Ветер зашумел вслед убирающейся, из уже не солнечного совсем двора, смерти, вместе с теми кто как и он не любили ее методы, и будто хоть что то предпринять, запорошил,не дав увидеть вышедшему на крыльцо пацаненку, то что ему видеть не нужно пылью глаза его.
Как шумел и пылил он тогда, гоняясь на перегонки,с очумевшими от страха, с визгом мчащихся, топча и ломая преграды на своем пути, свиной. Все тех же, так любимыми быть соедененными людьми, свиней, что как всегда не о чем не подозревая, вот только что казалось, мирно бродили по околице деревни, выискивая кого бы им съесть самим. И как потом он же, подвывал эхом толпе,придавая действу мистически-загадочную окраску, завторит слова их бесы,бесы, бесовские козни, бесы, бесы…сы. И метаясь по-меж домов селенья уныло позвякивал, раскачивая и ударяя ей о каменную стену, остатком цепи, что осталось лишним при укорачивании свободы того, кто был к ней прикован. Звон этот тоскливо призывал в еще тихо-спящем поселке, будто колокол, что в темноте из дали молвит всем о чем то живом, и хоть почти не слышимый, он во всю твердил отпустить того, кто на цепи. Жители говорили, это не со зла они, просто когда он становится буйным, то и себе и им вредит. Он, это парень лет 25-ти,очень большой и покрытый густой темной растительностью, что сидел уже по привычке не обращая внимания на ноги, скованные цепью, оперевшись на теплые камни, бессмысленно смотрел в никуда и что-то монотонно мычал. И вот, именно в нем, со слов поселкового священника, был бес. Беса я никакого не увидел, подойдя, а вот отсутствие общения, из-за его не развитой речи, не имение возможности общечеловеческих потребностей, из-за отталкивающей внешности, сублимировались в припадки сконцентрированной физически-эмоциональной энергии и со стороны малограмотным людям, они могут показаться и бесами какими-то. А тут еще и дочка вдовы Рани, красавица Сегили, расцвела и засияла сама того не зная,и он тоже не знал увидел ее и любовь для которой нет важности форм, поселилась в нем. Поселиться та поселилась, но и она ведь не знала, что станет причиной страхов матери-вдовы, опасений тревожных дочки и бесов ни кем не обученного и не любимого сироты. И что она же перевернет весь его до этого унылый немой мир, наполняя его собой. И сидя на цепи, любовь мычала в нем грустную ноту. И за пару десятков яиц, масло и хлеб купит вдова у священника себе покой, а им с любовью цепь. Так бывает когда ни кто ни чего не знает. Так вот раскрасавица любовь венчает: вора с библиотекарем, наркоманку с опером, хромого с ланеподобной моделью, проститутку со слесарем, летчика-испытателя с пугливой неврастеничкой, повариху с зеленым защитником природы, танцора с парализованной, телеведущую с глухо-немым, космонавта со слепой, воспитательницу детского сада с наемным убийцей, добрых со злыми, жадных со щедрыми. И каждый поймет и станет знать. И все та же не признающая форм любовь, приведет маленьких ребятишек к прикованному, и их искренне-жалостливые глаза станут смотреть на него. Жалея и не зная, станут давать ему то, что он так хотел, а он натянув цепь, потянется к ним, мыча все радостнее и громче, чуть пугая их. И мальчик убрав пыль, поверит не увидев и пойдет со мной, из уже теперь страшного двора с бассейном, и парень, увидев прорвавшийся через грязь отчуждения толстых двойных стекл специальной комнаты для свиданий исправительно-трудового учреждения номер 15/04,взгляд чьего-то ребенка, поймет и начнет свою жизнь сначала и по настоящему, и поднимаясь на встречу спускающейся девочке, между четвертым и пятым этажами, вор, переломит что-то в сознании, увидя ее чистые и добрые глаза и не возьмет не свое, и у светофора без причины энеруционно, посмотрит в боковое стекло убийца, а из рядом стоящей машины на него посмотрит мальчик пролаживая сквозь муть тонировок дорогу веселой совести, и придя, она заставит перестать убивать, и сверкнув отражаясь на зеркальной витрине, ворвется любовь девчушки, что удерживаемая мамой играла с солнечным зайчиком, прямо сквозь щели, глаза в проститутку, и ворвавшись осветит ей путь из мглы длиной в жизнь. И замурлыкают повсюду на земле, такой похожий мотив песни жизни дети. И победив, любовь радостно порвет цепи и восторженный крик понесется над деревней, понесется что б напугать принявших его за звериный, свиней, которые с перепугу почти все потопились попадав с обрыва, а девочка не знающая страха, будет ласково гладить по мохнатой голове плачущего слезами новой радости парня.
-«Ну вот, видишь, они просто боялись тебя, ты ведь можешь не пугать их. Дети помогут тебе, они любят тебя, учись у них всему»-говорил я парню, а он чувствуя ласковые руки девочки, радовался. И это такая убедительная радость в его глазах, поможет прибежавшим напуганным взрослым, не забрать бездумно, ни детей, ни кружившей любви, любви которая неслышно тихо изменила испуг родительский на счастье смотреть на играющих детей. Любви, что не замечающая отвержения, холодных-завистливых глаз священника, спокойно пройдет, а тот почти не слушая рассказ запыхавшегося пастуха, уже сложит в голове формулу, что то как не хозяин может управлять бесами. И там, трепеща перед, так почитаемым им священно-служителями, он будет задыхаясь от какого-то непонятного ему самому восторга, рассказывать теперь уже ставшую для него неоспоримой, после такого количества рассказанной и ни кем не отвергнутой, свою теорию о изгнании бесов, из одержимого, парнем по имени Иисус, коли является может и не самим хозяином бесов, но возможно одним из приближенных этого ненавистного врага человечества. И те похвалят и денег дадут. А маленький мальчик, что-то собрав внутри себя, меняя с каждым шагом страх на неуверенность а ее на любопытство, медленно подойдет к новому страшному другу с мохнатой большой головой и притронувшись восторженно победит, над иллюзорным миром опасности. И отвергнутый страх, блуждая, приткнется к тем детским глазам, что увидят разбитые, в битве за никак не оживающую любовь, лица своих матерей, и кого-то страх заставит навсегда боязливо замолчать, кого-то утащит к себе, где придумки детские оживут, что бы вместе дразнить надоедливых врачей, а кого-то и совсем переиначит и научит убивать.
И где-то, все он же приткнувшийся в уже успевших вырости, остановит и
скует уста при виде ублюдков отблевывающих свою мерзость на людей, заставит молча стоять в колонне, отражаясь на стекле машины скорой помощи в которой кто-то умирал, пропуская кортеж бронированной блестящей техники с важными людьми в обоих внутренностях, уверит, не смываемый слезами, матерей, что их детей заставят убивать врагов, уговорит, молча достоять в позорном ожидании, заработанных денег у зарешеченного окошка, пока блудливая шлюха-кассир наговориться с кем-то, обнадежит, резонируя боль, сидеть у дверей врача, пропуская бесконечную вереницц вип вхожих устало несущих золотое время свое на шеях, запястьях и ногах и холодно-мерзко согреет, отблеском множества горящих свечей у церкви, того кто вновь и вновь уйдет в грязный сырой блохастый подвал, икая от их яиц «в смятку» и наступающему на тень, от величественного сияния доброты и милости людской позади.
И там же просто радость, таких же, подбодрит иронично, ответив на глупую брань, поддержит невидимо, на крутом вираже молодую пару на мотоцикле, в их быстром полете за мечтой, веселясь, шутя, опустит автоматы в руках солдат, закружит как живое тесто в руках пекаря, смешно так, унесет куда-то боль и ликующе поможет обрести свободу теплых домов и широких полей.
-«Куда ты прешься?»-голос, который был менее противен, почти заглушаемый океаном. Пацаненок убитого нарко-барона, еще не все понимал, подходя со мной к пристани, он успокаивал себя, что все что происходит так нужно. Спрашивающий увидя его привычно услужливо заулыбался. Океан величественно сверкал своей живой мощью под солнцем. И пел с резвящимся ветром.
-«Ты кто такой? Где Валс?»-померено глядя то на меня то на мальчика, спрашивал с палубы яхты, мужчина в солнце-защитных очках, майка и шорты. Мальчик увлеченный мощью океана, не услышал как я ответил:
-«Его убили. Надо спешить, подымай паруса моряк, вывози на большую землю». Говоря, я с серьезным видом стал подниматься по трапу. Тот, поняв серьезность ситуации, не все еще обдумав, привычно побежал исполнять. Поднявшись на борт,приятно было почувствовать волно-образное покачивание жизни океана, который поглощал всей своей мощью солнечный свет и насыщаясь, удовлетворенно шумел переполняясь все новой и новой восторженно-чисто светлящейся жизнью. И его маленькие частички искрясь, радостно подлетали на палубу, взлетая от разбивающихся о прибрежные камни волн, и пролетев, выплескивая словно, танцор делал свое лучшее движение, лучезарное сияние, вернутся назад. А те, что не возвращались, скользили по зеркально-шлифованному металлу, помогая ему все больше и больше радовать своего хозяина человека и холодный блеск его, будто внутренне собранный перед всесильностью океана, переливаясь по поверхности яхты. Метала было немного, он будто-то бы зная убийственную силу воды для себя, матово-боязливо но твердо, отсвечивал жизнь живя. Взявшись за нагретый гладкий поручень, я почувствовал, что теперь пройдя длинный путь когтистых ковшей эсковаторов, вагонеток, жар плавильных мечей, острых резцов и человеческих рук, метая восторженно существовал. Тонко оюитовывал стекла элюминаторов и крепко распирал доски, ритмично закачался со всеми. Яхта быстро уходила на просторы. Зайдя в каюту я присел на против парня лет 25-ти, но не совсем обычного. Парень был гей, он с любопытством посмотрел на меня и искажая голос, сказал:
-«Я Лайм, но для тебя красавчик я просто Лими».
Подражал голосом и поведенческими нормами, женщине, он выглядел смешно. Вошел капитан, и я что бы снять напряжение незнакомства, шутливо сказал капитану:
-«Женщина на корабле, плохой знак»,-я улыбаясь, посмотрел на Лайма. Капитан с огоньками ревности в глазах сверкнул на Лайма, и сказал мне:
-«Не волнуйся, он у нас уже, как он говорит, правда Лима, все будет нормально, он уже с нами ходил и ничего…». Парень гей услужливо улыбнулся нам. Капитан ушел. Я же, видя что женщина в Лайме делает обиженное лицо, сказал:
-«Лайм, послушай, такой трудный день, ты не мог бы, сообразить чего-нибудь перекусить, а, пожалуйста». Все еще играя, он обидчивым тоном произнес:
-«Плохой знак, плохой знак, а как перекусить так Лайм пожалуйста, все вы мужики деревянные чурбаны», и кривя женскую походку, ушел. Я вышел на палубу, вместо такого живого хлопанья парусов, был слышен монотонный гул моторов, которые быстро двигали яхту по волнам. Вокруг открывалась панорама бесконечной воды и неба. Кто-то, когда-то заметил, что каждый человек должен хоть на мгновение увидеть живой океан, не по теве, или слайдам, нет, именно живой, он очень прав. Отвлек меня звук работающего телевизора и издающего какие-то не природные звуки. В небольшой каюте, смотрел его, мальчик, которого я привел на яхту. Цветной, маленький монстр изображал каких-то полу-зверей, уродов, имитирующих секс, это выглядело настолько мерзко, что я потушил изображение, которое погасло на экране с характерным щелчком перегоревших предохранителей, они ведь устроены пропускать только ритмичные и упорядоченые как солдатский строй, частоты, а не мои эмоции. Они сгорели, и мальчик увидев меня в дверях, приветливо улыбнулся. Я призывно махнул ему и он вышел ко мне на палубу. Мальчик посмотрев не так радостно как на цветной экран, вокруг, спросил:
-«Куда мы плывем?»
-«Мы идем на материк, как сказал бы тебе моряк, ведь по морю не плавают, а ходят, но это так…Послушай парень, в твоей жизни сегодня кое что изменилось. Теперь все будет не совсем так как ты привык, не те люди, которых видел и считал своими. Но я хочу сказать, что бы ты относился ко всему спокойно и без страха. Люди все в основе своей хорошие и если ты будешь относиться к ним хорошо, они не обидят, иногда помогут, но в основном все тебе придется делать самому. Если тебе предложат, то что не совпадает с твоей совестью, ни за какие блага не делай, выучись какому-нибудь делу и проживешь хорошую жизнь!»-отвечал я мальчишке, глядя вместе с ним на горизонт. И что, привлечя наше внимание, прошел своей странной походкой Лайм, хлопоча по своему и иронично улыбнувшись на ходу:
-«И главное, парень, постарайся в этой жизни найти свое место, где ты не будешь мешать ни кому, не будешь лишним и смешным, где ты будешь самим собой!»-сказав, я оставил мальчика, уже пытающимся пока виртуально фантазировать себя чем-то, я пошел в каюту. В пустой и тихой каюте, глядя на покачивающееся небо в круге элюминатора, я вспомнил, как у одного большого вельможи, впервые увидел мальчика-гея, как тогда их называли – сики. Вельможа, будучи представителем сильнейшей римской власти на тот момент, окружив себя пьянством и развратом, вызвал меня уже бывшего в претории по обвинениям духовных властей, что бы лично поговорить. Не смотря на все его угрозы, обещания и доводы, наш разговор не состоялся, не о чем мне было говорить с отупевшим от праздности и обнаглевшим от силы власти царьком. Но запомнились мне полные печали глаза, этого порождения римского права «выживает сильнейший», мальчика, что ради жизни сделался мальчиком-девочкой. Терпя унижения и боль от своих жизни-дающих покровителей, он искал глазами просто любви и поддержки. Загнанное авто я, вызывающе сверкало в глубине глаз. Он как и понимал, что вина не в нем, а в тех кто заставляет его совершать не угодное и не природное, грозя отобрать самое важное и последнее-жизнь. И когда слуги царские били меня за то что я молчу и не отвечаю на вопросы их толстого кормилица, он плакал не заметно, и видел в моих глазах, то что хотел видеть всегда. Понятый и не осужденный, он позже убежит из под рабского своего ига, и станет по настоящему свободным от страха, от ошибочных действий, и от тех кто его любовь мог бы использовать.
Вошел Лайм с бутербродами, занося в каюту запах, от горевшей в его руке самодельной сигареты, конопли:
-«Будешь курить травку?»,- спросил он, затягиваясь и протягивая мне сигарету. Его глаза уже были закалены, как глаза тех, кто в лагерях-тюрьмах, что бы выжить переходил безвозвратную черту, играя женщину там где их нет; тех кто в эйфорийной праздности, терпел боль хирургов, что за наживу изменяли биологию тел; и тех, кто уже не из-за отбора сильнейших, а из-за шизофрении ни кем не излечиваемой, делающих целую культуру секс-меньшинств, прикрываясь глупыми религиозными обрядами и купленным общественным мнением, искажая с детства и тела и мораль новых людей. И вот глядя в эти закаленные бессовестностью глаза, я спросил:
-«Послушай Лайм, капитан сказал, что ты уни, что это…?», одновременно с вопросом, отрицательно махая на призыв покурить. Затягиваясь и отражая красноватое пламя в блестящих глазах, он сказал:
-«Уни, красавчик, это универсальный, въезжаешь, это значит и так хорошо, и так неплохо. Это как быть одновременно и хорошим, и плохим, ведь не знаешь что кому хорошо, а кому плохо, или и сильным и слабым, не нужно определять и выбирать. По мне так отличное качество, если бы все были уни, не было бы проблем, там войн из-за бабок, драк из-за шлюх, и так далее…Бери бутерброды, с мясо и с рыбой.»
Я стал есть, а он изучающе смотрел на меня. И хоть было и не вежливо говорить и есть одновременно, но видя его желание, я спросил:
-«Так, если я правильно понял, ты можешь быть и мужчиной и женщиной, когда сам захочешь, так?»
-«Да, ну не в полной мере конечно, я не смогу родить и не смогу водить и ремонтировать грузовик, хи-хи-хи. Но а так, в общем-то могу кое что сделать. Хочешь покажу?»,- иронично закончил он.
-«Как-нибудь в другой раз»,-сказал я и молча стал доедать.
-«Слушай, а ты вообще кто? Торгуешь товаром или просто крутой? А то ты все спрашиваешь, спрашиваешь, может ты коп?»
-«Нет, я не полицейский и товаром, как ты выражаешься, не торгую. Слушай, есть карты у вас тут игральные?»,- сказал я, и он оживившись, стал искать что-то в ящике.
-«Слушай, извини что я все спрашиваю, но вот ты курил, табак уже не вставляет, или это как то связано с твоим универсальным положением?»- проговорил я ему в спину. Не оборачиваясь он ответил:
-«Индейцы отвалили Колумбу с собой табака, потому что сами его уже не курили, как ты метко заметил, не вставлял. Да где же эти чертовы карты? Да и понять можно индейцев, трава такая вещь, ее врагу неизвестному не дашь, пришел откуда-то гусь такой весь в железках, курнет и что от него ждать?». Лайм засмеялся и закончил:
-«Трава-это сны земли».
Подойдя к столу, положил на него карты:
-«Ну что, во что и на что сыграем?»,-улыбаясь сонно-расслабленной улыбкой и растягивая слова, спросил он. Он спросил так легко и непринужденно, даже не представляя сколько раз и сколько людей заплатило, либо своей, либо чужими жизнями став марионетками у нарисованных бумажек.
-«На что? Думаю на деньги. У тебя они ведь есть?»,- глядя серьезно на него спрашивая, предложил я:
-«Ты так спрашиваешь, будто уже выиграл, есть. А во что играть будем?»-перебрасывая в руках шуршащие карты, чем подбадривал свою неуверенность, спросил он. Подбодрив себя окончательно, ловко засунутым тузом, под ногу и считая себя готовым к игре, перебросил колоду карт из одной руки в другую. Летя в строгом порядке, одна за одной, лишь шестерка пик почему-то выпав из общего свободного парения, кувыркаясь, упала на стол. Лайм посмотрел на нее, еще не осознавая,что в его игре первый ход уже сделан, протянул руку, что бы вернуть сбежавшую в колоду, но не успел. Не насладившись видимо свободой, карта подлетела в воздух вновь, но не одна, сильный удар по борту яхты заставил еще множество предметов почувствовать чувство полета. Едва не перевернув яхту в опасной для нее близости, выбрасывая с характерным звуком воду из балластовых камер, всплыла атомная подводная лодка класса «Альфа-2» российского военно-морского флота. Всплыла так не осторожно, не в должном месте и времени, противореча тем самым, приказам лежащих в ее железных запертых ящиках, став огромной и опасной игрушкой в руках, из которых всего каких-то пять минут назад выпала на стол, такая же точно шестерка пик, лишь только напечатанная на другой фабрике в сравнение с той что, выронил Лайм. Всплыла, растолкав и вспенив воду, поражая ее противоречием этих сотен тонн метала в бессчетном тоннаже воды, будто иная жизнь прорвавшаяся сквозь вечно дремлящее спокойное основание, рожденная и по этому имеющая право- поражала. Как поразила командно-офицерский состав подводной лодки выполняющей автономное плавание с серьезной поставленной задачей штабом военно-морских сил России и стоящей на защите интересов выше упомянутой, девченка лет семнадцати с простым российским именем Маша, оказавшаяся на борту и выявленная благодаря умелым розыскным действиям работников спец. отдела, на сорок пятый день похода. Оказавшаяся благодаря все той же шестерке пик, что так удачно легла за крестовым вальтом, и при раздаче, происходившей в казарменном помещении дислоцируемых военно-морских сил у побережья Баренцева моря, отлежавшись вышла на круг и оказалась в пальцах моториста-механика е-класса, который может и шутил когда выиграв сказал проигравшим, что сумма настолько велика а до похода осталось несколько дней, они могут протащить на борт шлюху. Они притащили. А в 12ч. 32 минуты, то есть на 33 минуте девяностой начавшейся внутре-режимной бортовой вахте, старший мичман торопливо заскочил в гальюн и уже достал, но не успел, ибо вышла она. Пораженный, он забыл как сделать то что хотел, так и в присутствии дамы убрать предмет, которым собственно он и собирался делать то, что забыл. Она же ни сколько не удивившись увиденному, кокетливо тонким голосом сказала «привет морячек», и коснувшись соском торчащим под тельняшкой, его чуть ниже плеча, прошла. Вспомнив, казалось бы не соответствующее к увиденному, то что не пил он уже дней двадцать, возможность галлюцинации исключалась, а значит, значит … По армейскому быстро, уже через десять минут Маша, в накинутом кем-то черном спецовочном комбинезоне, поражала остолбеневших офицеров. Ни Маша, ни уж тем более шестерка пик, в тот момент не представляли каким важным событиям они стали невольными участниками. Офицеры атомного боевого корабля, считая себя вполне заслуженно умными людьми, приняли не правильное решение, руководствуя видимо чувством долга, объявив в отсеках, что инцидент с девушкой под их контролем, как и сама девушка. Матросы же слушая объявление, решили иначе, основываясь на кем-то из них сказанной фразе, мол-: «и драть мы ее будем теперь сами, а вы карасня дрочите», и сгибаясь в люках-переходах между отсеками, пошли за своим. Только это «свое» им не отдали, а пригрозили трибуналом, вообще армия штука сложная, идет война или не идет, вот тут то пару пару ребят что побойчее, кинули клич «бей мол офицерню», побили и туда куда хотели те Машеньку закрыть, их самих и закрыли. В общем с девочкой разобрались, она ведь инструмент не сложный попросили, припугнули,этому дала, у того взяла и хорошо, и спатки, а вот боевой атомный корабль водазмещением сотни тонн, полный оружия различного вида поражения включая массовый, это по сложней. И поражаясь сами, всплыли поражая. Напуганный Лайм, встав после падения, таращился на черный панцирный метал, качающейся в метрах двадцати, боевой лодки. Капитан яхты, заглушив двигатели, поворачивал носом от подлодки, что б держаться на расстоянии. Мальчик восторженно рассматривал впервые увиденное. Вслед сбежавшей с палубы лодки воды, на нее поднялась группа людей в форме и среди них необычно развивались на ветру светлые волосы девушки. Люди на подводной лодке смотрели в сторону яхты, один из них сложив руки рупором прикричал:
-«Эй, на катере, водка, наркотики, женщины есть?» - и засмеялся.
Так, как он говорил на русском, Лайм, недоуменно спросил меня:
-«Что он говорит не на нашем? Кто они, пограничники что ли?»
-«Это русские» - ответил ему я.
-«Здесь?» - удивился Лайм.
-«Как видишь»- сказал я ему и прокричал им в ответ:
-«Нет, женщин и наркотиков нет, а водки может немного и есть. А у вас, что то случилось?
-«Вы русские?» - что то обговорив между собой спросили с лодки.
-«Мы американцы, это частное судно, выполняющее частный рейс на итальянское побережье, русский язык знаем плохо» - ответил я им.
Пока мы вели переговоры, девушка отделилась от их группы и стала спускаться с верхней на основную палубу. Спустившись, она быстро сбросила верхнюю темную одежду и в полосатой майке и шортах, прыгнула в воду. Заметив это, люди забегали, что то говоря друг другу, она же быстро проплыв разделяющее нас расстояние, уцепилась за какой-то трос, идущий вдоль борта яхты. Уцепилась тонкими девичьими пальцами, удлиненными ногтями и похожими на мокрые когтистые лапы котенка цепляющегося за эмалированные и от этого для него смертельно-гладкие борта ведра, в котором не смотря на его призывы хоть и на кошачьем языке о помощи, руки другого, по ошибке думающего что совершает милосердие, существо топили, это кричащее маленькое насмерть перепуганное существо.
-«Помогите», -простонала тонким охрипшим от попавшей в горло воды, девушка. Мокрые, облепившие часть лица волосы, темные круги под глазами, впалые щеки и бледность кожи из-за проведенных последних дней в подводной железной тюрьме без солнечного света, делали девочку далеко не моделью. И вот, это мокрое существо, держась за тонкий прибортовой трос висело над тысячью двести пятнадцатью и десятками тысяч по круговому горизонту, метров до ближайшей так желаемой ей земли, и смертельно опасной близости от много-тонной железной каторги, где каждая молекула насыщенная смертельным излучением от атомного сердца и подсвеченная десятками сердец источающих призрение и ненависть, хотело жить и просило эту жизнь и тянулось к ней словно мягко-тонкая с полупрозрачной плотью травинка таранящая каменную глыбу на своей дороге к солнцу. А внутри ее, еще не все осознающее и не вполне сформировавшееся, вибрировало на тонких кровеносных нитях новое живое существо. И где-то в таком же вибро-режиме работало сердце сидящего на специальном кресле странноватой конструкции, в техническом паспорте которого стояли суровые ряды букв сложенные в слова: токопроводящие, изоляционно допустимые, тип, серия, марка и так далее, сердце, без такого паспорта, не проводящее, не допустимое без серии, без марки, но по воле букв сложенных в слова: не вминяемый, не рассмотренно, не утвержденно, должно было вибрации свои через секунду прекратить, разорвавшись от промчавшихся по нитям жизни тысяч положительно заряженных частиц, нитям сидящего, еще живого существа. Все понимающего существа и от этого поражающегося. Как и понимающих ровно столько же, вибро-бьющееся в кровавой жиже об белую эмаль медицинского таза, вынятое и оторванное преждевременно существо-человек. И пальцам на тросе в эти секунды так не хватало невидимых, незримых связей, что рвались, лопались, преждевременно прекращались где-то, что они судорожно разжались. И даже не жизнь, восторженно приняла эту промелькнувшую в эквиваленте времени одну миллионную секунды, как нечто настолько величественное, что приняв поразилась бесконечием безмолвно. И одна она замирая в величии, судорожно колебнулась. Теплотой пальцев сомкнувшись на по-холодневшей руке девушки, жизнь прошенно пришла. Пришла сквозь протестующие окрики, ругань и мрак, прошла обогрев любовью все. И судорожно сложила слова:
-«Боже, как холодно, помогите, прошу …»
Не всеми услышанный хрип ее, здесь пусть и усиленный огромным отражателем океаном, как и не слышемый ни кем Лазаря хрип, вырвавшийся во тьму сырой глухой пищеры. Не слышемый, но почувствованный в ночной тиши материнским сердцем. И мать не видя тьмы, пройдет за деревню и станет плакать у камней, за которые вот только день тому ее сына спрятали, умер сказавши. Придет, поплачет, посидит, устало задремает и вот он уже маленький бежит к ней торопливо переставляя ножки, которые она так любит мерять своей шершавой ладонью, а он смеется, ему щекотно. Проснется, посветлело небо, умер, заплачет. Заснет, он вырос, взрослый, он садится рядом, вечер, устало вздыхает, гладит ее по голове, задумчив.
-«Мама, не надо, мама…»- сестра это скажет. Проснется, дочка, светло, гладит ее. Дочка пришла за ней, нужно возвращаться в поселок. Хлопоты отвлекут немного. Придет вечер, он не придет, заплачет, заплачет и он. Ткань собирает с их лиц слезы, вплетет их в свой узор. Заплачу и я, мать его скажет мне, что он все спрашивал где я, что он любил меня. Скажет, пойдем к нему, пойдем. Сядем у камней, помолчим. Помолчит и он. Мать его спросит,где он. Заплачет. Ее слезы упадут на землю, она соберет их в последний узор и свяжет все во едино. Не умер он. Не умер. Мать его тревожно забеспокоиться. Уберут камни. Тихо внутри там, темно. Не умер. Тихо и здесь с наружи,молчат все стоящие. Нет, не умер. Вставай, ну, вставай же. Выйди, ну выходи же. Лучи, суетливо расталкивая невидимых помощников своих, заспешат отсверкаться на каплях слез в узоре и те, что в первых смелых рядах рванулись во тьму, раскачают веки и пробьются в глаза его. И осветят ему путь. Невидимые свяжут разорванное и осмыслят ему все. И он выйдет. Не мертвый. Живой. И мать его, стоящая в свете дня, светлея шагнет к нему. И продрогшие пальцы его, крепко сожмет.
Сожмет безбольно и здесь руку Маши, тот, кто еще не все понимал, но рождался вновь.
-«Что ты, урод бесполый, тянешь эту мокрую крысу, на мою яхту?», громко по хозяйски, раздавая такие странные роли, скажет вышедший с мостика капитан. И хоть Лайм, тянуть еще и не тянул, но зная капитана внутренне напрягся.
-«Ты своей башкой не думаешь, жопа у тебя на плечах, видно потому ты пидар. Отпусти ее клешню и пусть она гребет назад, русалка перетраханная. Ты понял?», привычно выработанным приказным тоном продолжал капитан. А игра все увеличивала количество играющих. На в трое превышающем расстоянии, под весящей над холодном озябшем запястье и почти обезумевшей от страха и непонимания, девочки Маши, в теплой специальной каюте большого воздушного корабля с бортовым номером «19-041» и радио позывным «Колач-сигмы», радио-метрист, на еще более непонятном, даже если бы и услышанным для Маши языке, заговорил в переговорное внутри-бортовое устройство.
-«Капитан, прием-говорит Марио. В квадрате «14 альфа 1», обнаружена подводная лодка в надводном состоянии. Прием. Камеры наведены, фиксирование по всем параметрам включено. Капитан, смотрите картинку».
Командирская кабина самолета выполняющего боевое дежурство на высоте шесть тысяч триста метров, уже осветилась голубоватым светом от двух мониторов, на которых, увеличенное приближение специальных камер наблюдения, покачивалась большая черная сигаро-образная подлодка. Осветив и людей, форма которых увидь их сейчас командующий авио-бригадой специального дальнего патрулирования, старый генерал испытал далеко не патриотическое чувство, имей он возможность видеть то что сейчас рассматривал командир борта 19-041. В синеватом свете экранов, матово-бело, гладко блестели чуть влажные ягодицы, зашедшей двадцать минут назад к капитану, двадцати пяти летней, лейтенанта ВВС Италии, Сильвии Лейс, выполняющей обязанности техника-оператора компьютерно-диагностической лаборатории находящейся на борту, зашедшей уточнить какие-то технические моменты. И вот уже 15 минут и 24 секунды изучала известные ей без всякого компьютерного-диагностировании, параметры полковника Фабрицио Нури, и судя по пото-выделениям из пор ее тела, параметры были удовлетворительными и были бы отличными, если бы не чертова подлодка. Синхронно совпавшие мысли полковника и лейтенанта относительно лодки, заставили, хоть им обоим этого и не хотелось, но переключиться от приятного к нужному, и не узнав, что Сильвия оргазмируя издает звук, похожий на внутре-гортанное мурчание кошки с характерным спазмо-подрагиванием мышц всего тела, а полковник при этом же громко охает, и ссадив с себя белые упругие диагносторы, полковник стал смотреть на экраны, а ссаженая, закурила в рядом стоящем кресле помощника, чуть обиженно смотрела на предмет с которого преждевременно была ссажена, и который упрятывали в форменные брюки. На в половину меньшей высоте и в чуть другого покроя и цвета, но тоже форменные брюки, прямо в это же время, упрятывался точно такой же предмет, только уже отстрелявшийся в очерченный яркой помадой рот девушки секретаря-референта, по работе с корреспонденцией служащей в аппарате президента небольшой обретшей не так давно независимость страны, и не, второпях упрятывавший свое, начальник охраны при президенте, и не,вытирающая уголки рта после стрельб девушка, находясь на борту специального самолета номер один, еще тоже не понимали всей игры. Не понимали, что произошедшее их как-то связало и дало чувство независимости от власти летящего с ними и сидящего после пышного жратвой приема в посетимой с дружественным визитом им стране экзотически-калоритной, в маленькой комнате-туалете, вдыхающего плохо выветриваемый запах экзотических испорожнений-президента.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |