Из приказов
Приказ 25 декабря 1941 года
В срок между 26 и 28 декабря евреи должны сдать в Юденрат все принадлежащие им меховые изделия. Отказавшиеся подчиниться этому распоряжению и те, у кого по истечении указанного срока будут обнаружены меховые изделия, будут караться смертной казнью.
Приказ
Газоснабжение еврейской части города будет отключено. Для обогрева домов и приготовления пищи на территории гетто может использоваться только уголь.
Глава 14
Нищие и сироты
Варшава, январь-февраль 1942 г.
Голодали в Варшаве все – и «арийцы»-поляки, и евреи. Умирающие с голоду дети выпрашивали на улицах еду по обе стороны стены.
Однажды в контору с целой свитой помощников и адъютантов ввалился подполковник СС доктор Людвиг Хан и потребовал к себе Яна Добрачинского. Несколько минут из кабинета Добрачинского доносилась брань и яростный топот ногами. Потом дверь приоткрылась, выглянул бледный Добрачинский и поманил Ирену. Он представил ее руководителем районного отдела по делам детей. Подполковник Хан в ответ пробурчал нечто неразборчивое. Он уже сидел в кресле, но был по-прежнему возбужден, ерзал на стуле и курил одну сигарету за другой.
– Нищие – это позорное явление, – сказал он через своего переводчика, – они бросают тень на весь Великий Рейх. Мне плевать на еврейские кварталы, но и на арийской стороне развелось слишком много этих малолетних попрошаек. Это настоящие паразиты, они несут угрозу здоровью населения, нарушают общественный порядок. Их необходимо немедленно убрать с улиц.
– И что нам с ними делать? – спросил Добрачинский.
– Вы что, дураки? – выпучил глаза Хан. – Помойте их, проведите дезинсекцию и сделайте так, чтобы они пропали с улиц.
– Но как же мы уберем их с улиц?
– Герр Добрачинский, кто здесь занимается социальной работой: вы или я? Если вы не в силах сделать это своими методами, я сделаю это своими. В любом случае нищие с улиц исчезнут.
На следующий день несколько грузовиков службы соцзащиты начали колесить по улицам арийской Варшавы и собирать беспризорников. Ирена убедила Добрачинского позволить им с Иреной Шульц руководить процессом дезинсекции, и они приехали в городские бани, как раз когда к ним подошел первый фургон с 25 нищими. Это были в основном мальчишки в возрасте от пяти до пятнадцати. Они тряслись от холода, лица были похожи на обтянутые кожей черепа, у некоторых не было сил даже встать на ноги.
Дверь распахнулась, наполнив помещение холодным воздухом улицы, и в дезинсекционное отделение твердым шагом вошел подполковник Хан.
– Попрошаек уже помыли? – вопросил он.
– Как раз начинаем, господин подполковник! – вытянулся перед ним ответственный за операцию поляк-«синемундирник».
– Снять с них одежду. Сейчас же!
– Но мы же еще только их оформляем, господин подполковник.
– Сейчас же, идиот!
Детям приказали раздеться. Ирена знала, что немцы часто заставляют людей снимать брюки, чтобы выявить обрезанных, и подозревала, что по крайней мере несколько из этих детей сбежали из гетто. В лучшем случае их отправят в Генсиувку, а в худшем подполковник Хан прикажет расстрелять их на месте или сделает это собственноручно. На девочек, если, конечно, они не обладали «неудачной» семитской внешностью, все-таки распространялась презумпция невиновности.
Ирена шагнула вперед и показала ему свое удостоверение работника санитарно-эпидемиологической службы.
– Господин подполковник, эти дети завшивлены до предела. Их надо подвергнуть дезинсекции ради нашей же с вами безопасности. Чтобы их помыть и побрызгать санитарным раствором, понадобится совсем немного времени.
Хан прикурил еще одну сигарету:
– Тогда поторопитесь! Я не могу торчать тут весь день.
Дети разделись в общей душевой и побросали в кучу свои кишащие паразитами лохмотья. Ирена опасалась не зря. Чуть особняком от других держались два обрезанных мальчика, судя по всему, родные братья. Они быстро помылись в душе хозяйственным мылом и перешли в дезинсекционную комнату.
Ирена вынесла из душевой их ботинки, а потом взяла мальчиков за руки.
– Пойдем со мной, – прошептала она сначала на польском, а потом на идише.
Пока Ирена Шульц флиртовала с «синемундирником», отвлекая его внимание, Ирена с мальчиками выскользнули через дверь.
– Прикройтесь руками, – сказала Ирена и показала, как это сделать.
Ирена показала дежурившему в холле «синему мундиру» пропуск, и он пропустил их дальше. Она одела мальчиков, взяв из подготовленных стопок хлопчатобумажные штаны и рубахи.
Ирена знала, что в полутемном заднем коридоре есть еще одна дверь, через которую можно выйти во двор, а оттуда в лабиринт варшавских переулков. Ее охранял еще один «синий мундир». Она протянула ему 200 злотых, слишком щедрую взятку, от которой он гарантированно не сможет отказаться. Он взял деньги и выпустил Ирену с мальчишками на улицу.
Через двор она вывела мальчиков на Огродову улицу, а там поймала извозчика и назвала адрес Яги: Лекарская, 9. Она просто не знала, куда еще податься. До этого она никогда еще не бывала в гостях у Яги, и поэтому по прибытии на место ее ждал не очень приятный сюрприз. Прямо против дома № 9 располагались казармы войск СС, узкая улица была забита бронемашинами и штабными автомобилями. По улице расхаживали немецкие солдаты, перед входом в казармы стояли два часовых с автоматами. Ирена заплатила извозчику, поднялась с мальчиками по бетонным ступенькам крыльца, позвонила и стала молиться, чтобы кто-нибудь оказался дома.
Щелкнул один засов, затем другой, и дверь приоткрылась. В щелочку выглянула девочка лет 10–12 с длинными каштановыми волосами, разбросанными по плечам в богемном беспорядке. Она высунула голову и повертела ею из стороны в сторону, осматривая улицу. Ирена втолкнула мальчиков внутрь.
– Я – Ирена Сендлер, подруга твоей мамы. Может, она обо мне рассказывала. Ты, наверно, Ханна?
Ханна за спиной Ирены закрыла дверь на оба засова.
– Да. Она о вас очень много рассказывает.
– Эти мальчики должны остаться у вас, пока мама не вернется с работы. И их надо спрятать… на чердаке или в подвале, в общем, там, где ты считаешь будет лучше. Где тут телефон?
Крутя диск, Ирена чувствовала, что дрожит всем телом. Она сделала несколько глубоких вдохов, но отдышаться просто не могла. Ей нужно как можно скорее вернуться в бани на Лешно, 109, но и Ягу о мальчиках предупредить было необходимо. Яга ответила как раз в тот момент, когда Ирена была уже готова положить трубку.
– Яга, – с гигантским облегчением произнесла Ирена, – с днем рождения, дорогая! Я у тебя дома. Я тут принесла тебе два подарочка. Старайся не вынимать их из коробочек, чтобы не испортились. Потом объясню все подробнее.
К моменту возвращения Ирены в бани привезли еще 25 малолетних попрошаек, и к концу дня в общей массе нищих удалось найти 32 евреев.
Ни в эту, ни в следующую ночь две Ирены не спали. Они обзванивали связных, искали для всех этих детей временные убежища. Когда одна из них засыпала, другая будила ее, и они продолжали работу. Часть детей на несколько дней согласилась приютить у себя в монастыре сестра Матильда Геттер.
На следующий день Добрачинский вызвал Ирену в свой кабинет и молча показал ей на стул. Она поняла, что что-то случились.
– Сегодня ко мне заходил человек из немецкой полиции. Он сказал, что среди отловленных беспризорников недосчитались 32 человек. Он сказал, что, если я заплачу ему 2000 злотых и докажу, что всех этих детей вернули в гетто, вопрос будет закрыт. Иначе…
– Я знаю, что мы сможем найти для них убежище на арийской стороне. Если б только…
– Ирена! Слушай меня… и не перебивай. Детей необходимо вернуть в гетто… немедленно. Я бы очень хотел, чтобы у нас был другой выход.
Ирена прикусила язык. Альтернативы и впрямь не было… немцы знали о пропавших еврейских детях и шантажом требовали от Добрачинского отчитаться о том, где они находятся.
Но как разместить 32 ребенка в и без того переполненных квартирах жителей гетто? Свободного места там просто не было, а уж еды и подавно. Повинуясь моментальному импульсу, она позвонила в гетто доктору Корчаку, в знаменитый Дом сирот на пересечении Слиской и Сенной улиц. Она сказала ему, что им необходимо встретиться. Он, судя по всему, знал, кто она и чем занимается (во время одной из своих вылазок в гетто она ненадолго забегала в его приют), и сразу дал согласие на встречу.
В Польше Януша Корчака знали буквально все. Ребенком Ирена читала «Короля Матиуша Первого» и другие его детские книжки. В 1930-е Ирена с матерью слушали его радиопрограмму «Старый доктор», сочетающую в себе юмор и философию. Им становилось хорошо на душе, когда они просто слышали его голос. В университете Ирена изучала его теорию морального воспитания детей и прочитала его книги «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Корчак пропагандировал новую концепцию воспитания детей в сиротских домах, основанную на равноправии и взаимном уважении. По этому же принципу он организовал деятельность своего Дома сирот в гетто, в котором жили две сотни детей.
Ранним утром следующего дня Ирена встретилась со «Старым доктором» в Доме сирот на Сенной, 16, в котором кипела бурная деятельность и царило аномальное для гетто веселье. Корчак, худой, пожилой человек с седой козлиной бородкой, после ареста за отказ носить повязку и жестоких избиений в гестапо ходил с палочкой. Он внимательно рассматривал Ирену своими светло-голубыми глазами, и Ирена чувствовала его силу, несмотря на не очень-то внушительную внешность. Она выразила свое восхищение его деятельностью, а потом рассказала о стоящей перед ней дилемме.
Выслушав ее, он даже засмеялся:
– Что вы хотите сделать?
Ирена рассказала о начатой немцами очистке арийской части города от нищих и о том, как она обнаружила среди них детей еврейского происхождения.
– Знаю, это звучит дико, – сказала Ирена, – но мне нужно переправить этих детей обратно в гетто.
– Но почему бы им не остаться там, где они сейчас? Не лучше ли продолжать прятать их на арийской стороне?
Она объяснила, что на Добрачинского начали сильно давить и что ему необходимо доказать, что детей вернули в гетто.
– Сейчас они все во временных убежищах… и смогут пробыть там неделю – две от силы. Я просто надеялась, что…
– Все мы надеемся. И только благодаря этой надежде и продолжаем жить, – он вынул из-за уха карандаш, лизнул грифель и начал записывать на бумажке какие-то цифры.
Потом он посмотрел на нее так странно, что Ирене стало как-то не по себе. Создавалось впечатление, что он готов не только отказать ей в ее просьбе, но еще и вынеси какое-нибудь серьезное порицание.
– Почему вы все это делаете, пани Сендлер? Вас же могут расстрелять.
– Я социальный работник. Это мой профессиональный долг.
Корчак снова засмеялся:
– Нет, пани Сендлер. Я уверен, что дело совсем не в этом. Я спрашиваю вас не о профессиональном долге, а об эмоциях. Некоторые люди видят в такой деятельности способ борьбы с немцами… или, если угодно, возможность им мстить. А что видите во всем этом вы?
Она рассказала ему о своих родителях, о том, каким примером служил ей отец.
– Я не могу терпеть чужих страданий, а никто теперь не страдает больше еврейских детей. Я просто делаю то, что должен делать любой порядочный человек.
Корчак снял очки и протер линзы несвежим носовым платком. Он посмотрел на Ирену до невозможности усталыми голубыми глазами.
– Талмуд и Каббала[70 - Каббала (ивр.) – учение в иудаизме с элементами мистики и магии. Каббала предполагает созерцание, размышление, молитву и постижение тайного смысла священных книг евреев как путь к Богу.] говорят, что в мире есть 36 праведников, ради которых Бог поддерживает жизнь этого мира даже в самые варварские времена. Ни один из этих 36 не знает о том, что он таковым является. На самом деле, когда кто-то объявляет себя праведником, можно быть совершенно уверенным, что им не является, потому что демонстрирует свою нескромность. И это блаженное неведение заставляет всех нас стремиться жить так, как должен жить праведник. Может, вы и есть одна из этих 36?
– Я могла бы сказать то же самое и про вас, доктор Корчак. Я так понимаю, что у вас была возможность покинуть Польшу, но вы предпочли остаться ради детей.
– Немцы терпеть не могут, когда люди отказываются их бояться. – Он опустил глаза на бумажку с вычислениями. – Тридцать два ребенка? Это очень большие затраты. А как вы предполагаете переправить их в гетто? Подозреваю, это будет почти так же опасно, как пытаться вывезти их отсюда.
– Я найду способ, – с вызовом ответила Ирена.
Она знала, сколько у него есть причин отказать ей в помощи… это поставит под удар весь Дом сирот, у него и так не хватает сил и средств, ему будет нечем их кормить.
Он закрыл глаза и кивнул:
– Мне надо навести справки. Позвоните мне сегодня немного попозже.
К изумлению Ирены, он согласился принять детей уже на следующую ночь. Мальчишка по кличке Хирш, совсем юный, но уже многоопытный контрабандист, рассказал Корчаку о том, что в стене, окружающей расположенную на арийской стороне церковь Благовещения, на улице Лешно есть пролом. Луна в эту ночь будет совсем молоденькая, и начать операцию можно будет сразу после наступления комендантского часа.
Ирена поручила десяти связникам до комендантского часа забрать по три-четыре ребенка из временных убежищ на арийской стороне и привести к церкви. Ночному сторожу щедро заплатили за то, что он закроет глаза на происходящее. Стена каменным аппендиксом врезалась в квартал гетто, чтобы исключить из него церковь с маленьким двориком и несколькими другими зданиями. Прибыв на место,
Ирена познакомилась с Хиршем – «очень важным соратником доктора Корчака», как он себя рекомендовал. «Очень важному соратнику» было от силы 10 лет…
Когда дети собрались в церкви, Ирена отправила связных по домам. В стылой алтарной части остались только они с Хиршем и дрожащие от холода дети…
Точно в ту минуту, когда начался комендантский час, Ирена подала Хиршу знак, и тот, собрав детей, повел их гуськом на задний двор церкви, а потом, через лабиринт двориков и переулков, до того места, где в стене был заложенный кирпичами пролом.
Хирш перекинул через стену камушек, и через мгновение оттуда прилетел ответный. В абсолютной тишине послышались звуки скользящих друг по другу кирпичей, и в стене, словно со стороны гетто работали бестелесные призраки, появилось отверстие. Хирш с Иреной тоже взялись вытаскивать кирпичи, и вскоре дырка увеличилась до размеров, позволяющих пробраться через нее ребенку. Потом они переправили на ту сторону детей. Когда последний из них скрылся в проломе, со стороны гетто донесся взволнованный шепот.
– Пани Сендлер!
Из отверстия показалась худая рука доктора Корчака. Ирена подала свою, и он крепко пожал ее:
– Надеюсь, мы еще встретимся – в более благоприятной ситуации!..
Глава 15
Рискованные операции
Варшава, февраль – апрель 1942 г.
Вот уже несколько дней Ирена замечала на углу Кармелицкой и Лешно новую нищенку – девочку лет пяти-шести… (Хотя в последнее время угадать возраст ребенка стало почти невозможно.) Ничем особенным от великого множества других детей она не отличалась – точно так же дрожала и плакала от холода, точно так же трясла своей кружкой для подаяний… Но всегда, когда мимо проходила Ирена, она встречалась с ней взглядом. В один морозный февральский день Ирена увидела, что девочка при смерти…
Ирена пробилась через толпу на Лешно и начала тормошить девочку.
Жизнь в ней еще теплилась, но она уже не могла открыть ввалившихся глаз и только постанывала, не двигая потрескавшимися губами.
Ирена повернулась к Яге:
– На днях я спросила у настоятельницы францисканского монастыря Матильды Геттер, сможет ли она взять в монастырь сирот, и она ответила, что «у Божьего стола всегда найдется место для страждущего». Может быть…
Она мотнула головой в сторону маленькой нищенки.
Яга перевела взгляд с Ирены на умирающую девочку:
– А как мы ее отсюда вытащим?
– Через суд.
– Мне кажется, она не доживет до утра.
– Отломи кусочек, – сказала Ирена, показывая на буханку хлеба в холщовой сумке Яги.
– Ирена. Это очень опасно. Где мы ее спрячем?
– У тебя на Лекарской. Оставишь ее у себя один-два дня, а потом ее заберет сестра Матильда. Да… здесь и сутки не протянет… Пронесем ее через переулок, что за твоим домом. И никто ничего не увидит.
Яга ткнула пальцем в сторону висящего неподалеку плаката, напоминающего о том, что всем, кто помогает евреям, грозит смертная казнь. Рядом с ним на стене висела красная листовка со списком расстрелянных в предыдущий день.
Ирена бросила взгляд на девочку. Та лежала на тротуаре под стеной дома… Ирена снова протолкалась через потоки пешеходов и взяла девочку на руки – как пушинка!.. Она почти не реагировала, хотя потом, наверно, почувствовала, что рядом бьется сердце другого человека.
– Мама… мама… – прошептала она, еле шевеля растрескавшимися губами.
К ним присоединилась Яга, и они все вместе прошли немного вниз по Лешно, к зданию суда. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. У входа в суд Ирена присела.
– Найди смотрителя, – сказала она Яге. – Йозефа… знакомого Изабелы Кучковской. Если сможешь с ним договориться, подай мне сигнал. А потом иди к воротам на улице Лешно, найми извозчика и жди нас на арийской стороне на перекрестке Огродовой и Бялой. Через час.
– А если я не смогу его найти… или он откажется?
Ирена склонилась к лежащей у нее на руках девочке и на примитивном идише спросила, как ее зовут.
– Берил, – прошептала та.
– Тогда Берил не доживет до утра.
Ирена прислонилась к бетонной стене здания и стала укачивать Берил, напевая польскую колыбельную.
– Haks-Rakhmunes! Haks-Rakhmunes! – причитали сидящие рядом нищие.
Через несколько минут Яга молча кивнула Ирене, свернула на Лешно и отправилась к воротам гетто.
Ирена вошла в здание суда и влилась в шумную толпу арийцев и евреев, поляков с повязками и без, ищущих помощи или поддержки. Полированный мраморный пол только подчеркивал нищету находящихся в большом зале людей. В дальнем конце огромного фойе Ирена увидела возвышающуюся над морем кепок, шляп и платков лысину Йозефа. Крепко прижав к себе Берил, Ирена сделала глубокий вдох, нырнула в этот человеческий океан и поплыла на ту сторону.
Ирена спустилась за Йозефом по задней лестнице, и какофония голосов постепенно превратилась в смутный шум. Он открыл ключом дверь, при свете фонаря они спустились по еще одной коротенькой лестнице и оказались в полутемном коридоре, в конце которого виднелась слабая полоска света.
– Дальше по коридору, вверх по лестнице, а потом на выход через первую дверь.
Ирена вложила ему в руку 50 злотых. Он покачал головой, отказываясь.
– Благослови вас Господь, – сказала Ирена.
– Нет, – он выключил свой фонарь. – Благослови Господь вас.
Потом он растворился в темноте, и Ирена услышала, как за спиной щелкнул дверной замок.
Ирена почти ощупью шла по коридору, не отводя глаз от тонкой полоски света под далекой дверью и смахивая прилипающую к лицу паутину. Дверь была отперта, она толкнула ее и внезапно оказалась, ослепленная ярким светом дня, в маленьком, расположенном чуть ниже уровня земли вестибюльчике. Берил продолжала спать.
Ирена постояла, привыкая к свету, огляделась, чтобы убедиться, что ее никто не видит, потом поднялась по ступенькам на улицу и увидела на Бялой стоящую рядом с извозчиком Ягу.
Они отпустили дрожки на углу Лекарской, у входа в переулок, идущий позади жилых домов. У черного хода дома № 9 их встретила дочь Яги Ханна. Ирена отнесла Берил на второй этаж и положила на кровать, где та на мгновение проснулась.
– Haks-Rakhmunes! – пробормотала она и снова погрузилась в сон.
Спускаясь на первый этаж, Ирена слышала, как Яга объясняла Ханне:
– Если будут спрашивать, кто это, скажешь: больная кузина из Познани. Она поживет у нас день-два.
Ирена вышла на Лекарскую. На противоположной стороне узкой улицы пара немецких часовых стояли на посту у входа в казармы, а рядом на ступенях курили и хохотали отдыхающие солдаты. Ветер был еще совсем холодный, но Ирена расстегнула пальто. Она вдруг поймала себя на том, что впервые за много месяцев на ее лице появилась улыбка.
* * *
Воодушевленная спасением Берил, Ирена решила продолжить делать то же самое. Нищие дети погибали десятками, и никому не приходило в голову искать их, когда они исчезали с улиц. Ирена со своими связниками нашли еще несколько опекунских семей и временных убежищ. Выводить детей через здание суда было несложно, и к началу весны Ирена стала забирать из гетто по три-четыре ребенка в неделю. Если с размещением ребенка в семье возникали сложности или проволочки, его забирали сестры из монастыря Сестер семьи Марии[71 - Монастырь католического Объединения Сестер Францисканок семьи Марии.].
Но потом пришла беда. Одну из связных Ирены, 19-летнюю Хелену, арестовали с четырехлетним сиротой и не очень качественно подделанными документами. Как это случилось, никто не знал, но по одной из версий ребенок заплакал и позвал на идише маму. Оказавшийся рядом агент гестапо, проверив документы, засомневался в предъявленной Kennkarte. Ребенка отправили в Генсиувку, где он через несколько дней умер от дизентерии. Хелену же отвезли в Павяк.
Ирену охватил в ужас… да, смерть перестала быть явлением из ряда вон выходящим, но ей еще не приходилось терять своих людей. Все знали, чем рискуют, и шли на это. Но сколько знает Хелена? Не допускают ли остальные таких небрежностей? Можно ли на них положиться? Можно ли верить? Не было никаких сомнений, что гестаповцы сделают все, чтобы выжать из Хелены максимум информации.
Ирена обзвонила всех связных и приказала им прекратить работу и уничтожить все улики. Самые страшные, однако, хранились у самой Ирены. Это были списки спасенных детей, в которых вместе с их еврейскими именами указывались новые, арийские, – самый опасный, но и самый важный элемент их деятельности. Только Ирена и Яга знали, где они спрятаны, и по-настоящему понимали, насколько это важно. Прежде всего, зная адреса семей, взявших к себе сирот, можно было гарантировать им ежемесячное пособие в 500 злотых. Немного, конечно, но на хлеб и сливочное масло с черного рынка хватало. Совсем бедным приемным семьям Ирена старалась выделять побольше, обеспеченные получали поменьше или вообще ничего. Но было у списков и другое назначение, может, и более важное. Ирена хотела, чтобы после войны спасенные дети смогли узнать свои настоящие имена и, возможно, воссоединиться с родителями или родственниками. Если же все их родные погибнут, по крайней мере, узнают, что были рождены евреями.
Ирена Шульц поначалу заспорила:
– Это просто ненужный риск. Они же сироты. У них нет родственников. А если эти бумаги найдут?
Ирена упрямо потрясла головой:
– У каждого человека есть право знать свое имя.
Тем не менее она, конечно, понимала, что списки могут стать расстрельным ордером не только для самих детей, но и для укрывающих их семей. Узнав об аресте Хелены, Ирена прибежала к Яге.
– Надо спрятать списки. Закопать… захоронить… так будет безопаснее всего. Может, зарыть их у тебя на заднем дворе?
Яга повернула голову и увидела, что их слушает стоящая в дверях комнаты Ханна.
– Ханна, иди наверх! Сейчас же.
Когда дочь ушла, Яга прошептала Ирене:
– Посиди, пока не заснет Ханна. Не хочу, чтобы она знала… на случай, если…
Заканчивать фразу не было никакой нужды. Если Ханна попадет в гестапо, немцы найдут средство выбить из нее информацию.
Один из главных принципов подпольной работы гласил, что человек должен знать только то, что ему действительно необходимо для исполнения своих задач. Рассказать о том, чего не знаешь, невозможно было даже под пытками.
В полночь Яга зажгла карбидную лампу, и они с Иреной на цыпочках спустились по деревянной лестнице в сад. С собой они взяли лопату, большую ложку, кухонный нож и стеклянную банку. Спрятать списки они решили под любимой яблоней Яги. Лопатой копать оказалось слишком шумно, ее лезвие гремело, врезаясь в промерзшую почву. Ирена рыхлила землю ножом, а Яга потом вычерпывала ее ложкой. Наконец они сделали ямку, и Ирена бережно опустила в нее стеклянную банку из-под молока со списками…
– Как часто нам придется ее выкапывать? – спросила Яга.
Ирена посмотрела на темное ночное небо. «Каждый месяц в новолуние». Она погладила рукой место, где они только что закопали банку, а потом сказала:
– Кроме нас с тобой, об этом не должен знать никто. Если банку найдут, детям конец.
Ирена очень беспокоилась за Хелену, представляя, через что ей сейчас приходится проходить и что она может рассказать немцам. Она сожгла несколько комплектов поддельных документов и стала дожидаться гестаповцев. Через два дня имя Хелены появилось на красном плакате со списками расстрелянных в Павяке людей. Увидев этот плакат, Ирена побыстрее выбралась из толпы и отошла в сторону, чтобы никто не видел ее слез. Она считала, что она, только она виновата в смерти Хелены. Она могла бы настоять, чтобы люди действовали осторожнее, добывали более качественные документы, но, ослепленная своим желанием спасти как можно больше детей, она стала забывать о безопасности и вести себя небрежно. Точные обстоятельства ареста Хелены были неизвестны, но почти с полной уверенностью можно было сказать, что подвалы здания суда в качестве дороги жизни и канала переправки контрабанды больше использовать нельзя. По словам Йозефа, на двери подвалов поставили новые замки, а на входе и выходе усилили охрану. Об этом канале спасения можно было забыть.
Подпольщики залегли на дно, но гестаповцы так и не пришли. Ирена решила, что Хелена либо ничего не рассказала немцам даже под пытками, либо успела принять капсулу с цианистым калием… Ирена снова начала каждый день ходить в гетто и проносить туда продукты, деньги и лекарства. Но теперь ей все время казалось, что за ней следят.
Работу возобновили спустя неделю после смерти Хелены. Через связных Ирена узнала, где из стены можно вытащить кирпичи, каких домовладельцев можно подкупить, чтобы они позволили сиротам пролезать через проломы в стене. Связные-евреи приводили детей в подвал и передавали их арийским «коллегам», а те доставляли ребенка во временное убежище. Фантазии и изобретательности этих людей просто не было предела. Один из сирот, Арон Стефанек, был таким худым, что его из гетто смог вынести мужчина, отправлявшийся на принудительные работы. Мальчик вставил свои босые ноги в его сапоги, а руками ухватился за ремень. Застегнули пальто, и изможденный мальчик превратился в невидимку… Кого-то вывозили в мешках с мусором. Другим спасение являлось в виде грузовика, в котором из гетто вывозили трупы. И без того почти неотличимым от трупов сиротам давали снотворное, а потом укладывали в кузове среди мертвых тел.
Ну, и, конечно, был санитарный фургон Антония Данбровского, один из нескольких гражданских польских автомобилей, которым дозволялось въезжать в гетто с арийской стороны. Время от времени Данбровскому доводилось транспортировать заболевших или травмированных арийцев, работающих в гетто, функционеров из Юденрата или членов их семей и ближайших родственников, сумевших договориться о лечении за пределами гетто.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |