Птичка певчая 07.04.2014 13:57» Глава 11 (окончание)
Мы идем по аллее к зданию ресторана, словно двое пьяных. Он держит меня за талию, а я шатаюсь, будто в моих венах больше алкоголя, чем крови. Но при этом голова гудит, а желудок опять скручивают спазмы.
- Потерпи немного, - тихо говорит мне Сергей.
Я уже не могу говорить. Мне хуже. Я хочу выпить таблетку и прилечь. Все плывет перед глазами. В конце концов, голова начинает кружиться так сильно, что подкашиваются ноги. Он подхватывает меня на руки и несет, не думая о том, как это выглядит со стороны.
Мне не стыдно. Сейчас мне просто плохо. Когда мы почти у входа, навстречу выбегает служащий ресторана. Я почти не слышу, что он говорит. Меня начинает бить мелкая дрожь. Обрывки слов доносятся сквозь вату. Скорая помощь… сам довезу.. передать ли что-то..
В конце концов, в моих руках оказывается стакан ледяной воды.
- Выпей таблетку, - говорит властный голос.
- Что это? - я едва ворочаю языком.
- Понижающее давление, - слышу чей-то ответ.
Если честно, мне сейчас уже все-равно. Глотаю то, что дали. Меня садят на лавочку, кто-то начинает обмахивать меня, протирать лоб холодным влажным полотенцем. Я медленно прихожу в себя, различая фигуры вокруг.
Чувствую, как под носом течет влага. Смахиваю ее пальцами и слышу сдавленный вскрик Сергея.
- Может быть, все-таки скорую?
- Не надо скорой, - шепчу я, пытаясь выпрямиться.
- У тебя кровь носом пошла, - говорит Сергей.
- Давление. Сейчас все пройдет.
Мне утирают кровь, меняют полотенце.
- Управляющий рестораном просит вас следовать в наши специальные апартаменты, - тот же незнакомый голос служащего.
- Показывайте, куда идти, только не через главный вход, - говорит Сергей.
Опять ощущаю свое тело в невесомости, все вокруг движется, меня мутит.
Через несколько длинных мгновений мы оказываемся в каком-то тихом помещении. Я больше не слышу взволнованных голосов, только холодное полотенце на моем лбу меняется с замечательным постоянством.
Наконец, открываю глаза. Это хороший гостиничный номер. Просторные светлые покои, кровать с балдахином. Сергей сидит рядом и больше никого нет.
- Мне нужно в ванную, - мой голос звучит глухо.
Он обнимает меня и помогает подняться. Я без туфель, ноги мягко ступают по толстому ворсу ковра.
- Выйди, - прошу я, падая перед унитазом. Меня опять выворачивает, хотя желудок пуст.
Когда я оглядываюсь, то вижу, что Сергей еще здесь, смотрит встревоженно и не двигается с места.
Откидываюсь назад, прислоняясь к стене. Тогда, когда отец попал в больницу, вроде легче было. Сергей помогает подняться и ведет к раковине, чтобы я могла умыться и прополоскать рот. Потом просто подхватывает на руки и несет в постель. Так много меня еще ни разу в жизни не носили.
Бутылочка ледяной минеральной воды у моих губ кажется манной небесной. Жадно глотаю солоноватую воду, горло обдирают пузырьки. Сергей отходит ненадолго, я слышу, как он разговаривает по телефону, но не могу разобрать ни слова. Потом матрац снова прогибается под тяжестью его тела.
- Как ты себя чувствуешь?
- Дерьмово.
- Звонил Влад.
- Что он?
- Разобрался с заказчиками. Найдена неполадка в программе, но они хотят, чтобы ее устранили немедленно… Волнуется за тебя.
Конечно, волнуется. Я помню, как я рожала Женю. Он все время был со мной, даже в родильном зале. Бледный, нервный, готовый исполнить любое мое требование. И я не представляю, как ему сейчас работается.
- Ты сказал ему обо мне?
- Нет.
Я непонимающе смотрю на Сергея.
- Он не смог бы оставаться там. А о тебе есть кому позаботиться.
Закрываю глаза. Я хочу лишь снова вернуться домой, уснуть в своей постели и проснуться абсолютно здоровой.
В двери стучат. Сергей впускает мужчину с маленьким саквояжем. Доктор?
- Что тут у нас?
- Говорит, давление высокое.
- Сейчас проверим.
Как оказалось, у меня 160 на 100. Для меня очень много. Не удивительно, что чувствую себя космонавтом, запущенным в звездные просторы без подготовки. От укола я отказываюсь. Если выпила перед этим таблетку, то дополнительная доза лекарств для гипертоников может очень сильно сбить давление. Доктор соглашается, выясняет, что я выпила, и дает еще одну таблетку на случай, если в течении 10 минут не почувствую себя лучше.
После ухода врача Сергей садится рядом и берет мои руки в свои.
- Может быть, стоит в больницу поехать?
- Зачем? Приступ сейчас пройдет. Я хочу домой. Вечером Женю нужно забрать. Завтра встреча на работе. Это просто нервы.
- Почему ты нервничала?
Открываю глаза. И что мне ему сказать? Что боялась увидеть его на приеме, такого красивого и самоуверенного, в обнимку с Настей? Что глупое сердце не хочет понимать всей абсурдности и тривиальности сложившейся ситуации?
- На работе много дел. Устала. Вот и вылилось.
- И часто у тебя так бывает?
- Второй раз за все время.
- А первый раз?
- Давно, когда отца скорая забрала с сердечным приступом. Все крепилась, маму поддерживала, а потом как прорвало.
- Сейчас лучше?
- Да, отпускает. Сергей, я хочу домой.
- Может быть, еще немного побудешь здесь, отлежишься?
- Дома отлежусь.
- Хорошо.
Я осторожно спускаю ноги с кровати. В поисках туфель наклоняюсь вперед, но Сергей удерживает меня, становится на колено, берет за щиколотку нежно, словно я рассыплюсь, и бережно одевает туфлю. Едва ощутимо проводит большим пальцем по косточке и отпускает ногу, чтобы то же самое проделать с другой.
Откуда в нем столько нежности? Я не думала, что он на это способен. Всегда властный и деспотичный, страстный и напористый. Даже в постели он не был нежным, а сейчас… Я растеряна и смущена.
Он заставляет меня опереться на его руку, когда мы идем к выходу. На свежем воздухе становится еще немного лучше. Мы ждем, пока подгонят его машину. Он благодарит администратора за заботу и тут я краем глаза замечаю фигуру в блестящем черном платье.
- Сергей, что происходит?
Настя едва сдерживает гнев. Но ее голос разве что немного напряжен, она прекрасно владеет собой, не намереваясь устраивать сцен.
- Ире стало плохо, я отвезу ее домой.
- А что, больше это некому сделать? Папа спрашивал о тебе.
- Передай ему, что я сейчас занят. Вечеринка обождет.
- Ты не можешь поручить это кому-то еще? Некрасиво ведь, гости …
- Мне нет никакого дела до гостей. Если твой отец так переживает из-за моего отсутствия, я позвоню и извинюсь.
Красивые черные брови взмывают вверх.
- Ты что же, не собираешься возвращаться?
- Если потребуется, я останусь, пока не вернется муж Иры,- его голос становится жестким, а взгляд пронзительным. Я вижу,что упоминать Влада он не хотел. Но рада,что все же дал понять, что я замужняя женщина. Иначе слухов не избежать.
Я опускаю глаза и вижу, что лиф платья испачкан кровью. Автоматически тянусь рукой к пятну, уже успевшему засохнуть. Настя, проследив за мои взглядом, видимо понимает, что это не пустая прихоть ее парня. Что мне действительно нехорошо. Поджимает губы, но потом кивает.
- Надеюсь, с вами все будет хорошо.
- Я в этом уверена. Извините, что причинила столько неудобств.
- Тебе не за что извиняться, - перебивает Сергей. – Поехали, тебе нужно в постель.
Что-то в его тоне заставляет вздрагивать нас обеих. Я готова провалиться сквозь землю из-за его бестактности и двусмысленности фразы, Настя же явно получила непрозрачный намек на то,что ее действия вызвали его неудовольствие. Она боится? Переживает, чтобы не потерять его расположение? Он действительно всех своих женщин держит в постоянном напряжении.
Машина едет плавно и, насколько я помню, непривычно медленно. Сергей всегда любил быструю езду.
Он знает дорогу к моему дому. На мгновение я представляю, что мы настоящая пара. Он сейчас уложит меня на кровать, завернет в одеяло и спросит, не хочу ли я чаю или воды. Устроится рядом, включит телевизор, и пока я буду дремать, станет перебирать мои волосы.
Такого я никогда не ждала от Влада. Когда болела, наоборот, хотела, чтобы меня оставили в покое, не выдерживала прикосновений. А сейчас мечтаю, чтобы эти сильные руки, уверенно ведущие машину, обняли меня. И в их колыбели я бы исцелилась.
Возле моего подъезда Сергей уверенно открывает мне дверцу и подает руку, помогая выйти.
- Я сама дойду, - говорю я, не в силах поднять на него глаза.
- Не надейся,что я брошу тебя здесь. Если потеряешь сознание в лифте, вряд ли это будет достойным завершением вечера.
- Не нужно…
Но он уже ведет меня в подъезд. Нажимаю код на двери, пока ждем лифт, украдкой поглядываю вокруг. Не хочу,чтобы соседи нас видели. Любой человек, обладающий зрением, смог бы сказать, что между нами что-то есть. Я знаю это, потому что смотрю на него по-другому. Я впитываю каждую черточку его лица, каждую линию фигуры. Знаю, как жилка на шее пульсирует над воротом рубашки, как тень от щетины покрывает подбородок и волевую челюсть, как ресницы ложатся на его щеки.
В моих глазах голод и я ничего не могу с собой поделать. И даже если я отвожу взгляд, напряжение между нами практически осязаемо.
У дверей квартиры я достаю ключи из сумочки с твердым намерением попрощаться.
- Не предложишь мне чашку чая?
- Я не в том состоянии, чтобы играть роль гостеприимной хозяйки.
- Я нетребовательный гость.
- Сергей…
- Просто проведу тебя до диванчика, заварю чаю, посижу рядом, пока ты позвонишь мужу, и уйду.
И хотя его лицо было бесстрастным, в глазах была какая-то щемящая тоска и невысказанная просьба. Будто ему было важно увидеть, как я живу.
Я сдалась. Повернула ключ в замке и пропустила его в прихожую. Моя квартира не была роскошной, как его апартаменты. И мне было немного не по себе от той неимоверной разницы в наших образах жизни.
Я попыталась увидеть свой дом его глазами. Узкий коридорчик, заканчивающийся ванной и туалетом. Справа зал, слева кухня, дальше по разным сторонам детская и спальня. Комнаты небольшие, на полу старые, но еще приличные ковры, закрывающие не очень новый линолеум. Обои спокойных цветов, и только на кухне ярко-оранжевая плитка под стать гарнитуру. Я сняла обувь, он последовал моему примеру.
- Заварить тебе чай?
- Если ты тоже будешь.
- Я выпью зеленый.
- Тогда я тоже.
Он идет за мной в небольшую кухоньку. Аккуратный стол, маленький уголок и стул занимают почти все свободное пространство. Он присаживается, пока я включаю чайник. На подоконнике мои любимые домашние цветы – фиалки. Черная варочная поверхность из закаленного стекла натерта до блеска. Духовка соответствует ей по стилю. На простой пестрой скатерти стоит блюдо с домашним яблочным пирогом, накрытым белым вафельным полотенцем, вышитым по уголкам – наследство от бабушки.
На холодильнике множество магнитиков и два Жениных рисунка. На одном она стоит между мамой и папой, яркое солнце посылает нам на головы лучи и пытается не затронуть огромный зеленый воздушный шар. На другом нарисована лошадка с голубой гривой и пышным хвостом, вся в яблоках и с дурацкой ухмылкой на своей смешной рожице.
Моя кухня не идет ни в какое сравнение с его дорогой, в стиле хай-тек, кухней.
- У тебя очень уютно, - его голос кажется мне глухим.
Я наливаю чай в кружки и оставляю его, чтобы переодеться. Мне нужно снять испачканное платье, но застирывать пятно сейчас нет сил.
Я возвращаюсь в обычной хлопковой футболке и серых тренировочных штанах.
- Тебе нужно прилечь.
- Хотелось бы.
- Я не задержусь надолго.
Мы идем в зал. Не в спальню же мне вести его. В этой комнате тоже все очень просто. Самый обычный диван и два кресла, обитые бежевым текстилем, стенка и телевизор. На журнальном столике я забыла шкатулку со своими немногочисленными украшениями. Стены украшены нашими фотографиями.
Пару со свадьбы, все остальные – уже после. На двух я и Влад держим новорожденную Женю, лица уставшие, но счастливые. Нас сфотографировали при выписке. Потом многочисленные фотографии дочки в разном возрасте. Мы вместе на отдыхе.
Я ложусь на диван, а Сергей рассматривает снимки. Его руки сжаты, спина напряжена.
Он сейчас смотрит на самые лучшие дни. Тогда я была счастлива, солнце светило ярко и жизнь ободряюще улыбалась.
За последний год что-то изменилось. Радость покинула меня. И по странной прихоти судьбы я нашла этого мужчину.
- Твой чай остынет, - вдруг говорю я.
Он поворачивается и смотрит на меня так долго, что мне становится сложно выносить его взгляд. Изучает мое уставшее лицо, пробегает по губам, ищет что-то в глубине глаз, словно хочет раскрыть мои секреты.
Он расстроен и … зол? Его огорчили эти фотографии? Что же, меня тоже огорчает тот факт, что сейчас передо мной словно встретилось прошлое и настоящее. Мое потерянное счастье, память о котором осталась только на глянцевой бумаге, заключенной в рамочки, и мои несбыточные надежды, воплощенные в этом мужчине с бирюзовыми глазами, такими колючими сейчас, такими пылающими, обжигающими.
- Мой чай уже остыл, Ира.
Он говорит эти слова медленно. Но в них он вложил совсем другой смысл. И я чувствую, что ему больно.
- Позвони мужу, скажи, что с тобой все в порядке. Я захлопну двери.
Он разворачивается и уходит. А вместе с ним уходит и моя душа, оставляя измученное тело в пустой квартире, на холодном диване, среди фотографий со счастливыми лицами, которые мне хочется сорвать и спрятать, потому что все это было давно. Все это больше не обо мне. Потому что я живу только им, дышу им, каждый удар моего сердца адресован ему в надежде услышать ответный стук рядом.
Когда я сухо щелкает замок, беру свой телефон.
- Влад, это я, - голос, как у старухи. – Я дома, мне стало плохо, - слезы бегут по щекам рекой, но голос не дрожит. – Сергей отвез меня домой, все уже хорошо, так что не спеши и не переживай. Как закончишь, забери Женю.
Нажимаю на отбой и разлетаюсь на осколки. Сережа…Сереженька…
Двери грязного лифта открываются и я захожу внутрь, не чувствуя под собой твердой опоры. Прислоняюсь к обрисованной стенке и закрываю глаза.
Когда я увидел, как ей было плохо, что-то словно разорвалось внутри. Я жутко испугался. Она была бледной и ее всю трясло. Первая мысль – это беременность. Что-то не так. Но когда она сказала, что это здесь не при чем, что она не ждет ребенка, меня неожиданно накрыло разочарование. Странное чувство, будто мне действительно хотелось, чтобы внутри нее жила частица меня. А когда ответила, что никогда бы не избавилась от моего ребенка, словно небеса упали на землю.
Она хотела этого? Сердце защемило, меня неудержимо тянуло обнять ее и прижать к груди, целовать красивое лицо, подуть на мокрые ресницы.
Я не знаю, что на меня нашло. Но когда я увидел ее кровь, понял,что готов послать к черту все и вся, лишь бы облегчить боль моей женщины…Моей …
Я был готов положить ее на заднее сидение и мчаться сломя голову в больницу. От этого меня удержало только появление работника комплекса.
Слабая, беззащитная, неожиданно такая родная. Я чувствовал ее боль как свою собственную, и не находил места в номере. А она хотела,чтобы о ней беспокоился муж. Горечь оставляет очень неприятный осадок на языке. У него были на это все права. Я захотел отобрать их, забрать себе.
Я захотел единолично иметь все права на нее, защищать и оберегать, владеть безраздельно. И почти решил, что у меня хватит сил сделать это.
Но здесь, в ее квартирке, на меня словно вылили ушат холодной воды.
Теплый, уютный дом, которого у меня никогда не было. Все дышало ею, все напоминало о ее присутствии. В каждой мелочи, в каждой детали угадывалась ее рука. И любовь.
Цветы на окне, полотенце с вышивкой, кружки, подобранные по цвету к кухне, с забавными надписями и шутливыми рожицами.
Моя мать … Я почти не помню эту женщину. Она бросила меня, когда я был маленьким ребенком. Она никогда не пекла мне пироги, не уверен, что она даже сделала для меня хотя бы один бутерброд.
Я знаю, что отец любил ее. Он прощал ее до тех пор, пока его сердце окончательно не разбилось.
Она возвращалась несколько раз. До сих пор вижу перед собой то яркое летнее утро. Она открыла двери своим ключом. Отец не менял замки после ее первого бегства, надеясь, что она одумается. Я помню, как он ждал, постоянно поглядывая в окно, как только чья-то машина останавливалась у нашего газона. И однажды это оказалось ее такси.
Я бежал к ней, сломя голову. Кричал и плакал. Мне, наверное, было около четырех или пяти лет. Я тянулся к ней руками, дрожа от счастья.
Отец вскочил с кресла и замер, не веря своим глазам.
Она тогда наклонилась ко мне, обдавая запахом дорогих духов. Какими нежными мне показались ее волосы. Гладкие и мягкие. Они коснулись моего лица, я ловил губами прядки. Она с трудом расцепила мои руки, обвившиеся вокруг ее шеи, выпрямилась и посмотрела на отца.
Невероятно красивая женщина, так и не нашедшая счастья в материнстве и семейной жизни.
Она ушла спустя три дня. Я услышал, как они ругались внизу. Выбежал босиком из спальни, перепрыгивая через две ступеньки, несся по лестнице на звук ее голоса. Она стояла у двери с чемоданами. Тогда я понял, что она снова уходит.
Маленькому мальчику простительны слезы. Я выл, как волчонок, хватаясь за подол ее темно-красной юбки, который она пыталась высвободить из моих маленьких кулачков.
Помню, как она склонилась, чтобы чмокнуть меня в лоб, но я не хотел получать прощальный поцелуй. Я хотел, чтобы она целовала меня на ночь, и каждое утро, и каждую секунду моей жизни.
Когда она шла по подъездной дорожке, я как был необутый и в пижаме помчался за ней. Отец пытался меня удержать, но я вырвался и вцепился в ее чемоданы.
Она шла к такси уверенной, танцующей походкой, сквозь зубы уговаривая меня прекратить. И когда мне почти удалось выбить поклажу из ее рук, резко обернулась и оттолкнула меня.
Я упал и ободрал локоть. А она спокойно села в такси. Сквозь пелену слез я помню расплывающийся силуэт удаляющейся машины.
Тогда отец подошел, взял меня на руки и попросил прощения.
- Этой с*ки больше здесь не будет, мой сын. Не плач. Ни одна женщина не стоит этого, - сказал он тогда. Но я чувствовал, что моя пижама намокла на плече, в том месте, куда он спрятал свое лицо.
И сейчас, в доме Иры, я увидел, что могу разрушить. С семейных фотографий на меня смотрела ее дочь, такая безумно счастливая, солнечная девочка. Она играла с родителями на море, строя замки, дергала за ухо ослика в зоопарке, сидя на руках отца, пока мама держала ее за ножку.
Она рисовала их семью. У нее пока есть эта семья. У меня не было, и я никогда не брал в руки карандаши, чтобы нарисовать мать.
Отец не смог мне ее заменить, да и не пытался. Он был мужчиной, не способным на нежные объятия. Иногда в нашем доме появлялись женщины, но я знал, как он относится к ним. Просто украшение его ночей, ничего больше.
Я не знаю, кем стала Ира для меня, но одно я решил наверняка. Ее счастье я не заберу.
Выйдя их подъезда я на мгновение останавливаюсь и глубоко вдыхаю. Эгоизм борется с чувством справедливости. Хочу ее, Господи, как же я хочу ее, домашнюю, растерянную, хрупкую. Хотя бы в последний раз.
Разворачиваюсь и застываю на месте. Если я сейчас вернусь, то не найду сил, чтобы уйти.
Благородство – черта, которую воспитывал во мне отец, начиная с пеленок. Я проклинаю чертово благородство, которое уводит меня от ее дома, уносит за километры, за миллионы причин на расстояние в тысячи одиноких серых дней.
Птичка певчая 18.04.2014 00:04» Глава 12 (начало)
Глава 12
Михаил Петрович согласился встретиться со мной в субботу. Я пожертвовала своим временем ради благой цели. Лавров был занятым человеком, поэтому я ценила его желание лично встретиться, чтобы обсудить судьбу Дома престарелых.
Документацию я передала ему еще раньше. То, что он там прочитал, заставило его пересмотреть график и решиться на поездку в наш город, чтобы своими глазами увидеть весь объем работ.
Он подобрал меня у ЦУМа. И теперь мы едем в его машине на окраину города, где расположен Дом престарелых.
После нескольких фраз о предстоящей встрече в кабине воцаряется тишина. И я невольно погружаюсь в свои мысли.
С того вечера, когда Вронский провел меня домой, прошло около месяца. А я все еще не могу войти в колею.
После его ухода я долго смотрела на наши семейные фотографии. Первым моим порывом было разбить их, бросить чем-то тяжелым в глупые картинки прошлого, где мы с Владом такие счастливые, довольные, где мы еще семья. Это уже давно не актуально. И почему именно фотографии придали Вронскому решимости отступить? Будто бы он раньше не знал, что у меня есть муж, будто не вместе с ним увидел меня на вечеринке впервые?
Я до сих пор не понимаю этого. Но мой телефон больше не звонит, высвечивая его номер с двумя семерками. Я подсознательно ждала, когда снова смогу услышать его голос, даже лично позвонила в компанию, пытаясь передать приглашение от директора Дома детского творчества на открытие компьютерного класса для всех городских ребятишек. Глупый предлог, но эта затея не принесла ожидаемого результата. Его секретарь сухо ответила, что передаст информацию.
Я часами думала,что же такого произошло в тот день. Что в моей квартире было не так? Возможно, там я выглядела иначе, как мать семейства, привыкшая хлопотать у плиты, а не как привлекательная женщина, имеющая в своем арсенале достаточный запас сексуальности, чтобы пленить мужчину.
А потом я поняла, что от прошлого не убежать. Оно – словно клеймо на моей коже, на моей жизни. Возможно, эти семейные снимки сказали ему то, что он как-то не замечал раньше – у меня есть ребенок, я уже несколько лет в браке, моя жизнь сложилась и потекла размеренно, словно река по равнине. Со мной нет никакого будущего. А все, что я могла ему дать, он уже взял. И получив наглядное тому доказательство Сергей ушел. Ушел навсегда.
Я видела его лишь однажды. Это была случайная встреча в торговом центре. Как и в прошлый раз, они с компанией шли в боулинг. А мы с Женей после похода по магазинам решили сделать остановку в детском кафе.
Он не видел меня, зато я все прекрасно рассмотрела. Жизнерадостный, сильный, он улыбался какой-то девушке. Не Насте. Я даже немного удивилась, потому что была уверена, что таких, как она, не бросают. Но он обнял эту длинноногую рыжулю и поцеловал, не стесняясь любопытных глаз.
Она с легкостью обвила его руками и чувственно выгнулась, пока их рты сливались в яростном поцелуе.
Тогда я пришла домой, словно больная. Долго не могла прийти в себя, лежа на диване. А когда Влад подошел и притронулся рукой ко лбу, вскочила, словно меня ужалили, и унеслась в ванную, не сумев вынести его прикосновения.
Глупо. Таких срывов я себе больше не позволяла.
Однако отношения с мужем оставались отвратительными. От его манеры все спускать на тормозах меня начало тошнить. Любой другой мужчина уже орал бы на меня, колотя рукой по стене, призывая к честному ответу. А Владу словно не требовалась правда. Он не хотел ее знать. А потому не устраивал разборок и сцен. Мое плохое настроение списывалось на усталость. Моя холодность в постели не мешала ему приходить ко мне снова и снова.
В конце концов я обозвала себя с*кой и постаралась стать прежней.
- Все выглядит не очень-то впечатляюще, - говорит Михаил Петрович. Я резко возвращаюсь в реальность, запирая свои мысли и чувства глубоко в чулане своей души. Там им, ненужным, и место.
- Да, я знаю. Делать нужно много, но, поверьте, никто не достоин того, чтобы так доживать свой век, - говорю я.
- Я плохо помню дорогу. Покажите мне, куда дальше?
- Да. Дальше, метров через сто, будет заправка, за ней по развилке налево, а там уже прямо. Здание видно с дороги.
Когда машина припарковалась возле разбитого бордюра, несколько старичков, прогуливающихся в скудной тени небольшой аллеи с интересом посмотрели на нас.
Лавров уверенно направился ко входу, а я почему-то стою и смотрю на худенького мужчину на невысокой лавке с ободранной зеленой краской. Я вспомнила, как унизительно с ним обращалась сотрудница, работающая здесь, и мне захотелось подойти и сесть рядом, просто чтобы узнать, как у него дела.
Но Лавров повернулся, чтобы окликнуть меня, и я торопливо бегу к нему.
Его карие глаза темнеют до черноты, когда он видит разруху внутри. Я замечаю, как его нос морщится от затхлого запаха старости и грязи.
Цепкие глаза отмечают все – и трещины в стенах, и неровный, вздувшийся или протертый линолеум, и пятна на потолке в тех местах, где крыша дала течь.
- Да здесь работы- непочатый край! – взрывается он. – Как можно жить в таком убогом месте?
- Вот и я о том же.
- Когда городской совет снимает этот объект со своего баланса?
- Окончательное решение примут уже на этой сессии. Но это, по сути, чисто технический вопрос.
- Хорошо. Кто-то еще принимает участие в судьбе стариков?
- Да, фармацевтическая компания и еще один предприниматель, частное лицо.
- Нам многое нужно будет обговорить. Где тут кабинет директора?
- Пойдемте, я покажу.
Разговор с директором был коротким. Лавров дал понять, что он скоро будет принимать здесь решения, а от женщины с прокуренным, низким голосом и уставшим лицом требовался только один ответ – или она продолжает работать здесь, но уже отчитываясь перед спонсорами, либо увольняется. Она выбрала первое.
Мне кажется, что она неплохой руководитель, но каши не сваришь, если нет крупы. Как можно было делать здесь хоть что-то, не имея на это средств. Это была не ее вина. И я это понимала, и Лавров.
Но его грубость в конце концов навела меня на мысль, что он таким образом четко дает знать – он не потерпит того, что очень распространено в бюджетных заведениях – махинаций с финансами. При нем здесь никто не сможет положить и копейки в свой карман.
Еще полчаса мы рассматривали жилые комнаты, столовую, холл со старым телевизором, разбитые дорожки, на которых куски асфальта дрейфовали, словно льдины на весенней реке.
- Я переговорю с другими спонсорами. Нужно, чтобы кто-то один был главным управляющим, занимался отчетами и контролировал деятельность заведения.
- Судя по вашей доле финансовой помощи, было бы логично предположить, что это будете вы.
- Я тоже так думаю. И вряд ли кто-то станет возражать. Вся эта бумажная волокита…
- Вам следует встретиться с моей начальницей. Ну, или хотя бы созвониться. Это ее идея – передать Дом престарелых кому-то на попечение, а не просто закрыть. Думаю, она захочет выразить вам свою благодарность. И к тому же, многое может рассказать о нуждах здешних обитателей.
- Хорошо. Как скажете, Ирина.
Михаил Петрович настоял на том, чтобы отвезти меня домой. Я и не возражала. Он – приятный человек. Находясь рядом, я ощущаю его бьющую через край жизненную энергию. Судя по тому, какой у него напряженный график, он не позволяет себе много отдыхать. И даже смерть любимой жены не подкосила его, не превратила в рохлю, убитого горем вдовца, запустившего себя.
Я и сама чувствовала себя рядом с ним спокойнее и уверенней.
- Ира, а давно вы знаете Хомутова? – Я слегка теряюсь, услышав этот вопрос.
- Мой муж работает в его компании. Несколько лет, наверное, знаю. Но чаще встречаться стали только после повышения супруга.
- А я знаком с ним с детства. Росли в одном дворе, ухаживал за одной девчонкой, - он тепло улыбается.
- Понятно.
- Тогда, когда я увидел его в ресторане, он был с дочкой и еще одним мужчиной.
- Да, Настя выполняла роль хозяйки на приеме в честь его юбилея совсем недавно. Очень приятная молодая женщина, - я стараюсь говорить спокойно. О Вронском не упоминаю специально, чтобы не привлекать внимания к его персоне. Однако мой маневр не принес ожидаемого результата.
- И его заместитель, Сергей Вронский, тоже произвел впечатление. Смекалистый парень вроде?
Я медленно леденею внутри. К чему этот разговор? Собираюсь с силами, чтобы ответ звучал как можно равнодушнее.
- Мой муж говорит, что он на своем месте. Талантливый руководитель.
- Ваш муж хорошо его знает?
- Он работает под его непосредственным началом. В прошлом месяце возникли небольшие трудности с клиентами. Влад сказал, что с помощью начальника ему все удалось урегулировать быстро и без последствий.
- Молодой, но с мозгами.
Я молчу. Говорить сейчас о Вронском нет никакого желания. И я вообще не понимаю, зачем Лавров у меня о нем спрашивает.
- Наверное, мой старый друг рассчитывает на него, не только как на сотрудника, но и как на будущего зятя.
- Вы так думаете? – мой голос звучит сухо, словно треск пожухлой травы, выжженной солнцем.
- Да, я посидел с ними тогда. Настя очень хорошо к нему относится.
Я опять не нашлась с ответом. Что мне ему сказать? Что муж из него получиться не очень, потому что он видит себя только ни с кем не связанным любовником? Что, встречаясь с ней, спал со мной, и, наверняка, не только со мной?
И вдруг замечаю пытливый взгляд проницательных карих глаз. Неужели тогда, в ресторане, он что-то заметил? Господи, как стыдно! Против воли чувствую, как щеки заливает предательский румянец и отворачиваюсь к окну.
Лавров больше ничего не говорит, просто ведет машину и отвечает на частые телефонные звонки.
Меньше всего мне бы хотелось, чтобы о моей связи с начальником мужа знал кто-то посторонний. И звучит-то как ужасно и цинично! Словно я шлюха, выбирающая более обеспеченного мужчину. Гадко так, что самой тошнит.
Даже не представляю, что обо мне сейчас думает Лавров. И когда наша совместная поездка подходит к концу, испытываю настоящее облегчение.
Мы прощаемся, когда он высаживает меня на том же месте, где подобрал. Я решаю, что делать. Сразу вернуться домой или несколько часов побродить по магазинам. Я выбираю одиночество. Мне необходимо отвлечься, просто немного помолчать, не отвечая на вопросы домашних, делать какие-то механические движения.
Денег с собой немного, но это мне никогда не мешало ходить по магазинам. Иногда сам процесс намного интереснее, чем факт покупки.
Я долго рассматриваю ювелирные украшения, восхищаясь про себя чистотой бриллиантов, тем, как они могут ловить свет и удерживать его в себе, заставляя играть миллионами бликов.
Мой самый любимый отдел – парфюмерный – сейчас пуст. Для меня есть какая-то особая магия в запахах и звуках. И если окружить себя звуками у меня практически нет возможности, то капнуть на свою кожу чуточку волшебных духов я могу всегда.
Сколько себя помню, я всегда принюхивалась к людям. Мама дразнила меня собачкой. Нелестное прозвище для девочки, но меня это не волновало.
Иногда я смотрела на человека, ничем не примечательного, и не могла отвернуть от него голову. Гораздо позже я смогла понять, в чем секрет привлекательности таких людей. Их запах!
Терпкий или сладкий, легкий или насыщенный, успокаивающий или будоражащий.
В тринадцать лет мне впервые подарили маленький флакон собственных духов. С тех пор я всегда пахну чем-то. В зависимости от настроения. У меня пять видов духов, но и этого мало.
Разноцветные баночки почти повергают меня в состояний эйфории. Я брызгаю туалетную воду на полоски-тестеры, чтобы услышать весь букет, закрываю глаза от наслаждения и подолгу втягиваю в себя понравившиеся запахи.
Пока я пытаюсь обновить обоняние, опустив нос в баночку с кофейными зернами, за стеклянной перегородкой, отделяющей маленький бутик от остального пространства магазина, вижу знакомую фигуру и замираю.
Вронский под ручку со своей рыжеволосой спутницей выходит из отдела нижнего белья, прямо напротив парфюмерного. У нее в руках пакет с фирменной эмблемой. Она зазывно улыбается, пока он притягивает ее к себе за бедро и что-то шепчет на ухо. Она заливается звонким смехом и качает головой, опустив глаза.
Резко втягиваю воздух, вдруг понимая, что не дышала несколько секунд. Но грудь по-прежнему сдавливает с невероятной силой. Пульс бьется в ушах, заглушая остальные звуки.
Они почти прошли мимо. На короткий миг во мне вспыхивает облегчение от того, что я осталась незамеченной. Но парочка останавливается. Сергей притягивает ее за талию к себе, такую длинноногую, высокую, ему под стать, и целует агрессивно, страстно.
Жизнь покидает мое тело. Я старалась не вспоминать, каково это – ощущать его вкус, его прикосновения. Я запрещала себе думать об этом по ночам, отгоняла эти мысли во время работы, уборки, готовки.
И сейчас он всего в нескольких метрах дает мне новые воспоминания - как он выглядит, когда целует другую, как закрываются его глаза, двигается челюсть, наклоняется голова, определяя максимально удобный угол. Я знаю, как он умеет это делать – подчиняет, поглощает, разжигает неистовый голод, утолить который может только он сам.
И вдруг, не прерывая поцелуя, он открывает глаза и его бирюзовый взгляд встречается с моим.
Нет, он не остановился, не отстранил от себя девушку, не кивнул мне головой в молчаливом приветствии.
Наоборот, после мимолетного замешательства, глядя мне в глаза он целует ее еще жарче, прижимает еще ближе.
Не могу отвернуться. Так и стою с поднятым на уровень груди флаконом, впитывая все подробности этой отвратительной сцены.
Я лишилась спокойствия в тот момент, когда встретила его. А когда он впервые взял меня, в мире больше не осталось мужчин, кроме него. Все эти дни мне было больно, одиноко, невыносимо одиноко. Когда мы с Женей прогуливались по набережной, гуляли в парке, развлекались в торговом центре, я видела перед собой его лицо. И думала, что что-то значила для него.
Сейчас я вижу, как сильно я ошибалась. Я ничего, нуль, пустое место. Ненавижу, как же я его ненавижу!
Резко ставлю духи на место. Рука сжимает сумочку. Каблуки невозмутимо стучат по мраморному полу. Я выхожу из бутика медленно, с гордо поднятой головой. Неотрывно смотрю в его лживые, красивые глаза. Помнишь, как целовал меня? Как хотел до безумия? Пусть за этим не было ничего, кроме похоти. Во всяком случае для тебя. Но неужели мои губы не были мягкими и сладкими? И разве мое тело не идеально помещалась в твоих руках, когда ты обнимал меня так же, как обнимаешь ее?
Он мог прочесть это в моих глазах, когда я проплыла всего в нескольких сантиметрах от целующейся парочки, покачивая бедрами. Какой-то мужчина оглянулся мне вслед и я едва заметно улыбнулась ему. Сзади раздался странный звук. Готова поклясться, это был Сергей.
- Что случилось? – услышала я щебетание его подружки.
Но его ответа я уже не смогла разобрать. Удаляясь той же неспешной плавной походкой, я желала ему медленной, мучительной смерти.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |