллс, хотя воспринимать ее и ее сестру Мелани иначе как «близняшек Хейл» было трудновато) лишь деликатно кашлянула и промолвила: «Во как».
Вслед за этим Кристин, чуть не лопаясь от гордости, сказала, что они с мужем (как оказалось, отец ее супруга владел крупной проектной фирмой и не имел в жизни большего счастья, чем осыпать золотом своего мелкоголового сыночка и его жену-подлизу, что еще раз доказывает жизненную несправедливость: все блага в этом мире достаются негодяям) только что приобрели одноэтажный дом с пятью спальнями, да еще в одном из самых престижных районов города. Все восторженно заохали и, фальшиво улыбаясь, принялись поздравлять Кристин, однако тут Мелани Хейл-Тревис безапелляционным тоном «меня-никому-не-превзой-ти» сообщила, что беременна, и таким образом, украла по беду у откровенно надувшей губы Кристин.
К концу праздничного обеда все нахохлились, никто не хотел друг с другом разговаривать, и только мужья хмуро перешептывались со своими благоверными. Я извинилась и пошла в бар, где в буквальном смысле слова налетела на моего старого школьного приятеля Чарли. Я сама была виновата, так как не смотрела перед собой, а загляделась на Молли, которая кокетливо хихикала и строила глазки Единственному Симпатичному Парню. Ну что за несправедливость! Молли и двух минут не пробыла в одиночестве, а к ней уже кто-то клеится, с горечью подумала я и столкнулась с Чарли Оуэнсом, который выходил из бара и держал в руке бокал виски со льдом.
– Черт! – выругалась я, когда холодный напиток вы плеснулся прямо на мой кремовый джемпер из кашемира, оставляя на самом виду отвратительное бурое пятно. Я отдернула джемпер от тела, но жидкость уже впиталась в ткань и кожа у меня на груди стала холодной и липкой.
– Элли! О Боже. Не знал, что ты тоже здесь, – смутился Чарли. – Извини, я не хотел испачкать твой свитер.
– Привет, Чарли, – сказала я, все еще придерживая джемпер на расстоянии.
Встреча казалась мне нереальной – через столько лет увидеть свою первую любовь, своего первого мужчину. Я ничего не слышала о нем с первого курса колледжа, когда после первого семестра мы расстались. Встречаясь с бывшим любовником, всегда чувствуешь себя немного не ловко: то обстоятельство, что его пенис когда-то находился у тебя внутри, лишь добавляет скованности. Чарли был у меня первым. Мы оба лишились девственности на диване в квартире его родителей после бала в честь окончания предпоследнего класса. Как всегда у подростков, все было неуклюже и скомканно: навалившись на меня в каком-то полубезумном исступлении, Чарли кончил через полминуты. Теперь я даже с трудом его узнавала – в школе он был худым и долговязым, как столб, а сейчас передо мной стоял упитанный и круглолицый мужчина с пухлыми щеками.
– Пойду возьму минералки, чтобы замыть пятно, – сказала я.
Чарли проводил меня в бар, заказал стакан минеральной воды и сидел рядом, пока я промокала испачканное место на джемпере бумажной салфеткой. В результате все моих усилий пятно стало еще заметнее.
– Свитер испорчен? – огорченно спросил Чарли.
– Не думаю, – соврала я. – Да ладно, не беспокойся об этом.
– Бет сказала, что ты работаешь адвокатом, – сказал он, и, позабыв обо всем на свете, мы принялись рассказывать друг другу истории своей жизни (изрядно приукрашенные – ну, по крайней мере с моей стороны).
Чарли тоже был адвокатом и, найдя применение своему незаконченному техническому образованию, специализировался на патентном праве. Работал он в одной крупной фирме в Манхэттене – достаточно солидной, чтобы при ее упоминании глаза у меня вылезли на лоб. По словам Чар ли, ему нравились и его занятие, и жизнь в городе. Сначала я решила, будто он тоже излагает мне лишь ту версию истории, которая подходит для глянцевых журналов, но потом до меня дошло: на самом деле среди всех моих знакомых юристов Чарли – один из немногих счастливчиков, кому эта работа доставляет истинное удовольствие. И кроме того, он всегда обладал острым аналитическим умом, поэтому нетрудно было представить, что процесс решения проблем приносит Чарли радость.
Вскоре после того, как мы уютно устроились в баре, мой бывший приятель пошутил насчет того, что ему следовало бы перейти с виски на более легкие напитки, при носящие меньше вреда, и заказал дорогущую бутылку шардоне. Не знаю, может, это все из-за выпитого вина, но Чарли показался мне ужасно милым. Настолько, что я задалась вопросом – почему мы вообще расстались? Ведь Чарли всегда был славным, порядочным, образованным и, главное, самым подходящим для меня мужчиной. Он-то и послужил эталоном, с которым я сверяла своих по следующих ухажеров – Алека, Питера, Уинстона, Джереми и Эрика. Однако в отличие от пяти моих воздыхателей, каждый из которых был напыщеннее и скучнее предыдущего, Чарли как никто умел меня рассмешить. Покончив с первой бутылкой шардоне и откупорив вторую, мы вспоминали юношескую глупость и неопытность и даже набрались смелости оживить в памяти наш первый и не совсем удачный сексуальный опыт. Весь вечер на пролет мы хохотали до слез, хлопая по столу ладонями и задыхаясь от смеха. О том, чтобы вернуться на свадьбу, не было и речи.
– Если честно, я никого здесь не знаю – конечно, кроме Бет, – сказал Чарли, словно извиняясь за то, что вовсе не спешит возвращаться на торжество, которое становилось все более шумным.
Интересно, почему Бет пригласила его на свадьбу? Она была знакома с Чарли только через меня, и для нее он – не больше чем приятель подруги, да и то школьный. И все же я была рада, что она это сделала. Без Чарли я бы застряла за столиком в обществе Кристин, которая изводила бы меня своими подковырками насчет того, почему я совсем одна, с явным намерением деморализовать. (Еще бы! Ведь я не имела богатого супруга с крошечной головкой и вынуждена танцевать с чужими мужьями, которые приглашали бы та кую старую деву только из жалости.)
Чарли избавил меня от этих трудностей, и я гораздо лучше чувствовала себя здесь, прихлебывая вино в дружеской компании, чем рядом с семейными парочками, которые так и норовили перещеголять друг друга. Правда, должна признаться, я совсем не умею пить. Нет, в буйство не впадаю, однако после нескольких рюмок полностью теряю способность внятно разговаривать, передвигаться и ясно мыслить. Вот поэтому-то после третьей бутылки я позволила Чарли подвезти меня до дома, а потом как девчонка обжималась с ним в подъездной аллее перед гаражом.
Если в роли полнотелого юриста Чарли выглядел не привычно, то жаркие объятия и поцелуи спустя двенадцать лет после нашего последнего свидания казались еще более нереальными. Прикосновение его губ было не таким, как раньше, но я вспомнила этот знакомый запах – уютный, домашний запах шерстяных свитеров, намокших от снега. На какой-то миг я перенеслась в школьные годы и ощутила давно забытый всплеск юношеских эмоций, от которого захватывало дух, будто на «русских горках». На меня вдруг нахлынуло ностальгическое вожделение, и я принялась лихорадочно стаскивать с Чарли свитер и расстегивать ремень его брюк, а он с тем же пылом добрался до моего бюстгальтера и трусиков. Не зажги моя мать фонарь перед домом, я бы отдалась Чарли прямо в его машине – взятой напрокат «камри» – сидя у него на коленках и упираясь задницей в руль.
Однако на крыльце зажегся свет, и благодаря этому мне не пришлось узнать, на что способна женщина, когда она пьяна, одинока и подавлена тем, что из всех бывших одноклассниц только она одна еще не нашла себе мужа.
– О Господи, – выдохнул Чарли, отстраняясь. От поцелуев губы его покраснели и распухли. – Не знаю почему, но мне опять страшно. Я всегда до чертиков боялся твоего папашу.
– Почему? – удивилась я. – Свет зажег не он, а мать. Отец и понятия не имел, во сколько я возвращаюсь домой. Думаю, его это не интересовало.
– Отец, мать, какая разница. Я чувствую себя так, будто мне опять шестнадцать и они застукали меня в тот момент, когда я покушаюсь на целомудрие их дочери.
– Все было по обоюдному согласию, – улыбнулась я, и мы еще раз поцеловались.
– Я позвоню, – пообещал Чарли.
Я побрела к дому, думая о том, нет ли у меня на шее засосов, и, словно девчонка, волнуясь, как бы мать их не заметила. Само собой, я злилась на мамашу за то, что она зажгла свет. Я знала – Чарли не позвонит. И это к лучшему. Мы замечательно провели время; его поцелуи будто вернули мне стремительно угасающую молодость. И все же это было слишком похоже на вечер встречи выпускников: ты пляшешь под старые добрые хиты восьми десятых всю ночь напролет и чувствуешь себя замечательно. Только повторять этот праздник каждый день слишком утомительно.
Когда я вошла, то увидела, что мать с Салли сидят в гостиной – мама в кресле, собака на диване – и злобно взирают друг на друга.
– Я хотела согнать ее с дивана, и она меня укусила, – доложила Глория.
– Салли тебя укусила?
– Во всяком случае, пыталась. Она рычала и кидалась на меня.
– Но зубами тебя не коснулась? Мать угрюмо покачала головой.
– Тогда она тебя не кусала. Извини, я должна была предупредить, что Салли любит спать на диванах и очень обижается, когда ее сгоняют, – сказала я, подхватила на руки свою сарделькообразную псину и прижала ее к груди. Мне нравится возвращаться к Салли. Она завозилась и как сумасшедшая принялась лизать меня, обдавая запахом своего дыхания.
– Ну, как прошла свадьба? – вопросила мать, после того как Салли чихнула мне прямо в лицо.
– Ужасно, – ответила я и рассказала матери, с каждой минутой приходившей все в большее восхищение, о без вкусно украшенном зале, непомерно затянутой церемонии, о том, что Бет в своем платье выглядела как безе и что ее семья сэкономила на угощении, заказав микроскопические порции цыпленка и рисового плова. Моя мамаша, которая любит повторять: «Если не можешь сказать ничего хорошего, просто посиди рядышком», – слушала меня с открытым ртом.
– Ты видела кого-нибудь из старых знакомых?
– Ну да. Встретила Чарли Оуэнса. Помнишь его?
– Конечно, помню. Чарли был таким милым мальчиком. Чем он сейчас занимается?
Мне страшно не хотелось ей говорить. В каждом из моих бывших приятелей Глории видится отец ее нерожденных внуков.
– Он адвокат, работает в одной манхэттенской фирме, ведет патентные дела.
– О-о… – произнесла мать, растянув это слово на два скорбных слога, и печально посмотрела на меня. – Он всегда мне нравился. Я надеялась, вы поладите. А кого еще ты встретила?
– Кристин Гудман, то есть теперь она Кристин Джэники, – сказала я, и нас обеих передернуло. Глория терпеть не могла ни Кристин, ни ее мамашу – точную копию моей одноклассницы. – Я проторчала на банкете за одним сто лом с Кристин, ее уродливым муженьком, Сондрой Мэттьюз и близняшками Хейл – эти тоже были при мужьях. Они там чуть не передрались из-за того, чей дом находится в более престижном районе. Сущий кошмар. Не понимаю, почему Бет подсадила меня к ним, когда за соседним сто ликом вовсю веселилась компания холостяков.
– Бет никогда тебя не любила и все время страшно тебе завидовала, – проницательно заметила мать.
– Что? А какое это имеет отношение к тому, что она усадила меня среди семейных пар с кислыми минами?
– Бет не хочет, чтобы ты познакомилась с хорошим парнем и в чем-то ее превзошла, – объяснила мать. Я уже было решила, что Глория в кои-то веки изрекла здравую мысль, как мамаша тут же все испортила, прибавив: – Тебе не следовало разрывать отношения с Эриком. Ты уверена, что найдешь кого-то лучше его?
Я сделала глубокий вдох. Осталось перетерпеть еще двенадцать часов, и мы с Салли вернемся домой – в более-менее нормальную обстановку.
Глава 7
Я изнывала от скуки на официальном завтраке, который наша фирма ежемесячно устраивала для сотрудников отдела судебных тяжб. Это настоящая пытка: мы сидим за огромным круглым столом с львиными ножками, угощаемся крохотными сандвичами, в которых было слишком много майонеза, и заветренными морковными палочками, запиваем все это еле теплым чаем и докладываем о текущей работе. Один за другим мы по очереди нагоняли на остальных тоску, похваляясь уведенными у других адвокатских контор клиентами, непомерно высокими суммами, полученными за выигранные дела и рассказами о невероятной смелости и находчивости при снятии показаний.
– Вы не представляете, как вытянулась его физиономия, когда я задал клиенту вопрос о регистрах выписанных счетов. Он буквально обезумел от злости и все звал меня выйти за дверь и поговорить как мужчина с мужчиной, – расписывал Фил Даффи недавний инцидент, случившийся при работе со свидетелем. – А я говорю ему: «Хоть сейчас, только если судебный секретарь пойдет с нами и зафиксирует все происходящее».
Фил входил в число компаньонов фирмы, поэтому большинство подхалимов из младшего состава восторженно загоготали и принялись горячо его поздравлять. Я ненавидела Фила почти так же сильно, как Ширера Дерьмового. Ширер по крайней мере был живым человеком, а Даффи больше походил на робота. Он проводил в конто ре немыслимое количество времени и работал по семнадцать часов в сутки практически без перерыва на еду и отдых. По утрам мне крайне редко удавалось прийти в офис раньше его (секретарша Даффи, которая работает по скользящему графику и появляется в конторе в половине восьмого, как-то обмолвилась, что в этот час ее шеф уже на месте как штык), а когда я уходила домой – как правило, около семи вечера, – он почти всегда еще сидел в кабинете.
Даффи наконец завершил свои самовосхваления. Блин, скоро подойдет моя очередь выступать, подумала я, лихорадочно соображая, что бы такого сказать. С некот рых пор я предпочитала как можно реже выступать на этих завтраках – после того раза, когда я предложила руководству фирмы приобрести кофеварку, чтобы сотрудники получали свой эспрессо и капуччино, не выходя из офиса, в результате чего не только значительно улучшилось бы качество потребляемого кофе, но и заметно сократились потери рабочего времени, так как народу не пришлось бы мотаться в соседнюю забегаловку. Тогда все уставились на меня с таким изумлением, как если бы я потребовала соорудить в приемной языческий алтарь и приносить на нем в жертву кровожадным богам пушистых щеночков.
– …и в связи с этим я планирую назначить Элли… – донесся до меня голос Даффи. Черт, о чем это он? Я опять все прослушала, – ведущим юристом по новому групповому иску. Элли, вам придется попотеть и, может быть, допоздна оставаться на работе. Зато я уверен – вы справитесь с этим лучше всех.
За столом начались перешептывания, и внезапно я обнаружила, что взгляды всех присутствующих обращены на меня.
– Поздравляю, Элли!
– Для тебя это серьезный шаг вперед.
– Какой прорыв, Элли!
Арргх! О чем болтал Даффи? Что еще за групповой иск? И чего это он там вякнул насчет работы допоздна? Я выдавила улыбку, скромно потупила взор и поблагодарила за доверие, хотя во мне все клокотало от возмущения. Очень надо – вешать на шею какое-то суперважное дело, до ночи пропадать в конторе и отравлять себе жизнь! Я вдруг заметила, что Кэтрин Польк взирает на меня с нескрываемой завистью. Кэтрин была моим заклятым врагом. Мы пришли в фирму в один и тот же год, сразу после окончания юридического факультета, и возненавидели друг друга с первого взгляда. Она – шикарная блондинка с модным каре, высокая и худощавая. Именно такой я всегда рисовала в воображении Белую Колдунью из сказки «Лев, Колдунья и платяной шкаф». Кэтрин очень элегантно одевается и оттеняет свою сливочно-белую кожу и светлые волосы при по мощи ярко-красной помады и густо наложенных теней, тогда как я часто заявляюсь на работу в мятом костюме, с влажными после душа волосами и с кругляшом антибактериального пластыря на подбородке. И дело совсем не в том, что Кэтрин выглядит словно модель – еще она перехватывает самые выгодные дела, заискивает перед начальством и почем зря подсиживает коллег. Новость о том, что мне поручили жутко серьезный проект, заставила хорошенькое личико Кэтрин скривиться, а фарфоровые ноздри раздуться от гнева, и уже одно это приятно согрело мою душу.
– Мне не терпится взяться за это дело, – только и сказала я, когда пришел мой черед выступать, и собравшиеся даже немножко похлопали. Я не удержалась и бросила в сторону Кэтрин торжествующий и насмешливый взгляд.
Чуть позже, проходя мимо кабинета Ширера Дерьмового, я осторожно заглянула внутрь. Обычно таким образом я выясняю, не ушел ли он домой пораньше (Ширер часто так делает), и если не обнаруживаю босса на месте, то с чистой совестью смываюсь из конторы. Ширер, однако, сидел в кабинете, скрючившись за столом, и со странным хрипом и бульканьем прочищал горло. Уютно устроившись в коричневом кожаном кресле для посетителей, спиной к двери сидела Кэтрин Польк. Я задержалась у входа, так чтобы ни Ширер, ни Кэтрин не могли меня видеть, и притворилась, будто изучаю какие-то папки на соседней полке.
– С какой стати этот иск достался Элли? – шипела Кэтрин. – Ты обещал, что ведущим юристом по следующему крупному делу назначат меня. Ты же знаешь, как это необходимо, если в ближайшем будущем я собираюсь стать компаньоном.
– Ты будешь, будешь компаньоном, не волнуйся, – каким-то неестественным, успокаивающим тоном проговорил Ширер.
Чего-чего? Почему он так ведет себя с ней? Мы с Кэтрин отработали в фирме всего по четыре года, и до возможного компаньонства нам оставалось еще три, если не пять лет. И даже тогда компаньонское участие не было гарантированной перспективой ни для кого, даже для тех сотрудников, чьи отец или мать входили в совет директоров.
– Да уж, и лучше поскорее. Если ты не хочешь, чтобы о нас узнали остальные компаньоны, – недовольно произнесла Кэтрин.
О нас? Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не охнуть. Кэтрин Польк и Ширер Дерьмовый – любовники? Я немедленно – и к несчастью для себя – представила их обоих в постели: гибкое тело Кэтрин прижимается к жир ному, заросшему шерстью пузу Ширера, а он, закатив глаза, исступленно кричит: «Да, да, еще!» Меня аж передернуло от отвращения. Вообще-то ничего удивительного, если учесть, что ради компаньонства Кэтрин готова на что угодно. Меня поразило только то, что Кэтрин, которая всегда так заботилась о своем имидже и демонстрировала тонкие вкусы, вообще может выносить вид голого Ширера.
– Ради всего святого, либо закрой дверь, либо не кричи. Нас могут услышать, – прошипел в ответ Ширер.
– А мне плевать. Ты женат, не я, – раздраженно бросила Кэтрин.
Ширер понизил голос, так что я ничего не могла разобрать, но тон его был угодливым и вкрадчивым, словно босс разговаривал с капризным ребенком. Я быстренько шмыгнула к себе в кабинет, чтобы они не успели меня заметить.
Я сидела за столом и с недоумением трясла головой, не в силах переварить услышанное. Ширер и Кэтрин вместе. Это было слишком отталкивающее зрелище, хуже, чем Красавица и Чудовище. И как у них все закрутилось? С чего это образине вроде Ширера – толстобрюхому волосатому коротышке – пришло в голову, будто он может покорить прекрасную амазонку вроде Кэтрин? А может, наоборот, она его соблазнила? И если да, то как? Ее нежные пальчики небрежно ласкали его жирные поросячьи ляжки во время подготовки к слушаниям? Она засовывала язычок в его мохнатое, забитое серой ухо? Если меня чуть не вырвало при одной мысли об этом, то как же она, бедная, этим занимается?
Однако размышления о сексе – пусть даже таком мерз ком и извращенном – напомнили мне кое о чем другом. С тех пор как неделю назад я разместила объявление в Интернете, то не проверяла свой электронный почтовый ящик. Из-за суеты со свадьбой Бет и работой совсем забыла об этом. Я запустила программу просмотра веб-страниц, набрала адрес, ввела имя пользователя, затем пароль и, тупо моргая, уставилась на экран. Я не верила своим глазам: в папке входящих сообщений значилось 175 писем. Здесь какая-то ошибка, подумала я. Наверное, писем всего 17 или даже 75, а слева или справа вкралась лишняя цифра. Тем не менее, когда я открыла папку «Входящие», там действительно было 175 сообщений с выстроенными в аккуратную колонку заголовками. Я щелкнула на первое письмо, подписанное неким Лизуном, и начала читать: «Когда ты ощутишь, как колечки на моем языке щекочут твою…» Фу!
Я нажала кнопку «удалить» и украдкой обвела глазами кабинет, чтобы убедиться – в мое отсутствие сюда никто не заглядывал и не проверял, чем я тут занята. Конечно же, никто в кабинет не заходил, но я всегда терзалась глупыми страхами, что фирма, точно подозрительный диктатор, следит за мной с помощью скрытой где-то над столом камеры и вот-вот узнает, что я трачу оплаченное время «Сноу и Друзерс» на чтение непристойных писем.
Сначала я отгоняла эту мысль как параноидальную, но потом увидела по телевизору сюжет о компаниях, которые действительно наблюдают за своими сотрудника ми с помощью видеокамер, отслеживая производител ность труда в течение рабочего дня, и это меня доконало. Теперь я убеждена, что все мои просмотры онлайн-каталогов одежды и обуви, не говоря уж о чтении электронных писем от мерзких извращенцев, заносятся в некую виртуальную «черную книгу» моих работодателей. Я снова перевела взгляд на экран, где открылось следующее сообщение: «Ищу свободную от предрассудков женщину, готовую к новым впечатлениям. С меня – ректальный зонд, с тебя – твой бананчик».
Бананчик? Это еще что за штука? О назначении ректального зонда догадаться нетрудно, но «бананчик»? Из всех моих знакомых знать об этом мог только один человек.
– Нина, что такое «бананчик»? – глухо проговорила я в телефонную трубку, моля Бога, чтобы никто в конторе меня не подслушал.
– «Бананчик»? – Нина заливисто расхохоталась. – Элли, детка, не знала, что ты пользуешься такими игрушками!
– Я не пользуюсь такими игрушками. Просто мне по мылу пришло письмо, где упоминается «бананчик», а я не знаю, о чем речь, – оправдываясь, сказала я.
Нина хохотала как сумасшедшая, а после того как все-таки объяснила мне значение слова «бананчик» – у меня язык не повернется это повторить – заставила привести контекст, в котором оно всплыло.
– Объявление о знакомстве! – воскликнула она. – Я тоже через это прошла.
– Ну и как, кто-нибудь отозвался? Я имею в виду, кто-нибудь, кроме ненормальных, мечтающих одеть тебя в кожаное белье?
– Да сколько угодно. То есть нет, по-настоящему ты ни с кем не встречаешься. Эти объявления хороши лишь для того, чтобы найти партнера по киберсексу. Ты что, не в курсе?
Киберсекс? Но в «Шарме» только и говорилось, что о красавицах-трудоголичках с Манхэттена, которые познако мились со своими мужьями-миллиардерами через Интернет, поскольку времени на обычные свидания у них не было. О киберсексе в статье и словом не упоминалось.
– Гм… нет, – призналась я. – А как вообще это все происходит?
– Ну, для этого надо иметь определенный навык печатания одной рукой, – начала Нина. Ага. Теперь я поняла.
– Все-все, не продолжай, – поспешно оборвала ее я. – Пока.
Список выбранных псевдонимов, отображенный в поле «От кого», внезапно показался мне гораздо более красноречивым: нередко в нем мелькали «члены», «лизунчики» и «жеребцы». Я нажала кнопку «удалить все», очистила почтовый ящик и стерла свое объявление. Может, позже, после того как мне стукнет тридцать и я вступлю в десятилетие, когда одинокие женщины впадают в отчаяние, мне придется довольствоваться киберсексом. А пока было лишь начало сентября, и до печальной поры тридцатилетия у меня оставалось целых три месяца.
Глава 8
В жизни у меня есть лишь два настоящих таланта: лазерная точность в нанесении жидкой подводки для глаз (я делаю это одним плавным движением, не отрывая кисточки от века) и рисование шаржей на друзей и врагов (отличить первых от вторых очень легко, так как я с искренним удовольствием наделяю тех, кого ненавижу, огромными носами и оттопыренными ушами). Рисунки получаются довольно хорошо; всем нравится, когда на дружеских вечеринках я схватываю чье-нибудь выражение лица и запечатлеваю его на бумаге. Кроме того, рисование помогает расслабиться, поэтому спустя некоторое время после того, как мне поручили «сверхответственное дело по групповому иску» и я уже начала впадать в панику, представляя себе горы бумаги, в которых предстоит зарыться, я сидела в кофейне «Старбакс», удобно расположенной всего в нескольких кварталах от моего дома, и рисовала невысокого муж чину, сидевшего напротив. Я пыталась перенести на бумагу черты его лица – он чем-то походил на Элмера Фадда – и толстый, колышущийся живот. На самом деле непросто рисовать человека, чтобы он не заметил, как ты внимательно его разглядываешь и «фотографируешь» изрезанный морщинами лоб, багровый нос пьяницы и капризно изогнутые губы. Приходится очень часто смотреть на «модель», подмечая как можно больше деталей, а потом быстренько опускать глаза, прежде чем «натура» поймает твой взгляд. Я уже делала это раньше, и порой мужчины, которых я рисовала, думали, что их завлекают. Один даже подошел и выхватил у меня блокнот, но обнаружил в нем лишь карикатуру на себя самого – со лбом пещерного жителя и задницей-кошельком.
Я люблю сидеть в «Старбаксе», хотя Нина всегда обзывает кофейни этой сети безвкусными и мещанскими. Ей претят чересчур изысканный декор заведения и высокие цены, а особенно развешанные по стенам портреты известных писателей (многие из них жили в разное время, но на картинах они изображены вместе за чашечкой кофе). Нина утверждает, что это искажение искусства, превращающее образы писателей в капиталистическую валюту. Я с ней не спорю. Мне-то нравится и мягкое освещение, и смешанная атмосфера прошлого с современностью, и слишком дорогой кофе. Даже картины на стенах кажутся довольно милы ми. Наверное, в душе я капиталист, и меня ничуть не оскорбляют корпоративные попытки сделать мою жизнь столь же стильной и модной, как на глянцевых страницах каталога «Поттери Барн». Бог свидетель, я просто не успеваю одновременно трудиться на юридическом поприще, искать любовь своей жизни и тратить необходимое время и усилия, чтобы создать вокруг себя элегантную, комфортную и умиротворяющую обстановку.
Пока я сидела и рисовала Элмера, увековечивая на бумаге его необъятное пузо, женщина за соседним столиком начала истерически хохотать. Я обернулась: это была тучная дама в бигудях и домашних тапочках, и читала она вебстеровский толковый словарь в мягкой обложке. То ли ей попалось какое-то особенно смешное слово, достойное столь бурной радости, то ли она просто была чокнутой и в любую минуту могла достать из пластиковой хозяйственной сумки автомат и превратить уютное кафе в кровавую бойню – когда живешь в большом городе, нельзя исключать и такие варианты. Я прикидывала вероятность обоих сценариев, украдкой поглядывая на тетку из-под полуопущенных ресниц, и неожиданно заметила Теда. Он занял очередь, чтобы сделать заказ, а рядом с ним стояла весьма привлекательная женщина лет сорока с небольшим. Я не встречала Теда с того злополучного ужина в августе.
У них свидание, решила я, увидев, как спутница Теда дотронулась до его руки, словно желая привлечь к чему-то внимание собеседника. Она воспользовалась старой как мир уловкой, при помощи якобы невинного прикосновения придавая отношениям сексуальный оттенок. К превеликой моей радости, Тед не ответил на касание. Правда, он улыбался и кивал женщине, а она болтала без умолку, и ее гром кий, резкий смех разносился по всему залу, отчего другие посетители бросали на нее недовольные взгляды. И еще она цеплялась за руку Теда, как будто без его поддержки могла завалиться.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |